Страница:
Но еще большая удача ждала взвод впереди. На противоположном берегу паслось большое стадо коров, с которым управлялся один пастух с собакой. Для того чтобы разрулиться и узнать, где же они, наконец, находятся, лейтенант направил Казаряна и Простакова на противоположный берег с посольством к пастуху.
Коровы, как выяснилось, принадлежат жителям деревеньки Сизое. А река называлась Ершистая.
Мудрецкий, успевший за прошедшие дни выучить карту наизусть, удивился. Он предполагал, что они находятся севернее этой деревни, а оказалось, южнее. Русло реки изгибалось в точке выхода из леса. Теперь ошибиться невозможно. Наконец-то.
До деревни три километра. Федеральная трасса, проходившая по краешку карты, находилась от них на расстоянии шестидесяти километров. Лихо. Вот село Красненькое. Обозначены церковь и кладбище. До него двадцать два км. Дорога, соединяющая деревню и село, проселочная.
Рыба в реке водилась. Актуально. Так как еда заканчивалась. Осталось только научиться рыбку оттуда доставать. Рыбка плавает по дну, хрен поймаешь хоть одну. У них ни удочек, ни сетей. Существовало только два способа поправить положение. Первый – украсть орудия лова у деревенских, второй – пойти в «населенный пункт», как говорят военные, и честно выменять на имущество. Или купить. У Мудрецкого в карманах осталось, кажется, рублей тридцать. Может, у солдат деньги есть?
Мудрецкий приказал Казаряну взять кого-нибудь с собой, пойти в деревню и добыть снасти. Поспрашивать у одиноких бабулек. Может, у кого и осталось какое-никакое рыбацкое имущество. Казарян, не раздумывая, взял с собой Тимура Балчу. Лучше его разговаривать с народом никто не умел. Он был просто рожден для переговоров. А если не получалось брать хитростью, Тимур обычно воровал то, что ему требовалось или просто нравилось.
В батальоне он мог достать все. Жареную картошку, марихуану, дорогую выпивку. Его огромные честные, горящие глаза лошадиных размеров никогда не внушали тем, кто сталкивался с ними впервые, чувства недоверия. Они светились порядочностью и даже непорочностью.
Пока Казарян с Балчу топали в деревню, нашлись оптимисты по части рыболовства. Пионеры стали ломать ивняк, скручивать имеющиеся в запасе нитки, привязывать к ним согнутые иголки. Затем они устремлялись к воде и забрасывали камышинки с навязанными камушками-грузилами в воду. На гнутые иголки насаживали все, что шевелилось под ногами, – жучков, кузнечиков и даже бабочек. Говорят, у кого-то даже клевало. Продвинутый Резинкин стал нырять под корни деревьев и с третьего раза вытащил на свет здорового живого рака, вызвав бурю восторга.
– Омаров похаваем! Деликатес! – орали со всех сторон желающие заняться ловлей.
Мудрецкий, как биолог, понимал, что сейчас реке будет нанесен большой урон. Популяция раков здесь восстановится, может быть, только через несколько лет. Только сейчас ли вести речь об экологии? Главное, если живут раки, значит, вода чистая.
Лейтенант, озабоченный обустройством лагеря, не заметил, как двое его солдат отошли бережком вниз по течению и там смело пустились форсировать водную преграду.
Полупьяный мужик сидел перед небольшим костерком. Его лошадь паслась невдалеке. И лишь только собака работала, не покладая ног и пасти, гоняя отбившихся далеко от стада коров. Пастух не удивился очередному появлению солдат. Он даже рассчитывал на некую выгоду для себя. Думал, вот сейчас один побольше, а другой поменьше начнут выпытывать у него, у какой хозяйки можно разжиться самогоном, или спросят, есть ли в деревне водка, а если нет, то когда ее привозят.
Вместо фразы «Добрый день» те – первые двое, Казарян с Балчу, такие вежливые оказались, а эти... Солдат, обладатель широкой лоснящейся морды, вытащил из кармана небольшой такой камешек и вдарил пастуху по голове. Тот, оглушенный, повалился рядом с костром, едва не ткнувшись головой в пламя. Забейко поворотился к стаду и наметанным глазом выбрал молодую раздоенную корову, у которой уже сейчас в титьках было не меньше ведра. Отбив ее от стада, он погнал ее к реке. Собака, лохматая, здоровая, но не злая псина, начала там что-то гавкать, но, получив экспроприированным хлыстом по морде, решила выть в сторонке.
Забейко погнал белую с рыжими пятнами коровенку к реке.
Мудрецкий, когда ему предъявили отбитую животину, воскликнул:
– Как?!
– А чего такого, – ласково запел Забейко, будто стоял сейчас над койкой с душевнобольным. – Корова, она и есть корова. Молоко дает. Смотрите, какие у нее большие сиси, товарищ лейтенант. Вот лося нам не удалось забить, так коровой разжились. Нам ведь еще целый месяц здесь.
Лейтенант напряг зрение и посмотрел на противоположный берег.
– Да не волнуйтесь вы, с пастухом все нормально. Спит он. Проспал он корову.
– Слушай, – зашептал Мудрецкий, – ты его не убил?
– Что вы, товарищ лейтенант. Вон он, видите, спит пьяный, а собака коров пасет. Все нормально. Мы же не всех коров у него увели. Взяли одну для нужд Красной армии. У нас ведь ситуация.
– Пропажа обнаружится, – лейтенант смотрел на огромное вымя, способное спасти их от голода. – Пастух проспится и сообразит. В деревне начнется ропот. Оставаться здесь нельзя. Придется уходить вместе с коровой к месту прежней стоянки. Далеко, но делать нечего.
Весь взвод быстренько собрался. Наловленных раков положили в котелки. Уж и не надеялись носить в них съестное. Ждать возвращения из деревни Казаряна и Балчу остались Простаков, Валетов, Резинкин. Все остальные начали отступать в глубь леса. Но никто не роптал. Теперь у них гарантировано по стакану молока, а может, и по два в день.
Забейко улыбался. Он был рад. Теперь лишний раз может любого поучить, как надо выживать в лесах.
Корова спокойно перенесла путешествие. Ей даже полянку по ходу присмотрели, где она могла пастись целыми днями. Все равно всю траву не слопает. От поляны до родника получилось около полутора километров. Решив не останавливаться в лесу, комвзвода велел личному составу занять поляну по периметру, а в середину поставил корову. Никуда не денется, теперь за ней будут наблюдать десятки голодных глаз. А к роднику будут ходить водоносы, собирая у всех фляжки. Так правильнее.
Животина вначале шугалась, но потом успокоилась. Проблема с буренкой, покрытой большими рыжими пятнами, обнаружилась, еще когда Забейко с Бабочкиным пригнали ее с того берега. Она не подпускала никого к своим титькам. Даже позволяла за рога взяться, а вот за титьки нет. Бабочкин, будучи жителем сугубо деревенским, сообразил немедленно.
