Серегин Михаил. Самая срочная служба

   Но дембеля стали возбухать. Забейко с Казаряном подошли поближе к Бабе Варе, но корову не пугали.
   – Хватит ее за титьки дергать. Давай кончать.
   – Не, какой кончать, – Простакову не нравилось такое, хотя еще сегодня утром, кто знает... – Получается, мы там зря целый день комаров кормили?
   – Ты молчи, здоровый.
   Но здоровый не мог согласиться. Он расправил плечи, выпятил грудь и попер на Забейко, вот-вот собираясь пустить в ход свои клешни.
   И тут дембелей поддержала группа голодных сограждан, жаждавших мяса. Среди них были сержант Батраков и Боря Жевалов.
   Баба Варя прекратил добывать молоко и отвел коровенку в сторону, давая возможность группировкам решить судьбу животины. Не мог же он один попросить их всех отойти.
   Подбежал Мудрецкий. Он тоже хотел мяса. Сейчас. Сию минуту.
   – Надо людей кормить, – тихо произнес командир, и его слова слышали все.
   Леха хмурился, он сам еще не забыл, как выступал за говядину, но сейчас ему было жаль корову и жаль своих собственных трудов на реке. Чего топали-то, чего ловили-то?
   – Как прикажете, товарищ лейтенант.
   – А я не хочу приказывать, – здесь Мудрецкий сделал ошибку. Он был в армии, а не в компании. – Я хочу посмотреть, что решит коллектив, – Он снова сваливался в сторону демократии.
   – Давайте решать, – с радостью согласился Леха, делая шаг вперед. Весь взвод попятился, оставляя впереди бледненьких Забейко и Казаряна.
   Увидев такую реакцию, рядом с гигантом возник Валетов и набычился. Выглядело это весьма комично. Рядом с горой некий клоп, раздувающий щеки. Подошел Резинкин. Встал Балчу, хоть он к троице и не тяготел, но, поскольку сегодня вместе с ними ходил на рыбалку и успел измотаться, решил принять сторону меньшинства, отстаивая тем самым собственные труды. К маленькой группке примкнул и крохотный Баба Варя. Он хоть и был меньше Валетова, но то, что он проделал месяц назад с лошадью, придавленной столбом, никто не забыл. Прекращая мучения животного, он поставленным ударом хладнокровно добил скотину.
   Петро прекрасно понимал: если он сейчас эту коалицию не разобьет, то его власти во взводе придет конец. И тут те, кто не знал гиганта близко, а таких было большинство, увидели ужасное. Глаза солдата из Сибири стали наливаться кровью. Простаков теперь напоминал не человека, а демона. Расставив широко в стороны руки, он тяжело дышал. Ни у кого не осталось сомнения: одно неверное движение – и чудовище бросится в атаку.
   – Ладно, – глядя с опаской на вепря, согласился Забейко. – Пусть будет молоко. Но вот увидите, если люди ничего два дня жрать не будут, корове придет кобздец.
   Все разошлись к кострам и принялись делить полученное молоко. Ситуация в лагере оставалась напряженной. Валетов только оправился от стресса. Быть рядом с Лехой выгодное дело, но могли хорошенько намесить. Здесь люди опытные, собьют с ног – и хрен ты встанешь. Коллективчик тут посплоченнее, не разобранная деревня. Могут так бока намять, что потом в армии служить больше не придется. Организуют досрочный дембель, по здоровью. А лейтенант уже никого не остановит. Вот, правда, у Холодца пистолет. Что внушает некоторую уверенность. Не позволит же он им драться. Поглядел на майора, сидящего у отдельного костерка и охраняющего свою жрачку, сука. Потом посмотрел на Витька с Лехой и на надоенное молоко, что им досталось.
   – Иди, иди, – подбодрил Леха, который не мог долго на белой водичке. – Сам не знаю, зачем я за корову заступался сегодня. Жрать охота, – выл он.
