Страница:
Стиснув зубы, Смит принялся копать еще глубже. Вдруг все же выяснится, что эти двое – одно и то же лицо? Ответ терялся где-то в гигантской базе данных.
А если не в ней, значит, где-то за ее пределами. В сети. В киберпространстве.
Глава 6
Глава 7
А если не в ней, значит, где-то за ее пределами. В сети. В киберпространстве.
Глава 6
Израсходовав весь запас гнева, ураган «Элвис» тихо угас где-то посреди Атлантики. Только проливной дождь еще напоминал о его разрушительном набеге.
Римо шагал по Уолластон-Бич, не обращая внимания на дождь. Дождь был теплый, в то время как с залива Куинси дул не по сезону холодный ветер. Ни того, ни другого Римо не чувствовал.
После Чиуна он был самым могущественным из смертных, которых видела современная история человечества. Но и этого он не ощущал.
Он чувствовал лишь странную опустошенность.
Под шум ливня, что хлестал по пляжу, оставляя маленькие кратеры на песке, Римо подводил итоги своей жизни.
Благодаря Синанджу он выглядел на десять лет моложе своего настоящего возраста. Благодаря Синанджу он мог завоевать сердце любой женщины. Благодаря Синанджу он стал непревзойденным мастером во всех боевых искусствах, какие только были изобретены человеком.
Он умел дышать каждой клеточкой своего тела, превосходно владел всеми данными ему от природы чувствами и вполне мог рассчитывать прожить сто и более лет, если только его не подстережет насильственная смерть. Он был обязан Синанджу решительно всем.
Дар, который вручил ему мастер Синанджу, был поистине феноменальным.
Разумеется, в такой ситуации имелись и свои недостатки. Он не мог есть мясо или переработанную пищу, пить алкогольные напитки и курить сигареты. Однако Римо не страдал без всего этого. А после того, как обнаружил, что к его услугам любая представительница слабого пола, женщины быстро ему наскучили. Дамы реагировали на его уверенную поступь, на его мускулистое тело, которое, казалось, сама природа выбрала эталоном совершенства, или на особый запах самца, который он испускал, сам того не подозревая. Женщины липли к нему не потому, что он обладал привлекательной внешностью, и не потому, что они надеялись обрести в его лице нежного любовника или верного мужа. Нет, это был чистый, неприкрашенный секс.
Всю свою жизнь Римо искал любовь. Отчасти он нашел ее в старике корейце, который относился к нему со строгостью, а иногда и с презрением и все же отечески любил его.
Римо всем был обязан Чиуну.
Хотя, по сути, он никогда ничего и не имел. Ни жены, ни близких. А о своей работе он не мог никому рассказать даже по секрету. Да и некому было рассказывать.
Только теперь после нелепой гибели Роджера Шермана Ко Римо вдруг понял всю никчемность своего существования.
За те двадцать лет, в течение которых он являлся секретным убийцей, Америка не стала раем. В школах то и дело звучали выстрелы; на улицах царили страх, наркотики и насилие. Даже национальный капитал стал неуправляемым. Страна находилась на грани мятежа. Казалось, еще немного – и введут чрезвычайное положение.
Чиун же не уставал повторять, что Америка обречена. Полагаться на правление народа и для народа было величайшей глупостью. Кореец уверял, что Америке необходим император, ибо в противном случае власть в стране захватит мафия, и настаивал на том, что рано или поздно от Соединенных Штатов останется одно воспоминание. Даже самые могущественные империи исчезают с лица Земли. Просто с Америкой это произойдет быстрее, говорил он, потому что страной правят идиоты.
Случалось, Римо склонен был согласиться с ним. Президенты, один за другим, оказывались не в состоянии управлять ситуацией, будучи повязанными по рукам и ногам Конгрессом и прессой. Римо почти не сомневался, что конгрессмены все сплошь наркоманы, разубедить его могло бы лишь обязательное публичное освидетельствование депутатов. Америка, дойдя до рубежа столетия, словно оцепенела. Хуже того, она трещала по швам.
Римо с легким сердцем вышел бы из игры.
Если бы не Чиун. Чиун, который будет говорить, что не хочет, чтобы Римо раньше времени сошел в могилу, будет давить на жалость, а если Римо откажется от контракта, сделает так, чтобы он терзался угрызениями совести.
Римо видел лишь один выход: отстраниться от мастера Синанджу. Правда, при одной лишь мысли об этом сердце его холодело. Чиун был для него все равно что отец. Даже больше, чем отец. Но период ученичества остался в прошлом. Римо целиком овладел искусством Синанджу. Возможно, думал Римо, глядя на затянутый пеленой дождя залив, настала пора кардинальных мер. Вероятно, ему необходимо найти самого себя, прийти к какому-то решению, в котором не было бы места ни его деятельности в качестве агента КЮРЕ, ни крохотной рыбацкой деревушки в Северной Корее, облик которой не менялся вот уже три тысячи лет, с тех пор как она, чтобы выжить, впервые начала отправлять своих сыновей в чужие страны в качестве убийц.
Может, уже пора начать жить своей собственной жизнью? Если Чиун любит его, наверняка поймет. Ведь и сам он когда-то – лет семьдесят или восемьдесят назад – был молодым.
Достигнув каменистого места, где кончался пляж, Римо уже принял решение. Впрочем, не остановился: ноги в мягких кожаных мокасинах сами несли его по гранитным глыбам волнорезов, установленных, чтобы сдерживать разрушительное воздействие Атлантики. Даже сквозь кожаные подошвы он чувствовал неумолимую твердость камней, которые, казалось, олицетворяли собой тот тернистый путь, который ему предстояло пройти.
Остановившись на одной из самых крупных глыб, Римо взглянул вниз. Там, где другие увидели бы лишь куски гранита, Римо видел потрескавшиеся фрагменты земной мантии. На краях глыб застыли отметины, явно оставленные зубилом в те давние времена, когда эти камни вырубили где-нибудь в карьере Куинси и, обтесав, придали ту продолговатую форму, которую они и сохранили до наших дней. Валуны эти лежали здесь еще тогда, когда Римо не было на свете, и даже ураган «Норнан» не смог их поколебать.
Проведя ступней по гладкой гранитной поверхности, Римо нащупал уязвимое место и, опустившись на одно колено, правой ладонью коснулся камня.
Живая плоть столкнулась с мертвым гранитом, и по камню пробежала трещина.
