Страница:
— Тогда почему не пристрелили? — осведомился Гризли.
— Потому что мы пока ещё люди. Кстати, меня зовут Авар. Я здесь был директором. А ты, почему шляешься один?
Гризли представился и коротко рассказал о себе.
— Ты не врёшь? Один спускался за автоматами? — недоверчиво переспросили из темноты. — На той стороне, за мостом — повсюду уроды. Мы не сумели добраться даже до телецентра.
— Он не врёт, — подтвердили сверху, из темноты. — У него в машине ещё стволы и шмотки. Пойти, забрать?
— Получишь дырку во лбу, — пригрозил Гризли.
— Не трогайте! — Авар не отводил взгляда от лица учителя. — Вот что, приятель. Ты пришёл сюда без спросу, один, ты смелый парень. Но новое время диктует новые законы. Если хочешь — оставайся с нами, младенец — не помеха. Можешь съездить и забрать свою жену, я дам тебе троих ребят в помощь. Здесь полно жратвы, хватит на год. Но у тебя не получится просто так прийти, забрать продукты и уйти. Смекаешь?
— Что вы от меня хотите? — краем глаза Гризли ловил их бесшумные перемещения. Его зажали в узком проходе, между стеной из ящиков со специями и прозрачными тюками с вермишелью.
— Автомат и патроны.
— Это моё!
За стенами гипермаркета послышался звук мотоциклетных моторов. Сверху кто-то свистнул.
— Эй, Авар, на проспект свернули четверо. Болтаются на углу. Крюгер спрашивает, что делать?
— Не трогайте, пока не лезут… Ладно, ладно, а вы прекратите! — Авар отодвинул напрягшегося Гиббона. — Нас и так мало, ещё не хватало стрелять друг в друга! Слушай, приятель. Предлагаю тебе честную сделку. А ты подумай — ровно две секунды. Мы дарим тебе жратву, которую ты набрал. Тут действительно много, хватит на всех. А ты оставляешь автомат и патроны. Четыре рожка. У тебя намного больше, мы видели. Ну, что скажешь? И никакой стрельбы.
После некоторого колебания Гризли пожал протянутую ладонь. У него забрали автомат, зато девушки накидали поверх тушёнки несколько коробок с детским питанием. У Леонида внутри груди словно расслабилась туго натянутая пружина. Эти люди ещё держали слово, ещё не стали животными! Хозяин гипермаркета вполголоса отдавал приказания своим парням, те передавали по цепочке. По второму этажу тащили что-то тяжёлое на колёсах, внизу, за кассами, быстро перебегали фигуры с ружьями.
— Классная игрушка, — Авар задумчиво разглядывал автомат. — Свеженький, в масле… Говоришь, их там много?
— Штук сорок ещё найдётся.
— А наши слабаки не отваживаются носа высунуть! — Лиза зло сплюнула. — Смотри, Гиббон! Ты армию собираешь, чтобы штурмовать ближайший пикет, а этот парень один штурмовал подвал Управления!
— Это не от смелости, — улыбнулся физик. — Не было выхода.
— А что у тебя в машине? — спросил Гиббон. — У тебя там кое-что серьёзнее автомата, да?
— А ты действительно смельчак! — замирая от собственной наглости, произнёс учитель. — Если не боишься, ступай и забери. Но учти, твой первый шаг, и…
— Да ладно, очень мне надо! — великан сплюнул и удалился.
— Ты собираешься один в «Парадизо»? — спросила Лиза. По сигналу главаря она зажгла три свечи. В колеблющемся свете физик разглядел нечто вроде баррикады в глубине зала. Из ящиков, холодильных прилавков и упаковки была построена стена в три метра высотой. На гребне стены, обнимая ружья, покуривали в сумраке ещё несколько мужчин и женщин. — Милый, а ты видел, что там творится, в «Парадизо»? Там собираются чернокнижники, они сдирают с людей кожу…
— Там моя дочь.
— Прости, но если она там, то ты ей уже ничем не поможешь. Лучше оставайся с нами!
— Не могу, — сказал Леонид.
— Так ты задушишь мальчика… Это ведь мальчик? Ты его кормил? Давай поможем…
Гризли покорно вздохнул. Он всё ещё опасался, что Гиббон с дружками совершат налёт на машину, но Лиза успокоила, что приказа Авара ослушаться не посмеют. Те, кто ослушались, — висят в соседнем зале на люстре.
— Пошли, мы тебя проводим, — улыбнулась Лиза, когда Стас счастливо засопел, сытый и согретый в чистых пелёнках. Вместе с ней учителя к выходу провожала маленькая брюнетка в десантном обмундировании.
— Откуда ты взял малыша? Ведь это не твой сын?
— Не мой. Но он мне дорог.
— Почему ты такой упрямый? Ты видел, что творится в центре? Они жарят собак над кострами. Одному тебе не продержаться, надо быть вместе.
— Мне нужен джип, тогда мы уедем из города. Это вы не понимаете, что нельзя оставаться. В каждом доме полно трупов, вас захватит эпидемия. Через крыс, через воду, неужели не ясно? — Гризли вглядывался в перепачканные, тоскливые лица. — Скоро станет тепло, проснутся насекомые, что тогда?! Вы так и будете прятаться в этих оптовых складах?
— А с чего ты взял, что за городом лучше? — ощерилась брюнетка. — Панч и Гера вчера были на трубе. За городом всё горит.
— Где были?!
— На трубе. Это самая высокая точка, доступная нам — труба теплоцентрали. Ты хотел ехать в Новую реку? С юга сплошной дым, всё горит — целлюлозный комбинат, ипподром, автомобильный завод. Горят коттеджи вдоль озера, и дома на дамбе. Там не осталось людей, просто нечем дышать.
— Здесь нельзя оставаться, — упёрся Гризли. — Дело не только во вредных продуктах. Моя жена… она генетик, её приглашали в комиссию… гм… пока ещё существовала власть. Они выяснили, что дело не только в продуктах. У комиссии были другие задачи, они не успели обнародовать…
— А я и не сомневался, что кукуруза — дело вторичное! — из тёмного прохода под защитой Гиббона и одноглазого парня в тельняшке появился Авар. — Держи, пригодится! — он сунул учителю в руку упаковку батареек. — Скоро они все подсядут, а у тебя фонарь много жрёт. Так мы договорились — четыре рожка?
Гризли кивнул.
— Гиббон, забери! — сутулый гигант поплёлся к «фиату». Гризли сквозь выбитое окно ревниво следил за тем, как подручные Авара роются на заднем сиденье. Вроде бы ничего лишнего не прихватили…
— Откуда вы знаете, что происходит в «Парадизо»?
