– Ладно, – раздалось в трубке после некоторого молчания, – с тобой хочет говорить Борисоглебский.
– Директор «Космоса»? – уточнил Китаец, вспомнив, что эту фамилию называла Наталья.
– Точно. Так ты идешь?
– Ждите, я скоро.
Он положил трубку, затушил окурок в пепельнице и снова откинулся на тахту. Гадать, для чего он понадобился Семену Аркадьевичу Борисоглебскому, Китаец не стал: все равно это скоро выяснится. Он закинул на тахту ноги, которые оставались на полу, и несколько минут полежал, расслабляя каждую мышцу тела. Он сделал также несколько дыхательных упражнений, после чего поднялся посвежевший и почти трезвый. В общем-то, алкоголь не мешал ему двигаться, тело само помнило все, что умело, и в экстремальных ситуациях опьянение, как это ни странно, даже помогало ему драться. Но водка замедляла мыслительный процесс, и Китаец счел необходимым привести себя в норму.
Он снова обулся, накинул куртку и вышел на улицу. Рядом с его «Массо» стоял «Гранд Чероки». Его передняя дверка открылась, и на снег выпрыгнул молодой парень в короткой дубленке нараспашку.
– Садись, – он открыл перед Китайцем заднюю дверку.
– Куда поедем? – Танин не торопился садиться в машину.
– Я же сказал, к Борисоглебскому, – парень почему-то сильно нервничал, и Китаец заметил это.
– В гостиницу? – Китаец посмотрел в его маленькие темные глаза, которые тускло поблескивали, отражая свет горящих окон.
– Да, да, – закивал он, переминаясь с ноги на ногу.
– Только без шуток, – предупредил Китаец, садясь в машину.
Там было довольно темно, но он сумел разглядеть профиль водителя – совершенно лысого крепыша лет двадцати. То, что его посадили на заднее сиденье, давало ему некоторые преимущества в случае каких-то неожиданностей. Он откинулся на спинку, достал сигареты и закурил. Парень в дубленке забрался на переднее сиденье, и машина тронулась с места.
Гостиница «Космос» была возведена еще до перестройки и находилась поодаль от центра города на границе двух районов. Недавно в ней был сделан ремонт, и теперь она сверкала новыми витражами ресторана, который разместился на первом этаже. «Чероки» не остановился на дороге, откуда ко входу вела широкая гранитная лестница, а, обогнув гостиницу, въехал на эстакаду и остановился прямо перед стеклянными тонированными дверями.
– Пошли, – парень в дубленке кивнул Китайцу и выбрался наружу.
Танин пошел следом. Они вошли внутрь, миновали охрану в униформе, которой провожатый Китайца сделал знак, и остановились у лифта. Китаец без видимого интереса осматривал интерьер холла, который по богатству отделочных материалов и мебели явно уступал отелю «Виктория». И в то же время, несмотря на некоторую тесноту, здесь было гораздо уютнее, чем в огромном холле «Виктории».
Подошедший лифт поднял их на третий этаж. Парень пошел в дальний конец коридора, оглядываясь, следует ли за ним Китаец. В приемной в столь поздний час секретарши не было, а на кресле у входа сидел небритый детина с тяжелым подбородком.
– У себя? – парень взглядом показал на дверь.
Детина только кивнул, настороженно глядя на Танина. Потом он пружинисто поднялся и исчез за дверью, которая вела в кабинет директора. Через несколько секунд дверь кабинета открылась, и детина мотнул головой, приглашая Китайца и его провожатого внутрь. Кабинет был меньше, чем у Урутаева, но, пожалуй, не менее роскошный. На полу лежал ковер ручной работы, а не ковролин, шторы с золотой каймой тяжелыми складками спадали до самого пола, на стенах висели картины, выполненные маслом.
Хозяин кабинета – невысокий грузный мужчина с тройным подбородком – ходил из угла в угол, зажав в углу рта толстенную сигару, распространяющую тонкий благородный аромат. Увидев Китайца, он направился навстречу ему и протянул короткопалую руку.
– Борисоглебский Семен Аркадьевич, – он оценивающе посмотрел на Китайца.
– Танин, – представился Китаец, пожимая протянутую руку.
– Что будете пить? – Семен Аркадьевич жестом указал на кресло с изогнутыми ножками у огромного дубового стола.
– Кофе или минералку, – пожал плечами Китаец, присаживаясь.
– А я выпью немного виски, – Борисоглебский водрузил свой мощный зад на кресло за столом и кивнул парню в дубленке: – Виктор.
Тот открыл дверку шкафа, за которой оказался небольшой бар, достал оттуда бутылку «Джони Уокер», бутылку «Перье», пару стаканов. Поставил все это на стол.
– Можешь идти, – Борисоглебский взял квадратную бутылку, отвинтил пробку и плеснул себе в стакан желто-коричневую жидкость. – Ты тоже, Матвей, – он посмотрел на детину, который пристроился на кресле у выхода.
– Но, Семен Аркадьевич, – на лице того появилось неудоумение.
– Иди, иди, – Борисоглебский небрежно махнул рукой, в которой держал сигару. – Боятся за меня, – Семен Аркадьевич перевел взгляд на Китайца.
Танин налил себе минералки и с удовольствием выпил почти весь стакан, после чего закурил, откинувшись на спинку кресла. Он не стал спрашивать, зачем Борисоглебский пригласил его к себе, а ждал, когда тот сам объяснит причину. Борисоглебский сделал несколько глотков виски, которое провалилось в его необъятный желудок, и сунул сигару в угол рта. Видимо, ему не хотелось первому начинать разговор. Танин докурил сигарету до половины, когда Семен Аркадьевич открыл рот.
– Я кое-что узнал о вас, Владимир Алексеевич, – он попыхивал сигарой и смотрел, казалось, не на Китайца, а куда-то мимо или сквозь него, – у вас практически нет ни одного нераскрытого дела.
Китаец неопределенно склонил голову набок, не опровергая сказанного.
– Вы ездите на крутой тачке, – продолжил Борисоглебский, – у вас неплохая квартира в «тихом» центре, но с деньгами у вас не очень…
Когда Борисоглебский говорил, его многочисленные складки на подбородке терлись одна о другую, и Китаец, внимательно наблюдавший за ним, внутренне поморщился.
– Но перейдем к делу, – Семен Аркадьевич опрокинул в себя остатки виски и снова наполнил стакан. – Не желаете?
– Благодарю, я только что из ресторана.
Борисоглебский с интересом рассматривал Танина, нисколько не смущаясь.
– Мне сказали, – недоверчиво произнес он, – что вы были у Урутаева и вырубили его Гошу. Это правда?
– У него плохие манеры, – Китаец загасил окурок и снова закурил.
– Великолепно, – воскликнул Борисоглебский и даже попытался привскочить с кресла от восторга, – никогда бы не подумал.