Гранитная глыба распалась на две идеально равные половины, и Римо перепрыгнул на другой камень.
Если не подвернется ничего лучшего, мрачно усмехнувшись, подумал он, можно будет подрабатывать в качестве камнереза.
Усмешка слетела с лица Римо, когда до его слуха донесся окликнувший его скрипучий голос:
– Римо! Это ты?
– Чиун?!
Чиун смял в ладони пакетик из-под попкорна, и бумажный шарик исчез в одном из широких рукавов его кимоно. Затем он встал и зашлепал сандалиями по камням, направляясь к своему ученику. На лице Римо появилось слабое подобие улыбки – возможно, к нему вернулось хорошее настроение.
Однако когда кореец подошел ближе, он увидел, что на лице его ученика лежит печать тревоги. Чиун подумал о том, сколько страданий выпало на долю Римо, и даже искусство Синанджу было здесь бессильно.
Мастер заглянул в глаза Римо и сказал:
– Ты предавался размышлениям.
– Я принял непростое решение, папочка.
В голосе Римо звенела печаль, и мастер Синанджу решил ему помочь.
– Ты хочешь искать новые горизонты?
– Откуда ты знаешь?
– Отец должен знать своего сына.
– Не обижайся, но... то есть я хочу сказать, что у меня ведь нет отца.
– Не совсем так. Ты просто не знаешь своего отца. Ты стоишь здесь и созерцаешь сладкое великолепие мира. Лишенный отца, ты был бы лишен и этой роскоши, поскольку тебя не было бы на свете.
– Понятно. Я имел в виду, что ты мой учитель и мой друг. Но ты мне не отец.
Чиун задумчиво склонил голову набок.
– И все же ты называешь меня отцом... когда бываешь в настроении.
– Ты оказал мне честь быть моим учителем и советчиком. Но теперь я должен найти самого себя.
– Найти себя? Но вот он ты! Стоишь на берегу океана, в стране, где родился. – Чиун устремил взор вдаль, туда, где в дождливой дымке простирались воды залива. – Иногда мне хочется оказаться на морском берегу в моей стране. Но, увы, пока мне этого не суждено.
– Если ты намерен пробудить во мне чувство вины, не стоит стараться, – предупредил его Римо.
– Я просто размышляю о своей судьбе. Как и ты.
– Хорошо сказано. Однако мне пора идти.
– Я не могу пойти с тобой, сын мой. Ты это знаешь.
– Туда, куда мне следует пойти, я должен отправиться один.
– А как же контракт, который еще не подписан?
– Теперь это касается только тебя и Смита. Контракт на год. Возможно, через год я вернусь.
– Думаю, мне удастся успокоить Смита.
– Не ожидал от тебя такой сговорчивости.
– Понятно теперь, почему у тебя такая кислая мина, – промолвил Чиун. – Э-хе-хе. Понятно-понятно, почему у тебя такая кислая мина. Э-хе-хе.
Римо улыбнулся. Мастер Синанджу не скрывал, что ему приятно видеть улыбку на лице ученика.
– Я рад, что ты не стал устраивать мне выволочку, – отозвался Римо.
Они шли на песчаный пляж; за их спинами маячил силуэт Бостона.
– Ты взрослый человек и имеешь право самостоятельно принимать решения, – обронил Чиун.
Дождь уже стихал, и из-за серого полога грозовых туч выглянуло солнце, готовое вот-вот исчезнуть за горизонтом. Смеркалось, и по пустынному пляжу протянулись длинные тени.
– Ну и куда ты теперь? – вполголоса спросил кореец.
– Не знаю. У меня нет корней, к которым я мог бы вернуться. Детский дом давным-давно сгорел, а возвращаться в Ньюарк мне нельзя. Вдруг узнают. А ведь все считают, что я мертв.
– Хорошо, что ты не хочешь возвращаться в те места, где бывал раньше.
– Почему?
– Потому что будущее лучше начинать там, где никогда не был.
– Интересная мысль.
– Одно меня беспокоит...
– Что именно?
– Шива.
Римо долго не произносил ни слова. Они шли в полной тишине, совершенно бесшумно ступая по песку и не оставляя следов.
– Я не верю в Шиву, – наконец выдавил Римо.
– Согласно легендам моего дома, ты живое воплощение Шивы-разрушителя. Ночной тигр-охотник, сотворенный мастером Синанджу.
– Легенды врут, – бросил Римо, не скрывая раздражения.
– Тебя беспокоит что-то еще – не только смерть этого невинного человека. Я прав?
– Это тянется уже довольно долго, – признался ученик.
– Но после того задания тебе стало особенно тяжело. Тебе кажется, что ты знаешь Тибет, но ты никогда раньше в этой стране не был. Предание гласит, что там обитает Шива-разрушитель. Твой мозг в отличие от разума помнит эту страну по прежней жизни.
Римо досадливо покачал головой:
– Я не верю в Шиву. Не верю в реинкарнацию. Я Римо Уильямс, и точка. Всегда им был и всегда буду.
– Нет, не всегда.
– Уточню. Когда я не был Римо Уильямсом, меня вообще не существовало на свете. Я перестану быть Римо Уильямсом, когда умру. Вот и все.
Чиун вскинул брови в притворном изумлении:
– Как? Для Римо Уильямса не существует христианского понятия загробной жизни? Ты не надеешься встретиться с белыми ангелами, которые искупят твои земные грехи и осенят своей благодатью?
– После того, что я сделал с Роджером Шерманом Ко, вряд ли я могу на это рассчитывать.
– Коль скоро ошибка не на твоей совести, то тебе не в чем себя винить.
Римо промолчал.
– Перед тобой стоит всего одна проблема, а не две, – продолжал Чиун.
– Вот как?
– Ты хочешь найти себя, но не знаешь, кто ты.
– Я только что тебе сказал: я Римо Уильямс. Ни больше ни меньше.
– А откуда тебе известно, что ты Римо Уильямс?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты что, появился на свет с клеймом на спине? Или твое имя было вытатуировано у тебя на руке?
– Так меня звали в приюте.
– И ты поверил им на слово?
Римо нахмурился:
– Ты просто стараешься сбить меня с толку.
– Напротив, я хочу, чтобы ты кое-что уразумел. Тебя сбивали с толку девственницы, которых ты называешь монахинями. Это случилось задолго до того, как я впервые услышал твое странное имя. Ты утверждаешь, что не имеешь корней, – на самом деле ты их просто не знаешь.
