Страница:
— Пока останутся здесь. Я сварила им картошки и куриных крылышек. Успела, пока не отключили газ… Ты пей кофе, остынет.
— Отключили газ? Вот это номер…
— А я считаю, что правильно сделали. Ты разве не слышал взрывов? У нескольких домов сегодня слетели крыши. Это газ взорвался. Кстати, там вода в кастрюлях — ты не трогай. Это про запас.
— Ладно, не трогаю. Что ты думаешь о Нине? — Гризли пригубил кофе Что ни говори, а кофе доктор Малкович заваривала мастерски, с кориандром или корицей, и всегда какие-то редкие сорта.
— Она оправится. Не скоро, но оправится, — Рокси покосилась на дверь ванной. — Сидит там уже час, я ей трижды приносила горячую воду. Вначале я боялась, как бы она вены себе не порезала, но она сама меня предупредила, чтобы я не паниковала. Убивать себя не буду, говорит. Один раз даже засмеялась.
— Это хорошо, — задумчиво прошептал Гризли. — Это замечательно, что рассмеялась.
— Хорошего мало, — скривилась Рокси. — Нина согласилась позвонить матери, но там никто не берёт трубку. Дозвонились соседке снизу, она узнала Нину, но заявила, что из дому не сделает ни шагу. У них сосед, парень двадцати лет, зарубил родителей и носится по лестнице.
— Кошмар. Что теперь делать с Ниной?
— А ты, когда её ко мне вёз, не подумал?
— Ну… Я растерялся. Как теперь с ней быть?
— Пока никак, Хорёк, на ней живого места нет. Она крепится, но идти пока не сможет. И в таком виде ей действительно лучше на глаза маме не показываться. Она говорит, что могла бы рассказать отцу, но не маме. Ничего, она отойдёт, я ей поручила играть с детьми. Ответственность мобилизует, знаешь ли.
— Слушай, смешно получается, — Гризли сквозь стекло смотрел, как по замусоренному тротуару, за деревьями, катят шестеро или семеро юнцов на мопедах. Несмотря на заморозки и пронизывающий ветер они сидели за рулём в одних футболках и джинсах, а некоторые — даже в майках. С гиканьем орава пронеслась по тротуару, швыряя камнями в окна, и исчезла за углом.
— Что тут смешного?
— Рокси, смешно получается, ты всё время откладывала ребёнка из-за диссертации, а потом из-за командировки, а теперь у тебя сразу трое детей. Вот так ирония судьбы, да?
— Я откладывала? Кто угодно, только не я. Просто ты меня ставил в такие условия, что я не могла быть уверена в завтрашнем дне. Что ты на меня смотришь, как сама невинность? Кто тебя толкал в спину, чтобы ты соизволил заработать денег? Сколько сил мне стоило, чтобы ты перевёлся в гимназию, к этой демонице Вержу?
— Так я же перевёлся, и у нас стало лучше с деньгами.
— Фи-и… Это ты называешь «лучше»? — надула губы Рокси. Она выглянула в комнату, убедилась, что Жорж спит, а Эмма разглядывает фотографии, и на цыпочках вернулась за стол. — То есть это я такая ненавистница детей, а ты устроился на ставку в гимназию и захрапел, да?
— Я вовсе не захрапел…
— Ещё как, с присвистом! Мне предлагалось, по умолчанию, забросить карьеру, родить тебе одного, второго, а потом бегать сдавать пустые бутылки и перешивать брючки, чтобы свести концы с концами, — Рокси невесело рассмеялась. — У тебя всё слишком легко. Ты просто не готов пройти со мной трудный путь. Лёгкий путь ты прошёл, со своей бывшей. Сделал ребёнка — и удалился. Что в результате? Родная дочь поливает папочку грязью…
Её пламенную речь перебило тарахтение бронетранспортёра. Вверх по улице, выпуская клубы дыма, медленно ползли две зелёные машины, увешанные маскировочными сетями. Дула пушек были затянуты брезентом, но башни со спаренными пулемётными стволами угрожающе вращались, словно носы хищных зверей, вынюхивающих добычу.
— Ладно, ладно, не надо ниже пояса, — Гризли примирительно поднял руки вверх. — Я виноват, не стоило говорить о детях…
— Ты не виноват… — Рокси подлила кофе. — Ты такой, как большинство. А я четыре года назад поверила, что встретила не лентяя, а… как ты это назвал?
— Настоящий герой, — понурился Гризли.
— Вот-вот. Я поверила, что наконец-то встретила Настоящего героя, который способен избавить женщину от глупых мыслей о равенстве полов… Но ты прав. Не время ссориться. Хорёк, Нина останется с детьми, а я поеду с тобой. Им оставим это короткое ружьё, надёжная штука.
— Откуда оно у тебя?
— Сосед принёс кучу из оружейного магазина. Роздал всем на нашей лестнице. Ты же знаком с нашим домом, одни пенсионеры. Мне в этом смысле повезло, некому сходить с ума, хо-хо… Я даже намеревалась пригласить в дом всю нашу доблестную комиссию, проверить, так сказать, теоретические выкладки. Вероятно, есть и старики, потихоньку мутирующие в злобных гоблинов, но их меньшинство. Мне их жаль, двоих с соседней лестницы вчера забили насмерть в парке, они выгуливали собаку… Поэтому, милый, я не стала спрашивать, купил ли сосед ружья, и за сколько! Мне достался дробовик и вот эта… дубина.
— Ого! — только и сумел сказать Гризли, разглядывая внушительную двустволку. — С таким калибром на слона ходить…
— Не уверена насчёт слона, но пару обезьян я сегодня точно видела. Ты потренируйся пока её заряжать, а я навещу Нину…
…Они вышли на лестницу, и Гризли сразу почувствовал, как обладание оружием накладывает отпечаток на поведение. Он отнюдь не стал увереннее, скорее наоборот. Внизу, за каждым деревом, мог поджидать безумец с таким же ружьём.
— Дикий Запад, — сказал Гризли, усаживаясь в машину.
— Почему Запад? — не поняла Рокси.
— Я теперь представляю, каково это — жить в стране, где каждый придурок может в тебя пальнуть из револьвера.
— Так тебе это нравится или нет?
— Я пока не определился. Двоякая ситуация.
— Да, Хорёк, с тобой явно что-то происходит, — она посмотрела на него искоса, словно примериваясь к его новому состоянию.
— А может быть, я становлюсь таким, каким и должен быть? — предположил он, выруливая на аллею.
— Тебе нравится, что можно безнаказанно стрелять?
— Как раз напротив. Мне симпатично, что на каждого стрелка теперь найдётся другой стрелок. Плохо только, что они не соображают…
— Сотовая связь почти не действует, — пожаловалась Рокси, высунув руку с телефоном за окно. — Они угробили половину ретрансляторов. Кажется, сначала чинили, а теперь некому.
— Кому ты хотела позвонить?
