Даже к началу 1990-х, после хаоса конца 1980-х годов, на социальную сферу предприятия тратили 4 % ВВП. Предприятиям принадлежал 41 % всего жилья; жильем, медучреждениями и детсадами владело более 70 % предприятий, у 38 % были в собственности дома отдыха. В 1993 г. только учтенные социальные расходы составляли 3,3 % ВВП, предприятия на ¼ покрывали расходы ЖКХ, образования, культуры и спорта. (Глобализация в России: проблемы демократического развития. М.: Русское слово, 2004. С. 380). В 1990-е годы предприятия продолжали нести значительную социальную нагрузку на территориях: ремонт и поддержание общественных зданий (37 %), ЖКХ (42 %), ремонт дорог (42 %). Даже с учетом того, что цифры «плавают», можно признать, что социальная нагрузка на предприятия была значительной.
   В 1993 г. вышел указ Президента РФ, согласно которому приватизирующиеся предприятия должны были передать имевшиеся в их распоряжении объекты социальной сферы городским и региональным властям. Объекты соцсферы, доставшиеся во время приватизации крупным предприятиям в наследство от СССР, стали для них непрофильными активами, от которых в условиях возросшей конкуренции необходимо было избавиться.
   Исследователи по-разному оценивают темпы и размеры такого сброса. По некоторым данным, в 1993–1997 гг. органам городской власти предприятия передали от 60 до 80 % социальной инфраструктуры. К 2003 г. более половины промышленных предприятий уже передали соцсферу муниципалитетам. Так, жилой фонд отдали 57 % компаний, дома отдыха – 54 %, а детсады – 86 %.
   Похоже, к настоящему времени процесс сброса если не прекратился, то, по крайней мере, замедлился. По мере преодоления кризиса социальная политика предприятия становилась фактором поддержания его устойчивости, повышения конкурентоспособности, управления персоналом. Проанализируем причины замедления.
 
   – Отдали все, что могли. Предприятия уже передали на баланс территорий имеющиеся у них объекты соцкультбыта. Насыщаемость сферы социальных услуг городов и муниципалитетов ограничена, как и способность местной власти ее поддерживать. Сформировался статус-кво, с которым вынуждены согласиться и предприятия, и муниципальная власть.
   После долгого периода передачи социальной сферы на местном уровне установился некий баланс между интересами территории и предприятия. Предприятия стали понимать, что совсем отказаться от поддержки социальной инфраструктуры не получится, сохранение социального мира в городе или области – дело каждого, как говорили раньше. Все произошло по той же схеме, что и на Западе. Когда бизнес понял, что от социальной ответственности нельзя отказаться, он начал искать в ней свою выгоду.
   – Дешевле не стало. После угара рыночного подхода к социальному обеспечению персонала руководители поостыли и стали считать. Получилось, что часто сохранение собственной инфраструктуры (особенно в сфере рекреации, отдыха, здравоохранения) обходится дешевле, чем покупка социальных услуг на рынке. При отсутствии здоровой конкуренции качество этих услуг не гарантировано, а спрашивают все равно с руководства предприятия. Часто сотруднику проще и приятнее отдохнуть в компании, доме отдыха, чем покупать путевку у сомнительного туроператора. Предприятия, сформированные на советских активах, осмотрелись, подсчитали, что выгоднее финансировать, хотя бы частично, социальную сферу самим, чем отдавать городу. К тому же, если покупать социальную услугу на рынке, получается дороже для сотрудника.
   – Пряник для сотрудника. Собственная социальная сфера позволяет предприятию создавать дополнительную мотивацию для сотрудников, минимизировать стоимость социальных льгот, привлекать и удерживать квалифицированнее кадры, выстраивать корпоративную культуру и формировать позитивный имидж предприятия не только среди сотрудников, но и на территории. Часто полному отчуждению социальной сферы от производства противились сотрудники предприятия. Наличие у завода собственной социальной инфраструктуры всегда говорило о его весе, престиже, репутации; служило дополнительным фактором привлечения и удержания персонала.
   – Довод для местной власти. Частичное сохранение социальной инфраструктуры за предприятием становится дополнительным козырем в отношениях с местной властью.
   Характерно отношение зарубежных партнеров российских компаний к поддержанию городской социальной инфраструктуры. Если в конце 1980-х – начале 1990-х большинство из них настаивали на безусловной передаче социальной сферы как непрофильного балласта городским властям, то к концу 1990-х они поняли, что местные условия нужно принимать во внимание.