– Платок нужен, в котором хозяйка встречает корову.
– Цвета, значит, различают, – вывел Мудрецкий, не зная таких подробностей из жизни крупного рогатого скота прежде.
– У них все, как у людей, – согласился Бабочкин.
– Я заметил.
– Надо к ней подбираться. Иначе молока не увидим. Нельзя, чтобы молоко застаивалось. Она может вообще загнуться.
– Тогда прирежем, – обрадовался Забейко. – Чего ждать. Народу куча. Всех кормить надо.
– Хорошее предложение, – поддержал Али-баба. Рустаму ой как хотелось говядинки, живот от голода крутило. Опять грибочки на веточках жарить? Когда тут целая корова. Забить и тут же налопаться. Разве плохо?
Мудрецкий остановил дебаты:
– Мы в армии, а не на базаре. Я сказал: жрать ее не будем. Вы за три дня сомнете все, а так молоко будет гарантированно.
– На две недели хватит, – не согласился Забейко.
– Опять же соль нужна. Все. Скотину не трогать! Уверены, что с пастухом нормально?
– Да оклемается он.
– Значит, не пьяный был?
Забейко нахмурился, не зная, чтобы такое вкатить лейтенанту.
– Пьяный. Он не видел ничего. А собаку отогнали.
– Наживете неприятностей на свою жопу. Ну, вы сегодня молока мне дадите или нет?
Бабочкин снова направился к корове. Она вела себя спокойно, пока он не приблизился к хвосту. Тут же поворотила огромную голову, убрала зад в сторону и попыталась боднуть Бабочкина. Валера отскочил в сторону.
– А бля, коррида, твою мать! Тихо, тихо, сиськастая!
Он и так и эдак. И спереди к ней, и сзади внимание оказывал. Один раз копытом она его задела.
Ему надоело рисковать здоровьем, и он, плюнув, тихо выматерился и отошел. Бессильно опустился перед костром, где съел печеный грибок и запил его водой.
Из деревни вернулись уходившийся за день злющий от усталости Казарян и большеглазый Балчу.
Притащили старую рыболовную сеть. Ее подремонтировать – и можно в дело.
– Где взяли, украли? – набросился Мудрецкий.
– Как можно, товарищ лейтенант, – Балчу стал объясняться, а дембель пошел и рухнул рядом с костром, отобрав у ближайшего фляжку с водой. – Бабушка старенькая сама отдала.
– А крючки, лески?
– Только в одном доме нормальная бабуля. В остальных ничего не дали, я даже вещмешок предлагал, кепку, никто ничего не хочет брать. – Он расстегнул китель и вытащил из-за пазухи полиэтиленовый пакетик. В нем лежало четыре полных рыболовных комплекта.
– А это откуда?
Балчу развел руки в стороны.
– Не хотят помогать солдатам, ничего не дают. Даже за ваши тридцать рублей. То крючков нету, то мужа дома нету.
– А это откуда?!
– Товарищ лейтенант, нам ничего не дали. Только бабушка сеть старую, драную презентовала. Но вы же сказали принести крючки, поплавки...
– Украли!
– Почему украли? Люди оставили неосмотрительно в опрометчивом месте. Деревенские тоже могли друг у друга спереть. Что такого? Мы же попали в очень суровые условия. Автолавка приедет, и купят себе еще. Что они там стоят? Три копейки.
Мудрецкий тяжело вздохнул.
– Так, Балчу, назначаешься главным рыболовом. Возьмешь с собой еще трех солдат, коли здесь четыре комплекта, и завтра обратно на речку. Только не туда, где мы были сегодня. Спуститесь по течению ниже. Чтобы не светиться. Пустыми приходить не надо. Еще двое. Рядовой Забейко вместе с Рустамом Алиевым – вы вдвоем пойдете сеть ставить. Человек пять на раков. Остальные грибники. И еще, в конце концов, Баба Варя – Бабочкин!
– Я!
– С коровой разобрался?
– Пока нет.
– Если завтра до утра не удастся, давайте зарежем, – не унимался голодный хохол.
День давно пошел на вечер, а маленький Бабочкин ходил вокруг да около коровы, которую окрестил, глядя на заходящее солнце, Зорькой. Что только Баба Варя не предпринимал! Вначале он накрутил на голову свою собственную майку и, оставшись полуголым, не обращая внимания на насевших на него комаров, пошел к корове. Зорька замычала, попятилась назад, наклонив башку и выставив небольшие рожки.
Не успокоившись, он попросил у Резинкина чисто-белую майку, потому как его была подсинена. И снова на переговоры. Скоро солнце сядет за деревья. Цвета померкнут, тогда она вообще никого к себе не подпустит, несмотря на сиськи, полные молока. Под утро будет реветь от боли, но не дастся.
С белой майкой тоже провал. Огорченный безуспешными попытками подсесть к корове, Бабочкин пошел к костерку перевести дух. Его отступление было встречено с сочувствием, так как все, кто был на поляне, видели его старания. Обхватив голову руками, он пробормотал, глядя на огонь:
– Зорька, Зорька, какая же ты сука.
Казарян смахнул с носа комара и зевнул.
– Может, тебе ее трахнуть? Тогда даст.
Никто не смеялся. На Бабочкина смотрели все с надеждой. Ведь если он подойдет к корове, они еще на ночь молочка попьют. А кому молочка не хочется, всем хочется. Не унимались и те, кто жаждал не только молока, но и говядины. Суперплан голодного Забейко, благодаря которому взвод и обзавелся животиной, был коварен: он предлагал вначале сдоить молоко, потом зарезать рогатую и нажраться.
В задумчивости Бабочкин сжевал спекшуюся сыроежку и маленький кусочек хлебца. Идея, пришедшая скотнику в голову, не относилась к разряду приличных. Но сейчас ли говорить о таких мелочах, когда жрать хочется. Вдохнув, выдохнув, он надел кепку, застегнул все пуговицы, поправил ремень и направился к Мудрецкому, колдующему над картой.
– Товарищ лейтенант, разрешите обратиться?
– Да.
– Товарищ лейтенант, а на вас трусы есть?
Мудрецкий вскочил, красный, со своего места.
– Рядовой, что такое?!
Баба Варя попятился.
– Товарищ лейтенант, вы не сердитесь. Вот на вас трусы армейские или семейные? У нас на всех трусы черные. Может, у вас цвет подходящий, – он показал в сторону коровы.
Лейтенант понял. Расстегнул штаны и засветил нижнее белье. Желтые в красный цветочек.
– Здорово! – воскликнул Баба Варя. – Подойдет!
