Страница:
мои пес ни в твоем распоряжении.
-- Но я еще...
-- Ну и осел, -- перебил Карл. -- "Дайт" уже не тянет на тебя. Нельзя
же всю жизнь гонять по городам в поисках ангажемента. Думать думай, но не
вздумай отка заться. Давай-ка, спой что-нибудь из госпелов.
Джон сел за рояль. И этому он выучился сам. По слуху. Он знал, что
госпелы и спиричуэлс лучше петь под рояль.
Через час Сэм вместе с Марион зашли в студию. Четверка пела. Вошедшие
уселись на краешках стульев. То была грустная минута -- предстояла потеря.
Навер ное, так ребята поют последний раз.
Джон вел тему, остальные пели гармонию. И простой текст гимна уплывал
по адресу -- к Богу.
Дица у четверки были отрешенными. У Джона глаза закрыты, брови образу
ют прекрасную скорбную линию. У Мэка взгляд словно проходит сквозь стены. Ли
цо Карла искажено гримасой боли, от которой кожа туго натянулась. Лицо
Джерри в крупных, почти обронзовевших складках.
Разные они, но, когда изредка поют вот так, сердце Сэма заходится от
счас тья: вот он, вот классический пример "южного звука": смеси гнусавости
кантри и про тяжной дынной мягкости госпелов.
16 17 Последняя нота взлетела вверх, закрутившись каким-то немыслимым
пируэ том. Тронув клавиши легким прощальным прикосновением, Джон поднялся,
обвел всех взглядом, бросил короткое "до завтра" и вышел.
Утром он сказал Сэму:
-- Ну что ж, заключайте контракт.
-- Они предлагают следующие условия...
-- Прошу прощения, босс, я не буду вникать в это. Я верю вам во всем.
Это хорошо?
-- Малыш, ты осел. Я просто обязан тебе сказать. Моя студия получает
трид цать пять тысяч, ты -- пять тысяч в качестве аванса. Но дело не во мне
и даже не в студии. Для тебя хорошо, что ты получишь возможность петь все и
как ты захочешь. Ну, слава там. Деньги. Но будет и другое: назойливая
реклама, постоянное вмеша тельство в твою жизнь.
Контракт был подписан на три года. С этой минуты Джон получал личного
ме неджера, массу студий для записи, возможность выступлений на телевидении
и в главных концертных залах страны, а купившая его фирма -- право на
переиздание всех пластинок, вышедших на "Дайте".
К концу первого года работы на новой фирме Джон записал диск, который
сразу же возглавил национальный хит-парад. В записи участвовал знаменитый
квар тет -- "Айрсы", но аккомпаниаторы были прежние: Скотти, Билл, Джой.
Вещь полу чилась необычной. Звук, слегка запинающийся и икающий, будто шел
со дна гигант ского колодца, причудливо размываясь.
Он был доволен и решил как-то отблагодарить ребят из квартета:
-- Я хотел бы, если не возражаете, записать с вами еще несколько
пластинок, конечно -- если вас устраивает работать со мной.
Лишь спустя несколько лет Гордон, глава квартета, признался:
-- Знаешь, мы тогда не обратили никакого внимания на твои слова. Даже
не запомнили твое имя. Для нас это была Работа. И только.
Джон снова, теперь уже в качестве собственности другой фирмы, со своими
старыми друзьями, среди которых был теперь и Рэд, выступал в разных городах
Юга. И откуда ему было знать, что скоро предстоит покорять Север.
Единственное, что они тогда знали, была езда, езда, езда.
Но Полковник не зря сидел в своем офисе. Он добился для питомца возмож
ности выступления на телевидении. Когда все организационные вопросы были ула
жены, Полковник послал телеграмму с приказом прибыть как можно быстрее. И
Рэд, исполнявший обязанности драйвера, погнал машину на Север.
Дождливым и холодным был день его первого выступления на телевидении.
Они приехали задолго до начала. Никогда еще Джон так не боялся провала
и поминутно заглядывал в зал. А зал был почти пуст. Хотя его имя было
афиширова но, оно привлекло мало внимания. Город Городов не знал его. Эту
северную грома ду предстояло завоевывать.
Джон потерял контроль над собой. Снова ногти были обгрызены под корень,
на глаза то и дело навертывались слезы. Друзья не могли к нему подступиться.
Ждать было нечего. Забившись в угол, он причитал:
-- Все, все, все... Провал. Ухожу водить грузовик. Внезапно перед ним
возникло буратинье лицо Скотти, искаженное какой-то идиотски-счастливой
гримасой:
--Смотри!!!
Одним скачком Джон очутился у двери и заглянул в щелку. В зал валили ти
нэйджеры.
Пройдоха-чудотворец Полковник, поняв, что питомец действительно находит
ся на грани провала, решил раздавать билеты прямо на улицах. Недаром в
далеком
17 18 своем детстве Полковник был ярмарочным зазывалой. Билеты попали
по назначению -- к молодежи. Конферансье представил Джона с таким же
профессиональным энту зиазмом, с каким представлял бы гостей-звезд. В
гостиных по всей стране маленькие экраны на секунду померкли, а когда
изображение вернулось, Джон стоял посреди сцены, пристально глядя в камеру
прищуренными глазами. Движением плеч он сбросил спортивный пиджак, расслабил
широко расставленные ноги, сделав упор на правую.
"Как только Скотти взял первый аккорд, он начал в такт подрагивать
ногами:
Ита-а-а-а-к, с тех пор, как любимая покинула меня,
Я нашел единственное место, где можно жить:
Это внизу, в конце Лонели-стрит,
Это пристанище разбитых сердец".
Джон использовал свою гитару в качестве ударного, он двигал бедрами, а
но гами выделывал нечто среднее между шарканьем и па чарльстона. Он
усмехался, приспустив веки.
Телезрители не видели такого никогда. В этот день энергия нового
поколения прорвалась на телеэкраны.
Но, Боже, что последовало за этим выступлением! На Джона ополчилась
пресса. Его называли потенциальным преступником. Наркоманом. Его требовали
за претить. Его музыку -- тоже. Вмешалось духовенство. Естественно, и
родители подро сточков, которые уже успели забыть, что точно так же их
родители были против тан го, чарльстона и тустепа.
Тем не менее почта в адрес программы была доселе невиданной.
Подросточки старались.
Весь этот вой не трогал Джона. Он твердо знал; что не делает ничего
предо судительного, просто сопереживает музыке, что протестующие тоже были
молодыми и их родители были против Вождя, которого теперь ставят ему в
пример.
Но фирма, стоявшая за его спиной, сумела повернуть общественное мнение
на благо себе и своему питомцу. Он был им слишком нужен, потому что был
нужен миллионам тинэйджеров -- главным покупателям пластинок. Джон не знал,
какие прибыли получает фирма, а поскольку фирмачи ретиво старались,
догадывался -- ог ромные.
Полковник тоже был готов в любой момент прийти на помощь. Сообразитель
ный он, этот Полковник. Какой, к дьяволу, Полковник!.. Самозванец,
получивший лицензию на это звание явно незаконно. Но даже на фирме его не
звали по имени. Только -- Полковник.