Что хорошего

   Позитивной тенденцией последних лет стал процесс, который эксперты называют менеджеризацией социальной сферы. Бизнес пошел в социальную сферу в регионах. Происходит это по-разному. Одни компании продвигают в законодательную и исполнительную власть в регионах своего присутствия собственных представителей. Другие обеспечивают муниципальную власть консультационной поддержкой своих экспертов. Третьи создают «под ключ» новые структуры управления социальной сферой, где обеспечивают влияние своей компании. Все это направлено на профессионализацию социальной сферы в регионах присутствия компании, на сокращение издержек компаний, на поддержание социальной сферы на территориях.
   Пока на федеральном уровне вопросы государственно-частного партнерства продолжают находиться в подвешенном состоянии, практики на местах (бизнес и власть) вынуждены находить общий язык.

Что делать

   Тенденции последних лет показывают, что в регионах с достаточно благополучной экономической ситуацией и устойчивыми партнерскими отношениями власти с бизнесом компании вполне успешно находят с властью общий язык и в социальной сфере. Менеджеризация социальной сферы вытекает из естественного желания бизнеса обезопасить свою деятельность в регионах присутствия.
   Возникают и активно продвигаются передовые формы социальной активности бизнеса – участие в разработке комплексных планов социально-экономического развития территорий, договоры о социальном партнерстве, конкурсное финансирование социальных и муниципальных проектов, участие в создании и работе фондов местных сообществ.
   Кто, как не бизнес, может помочь региональной власти оптимизировать межбюджетные отношения, если при слабой наполняемости социального бюджета власть все равно придет к нему за деньгами? Разве не в интересах бизнеса остановить безудержный рост платежей в федеральный центр? Эксперты считают, что перевод налога на прибыль в ведение федеральной власти, а НДС – в ведение региона (сейчас наоборот) может существенно повысить мотивацию бизнеса к уплате налогов, а местной власти дать значительные финансовые ресурсы. Почему бы бизнесу не выступить социальным лоббистом в интересах своих территорий и живущих там граждан?

Патернализм и иждивенчество, или «Народу сколько не дай, все равно мало»

Что происходит

   В российской и советской традиции отношение к предприятию как к большой семье культивировалось осознанно. Тотальная зависимость работника от начальства, тотальный контроль за работником не только на производстве, но и дома, в быту и на отдыхе, порождал особый тип отношений, ныне называемый патернализмом. Возник своеобразный тип советского начальника, отца-командира. У работника в ответ формировалось отношение к начальству как к высшей силе, способной решить любую проблему и отвечающую за все происходящее.
   Социальная апатия и иждивенчество крепко въелись в производственные и непроизводственные отношения. Привычка уповать на начальство, нежелание брать на себя ответственность до сих пор в значительной мере тормозят внедрение либеральных подходов в социальную политику предприятий.
   Завышенные ожидания работников питаются воспоминаниями «о славном советском прошлом», когда предприятия обеспечивали работников и часто всю территорию соцкультбытом. «Отрыжка социализма» по сей день не дает людям покоя. Один из директоров жаловался, что, когда он выделил сотрудникам с детьми «подарочные» к Новому году, бездетные сотрудники обиделись.

Что хорошего

   Патернализм, как со стороны сотрудников, так и со стороны руководителей – устойчивая традиция. Объективно это фактор стабильности. Есть ли у него позитивные черты? В хорошем смысле, концепция «завода-семьи» вовсе не плоха. Нематериальные способы поощрения помогают формировать корпоративную культуру предприятия. Начальник, как «добрый барин», с собственными ресурсами социального обеспечения повышает устойчивость коллектива и предприятия в целом. Хотя, строго говоря, к патернализму как таковому это имеет небольшое отношение.