Мимо проходил ефрейтор Петрушевский и не удержался:
– Чего, девчонки, нижним бельем меняетесь?
– Разговоры! – Лейтенант снял с себя штаны, а затем и трусы. Счастливый Баба Варя пошел к скотине, на ходу натягивая на голову лейтенантскую принадлежность. Может быть, это то, что надо.
Увидев чудо, приближающееся к ней, Зорька замычала и взбрыкнула. Пришлось отступить.
Мудрецкий ощущал себя идиотом, стоя с голым задом посреди поляны и отмахиваясь штанами от кровососов. Эксперимент провалился. С треском.
И тут он посмотрел в сторону сидящего на рации и успевшего отзвониться в часть майора.
Бабочкин тоже посмотрел на начальника штаба. Тот, в свою очередь, пялился на них. Операцию с трусами он наблюдал с большим интересом, никак не предполагая, что его это тоже коснется.
– Может, вы попробуете с товарищем Холодцом поговорить по поводу его нижнего белья?
– А вот хер его знает, что он ответит, – лейтенант поднялся и пошел дипломатию разводить.
И начштаба согласился, но не просто так, а за два литра молока, если получится. У него оказались голубенькие в белый горошек. Снова пришлось Бабе Варе надевать офицерское дерьмо себе на голову. В армии и не такие вещи приходится проделывать. И надо же, в этот раз Зорька его пустила под себя.
Только успевали котелки подносить. Так баба Варя стал главным дояром, сменив на время теста на выживание свои черные армейские трусишки на цветные майорские. Ему теперь приходилось постоянно ходить без оных, таская голубые в белый горох на голове, зато Зорька принимала его как родного. В первый вечер она одарила взвод полезным продуктом. Многие, засыпая, были счастливы. Петро все же посматривал сквозь медленно смыкающиеся веки на силуэт буренки, которую на ночь привязали с помощью нескольких солдатских ремней к вбитому в землю колу.
С рассветом споры о дальнейшей судьбе коровы разгорелись с новой силой. Четко образовалось две партии. Одна требовала говядины, другая предлагала воздержаться и оставить скотинку на благо взвода. В более агрессивной группе оказались почти все деды, желающие употребить Зорьку. Некоторые слоны и духи также примкнули к старикам, и расклад сил был явно не в пользу вегетарианцев. Среди отстаивающих молочную диету наблюдались Валетов и Резинкин, а вот Простаков оказался сволочью – он хотел мяса, в чем и признался. И сколько ни пытался Валетов объяснить ему, что на молоке они протянут до конца месяца, он ничего не хотел слушать. Фрол даже ему обещал наворовать у Холодца консервов, но никакие уговоры на него не действовали. Жалкая кучка не могла рассчитывать на победу. И Али-баба, и Казарян с Забейко, и Жевалов, с наслаждением пьющие вечером молоко, под утро озверели. Мудрецкий отстранился, предоставив решить этот вопрос коллективу. Он еще не знал, что игра в демократию в армии ни к чему хорошему не приводит.
Собрание разгорелось у одного из костерков. Первым начал вести базар Забейко.
– Вы че, слоны! – взревел он. – Если бы не моя инициатива, вы бы сейчас вообще ничего не видели. О, какое я слово знаю – «инициатива». И вообще, корова эта в моих руках. Товарищ лейтенант доверил нам самим решать вопрос. Так вот, сыны, корова – это моя добыча. Даже Простаков скажет: кто добыл кусок мяса, тот имеет полное право им распоряжаться. Я правильно говорю? – Обращение за поддержкой не к Казаряну, а к Простакову было тонким ходом. Они не питали друг к другу нежных чувств, но ситуация вынуждала.
– Да, – согласился гигант, как ему ни не хотелось поддерживать дембеля, но, во-первых, он хотел жрать, а во-вторых, Петро прав.
– Так вот эту корову мы забьем.
– Это нормально, – подставил свое плечо Казарян. – Завялим мясо, кроме того, будем с реки рыбу ловить, раков. Может, в деревне хлеба добудем.
– Нечего теперь в деревню соваться, – вмешался лейтенант. – Дорога нам туда заказана. Они хай поднимут, нас увидев. Корову-то сперли. Придется по-другому выкручиваться.
После выступления Мудрецкого ряды сторонников немедленного забоя заметно поредели. Хлеба не будет. Остаются сыроежки да лисички...
– Давайте подождем результатов рыбалки, – дипломатично заявил Валетов, поднимаясь напротив Забейко. – Ведь вы не знаете, как рыбалка пойдет. Сейчас сожрем ее, и все. А так утром, вечером немного молока получать будем.
– Ничего, – опомнился и снова стал бубнить Петро. – Посмотрим, с чем вы вечером к нам придете. Отправляйтесь давайте. Ты да Резина с Простаком. Вон и Балчу берите. Может, чего и поймаете, посмотрим на вас, на рыбаков.
– Еще сеть поставим, – напомнил Валетов, – и раков ловить будем.
– Давай, давай, – Забейко упирался. – Фиговый результат означает для этой коровенки «секир башка». Все согласны?
– Да!
– Сожрем!
– Еды давай! – поддержала дембеля голодная и готовая жрать все, что движется, масса.
Лейтенант Мудрецкий поставил точку в споре:
– Так и решим. От результатов сегодняшней рыбалки зависит, забьем корову или нет. Все. Начинаем обеспечивать себе прекрасное завтра.
– Живем, как партизаны, – возмущался Балчу, шагая впереди самого Простакова. Никакой тропы не было. Выбрали направление и топали.
Для рыбалки выбрали район километрах в трех от первого их появления на реке. Ершистая не могла похвастать постоянством и изгибалась то так, то эдак, создавая массу укромных заливчиков, так и манящих к себе любого, кто хоть однажды сиживал на речке с удочкой.
Больше всего Леха беспокоился за рыболовные снасти.
– Мужики, придем на место, поаккуратнее забрасывайте, поаккуратнее. Поотрываем крючки. И что тогда делать будем?
Валетов топал с удочкой на плече и был полон решимости наловить сегодня просто гору рыбы. Он и сам был не против говядины. Но срок протяженностью в месяц страшил его. Ведь Холодец на самом деле вызовет помощь только тогда, когда они все тут ноги протянут. А может, и вообще не вызовет. Возьмут и сгноят в лесах. О, какой ужас!
К реке вышли к семи утра. Берег высокий. К воде спускаться неудобно. Шел резкий обрыв вниз. Пришлось искать местечко, чтобы спуститься к воде. Пока расположились, ушло еще минут пятнадцать. В качестве наживки использовали червей. Благо с этим проблем не было. Мудрецкий дал команду, и весь взвод потратил целый час в пользу рыболовов. Когда они уходили, каждый напутствовал их хорошими словами. Желая, чтобы они вернулись обратно с добычей.
