Страница:
Поминутно оглядываясь, он добрался до охотничьего магазина. Иногда ему казалось, что выше этажом кто-то бродит, пару раз доносилась глухая перебранка, больше похожая на возню грызунов, но нижний этаж оставался пуст.
В разворованном охотничьем отделе Гризли подобрал себе значительную часть экипировки. Витрины там давно разбили, огнестрельное оружие и ножи растаскали в первые дни волнений, но Железного друга Гризли там и не собирался искать Он выудил из-под перевёрнутого прилавка два отличных шокера, но с разряженными батареями, затем отыскал бинокль и дамский газовый пистолет. Всё лучше, чем ничего. Затем он обнаружил маленькую дверцу за стеллажами, которую не заметили мародёры. Ему пришлось повозиться, почти в полной темноте вскрывая ящики, но настойчивость была вознаграждена. Гризли обзавёлся прочной брезентовой ветровкой, ремнём с подсумком, работающим фонарём с запасными батареями и флягой. Завершая поиски, он наткнулся на инкрустированный горский кинжал в кожаных ножнах. Обычно такие поделки вывешивают в прихожих подле оленьих рогов.
Роясь среди опрокинутых витрин, Гризли поминутно выглядывал наружу, чтобы успеть скрыться, но всё равно не заметил, как они подкрались. Они не напали — покачивались и ухмылялись, вращая во все стороны оловянными глазами, точно сломанные куклы. Двое подростков, парень и девушка, и с ними взрослый мужик, лет под сорок, весь перемазанный белым порошком. Точно его возраст определить было сложно — небритому, заросшему созданию могло быть и пятьдесят, и тридцать пять. Из-за высокого прилавка Гризли их видел только выше пояса. В руках они могли держать что угодно. Гризли вообще видел в сумерках всё хуже.
«Постоянные сумерки, даже на улице, словно Бог приглушил свет… — некстати пронеслось у него в голове. — А ведь орлы могут выстрелить сквозь прилавок…»
Гризли замер, выставив перед собой кинжал. В переливах лезвия каталась тонкая вязь гравировки. Вряд ли этим театральным клинком можно было вести длительный бой, но на длительный бой Гризли и не рассчитывал. Либо он отпугнёт их сразу, либо… Правую руку Гризли медленно завёл за спину, где в кобуре покоился новенький газовый пистолет.
Они не стреляли. Наверное, разучились стрелять. Втроём нападать им было неудобно, пришлось бы перелезать через сломанную витрину. Гризли уже прикинул, что не станет дожидаться, пока они перелезут, а полоснёт кинжалом старшего, желательно попасть по лицу…
— Назад, — негромко приказал он.
— Грр-ра! — воскликнул мальчишка и сплюнул. С его подбородка свисала слюна с приклеившимися серыми комками. Затем парень поднял руку, в кулаке он держал что-то серое, и впился в это серое зубами. Он жрал сырого голубя с оторванной головой. Когда пацан оторвал ото рта птицу и принялся неторопливо жевать, весь его подбородок и щёки оказались в перьях. Гризли ощутил, как дыбом встал желудок. К счастью, с утра пустой.
Троица внезапно потеряла к нему интерес. Они заржали и неловко потопали в следующий отдел, а Гризли смог перевести дух. Теперь он их видел целиком. На девушке и пареньке ниже пояса ничего не было; очевидно, они совсем недавно прервали любовную возню, заметив Гризли. Мальчишка отшвырнул свой недоеденный обед и попытался овладеть подружкой на ходу. Та захихикала, виляя задом, затем они упали на груду оборванных портьер. Лохматый мужчина, вприпрыжку бежавший следом за парочкой, замер, не зная, что предпринять, — то ли помочь юному любовнику, то ли предпочесть голубя. Наконец голод победил, он отшвырнул жестяную банку и кинулся к сырому мясу. Банка прикатилась физику под ноги. Теперь Гризли понял, что за белая дрянь покрывала физиономию мужчины. Он жрал зубной порошок.
Стараясь не шуметь, под аккомпанемент вздохов, визгов и смачного жевания, Гризли спиной вперёд отступал к дверям. Внезапно бородатый мужчина бросил голубя и пошёл за ним. Гризли выбрался на крыльцо. Когда дверь открылась, он не стал дожидаться, пока у преследователя освободятся руки, а коротко ткнул кинжалом ему в живот. Мужчина выпал на крыльцо лицом вниз и скорчился. На нём было только короткое шерстяное пальто с биркой лондонской фирмы «Страус». Голые ступни кровоточили от десятков порезов. Гризли поступил так же, как герои на экранах «Парадизо», — вытер лезвие об одежду врага.
Жалеть было некого.
Фантастические идейки вроде спуска на планёре или марш-броска по канализации Гризли отмёл сразу. В киноцентр следовало идти, либо, замаскировавшись под своего, на ходу пожирая голубя, либо заехать прямо в нижний вестибюль на Верном коне. Где взять Верного коня, он примерно представлял. Если Рокси не ошиблась, если всех коней не расхватали до него. Разукрашенный «фиат» для столь ответственной роли не подходил.
К удивлению Гризли, далеко не все жители покинули город. Просто люди изменили стиль поведения на улицах. При звуке мотора они шустро скрывались в подворотни, запрыгивали в разбитые окна первых этажей или прятались в люки. Дважды его «фиат» обстреляли, но не прицельно. Одна из пуль застряла в дверце. Несколько раз Гризли прикладывал к глазам бинокль, успевал засечь лицо со вполне осмысленным выражением, без зелёных глаз и лишней растительности. Однако уцелевшие «нормальные» граждане явно не жаждали идти на контакт.
Каждый был сам за себя.
…Физик еле успел надавить на тормоз. За поворотом улицу перегораживали три сгоревшие машины, за ними несколько парней громили винный бутик, самому старшему едва ли исполнилось восемнадцать. На тротуаре выстроились в ряд новенькие дорогие мотоциклы. Сиял хром, лоснилась кожа, с шестерён сочилось масло. Сразу за сгоревшими машинами поперёк улицы, оборвав провода, лежала спиленная липа. Двое парней стучали топорами, заготавливая ветки для костра, ещё один резал мясо на старинном полированном столе. Стол они, скорее всего, выволокли из ближайшего дома.
Промежуточное племя. Эти ещё соображают.