Когда тот впервые пришел к ним в дом, то сразу смекнул -- честная белая
бед нота. Обожаемый сын. Опыта в делах никакого. Уж как Полковник обхаживал
отца, а, главное, маму.
-- Ах, у вашего мальчика такой талант. Ах, перед ним такое будущее! Ох,
он так любит вас и так много работает для вашего благополучия. Боже, ведь
так можно сорвать голос. Подпишите, будьте так любезны, вот здесь и здесь, и
ваш малыш будет скоро самым-самым. Один момент. Не сочтите за наглость.
Здесь двести долларов. Так, пустяк. Знак благодарности. Я бы не посмел, да
не знаю, что подарить вам, ма дам, и вам, сэр. Не имею пока счастья знать
ваши вкусы. Мои наилучшие пожелания. Всех благ. Ваш всей душой. А теперь
позвольте откланяться. Можно, я уведу на не сколько минут вашего чудного
мальчугана? Благодарю, благодарю, благодарю.
"Чудный мальчуган" стоял тут же и напрягал все мышцы лица, чтобы рот не
от крылся. У них на Юге редко кто тарахтел так бойко и развязно. И когда
Полковник пухлыми, но железными пальцами взял Джона за локоть, оставалось
только повино ваться. Они вышли.
-- Вот что, милок. У тебя голос и мордашка. Настоящий талант у меня. Но
я буду с тобой работать... из сорока процентов от всех доходов, и мы будем
богаты, как раджи. Идет?
18
19 Ошарашенный таким поворотом, Джон молча кивнул.
-- Молодец! Подписывай пока только здесь, ты ведь еще
несовершеннолетний. Всего!
Полковник похлопал его по руке и, словно мяч, запрыгал к своей машине.
Вот потому-то менеджер не мог теперь не драться за питомца, а фирма про
должала гнать пластинки.
Люди любили работать с Джоном. Почему нет? Он покладист. Работоспосо
бен, хотя почти не репетирует. Никаких претензий к оркестру и группе. Если
что-то не удавалось сразу, он говорил:
--Давайте попробуем еще разок. Я думаю -- должно получиться лучше.
Когда не выходило у него:
-- Моя вина. Прошу прощения. Я постараюсь не оплошать. Дюди охотно шли
навстречу. Окружающие стали все чаше говорить о его оба янии. А Полковник
это обаяние продавать. Из чудного мальчугана делался сувенир:
косметика, майки, фотографии -- все с его улыбкой. Полковник изменил
стиль звезды, сделав его более коммерческим, -- продавалось все. И только
нельзя было звезде ни общаться с журналистами, ни выступать без ведома
Полковника. Он должен был ос таваться недосягаемым и одиноким. Кантри-звезды
ненавидели его и завидовали ему.
В одном городке, где ему как-то довелось выступать с ведущим кантристом
страны, директор шоу, вызвав Джона к себе, заявил, что кантрист требует,
чтобы его ставили закрывать шоу.
-- Мне все равно. Пусть попробует.
И тот попробовал... Бедняга был прекрасным артистом и старался вовсю,
но публике нужен был другой певец -- Джон. Наутро кантрист пришел к
директору и по просил оставить все, как было.
Поклонники торжествовали. Они хотели отметить победу. Они имели право.
Вечером они свое право осуществили. После выступления они дорвались до сцены
и пустили ботинки Джона на кожаные полоски сувениров. Он улыбался, хотя пони
мал, что происходящее смахивает на жертвоприношение.
После концерта Полковник твердо сказал:
-- Вот что, ты у меня золотой мальчик. И я не хочу потерять тебя.
Отныне твои друзья будут твоими телохранителями. Ты берешь их на зарплату.
-- Я подумаю, -- мягко сказал он.
Когда они вышли из театра, кто-то окликнул его. Дружески. Джон решил,
что парню нужен автограф, наклонился к открытому окну машины и вдруг получил
силь ный ошеломляющий удар в лицо. Машина мгновенно уехала. Из носа капала
кровь, но он бросился к своему кадиллаку в надежде поймать обидчика. За что?
Он так и не понял. Зависть была ему не ведома.
Утром Полковник молча взглянул на его разбитое лицо и протянул пачку ка
ких-то листков.
-- Что это?
-- Контракты на Рэда, Дама, Битей и Джорджа. Пока тебе хватит. Больше,
чем у Вождя. Кстати, он тоже бесится. Тиснул материальчик в газете. Как
будто не его когда-то называли разрушителем всех и всяческих устоев. Слушай,
малыш. Я надумал еще подкусить Вождя. Ты будешь сниматься в кино. Я,
собственно, уже договорил ся, -- добавил Полковник, и от удивления перед
собственной несдержанностью его рыбьи глаза съехались к переносице.
Страна Грез -- она замаячила вдали, но очень реально при способностях
Пол ковника. Кто в молодости не мечтал сняться в кино? Теперь Джон вдруг
панически испугался, но окружающие наперебой твердили: "у тебя талант", "ты
справишься". Он-то далеко не был в этом уверен. Однако Полковник пообещал,
что там будет род ная стихия -- музыка, и тем не менее не удержался,
обмолвился:
19
20 -- Фильмы с твоим участием все равно принесут нам бо-о-ольшие
деньжата. Недоуменный взгляд питомца заставил менеджера опомниться. Надо
отдать должное этому человеку: понимал -- психология мальчишки не
соответствует его ус пеху, и старался не шокировать. И это работало на
Полковника.
-- Когда собираться? --с придыханием прошептал Джон.
-- 0'кей, малыш! Неделя на сборы.
Мама помертвела от такой новости. Так далеко и так надолго ее мальчик
еще не уезжал. Она лишилась покоя и, чтобы не показывать свою печаль мужу и
сыну, за нялась обновлением гардероба Джона. Он никогда не увлекался
тряпками. И теперь, когда возможности были, по-прежнему оставался равнодушен
к вещам. Ему было все равно, в чем появляться, лишь бы складка на брюках
напоминала лезвие бритвы да воротник рубашки был туго накрахмален и хорошо
отглажен. Пока мать не могла по жаловаться, что слава испортила сына.
Прежним -- милым и простым, как в недавние бедные годы, остался ее мальчик.
Она горячо молилась, чтобы так было и дальше. Беспокоило ее только, что,
кроме работы, у сына ничего и никого нет. Вокруг столь ко хорошеньких
девушек, а Джон обращается с ними, словно со школьными при ятельницами.
Откуда было матери знать, как мучительно ее мальчик переживал отно шение
девушек к себе до прихода славы и после. Его настоящей чувственной любо вью
стала музыка. Мать видела, как бывает опустошен сын после концерта, как уста
ет от подобной самоотдачи. Несколько раз она приступала к Джону с просьбой:
"Сы нок, прошу тебя, подумай о себе. Если ты будешь так щедро раздавать
себя, то не доживешь до тридцати. Я боюсь за тебя". Он, улыбаясь, отвечал:
"Что ты, мамочка, до тридцати... Я никому не буду нужен уже лет через пять.