Кроме тех, кто должен был промышлять на удочку, на реку отправились и раколовы, и те, кто должен был ставить сеть. Этим не позавидуешь. Им придется ковыряться в воде, а она не теплая. Лейтенант предупредил, чтобы больше пяти минут в воде не торчали. Вылезали. Грелись. Независимо от того, будет результат или нет.
Удильщики оставили шумную толпу раколовов выше по реке и, рассевшись вдоль бережка метров через десять, принялись за дело. Профессионалы скажут, что ловить без прикорма – тянуть пустышку. Но будь хоть что-то съестное, сами бы сожрали без рыбалки. Хорошее ли дело кидать жрачку в воду! Поэтому приходилось рассчитывать на удачу.
Поплевав на червя, Валетов пожелал ловиться большой рыбке и маленькой и закинул удочку. Течение быстро сносило поплавок, и постоянно приходилось перебрасывать. В тишине, посвященной ожиданию поклевки, прошло с четверть часа. Первым завыл Балчу:
– Может, здесь нет ни хрена. Может, она вся на пологом бережку греется. Чего мы тут кидаем. Вся, наверное, по краям вон того камыша стоит. А здесь и нет ничего.
Все невольно глядели на «вон тот» зеленый камыш, произраставший по другую сторону и щедро освещаемый ярким летним солнцем.
– И комары жрут. Давайте на тот берег. Там ветерок гуляет. Солнышко. Хоть позагораем.
– Погоди, – останавливал его Простаков, «еще постоим. – Хотя сам в свободной руке держал ветку и отмахивался ею от назойливых кровопивцев беспрестанно.
И надо же такому случиться: Резинкину, привыкшему на гражданке тратить выходной день на разборку очередного движка вместо того, чтобы идти на рыбалку, повезло. Клюнула и, главное, села на крючок небольшая сорожка. Остальные трое стали гипнотизировать свои поплавки, ожидая, что и у них начнет клевать. Зависти Балчу не было предела. Он прошел по узкой полоске берега, чтобы увидеть добычу.
– Ты давай накрой ее чем-нибудь, а то упрыгает обратно.
Тимур смотрел за вертящейся рыбешкой, которая, вот зараза, с каждым подпрыгиванием все ближе оказывалась у воды.
– Э, куда?! – Балчу склонился к рыбке, пытаясь ее схватить. Резинкин положил удочку на воду и повернулся. Ему не улыбалось потерять первый же трофей. Он тоже нагнулся и вытянул вперед руки к трепыхающейся рыбке, которая умудрялась, не попадая в руки, приближаться к воде. Солдаты залезли в воду, стукнулись головами, но рыбешка продолжала оставаться на свободе. Резинкин было уж поймал ее, но она покрылась какой-то слизью, выскользнула у него из пальцев и оказалась в воде. Постояла секунду и шуганулась в глубину.
– Остолопы! – Простаков все прекрасно видел со своего места.
– Разбазариваете продукцию, – и Фрол не удержался.
После такой досадной потери Резинкин принялся насаживать червя более тщательно – чулочком, оставляя шевелиться лишь небольшой кончик.
Забросив удочку снова, он с трясущимися руками ждал поклевки. Бац, оп-ля, и снова небольшая сорожка вытащена из воды. Теперь Витек не позволял себе расслабляться. Он вел себя кровожадно: просовывал ветку через рот и жабры, зато рыба гарантированно оставалась на берегу, сколько бы ни дергалась.
Рыбалка шла хорошо только у Резины. После четвертой Балчу встал рядом. Подтянулись и остальные. Умудрились к обеду надыбать с пяток килограммов. При этом и не перепутать лески. Глядя на навешанную на веточку мелочь, Простаков сожалел о том, что у них нет толстой лески и большого крючка. Так можно было бы закидушку соорудить. Хищники тут должны быть.
Преисполненный собственного достоинства Резинкин, оказавшийся на данный момент самым маститым рыболовом, поучал:
– Щуки в заводях водятся.
Спокойно глядеть на выловленную рыбку не было никакой возможности.
– Может, ушицы? – завыл Валетов.
Все, как сговорившись, побросали удочки и поднялись на высокий берег в поисках дровишек.
Один из четырех котелков повис над костром. И ничего на свете не было вкуснее того бульончика и разваренного белого рыбьего мяса с кучей костей.
Часам к двум солнце ушло за деревья, и они оказались в тени. Налетел ветерок, теперь кровососы стали обкладывать их не так плотно. Приняли решение сидеть до четырех, а после возвращаться обратно. Снова рассредоточились по берегу. Напротив Резинкина уже ничего, способного схватить червя, не было. Закидывали с большой надеждой. Потратили все слюни, оплевывая червей, но речка вымерла. Казалось, в трех метрах от берега никто никогда и не плавал. Только у ног, рядом с кромкой, проплывали лягушки да головастики.
В половине четвертого, вот как на зло, уже думали сворачиваться, снова повезло Резинкину. Он вытащил такого здорового подлещика, что народ передернуло. Если они набьют таких с десяток, можно гарантированно отстоять жизнь коровы. Можно целыми днями стоять на реке, добывая себе пропитание. Резинкин улыбался, снимая здоровячка с крючка.
– Никуда не денешься. – Удачливый рыбак похлопал рыбу по блестящему боку, надев добычу на ветку потолще, и снова повернулся к воде.
Простаков отвлекся на мгновение, а поплавок стал играть. Деревяшка, используемая им в качестве удилища, перегнулась, и он, очнувшись, вытащил на свет чудо граммов на пятьсот.
Мужики стали с азартом глядеть на поплавочки, двое последних оказались одинокими здоровыми дураками, чьими тушками, впрочем, можно уверенно отстаивать жизнь Зорьки.
– И чего ходим туда-сюда. – Валетов не хотел идти обратно. Тем более что жрачкой себя сами они обеспечили.
– А молочка стаканчик? – напомнил Балчу.
– Молочко хорошо, молочка можно.
Прибыли в самый разгар дебатов. Баба Варя с майорскими семейными трусами на голове сидел под коровой и выцеживал молоко из титек. В эти благостные минуты ему не хотелось кончать Зорьку. Но такие товарищи пребывали в меньшинстве. Как-то так получилось, но дембеля решили для себя не ложиться сегодня спать, не отведав говядины.
Партия мясоедов имела явный перевес. Но все ждали рыбаков и раколовов. Корова никуда не денется. Вот она стоит и добровольно отдает молоко. Но мало, мало дает. Слишком много солдат. Всем по чуть-чуть, в результате сытых нет.
Раколовы принесли тридцать небольших членистоногих, не прибавив уверенности в завтрашнем дне.