   Валетов пошел. Надо сказать, Холодец с радостью принял визитера. У него уже были готовы для обмена две банки. Бартер состоялся. Но, обидно, поблизости оказался ефрейтор Петрушевский, который тут же подсел к Забейко. Дембель не дал разливать молоко по другим плошкам и тоже пошел к начштаба, мечтая заполучить консервы. Но Холодец встретил дембеля холодно.
   – Чего надо, чего хотел?
   – Давайте поменяемся, товарищ майор. Вот у вас консервов много. А я вам молока свежего принес.
   Показывая на котелок, который ему передал Валетов, Холодец, улыбаясь, ответил:
   – У меня сыроварни с собой нету. Куда мне столько.

Глава 8
СКАЗКА

   Утро следующего дня выдалось хмурым. Рыбаки медленно поднимались, отходили в сторону от потухших кострищ. Отливали. Умывались водой из фляжек, принесенной водоносами. Забирали червей, собранных Багором и Замором еще вчерась.
   Валетов подошел и стал будить сонного Балчу. Тот поднялся и стал виновато нашептывать на ухо Фролу:
   – Никому не говори, пожалуйста, вот вчера вечером...
   Валетов отпрянул от него на шаг и нахмурился.
   – Ты что, втайне ото всех обосрался?
   – Да нет, – снова Тимур подошел ближе. – Удочка, она как-то ночью сама в костер попала. Все сгорело – и удилище, и леска.
   – А крючок остался? – вытаращил глаза Фрол.
   – Не нашел пока в золе. Вот сейчас уже светло. Сейчас я разгребу и поищу.
   Плюнув, троица направились к реке без Балчу. Придурок, ей-богу придурок. Они надеялись отработать сегодня еще лучше, чем вчера. Молоко – все же вещь. А рыбы наловят обязательно, целую гору.
   Простаков, не успевший за ночь выспаться толком, топал впереди как проводник. Витек беспокоился, как бы не начался дождь. И рыбалка бы не превратилась в сущее наказание. А рыбачить придется все равно, так как иного источника пропитания у них нет. И единственное, на что они могут быть еще способны, так это на набег. Выследить деревенское стадо, связать пастуха и увести еще одну корову, которую уже неминуемо забить в лагере и нажраться. Его передернуло. Сладкие мысли приходилось гнать прочь.
   Валетов с силой ткнул Простакова в спину так, что тот споткнулся, но не упал.
   – Эй, Чингачгук, ты куда нас ведешь? Мы уже топаем на полчаса дольше, чем вчера.
   Простаков огляделся. Посмотрел на небо.
   – Что-то я не заметил.
   – Не заметил он, – скривился Фрол.
   Простаков подошел к Резинкину и посмотрел на его часы, так как своих не носил. Часами со стрелками можно без труда пользоваться как компасом, если знать, как по небу движется солнце. Ориентированием на местности и занялся Простаков.
   – Извините, немного влево забрали.
   Маленький кулачок теперь врезался в область печенки.
   – Ты чего, здоровый, совсем сдурел! Сейчас самый клев!
   Определив поправку, Леха уверенно стал удаляться. Фролу и Витьку пришлось двигаться за ним, так как они оба в лесу вообще не ориентировались. Приходилось надеяться на гиганта. Ведь свои черепушки к ориентированию они никогда не прикладывали.
   Можно вернуться. Но тогда Забейко так пробьет фанеру, что три дня охать будешь. А Простаков не заступится, потому как будет на реке рыбачить. И потом ничего никому не сделает. Скажет только, что его надо было слушать. В конечном счете, он на самом деле человек леса.
   Они шли долго. Реки не было. А лес становился все гуще. Папоротник под ногами рос сплошным ковром. Вместе с перистыми листочками еще какое-то вьющееся растение покрывало огромные пространства, и приходилось высоко поднимать колени, чтобы не запутаться в тонких, но на редкость прочных крохотных стебелечках.