– Масса – это не главное, – Танин наполнил свой стакан минералкой и снова выпил.
– Да, конечно, – согласно закивал Борисоглебский, – главное это… – и он постучал средним пальцем себе по голове.
– И это тоже, – согласился Китаец.
– Да, – Борисоглебский плыл в клубах дыма, – но я, кажется, отвлекся. Вы мне нужны, чтобы разыскать важный документ. Если вы его найдете и принесете сюда, я вам хорошо за это заплачу. Вы согласны?
Китаец подумал о тех бумагах, которые были у Питера Эванса, и которые теперь разыскивает Урутаев. Как оказалось, он не ошибся.
– Я должен знать, что это за документы, – вяло произнес он.
– Да, конечно, – Борисоглебский сделал еще один глоток виски и откинулся на спинку кресла. – Вы, наверное, знаете о них. Питер Эванс, которого убили вчера утром, украл эти документы у Руслана. Вы должны найти их и принести мне. За это вы получите сто тысяч…
– Извините? – Китаец сделал вид, что не расслышал последней фразы директора.
– Сто тысяч рублей, – громогласно объявил Борисоглебский.
– К сожалению, Семен Аркадьевич, – Китаец вздохнул, – я вынужден отказаться от вашего предложения.
– Это еще почему? – взревел Борисоглебский.
– По той простой причине, – Китаец с отвращением смотрел, как трясется жирная морда Борисоглебского, – что у меня уже есть клиент. Если бы вы мне сразу объяснили, в чем дело, я не отнял бы у вас столько времени. К тому же за эту работу мне обещали втрое большую сумму, и я уже получил аванс.
Слова Танина подействовали на Борисоглебского как холодный душ. Его мясистое тело передернулось, и он несколько остыл.
– Вы торгуетесь, – примирительно сказал он, – значит, если я вам дам больше…
– Семен Аркадьевич, – перебил его Китаец, – сколько бы вы мне ни дали, я не могу подвести клиента. Если я буду работать по-другому, у меня не останется ни одного заказчика.
– Вы не выйдете отсюда, пока не пообещаете принести мне документы, – ноздри Борисоглебского раздувались, как кузнечные мехи, но в голосе появились примиренческие нотки.
– Неужели вы поверите мне на слово? – улыбнулся Китаец, закуривая.
– Не знаю, – Борисоглебский снова осушил стакан и сунул в рот сигару, которая стала настолько короткой, что ему приходилось держать ее между большим и указательным пальцем, и свел брови на переносице. – Я думаю, должен быть какой-то выход.
– Может быть, он и есть, – предположил Китаец, – но я пока его не вижу.
– Хорошо, – Борисоглебский налил себе еще виски и снова выпил, – предлагаю вам следующее. – Он бросил тлеющий огрызок сигары в пепельницу и достал из картонной позолоченной коробки новую. – Если вы сумеете найти документы, о которых мы говорили, и если ваш заказчик по каким-либо причинам откажется от них, вы передадите их мне.
– Я подумаю над вашим предложением, – сказал Китаец.
– Я дам вам за них полмиллиона рублей, – Борисоглебский достал из ящичка позолоченные щипчики, отрезал кончик сигары и, вставив ее в рот, вопросительно посмотрел на Танина.
– Интересное предложение, – Китаец сделал вид, что очень заинтересован, – я обдумаю его.
– Да что здесь думать… – Борисоглебский долго сосал сигару, поднеся к кончику пламя зажигалки. – Предложение выгодное. Сейчас вы должны думать не о данном слове, а о своей выгоде. Если вам предлагают больше за одну и ту же работу, только дурак будет размышлять.
Наконец он прикурил и, распространяя аромат по всему кабинету, снова начал дымить. Он поднялся и принялся ходить из угла в угол. Казалось, он совсем забыл о том, что у него в кабинете сидит человек, которого он пригласил.
Китаец докурил сигарету, бросил ее в пепельницу и направился к выходу.
– Так мы договорились? – раздался сзади голос Борисоглебского.
– Я думаю – да, – кивнул Китаец.
– Виктор, – рявкнул Семен Аркадьевич.
Дверь кабинета открылась, и на пороге появился парень в дубленке.
«Что, он ее никогда не снимает, что ли?» – подумал Танин, глядя на него.
– Отвези Владимира Алексеевича домой.
Виктор кивнул и отошел в сторону, пропуская Китайца.
Танин открыл глаза. Висевшие на противоположной стене часы показывали половину восьмого. Он потянулся. Не вылезая из кровати, сделал несколько йоговских упражнений, прошел в ванную. Принял контрастный душ, побрился и принялся готовить завтрак. Было обычное субботнее утро. За ночь основательно подморозило. Окрестное пространство, которое Китаец, вяло перемешивая рагу, видел из окна, яснело льдистой белизной. Ветви деревьев изнемогали под толстым слоем намерзшего снега. Сказочная атмосфера этого утра подействовала на Китайца завораживающе. Но он быстро согнал с себя белую пелену задумчивой мечтательности, и только едва заметная улыбка на его красиво очерченных губах выдавала его настроение.
Позавтракав, он заглянул в «Древнюю китайскую поэзию», нашел стихи Цюй Юаня и принялся смаковать полные безутешной тоски строки. Потом поймал себя на мысли, что подобное занятие ничем не лучше вялого перемешивания рагу. Стихи Юаня, как и заснеженный пейзаж, словно впервые открывшийся ему сегодня за окном, расслабляли и сладко печалили его.
Китаец нашарил рукой телефон, по-прежнему стоявший на полу рядом с тахтой, достал с полки записную книжку и, водрузив себе аппарат на грудь, пробежал пальцами по клавишам. Несколько длинных гудков.
– Алло, – услышал он бодрый звонкий голосок Елены Прекрасной.
– Доброе утро, Леночка.
– Кто это?
– Танин, – просто ответил Китаец, – ты уже успела меня забыть?
– Нет, но… – запинаясь от волнения, произнесла Ковалева.
– Прости за ранний звонок. Честно говоря, не ожидал, что ты снимешь трубку.
– А кто ее должен снимать? – засмеялась Елена.
– Ну, родители. Или хотя бы домработница, например. Такая у вас имеется? – шутливым тоном произнес Танин.
– Папа еще спит. А мама поехала по делам.
– А как бы мне с твоей мамой поговорить… – максимально мягким голосом сказал Китаец.
– С мамой? – озадаченно повторила Елена.
– Да. С Евгенией Елизаровной, – уточнил Китаец.
– Не понимаю, – Китаец различил в голосе Елены настороженно-неодобрительные нотки.
– Мне нужно поговорить с твоей мамой. Это очень важно. Ты ведь знаешь, кто я? – терпеливо повторил Китаец.
– Знаю, – голос Лены стал неуверенным, – но какое отношение ко всему этому имеет…
Повисла пауза.