И в этот момент явился Валетов с корешами. Промысловики выложили перед взором племени добычу. Кучка была небольшой, но Мудрецкий тут же распорядился варить уху, плюс грибы и листья крапивы и одуванчика, стаканчик молока на ночь, и ничего, и кое-как день, считай, продержались.
Коровы, как выяснилось, принадлежат жителям деревеньки Сизое. А река называлась Ершистая.
Мудрецкий, успевший за прошедшие дни выучить карту наизусть, удивился. Он предполагал, что они находятся севернее этой деревни, а оказалось, южнее. Русло реки изгибалось в точке выхода из леса. Теперь ошибиться невозможно. Наконец-то.
До деревни три километра. Федеральная трасса, проходившая по краешку карты, находилась от них на расстоянии шестидесяти километров. Лихо. Вот село Красненькое. Обозначены церковь и кладбище. До него двадцать два км. Дорога, соединяющая деревню и село, проселочная.
Рыба в реке водилась. Актуально. Так как еда заканчивалась. Осталось только научиться рыбку оттуда доставать. Рыбка плавает по дну, хрен поймаешь хоть одну. У них ни удочек, ни сетей. Существовало только два способа поправить положение. Первый – украсть орудия лова у деревенских, второй – пойти в «населенный пункт», как говорят военные, и честно выменять на имущество. Или купить. У Мудрецкого в карманах осталось, кажется, рублей тридцать. Может, у солдат деньги есть?
Мудрецкий приказал Казаряну взять кого-нибудь с собой, пойти в деревню и добыть снасти. Поспрашивать у одиноких бабулек. Может, у кого и осталось какое-никакое рыбацкое имущество. Казарян, не раздумывая, взял с собой Тимура Балчу. Лучше его разговаривать с народом никто не умел. Он был просто рожден для переговоров. А если не получалось брать хитростью, Тимур обычно воровал то, что ему требовалось или просто нравилось.
В батальоне он мог достать все. Жареную картошку, марихуану, дорогую выпивку. Его огромные честные, горящие глаза лошадиных размеров никогда не внушали тем, кто сталкивался с ними впервые, чувства недоверия. Они светились порядочностью и даже непорочностью.
Пока Казарян с Балчу топали в деревню, нашлись оптимисты по части рыболовства. Пионеры стали ломать ивняк, скручивать имеющиеся в запасе нитки, привязывать к ним согнутые иголки. Затем они устремлялись к воде и забрасывали камышинки с навязанными камушками-грузилами в воду. На гнутые иголки насаживали все, что шевелилось под ногами, – жучков, кузнечиков и даже бабочек. Говорят, у кого-то даже клевало. Продвинутый Резинкин стал нырять под корни деревьев и с третьего раза вытащил на свет здорового живого рака, вызвав бурю восторга.
– Омаров похаваем! Деликатес! – орали со всех сторон желающие заняться ловлей.
Мудрецкий, как биолог, понимал, что сейчас реке будет нанесен большой урон. Популяция раков здесь восстановится, может быть, только через несколько лет. Только сейчас ли вести речь об экологии? Главное, если живут раки, значит, вода чистая.
Лейтенант, озабоченный обустройством лагеря, не заметил, как двое его солдат отошли бережком вниз по течению и там смело пустились форсировать водную преграду.
Полупьяный мужик сидел перед небольшим костерком. Его лошадь паслась невдалеке. И лишь только собака работала, не покладая ног и пасти, гоняя отбившихся далеко от стада коров. Пастух не удивился очередному появлению солдат. Он даже рассчитывал на некую выгоду для себя. Думал, вот сейчас один побольше, а другой поменьше начнут выпытывать у него, у какой хозяйки можно разжиться самогоном, или спросят, есть ли в деревне водка, а если нет, то когда ее привозят.
Вместо фразы «Добрый день» те – первые двое, Казарян с Балчу, такие вежливые оказались, а эти... Солдат, обладатель широкой лоснящейся морды, вытащил из кармана небольшой такой камешек и вдарил пастуху по голове. Тот, оглушенный, повалился рядом с костром, едва не ткнувшись головой в пламя. Забейко поворотился к стаду и наметанным глазом выбрал молодую раздоенную корову, у которой уже сейчас в титьках было не меньше ведра. Отбив ее от стада, он погнал ее к реке. Собака, лохматая, здоровая, но не злая псина, начала там что-то гавкать, но, получив экспроприированным хлыстом по морде, решила выть в сторонке.
Забейко погнал белую с рыжими пятнами коровенку к реке.
Мудрецкий, когда ему предъявили отбитую животину, воскликнул:
– Как?!
– А чего такого, – ласково запел Забейко, будто стоял сейчас над койкой с душевнобольным. – Корова, она и есть корова. Молоко дает. Смотрите, какие у нее большие сиси, товарищ лейтенант. Вот лося нам не удалось забить, так коровой разжились. Нам ведь еще целый месяц здесь.
Лейтенант напряг зрение и посмотрел на противоположный берег.
– Да не волнуйтесь вы, с пастухом все нормально. Спит он. Проспал он корову.
– Слушай, – зашептал Мудрецкий, – ты его не убил?
– Что вы, товарищ лейтенант. Вон он, видите, спит пьяный, а собака коров пасет. Все нормально. Мы же не всех коров у него увели. Взяли одну для нужд Красной армии. У нас ведь ситуация.
– Пропажа обнаружится, – лейтенант смотрел на огромное вымя, способное спасти их от голода. – Пастух проспится и сообразит. В деревне начнется ропот. Оставаться здесь нельзя. Придется уходить вместе с коровой к месту прежней стоянки. Далеко, но делать нечего.
Весь взвод быстренько собрался. Наловленных раков положили в котелки. Уж и не надеялись носить в них съестное. Ждать возвращения из деревни Казаряна и Балчу остались Простаков, Валетов, Резинкин. Все остальные начали отступать в глубь леса. Но никто не роптал. Теперь у них гарантировано по стакану молока, а может, и по два в день.
Забейко улыбался. Он был рад. Теперь лишний раз может любого поучить, как надо выживать в лесах.
Корова спокойно перенесла путешествие. Ей даже полянку по ходу присмотрели, где она могла пастись целыми днями. Все равно всю траву не слопает. От поляны до родника получилось около полутора километров. Решив не останавливаться в лесу, комвзвода велел личному составу занять поляну по периметру, а в середину поставил корову. Никуда не денется, теперь за ней будут наблюдать десятки голодных глаз. А к роднику будут ходить водоносы, собирая у всех фляжки. Так правильнее.
Животина вначале шугалась, но потом успокоилась. Проблема с буренкой, покрытой большими рыжими пятнами, обнаружилась, еще когда Забейко с Бабочкиным пригнали ее с того берега. Она не подпускала никого к своим титькам. Даже позволяла за рога взяться, а вот за титьки нет. Бабочкин, будучи жителем сугубо деревенским, сообразил немедленно.