   Лехе и самому уже стало стремно. Он глядел по сторонам, но деревья росли так густо, что дальше чем на двадцать метров ничего нельзя было разглядеть. Солнце стояло уже высоко, и нельзя было сказать, откуда и куда оно движется. Леха подходил, снимал с руки Резинкина часы, крутил их из стороны в сторону, глядел вверх на лучи, едва пробивающиеся сквозь густые высокие кроны, смотрел вперед себя и качал головой.
   – Я не мог ошибиться, река в том направлении.
   – Если мы сейчас обратно пойдем, то только к вечеру в лагерь вернемся, – выл Фрол.
   – Мужики, давайте еще полчаса.
   – Сдохнем мы тут в твоем лесу! – Валетов впал в истерику.
   Резинкин не мог драться, как Простаков, и не мог смачно трепать языком, как Валетов, но он сейчас подошел к Фролу и, забрав у него удочку, дабы он ее не поломал в нервном срыве, успокоил:
   – Кончай выть, Валет, все у тебя будет ништяк.
   Простаков потопал дальше, и остальные двое последовали за ним беспрекословно, стараясь верить в лучшее.
   Но уже через полчаса Валетов орал на весь лес матом, называя Леху двуногой скотиной, которая не в состоянии двигаться в одном направлении и забирающей то влево, то вправо.
   Наоравшись посреди густой чащи, Фрол снял с плеч вещмешок, откинул в сторону удочку, уселся на поваленное дерево, снял сапоги и портянки. Маленькие белые с розовыми пятнышками пальцы гнулись туда-сюда. Дышали. Он не обращал внимания на комаров и спокойно сидел, разминая ноги. Ему было наплевать на сразу трех перепончатокрылых вампиров, усевшихся на разопревшие ступни. Хоть минутку побыть в покое. Потом он стал перематывать отсыревшую часть портянки на голень, а сухую на стопу. Этим, кстати, портянки выгодно отличаются от носков. В последних вы вынуждены хлюпать от начала и до конца. А толстая, широкая портянка в походе – милое дело. Один ее конец постоянно сохнет на голени, пока второй укрывает вашу ножку.
   Посмотрев на Валетова, Леха с Витьком тоже уселись и начали перематывать портянки. Дурное, упадническое настроение Фрола передалось всем. Витек, занимаясь ногами, начал вспоминать свой поселок. Он корил себя за то, что не угнал какую-нибудь иномарку, не разобрал ее на части и не продал по запчастям. На вырученные бабки дал бы взятку военкому и никогда бы не оказался в этом долбаном лесу непонятно какой области. Похоже, они где-то на севере. Хотелось быть хоть к чему-то привязанным. Они точно севернее Самары, но вот где?
   Валетов поднялся первым и неожиданно прикрикнул на Простакова:
   – Тихо, ты!
   – Чего? – Гора и так ощущала себя виноватой за случившееся лесное блуждание. А мелкий и не думает проявлять сочувствия. – Можешь не орать. Я про себя все знаю.
   – Молчи! Слышите, журчит.
   Троица замерла. Только комарики зудели.
   Действительно, где-то совсем рядом текла вода. Стали вертеть головами, определяя, откуда исходит приятный сердцу звук. Пошли на шум и вскоре обнаружили у другого конца поваленного дерева, на котором только что сидели, маленький родничок. Валетов смотрел на небольшую лужицу, окруженную со всех сторон зеленым мхом, и крохотную речушку, утекающую неведомо куда.
   – Мужики, давайте фляжки, сейчас свежей водички наберем. – Он пригнулся к воде и втянул носом воздух. – Вот черт.
   Резинкин встал на колени рядом с ним и тоже водил носом. Простаков сел на корточки, а Витек уже сунул палец в прозрачную лужицу – камушки на дне видать – и отправил капельку себе на язык.
   Вода оказалась огненной. Он смаковал, улыбаясь и часто причмокивая.
   – Чего? – Леха глядел на Резину, ожидая положительного вердикта. Нос его не обманывал, но запах запахом, а вкус вкусом.
   – Ну как? – Глазенки Валетова светились нездоровым задором. Он не мог ждать, пока Витек начмокается. – Говори!