– Послушай, Лена. Мне нужна твоя помощь, – доверительно произнес Китаец, – сегодня суббота, я точно не знаю, будет ли Евгения Елизаровна на работе…
– Нет, не будет. У нас сегодня прием. Будут важные лица…
– Прекрасно, – повеселел Китаец, – а что, если ты пригласишь и меня? – смело предложил он, чувствуя себя последним наглецом.
– Приглашаю не я… Да и в качестве кого? – Голос в трубке явно кокетничал, и Китаец решил воспользоваться этим.
– В качестве своего, как это сейчас говорят, бойфренда. Правда, для мальчика я уже устарел… – с шутливой иронией добавил он.
– Но ведь это неправда, – озадаченность Лениного голоса не могла скрыть кокетливого намека, – вы… ты же не мой…
– Ну давай предположим, – мягко возразил Китаец, – давай поиграем. И потом, почему бы нам не познакомиться поближе? Краснеть за меня тебе не придется. Обещаю.
– В этом я не сомневаюсь, – осторожно сказала Елена, – но… Нет, я не знаю.
– Давай договоримся так: ты сообщишь маме о своем желании представить ей своего нового бойфренда, и если она согласится меня принять, ты меня известишь. Ты еще не выкинула мою визитку? – игриво спросил он.
– Нет. Храню под подушкой, – в тон ему ответила Елена. – Ладно, ковбой. Жди звонка после обеда, – задорно добавила она.
– Вот такой ты мне больше нравишься, – засмеялся Китаец.
– Какой?
– Веселой и решительной. Буду ждать.
Глава 12
– Директор «Космоса»? – уточнил Китаец, вспомнив, что эту фамилию называла Наталья.
– Точно. Так ты идешь?
– Ждите, я скоро.
Он положил трубку, затушил окурок в пепельнице и снова откинулся на тахту. Гадать, для чего он понадобился Семену Аркадьевичу Борисоглебскому, Китаец не стал: все равно это скоро выяснится. Он закинул на тахту ноги, которые оставались на полу, и несколько минут полежал, расслабляя каждую мышцу тела. Он сделал также несколько дыхательных упражнений, после чего поднялся посвежевший и почти трезвый. В общем-то, алкоголь не мешал ему двигаться, тело само помнило все, что умело, и в экстремальных ситуациях опьянение, как это ни странно, даже помогало ему драться. Но водка замедляла мыслительный процесс, и Китаец счел необходимым привести себя в норму.
Он снова обулся, накинул куртку и вышел на улицу. Рядом с его «Массо» стоял «Гранд Чероки». Его передняя дверка открылась, и на снег выпрыгнул молодой парень в короткой дубленке нараспашку.
– Садись, – он открыл перед Китайцем заднюю дверку.
– Куда поедем? – Танин не торопился садиться в машину.
– Я же сказал, к Борисоглебскому, – парень почему-то сильно нервничал, и Китаец заметил это.
– В гостиницу? – Китаец посмотрел в его маленькие темные глаза, которые тускло поблескивали, отражая свет горящих окон.
– Да, да, – закивал он, переминаясь с ноги на ногу.
– Только без шуток, – предупредил Китаец, садясь в машину.
Там было довольно темно, но он сумел разглядеть профиль водителя – совершенно лысого крепыша лет двадцати. То, что его посадили на заднее сиденье, давало ему некоторые преимущества в случае каких-то неожиданностей. Он откинулся на спинку, достал сигареты и закурил. Парень в дубленке забрался на переднее сиденье, и машина тронулась с места.
Гостиница «Космос» была возведена еще до перестройки и находилась поодаль от центра города на границе двух районов. Недавно в ней был сделан ремонт, и теперь она сверкала новыми витражами ресторана, который разместился на первом этаже. «Чероки» не остановился на дороге, откуда ко входу вела широкая гранитная лестница, а, обогнув гостиницу, въехал на эстакаду и остановился прямо перед стеклянными тонированными дверями.
– Пошли, – парень в дубленке кивнул Китайцу и выбрался наружу.
Танин пошел следом. Они вошли внутрь, миновали охрану в униформе, которой провожатый Китайца сделал знак, и остановились у лифта. Китаец без видимого интереса осматривал интерьер холла, который по богатству отделочных материалов и мебели явно уступал отелю «Виктория». И в то же время, несмотря на некоторую тесноту, здесь было гораздо уютнее, чем в огромном холле «Виктории».
Подошедший лифт поднял их на третий этаж. Парень пошел в дальний конец коридора, оглядываясь, следует ли за ним Китаец. В приемной в столь поздний час секретарши не было, а на кресле у входа сидел небритый детина с тяжелым подбородком.
– У себя? – парень взглядом показал на дверь.
Детина только кивнул, настороженно глядя на Танина. Потом он пружинисто поднялся и исчез за дверью, которая вела в кабинет директора. Через несколько секунд дверь кабинета открылась, и детина мотнул головой, приглашая Китайца и его провожатого внутрь. Кабинет был меньше, чем у Урутаева, но, пожалуй, не менее роскошный. На полу лежал ковер ручной работы, а не ковролин, шторы с золотой каймой тяжелыми складками спадали до самого пола, на стенах висели картины, выполненные маслом.
Хозяин кабинета – невысокий грузный мужчина с тройным подбородком – ходил из угла в угол, зажав в углу рта толстенную сигару, распространяющую тонкий благородный аромат. Увидев Китайца, он направился навстречу ему и протянул короткопалую руку.
– Борисоглебский Семен Аркадьевич, – он оценивающе посмотрел на Китайца.
– Танин, – представился Китаец, пожимая протянутую руку.
– Что будете пить? – Семен Аркадьевич жестом указал на кресло с изогнутыми ножками у огромного дубового стола.
– Кофе или минералку, – пожал плечами Китаец, присаживаясь.
– А я выпью немного виски, – Борисоглебский водрузил свой мощный зад на кресло за столом и кивнул парню в дубленке: – Виктор.
Тот открыл дверку шкафа, за которой оказался небольшой бар, достал оттуда бутылку «Джони Уокер», бутылку «Перье», пару стаканов. Поставил все это на стол.
– Можешь идти, – Борисоглебский взял квадратную бутылку, отвинтил пробку и плеснул себе в стакан желто-коричневую жидкость. – Ты тоже, Матвей, – он посмотрел на детину, который пристроился на кресле у выхода.
– Но, Семен Аркадьевич, – на лице того появилось неудоумение.
– Иди, иди, – Борисоглебский небрежно махнул рукой, в которой держал сигару. – Боятся за меня, – Семен Аркадьевич перевел взгляд на Китайца.
Танин налил себе минералки и с удовольствием выпил почти весь стакан, после чего закурил, откинувшись на спинку кресла. Он не стал спрашивать, зачем Борисоглебский пригласил его к себе, а ждал, когда тот сам объяснит причину. Борисоглебский сделал несколько глотков виски, которое провалилось в его необъятный желудок, и сунул сигару в угол рта. Видимо, ему не хотелось первому начинать разговор. Танин докурил сигарету до половины, когда Семен Аркадьевич открыл рот.