— Панч и Сандро туда ходили. Но не проси тебя проводить. Они сказали, что больше туда не вернутся, ни за что.
— Ни за что! — подтвердил густой баритон. Из-за залежей телевизионных коробок вынырнул чернобородый очкарик в спортивном костюме и дублёнке. — Эти уроды ещё хлеще тех волосатиков, что шныряют на мотоциклах.
— Так вы считаете, что… что они… что они разные?
— Эти, которые убивают и жгут дома, они постепенно превращаются в обезьян. В очень злобных, но не слишком умных обезьян. Однако им хватает ума нападать на нас каждую ночь…
— В «Парадизо» другие придурки, — подхватил бородатый Панч. — И не только в «Парадизо». Пока не сожгли наш автобус, мы ездили по городу с громкоговорителем, подбирали здоровых. Мы собрали здесь многих, но люди дурные, вроде тебя. Разбегаются и гибнут по одному… Ещё у них большое сборище в храме Спасителя, на малой олимпийской арене, и в киноцентре «Империя». Это то, что мы видели. Ребята, кого мы подобрали, утверждают, что чернокнижники жгут кресты и в других кинозалах. Они любят кино…
— Мне говорили, что там жгут кресты и иконы из ближайших храмов, но я не верил… — Гризли задумался. — Выходит, что они не превращаются?
— Кто может точно утверждать? — пожал плечами Авар. — Мне кажется, что чернокнижники тоже деградируют. Слушай, приятель… В последний день, перед тем как замолчало радио, была передача с Тайваня. Ага, прямо оттуда, шла с переводом, конференция какая-то. Я вначале не слушал, не до того было. Якобы они во всём обвиняют спецслужбы. Да, доказать ничего нельзя, но якобы эпидемия подозрительно быстро распространяется в одних районах и совсем не катит в других. Например, рыбацкие деревни у них вообще не затронуло, а в городах творится чёрт знает что…
— Прощайте, — сказал Леонид. — Может, я вас ещё навещу. Если найду людей за городом.
— Убеди нас, что там безопаснее, и мы уйдём.
— Сначала проверю сам.
— Пошли, мы тебя проводим.
Теперь, когда у Гризли появился Железный друг, не мешало подумать и о Верном коне.
— Нет проблем, — Авар передал Гризли бинокль. — Смотри, павильон с лимузинами сгорел подчистую, «доджи» успели угнать, а «шевроле» стоят, и парочка «хаммеров». Мои парни забрали оттуда две штуки, ещё два должно остаться. Дерзай!
Леонид настроил бинокль. Раньше от гипермаркета к автоцентру вела крытая галерея, по обе стороны от которой располагались мелкие бутики и сувенирные лавки. Очевидно, некоторое время назад с улицы, перескочив поребрик, ворвался на тротуар рейсовый автобус. Он снёс несколько столбов, опрокинулся и сгорел. Прозрачная крыша галереи рухнула, завалив центральный вход в автосалон. Один из боковых выходов распахнул двери на Липовую аллею, но там Гризли ждало слишком открытое, простреливаемое место. Прямо перед крыльцом автоцентра он разглядел в бинокль дюжину трупов и несколько мотоциклов.
— Зайдёшь справа, со стороны сквера. Там не простреливается с улицы, — посоветовал Авар. — Стреляют из коричневого дома напротив. Они пытались у нас воровать жратву. Мы предложили сотрудничество, предложили им еду в обмен на внешнее патрулирование и сбор дров на зиму. Но там какие-то придурки… Внизу, под ними — магазин французских вин, вот и пьют без остановки…
Гризли заехал в автомагазин прямо сквозь разбитую витрину. Авар не обманул — машины, стоявшие возле окон, угнали, а элитные авто, застывшие на вращающихся платформах в глубине зала, почти не пострадали. Угнать их было сложнее; эта часть помещения находилась выше почти на полметра, а выкатывать «хаммеры», «геленвагены» и «рейндж-роверы» потенциальным клиентам предлагалось через запертый двор. Кроме того, ключи от машин наверняка прятал дежурный менеджер. Снаружи магазин выглядел чистеньким, ухоженным, если не считать выбитых окон, и физик уже обрадовался, что хотя бы здесь он будет лишён сцен насилия. Однако стоило выйти из машины, как в нос ударил запах горелого мяса и врассыпную кинулись крысы. Гризли насчитал три трупа, сгоревших вместе с машинами, и ещё два, обглоданных грызунами, в соседнем зале под логотипом «Тойоты».
Он выбрал чёрный бронированный «хаммер». Собственно, выбор пал на него именно по причине наличия брони. У других роскошных красавцев столь важной опции не оказалось. Двумя ударами приклада Гризли взломал столик менеджера, подобрал ключи. Когда он закончил перетаскивать из «фиата» свои пожитки, в зале начало темнеть. Очень близко пророкотал военный вертолёт; Гризли спросил себя, кто там за штурвалом, уж не зеленоглазые ли парни с волосатыми конечностями? Наконец он закончил и, только утонув в мягком анатомическом кресле, ощутил, насколько устал. Хотелось свернуться калачиком в глубине бронированной кабины и уснуть…
Горючего хватало только-только, но физик совершил вылазку в «японский» сектор, и там его ожидало приятное открытие. За победу в какой-то радиоигре лучшему говоруну присуждались две двадцатилитровые канистры топлива и банка масла. Об этом кричали вывески и стикеры, повсюду валяющиеся на паласах. Зажимая нос платком, Гризли разыскал эти две запечатанные канистры на втором этаже, в стеклянной будочке директора магазина. Он заправился и уселся за руль с новым настроением.
— Я еду в «хаммере», и как назло — никого с фотокамерой! — сказал Гризли своему отражению в зеркальце. Потом дал газу, легко преодолел три ступеньки, вышиб бампером раму с остатками стекла и выехал во двор. Во дворе он на всякий случай остановился, дабы получше разобраться с кнопками и рычагами.
Повинуясь прикосновению пальца, на панели загорался экран с картами крупных городов Европы, а мелодичный женский голос на четырех языках предлагал оптимизировать маршрут. Другая кнопка за минуту подняла температуру в салоне до тридцати градусов; Гризли пришлось спешно проветривать. Задние сиденья легко снимались и складывались, так что он мог, смело усадить и пять, и семь человек. Он разобрался с подкачкой колёс, десятком никому не нужных электроприводов и трансмиссией. Управление мостами и подвеской он до конца не освоил, надеясь, что разберётся по ходу дела. Всё равно на панели светилась масса приборов, никак не влияющих на скорость.