Вот тогда и отдохну". Но мать чувствовала, что сын не создан для отдыха.
Ночами из-под двери его комнаты подолгу виднелась полоска света и слышалась
тихая музыка. Запись своих пластинок он просил назначать на поздний вечер.
Возвращался счастливо-усталый, спал четы ре-пять часов, потом готовился к
концерту.
Мать боялась за его здоровье и боялась постоянно докучать своей опекой.
По этому сейчас перед разлукой она успокаивала себя тем, что Джон хоть
немного от дохнет от шквала воплей фэнов и от самого себя.
Все-таки в аэропорту она слегка всплакнула. Отец только крепко сжал
руку сына.
К самолету Джон шел со смятенным сердцем, понимая, что мама потеряла го
лову из-за его отъезда. Но внушить ей, что он вырос, что имеет право на
собствен ный опыт, не мог. Пусть она будет спокойна. Она заслужила.
С такими мыслями он пролетел над страной. И вот уже самолет, описав
дугу, нырнул вниз.
Он выходил последним. На огромном летном поле маршировал оркестр,
ужасно перевирая его очередной хит. Впереди шел Полковник и, обращаясь к пуб
лике, ярмарочным зазывным голосом выкрикивал:
-- Уважаемые! Сегодня вы имеете счастье приветствовать Короля всей
поп-музыки!
Так Полковник унизил Вождя, создав Короля. Премьер-министром он без раз
думий назначил себя.
Королевский эскорт шествовал поодаль. Подданные бесновались, не смея
приблизиться.
На следующий день состоялось подписание контракта. Полковник торжество
вал -- деньжата выходили приличные. Вождь смотрел из угла, окруженный своими
прилипалами. И его шипение ласкало слух Полковника больше, чем пение
питомца.
Питомец был раздавлен кинопери, закружившимися вокруг легким пестрым
хороводом. Все они были обворожительны, он по отношению к ним -- в высшей
степени предупредителен и расточителен. Пресса, без всякого на то согласия,
сделала его героем одновременно двух романов, чем рассмешила и раздосадовала
его.
20 21 Для мамы происходящее было непонятно. Они там, на Юге себе и
предста вить не могли нравы киномира. Теперь ей прибавится страхов на тему о
том, что сын попал в вертеп. И каждый вечер Джон звонил домой, чтобы шуткой
и звуком своего голоса успокоить ее. Теперь его вечера были непривычно
свободны. Общественные места были не для него. Где бы он ни появился, люди
переставали заниматься своим делом, и все глаза устремлялись на него.
Джон заскучал по сумасшедшим вечерам концертов и как-то, вместо репети
ции, сел за рояль и излил свою тоску в госпелах. Там же были и "Айрсы",
которые сразу подключились к привычному делу.
Один госпел сменялся другим, и так до ленча. Вернувшись из кафетерия,
Джон снова сел за рояль. Ребята виновато посмотрели на него, но петь не
стали. Под его упорным взглядом Гордон сознался:
-- Один фирмач сказал, что надо записывать музыку к фильму. Он
подсчитал убытки от нашего развлечения и запретил нам петь с тобой "всякую
чушь", как он вы разился.
Джон был некапризной звездой. Он не стал устраивать истерик и
скандалов. Просто вздохнул и ушел. Работать в тот день он уже не мог.
К вечеру набежали гонцы с извинениями. "Этот тип, -- говорили они про
фир мача, -- не знает, что такое душа певца. Они просят за него прощения. Но
наказание, конечно, не замедлит последовать. Мы тебе обещаем".
Пустое фамильярно-дружеское обращение. И Джон, сделав вид, что прини
мает извинения, вздохнул про себя.
Он становился родом национального достояния. На нем старались нажиться
-- фирма, Полковник, пресса, даже женщины. Они преследовали его, предлагая
себя, и некоторые пытались мстить за то, что отказывался, через ту же падкую
на сенсации прессу. Он устал от своей роли идола. И в одинокие часы отдыха
пришла четкая мысль:
"Вы -- с меня, я -- с вас. Я буду Королем, как того хочет Полковник, и
ваши деньги потекут ко мне. Вы будете говорить о моих доходах, забыв, что
это -- ваши расходы. Я дал вам музыку. Вы искали ее долларовый эквивалент.
Мое состояние бу дет им".
Мысли обо всем этом не давали Джону покоя. Он рвался домой.
Наконец, съемки были закончены. Джон решил, что приедет домой отдохнув
шим, и попросил Рэда заказать для них целиком весь вагон.
На очередной станции он накупил целый ворох газет. Пресса снова терзала
его имя. Терзала тем беспощаднее, чем меньше у нее было поводов. Скандалом
счи талась его музыка и манера исполнения. От него хотели обсосанности
леденца и ду шевной оструганности Вождя.
Отбросив газеты, Джон вошел в купе и сказал:
-- Парни, душно мне. Я, пожалуй, пойду в армию.
-- Ты?!! -- завопил Лам. -- Ты?!! Да разве ты выдержишь? Ты должен
будешь стать, как все.
-- Я и хочу этого. Как все. Я устал от себя.
-- Но ты не имеешь права. Ты давно не принадлежишь себе, -- подал голос
Билл. Огромные глаза Короля превратились в щелки, сквозь которые блестел
лед. Срывающимся голосом он прошипел:
-- Я вам не Микки-Маус, которым управляют художники. Я хочу быть собой
и буду. Вы кричите: "Король! Король!". Королем я стану, когда старики
признают ме ня. Как только я пойду в армию, именно в армию, а не в вонючую
развлекательную команду, Вождь первым запоет мне аллилуйю. Когда с эстрады
снова потекут в мирофон его слюни, все вспомнят о моей музыке. Я вернусь.
Обещаю.
21
22 -- Слушай, старый осел, -- попытался разрядить обстановку Рэд, --
ты-то зна ешь, что такое два года для музыки и для тебя. Выбрось свою затею
из головы. Мало ли что произойдет за два года. Да и Полковник тебя не
отпустит.
Джон посмотрел на Рэда тяжелым взглядом и ухмыльнулся. Рэд вздрогнул:
вы ражение брезгливого презрения никогда раньше не появлялось на этом мягком
лице.
"Что со мной? -- испуганно подумал Джон. -- Даже Рэд, верный друг и
защит ник, и тот отступился. Я перестал быть пай-мальчиком? Нет. Не то...
Мама недавно сказала: "Сынок, ты меняешься. В тебе появляется что-то от
героя твоего фильма: же стокое. Его характер ты носишь, словно костюм. И вся
твоя музыка, твои поклонни ки. Их вопли отбивают у тебя уважение к людям. Ты
появляешься, словно король, -- с телохранителями. Если тебе страшно --
брось. У тебя достаточно денег. Заведи се бе дело и женись".
-- Но, мамочка, ты вовсе не хочешь этого, -- рассмеялся он.
-- Не хочу, как любая мать, -- и незнакомым отчаянным жестом она
заломила руки, с таким родным, въевшимся в кожу запахом его любимых
сэндвичей, -- и хочу, потому что боюсь за тебя. Боюсь, что судьба накажет
тебя. Мальчик мой, ты простой южанин. А теперь о тебе говорят повсюду.