— Хоть кому-нибудь. Должны же мы пристроить детей… Никто не отзывается. Я звонила в Дом ребёнка, в органы опеки, в полицию, в Красный крест. Или не снимают, или короткие гудки.
Гризли искоса взглянул на бывшую жену.
— А ты не допускаешь, что мы их никуда не пристроим?
— То есть как? Ты хочешь их усыновить? Всех троих? У Нины, во всяком случае, есть живой отец.
— Рокси, извини, но ты заросла мхом в своём институте. Ты видела, что творится в центре? Ты вообще представляешь, есть ли в городе хоть какая-нибудь власть? Мы никому не сумеем их пристроить, никому! Единственный способ их спасти — это вывезти, забрать с собой туда, где нормальные люди собираются жить коммуной!..
— Но армия уже в городе…
— Смотри, вот твоя армия!
Он свернул на автомобильный мост, и мгновение спустя им открылась впечатляющая панорама площади Победы. Рокси присвистнула, опустила стекло и высунулась, чуть ли не до пояса, чтобы лучше видеть. Гризли показалось, что жена непотребно выругалась, но свистящий ветер уносил слова в сторону.
На площади полукругом полыхали костры. Самый большой, сложенный из скамеек и целых деревьев, вырывался языками в небо выше монумента Освободителям. Ветром метало тучи искр, ароматы жареного мяса перемешивались с бензиновыми выхлопами и вонью разлитого спиртного. Уже невозможно было определить, воняет пивом, водкой или коньяком; сотни пустых бутылок катались по брусчатке, а со стороны разграбленного универмага подносили всё новые ящики. Между фрагментами монумента и гранитной чашей фонтана были хаотично расставлены железные бочки в них тоже что-то горело люди грели руки над огнём кое-где крутили на импровизированных вертелах свиные и бараньи туши. хохот визг и ругань сливались в сплошной неумолчный рёв. Вокруг фонтана, словно крупицы громадного часового механизма кружили мотоциклисты.
— Их тут тысячи!
Гризли попытался их посчитать, но очень скоро сбился. Всё новые прибывали из переулков на самых разных машинах. Встречались и те, кто приехал на автомобиле, но такие основательно подправили своих «железных коней». Спилили крыши и стойки, превратив седаны и хэтчбеки в кабриолеты. Мокрый дождь пополам со снегом заливал внутренности дорогих авто, внутри них на расстелённой одёжде и без одежды, пили прямо из горлышек целовались и совокуплялись, невзирая на нулевую температуру. По соседству в другом круге танцевали нелепый танец некое подобие греческого «сиртаки», подскакивали, взявшись за плечи друг друга. В центре круга танцующих возле стереосистемы, извивалась полуголая толстушка со змеёй на руках. Какой-то человек в костюме, но без рубашки выкатывал из универмага вешалки набитые новой одеждой. Шубы и пальто срывали вместе с целлофаном, но не использовали по назначению, а кидали под ноги, чтобы тут же развалиться на манер римских патрициев с бутылкой и куском мяса.
На нескольких ящиках велась азартная карточная игра. Гризли рассмотрел пачки денег, перевязанные банковскими лентами, которые игроки швыряли на кон. Играли на сотни тысяч и тут же этими деньгами растапливали очередной костёр. По углам площади ещё дымили остовы трёх сожжённых бронетранспортёров, кроме того, провалившись передними колёсами под лёд реки, заканчивали службу несколько армейских грузовиков. Среди танцующих Гризли заметил тех самых солдат, которым надлежало успокаивать и разгонять толпу. Многие разделись до пояса, раскачивались, обнявшись, стреляли в воздух. Многие спали прямо на асфальте, перебрав спиртного. Спящих никто не трогал. Однако не со всеми тут обошлись с состраданием.
На бронзовых штыках Воинов-Освободителей, словно в насмешку, были повешены полдюжины офицеров. Немало трупов валялось на набережной, а когда стал виден спуск к воде, Рокси не смогла сдержать крика. Вокруг площади не строили жилые кварталы, поэтому сотнями жертв избиения стали банковские клерки, продавщицы и офисные сотрудники десятков компаний, опрометчиво выходивших на работу, когда этого делать уже явно не стоило. Зрелище побоища завораживало и отталкивало одновременно. Среди трупов оживлённо перемещались группки озабоченных парней, переворачивали женщин помоложе, стаскивали с них одежду…
— Ты погляди, что они творят!
— Мне кажется, я в страшном сне, — призналась Рокси. — Останови, меня сейчас вырвет.
Гризли тормознул, едва не воткнувшись в зад тяжёлому грузовику. Пока Рокси приводила себя в порядок, он ещё раз проверил ружьё и перевёл взгляд на правый берег, в Заречье. Там тоже веселились. По соседству с супермаркетом толпа выламывала огромные стеклянные окна в здании банка. Окна, способные выдержать выстрел из гранатомёта, пока не поддавались под напором десятков топоров, только покрылись сетью трещин. Мотоциклисты ездили внутри банка по ковровым дорожкам, стреляли в люстры и перегородки. Средний возраст мародёров едва превышал пятнадцать лет, а многие казались гораздо моложе.
Однако, словно опровергая расчёты Гризли, из-за здания Старого вокзала показалась толпа взрослых, плотная и горячая, как незастывший холодец. Двумя широкими колоннами, издавая вопли и поднимая над головами включённые на всю мощь магнитофоны, морлоки вливались на вокзальную площадь. По пути они переворачивали машины, сшибали вывески, оставляли пустые проёмы на месте витрин. Кажется, у них намечалось что-то вроде сходки; на ступеньках вокзала появились фигурки ораторов с мегафонами, но холодец продолжал вариться, задние ряды не желали никого слушать, орали и пели песни. Эти были гораздо старше, скорее студенческого возраста, и среди гражданских тут и там мелькали военные рубашки. Гризли прикинул, что если они не поедут немедленно, то толпа успеет добраться от вокзала до моста, и ему тогда не суждено навестить в Заречье старшего брата Кисанова.
Ему хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этот бесконечный шабаш. Сцепив зубы, он вёл машину; ежеминутно приходилось объезжать брошенные или столкнувшиеся автомобили. Несколько раз попадались фрагменты тел и целые трупы. На середине моста возникло серьёзное препятствие.
Поперёк проезжей части на боку лежал длинный фургон, под ним стонал молодой мужчина. Всё равно пришлось бы притормозить, чтобы прижаться к тротуару. Гризли почти инстинктивно остановил машину и вышел, но одного взгляда хватило, чтобы понять — случай безнадёжный. У мужчины наверняка раздавило грудную клетку, а ноги под бортом фургона должны были превратиться в кашу.
— Что с ним делать? — Гризли подставил плечо, попытался приподнять фургон. Махина не сдвинулась ни на миллиметр.
— У… ма… гу… — прохрипел раненый.
— Дьявол, не могу это слышать! — Рокси тоже вышла, сжимая ружьё. Её зубы стучали, как кастаньеты.