– Я кое-что узнал о вас, Владимир Алексеевич, – он попыхивал сигарой и смотрел, казалось, не на Китайца, а куда-то мимо или сквозь него, – у вас практически нет ни одного нераскрытого дела.
Китаец неопределенно склонил голову набок, не опровергая сказанного.
– Вы ездите на крутой тачке, – продолжил Борисоглебский, – у вас неплохая квартира в «тихом» центре, но с деньгами у вас не очень…
Когда Борисоглебский говорил, его многочисленные складки на подбородке терлись одна о другую, и Китаец, внимательно наблюдавший за ним, внутренне поморщился.
– Но перейдем к делу, – Семен Аркадьевич опрокинул в себя остатки виски и снова наполнил стакан. – Не желаете?
– Благодарю, я только что из ресторана.
Борисоглебский с интересом рассматривал Танина, нисколько не смущаясь.
– Мне сказали, – недоверчиво произнес он, – что вы были у Урутаева и вырубили его Гошу. Это правда?
– У него плохие манеры, – Китаец загасил окурок и снова закурил.
– Великолепно, – воскликнул Борисоглебский и даже попытался привскочить с кресла от восторга, – никогда бы не подумал.
– Масса – это не главное, – Танин наполнил свой стакан минералкой и снова выпил.
– Да, конечно, – согласно закивал Борисоглебский, – главное это… – и он постучал средним пальцем себе по голове.
– И это тоже, – согласился Китаец.
– Да, – Борисоглебский плыл в клубах дыма, – но я, кажется, отвлекся. Вы мне нужны, чтобы разыскать важный документ. Если вы его найдете и принесете сюда, я вам хорошо за это заплачу. Вы согласны?
Китаец подумал о тех бумагах, которые были у Питера Эванса, и которые теперь разыскивает Урутаев. Как оказалось, он не ошибся.
– Я должен знать, что это за документы, – вяло произнес он.
– Да, конечно, – Борисоглебский сделал еще один глоток виски и откинулся на спинку кресла. – Вы, наверное, знаете о них. Питер Эванс, которого убили вчера утром, украл эти документы у Руслана. Вы должны найти их и принести мне. За это вы получите сто тысяч…
– Извините? – Китаец сделал вид, что не расслышал последней фразы директора.
– Сто тысяч рублей, – громогласно объявил Борисоглебский.
– К сожалению, Семен Аркадьевич, – Китаец вздохнул, – я вынужден отказаться от вашего предложения.
– Это еще почему? – взревел Борисоглебский.
– По той простой причине, – Китаец с отвращением смотрел, как трясется жирная морда Борисоглебского, – что у меня уже есть клиент. Если бы вы мне сразу объяснили, в чем дело, я не отнял бы у вас столько времени. К тому же за эту работу мне обещали втрое большую сумму, и я уже получил аванс.
Слова Танина подействовали на Борисоглебского как холодный душ. Его мясистое тело передернулось, и он несколько остыл.
– Вы торгуетесь, – примирительно сказал он, – значит, если я вам дам больше…
– Семен Аркадьевич, – перебил его Китаец, – сколько бы вы мне ни дали, я не могу подвести клиента. Если я буду работать по-другому, у меня не останется ни одного заказчика.
– Вы не выйдете отсюда, пока не пообещаете принести мне документы, – ноздри Борисоглебского раздувались, как кузнечные мехи, но в голосе появились примиренческие нотки.
– Неужели вы поверите мне на слово? – улыбнулся Китаец, закуривая.
– Не знаю, – Борисоглебский снова осушил стакан и сунул в рот сигару, которая стала настолько короткой, что ему приходилось держать ее между большим и указательным пальцем, и свел брови на переносице. – Я думаю, должен быть какой-то выход.
– Может быть, он и есть, – предположил Китаец, – но я пока его не вижу.
– Хорошо, – Борисоглебский налил себе еще виски и снова выпил, – предлагаю вам следующее. – Он бросил тлеющий огрызок сигары в пепельницу и достал из картонной позолоченной коробки новую. – Если вы сумеете найти документы, о которых мы говорили, и если ваш заказчик по каким-либо причинам откажется от них, вы передадите их мне.
– Я подумаю над вашим предложением, – сказал Китаец.
– Я дам вам за них полмиллиона рублей, – Борисоглебский достал из ящичка позолоченные щипчики, отрезал кончик сигары и, вставив ее в рот, вопросительно посмотрел на Танина.
– Интересное предложение, – Китаец сделал вид, что очень заинтересован, – я обдумаю его.
– Да что здесь думать… – Борисоглебский долго сосал сигару, поднеся к кончику пламя зажигалки. – Предложение выгодное. Сейчас вы должны думать не о данном слове, а о своей выгоде. Если вам предлагают больше за одну и ту же работу, только дурак будет размышлять.
Наконец он прикурил и, распространяя аромат по всему кабинету, снова начал дымить. Он поднялся и принялся ходить из угла в угол. Казалось, он совсем забыл о том, что у него в кабинете сидит человек, которого он пригласил.
Китаец докурил сигарету, бросил ее в пепельницу и направился к выходу.
– Так мы договорились? – раздался сзади голос Борисоглебского.
– Я думаю – да, – кивнул Китаец.
– Виктор, – рявкнул Семен Аркадьевич.
Дверь кабинета открылась, и на пороге появился парень в дубленке.
«Что, он ее никогда не снимает, что ли?» – подумал Танин, глядя на него.
– Отвези Владимира Алексеевича домой.
Виктор кивнул и отошел в сторону, пропуская Китайца.
* * *
Танин открыл глаза. Висевшие на противоположной стене часы показывали половину восьмого. Он потянулся. Не вылезая из кровати, сделал несколько йоговских упражнений, прошел в ванную. Принял контрастный душ, побрился и принялся готовить завтрак. Было обычное субботнее утро. За ночь основательно подморозило. Окрестное пространство, которое Китаец, вяло перемешивая рагу, видел из окна, яснело льдистой белизной. Ветви деревьев изнемогали под толстым слоем намерзшего снега. Сказочная атмосфера этого утра подействовала на Китайца завораживающе. Но он быстро согнал с себя белую пелену задумчивой мечтательности, и только едва заметная улыбка на его красиво очерченных губах выдавала его настроение.
Позавтракав, он заглянул в «Древнюю китайскую поэзию», нашел стихи Цюй Юаня и принялся смаковать полные безутешной тоски строки. Потом поймал себя на мысли, что подобное занятие ничем не лучше вялого перемешивания рагу. Стихи Юаня, как и заснеженный пейзаж, словно впервые открывшийся ему сегодня за окном, расслабляли и сладко печалили его.