Римо остановился:
– Ты имеешь в виду моих родителей?
– Как сказать...
– Я уже пытался их разыскать, но Смит утверждает, что никаких сведений не сохранилось. И насколько я помню, именно ты всегда старался отвлечь меня от этих мыслей.
– Тогда ты был моложе. Возможно, теперь настало время найти их.
– Что значит найти? Не думаешь ли ты, что они еще живы?
– Я этого не говорил, – не замедлил ответить Чиун.
– Мне всегда казалось, что они погибли в автомобильной катастрофе или что-то в этом роде, – задумчиво произнес Римо. – Иначе я бы не очутился в приюте.
– Почему ты так думаешь?
– Потому, – произнес Римо, в глазах которого блеснули слезы, – потому что мне было невыносимо думать, что они просто вышвырнули меня, как собачонку.
– И этот страх преследовал тебя на протяжении всей жизни? – осторожно осведомился Чиун.
– Да.
Кореец печально кивнул:
– Тогда этому пора положить конец. Разыщи своих родителей, Римо Уильямс, живых или мертвых. И освободись наконец от детских страхов.
Римо смахнул со щеки слезу.
– Я не рассчитывал на твое понимание, отец. И благодарен тебе от всего сердца.
– Не стоит благодарности, Римо Уильямс. Пусть я тебе не настоящий отец, но в душе всегда стремился заменить его.
– Спасибо.
– Когда ты намерен уехать? – спросил старик, не спуская с Римо понимающих глаз.
– Не знаю. Завтра. Или через день. Я не знаю, с чего начать.
– Я знаю.
– Вот как? С чего же?
– Начни со Смита. Когда-то его оракулы давали весьма точные предсказания.
– Когда-то, но только не теперь, – мрачно заметил Римо.
Римо шагал по Уолластон-Бич, не обращая внимания на дождь. Дождь был теплый, в то время как с залива Куинси дул не по сезону холодный ветер. Ни того, ни другого Римо не чувствовал.
После Чиуна он был самым могущественным из смертных, которых видела современная история человечества. Но и этого он не ощущал.
Он чувствовал лишь странную опустошенность.
Под шум ливня, что хлестал по пляжу, оставляя маленькие кратеры на песке, Римо подводил итоги своей жизни.
Благодаря Синанджу он выглядел на десять лет моложе своего настоящего возраста. Благодаря Синанджу он мог завоевать сердце любой женщины. Благодаря Синанджу он стал непревзойденным мастером во всех боевых искусствах, какие только были изобретены человеком.
Он умел дышать каждой клеточкой своего тела, превосходно владел всеми данными ему от природы чувствами и вполне мог рассчитывать прожить сто и более лет, если только его не подстережет насильственная смерть. Он был обязан Синанджу решительно всем.
Дар, который вручил ему мастер Синанджу, был поистине феноменальным.
Разумеется, в такой ситуации имелись и свои недостатки. Он не мог есть мясо или переработанную пищу, пить алкогольные напитки и курить сигареты. Однако Римо не страдал без всего этого. А после того, как обнаружил, что к его услугам любая представительница слабого пола, женщины быстро ему наскучили. Дамы реагировали на его уверенную поступь, на его мускулистое тело, которое, казалось, сама природа выбрала эталоном совершенства, или на особый запах самца, который он испускал, сам того не подозревая. Женщины липли к нему не потому, что он обладал привлекательной внешностью, и не потому, что они надеялись обрести в его лице нежного любовника или верного мужа. Нет, это был чистый, неприкрашенный секс.
Всю свою жизнь Римо искал любовь. Отчасти он нашел ее в старике корейце, который относился к нему со строгостью, а иногда и с презрением и все же отечески любил его.
Римо всем был обязан Чиуну.
Хотя, по сути, он никогда ничего и не имел. Ни жены, ни близких. А о своей работе он не мог никому рассказать даже по секрету. Да и некому было рассказывать.
Только теперь после нелепой гибели Роджера Шермана Ко Римо вдруг понял всю никчемность своего существования.
За те двадцать лет, в течение которых он являлся секретным убийцей, Америка не стала раем. В школах то и дело звучали выстрелы; на улицах царили страх, наркотики и насилие. Даже национальный капитал стал неуправляемым. Страна находилась на грани мятежа. Казалось, еще немного – и введут чрезвычайное положение.
Чиун же не уставал повторять, что Америка обречена. Полагаться на правление народа и для народа было величайшей глупостью. Кореец уверял, что Америке необходим император, ибо в противном случае власть в стране захватит мафия, и настаивал на том, что рано или поздно от Соединенных Штатов останется одно воспоминание. Даже самые могущественные империи исчезают с лица Земли. Просто с Америкой это произойдет быстрее, говорил он, потому что страной правят идиоты.
Случалось, Римо склонен был согласиться с ним. Президенты, один за другим, оказывались не в состоянии управлять ситуацией, будучи повязанными по рукам и ногам Конгрессом и прессой. Римо почти не сомневался, что конгрессмены все сплошь наркоманы, разубедить его могло бы лишь обязательное публичное освидетельствование депутатов. Америка, дойдя до рубежа столетия, словно оцепенела. Хуже того, она трещала по швам.
Римо с легким сердцем вышел бы из игры.
Если бы не Чиун. Чиун, который будет говорить, что не хочет, чтобы Римо раньше времени сошел в могилу, будет давить на жалость, а если Римо откажется от контракта, сделает так, чтобы он терзался угрызениями совести.
Римо видел лишь один выход: отстраниться от мастера Синанджу. Правда, при одной лишь мысли об этом сердце его холодело. Чиун был для него все равно что отец. Даже больше, чем отец. Но период ученичества остался в прошлом. Римо целиком овладел искусством Синанджу. Возможно, думал Римо, глядя на затянутый пеленой дождя залив, настала пора кардинальных мер. Вероятно, ему необходимо найти самого себя, прийти к какому-то решению, в котором не было бы места ни его деятельности в качестве агента КЮРЕ, ни крохотной рыбацкой деревушки в Северной Корее, облик которой не менялся вот уже три тысячи лет, с тех пор как она, чтобы выжить, впервые начала отправлять своих сыновей в чужие страны в качестве убийц.
Может, уже пора начать жить своей собственной жизнью? Если Чиун любит его, наверняка поймет. Ведь и сам он когда-то – лет семьдесят или восемьдесят назад – был молодым.