   – Не может быть, – покачал головой Резинкин.
   – Чего не может быть? – Простаков сунул указательный палец в саму дырочку, из которой вытекала пахучая жидкость, и, не раздумывая, отправил его в рот. Он часто заморгал глазами. – Такого не бывает.
   Резинкин открутил с фляжки колпачок и зачерпнул им. Выдохнул в сторону и махом проглотил десять капель. Выдохнул остальной воздух и закусил мануфактуркой. Лицо его расплылось, подобрело.
   – Здоровьем рискуешь, – засомневался в очевидном Фрол.
   – Какой там, на, глотни.
   – Чего ты мне свою крышку протягиваешь, у меня своей нет, что ли. – Он снял крышку, зачерпнул из родничка. – Ваше здоровье, мужики, – и хлопнул следом за Резинкиным. – У-ух! – Валетова передернуло. – Это прям самогон какой-то.
   – Слушайте, давайте потише, – Простаков беспокоился не напрасно. – А то мы около родничка этого и поляжем.
   – Чего ты, – Резина уже начинал едва-едва подтаивать, и первым, как обычно, развязывался язык. – Это же чудо. Чудо природы. Где ты еще видел вытекающую из-под земли водку?
   Леха наклонился к луже и приложился плотно. Сидя на коленях и оперевшись руками о противоположный бережок алкогольного озерца, Леха отсосал так, что вытекающая из лужицы речушка на несколько секунд перестала существовать. Ужравшись, он откинулся назад и повалился на спину, подминая под себя папоротник.
   – Куда! – испугался Валетов. – Мы тебя не дотащим. Нам назад идти надо! Рыбы мы сегодня не поймаем.
   – Отстань, доходяга, – ревел медведь, едва ворочая губами. – Сейчас полежу немного и поднимусь. Обратно поведу.
   – Можно пацанам водки набрать, – предложил Резинкин. – У нас фляжки есть.
   – И котелки, – поддержал Фрол.
   – Нет, во фляжках надо оставить воду. Мало ли что, – Резина обвел руками окружавший их лес. – Водкой жажду не утолишь.
   На том и порешили. Жалко, обозначить родничок этот на карте нельзя. Простакова упросили прислонить прогнивший ствол осины к росшему рядом с родником клену, тем самым хоть как-то обозначая место.
   – Нечего особо тут размечать, – гудел Леха, соскабливая с рук налипшие щепочки и сор. – Вначале взвод наш тут все прочешет, затем деревенские перепьются. В конце концов приедут сюда бизнесмены гребаные, врежут в землю кран и будут по бутылкам дармовое добро разливать. Вот чем все закончится.
   – Как нашим объясним, откуда водку взяли?
   – Не водка, покрепче будет, – не согласился с Фролом Резинкин. – И как мягко втекает, ощущаете? Как масло.
   – Ты молчи, автомеханик, – подшофе Валетова понесло в заоблачные дали, при этом все, кто был рядом с ним, сейчас стали казаться ему незначительными и ни к чему не способными людишками. – Я вам говорю дело. Место осиной отметили, вернемся после армии сюда и сами будем торговать водкой. Опыт у меня имеется. Ты, Леха, будешь возглавлять службу безопасности. Витек вот по технической части пойдет, ну а я, – его голосок стал слащавым, – стану финансовым директором, да нет, лучше президентом.
   – Ох, идти надо. – Резинкин вернулся к роднику, встал на колени и сунул рожу в лужу.
   Троица весело и не совсем прямо топала, а скорее блуждала по лесу, несмотря на то что предстояло пройти километров двадцать, не меньше.
   – А может, споем? – предложил вскоре Резина. И самовольно затянул: «Ой, мороз, мороз». Долго петь ему в одиночку не дали и поддержали. Трое шли по лесу, горланили по пьяни песни и время от времени прикладывались к котелкам.
   Так они топали, топали, пока под ногами не стало хлюпать.
