Страница:
Звонок будильника вырвал Рокси из сна.
Спина насквозь промокла от пота. Её словно подкинуло над постелью катапультой. По чистому потолку никто не ползал, окно было плотно закрыто, тикали ходики, им вторил будильник в коридоре. Со вчерашнего дня отключили свет, поэтому не урчал больше холодильник. Доктор Малкович вспомнила, что отнесла уцелевшие продукты на балкон. Она вскочила, наматывая на себя одеяло, отдёрнула занавески. На балконе всё оставалось как прежде — целые, нетронутые пакеты. Ближайшие крысы наверняка возились где-нибудь в подвале, но карабкаться по стенам пока не научились.
Всего лишь сон, ерундовый глупый сон.
Но даже во сне её не оставляет работа. Рокси завернулась в халат, стуча зубами, засеменила на кухню, поставила на огонь турку. К счастью, газ пока не отключили. Потом она не выдержала, на всякий случаи проверила запоры, попыталась послушать радио, но смогла настроить только короткие волны.
Радио невнятно шептало.
Паранойя надвигается, сказала она себе. Нельзя столько работать. На кафедре конь не валялся, а теперь ещё эта незваная комиссия, в которой предстоит пахать бесплатно, да ещё Хорёк оборвал телефон. Вчера ему приспичило снова выяснять отношения, как раз когда она слушала военных. Рокси не сразу впитала теории полковника, а тут ещё бывший муженёк.
Лучше времени не нашёл! Он всегда отличался навязчивостью, а сейчас прямо голову потерял! Жаловался, что ему разбили лоб, что-то бормотал про свихнувшуюся Марину, про пожары. Будто и без того неизвестно, что его бывшая — чокнутая! Видите ли, ему велели прийти на собрание в гимназию, он попёрся больной и раненый, а кроме него собрались всего три человека. Теперь он ходит туда каждый день, как идиот, встречает там школьников, но Лолы нигде нет.
Лола. Вот что вернуло Рокси в прежний ритм. Она кое-как притормозила себя, вырвала из бесконечного рабочего вихря. Накануне, после пропажи Адабашьяна, произошло немало гадких событии, но все они виделись абстрактно, как телевизионная лента новостей, которую можно в любой момент заменить концертом. Лола относилась к миру по эту сторону экрана, и, кажется, Хорёк был встревожен не на шутку. Но сильнее всего Рокси изумило собственное отношение к непрекращающимся бедам бывшего мужа.
Оказывается, Лола для неё значила несколько больше, чем просто незнакомый подросток. Внезапно выяснилось, что несгибаемый учёный оказался внутри сродни трухлявому пню. Она сделала всё, что могла и успела для мамы — уговорила двоюродного брата взять маму с собой. К счастью, брат согласился, он владел на паях маленьким отелем в ropax и рассчитывал пересидеть беспорядки на высоте трёх тысяч метров. За маму Рокси могла не волноваться хотя бы какое-то время, но Хорёк подкинул ей порцию новых тревог.
Весь вечер она мерила шагами квартиру, пытаясь дозвониться хоть куда-нибудь. В конце концов, она позволила себе то, чего не следовало позволять. Она позвонила полковнику Малому по номеру, который он надиктовал для самых крайних, угрожающих жизни случаев. По другим номерам руководитель комиссии просто не отзывался.
Малой не стал на неё орать. Как ни странно, он пообещал подключить к поиску своих людей. Доктор Малкович никогда в жизни не давала взяток, поэтому чувствовала себя крайне глупо, предложив полковнику «финансовое содействие».
— Вы поймите, эта девочка мне очень дорога, — запинаясь, она заполняла паузу в тяжёлом молчании полковника. — Я понимаю, что у ваших подчинённых полно своих дел, возможно, у них возникнут проблемы.
— У нас только одна проблема, — перебил её Малой. — Ещё пара дней, и подчинённых у меня не останется. А вам я ещё раз советую ночевать в институте. Только здесь я могу гарантировать безопасность…
Но Рокси в десятый раз отказалась, хотя на кафедре и в лабораториях уже ночевали человек пятнадцать, медики, химики, военные из закрытых институтов — все, кого могли собрать по стране коллеги Малого. Сам он каждый час докладывал правительству о ходе работ и сносился с аналогичными группами, работавшими в других центрах. Вчера вечером Малой признался, что в первый раз отправил донесение с порученцем. Появились серьёзные проблемы с Интернетом, а городская связь «глючила» с самого утра…
Рокси налила себе кофе, высыпала в вазочку остатки конфет. Где-то стукнуло железо, где-то закричали. Она вздрогнула, мигом погружаясь в ночной кошмар.
Никаких крыс, никаких котов, это всё нервы…
Она не верила, что Малой найдёт Лолу. Хорёк, то есть — Леонид, утверждал, что дважды обежал всех её подруг. По пути ему чуть не свернули челюсть, потом он подобрал где-то старую машину, на ней добрался сам до загородного дома Кисановых. Рокси спросила — кто такие Кисановы? Оказалось, это родители парня, с которым дружила Лола. Дверь никто не открыл, Хорёк побоялся лезть в окно…
Рокси спросила себя, не вернуться ли в постель, подарить себе хотя бы ещё полчаса, но неосторожно выглянула в окно, и сон мигом пропал. В окнах дома напротив отражались огни пожаров. Это горела старая часть, деревянное Заречье. В скверике у подъезда дежурили двое с ружьями. Рокси открыла раму и перекинулась с мужчинами парой слов, спросила, не вынести ли им горячего. Те не сопротивлялись. Рокси разогрела три замороженных пирога с капустой, накинула куртку, отнесла дежурным. Оказывается мужчины дома договорились караулить круглосуточно, чтобы чужие не могли подойти к дверям. Этой ночью обошлось без применения оружия.
Рокси вернулась наверх продрогшая и грустная.
Три года назад все значимые события в её сумбурной жизни спутались в один клубок. Поспешное замужество, Леонид, вместо ожидаемого мужского напора надавивший на жалость. Если бы она тогда его покинула, сегодня не было бы так больно. Но он так смотрел…
Он смотрел на неё глазами затравленного зверька, и Рокси осталась. В принципе, ей некогда было мусолить свои чувства к нему, в институте разворачивалась настоящая наука. Несколько позже Леонид приоткрылся ей совсем с другой стороны. Во первых, его дважды встречали с одной из бывших пассий, но на мелкие интрижки Рокси охотно бы закрыла глаза. Однако Хорёк требовал к своей персоне всё больше внимания. Фактически он попытался узурпировать её свободное время, точнее — то время между авралами, которое он считал свободным. Он тихой сапой попытался установить в семье патриархат, не имея при этом на главенство никаких прав. То есть — ни малейших прав!