Достигнув каменистого места, где кончался пляж, Римо уже принял решение. Впрочем, не остановился: ноги в мягких кожаных мокасинах сами несли его по гранитным глыбам волнорезов, установленных, чтобы сдерживать разрушительное воздействие Атлантики. Даже сквозь кожаные подошвы он чувствовал неумолимую твердость камней, которые, казалось, олицетворяли собой тот тернистый путь, который ему предстояло пройти.
Остановившись на одной из самых крупных глыб, Римо взглянул вниз. Там, где другие увидели бы лишь куски гранита, Римо видел потрескавшиеся фрагменты земной мантии. На краях глыб застыли отметины, явно оставленные зубилом в те давние времена, когда эти камни вырубили где-нибудь в карьере Куинси и, обтесав, придали ту продолговатую форму, которую они и сохранили до наших дней. Валуны эти лежали здесь еще тогда, когда Римо не было на свете, и даже ураган «Норнан» не смог их поколебать.
Проведя ступней по гладкой гранитной поверхности, Римо нащупал уязвимое место и, опустившись на одно колено, правой ладонью коснулся камня.
Живая плоть столкнулась с мертвым гранитом, и по камню пробежала трещина.
Гранитная глыба распалась на две идеально равные половины, и Римо перепрыгнул на другой камень.
Если не подвернется ничего лучшего, мрачно усмехнувшись, подумал он, можно будет подрабатывать в качестве камнереза.
Усмешка слетела с лица Римо, когда до его слуха донесся окликнувший его скрипучий голос:
– Римо! Это ты?
– Чиун?!
* * *
Мастер Синанджу поднял свою птичью голову. Он сидел на скамейке в тенистом прибрежном сквере за россыпью камней, бросая кукурузные хлопья кружившим над ним бакланам и чайкам, и одновременно следил за Римо.Чиун смял в ладони пакетик из-под попкорна, и бумажный шарик исчез в одном из широких рукавов его кимоно. Затем он встал и зашлепал сандалиями по камням, направляясь к своему ученику. На лице Римо появилось слабое подобие улыбки – возможно, к нему вернулось хорошее настроение.
Однако когда кореец подошел ближе, он увидел, что на лице его ученика лежит печать тревоги. Чиун подумал о том, сколько страданий выпало на долю Римо, и даже искусство Синанджу было здесь бессильно.
Мастер заглянул в глаза Римо и сказал:
– Ты предавался размышлениям.
– Я принял непростое решение, папочка.
В голосе Римо звенела печаль, и мастер Синанджу решил ему помочь.
– Ты хочешь искать новые горизонты?
– Откуда ты знаешь?
– Отец должен знать своего сына.
– Не обижайся, но... то есть я хочу сказать, что у меня ведь нет отца.
– Не совсем так. Ты просто не знаешь своего отца. Ты стоишь здесь и созерцаешь сладкое великолепие мира. Лишенный отца, ты был бы лишен и этой роскоши, поскольку тебя не было бы на свете.
– Понятно. Я имел в виду, что ты мой учитель и мой друг. Но ты мне не отец.
Чиун задумчиво склонил голову набок.
– И все же ты называешь меня отцом... когда бываешь в настроении.
– Ты оказал мне честь быть моим учителем и советчиком. Но теперь я должен найти самого себя.
– Найти себя? Но вот он ты! Стоишь на берегу океана, в стране, где родился. – Чиун устремил взор вдаль, туда, где в дождливой дымке простирались воды залива. – Иногда мне хочется оказаться на морском берегу в моей стране. Но, увы, пока мне этого не суждено.
– Если ты намерен пробудить во мне чувство вины, не стоит стараться, – предупредил его Римо.
– Я просто размышляю о своей судьбе. Как и ты.
– Хорошо сказано. Однако мне пора идти.
– Я не могу пойти с тобой, сын мой. Ты это знаешь.
– Туда, куда мне следует пойти, я должен отправиться один.
– А как же контракт, который еще не подписан?
– Теперь это касается только тебя и Смита. Контракт на год. Возможно, через год я вернусь.
– Думаю, мне удастся успокоить Смита.
– Не ожидал от тебя такой сговорчивости.
– Понятно теперь, почему у тебя такая кислая мина, – промолвил Чиун. – Э-хе-хе. Понятно-понятно, почему у тебя такая кислая мина. Э-хе-хе.
Римо улыбнулся. Мастер Синанджу не скрывал, что ему приятно видеть улыбку на лице ученика.
– Я рад, что ты не стал устраивать мне выволочку, – отозвался Римо.
Они шли на песчаный пляж; за их спинами маячил силуэт Бостона.
– Ты взрослый человек и имеешь право самостоятельно принимать решения, – обронил Чиун.
Дождь уже стихал, и из-за серого полога грозовых туч выглянуло солнце, готовое вот-вот исчезнуть за горизонтом. Смеркалось, и по пустынному пляжу протянулись длинные тени.
– Ну и куда ты теперь? – вполголоса спросил кореец.
– Не знаю. У меня нет корней, к которым я мог бы вернуться. Детский дом давным-давно сгорел, а возвращаться в Ньюарк мне нельзя. Вдруг узнают. А ведь все считают, что я мертв.
– Хорошо, что ты не хочешь возвращаться в те места, где бывал раньше.
– Почему?
– Потому что будущее лучше начинать там, где никогда не был.
– Интересная мысль.
– Одно меня беспокоит...
– Что именно?
– Шива.
Римо долго не произносил ни слова. Они шли в полной тишине, совершенно бесшумно ступая по песку и не оставляя следов.
– Я не верю в Шиву, – наконец выдавил Римо.
– Согласно легендам моего дома, ты живое воплощение Шивы-разрушителя. Ночной тигр-охотник, сотворенный мастером Синанджу.
– Легенды врут, – бросил Римо, не скрывая раздражения.
– Тебя беспокоит что-то еще – не только смерть этого невинного человека. Я прав?
– Это тянется уже довольно долго, – признался ученик.
– Но после того задания тебе стало особенно тяжело. Тебе кажется, что ты знаешь Тибет, но ты никогда раньше в этой стране не был. Предание гласит, что там обитает Шива-разрушитель. Твой мозг в отличие от разума помнит эту страну по прежней жизни.
Римо досадливо покачал головой:
– Я не верю в Шиву. Не верю в реинкарнацию. Я Римо Уильямс, и точка. Всегда им был и всегда буду.