Китаец нашарил рукой телефон, по-прежнему стоявший на полу рядом с тахтой, достал с полки записную книжку и, водрузив себе аппарат на грудь, пробежал пальцами по клавишам. Несколько длинных гудков.
– Алло, – услышал он бодрый звонкий голосок Елены Прекрасной.
– Доброе утро, Леночка.
– Кто это?
– Танин, – просто ответил Китаец, – ты уже успела меня забыть?
– Нет, но… – запинаясь от волнения, произнесла Ковалева.
– Прости за ранний звонок. Честно говоря, не ожидал, что ты снимешь трубку.
– А кто ее должен снимать? – засмеялась Елена.
– Ну, родители. Или хотя бы домработница, например. Такая у вас имеется? – шутливым тоном произнес Танин.
– Папа еще спит. А мама поехала по делам.
– А как бы мне с твоей мамой поговорить… – максимально мягким голосом сказал Китаец.
– С мамой? – озадаченно повторила Елена.
– Да. С Евгенией Елизаровной, – уточнил Китаец.
– Не понимаю, – Китаец различил в голосе Елены настороженно-неодобрительные нотки.
– Мне нужно поговорить с твоей мамой. Это очень важно. Ты ведь знаешь, кто я? – терпеливо повторил Китаец.
– Знаю, – голос Лены стал неуверенным, – но какое отношение ко всему этому имеет…
Повисла пауза.
– Послушай, Лена. Мне нужна твоя помощь, – доверительно произнес Китаец, – сегодня суббота, я точно не знаю, будет ли Евгения Елизаровна на работе…
– Нет, не будет. У нас сегодня прием. Будут важные лица…
– Прекрасно, – повеселел Китаец, – а что, если ты пригласишь и меня? – смело предложил он, чувствуя себя последним наглецом.
– Приглашаю не я… Да и в качестве кого? – Голос в трубке явно кокетничал, и Китаец решил воспользоваться этим.
– В качестве своего, как это сейчас говорят, бойфренда. Правда, для мальчика я уже устарел… – с шутливой иронией добавил он.
– Но ведь это неправда, – озадаченность Лениного голоса не могла скрыть кокетливого намека, – вы… ты же не мой…
– Ну давай предположим, – мягко возразил Китаец, – давай поиграем. И потом, почему бы нам не познакомиться поближе? Краснеть за меня тебе не придется. Обещаю.
– В этом я не сомневаюсь, – осторожно сказала Елена, – но… Нет, я не знаю.
– Давай договоримся так: ты сообщишь маме о своем желании представить ей своего нового бойфренда, и если она согласится меня принять, ты меня известишь. Ты еще не выкинула мою визитку? – игриво спросил он.
– Нет. Храню под подушкой, – в тон ему ответила Елена. – Ладно, ковбой. Жди звонка после обеда, – задорно добавила она.
– Вот такой ты мне больше нравишься, – засмеялся Китаец.
– Какой?
– Веселой и решительной. Буду ждать.
Глава 12
Китаец нажал на «отбой» и набрал рабочий номер Пляца.
– Пляц слушает, – раздалось в трубке после трех долгих гудков.
– Доброе утро. Честно говоря, не ожидал вас застать на работе…
– Так ведь выборы же на носу, – с оттенком самодовольства в голосе пояснил Александр Степанович. – Могу я вам чем-то помочь?
– Мне нужно встретиться со Светловым Дмитрием Сергеевичем. Не могли бы вы помочь с пропуском?
– О чем речь! – с готовностью воскликнул Пляц. – Вы и его, если не секрет, желаете опросить на предмет Эванса?
– Да, у меня одна забота. Так вы мне поможете?
– Я сейчас свяжусь с Дмитрием Сергеевичем. Перезвоните минут через десять.
– Спасибо.
Китаец растянулся на тахте с сигаретой в руках. Ровно через десять минут он снова позвонил Пляцу.
– Дмитрий Сергеевич будет у себя, – лаконично объявил тот, – пропуск на ваше имя у дежурного.
– Благодарю вас.
Китаец надел классический темно-серый пиджак, черные брюки, повязал галстук и, проверив кабуру, сунул руки в рукава длинного пальто.
Мэрия представляла собой красивое четырехэтажное здание в стиле модерн. В нише, между крышей и первым этажом, стоял каменный лев в спокойной позе сознающего свою гордую силу повелителя зверей, радуя взоры прохожих, которым не лень было задрать голову, своей царственной осанкой и упругими мышцами.
Китаец вошел в мраморный холл. У дежурного действительно лежал пропуск на его имя. По ослепительно красной ковровой дорожке он взлетел на второй этаж и углубился в длинный коридор. Навстречу ему попались два сотрудника мэрии, облаченные в дорогие темные костюмы. Они что-то обсуждали. При этом голоса их вольтировали с просто чудовищной легкостью. Казалось, эти люди научились обходиться без слов, обмениваясь прохладным дыханием мгновенного понимания и паутинных намеков. Китаец смог различить только шепот, неуловимый и нежный, словно шелест листвы, которую еле-еле шевелит ленивый ветерок. Когда два озабоченно-бесшумных субъекта прошли мимо него, у него заломило зубы от этого ходячего «Уинтефреша».
Он постучался в дверь с табличкой: «Экономический отдел. Заместитель начальника». Не услышав никакого отклика, толкнул дверь и очутился в просторной приемной. Секретарша отсутствовала. Он прошел к следующей двери. Натуральный дуб, оценил Китаец материал, из которого она была изготовлена. Он постучал.
– Войдите, – раздался глухой голос астматика.
Китаец потянул дверь на себя и шагнул на красно-коричневый ковер кабинета. Перед ним за массивным дубовым столом сидел лысоватый рыхлый очкарик. У него были умные глаза и многозначительная улыбка. Темные горизонтальные полоски бровей, крупный нос и глубокие поперечные морщины, украшавшие его небольшой, но весьма рельефный лоб, придавали его живой пройдошливой физиономии что-то кокетливо-мефистофельское.
– Здравствуйте, – Танин улыбнулся, – меня зовут…
– А-а, – догадливо посмотрел на Китайца сидевший перед ним мужчина, – Александр Стапанович говорил…
– Моя фамилия Танин… Владимир Алексеевич. Мне нужно поговорить с вами об Эвансе, – коротко изложил цель своего визита Китаец.
– Очень приятно, – плутовато улыбнулся Светлов, – садитесь.
Поблагодарив, Танин занял неудобное кожаное кресло у стола Светлова.