Рокси терпела. О, да, она терпела его нападки, как святая великомученица, но приходит конец терпению даже у ангелов. Хорёк требовал от неё всё больше и больше, при этом сам избегал любого напряжения сил. Он делал то, что ему удобно и приятно. Приятно учить детей, приятно ковыряться в журналах по профессии, приятно застрять на балконе с книгой. А думать о будущем? Думать о карьере, о большом доме, о ребёнке, о кредитах. Нет, увольте, это не для его слабонервной натуры!
Рокси проклинала себя за то, что не может думать о нём плохо. Этот проныра ухитрялся подольститься к ней даже во сне. Даже во сне он приходил, бормотал всякие глупости, и от этих глупостей она просыпалась с улыбкой. Почему бы ему не присниться ей сегодня, вместо вонючих крыс?
Чёрт подери, сказала себе Рокси, ещё немного, и я попрошусь к нему обратно. Какого беса этот душный зануда не позвонит именно теперь, когда ей так тяжело и страшно?! То теребит её восемь раз за день, упрашивая дать ему ещё один шанс, то проваливается сквозь землю. Мог бы почувствовать её состояние.
Ведь она практически завершила монтаж бомбы. Разве что лёгкая покраска, зубастая акулья пасть на острие взрывателя. Спустя неделю она собиралась взорвать сонное болото, но события повернулись совсем иначе. Сонное болото взорвалось без неё.
Всё сходилось как нельзя лучше. Или — как нельзя хуже. Модели, рассчитанные ею, показали наихудшие результаты из всех возможных. Урожаи снимали шесть, и даже восемь раз, нарочно помещая семена и саженцы в весьма специфические условия, специально разработанные доктором Малкович. Исследуемые насекомые и теплокровные были разбиты на группы вполне классическим образом, получая исключительно растительное питание из теплиц лаборатории. Ничего кардинально нового в науке, стандартные подходы, стандартные выводы, годящиеся для студенческого реферата, но никак для учёного, серьёзно метившего в Академию.
Ничего нового, если бы не условия среды, куда помещали модифицированные семена. Три года назад Рокси резко изменила эти самые условия. Почвы брали не из теплиц, а с городских улиц, прямо из-под асфальта. Самые худшие почвы для выращивания чего бы то ни было. Куски резины и гвоздей, превышение норм по окислам, хлору и тяжёлым металлам в десятки раз. Вода из-под крана, никакой артезианской подпитки.
После первого урожая Рокси ещё больше усугубила собственные будущие проблемы. В воду из-под крана, используемую для поливки, стали добавлять всевозможные продукты урбанизации — лимонады, моющие средства и прочую пакость, включая биологически активные добавки.
Всё, что могло так или иначе воздействовать на генотип.
С точки зрения урожайности эксперимент был заранее обречён. Но отдел разрабатывал совершенно иную тему, известную лишь двоим непосредственным руководителям. Вначале Адабашьян обалдел, когда Рокси принесла свои предложения. Но подпись поставил.
— Я вас не спрашиваю, кому это надо? — осторожно зашёл он со стороны. — Но меня об этом могут спросить на учёном совете.
— Это надо всем, — она решительно кинулась в бой, абсолютно не представляя, чем закончатся их мирные турниры.
Да и тема Рокси казалась вполне мирной. Вначале она всего лишь намеревалась выяснить степень опасности для любителей животных и садовых участков в черте города. Она намеревалась найти некую внятную зависимость болезней фауны от болезней флоры. Ничего особенного, ничего нового.
С одной малюсенькой оговоркой. Горожане последние годы стали не глупее фермеров. Им тоже хотелось получать томаты и перцы весом по четыреста граммов каждый, им тоже хотелось рвать в садиках и на задних дворах клубнику размером с грушу. Горожане шумно выступали против химии и облучения культур на полях, но никак не желали отказываться от собственных крошечных, но пышных плантаций. Что интересно, цветы человек не употреблял в пищу. И масса других невероятных плодов шла на корм незаметным жителям мегаполиса, которые также потихоньку изменялись. Пчёлы, осы, мухи, мыши, вороны…
Первое же поколение живых существ, родившихся у тех, кто питался её «новыми» соей, картошкой и томатами, показало такие результаты, что лаборанты буквально остолбенели. Рокси вытащили из постели в ту ночь, когда из гусениц полезли бескрылые бабочки с двумя челюстями. Среди узкого круга посвящённых вспыхнула паника. Впрочем, паника с такой же скоростью и улеглась. Бабочки отползали свой срок и закончили свой земной путь, не оставив потомства. У мышиных самок Маты Хари и Консуэлы появились милые мышата с перепончатыми клейкими лапками, благодаря которым они бодро взбирались по отвесным стенам вивария. В остальном мышата ничем не отличались от сверстников в контрольной группе.
Отличия проявились на двенадцатый день. Мышата, питавшиеся облучённым зерном, показали резкий скачок в росте. За неделю вдвое обогнали контрольную группу, затем внезапно начали линьку и перестали реагировать на свет. Жрали они практически безостановочно, уминая в день пищи вдвое больше собственной массы. Температура тела у них поднялась до сорока шести градусов.
Это казалось невероятным, но мышата не умирали. Напротив, передвигались по клеткам всё интенсивнее. Первое же вскрытие показало наличие двух сердец и кардинальные изменения желудочно-кишечного тракта. Мышь потихоньку превращалась в корову. Именно потихоньку, констатировала Рокси, оторвавшись от микроскопа, поскольку на двенадцатый день организмы этих новых существ ещё не сформировались окончательно.
Доктор Малкович пригласила в лабораторию шефа.
— Это не, … не… — Округлившиеся глаза профессора оторвались от своей пары окуляров.
— Это не мышь, — кивнула Рокси.
— А кто это?
— Пока не знаю. Если даст потомство, будет новый вид.
— Очень смешно, доктор Малкович.
— Мне не до смеха.
— Что вы намерены делать?
— Ждать.
Адабашьян запыхтел. Очень похоже на недружелюбного носорога, заметившего подозрительный объект.
— Вы намерены дать им возможность спариться?
— Безусловно. Иначе, зачем мы всё это начали?
— Рокси, ты сама понимаешь, что будет означать, если у этих… у этих…
— Вы хотите сказать, если у них будет потомство?