Что делать

   Преимущество этой ситуации заключается в том, что отечественные компании, реализуя социальные программы, выращивают серьезный ресурс в виде возможной признательности и поддержки населения. Эту поддержку можно направить в нужное русло, привлекая население и сотрудников к поддержанию объектов социальной сферы. Хотите спортплощадку для своих детей? Давайте отремонтируем заводской стадион и будем вместе поправлять здоровье. С другой стороны, неся на своих плечах соцкультбыт города, компания может рассчитывать, что городская власть с пониманием отнесется к ее производственным потребностям.
   Социальная активность населения – огромный и невостребованный ресурс. Бизнесу осталось возглавить это движение.

Как российский бизнес понимает социальную ответственность

   По данным исследования «Левада-Центра», проведенного в 2002 г., молодые предприниматели считают, что они прежде всего отвечают за себя, свою семью и свое дело. В этом заключается их восприятие себя как взрослых, ответственных людей. В круг ответственности включаются также работники предприятия, партнеры и ближайшее окружение.
   У крупных бизнесменов круг ответственности расширяется, охватывая не только ближайшее окружение, но и свой город, а то и свою страну.
   Молодые предприниматели ощущают, что меняются правила игры – процесс первоначального накопления заканчивается, экстенсивный путь исчерпан, бизнес вынужден принимать более культурные формы. Чтобы соответствовать новым требованиям и веяниям, нужно создавать вокруг себя цивилизованную среду. Вот типичное рассуждение: «Я – член общества, если через десять лет все будут бедные и необразованные, то меня просто убьют».
   Растет желание чувствовать себя гражданами, «оплачивать» свое место в жизни, прежде всего, путем уплаты налогов (правда, не всех) и посильного участия в жизни общества. Молодые предприниматели согласны вкладывать деньги в различные программы, прежде всего в образовательные. Показательно, что объектом социальных инвестиций во всех случаях выступает будущее (образование, развитие науки и культуры). Настоящее, например городское хозяйство, благоустройство, коммунальные службы и т. п., не признается объектом попечения со стороны среднего бизнеса. Это зона ответственности государства.
   Представители крупного бизнеса в сырьевом секторе трактуют социальную ответственность и как заботу о настоящем. На смену политике отказа от социальной сферы приходит то, что можно назвать неокорпоративизмом. Крупным сырьевым компаниям приходится зачастую восстанавливать существовавшие в советское время схемы решения проблем социальной сферы. В первую очередь это касается моноиндустриальных городов и изолированных регионов.
   Отмечается нарастающая тревога деловых людей по поводу перспектив государственной политики в отношении бизнеса. Они считают, что увеличивается разрыв между декларациями, законодательными инициативами и решениями, с одной стороны, и практикой отношения властей к бизнесменам – с другой. Боязнь, что с тобой обойдутся жестоко, ощущают и те, кто по масштабам бизнеса отнюдь не относится к олигархам.