– Я слышал, с Питером случилось несчастье, – с ноткой неподдельного сочувствия в голосе произнес Светлов, – вы расследуете, как сказал мне Александр Степанович, обстоятельства этого печального события, – медленно, словно каждое слово было ключом к разгадке, произнес он, – с Эвансом мы дружили. Вы сами, конечно, понимаете, какая может быть дружба между работником мэрии и бизнесменом…
Он опять как-то хитро посмотрел на Танина. Китаец ощущал всю, если можно так выразиться, неактуальность этого томного сухого голоса, которым как бы по недосмотру природы разговаривал Светлов. Напоминавший разбросанные по газону осенние листья, голос Дмитрия Сергеевича резко контрастировал с его плутоватым обликом. Ему скорее подошел бы какой-нибудь крякающий фальцет или на худой конец – звучный баритон, а не эта расслабленно-поникшая ветошь, застилающая его горло пыхтящим серым туманом.
– Так вот, – продолжал замначальника по вопросам экономики, – Эванса мэрия рассматривала как нужного, я бы даже сказал – незаменимого человека. У него были связи с другими американскими бизнесменами, он способствовал притоку нешуточных инвестиций…
– Будучи совладельцем «Виктории»?
– Конечно, – улыбнулся Светлов, – он был… как бы это сказать, – задумался он на секунду, – промежуточным звеном…
– Когда вы видели Эванса в последний раз? – бесстрастно произнес Китаец.
– Неделю назад, – выдохнул Светлов.
– При каких обстоятельствах, если не секрет?
– Он приходил в мэрию. Но не ко мне, а к Ковалевой.
– Дмитрий Сергеевич, – Китаец пристально посмотрел на очкарика, – что вы делали в четверг между десятью и одиннадцатью утра?
– Был здесь, в своем кабинете. А что, вы меня в чем-то подозреваете? – игриво-беззаботным голосом спросил он.
– Нет, ну что вы, – Китаец доброжелательно улыбнулся. – Кто может подтвердить, что вы были в мэрии?
– Ну как кто? – сцепил пальцы рук Светлов. – Все, кто здесь был… Секретарь, люди в приемной, персонал…
– Вы ведь знали, что дела Эванса в последнее время шли не совсем гладко? – Китаец вперил в очкарика пронзительный взгляд.
– Знал. Питер сам виноват. Нельзя же так! – назидательно и одновременно покровительственно воскликнул Светлов. – При всей моей симпатии к нему я не могу не согласиться с мнением Руслана Умаровича…
– Если Эванс, как вы сказали, был сам виноват, почему тогда он счел необходимым обратиться в суд?
– Все-то вы, журналисты, знаете, – лукаво улыбнулся замначальника, – это длинная и старая история, – с ноткой неудовольствия продолжил он, – она касается его дел с Урутаевым. Мы, то есть работники мэрии, имеем к этому лишь косвенное отношение. Урутаев хотел приобрести акции Питера.
– И предлогом для этого он выставлял запутанные отношения последнего с финансами?
– А вы неплохо осведомлены, – с некоторой настороженностью посмотрел на Китайца Светлов, – мне кажется, вам следовало бы поговорить об этом с Русланом Умаровичем.
– Я уже беседовал с ним.
– И что же? – поинтересовался Светлов.
– Он не внушает доверия, – с усмешкой сказал Китаец, – как, впрочем, и его служба безопасности, а проще говоря, бандиты, – Танин бросил на Светлова пристальный взгляд.
– Я не так хорошо знаком с Урутаевым… – смущенно кашлянул Светлов.
– И даже не догадываетесь, что на службе у него отпетые молодчики, которых можно смело назвать бандитами… – намекающе улыбнулся Танин.
– Это его дело – кого нанимать на службу, – напрягся Светлов, – я уже сказал, что с Урутаевым у меня…
Светлов запнулся и посмотрел в потолок.
– Но ведь Руслана Умаровича поставила во главе «Виктории» мэрия…
– Это вопрос не ко мне, – упрямо повторил Светлов.
– А к кому? – настаивал Китаец.
– К Ковалевой. По-моему, у нее с Урутаевым сложились неплохие отношения. Евгения Елизаровна пользуется доверием и расположением мэра… А мы… – многозначительно вздохнул он и, улыбнувшись, пожал плечами.
– А что вы можете сказать о Пляце Александре Степановиче?
– Честен, корректен, деловит… Все, что ни есть, положительное, – дежурно-широко улыбнулся Светлов, который, по всей видимости, испытал облегчение, когда разговор о мэрии вообще перешел на отдельных ее сотрудников.
– Какие у него были отношения с Эвансом?
– Дружеские, я бы сказал. Хотя в последнее время Александр Степанович Питера не жаловал. До нас ведь доходила информация, – многозначительно посмотрел он на Танина, – о том, чем занимается Эванс, о том, что он транжирит направо-налево не свои деньги. Он ведь ставил определенных лиц из мэрии в неудобное положение: за него поручились, ему доверяли, а он так нехорошо поступил с этими людьми, – покачал головой Светлов.
Китайцу показалось, что в этом скорбном покачивании головой искренность и подлинная опечаленность отсутствовали. Скорее всего, это внушающее почтение и ни к чему не обязывающее движение свидетельствовали о том, что Светлов хорошо усвоил тон, каким работники мэрии взяли моду говорить об американском мошеннике.
– А у вас какие отношения были с Питером? – прямо спросил Китаец.
– Хорошие.
– Слишком расплывчато, – Китаец чувствовал раздражение. Этот сидящий перед ним тип с нагловатой назидательной улыбкой, корчащий из себя самаритянина снисходительности, казался ему воплощением сытой и безучастной к заботам простых людей власти.
– Мы общались, но в основном в стенах этого заведения, – окинул он кокетливым взором комнату.
– Понятно, – вздохнул Китаец, – вы знали, что Питер в командировке?
– Понятия не имел. Я же вам сказал…
– Хорошо, хорошо. А Пляц?
Светлов выпятил губы и пожал плечами:
– Скорее всего, нет.
– А Ковалева? – не отставал Китаец.
– Ну, не знаю. – Взгляд Светлова говорил, что он теряется в догадках.
– Ладно, – Китаец сел поудобнее, – Пляц мне сказал, что был в командировке.
– Был, – улыбнулся Светлов.
– Что это была за командировка?
– Послушайте, у нас разные отделы… Откуда мне знать?
– Тогда откуда вы знаете, что он был в командировке?
– Мы же перезваниваемся. Друзья, – самодовольно улыбнулся Светлов.
– Когда вы в последний раз разговаривали по телефону?
– Сегодня, – сострил Светлов, – Александр Степанович попросил меня принять вас.
Китаец понял намек: вот, мол, какой я добрый, сижу тут с тобой, болтаю, хотя мне жуть как этого не хочется. Я ведь тебя не гоню, терплю все твои неудобоваримые вопросы, а ты меня все на чем-то поймать норовишь.
– Когда вы узнали, что Пляц уезжает в командировку? – невозмутимо продолжил Китаец.
– В четверг, а что? – Клоунские брови Светлова трепыхнулись и замерли, составив два острых угла с верхними веками его ухмыляющихся глаз.