– Нет, не всегда.
– Уточню. Когда я не был Римо Уильямсом, меня вообще не существовало на свете. Я перестану быть Римо Уильямсом, когда умру. Вот и все.
Чиун вскинул брови в притворном изумлении:
– Как? Для Римо Уильямса не существует христианского понятия загробной жизни? Ты не надеешься встретиться с белыми ангелами, которые искупят твои земные грехи и осенят своей благодатью?
– После того, что я сделал с Роджером Шерманом Ко, вряд ли я могу на это рассчитывать.
– Коль скоро ошибка не на твоей совести, то тебе не в чем себя винить.
Римо промолчал.
– Перед тобой стоит всего одна проблема, а не две, – продолжал Чиун.
– Вот как?
– Ты хочешь найти себя, но не знаешь, кто ты.
– Я только что тебе сказал: я Римо Уильямс. Ни больше ни меньше.
– А откуда тебе известно, что ты Римо Уильямс?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты что, появился на свет с клеймом на спине? Или твое имя было вытатуировано у тебя на руке?
– Так меня звали в приюте.
– И ты поверил им на слово?
Римо нахмурился:
– Ты просто стараешься сбить меня с толку.
– Напротив, я хочу, чтобы ты кое-что уразумел. Тебя сбивали с толку девственницы, которых ты называешь монахинями. Это случилось задолго до того, как я впервые услышал твое странное имя. Ты утверждаешь, что не имеешь корней, – на самом деле ты их просто не знаешь.
Римо остановился:
– Ты имеешь в виду моих родителей?
– Как сказать...
– Я уже пытался их разыскать, но Смит утверждает, что никаких сведений не сохранилось. И насколько я помню, именно ты всегда старался отвлечь меня от этих мыслей.
– Тогда ты был моложе. Возможно, теперь настало время найти их.
– Что значит найти? Не думаешь ли ты, что они еще живы?
– Я этого не говорил, – не замедлил ответить Чиун.
– Мне всегда казалось, что они погибли в автомобильной катастрофе или что-то в этом роде, – задумчиво произнес Римо. – Иначе я бы не очутился в приюте.
– Почему ты так думаешь?
– Потому, – произнес Римо, в глазах которого блеснули слезы, – потому что мне было невыносимо думать, что они просто вышвырнули меня, как собачонку.
– И этот страх преследовал тебя на протяжении всей жизни? – осторожно осведомился Чиун.
– Да.
Кореец печально кивнул:
– Тогда этому пора положить конец. Разыщи своих родителей, Римо Уильямс, живых или мертвых. И освободись наконец от детских страхов.
Римо смахнул со щеки слезу.
– Я не рассчитывал на твое понимание, отец. И благодарен тебе от всего сердца.
– Не стоит благодарности, Римо Уильямс. Пусть я тебе не настоящий отец, но в душе всегда стремился заменить его.
– Спасибо.
– Когда ты намерен уехать? – спросил старик, не спуская с Римо понимающих глаз.
– Не знаю. Завтра. Или через день. Я не знаю, с чего начать.
– Я знаю.
– Вот как? С чего же?
– Начни со Смита. Когда-то его оракулы давали весьма точные предсказания.
– Когда-то, но только не теперь, – мрачно заметил Римо.
Глава 7
Харолд В. Смит всегда гордился своим логическим умом. Вся его жизнь подчинялась законам логики. Он уже давно прекратил регулярно посещать церковь, и логика оставалась для него единственной движущей силой. Каждая тайна имела свое объяснение. Любые цифры можно сложить, и результат всегда будет предсказуемым, неизменным, а конечный продукт – столь же незыблемым, как банковский счет. Продукт математической операции можно делить, умножать, прибавлять или вычитать, а ответ проверить по таблице.
Солнце над проливом Лонг-Айленд клонилось к закату, а Харолд В. Смит в неизменном галстуке Дартмутского колледжа все еще сидел в своем кожаном кресле перед монитором компьютера, отбрасывавшего призрачный зеленоватый отсвет на его лицо, на котором уже стала пробиваться пепельно-серая щетина.
На лбу у него выступили капли пота.
Горячего пота, но время от времени Смит чувствовал, как по спине у него пробегает холодок.
– Этого не может быть, – бормотал он, склонившись над клавиатурой.
Не могло существовать двух Роджеров Шерманов Ко одновременно. Это так же верно, как дважды два четыре.
Биография покойного Роджера Шермана Ко из Вилмингтона, штат Северная Каролина, прослеживалась вплоть до его досье в Службе призыва в Армию [9].
Второй Роджер Шерман Ко – из досье Национального центра информации о преступности – оказался призраком. Смит нигде не мог найти никакой информации. Его не было в анналах Налогового управления США, не значился он и в списках дорожно-транспортной инспекции ни в одном из пятидесяти штатов. Кредит по всем его банковским карточкам был превышен, счета – закрыты, разница – не выплачена.
Однако, если верить компьютеру, эти два человека, носившие одно имя и вместе с тем совершенно разные, являлись одним и тем же лицом.
Нет, это решительно невозможно, рассуждал Смит. Он даже не заметил, как на клинику «Фолкрофт» опустилась ночь и у него в кабинете автоматически зажглись флюоресцентные светильники.
Смит прервал свои поиски, чтобы выпить минеральной воды. Рабочий день давно закончился, и секретарша уже ушла домой. На дежурство заступила ночная смена; все было как всегда, и Харолд знал, что, пока он работает, его никто не осмелится потревожить.
Почувствовав, что зашел в тупик, Смит свернул поиски и углубился в изучение других аспектов деятельности КЮРЕ.
Среди рядовых американских граждан – от бизнесменов до госслужащих – существовало немало таких, кто анонимно делился информацией о различного рода подозрительной деятельности. Эти люди полагали, что в качестве платных информаторов сотрудничают с правительственными организациями типа ФБР, ЦРУ или Управления охраны труда. По почте они регулярно получали денежные переводы, а свои отчеты отправляли по электронному модему.
Однако они и не догадывались, что получал эти отчеты не кто иной, как Харолд В. Смит. Рядовые американцы таким образом помогали удовлетворить потребности КЮРЕ в информации.