– Платок нужен, в котором хозяйка встречает корову.
– Цвета, значит, различают, – вывел Мудрецкий, не зная таких подробностей из жизни крупного рогатого скота прежде.
– У них все, как у людей, – согласился Бабочкин.
– Я заметил.
– Надо к ней подбираться. Иначе молока не увидим. Нельзя, чтобы молоко застаивалось. Она может вообще загнуться.
– Тогда прирежем, – обрадовался Забейко. – Чего ждать. Народу куча. Всех кормить надо.
– Хорошее предложение, – поддержал Али-баба. Рустаму ой как хотелось говядинки, живот от голода крутило. Опять грибочки на веточках жарить? Когда тут целая корова. Забить и тут же налопаться. Разве плохо?
Мудрецкий остановил дебаты:
– Мы в армии, а не на базаре. Я сказал: жрать ее не будем. Вы за три дня сомнете все, а так молоко будет гарантированно.
– На две недели хватит, – не согласился Забейко.
– Опять же соль нужна. Все. Скотину не трогать! Уверены, что с пастухом нормально?
– Да оклемается он.
– Значит, не пьяный был?
Забейко нахмурился, не зная, чтобы такое вкатить лейтенанту.
– Пьяный. Он не видел ничего. А собаку отогнали.
– Наживете неприятностей на свою жопу. Ну, вы сегодня молока мне дадите или нет?
Бабочкин снова направился к корове. Она вела себя спокойно, пока он не приблизился к хвосту. Тут же поворотила огромную голову, убрала зад в сторону и попыталась боднуть Бабочкина. Валера отскочил в сторону.
– А бля, коррида, твою мать! Тихо, тихо, сиськастая!
Он и так и эдак. И спереди к ней, и сзади внимание оказывал. Один раз копытом она его задела.
Ему надоело рисковать здоровьем, и он, плюнув, тихо выматерился и отошел. Бессильно опустился перед костром, где съел печеный грибок и запил его водой.
Из деревни вернулись уходившийся за день злющий от усталости Казарян и большеглазый Балчу.
Притащили старую рыболовную сеть. Ее подремонтировать – и можно в дело.
– Где взяли, украли? – набросился Мудрецкий.
– Как можно, товарищ лейтенант, – Балчу стал объясняться, а дембель пошел и рухнул рядом с костром, отобрав у ближайшего фляжку с водой. – Бабушка старенькая сама отдала.
– А крючки, лески?
– Только в одном доме нормальная бабуля. В остальных ничего не дали, я даже вещмешок предлагал, кепку, никто ничего не хочет брать. – Он расстегнул китель и вытащил из-за пазухи полиэтиленовый пакетик. В нем лежало четыре полных рыболовных комплекта.
– А это откуда?
Балчу развел руки в стороны.
– Не хотят помогать солдатам, ничего не дают. Даже за ваши тридцать рублей. То крючков нету, то мужа дома нету.
– А это откуда?!
– Товарищ лейтенант, нам ничего не дали. Только бабушка сеть старую, драную презентовала. Но вы же сказали принести крючки, поплавки...
– Украли!
– Почему украли? Люди оставили неосмотрительно в опрометчивом месте. Деревенские тоже могли друг у друга спереть. Что такого? Мы же попали в очень суровые условия. Автолавка приедет, и купят себе еще. Что они там стоят? Три копейки.
Мудрецкий тяжело вздохнул.
– Так, Балчу, назначаешься главным рыболовом. Возьмешь с собой еще трех солдат, коли здесь четыре комплекта, и завтра обратно на речку. Только не туда, где мы были сегодня. Спуститесь по течению ниже. Чтобы не светиться. Пустыми приходить не надо. Еще двое. Рядовой Забейко вместе с Рустамом Алиевым – вы вдвоем пойдете сеть ставить. Человек пять на раков. Остальные грибники. И еще, в конце концов, Баба Варя – Бабочкин!
– Я!
– С коровой разобрался?
– Пока нет.
– Если завтра до утра не удастся, давайте зарежем, – не унимался голодный хохол.
День давно пошел на вечер, а маленький Бабочкин ходил вокруг да около коровы, которую окрестил, глядя на заходящее солнце, Зорькой. Что только Баба Варя не предпринимал! Вначале он накрутил на голову свою собственную майку и, оставшись полуголым, не обращая внимания на насевших на него комаров, пошел к корове. Зорька замычала, попятилась назад, наклонив башку и выставив небольшие рожки.
Не успокоившись, он попросил у Резинкина чисто-белую майку, потому как его была подсинена. И снова на переговоры. Скоро солнце сядет за деревья. Цвета померкнут, тогда она вообще никого к себе не подпустит, несмотря на сиськи, полные молока. Под утро будет реветь от боли, но не дастся.
С белой майкой тоже провал. Огорченный безуспешными попытками подсесть к корове, Бабочкин пошел к костерку перевести дух. Его отступление было встречено с сочувствием, так как все, кто был на поляне, видели его старания. Обхватив голову руками, он пробормотал, глядя на огонь:
– Зорька, Зорька, какая же ты сука.
Казарян смахнул с носа комара и зевнул.
– Может, тебе ее трахнуть? Тогда даст.
Никто не смеялся. На Бабочкина смотрели все с надеждой. Ведь если он подойдет к корове, они еще на ночь молочка попьют. А кому молочка не хочется, всем хочется. Не унимались и те, кто жаждал не только молока, но и говядины. Суперплан голодного Забейко, благодаря которому взвод и обзавелся животиной, был коварен: он предлагал вначале сдоить молоко, потом зарезать рогатую и нажраться.
В задумчивости Бабочкин сжевал спекшуюся сыроежку и маленький кусочек хлебца. Идея, пришедшая скотнику в голову, не относилась к разряду приличных. Но сейчас ли говорить о таких мелочах, когда жрать хочется. Вдохнув, выдохнув, он надел кепку, застегнул все пуговицы, поправил ремень и направился к Мудрецкому, колдующему над картой.
– Товарищ лейтенант, разрешите обратиться?
– Да.
– Товарищ лейтенант, а на вас трусы есть?
Мудрецкий вскочил, красный, со своего места.
– Рядовой, что такое?!
Баба Варя попятился.
– Товарищ лейтенант, вы не сердитесь. Вот на вас трусы армейские или семейные? У нас на всех трусы черные. Может, у вас цвет подходящий, – он показал в сторону коровы.
Лейтенант понял. Расстегнул штаны и засветил нижнее белье. Желтые в красный цветочек.
– Здорово! – воскликнул Баба Варя. – Подойдет!
Мимо проходил ефрейтор Петрушевский и не удержался:
– Чего, девчонки, нижним бельем меняетесь?