– Так он звонил вам из Самары? – уточнил Китаец, делая акцент на последнем слове.
– Почему из Самары?
– Потому что в среду он был уже там.
– Значит, я все напутал, – улыбнулся Светлов, хлопнув себя рукой по лбу, – он звонил мне в среду, ну конечно, в среду. Тут от этих выборов голова кругом идет!
– Я вас прекрасно понимаю, – подавив отвращение, сказал Китаец, – вы знали, что Эванс хранил бумаги, подтверждающие незаконный характер выпущенных Урутаевым акций?
– Я не очень интересовался делами «Виктории»… – меланхолично проговорил Светлов.
– Значит, ваши отношения с Эвансом носили чисто дружеский характер. Знаете, о чем я подумал? Ведь именно такому незаинтересованному в его коммерческом предприятии другу Питер как раз и мог довериться. Представьте. Он уезжает в командировку, обдумывает подальше от эпицентра событий свои дальнейшие действия. Перед тем как уехать, сообщает другу-икс о том, что является владельцем одного ценного пакета, который обещает показать тому по приезде, дабы обсудить сообща, как извлечь выгоду из документов и обеспечить себе безопасность. Я думаю, этот друг должен иметь прямое отношение к мэрии. Эванс перед отъездом наверняка советовался с ним, может быть, даже просил поговорить с кем-нибудь из муниципальных тузов об условиях передачи вышеназванных документов этому лицу. Я склонен допустить, что одним из требований Эванса была немедленная отставка Урутаева. Как вы думаете?
– Пляц слушает, – раздалось в трубке после трех долгих гудков.
– Доброе утро. Честно говоря, не ожидал вас застать на работе…
– Так ведь выборы же на носу, – с оттенком самодовольства в голосе пояснил Александр Степанович. – Могу я вам чем-то помочь?
– Мне нужно встретиться со Светловым Дмитрием Сергеевичем. Не могли бы вы помочь с пропуском?
– О чем речь! – с готовностью воскликнул Пляц. – Вы и его, если не секрет, желаете опросить на предмет Эванса?
– Да, у меня одна забота. Так вы мне поможете?
– Я сейчас свяжусь с Дмитрием Сергеевичем. Перезвоните минут через десять.
– Спасибо.
Китаец растянулся на тахте с сигаретой в руках. Ровно через десять минут он снова позвонил Пляцу.
– Дмитрий Сергеевич будет у себя, – лаконично объявил тот, – пропуск на ваше имя у дежурного.
– Благодарю вас.
Китаец надел классический темно-серый пиджак, черные брюки, повязал галстук и, проверив кабуру, сунул руки в рукава длинного пальто.
Мэрия представляла собой красивое четырехэтажное здание в стиле модерн. В нише, между крышей и первым этажом, стоял каменный лев в спокойной позе сознающего свою гордую силу повелителя зверей, радуя взоры прохожих, которым не лень было задрать голову, своей царственной осанкой и упругими мышцами.
Китаец вошел в мраморный холл. У дежурного действительно лежал пропуск на его имя. По ослепительно красной ковровой дорожке он взлетел на второй этаж и углубился в длинный коридор. Навстречу ему попались два сотрудника мэрии, облаченные в дорогие темные костюмы. Они что-то обсуждали. При этом голоса их вольтировали с просто чудовищной легкостью. Казалось, эти люди научились обходиться без слов, обмениваясь прохладным дыханием мгновенного понимания и паутинных намеков. Китаец смог различить только шепот, неуловимый и нежный, словно шелест листвы, которую еле-еле шевелит ленивый ветерок. Когда два озабоченно-бесшумных субъекта прошли мимо него, у него заломило зубы от этого ходячего «Уинтефреша».
Он постучался в дверь с табличкой: «Экономический отдел. Заместитель начальника». Не услышав никакого отклика, толкнул дверь и очутился в просторной приемной. Секретарша отсутствовала. Он прошел к следующей двери. Натуральный дуб, оценил Китаец материал, из которого она была изготовлена. Он постучал.
– Войдите, – раздался глухой голос астматика.
Китаец потянул дверь на себя и шагнул на красно-коричневый ковер кабинета. Перед ним за массивным дубовым столом сидел лысоватый рыхлый очкарик. У него были умные глаза и многозначительная улыбка. Темные горизонтальные полоски бровей, крупный нос и глубокие поперечные морщины, украшавшие его небольшой, но весьма рельефный лоб, придавали его живой пройдошливой физиономии что-то кокетливо-мефистофельское.
– Здравствуйте, – Танин улыбнулся, – меня зовут…
– А-а, – догадливо посмотрел на Китайца сидевший перед ним мужчина, – Александр Стапанович говорил…
– Моя фамилия Танин… Владимир Алексеевич. Мне нужно поговорить с вами об Эвансе, – коротко изложил цель своего визита Китаец.
– Очень приятно, – плутовато улыбнулся Светлов, – садитесь.
Поблагодарив, Танин занял неудобное кожаное кресло у стола Светлова.
– Я слышал, с Питером случилось несчастье, – с ноткой неподдельного сочувствия в голосе произнес Светлов, – вы расследуете, как сказал мне Александр Степанович, обстоятельства этого печального события, – медленно, словно каждое слово было ключом к разгадке, произнес он, – с Эвансом мы дружили. Вы сами, конечно, понимаете, какая может быть дружба между работником мэрии и бизнесменом…
Он опять как-то хитро посмотрел на Танина. Китаец ощущал всю, если можно так выразиться, неактуальность этого томного сухого голоса, которым как бы по недосмотру природы разговаривал Светлов. Напоминавший разбросанные по газону осенние листья, голос Дмитрия Сергеевича резко контрастировал с его плутоватым обликом. Ему скорее подошел бы какой-нибудь крякающий фальцет или на худой конец – звучный баритон, а не эта расслабленно-поникшая ветошь, застилающая его горло пыхтящим серым туманом.
– Так вот, – продолжал замначальника по вопросам экономики, – Эванса мэрия рассматривала как нужного, я бы даже сказал – незаменимого человека. У него были связи с другими американскими бизнесменами, он способствовал притоку нешуточных инвестиций…
– Будучи совладельцем «Виктории»?
– Конечно, – улыбнулся Светлов, – он был… как бы это сказать, – задумался он на секунду, – промежуточным звеном…
– Когда вы видели Эванса в последний раз? – бесстрастно произнес Китаец.
– Неделю назад, – выдохнул Светлов.
– При каких обстоятельствах, если не секрет?
– Он приходил в мэрию. Но не ко мне, а к Ковалевой.
– Дмитрий Сергеевич, – Китаец пристально посмотрел на очкарика, – что вы делали в четверг между десятью и одиннадцатью утра?
– Был здесь, в своем кабинете. А что, вы меня в чем-то подозреваете? – игриво-беззаботным голосом спросил он.