Адабашьян оглянулся, быстро пересёк лабораторию, проверил, не подслушивают ли за дверью. Энергичные мышата ползали по потолку аквариума, не испытывая при этом ни малейших неудобств. Точно гигантские мухи. В соседнем помещении бескрылые бабочки злобно дрались из-за куска соевого мяса. Половина новой генерации уже погибла в бою. Рокси подумала, как бы помягче преподнести шефу то, что ждёт его у аквариума с насекомыми. Например, она гадала, потянет на отдельную Нобелевскую премию доказательство того, что бабочки охотно питаются кровью, или лучше уничтожить всю популяцию прямо сейчас?…
Рокси представила себе, как просыпается утром в собственной постели и видит над собой на потолке двух жирных зубастых крыс. Крыс, которые, как и её подведомственные мышата, переймут перепонки, присоски и способность видеть без глаз.
— Поглядите, они дерутся… — Адабашьян указал на сцепившихся в углу мышат.
— Да, они необычайно агрессивны, — согласилась Рокси. — Из первого штамма шестерых уже нет. Их загрызли братья и сёстры. Но вначале они загрызли родителей.
— Нет, это невозможно, ерунда какая-то! Откуда в мышах столько злобы?…
— Вы ещё не видели самое интересное, — Рокси отодвинула шторку в задней стенке одного из домиков. — Две самочки из нового штамма беременны.
— В таком возрасте?! И вы это спокойно мне сообщаете? — профессор крутил в пальцах очки и от волнения выдавил одно из стёкол. — Доктор, вы понимаете, что происходит?
— Профессор, мы получили несколько неожиданный результат. Я намерена собрать воедино все данные, животных уничтожить и провести второй цикл опытов, с другими видами. Естественно, мы воссоздадим в точности те же условия среды.
— Рокси, мутанты собираются дать потомство. Невероятно… — Адабашьян присел на корточки, в упор, разглядывая копошащихся в опилках мышиных самочек. — Вы перекрыли им выходы в общий вольер?
— Да. Поверьте, они такие же злобные, как мужские особи. Покусали лаборантку.
— Доктор, вы можете продолжать с каким угодно материалом, но обещайте мне, что никто не будет посвящён в промежуточные результаты. Это ради вашей же безопасности. Я хотел бы, чтобы вы, и только вы, собрали лавры от этой работы.
— Только вместе с вами, профессор.
— Не говорите ерунды, это исключительно ваш успех, — Адабашьян озабоченно шагал из угла в угол. — Вы по-прежнему считаете, что основная причина мутаций — биодобавки?
— Боюсь, что мы этого никогда не поймём, — вздохнула Рокси. — Во втором цикле мы заложим не восемь, а четырнадцать опытных делянок. Возьмём землю под кормовые культуры возле металлургического комбината и возле атомной электростанции. Попробуем поливать разной водой. На правом берегу выше уровень свинца.
— Рокси, не торопитесь, — Адабашьяну удалось, наконец, вставить назад в окуляр стекло. — Не торопитесь, я добьюсь вам финансирования на год, и на два. Работайте не торопясь. У меня нехорошее предчувствие. Ведь это мутация в первом поколении. Не в шестом, и даже не в пятом, как мы полагали прежде. Вы перевернёте все представления в генной инженерии, но…
— Мне тоже немного не по себе, — призналась Рокси, разглядывая висящих вниз головой мышей. — Ведь если мы сумеем вывести формулу среды для направленной мутации мышей и бабочек, то кто-то сумеет вывести формулу и для людей. Например, специально для китайцев. Или специально для славян.
20
Нина переключила телевизор на первый канал. Там симфонический оркестр играл Бетховена. На четвёртом канале пианист играл пьесу Шуберта. Нина успела отметить неплохое исполнение. На шестом канале камерный квартет играл что-то усыпляющее. Нину это начало пугать. Дома нечасто включали телевизор; папа с раннего детства умело доказывал дочери, что и помимо ящика имеется куча интересных занятий. Но сегодня не мешало бы посмотреть…
Она призналась себе, что боится.
Нельзя было туда идти, но совершенно необходимо было закончить кое-какие дела. В кабинете литературы среди прочих непроверенных тетрадей остался её реферат и тетрадь с сочинениями. Нина с лёгкостью бросила бы кошелёк, сотовый телефон или даже новые сапожки, но бросить реферат, на который ушло полгода работы, она не могла.
Это был её ребёнок. А ребёнка в беде не бросают. Учительница литературы обещала просмотреть реферат до субботы и выдвинуть встречные предложения. Пока что никто, кроме госпожи Ольховец, учительницы литературы, а также Томы и Валдиса, не знал о том, что Нина задумала. Это предприятие превосходило смелостью все замышлявшиеся ранее проекты. Отец Нины третий месяц находился в экспедиции, а маму она решила пока не посвящать, чтобы не поднимать дома лишний ажиотаж. Мамочка — она такая импульсивная и романтичная, — услышав подобную новость, сразу же разволнуется и не сможет больше ни о чём думать. Не даст житья ни себе, ни дочери…
Госпожа Ольховец подала Нинин реферат на городской конкурс. По результатам заочного конкурса Нина заняла второе место и готовилась к поездке на слёт любителей литературы. Само по себе неплохо, и даже замечательно, но второе место — далеко не всё. Главную новость Нина смаковала и сама не могла в неё поверить.
Её реферат, посвящённый поэзии символистов, предложили напечатать в серьёзном журнале в виде критической статьи. При успешном повороте дела статья сулила маленький гонорар и большое литературное будущее. А тот дядечка, что председательствовал в комиссии, он так прямо и заявил: мол, дорогая госпожа Гарчава, вам теперь ни в коем случае нельзя бросать литературу, вы должны непременно печататься, и я вам помогу. У вас, сказал он, несомненное дарование…
Так и сказал — дарование.
Два дня после конкурса Нина плавала в облаках, а затем пришлось спуститься на острые камни. Выяснилось, что она понятия не имеет, как превратить громоздкий реферат в изящную полемическую статью. Госпожа Ольховец взялась за дело с удвоенной энергией, втайне мечтая вытесать из прилежной ученицы вторую Франсуазу Саган. Нина принесла реферат и массу дополнительных записей в школу, и в течение недели они оставались с учительницей после уроков, подготавливая платформу для будущей всенародной славы.