Смит просмотрел несколько последних отчетов. Ничего особенного. Что-то о мошеннике-сенаторе в одном из штатов Крайнего Запада; о владельце угольной шахты, постоянно нарушающем правила техники безопасности; о сговоре фермеров Новой Англии, установивших монопольно-высокие цены на молочные продукты. Раньше Смит просто известил бы обо всех этих случаях местную полицию, чтобы система правосудия сделала свое дело. Теперь же с равным успехом можно было настучать в одну из многочисленных телевизионных программ, которые якобы проводят собственное расследование с целью привлечь внимание властей к тем или иным негативным фактам.
Затем на глаза ему попался отчет, касавшийся компьютерного гиганта «Экс-эл Сис. корп.». Эта корпорация производила те самые оптические диски «УОРМ», с которыми он теперь работал.
В отчете говорилось, что здание корпорации пикетирует группа, отстаивавшая интересы афроамериканцев, с требованием положить конец дискриминационной политике при приеме на работу. Подобные проблемы не входили в компетенцию Смита, поэтому он не стал даже вникать в подробности.
Следующий отчет возник где-то в недрах Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям, деятельность которого в тот момент была сосредоточена в районах Северной Каролины, пострадавших от урагана «Элвис». ФАЧС ругали за то, что оно слишком поздно отреагировало на события. Агентство уже не раз критиковали за это.
Ничего, что могло бы проходить по линии его департамента, Смит не обнаружил, однако передышка позволила ему привести мысли в порядок, и он со свежими силами принялся распутывать дело таинственного Роджера Шермана Ко.
Харолд прочесал все налоговые отчеты, однако пути двух Ко нигде не пересекались. По мере того как сгущалась ночь, становилось все очевиднее, что эти двое совсем не одно и то же лицо.
По всей видимости, уголовник Ко присвоил имя настоящего Роджера Шермана Ко. Уловка известная, тем более что в наш электронный век любой, имеющий доступ к сети или к регистрационным спискам, хранящимся в компьютере, мог легко почерпнуть основную информацию об интересующем его лице в базе данных Налогового управления или транспортной инспекции. Для наемного убийцы этого вполне достаточно, чтобы создать себе легенду, в которой он фигурировал бы под именем Роджера Шермана Ко. Благо, что легенду в любой момент можно поменять.
Такое объяснение представлялось вполне резонным. Логичным. Теперь Смит понимал, в чем, возможно, была его ошибка. Дыхание босса сделалось ровнее, у него словно камень с души свалился.
Оставалось лишь доказать, что так оно все и было.
Уже перевалило за полночь, когда вера Харолда В. Смита в царство логики окончательно дала трещину.
Смит только что принял душ, чтобы смыть с себя пот, ибо брюки его давно прилипали к ногам, и снова сел в кресло. Теперь галстук в небрежении валялся на столе; верхняя пуговица рубашки была расстегнута.
На экране появилось новое сообщение: подводная лодка «Арлекин», которая вышла с военно-морской базы в Сан-Диего для проведения маневров в Тихом океане, объявила режим радиомолчания.
Смит понимающе кивнул и занялся своими делами. Только он и капитан «Арлекина» знали, что подводная лодка на самом деле идет в опасную зону Западно-Корейского залива, где – как это происходило каждый год на протяжении вот уже двадцати лет – на берег возле рыбацкой деревушки Синанджу следует выгрузить золото, изъятое из федерального резервного фонда.
Сия операция давно уже превратилась в самое заурядное дело. Капитан «Арлекина» получал запечатанный конверт с приказами, начальство его не имело права задавать никаких вопросов, и все проходило тихо, без лишнего шума.
Смит предпринял последнюю попытку идентифицировать липового Роджера Шермана Ко. Снова почувствовав себя загнанным в тупик, он в отчаянии обратился к базе данных Национального центра информации о преступности. Она постоянно пополнялась свежими подробностями. Надежды, конечно, мало, однако за те несколько дней, которые миновали с тех пор, как он перегрузил гигантский файл на свой компьютер, возможно, поступила какая-нибудь новая информация.
С помощью пароля выйдя на базу данных, он вызвал файл Роджера Шермана Ко.
Файл не открывался.
На зеленоватом экране зажглась издевательская надпись: «НЕ ОБНАРУЖЕН».
– Невероятно, – сквозь зубы пробормотал Смит. – Ведь этот файл есть даже в моей собственной базе данных!
Оставалось только предположить, что файл закрыли. Пришлось обратиться к блоку пассивной памяти. «НЕ ОБНАРУЖЕН», – вспыхнула надпись.
– Не может быть! – дрожащим голосом пролепетал Смит, отказываясь верить своим глазам.
Он попробовал еще раз. Ясно, что это ни к чему не приведет, но все же босс КЮРЕ решил попытаться. Он понимал – ЭВМ не совершает логических ошибок. Попроси компьютер найти что-то заложенное в его памяти, и – если его операционная система и логические схемы функционируют нормально – он всегда найдет объект поиска, в этот ли раз, в другой ли – как калькулятор всегда сообщит вам, что три плюс семь неизменно составляет десять. В компьютере не существовало места для ошибки или для того явления, которое люди обзывают расплывчатой логикой.
«НЕ ОБНАРУЖЕН», – заученно повторял компьютер.
Смит, недоумевая, взирал на экран монитора, не обращая внимания на каплю пота, которая, повисев на лбу, скатилась по переносице между его усталых глаз, удерживаемая статическим напряжением, задержалась на кончике носа и, наконец, упала ему на левую ладонь.
Ладонь дрожала, и Смит не в состоянии был унять эту дрожь.
Босс пребывал в растерянности. Еще несколько дней назад файл Роджера Шермана Ко находился в базе данных НЦИП. Смит сам скопировал его и теперь имел собственный дубликат. Несколько часов назад он видел его собственными глазами.
Файлы не способны самоуничтожаться. Смит понимал, что компьютеры не обладают творческим интеллектом. Какой-то безымянный клерк собрал все сведения о Роджере Шермане Ко и создал соответствующий файл, который и хранился в базе данных НЦИП. Смит просто перекачал его по чудесному оптоволоконному кабелю и с помощью технологии лазерного считывания загрузил на оптический диск «УОРМ». Теперь информация постоянно хранилась на плате, напоминавшей обыкновенный компакт-диск.
Файл существовал в его базе данных; следовательно, он должен был присутствовать и в базе данных НЦИП. Подобные файлы не уничтожаются: они просто переводятся в блок постоянной памяти или хранятся на ленточных накопителях.
Смит закрыл свою программу и, войдя в режим поиска оригинальной базы данных НЦИП, откинулся на спинку кресла, приготовившись к томительным минутам ожидания.