Леонид смотрел на них сквозь баррикаду, а новоиспечённые «сектанты» — на него. Учитель не сразу понял, почему мысленно обозвал молодых людей сектантами, но потом заметил над костром перевёрнутый обгоревший крест. К крестовине была привязана мёртвая распятая кошка. Гризли показалось, что за клубами дыма он видит ещё один перевёрнутый крест, к тому кресту тоже что-то привязано, и это «что-то» гораздо крупнее кошки.
Кажется, ребёнок.
Он слишком поздно сообразил, что останавливаться ни в коем случае не следовало. Следовало объехать по тротуару или повернуть назад, но не застывать на виду. Парни уже заводили мотоциклы, а двое с топорами прекратили кромсать дерево и энергично ковыляли в его сторону. Их внешность не вызывала сомнений. Вроде бы всё как у рядового гомо сапиенса, но капельку иначе. Слишком длинные руки, слишком резко очерченные скулы, слишком запавшие глаза.
«Назад, к питекантропам…» — прошептал учитель, переводя рычаг скоростей на задний ход. Ближайший из парней, рыжий волосатый громила, легко взобрался на крышу сгоревшей машины и метнул топор. Гризли рывком вывернул руль. Топор, вращаясь, пролетел в трёх сантиметрах от лобового стекла, зацепил резиновый молдинг окна и упал на капот.
Леонид сдавал задним ходом, но, завидев прямо перед собой мотоциклистов, остановился. У него не было никаких шансов удрать на этой развалине, тем более задом наперёд. Второй парень, ещё совсем мальчишка, рыча, нёсся на него с топором. Двое мотоциклистов задрали машины на дыбы, моторы оглушительно взревели. Гризли замешкался, пристально разглядывая щуплого парнишку с топором. У того были самые обычные серые глаза, и короткие безволосые руки. Паренёк чем-то напомнил Гризли Кисанова, такая же круглая крупная голова и подвижный дерзкий рот, созданный для плевков и оскорблений.
У физика не было времени обдумывать, почему одни морлоки не меняются внешне, а другие плавно превращаются в человекообразных обезьян. Он крутанул руль вправо, перевёл рычаг и до отказа выжал педаль. Старенький «фиат» ринулся в бой, набирая скорость. До того как мотоциклисты опомнились и прекратили свою глупую гарцовку, Гризли сбил обоих «лесорубов».
Тот, что походил на Кисанова, успел замахнуться топором, а в следующую секунду исчез под колёсами. Рыжий, вместо того чтобы бежать и запрыгнуть назад, на баррикаду, закричал, скорчил рожу и сам кинулся навстречу машине. Он вопил и улюлюкал и, кажется, играл в детскую игру.
Гризли сдал назад, волоча за собой раненого. Мотоциклисты ринулись в атаку, но что-то у них не сложилось. Один не удержал тяжёлую машину, свалился на бок и принялся истошно визжать, придавленный раскалённым глушителем. Второй дал слишком много газу, его «сузуки» снова поднялся на дыбы. В тот момент Леонид посчитал их пьяными. Много позже, вспоминая события дня, когда ему пришлось своими руками убивать школьников, практически детей, он нашёл иное объяснение.
Юные мутанты теряли координацию. Они становились сильными и злыми, но забывали, как управлять техникой, электроприборами. Забывали, как правильно застёгивать одежду и держать ложку, как переключать скорость и выжимать сцепление.
Парень, похожий на Кисанова, был ещё жив. Он отцепился от «фиата» метров через сорок, Гризли на пределе скорости мчался задним ходом, виляя из стороны в сторону, а подросток вопил и цеплялся за бампер. На его лице от ударов по асфальту содрало почти всю кожу; из раздроблённого колена торчала кость. Однако стоило Гризли остановиться, чтобы набрать мощь для второго разгона, как парень приподнялся на здоровом колене и взмахнул топором. Он смеялся. Да, чёрт раздери, этот непотопляемый зверёныш выплёвывал зубы и смеялся! От его смеха по спине учителя поползли мурашки.
По тротуару, не попадая ногой на педаль, катили мотоциклы ещё два малолетних погромщика. Рыжий придурок подобрал свой топор и, прихрамывая, ковылял навстречу «фиату». Упавшему мотоциклисту никто не собирался помогать. Один из его товарищей остановился совсем рядом и пил из горлышка вино, не обращая никакого внимания на жалобные крики пострадавшего. Тот ворочался под двухсоткилограммовым байком, хрипя от натуги, и никак не мог вылезти.
Гризли закричал, потом зарычал.
Он швырнул помятую машину прямо на ухмыляющуюся рожу. Правые колёса подскочили, проехались по мягкому. Рыжий парень подобрал топор и прыгнул вперёд, целя Гризли сквозь стекло прямо в лицо. Воняло горелой резиной и слегка «подпалённым» сцеплением.
От удара о капот нападавший отлетел метров на пять, а Леонид прокусил губу и разбил лоб о стекло. Он уже увидел путь к спасению — на противоположном тротуаре оставалось достаточно места, чтобы пропихнуть маленький «фиат».
Гризли кричал.
Следующим ударом он лоб в лоб встретил мотоциклиста. Капот «фиата» вздыбился, отлетели боковые кронштейны, сразу стало плохо видно. Однако своей цели физик достиг, даже перевыполнил план. Завалились набок сразу два юных мотогонщика, а третий застрял между ними и начал сдавать назад, поливая воздух отборной матерщиной. Он ругался таким тонким, ломким голоском, что Гризли на секунду стало смешно.
В следующую секунду ему смеяться расхотелось, потому что в салоне разбилось заднее стекло, и, распространяя тошнотворную вонь, в дыру просунулась бритая голова с чёрными полосами на щеках. Вслед за головой влезли руки, как две гибкие длинные змеи, с раскровавленными головами. Гризли уже догадался, что к нему пожаловал тот обормот, что колдовал у костра. Вероятно, именно он распял и поджарил на кресте животных…
Леонид врубил задний ход, попутно сбив встающего рыжеволосого. Ноги бритого безумца затащило под заднее колесо, он вопил, но продолжал держаться. Гризли снова крутанул руль, прижимаясь правым бортом к боку, перевёрнутого автобуса.
Бритый заорал, попав задницей между двух стальных жерновов, его вырвало из салона, крутануло в воздухе. Гризли не смотрел, он сосредоточил внимание на мотоциклистах. Двое уже встали, кое-как справились со своими машинами, когда он произвёл повторный таран.