— Вернись в машину, замёрзнешь! — разозлился Гризли.
— Он будет долго умирать, — сказала Рокси.
— Так что, мне его пристрелить? Ты это имела в виду?!
— Посмотри на него! Ты что, ничего не замечаешь?! — она надрывала голосовые связки, перекрикивая рокот сотни мотоциклов. — Он сам таранил столб!
Гризли поглядел внимательнее. Его бывшая жена, как всегда, оказалась права. Обычный человек давно бы скончался от таких ран; этот жил, и мог ещё выздороветь, если какой-нибудь сердобольный дурак подставит плечо.
— Ржунемогу! — внятно произнёс раздавленный человек, и вдруг, заведя ладони под обшивку фургона, начал медленно приподнимать его над собой.
— Скорее! — не своим голосом завопила Рокси. — Хорёк, это ловушка, они сзади!
Гризли обернулся, чувствуя, как ноги превращаются в два рулона ваты. К ним неловкими, дёргаными скачками, периодически помогая себе руками, неслись несколько существ, словно сошедших со страницы учебника, где демонстрировались предполагаемые предки человека. Им почти не приходилось сгибаться, чтобы достать когтистыми ладонями до асфальта. Секунду спустя Гризли понял, отчего они бегут так неловко, — им мешала одежда. Не всем — некоторые ещё не достигли окончательной фазы превращения; да и кто знал, как выглядит окончательная фаза? Во всяком случае, они ушли намного дальше в своём «развитии» по сравнению с толпой на площади. Те ещё бесцельно развлекались, а эти — охотились…
— Скорее! Бежим!
— Они хотят нас запереть!
Гризли прыгнул за руль. Раздавленный зеленоглазый парень приподнял грузовичок на вытянутых руках и готовился сдвинуть его в сторону, окончательно перегородив этим проезд по мосту. Слева от его машины лежал колёсами вверх длинный полицейский «форд-таурус», дальше путь заслонял упавший фонарь.
Гризли направил «фиат» не вправо, на спасительную полоску асфальта, а прямо на поклонника здорового смеха.
— Рокси, держись!
Она упёрлась ногами и руками. Ударом крыла парню переломало то ли руки, то ли уже лапы, грузовик снова упал на него, на сей раз — прямо на оскаленный рот. У «фиата» задрались задние колёса.
Гризли почудилось, что машина застряла, но секунду спустя она освободилась, оторвав половину бампера. Левая фара рассыпалась осколками.
— Гризли, сзади!
— Стреляй! Стреляй прямо сквозь стекло!
— Чёрт! Заклинило!
Он наступил на педаль, со скрежетом перевёл рычаг скоростей в заднее положение, и почти сразу ощутил жесточайший удар о багажник.
Очень похожее на человека существо в рыжей лыжной куртке скорчилось на дороге, потирая разбитое колено. Левой стороной выпуклой морды урод проехался по асфальту, кровь заливала ему глаза.
Гризли рванул вперёд.
— Стреляй же! Ты зарядила?!
— Есть один! — победно крикнула Рокси и спустила курок.
От близкого выстрела в голове загудел колокол. Позади на мосту стонали уже двое. Гризли не смотрел назад. Он всё внимание сосредоточил на узком пространстве между фургоном и высоким бордюром, окаймляющим пешеходную часть моста. Он замедлился совсем ненадолго, но это замедление, как выяснилось очень скоро, спасло им жизнь.
— Берегись, он сверху!
Крыша над головой прогнулась. Кто-то огромный и тяжёлый приземлился на багажник «фиата»; в паре сантиметров от своей щеки, за стеклом, Гризли увидел мохнатую мускулистую лодыжку, непонятным образом впихнувшуюся в зимний ботинок. Ботинок буквально разлезался по швам, спереди шов порвался, выпустив наружу коричневые пальцы с загнутыми вниз ногтями. Носивший такую обувь наверняка испытывал страшную боль и не мог нормально передвигаться. Сейчас спрыгнувший на крышу незнакомец пытался удержаться на влажном металле, но левая нога съезжала в сторону.
— Жунигугу! — зарычал прыгучий гость. Рокси завопила и выстрелила второй раз. Сбоку кто-то утробно зарычал. Гризли успел заметить, как волосатая горилла в пиджаке сорвалась с перил и полетела в реку. Рокси навострилась перезаряжать, опустив стволы в проём между передними сиденьями. Два патрона она держала в зубах, как заправский пират, ещё два — в пальцах, при этом успевала ругаться, тоже не хуже пирата.
Гризли швырнул машину в узкий проём; правый борт высекал искры из гранита. Пассажирская дверь покорёжилась, стекло превратилось в непрозрачную белую сеть. В следующий миг нога урода, влезшего на крышу, попала между корпусом «фиата» и задней стенкой лежащего фургона.
— Дави его, дави!
Такого животного вопля Гризли никогда ещё не слышал. Кровь размазалась по стёклам, мелькнула голая кость, торчащая из ботинка, «фиат» совершил последнее дикое усилие, на пределе возможностей мотора, и… прорвался. Гризли задыхался от пороховых газов и вони горящих покрышек. Он позволил себе обернуться назад, когда Рокси выстрелила в третий раз.
Обезьяноподобный человек катался на асфальте, прижимая к себе истрёпанную нижнюю конечность. На него накинулся его же сородич, впился зубами в ногу. В двух метрах от продавленного багажника покачивалась на коленях женщина. Цепочка на её шее, когда-то наверняка свободно свисавшая, впилась в мышцы. Женщина почти догнала машину, а теперь с недоумением на вытянутом вперёд лице рассматривала рваную рану у себя на груди. Рокси ухитрилась попасть в неё в самый последний момент, практически в полёте.
— Хорёк, жми, жми! — выкрикивала Рокси. Гризли не заставил себя упрашивать. Оглянулся он только один раз, когда Рокси снова спустила курок. Их преследовали двое уродов, но после выстрела отстали. Одному в районе локтя почти оторвало руку. Ещё один копошился возле раненой женщины. Он стоял на коротких коленях, низко наклонившись над лежащей, а она вяло отбивалась…
— Боже, они жрут своих… — прохрипела Рокси и зашлась в кашле.
— Как волчья стая! — покивал Гризли. — От голода бросаются на раненых… Что это такое, ты мне можешь объяснить?! Ты же учёный, говори! Что это за напасть? Мы все такими станем?
— Все не станем, — без доли юмора ответила Рокси. — Очевидно, разная интенсивность бомбардировки генома приводит к разной степени мутаций. Рано или поздно они все погибнут, мои лабораторные животные скушали друг дружку и умерли…
— Ты меня здорово утешила! — прокричал Гризли и перенёс всё внимание вперёд.