Железный друг и Верный конь ждали героя. «Неплохо бы ещё Преданную подругу, — иронизировал над собой физик, в последний раз проверяя амуницию. — Тогда у меня будет полный комплект Настоящего героя…»
Герой захлопнул дверцу, завёл мотор и закурил длинную, когда-то невероятно дорогую, сигару. От сигары попёр удушливый дым, но Настоящему герою полагалось вдоволь посмолить перед смертью. Затем Настоящий герой воткнул в магнитолу диск «Дип пёпл» и поехал в кино.
30
Круглые сутки, счетверённые прожектора на штангах поливали светом сотни метров прилегающей площади и задворки. Нечего было и думать о том, чтобы подобраться незаметно. Уроды прибывали и убывали почти беспрерывно, большими группами, но чаще по двое, по трое, и практически никогда — поодиночке. Что они там делали, оставалось неясным. Судя по маячившим у главного входа фигурам с автоматами наперевес, у посетителей киноцентра ещё оставалась некая организация, не позволявшая окончательно озвереть.
— Стаи… Они уже не могут без стаи, — сказал себе Гризли. — Личностей не осталось…
«…Вступающий в Долину радости наг и бос…
Вступающий в Долину вкушал лучшее, дабы, верно, оценить предстоящее.
Вступающий в Долину вкушал худшее, дабы предвидеть предстоящее.
Вступающий в Долину радостен и подобен свежему соку плодов её…»
В помещение киноцентра он проник сравнительно легко, едва стемнело. Пришлось несколько раз притормаживать или заезжать в подворотни, когда ошалевшие уроды проносились с воплями на мотоциклах. Затем он газовал что было мочи через площадь Согласия, лавируя между застывшими фонтанами, грудами мусора и сгоревшими полицейскими автомобилями. Он ехал и молил бога, чтобы никто не приметил его чёрный броневик. Позади хохотал и дрался цепями любимый город, а навстречу скалилась выбитыми окнами раскрашенная туша «Парадизо».
Гризли ворвался по ступенькам прямо в холл нижнего этажа. Здесь, у костра, спали вповалку человек восемь. Бывший учитель загнал машину поглубже в угол, заглушил мотор и занялся экипировкой Железного друга. Потом Настоящий герой сунул в рот незажжённую сигару и вышел наружу. Спящих у костра он расстрелял без сожаления. Когда стихло эхо выстрелов, он различил пение.
«…Нет числа им, прошедшим путь пустоты, как нет следов идущих впереди…
Нет света идущим, кроме того света, что принёс в пустых руках каждый…»
— Народная самодеятельность — это хорошо, — одобрил Гризли. — Хорошо, когда все при деле. Продолжайте, не обращайте внимания на проверяющего.
Его могли десять раз прикончить, пока он взбирался по остановившимся эскалаторам нижнего этажа, пока он брёл по продуваемой площадке танцпола. Но никто не выстрелил, никто не набросился с ножом. Возле двери третьего этажа он остановился, проморгался, кое-как вытер вспотевший лоб рукавом. Колени дрожали, хотелось откашляться, а кишечник вёл себя, как последний предатель. Только Железный друг оставался холоден. Гризли стиснул зубы.
«…и докуда хватает глаз, встречает Вступивший серые, скребущие всходы, имя им одиночество. Рождают они гниющие цветы отчаяния, и бесконечным праздником цветут они…»
— Цветут они! — подхватил женский хор.
Лола. Боже мой. Только не это!
«Приступим прямо отсюда?!» — предложил Железный друг.
Леонид стоял на пороге внутреннего холла третьего этажа. Оказалось, что в городе он только что совершил небольшой приятный моцион, растряс накопившийся жирок. Настоящие страхи ждали впереди. Холл подковой охватывал громаду главного зала, стеклянно поблёскивали осколки витрин, со стен скалились киношные монстры и монстрики. Остальные восемь карликовых залов находились на первом этаже, в боковых коридорах комплекса. Гризли их бегло осмотрел, там воняло горелым и противно скрипело под ногами растёкшееся покрытие сидений. Там было пусто и холодно, а из-за запертых дверей большого зала долетал нестройный хор. Оттуда, из-под дверей, тянуло дымом и сложной смесью запахов, ни один из которых Гризли не понравился.
Они все веселились в большом зале, адепты, или как их ещё назвать.
Лола. Только не здесь. Лучше пусть она уже умерла, мысленно пожелал он, разглядывая барную стойку. Восхитительная барная стойка сложной конфигурации из цветного стекла, со всеми возможными прибамбасами. В лучшие времена подсветка шла снизу, в водяных колоннах кувыркались рыбки, прозрачный пол отражал сполохи цветомузыки. Тут имелись аппараты для попкорна, стройные ряды пивных клювов, симпатичные вешала с бокалами всех форм, пепельницы в духе «Парадизо», надувные попугаи и дракончики под потолком. Здесь было много чего интересного.
Над стойкой головами вниз, прикрученные за ноги проводами к потолочным каркасам, покачивалось около дюжины трупов. Гризли мог полагаться только на зарево пожаров, другое освещение отсутствовало. Далёкие алые языки протискивались из внешнего, прозрачного насквозь вестибюля, перебирали длинные волосы девушек. У некоторых волосы были грубо выбриты, большинство мертвецов висели без одежды.
Гризли обошёл всех, стволом пулемёта поворачивай мертвецов к себе лицом. Лолы среди них не было.
«…Ибо нет смертного, способного долго вдыхать аромат их. Опадают они под ноги Вступивших жирным ковром бессилия, и трещат, как панцири мёртвых надежд… Тусклые семена безумия шуршат в их набухших бутонах, липкие колючие побеги их вгрызаются под кожу Вступившим в долину Радости, но бесконечным праздником…»
— Цветут они…! Цветут они… — запричитали десятки голосов.
Гризли проник в главный зрительный зал через балкончик осветителей. Он до боли таращил глаза в дымной темноте. Приходилось сдерживать кашель, в горле нещадно першило. Из ложи трудно было сосчитать людей внизу. Там полыхали несколько маленьких и один большой костёр, дымные озёра неторопливо всплывали над балконом, как тучи над горным кряжем. Внизу с хрустом выворачивали из пола остатки роскошных сидений и швыряли в жадную пасть огня. Восхитительные сиденья, последнее слово кинотехники, с анатомической подстройкой, обогревом, обдувом и дополнительными сабвуферами. Их рвали из пола, паркет разлетался в щепки, а провода и шланги тянулись, как корни за вырванной травой.
— Цветут они… цветут они… ааа…
Внизу детишки, очевидно, плеснули бензина в костёр. Пламя с воем взметнулось вверх, осветив разодранный опалённый занавес, разбитые линзы прожекторов и закопчённые штандарты спонсоров под потолком. Тени молящихся дёрнулись вслед за тенью огня, распластались на стенах когтистыми крысиными силуэтами. Хор жалобно подхватил мантру, голоса нестройно заскользили по нисходящей, обрамляя срывающийся дискант запевалы. Воспользовавшись шумом, Гризли ужом пролез под самую балюстраду, затем упёрся спиной и крайне медленно начал разгибать колени. Оставалось совсем чуть-чуть, сантиметров пять, после чего он сможет выглянуть и увидит, что же там творится.