Отскочил назад и врезал третий раз, по лежачим, моля небеса, чтобы не прокололись колёса. Затем с визгом вывернул машину и направил на тротуар. Шершавой стеной дома снесло зеркальце и ручку, потом в дверцу ударил кирпич. «Фиат» соскочил с тротуара, Гризли зажмурился, внутренне ликуя. Он прорвался, прорвался!
Но сразу же вслед за ним в щель проехал мотоцикл. Физик наступил на педаль. Он никак не мог вспомнить название улицы, по которой теперь приходилось описывать «восьмёрки». В хаотичном беспорядке на проезжей части валялись чемоданы, тюки, велосипеды, телевизоры, дальше обнаружился грузовик, из кузова которого всё это добро выбросили. Из кабины грузовика свесился труп старушки в очках. Учитель крутил руль до боли в локтях, чуть ли не до пояса высунувшись в боковое окно, поскольку помятый капот окончательно встал дыбом.
— Сволочь, ах ты гад!
Мотоциклист не отставал, рычал всё ближе, но так же, как и «фиат», путался в раскиданных вещах. На относительно ровном участке, оставив позади сразу два жирно горящих автобуса, Леонид осмелился оглянуться. Его преследовали двое, но второй сильно отстал. А первый был уже совсем рядом — разинутая пасть, вздувшиеся жилы на шее, торчащие худые локти под рваным свитером. Впереди маячил перекрёсток с брошенным бронетранспортёром, а за ним — мост.
«На мосту не уйду, слишком чисто,» — подумал Гризли, собрался в комок и нажал на педаль тормоза.
Толчка сзади он не почувствовал, зато как следует, ощутил серию ударов сверху, по кузову. Вначале со всего маху туда грохнулся мотоциклист, затем его догнал мотоцикл, потом оба пролетели вперёд и приземлились на асфальт Мотоциклист уже не поднялся. Учитель обернулся. Второй преследователь исчез.
Леонид с трудом выбрался из машины, опёрся о дверь. Вокруг, перед въездом на мост, простиралась пустая площадь. Противный сырой ветер гонял бумагу. Где-то непрерывно стучало и скреблось железо. В осколках разбитых окон отражались угли догорающего газетного киоска. Два брошенных бронетранспортёра уныло охраняли памятник императору. У постамента вороны бродили возле трупов солдат. Накрапывал мерзкий дождь.
«Не надо никуда проваливаться — преисподняя уже здесь…»
До цели оставалось совсем немного — пересечь мост и метров шестьсот направо, по набережной. Ноги дрожали, перед глазами всё расплывалось. «Фиат» представлял собой жалкое зрелище, точно его провернули в мясорубке. Гризли вспомнил, что в бардачке видел пачку сигарет. Он не смог правильно её открыть, разорвал пополам, первой же затяжкой высосал треть сигареты. Физик не курил со школьных лет, но его даже не «повело».
Стараясь не испачкаться в крови, он достал из покорёженного багажника пилу, плоскогубцы и ликвидировал остатки капота. Машина стала окончательно спортивной.
— Я убил несколько детей, — признался Гризли бронзовому императору. Тот выслушал, слегка наклонив голову, положив руку в тяжёлой перчатке на эфес сабли.
— Вначале я думал, что мне просто повезло остаться в живых, — сказал Гризли. — Но тут всё несколько усложнилось. Я теперь верю, что выживу, иначе просто нельзя… Мне нужен Железный друг и Верный конь. Я не умею молиться. Может, ты мне поможешь?.. Проблема в ином. Я убил детей, чтобы спасти собственного ребёнка. Вот в чём проблема… Я что-то делаю неверно.
27
Гризли покачал головой и вернулся в машину.
Он остановился под серенькой вывеской «Главное управление внутренних дел». То, что надо. Леонид не хотел думать, что он будет делать, если Железного друга здесь не окажется. Он подъехал вплотную к одному из боковых подъездов. Стальная, забранная вагонкой дверь, никакого барства и лишних побрякушек. Рядом — бронетранспортёр с выгоревшим нутром, из заднего люка торчали ноги в сапогах. На дуле водяной пушки переступали лапами три жирных ворона. Стекло на дверном окошечке было разбито в двух местах, но сама дверь сидела крепко.
Надо выдохнуть и зайти внутрь…
Гризли посмотрел направо и налево. Справа двое мальчишек перебежали улицу и скрылись в подворотне. Далеко слева показался военный грузовик с затемнёнными стёклами, упёрся в баррикаду из двух поваленных набок трамваев и начал сдавать назад. Стая бродячих собак под предводительством стаффордширского терьера обнюхивала перевёрнутые помойные баки. Где-то зазвенело стекло, раздались беспорядочные выстрелы, и снова всё стихло. Учителю показалось, что кто-то пробирается внизу, под асфальтом. Из ближайшего люка раздавалось негромкое звяканье, приглушённый кашель. Впрочем, звук мог далеко распространяться по металлу. Похоже, жители осваивали водопроводные трубы…
Город жил. Насторожённой, искажённой, неуютной жизнью.
Гризли заглушил двигатель, проверил газовый пистолет и нож. Он вынужден был с горечью признать, что совершенно не ощущает себя Настоящим героем. Скорее, он ощущал, как в дряблом животе кишки сжались в трусливый комок. Он намеревался совершить вооружённый налёт на собственность государства. Что несколько отличалось от разграбления охотничьего магазина.
— Мне надо внутрь, — сказал Леонид в разбитое окошечко. Оттуда несло тошнотворной трупной вонью. Он уже почти научился не замечать этот запах.
Как и следовало ожидать, изнутри никто не ответил. Гризли надавил на кнопку, раздалось низкое гуденье. Он встал чуть в сторонке, как можно непринуждённее, гадая, функционирует ли камера над дверью. Налетевший порыв ветра едва заметно качнул дверь. Учитель потянул на себя ручку. Изнутри электрический привод замка висел на обрывке гофрированного шланга, засов был вывернут с корнем, а массивную стальную «собачку», видимо, долго и упорно колотили топором.
В полумраке изогнутого тамбура, за блестящими поручнями проходной, Гризли нашёл и топор, судя по всему, сорванный с пожарного щита. Лезвие торчало из затылка лежащего ничком лейтенанта. Наверное, лейтенант дежурил в проходной, на его рукаве болталась красная повязка. Задержав дыхание, стараясь не заглядывать в лицо убитому, физик присел на корточки, потянулся к кобуре на его поясе и замер.