Газетная болтовня пугает меня. Но боль ше всех -- Полковник. Только теперь я
поняла -- он страшный человек. Хотя кажется, что он действительно печется о
тебе, словно о сыне. Он любит тебя как свое творе ние. Но за эту любовь он
спустит с тебя кожу.
Кстати, тебе скоро придет вызов на армейскую службу. Конечно, Полковник
сделает все возможное и невозможное, чтобы тебя не призвали. Но мой тебе
совет -- иди. Побудь вместе с другими ребятами. Сбрось груз славы. А я, если
захочешь, поеду с тобой.
-- Ма... Папа тоже так думает?
-- Нет. Он хочет для тебя славы, славы, славы. Ты -- все, что у него не
сбылось. Можешь сказать ему о нашем разговоре. Мы даже поссорились.
-- О-о! Не надо, ма! Я подумаю, обещаю.
Так вот к чему пришло. Даже мама видит в нем пренебрежение и чванство.
А он просто устал от навязанной роли Короля. Только петь. Однако большинство
смо трит на него, как на музыкальный автомат и станок для печатания денег
одновремен но. Зло порождает зло. Вот оно и родилось. Маленькое пока.
Джон все острее и чаще осознавал свое одиночество. Никто-никто не
поверит ему. Никто даже не попытается понять. Только мама. Но именно ей и
нельзя гово рить. Ей забот хватает.
Джон глянул на ребят. Все прятали глаза.
-- Дадно, парни. Все о'кей! Я получил предписание. Скоро в путь. Да и
вам надо отдохнуть от меня. Тяжеленек я стал для вас последнее время.
-- Брось! Нет! Оставь! -- загудели молодые голоса.
-- Помните Евангелие? Петух не прокричит три раза... -- Взгляд на их
лица: за минка, неловкость. Только у Лама -- печаль.
В купе повисло молчание. Ребята почувствовали -- другой Король. Ключа к
не му у них не было.
Комиссии, сборы, пресс-конференции, уговоры Полковника, отца и ребят
слились в невнятный рокот. Мама молчала. Она лишь изредка посматривала на
сына и опускала глаза.
Временами мама выглядела совсем больной. Джон хотел отправить ее с
отцом на какой-нибудь шикарный курорт, она категорически отказалась. Она
перестала ез дить к друзьям и все больше сидела одна. Как-то к ним заглянул
Джордж. В гостиной была мама. Спускаясь вниз, Джон замер на лестнице.
22
23 -- Вы кто, юноша? Что-то я вас раньше не видела, -- она кокетливо
погрозила пальцем и прибавила слегка заплетающимся языком, -- может, вы
хотите украсть фо то моего сына? Или его гитару?
-- Ма-ма!!! -- только и сумел выдавить Джон. Друг же стоял, словно
громом по раженный.
Джон подбежал к матери, обнял ее и почувствовал запах спиртного.
Ужасно! Его мама никогда не пила ничего, кроме пары рюмок вишневой наливки
по праздни кам. Значит, и она одинока. Значит, ее уже так подточило, что она
идет, шатаясь, че рез комнату.
Ночь Джон провел без сна. Утром он пришел к маме поговорить, но она, по
просив прошения и поцеловав его, говорить отказалась.
Мама! Она всегда была больше, чем матерью, -- другом. Он мог в любое
вре мя дня и ночи прийти к ней со своими проблемами. Мама старалась
объяснить сыну все. Теперь она мягко, но категорически отказалась
объясниться. У веселой пухлой его мамы появилась тайна. Тайна от сына.
Отец, как выяснилось, был в курсе:
-- Да, она изредка прикладывается к бутылочке. Но чтобы уж
кача-а-аться... Не волнуйся, сынок. Просто ей стало скучно. Друзья
обращаются с ней, как с важ ной дамой. Это пройдет. Вот если ты не
передумаешь,-- настороженный и быстрый взгляд на лицо сына, -- мы поедем с
тобой. Она сменит обстановку. Отдохнет от охов и ахов родных и знакомых. ь
Джону внезапно вспомнилось, как лет десять назад отец сильно повредил
се бе спину. Надежды на выздоровление не было. Денег на лечение тоже. Отец
впал в панику. Мама была с ним бесконечно добра.
Однажды ночью Джон проснулся от странного звука. Отец сидел на кровати
и... плакал. Мама работала в ночную смену.
-- Папа! Папочка, что с тобой? -- прерывающимся от ужаса голосом прошеп
тал мальчик.
-- Ох, сынок, наверное я никогда не поправлюсь. Такая боль... Бедные вы
с мамой.
-- Нет! Нет!!! Ты, конечно, поправишься. Я пойду работать. Заработаю
много денег. Ты будешь лечиться. И вылечишься.
Отец выздоровел. Теперь что-то случилось с мамой. Болезнь души? Кто
вино ват? Тяжелый труд? Нет. Здесь совсем другое. Дело в Джоне. Мама
постоянно обес покоена его делами. Она устала от выпадов печати, устала
отвечать на одни и те же вопросы фэнов, день-деньской висящих на воротах их
нового дома, недавно куплен ного для нее сыном. Он видел, что мама почти с
нетерпением ждала его призыва в армию, надеясь, что через два года он начнет
новую жизнь.
Повестка пришла в январе. Однако студия добилась отсрочки -- надо было
за кончить фильм.
Джон работал с остервенением -- занавес над карьерой Короля должен быть
пурпурным. Беспокоили и мысли о будущем. Но ведь голос при нем. Он найдет се
бя и без Полковника.
Тот мыслил иначе. Из Короля нужно было сделать Героя. И, распустив
павли ний хвост своих пробивных талантов, Полковник пошел в наступление.
Гонимый взрослыми, Король теперь стал примером для их чад.
Джон уходил в марте. В тот день тоже стеной шел дождь. Его провожали
толь ко родители. С друзьями он простился накануне. Рэд тоже уходил в армию
через не делю. Оставшихся Джон не обнадеживал, ничего не обещал и больше не
уверял их и себя, что армия для него -- заманчивая передышка. Мама тоже не
цеплялась за эту спасительную ложь. Армия не могла стать отдушиной для ее
мальчика, душевно хруп кого из-за ее опеки.
23
24
На сборно-призывном пункте мама с дрожащими губами и полными слез гла
зами тихо стояла в сторонке, дожидаясь, когда сын сможет подойти к ней. Руки
ее судорожно сжимали сумку. И все-таки она даже не подалась ему навстречу.
По-щенячьи ткнувшись носом ей в шею, Джон прошептал:
-- Мамочка, родная! Я так тебя люблю. Прости меня. Я действительно
должен пожить без опеки. Среди ребят. Может быть, ты тоже будешь гордиться
мной? И мы с тобой не будем так одиноки.
Она смигнула слезы:
-- Если бы это было возможно, мой мальчик... Но -- нет. Поздно. Для
меня, и добавила с материнской проницательностью, -- для тебя тоже.