А ещё спустя неделю всё пошло наперекосяк. Начиная с того момента, как на уроке физики парни намалевали на доске гадости. Нет, пожалуй, ещё раньше, когда полиция пришла за соседом сверху. Мама пыталась скрыть от Нины, что случилось наверху, но соседи молниеносно разнесли новость по двору. Оказалось, что пьяница дядя Жора забил насмерть своего сына Алика проводом. Тихий Алик воровал из дома вещи и тратил все деньги на наркотики. Дядя Жора терпел сына тринадцать лет, но в прошлый понедельник его терпению внезапно пришёл конец. Он привязал Алика проволокой к батарее и бил шваброй. Когда швабра сломалась, он стал бить его проводом и кричал, что выколотит дурь навсегда. Потом дядя Жора устал, его схватили, но Алика уже не спасли.
В тот же вечер дети расстреляли из воздушных ружей голубей на голубятне. Нинина бабушка тогда сказала, что наступает конец света, однако ей никто не поверил. А потом в школе зарезали учителя, а дома сожгли другую учительницу, вместе с семьёй. А потом пропал двоюродный брат Валдиса, а в магазине насмерть затоптали соседку снизу.
Стали исчезать люди. Раз — и нету…
В субботу утром собрали вещи и уехали соседи напротив. Мама и бабушка шептались, вместе ходили в церковь, молились и опять шептались. Вечером уехали соседи справа. Сказали, что пока едут на дачу, и советовали маме Нины поторопиться. Якобы солдаты стреляют в людей и оцепили студенческий городок. Якобы на Старом вокзале врезался в перрон поезд с пассажирами, потом началась давка и многих затоптали. Якобы по четвёртому шоссе машины идут из города днём и ночью, слышны перестрелки, и много машин горит вдоль обочин…
А ещё из тюрьмы вырвались уголовники.
А из полка десантников, присланных для защиты мэрии, аэропорта и почты, разбежалась половина солдат. Их стали ловить, кого-то застрелили, и тогда убежали с оружием остальные.
Затем передали, что на площади Цветов и на Фонтанной площади автобусы и грузовики будут забирать всех детей с родителями и повезут в санатории…
Но Нина знала, что мама никуда не двинется, пока папа в экспедиции. Ведь он мог позвонить в любой момент и очень испугаться, что дома никого нет. В воскресенье по радио болтали, что не надо слушать паникёров. Сказали — ситуация под контролем и все хулиганы арестованы. Через час после этого сообщения во дворе Нининого дома застрелили двоих ребят, а потом из окна выпал старик.
А потом радио перестало работать.
Утром в понедельник Валдис зашёл за Ниной, чтобы вместе ехать в гимназию, но занятия отменили. И что самое печальное, куда-то пропала госпожа Ольховец. Вечером Нина набралась смелости и позвонила учительнице домой. Никто не взял трубку. Никто не взял трубку и на следующий день, а в среду стало окончательно ясно, что надо бежать.
Бежать из города, пока не поздно.
Оставалось одно малюсенькое дельце — проникнуть в гимназию и забрать из шкафа в кабинете литературы папку. Белую папку, перевязанную верёвочкой. Мама лучшей подруги, Томы, входила в родительский комитет, она заезжала вчера в гимназию и убедилась, что несколько окон разбито и на первом этаже ночью уже побывали воришки. Сторожа куда-то подевались, сигнализация не функционировала.
Нина поняла, что за рефератом надо бежать срочно, пока… пока школу не подожгли.
— Ты су-су-масшедшая, — заикаясь, выговорил Валдис. — Т-ты что, н-не слыш-шала, что они сделали с Бенни?
Нина слышала, что сделали с Бенни. Она даже видела эту стену в подвале, с которой сняли несчастного учителя, всю утыканную гвоздями. Это было страшно. Однако потерять реферат казалось Нине ещё страшнее. После Валдиса, жуя на ходу, прибежала озабоченная Тома. Она сразу заявила, что никуда не отпустит Нину одну.
Томочка была её самой замечательной подругой. Впоследствии Нина казнила себя за эгоизм. Она вполне могла бы промолчать и не втягивать двоих близких людей в авантюру. Если бы она хоть на секунду могла предположить, каким кошмаром за кончится этот день, она бы станцевала мысленную джигу на обрывках злосчастного реферата. Но, как назло, в эту пятницу интуиция покинула Нину.
Валдис на всякий случай взял с собой кастет, доставшийся ему от пропавшего брата. А Тома принесла газовый баллончик. Нина наскоро оделась, написала матери записку, и все трое вышли в апрельскую морось.
Вышли и сразу попятились назад.
— Ой, мамочки, — прошептала Тома. — Я через двор к тебе бежала, этого не видела.
— К-кто же та-такое мог сделать? — опешил Валдис. — Такое… та-такое не мог с-сделать нормальный человек.
По улице в обоих направлениях двигались десятки пешеходов. Кто медленнее, кто быстрее, может быть, чуть более нервно, чем в прежние, спокойные дни. Но в целом улица Победы выглядела вполне обыденно. Если не считать обилия военных машин и полиции. Проехал пятнистый грузовик, за высокими бортами раскачивались угрюмые солдаты. Навстречу грузовику, мелькая мигалками, пронеслись три чёрные машины кортежа, затем военный бронированный джип.
Но не это привело в шок учеников выпускного класса четвёртой гимназии. Прямо напротив подъезда к толстому стволу тополя садовыми ножницами был прибит роскошный рыжий кот. Нина сразу узнала кота, это был любимец всего подъезда, личный бессменный друг старичков из седьмой квартиры.
— За что? За что же его?.. — Тома не могла говорить.
— Давайте позвоним в седьмую, — Нина вернулась в подъезд. — Мне это не нравится.
— М-мне это тоже не н-нравится, — без выражения произнёс Валдис. Чтобы не стучали зубы, он запихал в рот две пластинки жевательной резинки. — В-вы з-заметили, что никто д-даже н-не остановится?
— Им наплевать, — кивнула Нина. — Бедненький Улисс наверняка орал, но никто даже не подошёл.
Нина нажала звонок в седьмую квартиру. Никто не отозвался.
— Глядите — д-дверь вз-зломана, — пробормотал Шлявичус.
— Нельзя трогать, раз взломана, — рассудила Тома. — Надо вызвать полицию, и не прикасаться пальцами. Теперь надо вытереть звонок, чтобы там не нашли твои… ой!