Почему, кому и как помогает российский бизнес

   Качественных, достоверных и достаточно репрезентативных национальных исследований по вопросам социальной активности бизнеса в России немного. Устоявшегося методологического подхода не сложилось, исследуется то благотворительность, то социальная ответственность, то социальные инвестиции. Например, по данным исследования, проведенного в России британским благотворительным фондом CAF, 67 % менеджеров высшего звена считают, что благотворительность – это альтруизм, 72 % оценивают ее распространенность среди бизнес-сообществ как незначительную. Хорошо это или плохо? Благотворительные фонды бьют тревогу: бизнес у нас не социально ответственный. Срочно дайте денег на новые семинары. А может, это хорошо: если благотворительности так мало, бизнес все больше склоняется к социальным инвестициям, к выгодной социальной политике?
   Агентство «Социальные Инвестиции» в 1999–2000 гг. провело исследование на территории Новгорода Великого, Твери и Саратова. Кроме того, с 1994 г. эта организация проводит менее масштабные опросы представителей бизнеса, в основном в Москве. Этим данным я доверяю и отвечаю за их достоверность. Большинство сделанных нами выводов и выявленных тенденций подтверждается более поздними исследованиями других организаций.
   В этой и других главах использованы материалы исследований, которые проводили: в 2000–2006 гг. Ассоциация менеджеров, благотворительный фонд «Московский благотворительный резерв» (МБР), Санкт-Петербургский университет экономики и финансов (СПб) и фонд развития информационных инициатив «Сфера согласия» в Новгороде Великом (НВ). Также использовались данные Центра экономических и финансовых исследований и разработок (ЦЭФИР), Независимого института социальной политики (НИСП), Центра трудовых исследований (ЦЭТИ) ГУ ВШЭ.
   Ассоциация менеджеров из всех возможных терминов, описывающих социальную ответственность бизнеса, предпочитает «социальные инвестиции», понимая под ними все, что сами компании относят к социальной активности. Не обладая торговой маркой на это понятие, все же позволю себе выразить несогласие с таким подходом. Сделанные Ассоциацией менеджеров выводы о масштабах социальных инвестиций (до 30 % налогооблагаемой прибыли), их характере (60 % – инвестиции в персонал), отношению к ним со стороны населения (45 % хочет видеть информацию о социальной ответственности) часто вызывают критическое отношение экспертного сообщества, в том числе зарубежного. (Подготовленный Ассоциацией менеджеров «Национальный доклад о социальных инвестициях» переведен на английский.) Тем не менее, исследования Ассоциации менеджеров – наиболее известный и цитируемый источник, они активно используются в экспертном и академическом сообществе.
 
   Общие характеристики исследовательской базы.
   • Ограниченность круга респондентов по составу и количеству. В опросах, как правило, принимают участие 130–300 менеджеров компаний.
   • Чаще всего это передовые компании, поэтому результаты исследований представляют оптимистическую картину. Реальное отношение к КСО со стороны средних по уровню практики социальной ответственности компаний не выявляется.
   • Исследования фрагментарны, что не дает возможности выделить и описать региональную и отраслевую специфику.
   • Отсутствует методологическая база (смешение терминов «благотворительность», «социальная ответственность», «социальные инвестиции»), а неясность этих понятий для самих респондентов смазывает картину, не позволяя сделать обоснованные выводы.
   • Практическая ценность исследований как руководства к действию и оснований к принятию ответственных управленческих решений в отдельных компаниях ограничена.

Сколько тратится на социальные программы?