   Валетов посмотрел на сапоги, из-под которых проступала коричневая жижа.
   – А это что за фиготень?
   Они огляделись. Вокруг росли низкорослые деревца с толстой корой. Вместо молодняка из земли торчали голые прутики без листьев. Не было слышно птиц. Солнце над редколесьем жарило вовсю. Комары исчезли.
   – Чего это тут все какое-то загнившее, а из-под земли, вон, глядите, дерьмо проступает.
   – Смотри, засосет, – перешел на шепот Простаков.
   – Ничего, меня не засосет. Я легкий. – И Валетов уверенно пошел вперед. Для него показать, что внутри все у него трясется, – хуже нету.
   Медленно они прошли еще шагов пятьдесят, стараясь не думать о проступающей на поверхность бурой жидкости. Деревья расступились, и химики оказались на берегу небольшого пруда. По поверхности его беспрестанно ходили волны, из-под воды во множестве поднимались мелкие пузырьки и разрывались на поверхности тихим бульканьем, а край кромки четко обозначала белая пена.
   Фрол вылил без сожаления воду из фляжки и набрал бурой, как ему показалось вначале, маслянистой жидкости и понюхал.
   – Ну ни фига себе. – Его и так качало от выпитой водки, а тут очередной подарок.
   Резинкин также занюхал.
   – Да, пиво без водки – деньги на ветер.
   – У нас получилось все наоборот, – поправил Валетов. – Вначале водка, а потом пиво.
   – От перестановки мест слагаемых кайф не меняется, – напомнил Резина. – Представляйте, целый пруд пива.
   – Да мы ж ни фига не платили. – Простаков встал рядом с Валетовым. – Живого здесь, конечно, нет ничего. Смотрите-ка. Здесь оно светлее. Пиво светлое. Не темное. Вы пока посмотрите по берегу: этикетку нигде не вывесили? Чего дают-то, не понять, – зачерпнув в пригоршню пиво, он всосал. – А-а-а, – разнесся по лесу голос блаженного. – Легенькое, то что надо, свеженькое, холодненькое.
   Мужики быстренько поменяли во фляжках воду на пивко.
   – Ну и что ты на это скажешь, Фрол, – от хмеля Резинкин беспрестанно улыбался, – ты даже немного в университете поучился.
   – Сказать нечего, в природе такое не описано.
   – Может, трубопровод лопнул, – все лыбился Резина.
   – Вы что, никак не поймете? Это чудо природы, – млел Валетов. – Это сколько ж нужно пива, чтоб такой пруд сделать? Какой трубопровод? Как трубу-то ложили? Ведь никакой просеки нет. Это тоже родник, только пивной.
   – Нам найти приказ о дембеле осталось. Может, здесь где-нибудь висит на сучке, а мы не видим, – Резина подошел к загнивающему огромному дубу с толстенной рыхлой корой. – Слушай, почему у тебя нет приказа о дембеле, – начал он разговор с деревом.
   – Мы ушли черт его знает куда. И теперь нам придется ночевать посреди леса, – Фрол стал истерично подхихикивать. – Мы до наших сегодня не дойдем.
   – Да. А я кушать хочу, – признался Леха.
   – Надо раньше было башкой думать! Куда ты нас завел?
   Пьяные и потерянные, рядом с озером пива, а не так далеко, знаете, только по большому секрету, тсс, тут еще родник водки, солдатики топали вдоль берега, сговорившись придерживаться заранее выбранного Простаковым направления. Других предложений не было. Прудик с пивом встретился на их пути, чего только в русских лесах не встретишь, и сейчас они плавно огибали водную, а скорее, пивную преграду.
   Резинкину мерещилось, что где-то невдалеке горит костерок и жарится шашлычок. Он искал указ о дембеле на чахлых деревцах и не находил.
   Во фляжках у них булькало, в котелках плескалось. Счастье было бы полным, если б прошедшие три дня они нормально лопали. Но все сразу не бывает в жизни.
   Спотыкаясь через каждые два шага, Простаков обещал Валетову, что он его не потащит.