Спина насквозь промокла от пота. Её словно подкинуло над постелью катапультой. По чистому потолку никто не ползал, окно было плотно закрыто, тикали ходики, им вторил будильник в коридоре. Со вчерашнего дня отключили свет, поэтому не урчал больше холодильник. Доктор Малкович вспомнила, что отнесла уцелевшие продукты на балкон. Она вскочила, наматывая на себя одеяло, отдёрнула занавески. На балконе всё оставалось как прежде — целые, нетронутые пакеты. Ближайшие крысы наверняка возились где-нибудь в подвале, но карабкаться по стенам пока не научились.
Всего лишь сон, ерундовый глупый сон.
Но даже во сне её не оставляет работа. Рокси завернулась в халат, стуча зубами, засеменила на кухню, поставила на огонь турку. К счастью, газ пока не отключили. Потом она не выдержала, на всякий случаи проверила запоры, попыталась послушать радио, но смогла настроить только короткие волны.
Радио невнятно шептало.
Паранойя надвигается, сказала она себе. Нельзя столько работать. На кафедре конь не валялся, а теперь ещё эта незваная комиссия, в которой предстоит пахать бесплатно, да ещё Хорёк оборвал телефон. Вчера ему приспичило снова выяснять отношения, как раз когда она слушала военных. Рокси не сразу впитала теории полковника, а тут ещё бывший муженёк.
Лучше времени не нашёл! Он всегда отличался навязчивостью, а сейчас прямо голову потерял! Жаловался, что ему разбили лоб, что-то бормотал про свихнувшуюся Марину, про пожары. Будто и без того неизвестно, что его бывшая — чокнутая! Видите ли, ему велели прийти на собрание в гимназию, он попёрся больной и раненый, а кроме него собрались всего три человека. Теперь он ходит туда каждый день, как идиот, встречает там школьников, но Лолы нигде нет.
Лола. Вот что вернуло Рокси в прежний ритм. Она кое-как притормозила себя, вырвала из бесконечного рабочего вихря. Накануне, после пропажи Адабашьяна, произошло немало гадких событии, но все они виделись абстрактно, как телевизионная лента новостей, которую можно в любой момент заменить концертом. Лола относилась к миру по эту сторону экрана, и, кажется, Хорёк был встревожен не на шутку. Но сильнее всего Рокси изумило собственное отношение к непрекращающимся бедам бывшего мужа.
Оказывается, Лола для неё значила несколько больше, чем просто незнакомый подросток. Внезапно выяснилось, что несгибаемый учёный оказался внутри сродни трухлявому пню. Она сделала всё, что могла и успела для мамы — уговорила двоюродного брата взять маму с собой. К счастью, брат согласился, он владел на паях маленьким отелем в ropax и рассчитывал пересидеть беспорядки на высоте трёх тысяч метров. За маму Рокси могла не волноваться хотя бы какое-то время, но Хорёк подкинул ей порцию новых тревог.
Весь вечер она мерила шагами квартиру, пытаясь дозвониться хоть куда-нибудь. В конце концов, она позволила себе то, чего не следовало позволять. Она позвонила полковнику Малому по номеру, который он надиктовал для самых крайних, угрожающих жизни случаев. По другим номерам руководитель комиссии просто не отзывался.
Малой не стал на неё орать. Как ни странно, он пообещал подключить к поиску своих людей. Доктор Малкович никогда в жизни не давала взяток, поэтому чувствовала себя крайне глупо, предложив полковнику «финансовое содействие».
— Вы поймите, эта девочка мне очень дорога, — запинаясь, она заполняла паузу в тяжёлом молчании полковника. — Я понимаю, что у ваших подчинённых полно своих дел, возможно, у них возникнут проблемы.
— У нас только одна проблема, — перебил её Малой. — Ещё пара дней, и подчинённых у меня не останется. А вам я ещё раз советую ночевать в институте. Только здесь я могу гарантировать безопасность…
Но Рокси в десятый раз отказалась, хотя на кафедре и в лабораториях уже ночевали человек пятнадцать, медики, химики, военные из закрытых институтов — все, кого могли собрать по стране коллеги Малого. Сам он каждый час докладывал правительству о ходе работ и сносился с аналогичными группами, работавшими в других центрах. Вчера вечером Малой признался, что в первый раз отправил донесение с порученцем. Появились серьёзные проблемы с Интернетом, а городская связь «глючила» с самого утра…
Рокси налила себе кофе, высыпала в вазочку остатки конфет. Где-то стукнуло железо, где-то закричали. Она вздрогнула, мигом погружаясь в ночной кошмар.
Никаких крыс, никаких котов, это всё нервы…
Она не верила, что Малой найдёт Лолу. Хорёк, то есть — Леонид, утверждал, что дважды обежал всех её подруг. По пути ему чуть не свернули челюсть, потом он подобрал где-то старую машину, на ней добрался сам до загородного дома Кисановых. Рокси спросила — кто такие Кисановы? Оказалось, это родители парня, с которым дружила Лола. Дверь никто не открыл, Хорёк побоялся лезть в окно…
Рокси спросила себя, не вернуться ли в постель, подарить себе хотя бы ещё полчаса, но неосторожно выглянула в окно, и сон мигом пропал. В окнах дома напротив отражались огни пожаров. Это горела старая часть, деревянное Заречье. В скверике у подъезда дежурили двое с ружьями. Рокси открыла раму и перекинулась с мужчинами парой слов, спросила, не вынести ли им горячего. Те не сопротивлялись. Рокси разогрела три замороженных пирога с капустой, накинула куртку, отнесла дежурным. Оказывается мужчины дома договорились караулить круглосуточно, чтобы чужие не могли подойти к дверям. Этой ночью обошлось без применения оружия.
Рокси вернулась наверх продрогшая и грустная.
Три года назад все значимые события в её сумбурной жизни спутались в один клубок. Поспешное замужество, Леонид, вместо ожидаемого мужского напора надавивший на жалость. Если бы она тогда его покинула, сегодня не было бы так больно. Но он так смотрел…
Он смотрел на неё глазами затравленного зверька, и Рокси осталась. В принципе, ей некогда было мусолить свои чувства к нему, в институте разворачивалась настоящая наука. Несколько позже Леонид приоткрылся ей совсем с другой стороны. Во первых, его дважды встречали с одной из бывших пассий, но на мелкие интрижки Рокси охотно бы закрыла глаза. Однако Хорёк требовал к своей персоне всё больше внимания. Фактически он попытался узурпировать её свободное время, точнее — то время между авралами, которое он считал свободным. Он тихой сапой попытался установить в семье патриархат, не имея при этом на главенство никаких прав. То есть — ни малейших прав!