Только бы не Лола!
«Вгрызаются они под кожу, принося зуд вечный, лаская слащавой апатией места укусов. Взрываются коробочки плодов их, точно подводные шипастые мины, и не избегнуть Вступившим в Долину их жадных касаний»
Что-то изменилось Гризли не сразу понял, что именно. Подонки не потеряли энергетику, не записались на курсы макраме и не кинулись сажать загубленные деревья. Позади, в офисах и магазинах, в метро и на площадях, продолжалась вакханалия. Изменилось что-то в их организации. То есть у них и раньше не было толковых вожаков, поправил он себя, вглядываясь в полумрак зала. Но здесь, в «Парадизо», где они горланили неделю, здесь их Мекка, их кукурузный рай. Здесь их обожаемые картонные вампиры, места для поцелуев и покрытые ворсом, такие удобные полы для коллективных камланий. А уж об идеальных сортирных кабинках и толковать нечего, туда так удобно затаскивать девчонок во время сеансов.
«Запах спелости их — это запах сырой полной пепельницы под холодной постелью.
Вкус спелости их — это вкус засохших чернил на папирусе столетних писем.
Когда раскрываются плоды, покрывается льдом даже тёплое слово».
Инстинкт не нашёптывал, а кричал во всё горло, что надо срочно бежать. Покинуть «Парадизо» и бежать, не останавливаясь, плыть по канализации, шагать в нечистотах, отсиживаться в подвалах, лишь бы выбраться из города. Основной инстинкт не давал Гризли сделать вдох полной грудью, повесил невидимые грузила на коленные суставы, не позволяя им разогнуться.
Нет, он не позволит страху одолеть себя.
Леонид разогнул ватные колени. Ситуация в партере оказалась гораздо хуже, чем он предполагал. На некоторое время он застыл в крайне неудобной позе, растопырив руки, вжимаясь спиной в бархатный бордюр, боясь сделать лишнее движение. Их слишком много внизу, заметят — и он труп.
«Вознесём чистую хвалебную жертву долине Радости!
Гризли искал кантора этого кошмарного хора, но глаза слезились от дыма.
Дети не молились, как он надеялся. Слушая сатанинскую писклявую ораторию, физик почти убедил себя, что они валяют дурака, как и тысячи идиотов делали до них. Может быть, они даже кого-то зарезали, вполне возможно, и теперь возносят славу перевёрнутому распятию. Поливаются свиной кровью, делают друг другу татуировки и лакают спиртное. Что-то подобное он ожидал увидеть внизу и старательно готовил себя к этому. Всё, что угодно, даже пусть совокупляются, сволочи. Всё, что угодно, лишь бы найти живую Лолу.
Но внизу прыгали и пели не только дети. Насчёт крови он угадал верно, оставалось убедить себя, что на мордах сгрудившихся в партере лохматых существ была не кровь его ребёнка. Пускай они убивают друг друга, беззвучно взмолился Гризли. Господи, если ты есть, чёрт тебя подери, если ты существуешь, почему ты не позволишь им истребить друг друга?!
Внизу толкалось полно взрослых. Пожалуй, даже больше, чем тинейджеров. Главный зал киноцентра «Парадизо» представлял собой печальное зрелище. У самой сцены, множество раз пробитые дротиками, пулями и ножами, стояли в ряд картонные Фреди Крюгер, Спайдермен и Терминатор. Сбоку, готовая на порубку в костёр, жалобно присела двухметровая Женщина-кошка, а Робокоп и Блейд уже обгорели наполовину. От тысячи сидений остались торчащие провода. Портьеры висели клочьями, все до единой двери были выбиты. Под занавесом и в углах зала валялись изуродованные игральные автоматы. Несмотря на солидный вес, погромщики не поленились их притащить из фойе и не успокоились, пока не вывернули наизнанку. Пол устилал толстый слой программок и афиш. Если очень постараться, то огромный костёр в центре зала можно было принять за новогоднюю ёлку, а рассыпанные рекламки — за красочное конфетти.
Вечный праздник. Долина радости…
Неожиданно Гризли увидел Лолу. Он просто не догадался раньше заглянуть вниз, под балкон. Дочь его спала, положив голову на колени другой девушке примерно такого же возраста. А может быть, не спала, а пребывала в наркотическом опьянении… Кроме Лолы и её подруги вокруг дремали или лениво пили пиво ещё десятка полтора девчонок и парней, некоторые совсем дети. Леониду показалось, что на их ногах верёвки, но сквозь дым он точно рассмотреть не мог.
Железный друг дёрнулся в руках, приглашая повеселиться.
Дальше Гризли действовал автоматически, ощущая себя придатком железного монстра, оплётшего его грудь и плечи. Он спустился в зал, но Железный друг вплыл туда первым. Несколько мгновений железный монстр принюхивался, нервно вздрагивая воронёным курносым хоботком, натягивая скрипучие кожаные жилы, обхватившие жидкое человеческое тело. Но воздух вокруг сжимался до состояния прелого сыра. Пихая друг друга плечами, толкаясь, лезли в визор такие же жидкие тела, с ухмылками, покорёженными отсутствием всякой мысли, многие с кровоточащей фигурной ссадиной во лбу, многие, роняя изо рта куски пищи, мокрый мучной порошок…
И Железный друг запрыгал, бешено, сотрясая хрупкое, до полусмерти испуганное существо, которое совсем недавно, по странному недоразумению, считало себя хозяином природы. «Посмотри, смешное ты недоразумение, — стрекотал своему придатку пулемёт, рывками поворачиваясь в сторону наиболее плотной толпы, туда, где пространство сворачивалось наиболее туго, — посмотри, как бесполезны и жалки потуги ваших умников поставить металл себе на службу…»
Он срезал первый ряд, они полегли расширяющимся кругом, как семечки в лоне подсолнуха, но, вопреки закономерному и ожидаемому инстинкту самосохранения, дальние продолжали шествие, топча лица и животы тех, кто корчился от пуль. Гризли почти ослеп от крестообразного сполоха на конце ствола, там творился танец освобождённого огня, который особенно хорош именно в толпе…
— Потому что мы пока ещё люди. Кстати, меня зовут Авар. Я здесь был директором. А ты, почему шляешься один?
Гризли представился и коротко рассказал о себе.
— Ты не врёшь? Один спускался за автоматами? — недоверчиво переспросили из темноты. — На той стороне, за мостом — повсюду уроды. Мы не сумели добраться даже до телецентра.