   – А куда ты денешься, – хихикал маленький, – неужели бросишь меня здесь? Вот сейчас ты придешь, встанешь перед лейтенантом Мудрецким и будешь блеять, как баран, не в состоянии связать двух слов. Что ты без меня? Да ничего, куча костей и мяса.
   Резина плелся последним и все время умолял идти медленнее, боясь поотстать. Валетов наполовину полз уже, но еще упорно двигался вперед, Леха трезвел с каждым шагом.
   Солнышко начало садиться, и на душе становилось грустно и кисло.
   – Ну чего мы тут еще найдем? Может, колодец с медовухой, – рассуждал Простаков. – Знаете, как в старину медовуху варили? Одна часть меда, одна часть ягод. Все перемешивают и года на три-четыре бочоночек в погребок, потом достают, разливают. Смотри, чего понастроили-то посреди глуши!
   Пьяные солдатики стояли и, лупая мутными глазами, долго рассматривали трехэтажный теремок, выросший на полянке непонятным образом. Дорог-то нет. Как материал-то завозили? Чудо!
   – Ты погляди, облицован-то мрамором, – вздыхал Резинкин.
   – Черным, – уточнил Валетов.
   Леха мычал.
   – Гляди, гаражи идут, пристройкой.
   – Один открылся.
   – Смотрите, внутри какая тачка.
   Леха мычал.
   – Это «Линкольн-Навигатор». Он стоит чемодан денег, – бормотал Резинкин. – В нем дури не мерено. Полный привод. Роскошь и комфорт внутри, броня снаружи.
   Солнышко выгодно освещало дом. Окна сверкали. Витиеватые столбы крыльца и перила балконов поражали резьбой. Крыльцо манило к себе белыми мраморными ступенями. Высокие двери из белого пластика и стекла с напыленным на него металлом приглашали взяться за золотые массивные ручки и войти внутрь. Мягкие полукруглые своды влекли к себе, заставляя воображение выстраивать в голове виды уютных спален с мягкими подушками, широкими кроватями и столиками на колесиках, уставленными фруктами.
   Около дома не было ни дорожек, ни тропинок. Метрах в десяти от крыльца ровный мягкий изумрудный газон сменяла голубая плитка.
   Они вышли на поляну и пошли к теремку.
   – Может, скажут нам хозяева, где находимся, – надеялся Фрол.
   Резинкин смотрел все в сторону машины, пока ворота гаража сами не закрылись. Что это? Для чего? Подманивают? Сейчас нападут, убьют и сожрут. Ему стало не по себе.
   – Может, прежде чем туда пойдем, нам здесь разуться? – Резинкин выпрямился, поправил висящий за спиной вещмешок, заботливо осмотрел удочку.
   Мысль правильная, чего в гостях гадить. Сапоги у них грязные.
   Ребята здесь, видать, крутые живут. Вон какую фигню в глуши учинили. Чем ближе подходили они, топая босыми ногами по кафельным плиткам и таща в руках тяжелые и кое-как оббитые от комков грязи сапоги, тем выше становился теремок. Он поднимался вверх куда больше, чем на стандартные три этажа, а его крыша едва не сравнивалась с высокими соснами.
   Трое остановились, не решаясь ступить на белые ступени. Витые колонны, поддерживающие крыльцо, были массивны. Причудливая резьба с изображением райских птиц и мелкого зверья, белок, соболей, дикобразов покрывала их. Откуда-то прилетел шмель и начал кружиться над ними. Химики стряхнули с себя оцепенение. Каждому показалось, что внутри него заиграла тихая, приятная музыка, которая становилась все громче и громче, и вот уже вся поляна купается в мелодичных созвучиях колокольчиков, свирелей, бубенчиков и гуслей.
   Серебристые от напыленного металла створки дверей распахнулись, и на крыльцо медленно выплыли три девушки в белых сарафанах, высоких кокошниках, увешанных жемчугами, с караваями в руках. Они низко поклонились солдатам, протягивая хлеб-соль, и не спешили выпрямляться. Висюльки на кокошниках раскачивались.