От Старого вокзала выступило факельное шествие; пять минут — и они перегородят мост; а кто поручится, что полуголые молодые люди с автоматами окажутся дружелюбнее уродов? Бывший учитель рванул вниз, выжимая из двигателя последние силы. Колёса подскакивали на камнях, разбросанных портфелях и тюках. Несколько раз они переехали мёртвых людей. А может быть, только раненых. У Гризли не оставалось сил рассуждать о второстепенных вещах.
Они успели. Заречье распахнуло перед ними полусгоревшие загаженные кварталы. Ещё вчера здесь вовсю бесились, но сейчас, к великому счастью Гризли, веселье сместилось к центру. Совсем недавно по проспекту прошлась танковая колонна, беспощадно сдвигая брошенные машины к обочинам. Леониду оставалось только ехать между следов гусениц. Рокси толкнула его в бок, когда справа открылась площадь Согласия с видом на киноцентр «Аркада».
— Смотри, что творится!
Он быстро обежал взглядом улицу — ни единого человека, и только тогда позволил себе остановиться. От напряжения сводило мышцы шеи. Несколько минут Гризли массировал непослушные онемевшие пальцы, прилипшие к рулю.
— Как будто концерт…
Киноцентр полыхал иллюминацией, как праздничная ёлка. Пожалуй, это было единственное строение в округе, даже частично не захваченное пожарами. У пандусов и на этажах суетились десятки и сотни людей. Они сидели, свесив ноги, на балконах и на крыше, курили и пели под караоке. Иногда ветер доносил со стороны бетонного монстра взрывы хохота и коллективные вопли. Порой сотни рук вздымались вверх, в анархистском приветствии. Внизу, под дождём, блестели мотоциклы и несколько джипов.
— Они любят кино… — сказал Гризли.
Экс-супруги взглянули друг на друга и рассмеялись. Чёрные от пороховой копоти лица, вытаращенные, налитые кровью глаза, у обоих трясутся руки.
— Мы не в лучшей форме, да, Леонид?
— И когда ты выучилась стрелять?
— Захочешь жить — научишься и подводной лодкой управлять…
— А ты молодец. Ты нас спасла.
— Ты тоже ничего. У меня не плечо, а сплошной синяк.
— Н-да… — Гризли замолчал. Говорить было не о чем. Он думал, как отреагирует Рокси, если они найдут Лолу, а потом вернутся и обнаружат растерзанных Нину, Жоржа и Эмму. А что он сам думает по этому поводу? Он постарался напрячь уставшие извилины, но ничего толкового родить не сумел.
— Чем мы лучше их, Рокси? Чем мы лучше их? Вчера я убил человека и думал, что не переживу этого.
— А сегодня уже входит в привычку? — хмыкнула она. — Не бери в голову. Мы лучше их, потому что мы хотим работать, это же очевидно. Ты хочешь вернуться в школу, я — к своим микроскопам.
— Но те парни, что насиловали Нину… Это всё мои ученики, обычные ребята. Стало быть, мы лучше детей?
— Стало быть — лучше… — Рокси поплевала на платок и вытерла ему сажу с подбородка. — А почему это тебя не устраивает?
— Потому что… принято считать, что каждое следующее поколение превосходит… ну и так далее.
— Кем принято, милый? — саркастически скривилась она и полезла в бардачок за патронами. — Вероятно, мы улучшались до некоторого предела, не замечая, как они опускаются. Ведь они же ничего не хотят, ты сам мне сколько раз жаловался. Помнишь, что кричал этот урод на крыше?
— Что-то вроде… Ржу-не-могу?
— Вот именно, милый. Это и есть порог начала мутаций.
— Послушай… А если мы найдём… — Гризли вспомнил о Нине Гарчава. — Я хочу сказать, если нам встретится ещё один чужой ребёнок, но нормальный?
— Какая теперь разница? — резонно возразила Рокси. — Теперь все дети общие. Они и раньше были общие, придётся об этом вспомнить…
25
Изнутри ревела музыка. Нет, «ревела» — это чрезвычайно мягко сказано. При таком уровне шума казалось странным, что внутри вообще могут добровольно находиться люди. Скорее, поток «металла» сгодился бы для утончённых пыток в политической тюрьме.
— А может, позвоним, а потом нападём? — знаками показала Рокси.
— Будем ломать, всё равно не услышат! — прямо в ухо ей ответил Леонид.
От первого же толчка дверь распахнулась. Не ожидавшая такой лёгкой победы, Рокси буквально провалилась внутрь. Как выяснилось, изнутри замок вообще не закрывали, дверь держалась потому, что её припёрла упавшая полка с обувью.
В нос Рокси ударила невыносимая вонь. Здесь несколько дней непрерывно курили, не проветривая. Кроме того, совершенно очевидно, что засорилась канализация и протухли какие-то продукты. Дверь в ванную комнату висела на одной петле, а в самой ванне, укрывшись газетой и вытянув вверх ноги в перемазанных дерьмом ботинках, храпел волосатый субъект неопределённого возраста. В раковине гнездились пустые бутылки. Из туалета на палас прихожей сочилась вонючая жижа. Вешалки обрушились, одежда свалялась в ком. На стене выгорело пятно обоев, потолок прихожей тоже почернел. В ноги к Рокси бросился обезумевший от голода тощий кот. Он тёрся о её сапоги и беззвучно, жалобно разевал пасть.
Мяуканья Рокси не услышала. По закону подлости, в её тихом, вполне благополучном доме отключили подачу тока, а в этом гнусном притоне с электричеством был полный порядок. Два огромных двухсотваттных динамика располагались прямо в коридоре, их просто не дотащили до комнаты. Скорее всего, аппаратуру любители музыки спёрли в ближайшем магазине, с колонок даже не потрудились снять защитную плёнку и рекламные стикеры. Ещё один динамик Рокси обнаружила в кухне, но из него уже успели сделать мишень для ножей. Собственно в кухню войти не представлялось возможным. Полки с продуктами кто-то сорвал и безжалостно растоптал, мягкий уголок изрубили в щепки, из холодильника вывернули внутренности. По сырому мясу и рыбе ползали черви. Вода из сломанного крана тугой струёй била в потолок и возвращалась тёплым ливнем.
— Если что, ты сможешь выстрелить? — спросил её Леонид.
Рокси уверенно кивнула. Она готовила себя к этому всю дорогу. А если быть более точной — все две недели нарастающей вакханалии. Она слышала по ночам эти шепоты, и теперь твёрдо знала, что они означают. Безумие охватило и её, и всех прочих, включая Хорька. Но им повезло, или везение тут ни при чём; по крайней мере, её родители прожили большую часть жизни в деревне, без всякой химии, на своей зелени, сметане и мёде. Это обнадёживало, хоть как-то. Но волна, накрывшая миллионы доверчивых граждан, самым краешком зацепила и её. Поэтому она и задавала себе этот вопрос ежедневно, задолго до того, как в её руках появилось ружьё.