— Он не врёт, — подтвердили сверху, из темноты. — У него в машине ещё стволы и шмотки. Пойти, забрать?
— Получишь дырку во лбу, — пригрозил Гризли.
— Не трогайте! — Авар не отводил взгляда от лица учителя. — Вот что, приятель. Ты пришёл сюда без спросу, один, ты смелый парень. Но новое время диктует новые законы. Если хочешь — оставайся с нами, младенец — не помеха. Можешь съездить и забрать свою жену, я дам тебе троих ребят в помощь. Здесь полно жратвы, хватит на год. Но у тебя не получится просто так прийти, забрать продукты и уйти. Смекаешь?
— Что вы от меня хотите? — краем глаза Гризли ловил их бесшумные перемещения. Его зажали в узком проходе, между стеной из ящиков со специями и прозрачными тюками с вермишелью.
— Автомат и патроны.
— Это моё!
За стенами гипермаркета послышался звук мотоциклетных моторов. Сверху кто-то свистнул.
— Эй, Авар, на проспект свернули четверо. Болтаются на углу. Крюгер спрашивает, что делать?
— Не трогайте, пока не лезут… Ладно, ладно, а вы прекратите! — Авар отодвинул напрягшегося Гиббона. — Нас и так мало, ещё не хватало стрелять друг в друга! Слушай, приятель. Предлагаю тебе честную сделку. А ты подумай — ровно две секунды. Мы дарим тебе жратву, которую ты набрал. Тут действительно много, хватит на всех. А ты оставляешь автомат и патроны. Четыре рожка. У тебя намного больше, мы видели. Ну, что скажешь? И никакой стрельбы.
После некоторого колебания Гризли пожал протянутую ладонь. У него забрали автомат, зато девушки накидали поверх тушёнки несколько коробок с детским питанием. У Леонида внутри груди словно расслабилась туго натянутая пружина. Эти люди ещё держали слово, ещё не стали животными! Хозяин гипермаркета вполголоса отдавал приказания своим парням, те передавали по цепочке. По второму этажу тащили что-то тяжёлое на колёсах, внизу, за кассами, быстро перебегали фигуры с ружьями.
— Классная игрушка, — Авар задумчиво разглядывал автомат. — Свеженький, в масле… Говоришь, их там много?
— Штук сорок ещё найдётся.
— А наши слабаки не отваживаются носа высунуть! — Лиза зло сплюнула. — Смотри, Гиббон! Ты армию собираешь, чтобы штурмовать ближайший пикет, а этот парень один штурмовал подвал Управления!
— Это не от смелости, — улыбнулся физик. — Не было выхода.
— А что у тебя в машине? — спросил Гиббон. — У тебя там кое-что серьёзнее автомата, да?
— А ты действительно смельчак! — замирая от собственной наглости, произнёс учитель. — Если не боишься, ступай и забери. Но учти, твой первый шаг, и…
— Да ладно, очень мне надо! — великан сплюнул и удалился.
— Ты собираешься один в «Парадизо»? — спросила Лиза. По сигналу главаря она зажгла три свечи. В колеблющемся свете физик разглядел нечто вроде баррикады в глубине зала. Из ящиков, холодильных прилавков и упаковки была построена стена в три метра высотой. На гребне стены, обнимая ружья, покуривали в сумраке ещё несколько мужчин и женщин. — Милый, а ты видел, что там творится, в «Парадизо»? Там собираются чернокнижники, они сдирают с людей кожу…
— Там моя дочь.
— Прости, но если она там, то ты ей уже ничем не поможешь. Лучше оставайся с нами!
— Не могу, — сказал Леонид.
— Так ты задушишь мальчика… Это ведь мальчик? Ты его кормил? Давай поможем…
Гризли покорно вздохнул. Он всё ещё опасался, что Гиббон с дружками совершат налёт на машину, но Лиза успокоила, что приказа Авара ослушаться не посмеют. Те, кто ослушались, — висят в соседнем зале на люстре.
— Пошли, мы тебя проводим, — улыбнулась Лиза, когда Стас счастливо засопел, сытый и согретый в чистых пелёнках. Вместе с ней учителя к выходу провожала маленькая брюнетка в десантном обмундировании.
— Откуда ты взял малыша? Ведь это не твой сын?
— Не мой. Но он мне дорог.
— Почему ты такой упрямый? Ты видел, что творится в центре? Они жарят собак над кострами. Одному тебе не продержаться, надо быть вместе.
— Мне нужен джип, тогда мы уедем из города. Это вы не понимаете, что нельзя оставаться. В каждом доме полно трупов, вас захватит эпидемия. Через крыс, через воду, неужели не ясно? — Гризли вглядывался в перепачканные, тоскливые лица. — Скоро станет тепло, проснутся насекомые, что тогда?! Вы так и будете прятаться в этих оптовых складах?
— А с чего ты взял, что за городом лучше? — ощерилась брюнетка. — Панч и Гера вчера были на трубе. За городом всё горит.
— Где были?!
— На трубе. Это самая высокая точка, доступная нам — труба теплоцентрали. Ты хотел ехать в Новую реку? С юга сплошной дым, всё горит — целлюлозный комбинат, ипподром, автомобильный завод. Горят коттеджи вдоль озера, и дома на дамбе. Там не осталось людей, просто нечем дышать.
— Здесь нельзя оставаться, — упёрся Гризли. — Дело не только во вредных продуктах. Моя жена… она генетик, её приглашали в комиссию… гм… пока ещё существовала власть. Они выяснили, что дело не только в продуктах. У комиссии были другие задачи, они не успели обнародовать…
— А я и не сомневался, что кукуруза — дело вторичное! — из тёмного прохода под защитой Гиббона и одноглазого парня в тельняшке появился Авар. — Держи, пригодится! — он сунул учителю в руку упаковку батареек. — Скоро они все подсядут, а у тебя фонарь много жрёт. Так мы договорились — четыре рожка?
Гризли кивнул.
— Гиббон, забери! — сутулый гигант поплёлся к «фиату». Гризли сквозь выбитое окно ревниво следил за тем, как подручные Авара роются на заднем сиденье. Вроде бы ничего лишнего не прихватили…
— Откуда вы знаете, что происходит в «Парадизо»?
— Панч и Сандро туда ходили. Но не проси тебя проводить. Они сказали, что больше туда не вернутся, ни за что.
— Ни за что! — подтвердил густой баритон. Из-за залежей телевизионных коробок вынырнул чернобородый очкарик в спортивном костюме и дублёнке. — Эти уроды ещё хлеще тех волосатиков, что шныряют на мотоциклах.
— Так вы считаете, что… что они… что они разные?