Лейтенанту кто-то отрубил ноги. Причём сделали это ещё до того, как раздробили ему затылок. Несчастному стражу государственной собственности связали руки проволокой, прижали его к полу и отрубили ступни. Затем убийцы отрубили жертве ноги в районе колен. Палач держал топор нетвёрдой рукой, и ноги лейтенанта походили теперь на нарезанные свиные котлеты. Гризли представил себе картинку в движении, но ожидаемая дурнота не наступала.
Он закалился.
Он больше не прятал глаза от смерти.
Весь вопрос в том, где сейчас эти подонки. В кобуре он нашёл настоящий боевой пистолет. Бывший учитель физики сразу же почувствовал себя увереннее — в магазине оставалось четыре патрона, и в кармашке — дополнительный полный магазин Он снял оружие с предохранителя, но затвором пользоваться научился не сразу. Патрон выскочил и по катился по заляпанному кровью полу.
Позади скрипнула дверь тамбура Гризли подскочил. В щель с улицы просунулся любопытный собачий нос.
— Пошла вон! — Леонид переступил через мертвеца, вернулся к выходу и кое-как задвинул повисший на одном шурупе запор. Не слишком надёжно, но даст кое-какую гарантию, что никто не прокрадётся за ним следом. Хотя желающие могли войти через другие входы.
Мониторы следящих камер на посту превратились в стеклянное крошево. Та же участь постигла телефоны, внутренний интерком и электронику металлодетектора. Гризли прошёл сквозь раму с пистолетами в обеих руках. В обе стороны простирались широкие коридоры. Как ни странно, с потолка кое-где свисали люстры со светящимися лампочками. Ряд открытых дверей справа. Леонид попытался дышать носом и убедился, что запах тления, стал ещё сильнее. Он вытащил из кармана заготовленный платок, облил его уксусом и обмотал вокруг лица. Немного полегчало, но он вовсе не был уверен, что не заразится какой-нибудь трупной гадость.
Откуда-то слева донёсся сдавленный крик. Хлопнула дверь, затем послышалось завывающее мяуканье. Оно оборвалось так же резко, как и началось, и снова как будто запищал ребёнок.
— Это просто кошка, — сказал себе учитель.
Ни одна встреченная в предыдущей жизни кошка не издавала таких кошмарных звуков. И ребёнку, по мнению Гризли, взяться тут было неоткуда.
— Я не поддамся. Я не сойду с ума.
В простенке он нашёл план эвакуации здания. Естественно, на нём изображались номера комнат, стрелки с указателями лестниц, и ни единого пояснения. Но Гризли не сомневался, что нужное ему помещение находится где-то внизу. Он сунул газовый пистолет в кобуру, поправил портупею, а в левую руку взял нож. В последний раз оглянулся на растерзанное тело лейтенанта и отправился вдоль открытых кабинетов к лестнице.
В первом же кабинете он с изумлением обнаружил живое дитя. Грудной ребёнок, примерно годовалого возраста, лежал на коленях у матери и хныкал. Периодически он захватывал в рот замусоленный конец материнского шарфа, усердно сосал его, затем выплёвывал и снова принимался плакать. Его мать сидела ровно, на приставных креслах для посетителей с двумя пулевыми отверстиями в голове. Рядом, вытянув вперёд ноги, откинулся на спинку стула старик в кожаной куртке. Поперёк его живота тянулась цепочка пулевых отверстий. Из штанины старика на пол выпала крыса, зашипела на Гризли и заковыляла прочь. По причине лишнего веса бегать она не могла.
Гризли вылил на платок ещё немного уксуса и вошёл в кабинет. Очевидно, здесь располагалась одна из приёмных Управления. Зарешеченное окно закрывали плотные шторы, свет лился из настольной лампы за барьером. Кроме старика и женщины с ребёнком в креслах напротив красивого деревянного барьера ожидали вызова ещё четыре трупа. Скорее всего, посетителей расстрелял очередями кто-то из обезумевших офицеров по ту сторону загородки.
За барьером слышалась крысиная возня; Гризли решил туда не заглядывать. Повинуясь внезапному порыву, он подошёл к женщине и поднял с её окаменевших колен свёрток с ребёнком. Мальчик попискивал, он чрезвычайно ослаб, но крысы его не тронули. Возле ног женщины Гризли подобрал пустую бутылочку с соской. Наверняка ребёнок её сосал уже после смерти матери, молочная смесь спасла ему жизнь.
Леонид не знал, как поступить, малыш совершенно не входил в его планы. Однако он прижал горячий влажный свёрток к груди и принялся укачивать, непроизвольно совершая полузабытые ласкающие движения. Мальчик перестал плакать, притих, сунул в рот палец и уставился на своего спасителя тревожными голубыми глазами. Его щёчки покрылись следами от слёз, в ноздрях собралась короста, мешавшая дышать.
Гризли на несколько секунд совершенно забыл, с какой целью сюда явился. Мощнейшая тёплая аура крошечного существа окутала его, словно нагретое одеяло из гагачьего пуха. Он зажмурился, не замечая уксусной рези в ноздрях, не слыша крысиных визгов и других далёких неприятных звуков. Мальчик не умел произносить слова, но разговаривал с ним! Он просил, жаловался, уговаривал, приглашал общаться, спрашивал совета…
С глаз бывшего учителя точно свалились тёмные очки. Внезапно он представил свои мечты, свои ближайшие планы совершенно с иной точки зрения.
Настоящий герой отнёсся бы к физику с презрением. Он ведь эгоистично думал только о собственной шкуре, о своём ребёнке, и о Рокси. Всё замечательно, достойно рядового обывателя, но совершенно недостойно Настоящего героя. Только что Настоящий герой нашёл доказательство того, что жизнь не окончена. Если он бросит это доказательство на съедение крысам, его собственное существование станет абсурдом. Зачем искать спасительного Железного друга, если нельзя подобрать слабого человечка?
Мальчик спасал надежду.
28
— Тебе придётся ещё немножко потерпеть, — Гризли налил в бутылочку чая из своей фляжки. — Послушай-ка, тут шкаф, я положу тебя сверху. На шкафу они до тебя не доберутся. Только без меня никуда не уходи!