– Нет, ну что вы, – Китаец доброжелательно улыбнулся. – Кто может подтвердить, что вы были в мэрии?
– Ну как кто? – сцепил пальцы рук Светлов. – Все, кто здесь был… Секретарь, люди в приемной, персонал…
– Вы ведь знали, что дела Эванса в последнее время шли не совсем гладко? – Китаец вперил в очкарика пронзительный взгляд.
– Знал. Питер сам виноват. Нельзя же так! – назидательно и одновременно покровительственно воскликнул Светлов. – При всей моей симпатии к нему я не могу не согласиться с мнением Руслана Умаровича…
– Если Эванс, как вы сказали, был сам виноват, почему тогда он счел необходимым обратиться в суд?
– Все-то вы, журналисты, знаете, – лукаво улыбнулся замначальника, – это длинная и старая история, – с ноткой неудовольствия продолжил он, – она касается его дел с Урутаевым. Мы, то есть работники мэрии, имеем к этому лишь косвенное отношение. Урутаев хотел приобрести акции Питера.
– И предлогом для этого он выставлял запутанные отношения последнего с финансами?
– А вы неплохо осведомлены, – с некоторой настороженностью посмотрел на Китайца Светлов, – мне кажется, вам следовало бы поговорить об этом с Русланом Умаровичем.
– Я уже беседовал с ним.
– И что же? – поинтересовался Светлов.
– Он не внушает доверия, – с усмешкой сказал Китаец, – как, впрочем, и его служба безопасности, а проще говоря, бандиты, – Танин бросил на Светлова пристальный взгляд.
– Я не так хорошо знаком с Урутаевым… – смущенно кашлянул Светлов.
– И даже не догадываетесь, что на службе у него отпетые молодчики, которых можно смело назвать бандитами… – намекающе улыбнулся Танин.
– Это его дело – кого нанимать на службу, – напрягся Светлов, – я уже сказал, что с Урутаевым у меня…
Светлов запнулся и посмотрел в потолок.
– Но ведь Руслана Умаровича поставила во главе «Виктории» мэрия…
– Это вопрос не ко мне, – упрямо повторил Светлов.
– А к кому? – настаивал Китаец.
– К Ковалевой. По-моему, у нее с Урутаевым сложились неплохие отношения. Евгения Елизаровна пользуется доверием и расположением мэра… А мы… – многозначительно вздохнул он и, улыбнувшись, пожал плечами.
– А что вы можете сказать о Пляце Александре Степановиче?
– Честен, корректен, деловит… Все, что ни есть, положительное, – дежурно-широко улыбнулся Светлов, который, по всей видимости, испытал облегчение, когда разговор о мэрии вообще перешел на отдельных ее сотрудников.
– Какие у него были отношения с Эвансом?
– Дружеские, я бы сказал. Хотя в последнее время Александр Степанович Питера не жаловал. До нас ведь доходила информация, – многозначительно посмотрел он на Танина, – о том, чем занимается Эванс, о том, что он транжирит направо-налево не свои деньги. Он ведь ставил определенных лиц из мэрии в неудобное положение: за него поручились, ему доверяли, а он так нехорошо поступил с этими людьми, – покачал головой Светлов.
Китайцу показалось, что в этом скорбном покачивании головой искренность и подлинная опечаленность отсутствовали. Скорее всего, это внушающее почтение и ни к чему не обязывающее движение свидетельствовали о том, что Светлов хорошо усвоил тон, каким работники мэрии взяли моду говорить об американском мошеннике.
– А у вас какие отношения были с Питером? – прямо спросил Китаец.
– Хорошие.
– Слишком расплывчато, – Китаец чувствовал раздражение. Этот сидящий перед ним тип с нагловатой назидательной улыбкой, корчащий из себя самаритянина снисходительности, казался ему воплощением сытой и безучастной к заботам простых людей власти.
– Мы общались, но в основном в стенах этого заведения, – окинул он кокетливым взором комнату.
– Понятно, – вздохнул Китаец, – вы знали, что Питер в командировке?
– Понятия не имел. Я же вам сказал…
– Хорошо, хорошо. А Пляц?
Светлов выпятил губы и пожал плечами:
– Скорее всего, нет.
– А Ковалева? – не отставал Китаец.
– Ну, не знаю. – Взгляд Светлова говорил, что он теряется в догадках.
– Ладно, – Китаец сел поудобнее, – Пляц мне сказал, что был в командировке.
– Был, – улыбнулся Светлов.
– Что это была за командировка?
– Послушайте, у нас разные отделы… Откуда мне знать?
– Тогда откуда вы знаете, что он был в командировке?
– Мы же перезваниваемся. Друзья, – самодовольно улыбнулся Светлов.
– Когда вы в последний раз разговаривали по телефону?
– Сегодня, – сострил Светлов, – Александр Степанович попросил меня принять вас.
Китаец понял намек: вот, мол, какой я добрый, сижу тут с тобой, болтаю, хотя мне жуть как этого не хочется. Я ведь тебя не гоню, терплю все твои неудобоваримые вопросы, а ты меня все на чем-то поймать норовишь.
– Когда вы узнали, что Пляц уезжает в командировку? – невозмутимо продолжил Китаец.
– В четверг, а что? – Клоунские брови Светлова трепыхнулись и замерли, составив два острых угла с верхними веками его ухмыляющихся глаз.
– Так он звонил вам из Самары? – уточнил Китаец, делая акцент на последнем слове.
– Почему из Самары?
– Потому что в среду он был уже там.
– Значит, я все напутал, – улыбнулся Светлов, хлопнув себя рукой по лбу, – он звонил мне в среду, ну конечно, в среду. Тут от этих выборов голова кругом идет!
– Я вас прекрасно понимаю, – подавив отвращение, сказал Китаец, – вы знали, что Эванс хранил бумаги, подтверждающие незаконный характер выпущенных Урутаевым акций?
– Я не очень интересовался делами «Виктории»… – меланхолично проговорил Светлов.
– Значит, ваши отношения с Эвансом носили чисто дружеский характер. Знаете, о чем я подумал? Ведь именно такому незаинтересованному в его коммерческом предприятии другу Питер как раз и мог довериться. Представьте. Он уезжает в командировку, обдумывает подальше от эпицентра событий свои дальнейшие действия. Перед тем как уехать, сообщает другу-икс о том, что является владельцем одного ценного пакета, который обещает показать тому по приезде, дабы обсудить сообща, как извлечь выгоду из документов и обеспечить себе безопасность. Я думаю, этот друг должен иметь прямое отношение к мэрии. Эванс перед отъездом наверняка советовался с ним, может быть, даже просил поговорить с кем-нибудь из муниципальных тузов об условиях передачи вышеназванных документов этому лицу. Я склонен допустить, что одним из требований Эванса была немедленная отставка Урутаева. Как вы думаете?