— Эти, которые убивают и жгут дома, они постепенно превращаются в обезьян. В очень злобных, но не слишком умных обезьян. Однако им хватает ума нападать на нас каждую ночь…
— В «Парадизо» другие придурки, — подхватил бородатый Панч. — И не только в «Парадизо». Пока не сожгли наш автобус, мы ездили по городу с громкоговорителем, подбирали здоровых. Мы собрали здесь многих, но люди дурные, вроде тебя. Разбегаются и гибнут по одному… Ещё у них большое сборище в храме Спасителя, на малой олимпийской арене, и в киноцентре «Империя». Это то, что мы видели. Ребята, кого мы подобрали, утверждают, что чернокнижники жгут кресты и в других кинозалах. Они любят кино…
— Мне говорили, что там жгут кресты и иконы из ближайших храмов, но я не верил… — Гризли задумался. — Выходит, что они не превращаются?
— Кто может точно утверждать? — пожал плечами Авар. — Мне кажется, что чернокнижники тоже деградируют. Слушай, приятель… В последний день, перед тем как замолчало радио, была передача с Тайваня. Ага, прямо оттуда, шла с переводом, конференция какая-то. Я вначале не слушал, не до того было. Якобы они во всём обвиняют спецслужбы. Да, доказать ничего нельзя, но якобы эпидемия подозрительно быстро распространяется в одних районах и совсем не катит в других. Например, рыбацкие деревни у них вообще не затронуло, а в городах творится чёрт знает что…
— Прощайте, — сказал Леонид. — Может, я вас ещё навещу. Если найду людей за городом.
— Убеди нас, что там безопаснее, и мы уйдём.
— Сначала проверю сам.
— Пошли, мы тебя проводим.
Теперь, когда у Гризли появился Железный друг, не мешало подумать и о Верном коне.
— Нет проблем, — Авар передал Гризли бинокль. — Смотри, павильон с лимузинами сгорел подчистую, «доджи» успели угнать, а «шевроле» стоят, и парочка «хаммеров». Мои парни забрали оттуда две штуки, ещё два должно остаться. Дерзай!
Леонид настроил бинокль. Раньше от гипермаркета к автоцентру вела крытая галерея, по обе стороны от которой располагались мелкие бутики и сувенирные лавки. Очевидно, некоторое время назад с улицы, перескочив поребрик, ворвался на тротуар рейсовый автобус. Он снёс несколько столбов, опрокинулся и сгорел. Прозрачная крыша галереи рухнула, завалив центральный вход в автосалон. Один из боковых выходов распахнул двери на Липовую аллею, но там Гризли ждало слишком открытое, простреливаемое место. Прямо перед крыльцом автоцентра он разглядел в бинокль дюжину трупов и несколько мотоциклов.
— Зайдёшь справа, со стороны сквера. Там не простреливается с улицы, — посоветовал Авар. — Стреляют из коричневого дома напротив. Они пытались у нас воровать жратву. Мы предложили сотрудничество, предложили им еду в обмен на внешнее патрулирование и сбор дров на зиму. Но там какие-то придурки… Внизу, под ними — магазин французских вин, вот и пьют без остановки…
Гризли заехал в автомагазин прямо сквозь разбитую витрину. Авар не обманул — машины, стоявшие возле окон, угнали, а элитные авто, застывшие на вращающихся платформах в глубине зала, почти не пострадали. Угнать их было сложнее; эта часть помещения находилась выше почти на полметра, а выкатывать «хаммеры», «геленвагены» и «рейндж-роверы» потенциальным клиентам предлагалось через запертый двор. Кроме того, ключи от машин наверняка прятал дежурный менеджер. Снаружи магазин выглядел чистеньким, ухоженным, если не считать выбитых окон, и физик уже обрадовался, что хотя бы здесь он будет лишён сцен насилия. Однако стоило выйти из машины, как в нос ударил запах горелого мяса и врассыпную кинулись крысы. Гризли насчитал три трупа, сгоревших вместе с машинами, и ещё два, обглоданных грызунами, в соседнем зале под логотипом «Тойоты».
Он выбрал чёрный бронированный «хаммер». Собственно, выбор пал на него именно по причине наличия брони. У других роскошных красавцев столь важной опции не оказалось. Двумя ударами приклада Гризли взломал столик менеджера, подобрал ключи. Когда он закончил перетаскивать из «фиата» свои пожитки, в зале начало темнеть. Очень близко пророкотал военный вертолёт; Гризли спросил себя, кто там за штурвалом, уж не зеленоглазые ли парни с волосатыми конечностями? Наконец он закончил и, только утонув в мягком анатомическом кресле, ощутил, насколько устал. Хотелось свернуться калачиком в глубине бронированной кабины и уснуть…
Горючего хватало только-только, но физик совершил вылазку в «японский» сектор, и там его ожидало приятное открытие. За победу в какой-то радиоигре лучшему говоруну присуждались две двадцатилитровые канистры топлива и банка масла. Об этом кричали вывески и стикеры, повсюду валяющиеся на паласах. Зажимая нос платком, Гризли разыскал эти две запечатанные канистры на втором этаже, в стеклянной будочке директора магазина. Он заправился и уселся за руль с новым настроением.
— Я еду в «хаммере», и как назло — никого с фотокамерой! — сказал Гризли своему отражению в зеркальце. Потом дал газу, легко преодолел три ступеньки, вышиб бампером раму с остатками стекла и выехал во двор. Во дворе он на всякий случай остановился, дабы получше разобраться с кнопками и рычагами.
Повинуясь прикосновению пальца, на панели загорался экран с картами крупных городов Европы, а мелодичный женский голос на четырех языках предлагал оптимизировать маршрут. Другая кнопка за минуту подняла температуру в салоне до тридцати градусов; Гризли пришлось спешно проветривать. Задние сиденья легко снимались и складывались, так что он мог, смело усадить и пять, и семь человек. Он разобрался с подкачкой колёс, десятком никому не нужных электроприводов и трансмиссией. Управление мостами и подвеской он до конца не освоил, надеясь, что разберётся по ходу дела. Всё равно на панели светилась масса приборов, никак не влияющих на скорость.
Железный друг и Верный конь ждали героя. «Неплохо бы ещё Преданную подругу, — иронизировал над собой физик, в последний раз проверяя амуницию. — Тогда у меня будет полный комплект Настоящего героя…»
Герой захлопнул дверцу, завёл мотор и закурил длинную, когда-то невероятно дорогую, сигару. От сигары попёр удушливый дым, но Настоящему герою полагалось вдоволь посмолить перед смертью. Затем Настоящий герой воткнул в магнитолу диск «Дип пёпл» и поехал в кино.