В разворованном охотничьем отделе Гризли подобрал себе значительную часть экипировки. Витрины там давно разбили, огнестрельное оружие и ножи растаскали в первые дни волнений, но Железного друга Гризли там и не собирался искать Он выудил из-под перевёрнутого прилавка два отличных шокера, но с разряженными батареями, затем отыскал бинокль и дамский газовый пистолет. Всё лучше, чем ничего. Затем он обнаружил маленькую дверцу за стеллажами, которую не заметили мародёры. Ему пришлось повозиться, почти в полной темноте вскрывая ящики, но настойчивость была вознаграждена. Гризли обзавёлся прочной брезентовой ветровкой, ремнём с подсумком, работающим фонарём с запасными батареями и флягой. Завершая поиски, он наткнулся на инкрустированный горский кинжал в кожаных ножнах. Обычно такие поделки вывешивают в прихожих подле оленьих рогов.
Роясь среди опрокинутых витрин, Гризли поминутно выглядывал наружу, чтобы успеть скрыться, но всё равно не заметил, как они подкрались. Они не напали — покачивались и ухмылялись, вращая во все стороны оловянными глазами, точно сломанные куклы. Двое подростков, парень и девушка, и с ними взрослый мужик, лет под сорок, весь перемазанный белым порошком. Точно его возраст определить было сложно — небритому, заросшему созданию могло быть и пятьдесят, и тридцать пять. Из-за высокого прилавка Гризли их видел только выше пояса. В руках они могли держать что угодно. Гризли вообще видел в сумерках всё хуже.
«Постоянные сумерки, даже на улице, словно Бог приглушил свет… — некстати пронеслось у него в голове. — А ведь орлы могут выстрелить сквозь прилавок…»
Гризли замер, выставив перед собой кинжал. В переливах лезвия каталась тонкая вязь гравировки. Вряд ли этим театральным клинком можно было вести длительный бой, но на длительный бой Гризли и не рассчитывал. Либо он отпугнёт их сразу, либо… Правую руку Гризли медленно завёл за спину, где в кобуре покоился новенький газовый пистолет.
Они не стреляли. Наверное, разучились стрелять. Втроём нападать им было неудобно, пришлось бы перелезать через сломанную витрину. Гризли уже прикинул, что не станет дожидаться, пока они перелезут, а полоснёт кинжалом старшего, желательно попасть по лицу…
— Назад, — негромко приказал он.
— Грр-ра! — воскликнул мальчишка и сплюнул. С его подбородка свисала слюна с приклеившимися серыми комками. Затем парень поднял руку, в кулаке он держал что-то серое, и впился в это серое зубами. Он жрал сырого голубя с оторванной головой. Когда пацан оторвал ото рта птицу и принялся неторопливо жевать, весь его подбородок и щёки оказались в перьях. Гризли ощутил, как дыбом встал желудок. К счастью, с утра пустой.
Троица внезапно потеряла к нему интерес. Они заржали и неловко потопали в следующий отдел, а Гризли смог перевести дух. Теперь он их видел целиком. На девушке и пареньке ниже пояса ничего не было; очевидно, они совсем недавно прервали любовную возню, заметив Гризли. Мальчишка отшвырнул свой недоеденный обед и попытался овладеть подружкой на ходу. Та захихикала, виляя задом, затем они упали на груду оборванных портьер. Лохматый мужчина, вприпрыжку бежавший следом за парочкой, замер, не зная, что предпринять, — то ли помочь юному любовнику, то ли предпочесть голубя. Наконец голод победил, он отшвырнул жестяную банку и кинулся к сырому мясу. Банка прикатилась физику под ноги. Теперь Гризли понял, что за белая дрянь покрывала физиономию мужчины. Он жрал зубной порошок.
Стараясь не шуметь, под аккомпанемент вздохов, визгов и смачного жевания, Гризли спиной вперёд отступал к дверям. Внезапно бородатый мужчина бросил голубя и пошёл за ним. Гризли выбрался на крыльцо. Когда дверь открылась, он не стал дожидаться, пока у преследователя освободятся руки, а коротко ткнул кинжалом ему в живот. Мужчина выпал на крыльцо лицом вниз и скорчился. На нём было только короткое шерстяное пальто с биркой лондонской фирмы «Страус». Голые ступни кровоточили от десятков порезов. Гризли поступил так же, как герои на экранах «Парадизо», — вытер лезвие об одежду врага.
Жалеть было некого.
Фантастические идейки вроде спуска на планёре или марш-броска по канализации Гризли отмёл сразу. В киноцентр следовало идти, либо, замаскировавшись под своего, на ходу пожирая голубя, либо заехать прямо в нижний вестибюль на Верном коне. Где взять Верного коня, он примерно представлял. Если Рокси не ошиблась, если всех коней не расхватали до него. Разукрашенный «фиат» для столь ответственной роли не подходил.
К удивлению Гризли, далеко не все жители покинули город. Просто люди изменили стиль поведения на улицах. При звуке мотора они шустро скрывались в подворотни, запрыгивали в разбитые окна первых этажей или прятались в люки. Дважды его «фиат» обстреляли, но не прицельно. Одна из пуль застряла в дверце. Несколько раз Гризли прикладывал к глазам бинокль, успевал засечь лицо со вполне осмысленным выражением, без зелёных глаз и лишней растительности. Однако уцелевшие «нормальные» граждане явно не жаждали идти на контакт.
Каждый был сам за себя.
…Физик еле успел надавить на тормоз. За поворотом улицу перегораживали три сгоревшие машины, за ними несколько парней громили винный бутик, самому старшему едва ли исполнилось восемнадцать. На тротуаре выстроились в ряд новенькие дорогие мотоциклы. Сиял хром, лоснилась кожа, с шестерён сочилось масло. Сразу за сгоревшими машинами поперёк улицы, оборвав провода, лежала спиленная липа. Двое парней стучали топорами, заготавливая ветки для костра, ещё один резал мясо на старинном полированном столе. Стол они, скорее всего, выволокли из ближайшего дома.
Промежуточное племя. Эти ещё соображают.
Леонид смотрел на них сквозь баррикаду, а новоиспечённые «сектанты» — на него. Учитель не сразу понял, почему мысленно обозвал молодых людей сектантами, но потом заметил над костром перевёрнутый обгоревший крест. К крестовине была привязана мёртвая распятая кошка. Гризли показалось, что за клубами дыма он видит ещё один перевёрнутый крест, к тому кресту тоже что-то привязано, и это «что-то» гораздо крупнее кошки.
Кажется, ребёнок.
Он слишком поздно сообразил, что останавливаться ни в коем случае не следовало. Следовало объехать по тротуару или повернуть назад, но не застывать на виду. Парни уже заводили мотоциклы, а двое с топорами прекратили кромсать дерево и энергично ковыляли в его сторону. Их внешность не вызывала сомнений. Вроде бы всё как у рядового гомо сапиенса, но капельку иначе. Слишком длинные руки, слишком резко очерченные скулы, слишком запавшие глаза.