   Объективную картину составить непросто. Чаще всего называется цифра около 150 млрд руб. (около 5 млрд долл.), т. е. около 17 % прибыли компаний ежегодно расходуется на различные социальные программы. Бывший президент РСПП в 2005 г. Аркадий Вольский также называл 17 % от прибыли, но говорил о членах РСПП.
   По данным ЦЭФИР, только промышленные компании потратили в 2002 г. на финансирование социальной сферы 97 млрд руб. Это 17 % всей прибыли и 0,9 % ВВП. Как видим, абсолютное количество другое, но те же 17 % прибыли.
   По данным российского представительства CAF, крупнейшие российские компании выделяют сегодня на благотворительную деятельность в среднем 17 % своей прибыли (1,5 млрд долл. в 2005 г.), а западные – 2–3 %. Интересно, что тот же CAF в 2002 г. называл цифру 500 млн долл.
   В Ассоциации менеджеров отмечают, что социальные инвестиции российских предпринимателей составляют от 8 до 30 % их прибыли после уплаты налогов (0,5 %, по мнению Ассоциации, для западных компаний).
   Разброс в цифрах значительный. Предполагаю, что большинство авторов добросовестно переписывают друг у друга, повторяя пресловутые 17 % (Ассоциация менеджеров дает разброс от 8 до 30 %), произвольно увеличивая абсолютные показатели. Вопрос – показатели чего. То ли это социальные инвестиции (включая, например, программы повышения квалификации персонала или расходы на безопасность труда). То ли это просто социальные программы, вероятно, относящиеся к внешней социальной политике компаний. А если это не программа, а перечисление во внебюджетный губернаторский фонд? Куда прикажете записывать эти «инвестиции»?
   Промежуточный вывод: никакой отработанной и общепризнанной методики количественной оценки социальных инвестиций / социальной политики / социальных программ в России не существует. Большинство исследователей, сознательно или нет, увеличивают цифры социальных инвестиций, рапортуя, что российский бизнес становится более социально ответственным.
   Без сомнения, наши компании тратят на социальную сферу достаточно много, возможно, больше западных компаний (американские компании на самом деле тратят 0,6–1,7 % в зависимости от отрасли). Опрошенные мной российские компании тратят на социальную ответственность (как они ее понимают) примерно столько же – в среднем 1 % налогооблагаемой прибыли. Для сравнения: государство тратит на социальную политику немногим больше – 150 млрд руб., т. е. 1,2 % ВВП.
   Отсюда следует вывод: бизнес тратит на социальную сферу примерно столько же, сколько государство, которое использует деньги бизнеса. Компании фактически обложены вторым социальным налогом, а государство приписывает все заслуги в социальной сфере себе.

Почему помогают

   При явном смещении мотивации социальной деятельности в сторону большей выгоды, мотивация пожертвований остается прежней: внешнее давление и попытки опередить это давление. По данным Ассоциации менеджеров (2006), основные стимулы участия бизнеса в социальных программах – административное давление властей (73 %); добрая воля топ-менеджмента (55 %); опережающая стратегия расширения бизнеса (42 %); страх владельцев потерять свой бизнес (30 %). Давление власти еще долго будет оставаться главным фактором социальной активности бизнеса. Однако добровольное желание бизнеса что-то сделать устойчиво занимает вторую-третью позиции. Это уже не альтруизм и благотворительность, а осознанная политика.
   Считается, что основным мотивом для внешней социальной активности бизнеса выступает добрая воля и личный альтруизм. На самом деле, так было раньше. По данным агентства «Социальные инвестиции», полученным в 1995 г. на одном из съездов Ассоциации российских банков, 64 % опрошенных банкиров назвали альтруизм и возрождение лучших традиций российской филантропии как основной мотив своей социальной активности. Но уже тогда 20 % респондентов отмечали ослабление социальной напряженности как один из факторов, влияющих на мотивацию социальной активности; 39 % указывали на улучшение имиджа и укрепление доверия со стороны народа как на мотив корпоративной благотворительности.
   Сегодня мотивация социальной активности бизнеса смещается в сторону большего эгоизма: 67 % предпринимателей признают, что социальная активность приносит пользу их бизнесу; 93 % считают, что участие бизнеса в решении социальных проблем способствует улучшению его имиджа в глазах общественности. По-видимому, имиджевая отдача будет еще долго занимать лидирующее место среди резонов социальной активности компаний.
   На второе место уверенно выходит маркетинговая выгода. Ее отмечают 58 % опрошенных. Учитывая, что раньше бизнес никак не связывал свою социальную активность с маркетинговыми преимуществами, это серьезный прогресс. При ответе в 1999 г. на вопрос: «Какую пользу приносит социальная активность вашему бизнесу?» предприниматели отметили: 32 % – реклама, создание имиджа; 12 % – увеличение прибыли / увеличение продаж (раньше этого не было вообще); 8 % – создание благоприятной среды для развития бизнеса; 7 % – новые контакты. 70 % опрошенных отмечали улучшение морального климата в организации как результат своей социальной активности.
   По данным Ассоциации менеджеров, 63 % руководителей компаний считают, что благотворительная деятельность способствует росту положительного имиджа и рекламе; 29 % отмечают укрепление отношений с властью; такой же процент респондентов считает основной мотивацией благотворительности личную симпатию; 18 % называют улучшение отношений с целевыми рынками; 16 % – улучшение общественного мнения. Только 3 % отметили налоговые льготы как основную мотивацию корпоративной благотворительности.
   В России благотворительность служит, в основном, развитию положительного имиджа компании. Так считают 63 % опрошенных топ-менеджеров и 76 % директоров PR-подразделений (данные Ассоциации менеджеров). Однако компании видят и другие преимущества от социальной активности: улучшение финансовых показателей (41 %), укрепление отношений с клиентами (70 %), появление новых партнеров (45 %), повышение устойчивости при кризисах (28 %), получение преимуществ перед конкурентами (41 %), повышение лояльности сотрудников (54 %) (НВ). Все это очень похоже на традиционную мотивацию западных компаний.
   Можно сделать следующие выводы.
   • Большинство предпринимателей признают, что внешняя социальная активность их компаний приносит пользу бизнесу. Бизнес явно начинает смотреть на свою социальную активность как на область, непосредственно связанную с основной деятельностью. Формирование позитивного имиджа и репутации считается важнейшим результатом филантропической политики. Все чаще компании задумываются о маркетинговых преимуществах социальной активности.
   • Чаще всего основными источниками давления на бизнес оказываются местная власть и (в меньшей степени) некоммерческие организации.
   • Для большинства компаний освещение внешних социальных проектов в средствах массовой информации выгодно. Подавляющее большинство опрошенных предпочитают освещение на телевидении, второй по привлекательности считают прессу.