Поцеловала его и провожала глазами долго-долго.
-- Но я еще...
-- Ну и осел, -- перебил Карл. -- "Дайт" уже не тянет на тебя. Нельзя
же всю жизнь гонять по городам в поисках ангажемента. Думать думай, но не
вздумай отка заться. Давай-ка, спой что-нибудь из госпелов.
Джон сел за рояль. И этому он выучился сам. По слуху. Он знал, что
госпелы и спиричуэлс лучше петь под рояль.
Через час Сэм вместе с Марион зашли в студию. Четверка пела. Вошедшие
уселись на краешках стульев. То была грустная минута -- предстояла потеря.
Навер ное, так ребята поют последний раз.
Джон вел тему, остальные пели гармонию. И простой текст гимна уплывал
по адресу -- к Богу.
Дица у четверки были отрешенными. У Джона глаза закрыты, брови образу
ют прекрасную скорбную линию. У Мэка взгляд словно проходит сквозь стены. Ли
цо Карла искажено гримасой боли, от которой кожа туго натянулась. Лицо
Джерри в крупных, почти обронзовевших складках.
Разные они, но, когда изредка поют вот так, сердце Сэма заходится от
счас тья: вот он, вот классический пример "южного звука": смеси гнусавости
кантри и про тяжной дынной мягкости госпелов.
16 17 Последняя нота взлетела вверх, закрутившись каким-то немыслимым
пируэ том. Тронув клавиши легким прощальным прикосновением, Джон поднялся,
обвел всех взглядом, бросил короткое "до завтра" и вышел.
Утром он сказал Сэму:
-- Ну что ж, заключайте контракт.
-- Они предлагают следующие условия...
-- Прошу прощения, босс, я не буду вникать в это. Я верю вам во всем.
Это хорошо?
-- Малыш, ты осел. Я просто обязан тебе сказать. Моя студия получает
трид цать пять тысяч, ты -- пять тысяч в качестве аванса. Но дело не во мне
и даже не в студии. Для тебя хорошо, что ты получишь возможность петь все и
как ты захочешь. Ну, слава там. Деньги. Но будет и другое: назойливая
реклама, постоянное вмеша тельство в твою жизнь.
Контракт был подписан на три года. С этой минуты Джон получал личного
ме неджера, массу студий для записи, возможность выступлений на телевидении
и в главных концертных залах страны, а купившая его фирма -- право на
переиздание всех пластинок, вышедших на "Дайте".
К концу первого года работы на новой фирме Джон записал диск, который
сразу же возглавил национальный хит-парад. В записи участвовал знаменитый
квар тет -- "Айрсы", но аккомпаниаторы были прежние: Скотти, Билл, Джой.
Вещь полу чилась необычной. Звук, слегка запинающийся и икающий, будто шел
со дна гигант ского колодца, причудливо размываясь.
Он был доволен и решил как-то отблагодарить ребят из квартета:
-- Я хотел бы, если не возражаете, записать с вами еще несколько
пластинок, конечно -- если вас устраивает работать со мной.
Лишь спустя несколько лет Гордон, глава квартета, признался:
-- Знаешь, мы тогда не обратили никакого внимания на твои слова. Даже
не запомнили твое имя. Для нас это была Работа. И только.
Джон снова, теперь уже в качестве собственности другой фирмы, со своими
старыми друзьями, среди которых был теперь и Рэд, выступал в разных городах
Юга. И откуда ему было знать, что скоро предстоит покорять Север.
Единственное, что они тогда знали, была езда, езда, езда.
Но Полковник не зря сидел в своем офисе. Он добился для питомца возмож
ности выступления на телевидении. Когда все организационные вопросы были ула
жены, Полковник послал телеграмму с приказом прибыть как можно быстрее. И
Рэд, исполнявший обязанности драйвера, погнал машину на Север.
Дождливым и холодным был день его первого выступления на телевидении.
Они приехали задолго до начала. Никогда еще Джон так не боялся провала
и поминутно заглядывал в зал. А зал был почти пуст. Хотя его имя было
афиширова но, оно привлекло мало внимания. Город Городов не знал его. Эту
северную грома ду предстояло завоевывать.
Джон потерял контроль над собой. Снова ногти были обгрызены под корень,
на глаза то и дело навертывались слезы. Друзья не могли к нему подступиться.
Ждать было нечего. Забившись в угол, он причитал:
-- Все, все, все... Провал. Ухожу водить грузовик. Внезапно перед ним
возникло буратинье лицо Скотти, искаженное какой-то идиотски-счастливой
гримасой:
--Смотри!!!
Одним скачком Джон очутился у двери и заглянул в щелку. В зал валили ти
нэйджеры.
Пройдоха-чудотворец Полковник, поняв, что питомец действительно находит
ся на грани провала, решил раздавать билеты прямо на улицах. Недаром в
далеком
17 18 своем детстве Полковник был ярмарочным зазывалой. Билеты попали
по назначению -- к молодежи. Конферансье представил Джона с таким же
профессиональным энту зиазмом, с каким представлял бы гостей-звезд. В
гостиных по всей стране маленькие экраны на секунду померкли, а когда
изображение вернулось, Джон стоял посреди сцены, пристально глядя в камеру
прищуренными глазами. Движением плеч он сбросил спортивный пиджак, расслабил
широко расставленные ноги, сделав упор на правую.
"Как только Скотти взял первый аккорд, он начал в такт подрагивать
ногами:
Ита-а-а-а-к, с тех пор, как любимая покинула меня,
Я нашел единственное место, где можно жить:
Это внизу, в конце Лонели-стрит,
Это пристанище разбитых сердец".
Джон использовал свою гитару в качестве ударного, он двигал бедрами, а
но гами выделывал нечто среднее между шарканьем и па чарльстона. Он
усмехался, приспустив веки.
Телезрители не видели такого никогда. В этот день энергия нового
поколения прорвалась на телеэкраны.
Но, Боже, что последовало за этим выступлением! На Джона ополчилась
пресса. Его называли потенциальным преступником. Наркоманом. Его требовали
за претить. Его музыку -- тоже. Вмешалось духовенство. Естественно, и
родители подро сточков, которые уже успели забыть, что точно так же их
родители были против тан го, чарльстона и тустепа.
Тем не менее почта в адрес программы была доселе невиданной.
Подросточки старались.
Весь этот вой не трогал Джона. Он твердо знал; что не делает ничего
предо судительного, просто сопереживает музыке, что протестующие тоже были
молодыми и их родители были против Вождя, которого теперь ставят ему в
пример.
Но фирма, стоявшая за его спиной, сумела повернуть общественное мнение
на благо себе и своему питомцу. Он был им слишком нужен, потому что был
нужен миллионам тинэйджеров -- главным покупателям пластинок. Джон не знал,
какие прибыли получает фирма, а поскольку фирмачи ретиво старались,
догадывался -- ог ромные.
Полковник тоже был готов в любой момент прийти на помощь. Сообразитель
ный он, этот Полковник. Какой, к дьяволу, Полковник!.. Самозванец,
получивший лицензию на это звание явно незаконно. Но даже на фирме его не
звали по имени. Только -- Полковник.