Он совсем забыл о том, насколько мощной была установленная им гибридная сеть.
Вся операция заняла не больше полутора минут. Программа прочесала базу данных НЦИП на предмет файлов, названия которых включали все три слова из имени Роджера Шермана Ко в любой комбинации, в любом возможном написании и даже сделала допущение на то, что из-за канцелярской ошибки один из трех компонентов имени может быть опущен.
Смит рассчитывал получить длинный список вариантов и готов был к утомительной работе по их сортировке.
Однако по прошествии еще полутора минут он получил одно-единственное имя.
Когда оно возникло на экране, он часто-часто заморгал. У него мелькнуло подозрение, что машина каким-то образом дала сбой. Файл наконец открылся.
Затем Смит еще раз взглянул на экран, и тут его взору открылось то, что в первый раз осталось незамеченным.
С губ его сорвался сдавленный стон, похожий больше, правда, на рычание. Стон, казалось, вырвался из самых глубин его смятенной души. Отчасти так оно и было. Этим стоном Харолд В. Смит словно давал понять, что его вера в жизнь и – что еще более важно – вера в созданную им компьютерную сеть окончательно рухнула.
На экране монитора высвечивалось имя. Само по себе оно было насмешкой над Смитом, насмешкой над его здравым смыслом, над его верой в математическую логику, в компьютеры вообще, а в частности, в надежность управлявших ими стандартных подпрограмм, алгоритмов и бинарных кодов.
Это имя было: РОДЖЕР ШЕРМАН ПО.
Харолд В. Смит точно оцепенел в своем кресле; на его призрачно-сером лице застыло ошеломление; глаза с покрасневшими от бессонной ночи веками сверлили экран монитора, словно одного усилия воли его было достаточно, чтобы заставить измениться то, что в самой основе подрывало веру босса в компьютерные технологии.
Солнце над проливом Лонг-Айленд клонилось к закату, а Харолд В. Смит в неизменном галстуке Дартмутского колледжа все еще сидел в своем кожаном кресле перед монитором компьютера, отбрасывавшего призрачный зеленоватый отсвет на его лицо, на котором уже стала пробиваться пепельно-серая щетина.
На лбу у него выступили капли пота.
Горячего пота, но время от времени Смит чувствовал, как по спине у него пробегает холодок.
– Этого не может быть, – бормотал он, склонившись над клавиатурой.
Не могло существовать двух Роджеров Шерманов Ко одновременно. Это так же верно, как дважды два четыре.
Биография покойного Роджера Шермана Ко из Вилмингтона, штат Северная Каролина, прослеживалась вплоть до его досье в Службе призыва в Армию [9].
Второй Роджер Шерман Ко – из досье Национального центра информации о преступности – оказался призраком. Смит нигде не мог найти никакой информации. Его не было в анналах Налогового управления США, не значился он и в списках дорожно-транспортной инспекции ни в одном из пятидесяти штатов. Кредит по всем его банковским карточкам был превышен, счета – закрыты, разница – не выплачена.
Однако, если верить компьютеру, эти два человека, носившие одно имя и вместе с тем совершенно разные, являлись одним и тем же лицом.
Нет, это решительно невозможно, рассуждал Смит. Он даже не заметил, как на клинику «Фолкрофт» опустилась ночь и у него в кабинете автоматически зажглись флюоресцентные светильники.
Смит прервал свои поиски, чтобы выпить минеральной воды. Рабочий день давно закончился, и секретарша уже ушла домой. На дежурство заступила ночная смена; все было как всегда, и Харолд знал, что, пока он работает, его никто не осмелится потревожить.
Почувствовав, что зашел в тупик, Смит свернул поиски и углубился в изучение других аспектов деятельности КЮРЕ.
Среди рядовых американских граждан – от бизнесменов до госслужащих – существовало немало таких, кто анонимно делился информацией о различного рода подозрительной деятельности. Эти люди полагали, что в качестве платных информаторов сотрудничают с правительственными организациями типа ФБР, ЦРУ или Управления охраны труда. По почте они регулярно получали денежные переводы, а свои отчеты отправляли по электронному модему.
Однако они и не догадывались, что получал эти отчеты не кто иной, как Харолд В. Смит. Рядовые американцы таким образом помогали удовлетворить потребности КЮРЕ в информации.
Смит просмотрел несколько последних отчетов. Ничего особенного. Что-то о мошеннике-сенаторе в одном из штатов Крайнего Запада; о владельце угольной шахты, постоянно нарушающем правила техники безопасности; о сговоре фермеров Новой Англии, установивших монопольно-высокие цены на молочные продукты. Раньше Смит просто известил бы обо всех этих случаях местную полицию, чтобы система правосудия сделала свое дело. Теперь же с равным успехом можно было настучать в одну из многочисленных телевизионных программ, которые якобы проводят собственное расследование с целью привлечь внимание властей к тем или иным негативным фактам.
Затем на глаза ему попался отчет, касавшийся компьютерного гиганта «Экс-эл Сис. корп.». Эта корпорация производила те самые оптические диски «УОРМ», с которыми он теперь работал.
В отчете говорилось, что здание корпорации пикетирует группа, отстаивавшая интересы афроамериканцев, с требованием положить конец дискриминационной политике при приеме на работу. Подобные проблемы не входили в компетенцию Смита, поэтому он не стал даже вникать в подробности.
Следующий отчет возник где-то в недрах Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям, деятельность которого в тот момент была сосредоточена в районах Северной Каролины, пострадавших от урагана «Элвис». ФАЧС ругали за то, что оно слишком поздно отреагировало на события. Агентство уже не раз критиковали за это.
Ничего, что могло бы проходить по линии его департамента, Смит не обнаружил, однако передышка позволила ему привести мысли в порядок, и он со свежими силами принялся распутывать дело таинственного Роджера Шермана Ко.
Харолд прочесал все налоговые отчеты, однако пути двух Ко нигде не пересекались. По мере того как сгущалась ночь, становилось все очевиднее, что эти двое совсем не одно и то же лицо.
По всей видимости, уголовник Ко присвоил имя настоящего Роджера Шермана Ко. Уловка известная, тем более что в наш электронный век любой, имеющий доступ к сети или к регистрационным спискам, хранящимся в компьютере, мог легко почерпнуть основную информацию об интересующем его лице в базе данных Налогового управления или транспортной инспекции. Для наемного убийцы этого вполне достаточно, чтобы создать себе легенду, в которой он фигурировал бы под именем Роджера Шермана Ко. Благо, что легенду в любой момент можно поменять.