— Отключили газ? Вот это номер…
— А я считаю, что правильно сделали. Ты разве не слышал взрывов? У нескольких домов сегодня слетели крыши. Это газ взорвался. Кстати, там вода в кастрюлях — ты не трогай. Это про запас.
— Ладно, не трогаю. Что ты думаешь о Нине? — Гризли пригубил кофе Что ни говори, а кофе доктор Малкович заваривала мастерски, с кориандром или корицей, и всегда какие-то редкие сорта.
— Она оправится. Не скоро, но оправится, — Рокси покосилась на дверь ванной. — Сидит там уже час, я ей трижды приносила горячую воду. Вначале я боялась, как бы она вены себе не порезала, но она сама меня предупредила, чтобы я не паниковала. Убивать себя не буду, говорит. Один раз даже засмеялась.
— Это хорошо, — задумчиво прошептал Гризли. — Это замечательно, что рассмеялась.
— Хорошего мало, — скривилась Рокси. — Нина согласилась позвонить матери, но там никто не берёт трубку. Дозвонились соседке снизу, она узнала Нину, но заявила, что из дому не сделает ни шагу. У них сосед, парень двадцати лет, зарубил родителей и носится по лестнице.
— Кошмар. Что теперь делать с Ниной?
— А ты, когда её ко мне вёз, не подумал?
— Ну… Я растерялся. Как теперь с ней быть?
— Пока никак, Хорёк, на ней живого места нет. Она крепится, но идти пока не сможет. И в таком виде ей действительно лучше на глаза маме не показываться. Она говорит, что могла бы рассказать отцу, но не маме. Ничего, она отойдёт, я ей поручила играть с детьми. Ответственность мобилизует, знаешь ли.
— Слушай, смешно получается, — Гризли сквозь стекло смотрел, как по замусоренному тротуару, за деревьями, катят шестеро или семеро юнцов на мопедах. Несмотря на заморозки и пронизывающий ветер они сидели за рулём в одних футболках и джинсах, а некоторые — даже в майках. С гиканьем орава пронеслась по тротуару, швыряя камнями в окна, и исчезла за углом.
— Что тут смешного?
— Рокси, смешно получается, ты всё время откладывала ребёнка из-за диссертации, а потом из-за командировки, а теперь у тебя сразу трое детей. Вот так ирония судьбы, да?
— Я откладывала? Кто угодно, только не я. Просто ты меня ставил в такие условия, что я не могла быть уверена в завтрашнем дне. Что ты на меня смотришь, как сама невинность? Кто тебя толкал в спину, чтобы ты соизволил заработать денег? Сколько сил мне стоило, чтобы ты перевёлся в гимназию, к этой демонице Вержу?
— Так я же перевёлся, и у нас стало лучше с деньгами.
— Фи-и… Это ты называешь «лучше»? — надула губы Рокси. Она выглянула в комнату, убедилась, что Жорж спит, а Эмма разглядывает фотографии, и на цыпочках вернулась за стол. — То есть это я такая ненавистница детей, а ты устроился на ставку в гимназию и захрапел, да?
— Я вовсе не захрапел…
— Ещё как, с присвистом! Мне предлагалось, по умолчанию, забросить карьеру, родить тебе одного, второго, а потом бегать сдавать пустые бутылки и перешивать брючки, чтобы свести концы с концами, — Рокси невесело рассмеялась. — У тебя всё слишком легко. Ты просто не готов пройти со мной трудный путь. Лёгкий путь ты прошёл, со своей бывшей. Сделал ребёнка — и удалился. Что в результате? Родная дочь поливает папочку грязью…
Её пламенную речь перебило тарахтение бронетранспортёра. Вверх по улице, выпуская клубы дыма, медленно ползли две зелёные машины, увешанные маскировочными сетями. Дула пушек были затянуты брезентом, но башни со спаренными пулемётными стволами угрожающе вращались, словно носы хищных зверей, вынюхивающих добычу.
— Ладно, ладно, не надо ниже пояса, — Гризли примирительно поднял руки вверх. — Я виноват, не стоило говорить о детях…
— Ты не виноват… — Рокси подлила кофе. — Ты такой, как большинство. А я четыре года назад поверила, что встретила не лентяя, а… как ты это назвал?
— Настоящий герой, — понурился Гризли.
— Вот-вот. Я поверила, что наконец-то встретила Настоящего героя, который способен избавить женщину от глупых мыслей о равенстве полов… Но ты прав. Не время ссориться. Хорёк, Нина останется с детьми, а я поеду с тобой. Им оставим это короткое ружьё, надёжная штука.
— Откуда оно у тебя?
— Сосед принёс кучу из оружейного магазина. Роздал всем на нашей лестнице. Ты же знаком с нашим домом, одни пенсионеры. Мне в этом смысле повезло, некому сходить с ума, хо-хо… Я даже намеревалась пригласить в дом всю нашу доблестную комиссию, проверить, так сказать, теоретические выкладки. Вероятно, есть и старики, потихоньку мутирующие в злобных гоблинов, но их меньшинство. Мне их жаль, двоих с соседней лестницы вчера забили насмерть в парке, они выгуливали собаку… Поэтому, милый, я не стала спрашивать, купил ли сосед ружья, и за сколько! Мне достался дробовик и вот эта… дубина.
— Ого! — только и сумел сказать Гризли, разглядывая внушительную двустволку. — С таким калибром на слона ходить…
— Не уверена насчёт слона, но пару обезьян я сегодня точно видела. Ты потренируйся пока её заряжать, а я навещу Нину…
…Они вышли на лестницу, и Гризли сразу почувствовал, как обладание оружием накладывает отпечаток на поведение. Он отнюдь не стал увереннее, скорее наоборот. Внизу, за каждым деревом, мог поджидать безумец с таким же ружьём.
— Дикий Запад, — сказал Гризли, усаживаясь в машину.
— Почему Запад? — не поняла Рокси.
— Я теперь представляю, каково это — жить в стране, где каждый придурок может в тебя пальнуть из револьвера.
— Так тебе это нравится или нет?
— Я пока не определился. Двоякая ситуация.
— Да, Хорёк, с тобой явно что-то происходит, — она посмотрела на него искоса, словно примериваясь к его новому состоянию.
— А может быть, я становлюсь таким, каким и должен быть? — предположил он, выруливая на аллею.
— Тебе нравится, что можно безнаказанно стрелять?
— Как раз напротив. Мне симпатично, что на каждого стрелка теперь найдётся другой стрелок. Плохо только, что они не соображают…
— Сотовая связь почти не действует, — пожаловалась Рокси, высунув руку с телефоном за окно. — Они угробили половину ретрансляторов. Кажется, сначала чинили, а теперь некому.
— Кому ты хотела позвонить?
— Хоть кому-нибудь. Должны же мы пристроить детей… Никто не отзывается. Я звонила в Дом ребёнка, в органы опеки, в полицию, в Красный крест. Или не снимают, или короткие гудки.
Гризли искоса взглянул на бывшую жену.