Когда тот впервые пришел к ним в дом, то сразу смекнул -- честная белая
бед нота. Обожаемый сын. Опыта в делах никакого. Уж как Полковник обхаживал
отца, а, главное, маму.
-- Ах, у вашего мальчика такой талант. Ах, перед ним такое будущее! Ох,
он так любит вас и так много работает для вашего благополучия. Боже, ведь
так можно сорвать голос. Подпишите, будьте так любезны, вот здесь и здесь, и
ваш малыш будет скоро самым-самым. Один момент. Не сочтите за наглость.
Здесь двести долларов. Так, пустяк. Знак благодарности. Я бы не посмел, да
не знаю, что подарить вам, ма дам, и вам, сэр. Не имею пока счастья знать
ваши вкусы. Мои наилучшие пожелания. Всех благ. Ваш всей душой. А теперь
позвольте откланяться. Можно, я уведу на не сколько минут вашего чудного
мальчугана? Благодарю, благодарю, благодарю.
"Чудный мальчуган" стоял тут же и напрягал все мышцы лица, чтобы рот не
от крылся. У них на Юге редко кто тарахтел так бойко и развязно. И когда
Полковник пухлыми, но железными пальцами взял Джона за локоть, оставалось
только повино ваться. Они вышли.
-- Вот что, милок. У тебя голос и мордашка. Настоящий талант у меня. Но
я буду с тобой работать... из сорока процентов от всех доходов, и мы будем
богаты, как раджи. Идет?
18
19 Ошарашенный таким поворотом, Джон молча кивнул.
-- Молодец! Подписывай пока только здесь, ты ведь еще
несовершеннолетний. Всего!
Полковник похлопал его по руке и, словно мяч, запрыгал к своей машине.
Вот потому-то менеджер не мог теперь не драться за питомца, а фирма про
должала гнать пластинки.
Люди любили работать с Джоном. Почему нет? Он покладист. Работоспосо
бен, хотя почти не репетирует. Никаких претензий к оркестру и группе. Если
что-то не удавалось сразу, он говорил:
--Давайте попробуем еще разок. Я думаю -- должно получиться лучше.
Когда не выходило у него:
-- Моя вина. Прошу прощения. Я постараюсь не оплошать. Дюди охотно шли
навстречу. Окружающие стали все чаше говорить о его оба янии. А Полковник
это обаяние продавать. Из чудного мальчугана делался сувенир:
косметика, майки, фотографии -- все с его улыбкой. Полковник изменил
стиль звезды, сделав его более коммерческим, -- продавалось все. И только
нельзя было звезде ни общаться с журналистами, ни выступать без ведома
Полковника. Он должен был ос таваться недосягаемым и одиноким. Кантри-звезды
ненавидели его и завидовали ему.
В одном городке, где ему как-то довелось выступать с ведущим кантристом
страны, директор шоу, вызвав Джона к себе, заявил, что кантрист требует,
чтобы его ставили закрывать шоу.
-- Мне все равно. Пусть попробует.
И тот попробовал... Бедняга был прекрасным артистом и старался вовсю,
но публике нужен был другой певец -- Джон. Наутро кантрист пришел к
директору и по просил оставить все, как было.
Поклонники торжествовали. Они хотели отметить победу. Они имели право.
Вечером они свое право осуществили. После выступления они дорвались до сцены
и пустили ботинки Джона на кожаные полоски сувениров. Он улыбался, хотя пони
мал, что происходящее смахивает на жертвоприношение.
После концерта Полковник твердо сказал:
-- Вот что, ты у меня золотой мальчик. И я не хочу потерять тебя.
Отныне твои друзья будут твоими телохранителями. Ты берешь их на зарплату.
-- Я подумаю, -- мягко сказал он.
Когда они вышли из театра, кто-то окликнул его. Дружески. Джон решил,
что парню нужен автограф, наклонился к открытому окну машины и вдруг получил
силь ный ошеломляющий удар в лицо. Машина мгновенно уехала. Из носа капала
кровь, но он бросился к своему кадиллаку в надежде поймать обидчика. За что?
Он так и не понял. Зависть была ему не ведома.
Утром Полковник молча взглянул на его разбитое лицо и протянул пачку ка
ких-то листков.
-- Что это?
-- Контракты на Рэда, Дама, Битей и Джорджа. Пока тебе хватит. Больше,
чем у Вождя. Кстати, он тоже бесится. Тиснул материальчик в газете. Как
будто не его когда-то называли разрушителем всех и всяческих устоев. Слушай,
малыш. Я надумал еще подкусить Вождя. Ты будешь сниматься в кино. Я,
собственно, уже договорил ся, -- добавил Полковник, и от удивления перед
собственной несдержанностью его рыбьи глаза съехались к переносице.
Страна Грез -- она замаячила вдали, но очень реально при способностях
Пол ковника. Кто в молодости не мечтал сняться в кино? Теперь Джон вдруг
панически испугался, но окружающие наперебой твердили: "у тебя талант", "ты
справишься". Он-то далеко не был в этом уверен. Однако Полковник пообещал,
что там будет род ная стихия -- музыка, и тем не менее не удержался,
обмолвился:
19
20 -- Фильмы с твоим участием все равно принесут нам бо-о-ольшие
деньжата. Недоуменный взгляд питомца заставил менеджера опомниться. Надо
отдать должное этому человеку: понимал -- психология мальчишки не
соответствует его ус пеху, и старался не шокировать. И это работало на
Полковника.
-- Когда собираться? --с придыханием прошептал Джон.
-- 0'кей, малыш! Неделя на сборы.
Мама помертвела от такой новости. Так далеко и так надолго ее мальчик
еще не уезжал. Она лишилась покоя и, чтобы не показывать свою печаль мужу и
сыну, за нялась обновлением гардероба Джона. Он никогда не увлекался
тряпками. И теперь, когда возможности были, по-прежнему оставался равнодушен
к вещам. Ему было все равно, в чем появляться, лишь бы складка на брюках
напоминала лезвие бритвы да воротник рубашки был туго накрахмален и хорошо
отглажен. Пока мать не могла по жаловаться, что слава испортила сына.
Прежним -- милым и простым, как в недавние бедные годы, остался ее мальчик.
Она горячо молилась, чтобы так было и дальше. Беспокоило ее только, что,
кроме работы, у сына ничего и никого нет. Вокруг столь ко хорошеньких
девушек, а Джон обращается с ними, словно со школьными при ятельницами.
Откуда было матери знать, как мучительно ее мальчик переживал отно шение
девушек к себе до прихода славы и после. Его настоящей чувственной любо вью
стала музыка. Мать видела, как бывает опустошен сын после концерта, как уста
ет от подобной самоотдачи. Несколько раз она приступала к Джону с просьбой:
"Сы нок, прошу тебя, подумай о себе. Если ты будешь так щедро раздавать
себя, то не доживешь до тридцати. Я боюсь за тебя". Он, улыбаясь, отвечал:
"Что ты, мамочка, до тридцати... Я никому не буду нужен уже лет через пять.