Кому помогают

   Есть все основания полагать, что основным получателем благотворительной помощи остаются органы власти – как государственной, так и местного самоуправления (разницу знают немногие). Многочисленные квази-НКО, выросшие в последнее десятилетие, как грибы после дождя, естественным образом претендуют на львиную долю пожертвований компаний. Бизнес, испытывая давление прежде всего с этой стороны, вынужден откликаться на просьбы о помощи. Реализацию социальных проектов с участием органов власти отмечают 25 % респондентов, в то время как с участием некоммерческих организаций – всего 16 % (НВ).
   По данным агентства «Социальные инвестиции», 76 % представителей бизнеса «откликались на обращения властей оказать содействие в решении социальных проблем» и только в 18 % случаев благополучатели – некоммерческие организации. По данным СПб, примерно 40 % ответивших отметили участие бизнеса в финансировании отдельных социальных проектов и программ, разработанных городской администрацией. Регулярную финансовую помощь государственным организациям и учреждениям социальной сферы оказывают 27 % опрошенных предпринимателей. В 29 % случаев благотворительные мероприятия организуются для создания взаимовыгодных отношений с властями разных уровней (Ассоциация менеджеров).
   Даже в странах с низкой зависимостью бизнеса от государства компании используют благотворительность, чтобы заслужить лояльность властей. В России достижение компромисса с властями еще долго будет оставаться одной из главных функций корпоративной благотворительности. Однако, чем дальше, тем больше укрепляются позиции некоммерческих организаций.
   Все больше предпринимателей предпочитает в своей социальной деятельности сотрудничать с некоммерческими организациями – в отдельных регионах до 83 % (Социальные инвестиции), а не работать с гражданами непосредственно. Пять лет назад картина была прямо противоположной: большинство компаний предпочитали помогать нуждающимся напрямую, минуя ненужных посредников, какими они считали НКО. В 1995 г. только 17 % банков работали с некоммерческими организациями. Сегодня 58 % опрошенных предпринимателей поддерживают регулярные отношения с некоммерческими организациями. Существенным препятствием для более активного сотрудничества бизнеса и НКО предприниматели считают недостаточные налоговые льготы (90 %). Отвечая на вопрос агентства «Социальные инвестиции»: «Решая социальные проблемы, с кем бы вы предпочли работать?», бизнесмены на первое место поставили НКО – 62 %, затем бизнес-сектор – 60 %, затем органы власти – 52 %.