Рокси терпела. О, да, она терпела его нападки, как святая великомученица, но приходит конец терпению даже у ангелов. Хорёк требовал от неё всё больше и больше, при этом сам избегал любого напряжения сил. Он делал то, что ему удобно и приятно. Приятно учить детей, приятно ковыряться в журналах по профессии, приятно застрять на балконе с книгой. А думать о будущем? Думать о карьере, о большом доме, о ребёнке, о кредитах. Нет, увольте, это не для его слабонервной натуры!
Рокси проклинала себя за то, что не может думать о нём плохо. Этот проныра ухитрялся подольститься к ней даже во сне. Даже во сне он приходил, бормотал всякие глупости, и от этих глупостей она просыпалась с улыбкой. Почему бы ему не присниться ей сегодня, вместо вонючих крыс?
Чёрт подери, сказала себе Рокси, ещё немного, и я попрошусь к нему обратно. Какого беса этот душный зануда не позвонит именно теперь, когда ей так тяжело и страшно?! То теребит её восемь раз за день, упрашивая дать ему ещё один шанс, то проваливается сквозь землю. Мог бы почувствовать её состояние.
Ведь она практически завершила монтаж бомбы. Разве что лёгкая покраска, зубастая акулья пасть на острие взрывателя. Спустя неделю она собиралась взорвать сонное болото, но события повернулись совсем иначе. Сонное болото взорвалось без неё.
Всё сходилось как нельзя лучше. Или — как нельзя хуже. Модели, рассчитанные ею, показали наихудшие результаты из всех возможных. Урожаи снимали шесть, и даже восемь раз, нарочно помещая семена и саженцы в весьма специфические условия, специально разработанные доктором Малкович. Исследуемые насекомые и теплокровные были разбиты на группы вполне классическим образом, получая исключительно растительное питание из теплиц лаборатории. Ничего кардинально нового в науке, стандартные подходы, стандартные выводы, годящиеся для студенческого реферата, но никак для учёного, серьёзно метившего в Академию.
Ничего нового, если бы не условия среды, куда помещали модифицированные семена. Три года назад Рокси резко изменила эти самые условия. Почвы брали не из теплиц, а с городских улиц, прямо из-под асфальта. Самые худшие почвы для выращивания чего бы то ни было. Куски резины и гвоздей, превышение норм по окислам, хлору и тяжёлым металлам в десятки раз. Вода из-под крана, никакой артезианской подпитки.
После первого урожая Рокси ещё больше усугубила собственные будущие проблемы. В воду из-под крана, используемую для поливки, стали добавлять всевозможные продукты урбанизации — лимонады, моющие средства и прочую пакость, включая биологически активные добавки.
Всё, что могло так или иначе воздействовать на генотип.
С точки зрения урожайности эксперимент был заранее обречён. Но отдел разрабатывал совершенно иную тему, известную лишь двоим непосредственным руководителям. Вначале Адабашьян обалдел, когда Рокси принесла свои предложения. Но подпись поставил.
— Я вас не спрашиваю, кому это надо? — осторожно зашёл он со стороны. — Но меня об этом могут спросить на учёном совете.
— Это надо всем, — она решительно кинулась в бой, абсолютно не представляя, чем закончатся их мирные турниры.
Да и тема Рокси казалась вполне мирной. Вначале она всего лишь намеревалась выяснить степень опасности для любителей животных и садовых участков в черте города. Она намеревалась найти некую внятную зависимость болезней фауны от болезней флоры. Ничего особенного, ничего нового.
С одной малюсенькой оговоркой. Горожане последние годы стали не глупее фермеров. Им тоже хотелось получать томаты и перцы весом по четыреста граммов каждый, им тоже хотелось рвать в садиках и на задних дворах клубнику размером с грушу. Горожане шумно выступали против химии и облучения культур на полях, но никак не желали отказываться от собственных крошечных, но пышных плантаций. Что интересно, цветы человек не употреблял в пищу. И масса других невероятных плодов шла на корм незаметным жителям мегаполиса, которые также потихоньку изменялись. Пчёлы, осы, мухи, мыши, вороны…
Первое же поколение живых существ, родившихся у тех, кто питался её «новыми» соей, картошкой и томатами, показало такие результаты, что лаборанты буквально остолбенели. Рокси вытащили из постели в ту ночь, когда из гусениц полезли бескрылые бабочки с двумя челюстями. Среди узкого круга посвящённых вспыхнула паника. Впрочем, паника с такой же скоростью и улеглась. Бабочки отползали свой срок и закончили свой земной путь, не оставив потомства. У мышиных самок Маты Хари и Консуэлы появились милые мышата с перепончатыми клейкими лапками, благодаря которым они бодро взбирались по отвесным стенам вивария. В остальном мышата ничем не отличались от сверстников в контрольной группе.
Отличия проявились на двенадцатый день. Мышата, питавшиеся облучённым зерном, показали резкий скачок в росте. За неделю вдвое обогнали контрольную группу, затем внезапно начали линьку и перестали реагировать на свет. Жрали они практически безостановочно, уминая в день пищи вдвое больше собственной массы. Температура тела у них поднялась до сорока шести градусов.
Это казалось невероятным, но мышата не умирали. Напротив, передвигались по клеткам всё интенсивнее. Первое же вскрытие показало наличие двух сердец и кардинальные изменения желудочно-кишечного тракта. Мышь потихоньку превращалась в корову. Именно потихоньку, констатировала Рокси, оторвавшись от микроскопа, поскольку на двенадцатый день организмы этих новых существ ещё не сформировались окончательно.
Доктор Малкович пригласила в лабораторию шефа.
— Это не, … не… — Округлившиеся глаза профессора оторвались от своей пары окуляров.
— Это не мышь, — кивнула Рокси.
— А кто это?
— Пока не знаю. Если даст потомство, будет новый вид.
— Очень смешно, доктор Малкович.
— Мне не до смеха.
— Что вы намерены делать?
— Ждать.
Адабашьян запыхтел. Очень похоже на недружелюбного носорога, заметившего подозрительный объект.
— Вы намерены дать им возможность спариться?
— Безусловно. Иначе, зачем мы всё это начали?
— Рокси, ты сама понимаешь, что будет означать, если у этих… у этих…
— Вы хотите сказать, если у них будет потомство?