Такое объяснение представлялось вполне резонным. Логичным. Теперь Смит понимал, в чем, возможно, была его ошибка. Дыхание босса сделалось ровнее, у него словно камень с души свалился.
Оставалось лишь доказать, что так оно все и было.
Уже перевалило за полночь, когда вера Харолда В. Смита в царство логики окончательно дала трещину.
Смит только что принял душ, чтобы смыть с себя пот, ибо брюки его давно прилипали к ногам, и снова сел в кресло. Теперь галстук в небрежении валялся на столе; верхняя пуговица рубашки была расстегнута.
На экране появилось новое сообщение: подводная лодка «Арлекин», которая вышла с военно-морской базы в Сан-Диего для проведения маневров в Тихом океане, объявила режим радиомолчания.
Смит понимающе кивнул и занялся своими делами. Только он и капитан «Арлекина» знали, что подводная лодка на самом деле идет в опасную зону Западно-Корейского залива, где – как это происходило каждый год на протяжении вот уже двадцати лет – на берег возле рыбацкой деревушки Синанджу следует выгрузить золото, изъятое из федерального резервного фонда.
Сия операция давно уже превратилась в самое заурядное дело. Капитан «Арлекина» получал запечатанный конверт с приказами, начальство его не имело права задавать никаких вопросов, и все проходило тихо, без лишнего шума.
Смит предпринял последнюю попытку идентифицировать липового Роджера Шермана Ко. Снова почувствовав себя загнанным в тупик, он в отчаянии обратился к базе данных Национального центра информации о преступности. Она постоянно пополнялась свежими подробностями. Надежды, конечно, мало, однако за те несколько дней, которые миновали с тех пор, как он перегрузил гигантский файл на свой компьютер, возможно, поступила какая-нибудь новая информация.
С помощью пароля выйдя на базу данных, он вызвал файл Роджера Шермана Ко.
Файл не открывался.
На зеленоватом экране зажглась издевательская надпись: «НЕ ОБНАРУЖЕН».
– Невероятно, – сквозь зубы пробормотал Смит. – Ведь этот файл есть даже в моей собственной базе данных!
Оставалось только предположить, что файл закрыли. Пришлось обратиться к блоку пассивной памяти. «НЕ ОБНАРУЖЕН», – вспыхнула надпись.
– Не может быть! – дрожащим голосом пролепетал Смит, отказываясь верить своим глазам.
Он попробовал еще раз. Ясно, что это ни к чему не приведет, но все же босс КЮРЕ решил попытаться. Он понимал – ЭВМ не совершает логических ошибок. Попроси компьютер найти что-то заложенное в его памяти, и – если его операционная система и логические схемы функционируют нормально – он всегда найдет объект поиска, в этот ли раз, в другой ли – как калькулятор всегда сообщит вам, что три плюс семь неизменно составляет десять. В компьютере не существовало места для ошибки или для того явления, которое люди обзывают расплывчатой логикой.
«НЕ ОБНАРУЖЕН», – заученно повторял компьютер.
Смит, недоумевая, взирал на экран монитора, не обращая внимания на каплю пота, которая, повисев на лбу, скатилась по переносице между его усталых глаз, удерживаемая статическим напряжением, задержалась на кончике носа и, наконец, упала ему на левую ладонь.
Ладонь дрожала, и Смит не в состоянии был унять эту дрожь.
Босс пребывал в растерянности. Еще несколько дней назад файл Роджера Шермана Ко находился в базе данных НЦИП. Смит сам скопировал его и теперь имел собственный дубликат. Несколько часов назад он видел его собственными глазами.
Файлы не способны самоуничтожаться. Смит понимал, что компьютеры не обладают творческим интеллектом. Какой-то безымянный клерк собрал все сведения о Роджере Шермане Ко и создал соответствующий файл, который и хранился в базе данных НЦИП. Смит просто перекачал его по чудесному оптоволоконному кабелю и с помощью технологии лазерного считывания загрузил на оптический диск «УОРМ». Теперь информация постоянно хранилась на плате, напоминавшей обыкновенный компакт-диск.
Файл существовал в его базе данных; следовательно, он должен был присутствовать и в базе данных НЦИП. Подобные файлы не уничтожаются: они просто переводятся в блок постоянной памяти или хранятся на ленточных накопителях.
Смит закрыл свою программу и, войдя в режим поиска оригинальной базы данных НЦИП, откинулся на спинку кресла, приготовившись к томительным минутам ожидания.
Он совсем забыл о том, насколько мощной была установленная им гибридная сеть.
Вся операция заняла не больше полутора минут. Программа прочесала базу данных НЦИП на предмет файлов, названия которых включали все три слова из имени Роджера Шермана Ко в любой комбинации, в любом возможном написании и даже сделала допущение на то, что из-за канцелярской ошибки один из трех компонентов имени может быть опущен.
Смит рассчитывал получить длинный список вариантов и готов был к утомительной работе по их сортировке.
Однако по прошествии еще полутора минут он получил одно-единственное имя.
Когда оно возникло на экране, он часто-часто заморгал. У него мелькнуло подозрение, что машина каким-то образом дала сбой. Файл наконец открылся.
Затем Смит еще раз взглянул на экран, и тут его взору открылось то, что в первый раз осталось незамеченным.
С губ его сорвался сдавленный стон, похожий больше, правда, на рычание. Стон, казалось, вырвался из самых глубин его смятенной души. Отчасти так оно и было. Этим стоном Харолд В. Смит словно давал понять, что его вера в жизнь и – что еще более важно – вера в созданную им компьютерную сеть окончательно рухнула.
На экране монитора высвечивалось имя. Само по себе оно было насмешкой над Смитом, насмешкой над его здравым смыслом, над его верой в математическую логику, в компьютеры вообще, а в частности, в надежность управлявших ими стандартных подпрограмм, алгоритмов и бинарных кодов.
Это имя было: РОДЖЕР ШЕРМАН ПО.
Харолд В. Смит точно оцепенел в своем кресле; на его призрачно-сером лице застыло ошеломление; глаза с покрасневшими от бессонной ночи веками сверлили экран монитора, словно одного усилия воли его было достаточно, чтобы заставить измениться то, что в самой основе подрывало веру босса в компьютерные технологии.