«Назад, к питекантропам…» — прошептал учитель, переводя рычаг скоростей на задний ход. Ближайший из парней, рыжий волосатый громила, легко взобрался на крышу сгоревшей машины и метнул топор. Гризли рывком вывернул руль. Топор, вращаясь, пролетел в трёх сантиметрах от лобового стекла, зацепил резиновый молдинг окна и упал на капот.
Леонид сдавал задним ходом, но, завидев прямо перед собой мотоциклистов, остановился. У него не было никаких шансов удрать на этой развалине, тем более задом наперёд. Второй парень, ещё совсем мальчишка, рыча, нёсся на него с топором. Двое мотоциклистов задрали машины на дыбы, моторы оглушительно взревели. Гризли замешкался, пристально разглядывая щуплого парнишку с топором. У того были самые обычные серые глаза, и короткие безволосые руки. Паренёк чем-то напомнил Гризли Кисанова, такая же круглая крупная голова и подвижный дерзкий рот, созданный для плевков и оскорблений.
У физика не было времени обдумывать, почему одни морлоки не меняются внешне, а другие плавно превращаются в человекообразных обезьян. Он крутанул руль вправо, перевёл рычаг и до отказа выжал педаль. Старенький «фиат» ринулся в бой, набирая скорость. До того как мотоциклисты опомнились и прекратили свою глупую гарцовку, Гризли сбил обоих «лесорубов».
Тот, что походил на Кисанова, успел замахнуться топором, а в следующую секунду исчез под колёсами. Рыжий, вместо того чтобы бежать и запрыгнуть назад, на баррикаду, закричал, скорчил рожу и сам кинулся навстречу машине. Он вопил и улюлюкал и, кажется, играл в детскую игру.
Гризли сдал назад, волоча за собой раненого. Мотоциклисты ринулись в атаку, но что-то у них не сложилось. Один не удержал тяжёлую машину, свалился на бок и принялся истошно визжать, придавленный раскалённым глушителем. Второй дал слишком много газу, его «сузуки» снова поднялся на дыбы. В тот момент Леонид посчитал их пьяными. Много позже, вспоминая события дня, когда ему пришлось своими руками убивать школьников, практически детей, он нашёл иное объяснение.
Юные мутанты теряли координацию. Они становились сильными и злыми, но забывали, как управлять техникой, электроприборами. Забывали, как правильно застёгивать одежду и держать ложку, как переключать скорость и выжимать сцепление.
Парень, похожий на Кисанова, был ещё жив. Он отцепился от «фиата» метров через сорок, Гризли на пределе скорости мчался задним ходом, виляя из стороны в сторону, а подросток вопил и цеплялся за бампер. На его лице от ударов по асфальту содрало почти всю кожу; из раздроблённого колена торчала кость. Однако стоило Гризли остановиться, чтобы набрать мощь для второго разгона, как парень приподнялся на здоровом колене и взмахнул топором. Он смеялся. Да, чёрт раздери, этот непотопляемый зверёныш выплёвывал зубы и смеялся! От его смеха по спине учителя поползли мурашки.
По тротуару, не попадая ногой на педаль, катили мотоциклы ещё два малолетних погромщика. Рыжий придурок подобрал свой топор и, прихрамывая, ковылял навстречу «фиату». Упавшему мотоциклисту никто не собирался помогать. Один из его товарищей остановился совсем рядом и пил из горлышка вино, не обращая никакого внимания на жалобные крики пострадавшего. Тот ворочался под двухсоткилограммовым байком, хрипя от натуги, и никак не мог вылезти.
Гризли закричал, потом зарычал.
Он швырнул помятую машину прямо на ухмыляющуюся рожу. Правые колёса подскочили, проехались по мягкому. Рыжий парень подобрал топор и прыгнул вперёд, целя Гризли сквозь стекло прямо в лицо. Воняло горелой резиной и слегка «подпалённым» сцеплением.
От удара о капот нападавший отлетел метров на пять, а Леонид прокусил губу и разбил лоб о стекло. Он уже увидел путь к спасению — на противоположном тротуаре оставалось достаточно места, чтобы пропихнуть маленький «фиат».
Гризли кричал.
Следующим ударом он лоб в лоб встретил мотоциклиста. Капот «фиата» вздыбился, отлетели боковые кронштейны, сразу стало плохо видно. Однако своей цели физик достиг, даже перевыполнил план. Завалились набок сразу два юных мотогонщика, а третий застрял между ними и начал сдавать назад, поливая воздух отборной матерщиной. Он ругался таким тонким, ломким голоском, что Гризли на секунду стало смешно.
В следующую секунду ему смеяться расхотелось, потому что в салоне разбилось заднее стекло, и, распространяя тошнотворную вонь, в дыру просунулась бритая голова с чёрными полосами на щеках. Вслед за головой влезли руки, как две гибкие длинные змеи, с раскровавленными головами. Гризли уже догадался, что к нему пожаловал тот обормот, что колдовал у костра. Вероятно, именно он распял и поджарил на кресте животных…
Леонид врубил задний ход, попутно сбив встающего рыжеволосого. Ноги бритого безумца затащило под заднее колесо, он вопил, но продолжал держаться. Гризли снова крутанул руль, прижимаясь правым бортом к боку, перевёрнутого автобуса.
Бритый заорал, попав задницей между двух стальных жерновов, его вырвало из салона, крутануло в воздухе. Гризли не смотрел, он сосредоточил внимание на мотоциклистах. Двое уже встали, кое-как справились со своими машинами, когда он произвёл повторный таран.
Отскочил назад и врезал третий раз, по лежачим, моля небеса, чтобы не прокололись колёса. Затем с визгом вывернул машину и направил на тротуар. Шершавой стеной дома снесло зеркальце и ручку, потом в дверцу ударил кирпич. «Фиат» соскочил с тротуара, Гризли зажмурился, внутренне ликуя. Он прорвался, прорвался!
Но сразу же вслед за ним в щель проехал мотоцикл. Физик наступил на педаль. Он никак не мог вспомнить название улицы, по которой теперь приходилось описывать «восьмёрки». В хаотичном беспорядке на проезжей части валялись чемоданы, тюки, велосипеды, телевизоры, дальше обнаружился грузовик, из кузова которого всё это добро выбросили. Из кабины грузовика свесился труп старушки в очках. Учитель крутил руль до боли в локтях, чуть ли не до пояса высунувшись в боковое окно, поскольку помятый капот окончательно встал дыбом.