Адабашьян оглянулся, быстро пересёк лабораторию, проверил, не подслушивают ли за дверью. Энергичные мышата ползали по потолку аквариума, не испытывая при этом ни малейших неудобств. Точно гигантские мухи. В соседнем помещении бескрылые бабочки злобно дрались из-за куска соевого мяса. Половина новой генерации уже погибла в бою. Рокси подумала, как бы помягче преподнести шефу то, что ждёт его у аквариума с насекомыми. Например, она гадала, потянет на отдельную Нобелевскую премию доказательство того, что бабочки охотно питаются кровью, или лучше уничтожить всю популяцию прямо сейчас?…
Рокси представила себе, как просыпается утром в собственной постели и видит над собой на потолке двух жирных зубастых крыс. Крыс, которые, как и её подведомственные мышата, переймут перепонки, присоски и способность видеть без глаз.
— Поглядите, они дерутся… — Адабашьян указал на сцепившихся в углу мышат.
— Да, они необычайно агрессивны, — согласилась Рокси. — Из первого штамма шестерых уже нет. Их загрызли братья и сёстры. Но вначале они загрызли родителей.
— Нет, это невозможно, ерунда какая-то! Откуда в мышах столько злобы?…
— Вы ещё не видели самое интересное, — Рокси отодвинула шторку в задней стенке одного из домиков. — Две самочки из нового штамма беременны.
— В таком возрасте?! И вы это спокойно мне сообщаете? — профессор крутил в пальцах очки и от волнения выдавил одно из стёкол. — Доктор, вы понимаете, что происходит?
— Профессор, мы получили несколько неожиданный результат. Я намерена собрать воедино все данные, животных уничтожить и провести второй цикл опытов, с другими видами. Естественно, мы воссоздадим в точности те же условия среды.
— Рокси, мутанты собираются дать потомство. Невероятно… — Адабашьян присел на корточки, в упор, разглядывая копошащихся в опилках мышиных самочек. — Вы перекрыли им выходы в общий вольер?
— Да. Поверьте, они такие же злобные, как мужские особи. Покусали лаборантку.
— Доктор, вы можете продолжать с каким угодно материалом, но обещайте мне, что никто не будет посвящён в промежуточные результаты. Это ради вашей же безопасности. Я хотел бы, чтобы вы, и только вы, собрали лавры от этой работы.
— Только вместе с вами, профессор.
— Не говорите ерунды, это исключительно ваш успех, — Адабашьян озабоченно шагал из угла в угол. — Вы по-прежнему считаете, что основная причина мутаций — биодобавки?
— Боюсь, что мы этого никогда не поймём, — вздохнула Рокси. — Во втором цикле мы заложим не восемь, а четырнадцать опытных делянок. Возьмём землю под кормовые культуры возле металлургического комбината и возле атомной электростанции. Попробуем поливать разной водой. На правом берегу выше уровень свинца.
— Рокси, не торопитесь, — Адабашьяну удалось, наконец, вставить назад в окуляр стекло. — Не торопитесь, я добьюсь вам финансирования на год, и на два. Работайте не торопясь. У меня нехорошее предчувствие. Ведь это мутация в первом поколении. Не в шестом, и даже не в пятом, как мы полагали прежде. Вы перевернёте все представления в генной инженерии, но…
— Мне тоже немного не по себе, — призналась Рокси, разглядывая висящих вниз головой мышей. — Ведь если мы сумеем вывести формулу среды для направленной мутации мышей и бабочек, то кто-то сумеет вывести формулу и для людей. Например, специально для китайцев. Или специально для славян.
20
ЗАМАЧИ СИБЯ ВЕСЛОМ!
Нина Гарчава никому, даже самому замечательному папе на свете, не смогла бы объяснить, что она нашла в Валдисе. Если быть до конца честной, то она самой себе не смогла бы этого объяснить. Потому что это чувство не поддавалось никаким логическим обоснованиям. Вероятнее всего, папа бы смешно надул губы и попытался устроить Валдису хитрый экзамен по части этикета.
Ищут дружинники, ищет милиция,
Ищет общественность нашей столицы,
Ищут девчонку по имени Тома,
Тома лежит под фундаментом дома.
Забавная песенка
Нина переключила телевизор на первый канал. Там симфонический оркестр играл Бетховена. На четвёртом канале пианист играл пьесу Шуберта. Нина успела отметить неплохое исполнение. На шестом канале камерный квартет играл что-то усыпляющее. Нину это начало пугать. Дома нечасто включали телевизор; папа с раннего детства умело доказывал дочери, что и помимо ящика имеется куча интересных занятий. Но сегодня не мешало бы посмотреть…
Она призналась себе, что боится.
Нельзя было туда идти, но совершенно необходимо было закончить кое-какие дела. В кабинете литературы среди прочих непроверенных тетрадей остался её реферат и тетрадь с сочинениями. Нина с лёгкостью бросила бы кошелёк, сотовый телефон или даже новые сапожки, но бросить реферат, на который ушло полгода работы, она не могла.
Это был её ребёнок. А ребёнка в беде не бросают. Учительница литературы обещала просмотреть реферат до субботы и выдвинуть встречные предложения. Пока что никто, кроме госпожи Ольховец, учительницы литературы, а также Томы и Валдиса, не знал о том, что Нина задумала. Это предприятие превосходило смелостью все замышлявшиеся ранее проекты. Отец Нины третий месяц находился в экспедиции, а маму она решила пока не посвящать, чтобы не поднимать дома лишний ажиотаж. Мамочка — она такая импульсивная и романтичная, — услышав подобную новость, сразу же разволнуется и не сможет больше ни о чём думать. Не даст житья ни себе, ни дочери…
Госпожа Ольховец подала Нинин реферат на городской конкурс. По результатам заочного конкурса Нина заняла второе место и готовилась к поездке на слёт любителей литературы. Само по себе неплохо, и даже замечательно, но второе место — далеко не всё. Главную новость Нина смаковала и сама не могла в неё поверить.
Её реферат, посвящённый поэзии символистов, предложили напечатать в серьёзном журнале в виде критической статьи. При успешном повороте дела статья сулила маленький гонорар и большое литературное будущее. А тот дядечка, что председательствовал в комиссии, он так прямо и заявил: мол, дорогая госпожа Гарчава, вам теперь ни в коем случае нельзя бросать литературу, вы должны непременно печататься, и я вам помогу. У вас, сказал он, несомненное дарование…
Так и сказал — дарование.
Два дня после конкурса Нина плавала в облаках, а затем пришлось спуститься на острые камни. Выяснилось, что она понятия не имеет, как превратить громоздкий реферат в изящную полемическую статью. Госпожа Ольховец взялась за дело с удвоенной энергией, втайне мечтая вытесать из прилежной ученицы вторую Франсуазу Саган. Нина принесла реферат и массу дополнительных записей в школу, и в течение недели они оставались с учительницей после уроков, подготавливая платформу для будущей всенародной славы.