Вот тогда и отдохну". Но мать чувствовала, что сын не создан для отдыха.
Ночами из-под двери его комнаты подолгу виднелась полоска света и слышалась
тихая музыка. Запись своих пластинок он просил назначать на поздний вечер.
Возвращался счастливо-усталый, спал четы ре-пять часов, потом готовился к
концерту.
Мать боялась за его здоровье и боялась постоянно докучать своей опекой.
По этому сейчас перед разлукой она успокаивала себя тем, что Джон хоть
немного от дохнет от шквала воплей фэнов и от самого себя.
Все-таки в аэропорту она слегка всплакнула. Отец только крепко сжал
руку сына.
К самолету Джон шел со смятенным сердцем, понимая, что мама потеряла го
лову из-за его отъезда. Но внушить ей, что он вырос, что имеет право на
собствен ный опыт, не мог. Пусть она будет спокойна. Она заслужила.
С такими мыслями он пролетел над страной. И вот уже самолет, описав
дугу, нырнул вниз.
Он выходил последним. На огромном летном поле маршировал оркестр,
ужасно перевирая его очередной хит. Впереди шел Полковник и, обращаясь к пуб
лике, ярмарочным зазывным голосом выкрикивал:
-- Уважаемые! Сегодня вы имеете счастье приветствовать Короля всей
поп-музыки!
Так Полковник унизил Вождя, создав Короля. Премьер-министром он без раз
думий назначил себя.
Королевский эскорт шествовал поодаль. Подданные бесновались, не смея
приблизиться.
На следующий день состоялось подписание контракта. Полковник торжество
вал -- деньжата выходили приличные. Вождь смотрел из угла, окруженный своими
прилипалами. И его шипение ласкало слух Полковника больше, чем пение
питомца.
Питомец был раздавлен кинопери, закружившимися вокруг легким пестрым
хороводом. Все они были обворожительны, он по отношению к ним -- в высшей
степени предупредителен и расточителен. Пресса, без всякого на то согласия,
сделала его героем одновременно двух романов, чем рассмешила и раздосадовала
его.
20 21 Для мамы происходящее было непонятно. Они там, на Юге себе и
предста вить не могли нравы киномира. Теперь ей прибавится страхов на тему о
том, что сын попал в вертеп. И каждый вечер Джон звонил домой, чтобы шуткой
и звуком своего голоса успокоить ее. Теперь его вечера были непривычно
свободны. Общественные места были не для него. Где бы он ни появился, люди
переставали заниматься своим делом, и все глаза устремлялись на него.
Джон заскучал по сумасшедшим вечерам концертов и как-то, вместо репети
ции, сел за рояль и излил свою тоску в госпелах. Там же были и "Айрсы",
которые сразу подключились к привычному делу.
Один госпел сменялся другим, и так до ленча. Вернувшись из кафетерия,
Джон снова сел за рояль. Ребята виновато посмотрели на него, но петь не
стали. Под его упорным взглядом Гордон сознался:
-- Один фирмач сказал, что надо записывать музыку к фильму. Он
подсчитал убытки от нашего развлечения и запретил нам петь с тобой "всякую
чушь", как он вы разился.
Джон был некапризной звездой. Он не стал устраивать истерик и
скандалов. Просто вздохнул и ушел. Работать в тот день он уже не мог.
К вечеру набежали гонцы с извинениями. "Этот тип, -- говорили они про
фир мача, -- не знает, что такое душа певца. Они просят за него прощения. Но
наказание, конечно, не замедлит последовать. Мы тебе обещаем".
Пустое фамильярно-дружеское обращение. И Джон, сделав вид, что прини
мает извинения, вздохнул про себя.
Он становился родом национального достояния. На нем старались нажиться
-- фирма, Полковник, пресса, даже женщины. Они преследовали его, предлагая
себя, и некоторые пытались мстить за то, что отказывался, через ту же падкую
на сенсации прессу. Он устал от своей роли идола. И в одинокие часы отдыха
пришла четкая мысль:
"Вы -- с меня, я -- с вас. Я буду Королем, как того хочет Полковник, и
ваши деньги потекут ко мне. Вы будете говорить о моих доходах, забыв, что
это -- ваши расходы. Я дал вам музыку. Вы искали ее долларовый эквивалент.
Мое состояние бу дет им".
Мысли обо всем этом не давали Джону покоя. Он рвался домой.
Наконец, съемки были закончены. Джон решил, что приедет домой отдохнув
шим, и попросил Рэда заказать для них целиком весь вагон.
На очередной станции он накупил целый ворох газет. Пресса снова терзала
его имя. Терзала тем беспощаднее, чем меньше у нее было поводов. Скандалом
счи талась его музыка и манера исполнения. От него хотели обсосанности
леденца и ду шевной оструганности Вождя.
Отбросив газеты, Джон вошел в купе и сказал:
-- Парни, душно мне. Я, пожалуй, пойду в армию.
-- Ты?!! -- завопил Лам. -- Ты?!! Да разве ты выдержишь? Ты должен
будешь стать, как все.
-- Я и хочу этого. Как все. Я устал от себя.
-- Но ты не имеешь права. Ты давно не принадлежишь себе, -- подал голос
Билл. Огромные глаза Короля превратились в щелки, сквозь которые блестел
лед. Срывающимся голосом он прошипел:
-- Я вам не Микки-Маус, которым управляют художники. Я хочу быть собой
и буду. Вы кричите: "Король! Король!". Королем я стану, когда старики
признают ме ня. Как только я пойду в армию, именно в армию, а не в вонючую
развлекательную команду, Вождь первым запоет мне аллилуйю. Когда с эстрады
снова потекут в мирофон его слюни, все вспомнят о моей музыке. Я вернусь.
Обещаю.
21
22 -- Слушай, старый осел, -- попытался разрядить обстановку Рэд, --
ты-то зна ешь, что такое два года для музыки и для тебя. Выбрось свою затею
из головы. Мало ли что произойдет за два года. Да и Полковник тебя не
отпустит.
Джон посмотрел на Рэда тяжелым взглядом и ухмыльнулся. Рэд вздрогнул:
вы ражение брезгливого презрения никогда раньше не появлялось на этом мягком
лице.
"Что со мной? -- испуганно подумал Джон. -- Даже Рэд, верный друг и
защит ник, и тот отступился. Я перестал быть пай-мальчиком? Нет. Не то...
Мама недавно сказала: "Сынок, ты меняешься. В тебе появляется что-то от
героя твоего фильма: же стокое. Его характер ты носишь, словно костюм. И вся
твоя музыка, твои поклонни ки. Их вопли отбивают у тебя уважение к людям. Ты
появляешься, словно король, -- с телохранителями. Если тебе страшно --
брось. У тебя достаточно денег. Заведи се бе дело и женись".
-- Но, мамочка, ты вовсе не хочешь этого, -- рассмеялся он.
-- Не хочу, как любая мать, -- и незнакомым отчаянным жестом она
заломила руки, с таким родным, въевшимся в кожу запахом его любимых
сэндвичей, -- и хочу, потому что боюсь за тебя. Боюсь, что судьба накажет
тебя. Мальчик мой, ты простой южанин. А теперь о тебе говорят повсюду.