– Разговоры! – Лейтенант снял с себя штаны, а затем и трусы. Счастливый Баба Варя пошел к скотине, на ходу натягивая на голову лейтенантскую принадлежность. Может быть, это то, что надо.
Увидев чудо, приближающееся к ней, Зорька замычала и взбрыкнула. Пришлось отступить.
Мудрецкий ощущал себя идиотом, стоя с голым задом посреди поляны и отмахиваясь штанами от кровососов. Эксперимент провалился. С треском.
И тут он посмотрел в сторону сидящего на рации и успевшего отзвониться в часть майора.
Бабочкин тоже посмотрел на начальника штаба. Тот, в свою очередь, пялился на них. Операцию с трусами он наблюдал с большим интересом, никак не предполагая, что его это тоже коснется.
– Может, вы попробуете с товарищем Холодцом поговорить по поводу его нижнего белья?
– А вот хер его знает, что он ответит, – лейтенант поднялся и пошел дипломатию разводить.
И начштаба согласился, но не просто так, а за два литра молока, если получится. У него оказались голубенькие в белый горошек. Снова пришлось Бабе Варе надевать офицерское дерьмо себе на голову. В армии и не такие вещи приходится проделывать. И надо же, в этот раз Зорька его пустила под себя.
Только успевали котелки подносить. Так баба Варя стал главным дояром, сменив на время теста на выживание свои черные армейские трусишки на цветные майорские. Ему теперь приходилось постоянно ходить без оных, таская голубые в белый горох на голове, зато Зорька принимала его как родного. В первый вечер она одарила взвод полезным продуктом. Многие, засыпая, были счастливы. Петро все же посматривал сквозь медленно смыкающиеся веки на силуэт буренки, которую на ночь привязали с помощью нескольких солдатских ремней к вбитому в землю колу.
С рассветом споры о дальнейшей судьбе коровы разгорелись с новой силой. Четко образовалось две партии. Одна требовала говядины, другая предлагала воздержаться и оставить скотинку на благо взвода. В более агрессивной группе оказались почти все деды, желающие употребить Зорьку. Некоторые слоны и духи также примкнули к старикам, и расклад сил был явно не в пользу вегетарианцев. Среди отстаивающих молочную диету наблюдались Валетов и Резинкин, а вот Простаков оказался сволочью – он хотел мяса, в чем и признался. И сколько ни пытался Валетов объяснить ему, что на молоке они протянут до конца месяца, он ничего не хотел слушать. Фрол даже ему обещал наворовать у Холодца консервов, но никакие уговоры на него не действовали. Жалкая кучка не могла рассчитывать на победу. И Али-баба, и Казарян с Забейко, и Жевалов, с наслаждением пьющие вечером молоко, под утро озверели. Мудрецкий отстранился, предоставив решить этот вопрос коллективу. Он еще не знал, что игра в демократию в армии ни к чему хорошему не приводит.
Собрание разгорелось у одного из костерков. Первым начал вести базар Забейко.
– Вы че, слоны! – взревел он. – Если бы не моя инициатива, вы бы сейчас вообще ничего не видели. О, какое я слово знаю – «инициатива». И вообще, корова эта в моих руках. Товарищ лейтенант доверил нам самим решать вопрос. Так вот, сыны, корова – это моя добыча. Даже Простаков скажет: кто добыл кусок мяса, тот имеет полное право им распоряжаться. Я правильно говорю? – Обращение за поддержкой не к Казаряну, а к Простакову было тонким ходом. Они не питали друг к другу нежных чувств, но ситуация вынуждала.
– Да, – согласился гигант, как ему ни не хотелось поддерживать дембеля, но, во-первых, он хотел жрать, а во-вторых, Петро прав.
– Так вот эту корову мы забьем.
– Это нормально, – подставил свое плечо Казарян. – Завялим мясо, кроме того, будем с реки рыбу ловить, раков. Может, в деревне хлеба добудем.
– Нечего теперь в деревню соваться, – вмешался лейтенант. – Дорога нам туда заказана. Они хай поднимут, нас увидев. Корову-то сперли. Придется по-другому выкручиваться.
После выступления Мудрецкого ряды сторонников немедленного забоя заметно поредели. Хлеба не будет. Остаются сыроежки да лисички...
– Давайте подождем результатов рыбалки, – дипломатично заявил Валетов, поднимаясь напротив Забейко. – Ведь вы не знаете, как рыбалка пойдет. Сейчас сожрем ее, и все. А так утром, вечером немного молока получать будем.
– Ничего, – опомнился и снова стал бубнить Петро. – Посмотрим, с чем вы вечером к нам придете. Отправляйтесь давайте. Ты да Резина с Простаком. Вон и Балчу берите. Может, чего и поймаете, посмотрим на вас, на рыбаков.
– Еще сеть поставим, – напомнил Валетов, – и раков ловить будем.
– Давай, давай, – Забейко упирался. – Фиговый результат означает для этой коровенки «секир башка». Все согласны?
– Да!
– Сожрем!
– Еды давай! – поддержала дембеля голодная и готовая жрать все, что движется, масса.
Лейтенант Мудрецкий поставил точку в споре:
– Так и решим. От результатов сегодняшней рыбалки зависит, забьем корову или нет. Все. Начинаем обеспечивать себе прекрасное завтра.
– Живем, как партизаны, – возмущался Балчу, шагая впереди самого Простакова. Никакой тропы не было. Выбрали направление и топали.
Для рыбалки выбрали район километрах в трех от первого их появления на реке. Ершистая не могла похвастать постоянством и изгибалась то так, то эдак, создавая массу укромных заливчиков, так и манящих к себе любого, кто хоть однажды сиживал на речке с удочкой.
Больше всего Леха беспокоился за рыболовные снасти.
– Мужики, придем на место, поаккуратнее забрасывайте, поаккуратнее. Поотрываем крючки. И что тогда делать будем?
Валетов топал с удочкой на плече и был полон решимости наловить сегодня просто гору рыбы. Он и сам был не против говядины. Но срок протяженностью в месяц страшил его. Ведь Холодец на самом деле вызовет помощь только тогда, когда они все тут ноги протянут. А может, и вообще не вызовет. Возьмут и сгноят в лесах. О, какой ужас!
К реке вышли к семи утра. Берег высокий. К воде спускаться неудобно. Шел резкий обрыв вниз. Пришлось искать местечко, чтобы спуститься к воде. Пока расположились, ушло еще минут пятнадцать. В качестве наживки использовали червей. Благо с этим проблем не было. Мудрецкий дал команду, и весь взвод потратил целый час в пользу рыболовов. Когда они уходили, каждый напутствовал их хорошими словами. Желая, чтобы они вернулись обратно с добычей.