— Сволочь, ах ты гад!
Мотоциклист не отставал, рычал всё ближе, но так же, как и «фиат», путался в раскиданных вещах. На относительно ровном участке, оставив позади сразу два жирно горящих автобуса, Леонид осмелился оглянуться. Его преследовали двое, но второй сильно отстал. А первый был уже совсем рядом — разинутая пасть, вздувшиеся жилы на шее, торчащие худые локти под рваным свитером. Впереди маячил перекрёсток с брошенным бронетранспортёром, а за ним — мост.
«На мосту не уйду, слишком чисто,» — подумал Гризли, собрался в комок и нажал на педаль тормоза.
Толчка сзади он не почувствовал, зато как следует, ощутил серию ударов сверху, по кузову. Вначале со всего маху туда грохнулся мотоциклист, затем его догнал мотоцикл, потом оба пролетели вперёд и приземлились на асфальт Мотоциклист уже не поднялся. Учитель обернулся. Второй преследователь исчез.
Леонид с трудом выбрался из машины, опёрся о дверь. Вокруг, перед въездом на мост, простиралась пустая площадь. Противный сырой ветер гонял бумагу. Где-то непрерывно стучало и скреблось железо. В осколках разбитых окон отражались угли догорающего газетного киоска. Два брошенных бронетранспортёра уныло охраняли памятник императору. У постамента вороны бродили возле трупов солдат. Накрапывал мерзкий дождь.
«Не надо никуда проваливаться — преисподняя уже здесь…»
До цели оставалось совсем немного — пересечь мост и метров шестьсот направо, по набережной. Ноги дрожали, перед глазами всё расплывалось. «Фиат» представлял собой жалкое зрелище, точно его провернули в мясорубке. Гризли вспомнил, что в бардачке видел пачку сигарет. Он не смог правильно её открыть, разорвал пополам, первой же затяжкой высосал треть сигареты. Физик не курил со школьных лет, но его даже не «повело».
Стараясь не испачкаться в крови, он достал из покорёженного багажника пилу, плоскогубцы и ликвидировал остатки капота. Машина стала окончательно спортивной.
— Я убил несколько детей, — признался Гризли бронзовому императору. Тот выслушал, слегка наклонив голову, положив руку в тяжёлой перчатке на эфес сабли.
— Вначале я думал, что мне просто повезло остаться в живых, — сказал Гризли. — Но тут всё несколько усложнилось. Я теперь верю, что выживу, иначе просто нельзя… Мне нужен Железный друг и Верный конь. Я не умею молиться. Может, ты мне поможешь?.. Проблема в ином. Я убил детей, чтобы спасти собственного ребёнка. Вот в чём проблема… Я что-то делаю неверно.
27
МАЛЬЧИК
Он отшвырнул окурок и в последний раз оглянулся на своего недавнего преследователя, придавленного мотоциклом. У мальчишки, скорее всего, был сломан позвоночник, но он не умер. Он полз, подтягиваясь на локтях, и ухмылялся странно широким ртом. Если его не добить, ублюдок может выздороветь…
Хорошо тому живётся,
У кого ног больше нет.
Он нигде не спотыкнётся,
Потому что — ползает…
Народная частушка
Гризли покачал головой и вернулся в машину.
Он остановился под серенькой вывеской «Главное управление внутренних дел». То, что надо. Леонид не хотел думать, что он будет делать, если Железного друга здесь не окажется. Он подъехал вплотную к одному из боковых подъездов. Стальная, забранная вагонкой дверь, никакого барства и лишних побрякушек. Рядом — бронетранспортёр с выгоревшим нутром, из заднего люка торчали ноги в сапогах. На дуле водяной пушки переступали лапами три жирных ворона. Стекло на дверном окошечке было разбито в двух местах, но сама дверь сидела крепко.
Надо выдохнуть и зайти внутрь…
Гризли посмотрел направо и налево. Справа двое мальчишек перебежали улицу и скрылись в подворотне. Далеко слева показался военный грузовик с затемнёнными стёклами, упёрся в баррикаду из двух поваленных набок трамваев и начал сдавать назад. Стая бродячих собак под предводительством стаффордширского терьера обнюхивала перевёрнутые помойные баки. Где-то зазвенело стекло, раздались беспорядочные выстрелы, и снова всё стихло. Учителю показалось, что кто-то пробирается внизу, под асфальтом. Из ближайшего люка раздавалось негромкое звяканье, приглушённый кашель. Впрочем, звук мог далеко распространяться по металлу. Похоже, жители осваивали водопроводные трубы…
Город жил. Насторожённой, искажённой, неуютной жизнью.
Гризли заглушил двигатель, проверил газовый пистолет и нож. Он вынужден был с горечью признать, что совершенно не ощущает себя Настоящим героем. Скорее, он ощущал, как в дряблом животе кишки сжались в трусливый комок. Он намеревался совершить вооружённый налёт на собственность государства. Что несколько отличалось от разграбления охотничьего магазина.
— Мне надо внутрь, — сказал Леонид в разбитое окошечко. Оттуда несло тошнотворной трупной вонью. Он уже почти научился не замечать этот запах.
Как и следовало ожидать, изнутри никто не ответил. Гризли надавил на кнопку, раздалось низкое гуденье. Он встал чуть в сторонке, как можно непринуждённее, гадая, функционирует ли камера над дверью. Налетевший порыв ветра едва заметно качнул дверь. Учитель потянул на себя ручку. Изнутри электрический привод замка висел на обрывке гофрированного шланга, засов был вывернут с корнем, а массивную стальную «собачку», видимо, долго и упорно колотили топором.
В полумраке изогнутого тамбура, за блестящими поручнями проходной, Гризли нашёл и топор, судя по всему, сорванный с пожарного щита. Лезвие торчало из затылка лежащего ничком лейтенанта. Наверное, лейтенант дежурил в проходной, на его рукаве болталась красная повязка. Задержав дыхание, стараясь не заглядывать в лицо убитому, физик присел на корточки, потянулся к кобуре на его поясе и замер.
Лейтенанту кто-то отрубил ноги. Причём сделали это ещё до того, как раздробили ему затылок. Несчастному стражу государственной собственности связали руки проволокой, прижали его к полу и отрубили ступни. Затем убийцы отрубили жертве ноги в районе колен. Палач держал топор нетвёрдой рукой, и ноги лейтенанта походили теперь на нарезанные свиные котлеты. Гризли представил себе картинку в движении, но ожидаемая дурнота не наступала.