— А ты не допускаешь, что мы их никуда не пристроим?
— То есть как? Ты хочешь их усыновить? Всех троих? У Нины, во всяком случае, есть живой отец.
— Рокси, извини, но ты заросла мхом в своём институте. Ты видела, что творится в центре? Ты вообще представляешь, есть ли в городе хоть какая-нибудь власть? Мы никому не сумеем их пристроить, никому! Единственный способ их спасти — это вывезти, забрать с собой туда, где нормальные люди собираются жить коммуной!..
— Но армия уже в городе…
— Смотри, вот твоя армия!
Он свернул на автомобильный мост, и мгновение спустя им открылась впечатляющая панорама площади Победы. Рокси присвистнула, опустила стекло и высунулась, чуть ли не до пояса, чтобы лучше видеть. Гризли показалось, что жена непотребно выругалась, но свистящий ветер уносил слова в сторону.
На площади полукругом полыхали костры. Самый большой, сложенный из скамеек и целых деревьев, вырывался языками в небо выше монумента Освободителям. Ветром метало тучи искр, ароматы жареного мяса перемешивались с бензиновыми выхлопами и вонью разлитого спиртного. Уже невозможно было определить, воняет пивом, водкой или коньяком; сотни пустых бутылок катались по брусчатке, а со стороны разграбленного универмага подносили всё новые ящики. Между фрагментами монумента и гранитной чашей фонтана были хаотично расставлены железные бочки в них тоже что-то горело люди грели руки над огнём кое-где крутили на импровизированных вертелах свиные и бараньи туши. хохот визг и ругань сливались в сплошной неумолчный рёв. Вокруг фонтана, словно крупицы громадного часового механизма кружили мотоциклисты.
— Их тут тысячи!
Гризли попытался их посчитать, но очень скоро сбился. Всё новые прибывали из переулков на самых разных машинах. Встречались и те, кто приехал на автомобиле, но такие основательно подправили своих «железных коней». Спилили крыши и стойки, превратив седаны и хэтчбеки в кабриолеты. Мокрый дождь пополам со снегом заливал внутренности дорогих авто, внутри них на расстелённой одёжде и без одежды, пили прямо из горлышек целовались и совокуплялись, невзирая на нулевую температуру. По соседству в другом круге танцевали нелепый танец некое подобие греческого «сиртаки», подскакивали, взявшись за плечи друг друга. В центре круга танцующих возле стереосистемы, извивалась полуголая толстушка со змеёй на руках. Какой-то человек в костюме, но без рубашки выкатывал из универмага вешалки набитые новой одеждой. Шубы и пальто срывали вместе с целлофаном, но не использовали по назначению, а кидали под ноги, чтобы тут же развалиться на манер римских патрициев с бутылкой и куском мяса.
На нескольких ящиках велась азартная карточная игра. Гризли рассмотрел пачки денег, перевязанные банковскими лентами, которые игроки швыряли на кон. Играли на сотни тысяч и тут же этими деньгами растапливали очередной костёр. По углам площади ещё дымили остовы трёх сожжённых бронетранспортёров, кроме того, провалившись передними колёсами под лёд реки, заканчивали службу несколько армейских грузовиков. Среди танцующих Гризли заметил тех самых солдат, которым надлежало успокаивать и разгонять толпу. Многие разделись до пояса, раскачивались, обнявшись, стреляли в воздух. Многие спали прямо на асфальте, перебрав спиртного. Спящих никто не трогал. Однако не со всеми тут обошлись с состраданием.
На бронзовых штыках Воинов-Освободителей, словно в насмешку, были повешены полдюжины офицеров. Немало трупов валялось на набережной, а когда стал виден спуск к воде, Рокси не смогла сдержать крика. Вокруг площади не строили жилые кварталы, поэтому сотнями жертв избиения стали банковские клерки, продавщицы и офисные сотрудники десятков компаний, опрометчиво выходивших на работу, когда этого делать уже явно не стоило. Зрелище побоища завораживало и отталкивало одновременно. Среди трупов оживлённо перемещались группки озабоченных парней, переворачивали женщин помоложе, стаскивали с них одежду…
— Ты погляди, что они творят!
— Мне кажется, я в страшном сне, — призналась Рокси. — Останови, меня сейчас вырвет.
Гризли тормознул, едва не воткнувшись в зад тяжёлому грузовику. Пока Рокси приводила себя в порядок, он ещё раз проверил ружьё и перевёл взгляд на правый берег, в Заречье. Там тоже веселились. По соседству с супермаркетом толпа выламывала огромные стеклянные окна в здании банка. Окна, способные выдержать выстрел из гранатомёта, пока не поддавались под напором десятков топоров, только покрылись сетью трещин. Мотоциклисты ездили внутри банка по ковровым дорожкам, стреляли в люстры и перегородки. Средний возраст мародёров едва превышал пятнадцать лет, а многие казались гораздо моложе.
Однако, словно опровергая расчёты Гризли, из-за здания Старого вокзала показалась толпа взрослых, плотная и горячая, как незастывший холодец. Двумя широкими колоннами, издавая вопли и поднимая над головами включённые на всю мощь магнитофоны, морлоки вливались на вокзальную площадь. По пути они переворачивали машины, сшибали вывески, оставляли пустые проёмы на месте витрин. Кажется, у них намечалось что-то вроде сходки; на ступеньках вокзала появились фигурки ораторов с мегафонами, но холодец продолжал вариться, задние ряды не желали никого слушать, орали и пели песни. Эти были гораздо старше, скорее студенческого возраста, и среди гражданских тут и там мелькали военные рубашки. Гризли прикинул, что если они не поедут немедленно, то толпа успеет добраться от вокзала до моста, и ему тогда не суждено навестить в Заречье старшего брата Кисанова.
Ему хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этот бесконечный шабаш. Сцепив зубы, он вёл машину; ежеминутно приходилось объезжать брошенные или столкнувшиеся автомобили. Несколько раз попадались фрагменты тел и целые трупы. На середине моста возникло серьёзное препятствие.
Поперёк проезжей части на боку лежал длинный фургон, под ним стонал молодой мужчина. Всё равно пришлось бы притормозить, чтобы прижаться к тротуару. Гризли почти инстинктивно остановил машину и вышел, но одного взгляда хватило, чтобы понять — случай безнадёжный. У мужчины наверняка раздавило грудную клетку, а ноги под бортом фургона должны были превратиться в кашу.
— Что с ним делать? — Гризли подставил плечо, попытался приподнять фургон. Махина не сдвинулась ни на миллиметр.
— У… ма… гу… — прохрипел раненый.
— Дьявол, не могу это слышать! — Рокси тоже вышла, сжимая ружьё. Её зубы стучали, как кастаньеты.
— Вернись в машину, замёрзнешь! — разозлился Гризли.
— Он будет долго умирать, — сказала Рокси.
— Так что, мне его пристрелить? Ты это имела в виду?!