А ещё спустя неделю всё пошло наперекосяк. Начиная с того момента, как на уроке физики парни намалевали на доске гадости. Нет, пожалуй, ещё раньше, когда полиция пришла за соседом сверху. Мама пыталась скрыть от Нины, что случилось наверху, но соседи молниеносно разнесли новость по двору. Оказалось, что пьяница дядя Жора забил насмерть своего сына Алика проводом. Тихий Алик воровал из дома вещи и тратил все деньги на наркотики. Дядя Жора терпел сына тринадцать лет, но в прошлый понедельник его терпению внезапно пришёл конец. Он привязал Алика проволокой к батарее и бил шваброй. Когда швабра сломалась, он стал бить его проводом и кричал, что выколотит дурь навсегда. Потом дядя Жора устал, его схватили, но Алика уже не спасли.
В тот же вечер дети расстреляли из воздушных ружей голубей на голубятне. Нинина бабушка тогда сказала, что наступает конец света, однако ей никто не поверил. А потом в школе зарезали учителя, а дома сожгли другую учительницу, вместе с семьёй. А потом пропал двоюродный брат Валдиса, а в магазине насмерть затоптали соседку снизу.
Стали исчезать люди. Раз — и нету…
В субботу утром собрали вещи и уехали соседи напротив. Мама и бабушка шептались, вместе ходили в церковь, молились и опять шептались. Вечером уехали соседи справа. Сказали, что пока едут на дачу, и советовали маме Нины поторопиться. Якобы солдаты стреляют в людей и оцепили студенческий городок. Якобы на Старом вокзале врезался в перрон поезд с пассажирами, потом началась давка и многих затоптали. Якобы по четвёртому шоссе машины идут из города днём и ночью, слышны перестрелки, и много машин горит вдоль обочин…
А ещё из тюрьмы вырвались уголовники.
А из полка десантников, присланных для защиты мэрии, аэропорта и почты, разбежалась половина солдат. Их стали ловить, кого-то застрелили, и тогда убежали с оружием остальные.
Затем передали, что на площади Цветов и на Фонтанной площади автобусы и грузовики будут забирать всех детей с родителями и повезут в санатории…
Но Нина знала, что мама никуда не двинется, пока папа в экспедиции. Ведь он мог позвонить в любой момент и очень испугаться, что дома никого нет. В воскресенье по радио болтали, что не надо слушать паникёров. Сказали — ситуация под контролем и все хулиганы арестованы. Через час после этого сообщения во дворе Нининого дома застрелили двоих ребят, а потом из окна выпал старик.
А потом радио перестало работать.
Утром в понедельник Валдис зашёл за Ниной, чтобы вместе ехать в гимназию, но занятия отменили. И что самое печальное, куда-то пропала госпожа Ольховец. Вечером Нина набралась смелости и позвонила учительнице домой. Никто не взял трубку. Никто не взял трубку и на следующий день, а в среду стало окончательно ясно, что надо бежать.
Бежать из города, пока не поздно.
Оставалось одно малюсенькое дельце — проникнуть в гимназию и забрать из шкафа в кабинете литературы папку. Белую папку, перевязанную верёвочкой. Мама лучшей подруги, Томы, входила в родительский комитет, она заезжала вчера в гимназию и убедилась, что несколько окон разбито и на первом этаже ночью уже побывали воришки. Сторожа куда-то подевались, сигнализация не функционировала.
Нина поняла, что за рефератом надо бежать срочно, пока… пока школу не подожгли.
— Ты су-су-масшедшая, — заикаясь, выговорил Валдис. — Т-ты что, н-не слыш-шала, что они сделали с Бенни?
Нина слышала, что сделали с Бенни. Она даже видела эту стену в подвале, с которой сняли несчастного учителя, всю утыканную гвоздями. Это было страшно. Однако потерять реферат казалось Нине ещё страшнее. После Валдиса, жуя на ходу, прибежала озабоченная Тома. Она сразу заявила, что никуда не отпустит Нину одну.
Томочка была её самой замечательной подругой. Впоследствии Нина казнила себя за эгоизм. Она вполне могла бы промолчать и не втягивать двоих близких людей в авантюру. Если бы она хоть на секунду могла предположить, каким кошмаром за кончится этот день, она бы станцевала мысленную джигу на обрывках злосчастного реферата. Но, как назло, в эту пятницу интуиция покинула Нину.
Валдис на всякий случай взял с собой кастет, доставшийся ему от пропавшего брата. А Тома принесла газовый баллончик. Нина наскоро оделась, написала матери записку, и все трое вышли в апрельскую морось.
Вышли и сразу попятились назад.
— Ой, мамочки, — прошептала Тома. — Я через двор к тебе бежала, этого не видела.
— К-кто же та-такое мог сделать? — опешил Валдис. — Такое… та-такое не мог с-сделать нормальный человек.
По улице в обоих направлениях двигались десятки пешеходов. Кто медленнее, кто быстрее, может быть, чуть более нервно, чем в прежние, спокойные дни. Но в целом улица Победы выглядела вполне обыденно. Если не считать обилия военных машин и полиции. Проехал пятнистый грузовик, за высокими бортами раскачивались угрюмые солдаты. Навстречу грузовику, мелькая мигалками, пронеслись три чёрные машины кортежа, затем военный бронированный джип.
Но не это привело в шок учеников выпускного класса четвёртой гимназии. Прямо напротив подъезда к толстому стволу тополя садовыми ножницами был прибит роскошный рыжий кот. Нина сразу узнала кота, это был любимец всего подъезда, личный бессменный друг старичков из седьмой квартиры.
— За что? За что же его?.. — Тома не могла говорить.
— Давайте позвоним в седьмую, — Нина вернулась в подъезд. — Мне это не нравится.
— М-мне это тоже не н-нравится, — без выражения произнёс Валдис. Чтобы не стучали зубы, он запихал в рот две пластинки жевательной резинки. — В-вы з-заметили, что никто д-даже н-не остановится?
— Им наплевать, — кивнула Нина. — Бедненький Улисс наверняка орал, но никто даже не подошёл.
Нина нажала звонок в седьмую квартиру. Никто не отозвался.
— Глядите — д-дверь вз-зломана, — пробормотал Шлявичус.
— Нельзя трогать, раз взломана, — рассудила Тома. — Надо вызвать полицию, и не прикасаться пальцами. Теперь надо вытереть звонок, чтобы там не нашли твои… ой!