   – Это чего, нам, что ли? – не понял Леха. Давно не видел хлеба. Да и девки ничего. В центре стояла, наклонив голову, здоровая широкомордая девица в русском народном наряде. Леха поставил свои сапоги с одной стороны, котелок с водкой с другой и потопал босыми ногами вверх по белому мрамору.
   Он встал перед девицей, тут же поднявшей голову и смотревшей на него пристально черными как смоль глазами. Леха потерялся. Он попытался отломить кусок хлебца. Но корочка оказалась жесткой. Он надавил со всей силы, девчонка не выдержала, и каравай полетел вниз, покатился по ступенькам, задев хлеб девчоночки поменьше, постройнее, с затянутыми в тугую косу пепельными волосами и голубыми глазами, вышедшую аккурат напротив Резинкина.
   – Вечно ты все, Леха, испортишь! – закричал Фрол, подбегая к маленькой и ядреной девчоночке, чьи короткие волосы были полностью скрыты кокошником. Через нитки жемчуга Фрол все же разглядел крашеный рыжий чуб на черном фоне. Она кокетливо склонила голову и протянула Фролу хлеб.
   Леха не впал в замешательство, он поднял со ступеней каравай, отломил кусок, посыпал его солью, зачерпнув оставшуюся в солонке, и засунул в рот. Жуя, огляделся по сторонам. С крылечка лесок казался просто нарисованным. Таких на самом деле не бывает. Ни одного кривого деревца. Такое впечатление, что за диким лесом присматривал садовник. Осталось только все стволы побелить до высоты метр двадцать, бордюр положить и выкрасить его метр белым, метр красным, как в армии делают, чтоб красота природы бросалась в глаза не просто так и сама по себе, а по строгому плану.
   Самая фигуристая из трех красавиц впилась в него черными глазками.
   – Ничего, хлеб нормальный, – прожевав, вынес вердикт Леха. – Как тебя зовут?
   – Маша.
   Вошли в теремок.
   Витек обернулся на оставленные им сапоги и котелок. Ведь если имущество пропадет, то Евздрихин ведь шкуру спустит.
   – Ничего не пропадет. – Видать, не только услышав Лизочкин голос, но и поняв смысл ее слов, из чащи выбежал огромный серый волчара с золотым ошейником и услужливо уселся рядом с сапогами, помахивая хвостом на собачий манер.
   – Теперь как бы нам обратно свое забрать.
   – Ничего, он послушный, – пела Лизочка, перебрасывая одним движением головы пепельную косу со спины на грудь.
   Мужики ввалились в хоромы. Деревянный пол. Обшитые досками стены. Дышалось легко. Обстановка не была роскошной, но в холле были диваны и кресла, большой стол, на котором, к сожалению Лехи, ничего, кроме белой узорчатой скатерти, не было. Он протянул руку в сторону стола и хотел что-то сказать, но Маша покачала головой:
   – Это потом. А сейчас пойдемте в баньку париться, Алексей Дмитриевич.
   Леха не въехал.
   – А откуда ты знаешь мое отчество?
   – Ты же сам мне сказал, молодец.
   – Я не говорил. – Потом он подумал, что пьяный и мог чего-то не упомнить. – Видать, запамятовал уже, – отступил он, так как перспектива баньки пленила его. Потом он вспомнил о девчонке, оставленной на гражданке, и застопорился.
   – Что ты, милый, – разливала липкую патоку Маша, – ты же сейчас в армии, вспомни об этом.
   Простаков быстро согласился.
   – Ну, чего стоишь? Показывай, где тут у вас мыльня.
   Витек шел с Лизой, у которой в одной руке появилось откуда-то желтое махровое полотенце, а в другой она несла большую дубовую кадку с веником.
   Фрол расстегнул ремень, на котором висела фляжка с пивом. Леха обернулся:
   – Валет, возьми пивка-то, а то что за баня без пива.