— Посмотри на него! Ты что, ничего не замечаешь?! — она надрывала голосовые связки, перекрикивая рокот сотни мотоциклов. — Он сам таранил столб!
Гризли поглядел внимательнее. Его бывшая жена, как всегда, оказалась права. Обычный человек давно бы скончался от таких ран; этот жил, и мог ещё выздороветь, если какой-нибудь сердобольный дурак подставит плечо.
— Ржунемогу! — внятно произнёс раздавленный человек, и вдруг, заведя ладони под обшивку фургона, начал медленно приподнимать его над собой.
— Скорее! — не своим голосом завопила Рокси. — Хорёк, это ловушка, они сзади!
Гризли обернулся, чувствуя, как ноги превращаются в два рулона ваты. К ним неловкими, дёргаными скачками, периодически помогая себе руками, неслись несколько существ, словно сошедших со страницы учебника, где демонстрировались предполагаемые предки человека. Им почти не приходилось сгибаться, чтобы достать когтистыми ладонями до асфальта. Секунду спустя Гризли понял, отчего они бегут так неловко, — им мешала одежда. Не всем — некоторые ещё не достигли окончательной фазы превращения; да и кто знал, как выглядит окончательная фаза? Во всяком случае, они ушли намного дальше в своём «развитии» по сравнению с толпой на площади. Те ещё бесцельно развлекались, а эти — охотились…
— Скорее! Бежим!
— Они хотят нас запереть!
Гризли прыгнул за руль. Раздавленный зеленоглазый парень приподнял грузовичок на вытянутых руках и готовился сдвинуть его в сторону, окончательно перегородив этим проезд по мосту. Слева от его машины лежал колёсами вверх длинный полицейский «форд-таурус», дальше путь заслонял упавший фонарь.
Гризли направил «фиат» не вправо, на спасительную полоску асфальта, а прямо на поклонника здорового смеха.
— Рокси, держись!
Она упёрлась ногами и руками. Ударом крыла парню переломало то ли руки, то ли уже лапы, грузовик снова упал на него, на сей раз — прямо на оскаленный рот. У «фиата» задрались задние колёса.
Гризли почудилось, что машина застряла, но секунду спустя она освободилась, оторвав половину бампера. Левая фара рассыпалась осколками.
— Гризли, сзади!
— Стреляй! Стреляй прямо сквозь стекло!
— Чёрт! Заклинило!
Он наступил на педаль, со скрежетом перевёл рычаг скоростей в заднее положение, и почти сразу ощутил жесточайший удар о багажник.
Очень похожее на человека существо в рыжей лыжной куртке скорчилось на дороге, потирая разбитое колено. Левой стороной выпуклой морды урод проехался по асфальту, кровь заливала ему глаза.
Гризли рванул вперёд.
— Стреляй же! Ты зарядила?!
— Есть один! — победно крикнула Рокси и спустила курок.
От близкого выстрела в голове загудел колокол. Позади на мосту стонали уже двое. Гризли не смотрел назад. Он всё внимание сосредоточил на узком пространстве между фургоном и высоким бордюром, окаймляющим пешеходную часть моста. Он замедлился совсем ненадолго, но это замедление, как выяснилось очень скоро, спасло им жизнь.
— Берегись, он сверху!
Крыша над головой прогнулась. Кто-то огромный и тяжёлый приземлился на багажник «фиата»; в паре сантиметров от своей щеки, за стеклом, Гризли увидел мохнатую мускулистую лодыжку, непонятным образом впихнувшуюся в зимний ботинок. Ботинок буквально разлезался по швам, спереди шов порвался, выпустив наружу коричневые пальцы с загнутыми вниз ногтями. Носивший такую обувь наверняка испытывал страшную боль и не мог нормально передвигаться. Сейчас спрыгнувший на крышу незнакомец пытался удержаться на влажном металле, но левая нога съезжала в сторону.
— Жунигугу! — зарычал прыгучий гость. Рокси завопила и выстрелила второй раз. Сбоку кто-то утробно зарычал. Гризли успел заметить, как волосатая горилла в пиджаке сорвалась с перил и полетела в реку. Рокси навострилась перезаряжать, опустив стволы в проём между передними сиденьями. Два патрона она держала в зубах, как заправский пират, ещё два — в пальцах, при этом успевала ругаться, тоже не хуже пирата.
Гризли швырнул машину в узкий проём; правый борт высекал искры из гранита. Пассажирская дверь покорёжилась, стекло превратилось в непрозрачную белую сеть. В следующий миг нога урода, влезшего на крышу, попала между корпусом «фиата» и задней стенкой лежащего фургона.
— Дави его, дави!
Такого животного вопля Гризли никогда ещё не слышал. Кровь размазалась по стёклам, мелькнула голая кость, торчащая из ботинка, «фиат» совершил последнее дикое усилие, на пределе возможностей мотора, и… прорвался. Гризли задыхался от пороховых газов и вони горящих покрышек. Он позволил себе обернуться назад, когда Рокси выстрелила в третий раз.
Обезьяноподобный человек катался на асфальте, прижимая к себе истрёпанную нижнюю конечность. На него накинулся его же сородич, впился зубами в ногу. В двух метрах от продавленного багажника покачивалась на коленях женщина. Цепочка на её шее, когда-то наверняка свободно свисавшая, впилась в мышцы. Женщина почти догнала машину, а теперь с недоумением на вытянутом вперёд лице рассматривала рваную рану у себя на груди. Рокси ухитрилась попасть в неё в самый последний момент, практически в полёте.
— Хорёк, жми, жми! — выкрикивала Рокси. Гризли не заставил себя упрашивать. Оглянулся он только один раз, когда Рокси снова спустила курок. Их преследовали двое уродов, но после выстрела отстали. Одному в районе локтя почти оторвало руку. Ещё один копошился возле раненой женщины. Он стоял на коротких коленях, низко наклонившись над лежащей, а она вяло отбивалась…
— Боже, они жрут своих… — прохрипела Рокси и зашлась в кашле.
— Как волчья стая! — покивал Гризли. — От голода бросаются на раненых… Что это такое, ты мне можешь объяснить?! Ты же учёный, говори! Что это за напасть? Мы все такими станем?
— Все не станем, — без доли юмора ответила Рокси. — Очевидно, разная интенсивность бомбардировки генома приводит к разной степени мутаций. Рано или поздно они все погибнут, мои лабораторные животные скушали друг дружку и умерли…
— Ты меня здорово утешила! — прокричал Гризли и перенёс всё внимание вперёд.
От Старого вокзала выступило факельное шествие; пять минут — и они перегородят мост; а кто поручится, что полуголые молодые люди с автоматами окажутся дружелюбнее уродов? Бывший учитель рванул вниз, выжимая из двигателя последние силы. Колёса подскакивали на камнях, разбросанных портфелях и тюках. Несколько раз они переехали мёртвых людей. А может быть, только раненых. У Гризли не оставалось сил рассуждать о второстепенных вещах.