30
«ПАРАДИЗО»
Спустя четверть часа Гризли смотрел на окна центра развлечений «Парадизо» в полевой цейсовский бинокль. В «Парадизо» шум королевского бала не стихал уже вторую неделю. Вокруг, на парковках, в пустом бассейне и на крыше, жгли костры, взрывы хохота перемежались стрельбой, иногда ветер доносил обрывки очень странного пения, по музыкальному строю похожего на шаманское камлание. И что самое обидное — у этих стервецов оставалось электричество.
Весело дети в детсаде живут,
Весело дети песни поют,
А на верёвках развешены в ряд
Несколько плохо поющих ребят
Стишок-страшилка
Круглые сутки, счетверённые прожектора на штангах поливали светом сотни метров прилегающей площади и задворки. Нечего было и думать о том, чтобы подобраться незаметно. Уроды прибывали и убывали почти беспрерывно, большими группами, но чаще по двое, по трое, и практически никогда — поодиночке. Что они там делали, оставалось неясным. Судя по маячившим у главного входа фигурам с автоматами наперевес, у посетителей киноцентра ещё оставалась некая организация, не позволявшая окончательно озвереть.
— Стаи… Они уже не могут без стаи, — сказал себе Гризли. — Личностей не осталось…
«…Вступающий в Долину радости наг и бос…
Вступающий в Долину вкушал лучшее, дабы, верно, оценить предстоящее.
Вступающий в Долину вкушал худшее, дабы предвидеть предстоящее.
Вступающий в Долину радостен и подобен свежему соку плодов её…»
В помещение киноцентра он проник сравнительно легко, едва стемнело. Пришлось несколько раз притормаживать или заезжать в подворотни, когда ошалевшие уроды проносились с воплями на мотоциклах. Затем он газовал что было мочи через площадь Согласия, лавируя между застывшими фонтанами, грудами мусора и сгоревшими полицейскими автомобилями. Он ехал и молил бога, чтобы никто не приметил его чёрный броневик. Позади хохотал и дрался цепями любимый город, а навстречу скалилась выбитыми окнами раскрашенная туша «Парадизо».
Гризли ворвался по ступенькам прямо в холл нижнего этажа. Здесь, у костра, спали вповалку человек восемь. Бывший учитель загнал машину поглубже в угол, заглушил мотор и занялся экипировкой Железного друга. Потом Настоящий герой сунул в рот незажжённую сигару и вышел наружу. Спящих у костра он расстрелял без сожаления. Когда стихло эхо выстрелов, он различил пение.
«…Нет числа им, прошедшим путь пустоты, как нет следов идущих впереди…
Нет света идущим, кроме того света, что принёс в пустых руках каждый…»
— Народная самодеятельность — это хорошо, — одобрил Гризли. — Хорошо, когда все при деле. Продолжайте, не обращайте внимания на проверяющего.
Его могли десять раз прикончить, пока он взбирался по остановившимся эскалаторам нижнего этажа, пока он брёл по продуваемой площадке танцпола. Но никто не выстрелил, никто не набросился с ножом. Возле двери третьего этажа он остановился, проморгался, кое-как вытер вспотевший лоб рукавом. Колени дрожали, хотелось откашляться, а кишечник вёл себя, как последний предатель. Только Железный друг оставался холоден. Гризли стиснул зубы.
«…и докуда хватает глаз, встречает Вступивший серые, скребущие всходы, имя им одиночество. Рождают они гниющие цветы отчаяния, и бесконечным праздником цветут они…»
— Цветут они! — подхватил женский хор.
Лола. Боже мой. Только не это!
«Приступим прямо отсюда?!» — предложил Железный друг.
Леонид стоял на пороге внутреннего холла третьего этажа. Оказалось, что в городе он только что совершил небольшой приятный моцион, растряс накопившийся жирок. Настоящие страхи ждали впереди. Холл подковой охватывал громаду главного зала, стеклянно поблёскивали осколки витрин, со стен скалились киношные монстры и монстрики. Остальные восемь карликовых залов находились на первом этаже, в боковых коридорах комплекса. Гризли их бегло осмотрел, там воняло горелым и противно скрипело под ногами растёкшееся покрытие сидений. Там было пусто и холодно, а из-за запертых дверей большого зала долетал нестройный хор. Оттуда, из-под дверей, тянуло дымом и сложной смесью запахов, ни один из которых Гризли не понравился.
Они все веселились в большом зале, адепты, или как их ещё назвать.
Лола. Только не здесь. Лучше пусть она уже умерла, мысленно пожелал он, разглядывая барную стойку. Восхитительная барная стойка сложной конфигурации из цветного стекла, со всеми возможными прибамбасами. В лучшие времена подсветка шла снизу, в водяных колоннах кувыркались рыбки, прозрачный пол отражал сполохи цветомузыки. Тут имелись аппараты для попкорна, стройные ряды пивных клювов, симпатичные вешала с бокалами всех форм, пепельницы в духе «Парадизо», надувные попугаи и дракончики под потолком. Здесь было много чего интересного.
Над стойкой головами вниз, прикрученные за ноги проводами к потолочным каркасам, покачивалось около дюжины трупов. Гризли мог полагаться только на зарево пожаров, другое освещение отсутствовало. Далёкие алые языки протискивались из внешнего, прозрачного насквозь вестибюля, перебирали длинные волосы девушек. У некоторых волосы были грубо выбриты, большинство мертвецов висели без одежды.
Гризли обошёл всех, стволом пулемёта поворачивай мертвецов к себе лицом. Лолы среди них не было.
«…Ибо нет смертного, способного долго вдыхать аромат их. Опадают они под ноги Вступивших жирным ковром бессилия, и трещат, как панцири мёртвых надежд… Тусклые семена безумия шуршат в их набухших бутонах, липкие колючие побеги их вгрызаются под кожу Вступившим в долину Радости, но бесконечным праздником…»
— Цветут они…! Цветут они… — запричитали десятки голосов.
Гризли проник в главный зрительный зал через балкончик осветителей. Он до боли таращил глаза в дымной темноте. Приходилось сдерживать кашель, в горле нещадно першило. Из ложи трудно было сосчитать людей внизу. Там полыхали несколько маленьких и один большой костёр, дымные озёра неторопливо всплывали над балконом, как тучи над горным кряжем. Внизу с хрустом выворачивали из пола остатки роскошных сидений и швыряли в жадную пасть огня. Восхитительные сиденья, последнее слово кинотехники, с анатомической подстройкой, обогревом, обдувом и дополнительными сабвуферами. Их рвали из пола, паркет разлетался в щепки, а провода и шланги тянулись, как корни за вырванной травой.