Кроме тех, кто должен был промышлять на удочку, на реку отправились и раколовы, и те, кто должен был ставить сеть. Этим не позавидуешь. Им придется ковыряться в воде, а она не теплая. Лейтенант предупредил, чтобы больше пяти минут в воде не торчали. Вылезали. Грелись. Независимо от того, будет результат или нет.
Удильщики оставили шумную толпу раколовов выше по реке и, рассевшись вдоль бережка метров через десять, принялись за дело. Профессионалы скажут, что ловить без прикорма – тянуть пустышку. Но будь хоть что-то съестное, сами бы сожрали без рыбалки. Хорошее ли дело кидать жрачку в воду! Поэтому приходилось рассчитывать на удачу.
Поплевав на червя, Валетов пожелал ловиться большой рыбке и маленькой и закинул удочку. Течение быстро сносило поплавок, и постоянно приходилось перебрасывать. В тишине, посвященной ожиданию поклевки, прошло с четверть часа. Первым завыл Балчу:
– Может, здесь нет ни хрена. Может, она вся на пологом бережку греется. Чего мы тут кидаем. Вся, наверное, по краям вон того камыша стоит. А здесь и нет ничего.
Все невольно глядели на «вон тот» зеленый камыш, произраставший по другую сторону и щедро освещаемый ярким летним солнцем.
– И комары жрут. Давайте на тот берег. Там ветерок гуляет. Солнышко. Хоть позагораем.
– Погоди, – останавливал его Простаков, «еще постоим. – Хотя сам в свободной руке держал ветку и отмахивался ею от назойливых кровопивцев беспрестанно.
И надо же такому случиться: Резинкину, привыкшему на гражданке тратить выходной день на разборку очередного движка вместо того, чтобы идти на рыбалку, повезло. Клюнула и, главное, села на крючок небольшая сорожка. Остальные трое стали гипнотизировать свои поплавки, ожидая, что и у них начнет клевать. Зависти Балчу не было предела. Он прошел по узкой полоске берега, чтобы увидеть добычу.
– Ты давай накрой ее чем-нибудь, а то упрыгает обратно.
Тимур смотрел за вертящейся рыбешкой, которая, вот зараза, с каждым подпрыгиванием все ближе оказывалась у воды.
– Э, куда?! – Балчу склонился к рыбке, пытаясь ее схватить. Резинкин положил удочку на воду и повернулся. Ему не улыбалось потерять первый же трофей. Он тоже нагнулся и вытянул вперед руки к трепыхающейся рыбке, которая умудрялась, не попадая в руки, приближаться к воде. Солдаты залезли в воду, стукнулись головами, но рыбешка продолжала оставаться на свободе. Резинкин было уж поймал ее, но она покрылась какой-то слизью, выскользнула у него из пальцев и оказалась в воде. Постояла секунду и шуганулась в глубину.
– Остолопы! – Простаков все прекрасно видел со своего места.
– Разбазариваете продукцию, – и Фрол не удержался.
После такой досадной потери Резинкин принялся насаживать червя более тщательно – чулочком, оставляя шевелиться лишь небольшой кончик.
Забросив удочку снова, он с трясущимися руками ждал поклевки. Бац, оп-ля, и снова небольшая сорожка вытащена из воды. Теперь Витек не позволял себе расслабляться. Он вел себя кровожадно: просовывал ветку через рот и жабры, зато рыба гарантированно оставалась на берегу, сколько бы ни дергалась.
Рыбалка шла хорошо только у Резины. После четвертой Балчу встал рядом. Подтянулись и остальные. Умудрились к обеду надыбать с пяток килограммов. При этом и не перепутать лески. Глядя на навешанную на веточку мелочь, Простаков сожалел о том, что у них нет толстой лески и большого крючка. Так можно было бы закидушку соорудить. Хищники тут должны быть.
Преисполненный собственного достоинства Резинкин, оказавшийся на данный момент самым маститым рыболовом, поучал:
– Щуки в заводях водятся.
Спокойно глядеть на выловленную рыбку не было никакой возможности.
– Может, ушицы? – завыл Валетов.
Все, как сговорившись, побросали удочки и поднялись на высокий берег в поисках дровишек.
Один из четырех котелков повис над костром. И ничего на свете не было вкуснее того бульончика и разваренного белого рыбьего мяса с кучей костей.
Часам к двум солнце ушло за деревья, и они оказались в тени. Налетел ветерок, теперь кровососы стали обкладывать их не так плотно. Приняли решение сидеть до четырех, а после возвращаться обратно. Снова рассредоточились по берегу. Напротив Резинкина уже ничего, способного схватить червя, не было. Закидывали с большой надеждой. Потратили все слюни, оплевывая червей, но речка вымерла. Казалось, в трех метрах от берега никто никогда и не плавал. Только у ног, рядом с кромкой, проплывали лягушки да головастики.
В половине четвертого, вот как на зло, уже думали сворачиваться, снова повезло Резинкину. Он вытащил такого здорового подлещика, что народ передернуло. Если они набьют таких с десяток, можно гарантированно отстоять жизнь коровы. Можно целыми днями стоять на реке, добывая себе пропитание. Резинкин улыбался, снимая здоровячка с крючка.
– Никуда не денешься. – Удачливый рыбак похлопал рыбу по блестящему боку, надев добычу на ветку потолще, и снова повернулся к воде.
Простаков отвлекся на мгновение, а поплавок стал играть. Деревяшка, используемая им в качестве удилища, перегнулась, и он, очнувшись, вытащил на свет чудо граммов на пятьсот.
Мужики стали с азартом глядеть на поплавочки, двое последних оказались одинокими здоровыми дураками, чьими тушками, впрочем, можно уверенно отстаивать жизнь Зорьки.
– И чего ходим туда-сюда. – Валетов не хотел идти обратно. Тем более что жрачкой себя сами они обеспечили.
– А молочка стаканчик? – напомнил Балчу.
– Молочко хорошо, молочка можно.
Прибыли в самый разгар дебатов. Баба Варя с майорскими семейными трусами на голове сидел под коровой и выцеживал молоко из титек. В эти благостные минуты ему не хотелось кончать Зорьку. Но такие товарищи пребывали в меньшинстве. Как-то так получилось, но дембеля решили для себя не ложиться сегодня спать, не отведав говядины.
Партия мясоедов имела явный перевес. Но все ждали рыбаков и раколовов. Корова никуда не денется. Вот она стоит и добровольно отдает молоко. Но мало, мало дает. Слишком много солдат. Всем по чуть-чуть, в результате сытых нет.
Раколовы принесли тридцать небольших членистоногих, не прибавив уверенности в завтрашнем дне.
И в этот момент явился Валетов с корешами. Промысловики выложили перед взором племени добычу. Кучка была небольшой, но Мудрецкий тут же распорядился варить уху, плюс грибы и листья крапивы и одуванчика, стаканчик молока на ночь, и ничего, и кое-как день, считай, продержались.