Они успели. Заречье распахнуло перед ними полусгоревшие загаженные кварталы. Ещё вчера здесь вовсю бесились, но сейчас, к великому счастью Гризли, веселье сместилось к центру. Совсем недавно по проспекту прошлась танковая колонна, беспощадно сдвигая брошенные машины к обочинам. Леониду оставалось только ехать между следов гусениц. Рокси толкнула его в бок, когда справа открылась площадь Согласия с видом на киноцентр «Аркада».
— Смотри, что творится!
Он быстро обежал взглядом улицу — ни единого человека, и только тогда позволил себе остановиться. От напряжения сводило мышцы шеи. Несколько минут Гризли массировал непослушные онемевшие пальцы, прилипшие к рулю.
— Как будто концерт…
Киноцентр полыхал иллюминацией, как праздничная ёлка. Пожалуй, это было единственное строение в округе, даже частично не захваченное пожарами. У пандусов и на этажах суетились десятки и сотни людей. Они сидели, свесив ноги, на балконах и на крыше, курили и пели под караоке. Иногда ветер доносил со стороны бетонного монстра взрывы хохота и коллективные вопли. Порой сотни рук вздымались вверх, в анархистском приветствии. Внизу, под дождём, блестели мотоциклы и несколько джипов.
— Они любят кино… — сказал Гризли.
Экс-супруги взглянули друг на друга и рассмеялись. Чёрные от пороховой копоти лица, вытаращенные, налитые кровью глаза, у обоих трясутся руки.
— Мы не в лучшей форме, да, Леонид?
— И когда ты выучилась стрелять?
— Захочешь жить — научишься и подводной лодкой управлять…
— А ты молодец. Ты нас спасла.
— Ты тоже ничего. У меня не плечо, а сплошной синяк.
— Н-да… — Гризли замолчал. Говорить было не о чем. Он думал, как отреагирует Рокси, если они найдут Лолу, а потом вернутся и обнаружат растерзанных Нину, Жоржа и Эмму. А что он сам думает по этому поводу? Он постарался напрячь уставшие извилины, но ничего толкового родить не сумел.
— Чем мы лучше их, Рокси? Чем мы лучше их? Вчера я убил человека и думал, что не переживу этого.
— А сегодня уже входит в привычку? — хмыкнула она. — Не бери в голову. Мы лучше их, потому что мы хотим работать, это же очевидно. Ты хочешь вернуться в школу, я — к своим микроскопам.
— Но те парни, что насиловали Нину… Это всё мои ученики, обычные ребята. Стало быть, мы лучше детей?
— Стало быть — лучше… — Рокси поплевала на платок и вытерла ему сажу с подбородка. — А почему это тебя не устраивает?
— Потому что… принято считать, что каждое следующее поколение превосходит… ну и так далее.
— Кем принято, милый? — саркастически скривилась она и полезла в бардачок за патронами. — Вероятно, мы улучшались до некоторого предела, не замечая, как они опускаются. Ведь они же ничего не хотят, ты сам мне сколько раз жаловался. Помнишь, что кричал этот урод на крыше?
— Что-то вроде… Ржу-не-могу?
— Вот именно, милый. Это и есть порог начала мутаций.
— Послушай… А если мы найдём… — Гризли вспомнил о Нине Гарчава. — Я хочу сказать, если нам встретится ещё один чужой ребёнок, но нормальный?
— Какая теперь разница? — резонно возразила Рокси. — Теперь все дети общие. Они и раньше были общие, придётся об этом вспомнить…
25
КОНЕЦ ПРАВДЫ
— На счёт «три»! — прокричал Хорёк, упирая лезвие топора в щель на уровне замка. — Я отжимаю, ты бьёшь прикладом, вот сюда!
Если мальчик не шалит,
Не играет в мячик,
Этот мальчик — паразит,
Это — мёртвый мальчик.
Автор стихов неизвестен
Изнутри ревела музыка. Нет, «ревела» — это чрезвычайно мягко сказано. При таком уровне шума казалось странным, что внутри вообще могут добровольно находиться люди. Скорее, поток «металла» сгодился бы для утончённых пыток в политической тюрьме.
— А может, позвоним, а потом нападём? — знаками показала Рокси.
— Будем ломать, всё равно не услышат! — прямо в ухо ей ответил Леонид.
От первого же толчка дверь распахнулась. Не ожидавшая такой лёгкой победы, Рокси буквально провалилась внутрь. Как выяснилось, изнутри замок вообще не закрывали, дверь держалась потому, что её припёрла упавшая полка с обувью.
В нос Рокси ударила невыносимая вонь. Здесь несколько дней непрерывно курили, не проветривая. Кроме того, совершенно очевидно, что засорилась канализация и протухли какие-то продукты. Дверь в ванную комнату висела на одной петле, а в самой ванне, укрывшись газетой и вытянув вверх ноги в перемазанных дерьмом ботинках, храпел волосатый субъект неопределённого возраста. В раковине гнездились пустые бутылки. Из туалета на палас прихожей сочилась вонючая жижа. Вешалки обрушились, одежда свалялась в ком. На стене выгорело пятно обоев, потолок прихожей тоже почернел. В ноги к Рокси бросился обезумевший от голода тощий кот. Он тёрся о её сапоги и беззвучно, жалобно разевал пасть.
Мяуканья Рокси не услышала. По закону подлости, в её тихом, вполне благополучном доме отключили подачу тока, а в этом гнусном притоне с электричеством был полный порядок. Два огромных двухсотваттных динамика располагались прямо в коридоре, их просто не дотащили до комнаты. Скорее всего, аппаратуру любители музыки спёрли в ближайшем магазине, с колонок даже не потрудились снять защитную плёнку и рекламные стикеры. Ещё один динамик Рокси обнаружила в кухне, но из него уже успели сделать мишень для ножей. Собственно в кухню войти не представлялось возможным. Полки с продуктами кто-то сорвал и безжалостно растоптал, мягкий уголок изрубили в щепки, из холодильника вывернули внутренности. По сырому мясу и рыбе ползали черви. Вода из сломанного крана тугой струёй била в потолок и возвращалась тёплым ливнем.
— Если что, ты сможешь выстрелить? — спросил её Леонид.
Рокси уверенно кивнула. Она готовила себя к этому всю дорогу. А если быть более точной — все две недели нарастающей вакханалии. Она слышала по ночам эти шепоты, и теперь твёрдо знала, что они означают. Безумие охватило и её, и всех прочих, включая Хорька. Но им повезло, или везение тут ни при чём; по крайней мере, её родители прожили большую часть жизни в деревне, без всякой химии, на своей зелени, сметане и мёде. Это обнадёживало, хоть как-то. Но волна, накрывшая миллионы доверчивых граждан, самым краешком зацепила и её. Поэтому она и задавала себе этот вопрос ежедневно, задолго до того, как в её руках появилось ружьё.