— Цветут они… цветут они… ааа…
Внизу детишки, очевидно, плеснули бензина в костёр. Пламя с воем взметнулось вверх, осветив разодранный опалённый занавес, разбитые линзы прожекторов и закопчённые штандарты спонсоров под потолком. Тени молящихся дёрнулись вслед за тенью огня, распластались на стенах когтистыми крысиными силуэтами. Хор жалобно подхватил мантру, голоса нестройно заскользили по нисходящей, обрамляя срывающийся дискант запевалы. Воспользовавшись шумом, Гризли ужом пролез под самую балюстраду, затем упёрся спиной и крайне медленно начал разгибать колени. Оставалось совсем чуть-чуть, сантиметров пять, после чего он сможет выглянуть и увидит, что же там творится.
Только бы не Лола!
«Вгрызаются они под кожу, принося зуд вечный, лаская слащавой апатией места укусов. Взрываются коробочки плодов их, точно подводные шипастые мины, и не избегнуть Вступившим в Долину их жадных касаний»
Что-то изменилось Гризли не сразу понял, что именно. Подонки не потеряли энергетику, не записались на курсы макраме и не кинулись сажать загубленные деревья. Позади, в офисах и магазинах, в метро и на площадях, продолжалась вакханалия. Изменилось что-то в их организации. То есть у них и раньше не было толковых вожаков, поправил он себя, вглядываясь в полумрак зала. Но здесь, в «Парадизо», где они горланили неделю, здесь их Мекка, их кукурузный рай. Здесь их обожаемые картонные вампиры, места для поцелуев и покрытые ворсом, такие удобные полы для коллективных камланий. А уж об идеальных сортирных кабинках и толковать нечего, туда так удобно затаскивать девчонок во время сеансов.
«Запах спелости их — это запах сырой полной пепельницы под холодной постелью.
Вкус спелости их — это вкус засохших чернил на папирусе столетних писем.
Когда раскрываются плоды, покрывается льдом даже тёплое слово».
Инстинкт не нашёптывал, а кричал во всё горло, что надо срочно бежать. Покинуть «Парадизо» и бежать, не останавливаясь, плыть по канализации, шагать в нечистотах, отсиживаться в подвалах, лишь бы выбраться из города. Основной инстинкт не давал Гризли сделать вдох полной грудью, повесил невидимые грузила на коленные суставы, не позволяя им разогнуться.
Нет, он не позволит страху одолеть себя.
Леонид разогнул ватные колени. Ситуация в партере оказалась гораздо хуже, чем он предполагал. На некоторое время он застыл в крайне неудобной позе, растопырив руки, вжимаясь спиной в бархатный бордюр, боясь сделать лишнее движение. Их слишком много внизу, заметят — и он труп.
«Вознесём чистую хвалебную жертву долине Радости!
Гризли искал кантора этого кошмарного хора, но глаза слезились от дыма.
Дети не молились, как он надеялся. Слушая сатанинскую писклявую ораторию, физик почти убедил себя, что они валяют дурака, как и тысячи идиотов делали до них. Может быть, они даже кого-то зарезали, вполне возможно, и теперь возносят славу перевёрнутому распятию. Поливаются свиной кровью, делают друг другу татуировки и лакают спиртное. Что-то подобное он ожидал увидеть внизу и старательно готовил себя к этому. Всё, что угодно, даже пусть совокупляются, сволочи. Всё, что угодно, лишь бы найти живую Лолу.
Но внизу прыгали и пели не только дети. Насчёт крови он угадал верно, оставалось убедить себя, что на мордах сгрудившихся в партере лохматых существ была не кровь его ребёнка. Пускай они убивают друг друга, беззвучно взмолился Гризли. Господи, если ты есть, чёрт тебя подери, если ты существуешь, почему ты не позволишь им истребить друг друга?!
Внизу толкалось полно взрослых. Пожалуй, даже больше, чем тинейджеров. Главный зал киноцентра «Парадизо» представлял собой печальное зрелище. У самой сцены, множество раз пробитые дротиками, пулями и ножами, стояли в ряд картонные Фреди Крюгер, Спайдермен и Терминатор. Сбоку, готовая на порубку в костёр, жалобно присела двухметровая Женщина-кошка, а Робокоп и Блейд уже обгорели наполовину. От тысячи сидений остались торчащие провода. Портьеры висели клочьями, все до единой двери были выбиты. Под занавесом и в углах зала валялись изуродованные игральные автоматы. Несмотря на солидный вес, погромщики не поленились их притащить из фойе и не успокоились, пока не вывернули наизнанку. Пол устилал толстый слой программок и афиш. Если очень постараться, то огромный костёр в центре зала можно было принять за новогоднюю ёлку, а рассыпанные рекламки — за красочное конфетти.
Вечный праздник. Долина радости…
Неожиданно Гризли увидел Лолу. Он просто не догадался раньше заглянуть вниз, под балкон. Дочь его спала, положив голову на колени другой девушке примерно такого же возраста. А может быть, не спала, а пребывала в наркотическом опьянении… Кроме Лолы и её подруги вокруг дремали или лениво пили пиво ещё десятка полтора девчонок и парней, некоторые совсем дети. Леониду показалось, что на их ногах верёвки, но сквозь дым он точно рассмотреть не мог.
Железный друг дёрнулся в руках, приглашая повеселиться.
Дальше Гризли действовал автоматически, ощущая себя придатком железного монстра, оплётшего его грудь и плечи. Он спустился в зал, но Железный друг вплыл туда первым. Несколько мгновений железный монстр принюхивался, нервно вздрагивая воронёным курносым хоботком, натягивая скрипучие кожаные жилы, обхватившие жидкое человеческое тело. Но воздух вокруг сжимался до состояния прелого сыра. Пихая друг друга плечами, толкаясь, лезли в визор такие же жидкие тела, с ухмылками, покорёженными отсутствием всякой мысли, многие с кровоточащей фигурной ссадиной во лбу, многие, роняя изо рта куски пищи, мокрый мучной порошок…
И Железный друг запрыгал, бешено, сотрясая хрупкое, до полусмерти испуганное существо, которое совсем недавно, по странному недоразумению, считало себя хозяином природы. «Посмотри, смешное ты недоразумение, — стрекотал своему придатку пулемёт, рывками поворачиваясь в сторону наиболее плотной толпы, туда, где пространство сворачивалось наиболее туго, — посмотри, как бесполезны и жалки потуги ваших умников поставить металл себе на службу…»
Он срезал первый ряд, они полегли расширяющимся кругом, как семечки в лоне подсолнуха, но, вопреки закономерному и ожидаемому инстинкту самосохранения, дальние продолжали шествие, топча лица и животы тех, кто корчился от пуль. Гризли почти ослеп от крестообразного сполоха на конце ствола, там творился танец освобождённого огня, который особенно хорош именно в толпе…