Газетная болтовня пугает меня. Но боль ше всех -- Полковник. Только теперь я
поняла -- он страшный человек. Хотя кажется, что он действительно печется о
тебе, словно о сыне. Он любит тебя как свое творе ние. Но за эту любовь он
спустит с тебя кожу.
Кстати, тебе скоро придет вызов на армейскую службу. Конечно, Полковник
сделает все возможное и невозможное, чтобы тебя не призвали. Но мой тебе
совет -- иди. Побудь вместе с другими ребятами. Сбрось груз славы. А я, если
захочешь, поеду с тобой.
-- Ма... Папа тоже так думает?
-- Нет. Он хочет для тебя славы, славы, славы. Ты -- все, что у него не
сбылось. Можешь сказать ему о нашем разговоре. Мы даже поссорились.
-- О-о! Не надо, ма! Я подумаю, обещаю.
Так вот к чему пришло. Даже мама видит в нем пренебрежение и чванство.
А он просто устал от навязанной роли Короля. Только петь. Однако большинство
смо трит на него, как на музыкальный автомат и станок для печатания денег
одновремен но. Зло порождает зло. Вот оно и родилось. Маленькое пока.
Джон все острее и чаще осознавал свое одиночество. Никто-никто не
поверит ему. Никто даже не попытается понять. Только мама. Но именно ей и
нельзя гово рить. Ей забот хватает.
Джон глянул на ребят. Все прятали глаза.
-- Дадно, парни. Все о'кей! Я получил предписание. Скоро в путь. Да и
вам надо отдохнуть от меня. Тяжеленек я стал для вас последнее время.
-- Брось! Нет! Оставь! -- загудели молодые голоса.
-- Помните Евангелие? Петух не прокричит три раза... -- Взгляд на их
лица: за минка, неловкость. Только у Лама -- печаль.
В купе повисло молчание. Ребята почувствовали -- другой Король. Ключа к
не му у них не было.
Комиссии, сборы, пресс-конференции, уговоры Полковника, отца и ребят
слились в невнятный рокот. Мама молчала. Она лишь изредка посматривала на
сына и опускала глаза.
Временами мама выглядела совсем больной. Джон хотел отправить ее с
отцом на какой-нибудь шикарный курорт, она категорически отказалась. Она
перестала ез дить к друзьям и все больше сидела одна. Как-то к ним заглянул
Джордж. В гостиной была мама. Спускаясь вниз, Джон замер на лестнице.
22
23 -- Вы кто, юноша? Что-то я вас раньше не видела, -- она кокетливо
погрозила пальцем и прибавила слегка заплетающимся языком, -- может, вы
хотите украсть фо то моего сына? Или его гитару?
-- Ма-ма!!! -- только и сумел выдавить Джон. Друг же стоял, словно
громом по раженный.
Джон подбежал к матери, обнял ее и почувствовал запах спиртного.
Ужасно! Его мама никогда не пила ничего, кроме пары рюмок вишневой наливки
по праздни кам. Значит, и она одинока. Значит, ее уже так подточило, что она
идет, шатаясь, че рез комнату.
Ночь Джон провел без сна. Утром он пришел к маме поговорить, но она, по
просив прошения и поцеловав его, говорить отказалась.
Мама! Она всегда была больше, чем матерью, -- другом. Он мог в любое
вре мя дня и ночи прийти к ней со своими проблемами. Мама старалась
объяснить сыну все. Теперь она мягко, но категорически отказалась
объясниться. У веселой пухлой его мамы появилась тайна. Тайна от сына.
Отец, как выяснилось, был в курсе:
-- Да, она изредка прикладывается к бутылочке. Но чтобы уж
кача-а-аться... Не волнуйся, сынок. Просто ей стало скучно. Друзья
обращаются с ней, как с важ ной дамой. Это пройдет. Вот если ты не
передумаешь,-- настороженный и быстрый взгляд на лицо сына, -- мы поедем с
тобой. Она сменит обстановку. Отдохнет от охов и ахов родных и знакомых. ь
Джону внезапно вспомнилось, как лет десять назад отец сильно повредил
се бе спину. Надежды на выздоровление не было. Денег на лечение тоже. Отец
впал в панику. Мама была с ним бесконечно добра.
Однажды ночью Джон проснулся от странного звука. Отец сидел на кровати
и... плакал. Мама работала в ночную смену.
-- Папа! Папочка, что с тобой? -- прерывающимся от ужаса голосом прошеп
тал мальчик.
-- Ох, сынок, наверное я никогда не поправлюсь. Такая боль... Бедные вы
с мамой.
-- Нет! Нет!!! Ты, конечно, поправишься. Я пойду работать. Заработаю
много денег. Ты будешь лечиться. И вылечишься.
Отец выздоровел. Теперь что-то случилось с мамой. Болезнь души? Кто
вино ват? Тяжелый труд? Нет. Здесь совсем другое. Дело в Джоне. Мама
постоянно обес покоена его делами. Она устала от выпадов печати, устала
отвечать на одни и те же вопросы фэнов, день-деньской висящих на воротах их
нового дома, недавно куплен ного для нее сыном. Он видел, что мама почти с
нетерпением ждала его призыва в армию, надеясь, что через два года он начнет
новую жизнь.
Повестка пришла в январе. Однако студия добилась отсрочки -- надо было
за кончить фильм.
Джон работал с остервенением -- занавес над карьерой Короля должен быть
пурпурным. Беспокоили и мысли о будущем. Но ведь голос при нем. Он найдет се
бя и без Полковника.
Тот мыслил иначе. Из Короля нужно было сделать Героя. И, распустив
павли ний хвост своих пробивных талантов, Полковник пошел в наступление.
Гонимый взрослыми, Король теперь стал примером для их чад.
Джон уходил в марте. В тот день тоже стеной шел дождь. Его провожали
толь ко родители. С друзьями он простился накануне. Рэд тоже уходил в армию
через не делю. Оставшихся Джон не обнадеживал, ничего не обещал и больше не
уверял их и себя, что армия для него -- заманчивая передышка. Мама тоже не
цеплялась за эту спасительную ложь. Армия не могла стать отдушиной для ее
мальчика, душевно хруп кого из-за ее опеки.
23
24
На сборно-призывном пункте мама с дрожащими губами и полными слез гла
зами тихо стояла в сторонке, дожидаясь, когда сын сможет подойти к ней. Руки
ее судорожно сжимали сумку. И все-таки она даже не подалась ему навстречу.
По-щенячьи ткнувшись носом ей в шею, Джон прошептал:
-- Мамочка, родная! Я так тебя люблю. Прости меня. Я действительно
должен пожить без опеки. Среди ребят. Может быть, ты тоже будешь гордиться
мной? И мы с тобой не будем так одиноки.
Она смигнула слезы:
-- Если бы это было возможно, мой мальчик... Но -- нет. Поздно. Для
меня, и добавила с материнской проницательностью, -- для тебя тоже.
Поцеловала его и провожала глазами долго-долго.