Он закалился.
Он больше не прятал глаза от смерти.
Весь вопрос в том, где сейчас эти подонки. В кобуре он нашёл настоящий боевой пистолет. Бывший учитель физики сразу же почувствовал себя увереннее — в магазине оставалось четыре патрона, и в кармашке — дополнительный полный магазин Он снял оружие с предохранителя, но затвором пользоваться научился не сразу. Патрон выскочил и по катился по заляпанному кровью полу.
Позади скрипнула дверь тамбура Гризли подскочил. В щель с улицы просунулся любопытный собачий нос.
— Пошла вон! — Леонид переступил через мертвеца, вернулся к выходу и кое-как задвинул повисший на одном шурупе запор. Не слишком надёжно, но даст кое-какую гарантию, что никто не прокрадётся за ним следом. Хотя желающие могли войти через другие входы.
Мониторы следящих камер на посту превратились в стеклянное крошево. Та же участь постигла телефоны, внутренний интерком и электронику металлодетектора. Гризли прошёл сквозь раму с пистолетами в обеих руках. В обе стороны простирались широкие коридоры. Как ни странно, с потолка кое-где свисали люстры со светящимися лампочками. Ряд открытых дверей справа. Леонид попытался дышать носом и убедился, что запах тления, стал ещё сильнее. Он вытащил из кармана заготовленный платок, облил его уксусом и обмотал вокруг лица. Немного полегчало, но он вовсе не был уверен, что не заразится какой-нибудь трупной гадость.
Откуда-то слева донёсся сдавленный крик. Хлопнула дверь, затем послышалось завывающее мяуканье. Оно оборвалось так же резко, как и началось, и снова как будто запищал ребёнок.
— Это просто кошка, — сказал себе учитель.
Ни одна встреченная в предыдущей жизни кошка не издавала таких кошмарных звуков. И ребёнку, по мнению Гризли, взяться тут было неоткуда.
— Я не поддамся. Я не сойду с ума.
В простенке он нашёл план эвакуации здания. Естественно, на нём изображались номера комнат, стрелки с указателями лестниц, и ни единого пояснения. Но Гризли не сомневался, что нужное ему помещение находится где-то внизу. Он сунул газовый пистолет в кобуру, поправил портупею, а в левую руку взял нож. В последний раз оглянулся на растерзанное тело лейтенанта и отправился вдоль открытых кабинетов к лестнице.
В первом же кабинете он с изумлением обнаружил живое дитя. Грудной ребёнок, примерно годовалого возраста, лежал на коленях у матери и хныкал. Периодически он захватывал в рот замусоленный конец материнского шарфа, усердно сосал его, затем выплёвывал и снова принимался плакать. Его мать сидела ровно, на приставных креслах для посетителей с двумя пулевыми отверстиями в голове. Рядом, вытянув вперёд ноги, откинулся на спинку стула старик в кожаной куртке. Поперёк его живота тянулась цепочка пулевых отверстий. Из штанины старика на пол выпала крыса, зашипела на Гризли и заковыляла прочь. По причине лишнего веса бегать она не могла.
Гризли вылил на платок ещё немного уксуса и вошёл в кабинет. Очевидно, здесь располагалась одна из приёмных Управления. Зарешеченное окно закрывали плотные шторы, свет лился из настольной лампы за барьером. Кроме старика и женщины с ребёнком в креслах напротив красивого деревянного барьера ожидали вызова ещё четыре трупа. Скорее всего, посетителей расстрелял очередями кто-то из обезумевших офицеров по ту сторону загородки.
За барьером слышалась крысиная возня; Гризли решил туда не заглядывать. Повинуясь внезапному порыву, он подошёл к женщине и поднял с её окаменевших колен свёрток с ребёнком. Мальчик попискивал, он чрезвычайно ослаб, но крысы его не тронули. Возле ног женщины Гризли подобрал пустую бутылочку с соской. Наверняка ребёнок её сосал уже после смерти матери, молочная смесь спасла ему жизнь.
Леонид не знал, как поступить, малыш совершенно не входил в его планы. Однако он прижал горячий влажный свёрток к груди и принялся укачивать, непроизвольно совершая полузабытые ласкающие движения. Мальчик перестал плакать, притих, сунул в рот палец и уставился на своего спасителя тревожными голубыми глазами. Его щёчки покрылись следами от слёз, в ноздрях собралась короста, мешавшая дышать.
Гризли на несколько секунд совершенно забыл, с какой целью сюда явился. Мощнейшая тёплая аура крошечного существа окутала его, словно нагретое одеяло из гагачьего пуха. Он зажмурился, не замечая уксусной рези в ноздрях, не слыша крысиных визгов и других далёких неприятных звуков. Мальчик не умел произносить слова, но разговаривал с ним! Он просил, жаловался, уговаривал, приглашал общаться, спрашивал совета…
С глаз бывшего учителя точно свалились тёмные очки. Внезапно он представил свои мечты, свои ближайшие планы совершенно с иной точки зрения.
Настоящий герой отнёсся бы к физику с презрением. Он ведь эгоистично думал только о собственной шкуре, о своём ребёнке, и о Рокси. Всё замечательно, достойно рядового обывателя, но совершенно недостойно Настоящего героя. Только что Настоящий герой нашёл доказательство того, что жизнь не окончена. Если он бросит это доказательство на съедение крысам, его собственное существование станет абсурдом. Зачем искать спасительного Железного друга, если нельзя подобрать слабого человечка?
Мальчик спасал надежду.
28
ЖЕЛЕЗНЫЙ ДРУГ
— Потерпи немножко, — сказал Гризли, переложил ребёнка на соседнее кресло и вывернул содержимое женской сумочки, висевшей на спинке кресла. Почти сразу он отыскал свидетельство о рождении. Мальчика звали Стас.
Спи, моя радость, усни
В доме погасли огни.
Трупы на полках лежат,
Мухи над ними жужжат..
Спи, моя гадость, усни,
Скоро там будешь и ты…
Смешная колыбельная
— Тебе придётся ещё немножко потерпеть, — Гризли налил в бутылочку чая из своей фляжки. — Послушай-ка, тут шкаф, я положу тебя сверху. На шкафу они до тебя не доберутся. Только без меня никуда не уходи!