Страница:
Потому-то и концерт стал праздником.
Он разговаривал с публикой. Шутил с оркестрантами. И даже сумел
выманить на сцену Полковника, который заодно сорвал долю аплодисментов.
Двухчасовой фейерверк, а не концерт.
Вождь со своими присными сидел неподалеку от сцены. Король знал об этом
и во время отдыха, отпивая мелкими глотками воду, поданную верным Чарли,
сумел отыскать Вождя. Быстро вернул стакан и снова пошел к стойке микрофона.
Сделал предостерегающий жест в сторону оркестра -- подождите, будет другое!
И запел ту свою песню, которую десять лет назад исполнил в их совместном шоу
Вождь. Фэны решили, что это только для них. Но Вождь все понял и
поприветствовал Короля взмахом руки. Король давал понять, что тогдашнее
унижение не прощено и не забы то. Сейчас вся публика, включая Вождя,
принадлежала ему. Каждый сидящий в зале чувствовал обаяние и силу Короля. Да
и сам он чувствовал себя на вершине. Легкие пируэты сопровождали лирические
песни, а когда звучали госпелы, каждое движе ние становилось почти
ритуальным.
Джон помнил, в каком был упоении от общения с залом. Пожалуй, такого ве
чера не было в его жизни. Он длил и длил удовольствие для себя, а получалось
-- и для них...
Усталости не было, но голос стал садиться. Действовали напряжение и
сухой воздух пустыни, посреди которой стоял Город Развлечений. Чарли снова
подал стакан с водой. Маленький, вполне естественный перерыв. Держа в одной
руке стакан, а в дру гой -- микрофон, Король пошел вдоль сцены, близоруко
вглядываясь в первые ряды.
Вся эта солидная публика выглядела странно и жалко. Мужчины сидели рас
христанные, с ослабленными узлами галстуков, привалясь к спинкам стульев.
Глаза женщин до краев были полны безумием. Косметика оплыла, словно свечной
нагар.
"Неужели это моя музыка превратила их в этаких пугал? -- ужаснулся
Джон. -- Неужели? И за этим я рвался на сцену? Я -- зло, как писали
когда-то? Да и слышат ли они мое пение или это только ностальгия?".
Растерянные мысли теснились в голове. Но не успел остановиться ни на од
ной, потому что внезапно женщины в едином порыве сорвались с мест и ринулись
к сцене. Он едва успел отскочить. А из-за кулис уже появились его ребята,
готовые прикрыть уход Короля.
Он заканчивал переодеваться, когда услышал в холле голос Полковника:
"Где он?" и ответ Рэда: "Сейчас выйдет".
Впервые за весь нынешний сказочно-неправдоподобный вечер Джон вздрог
нул от стыда. Кому, как не менеджеру, обязан он своим возрождением и самым
зна менитым залом, и контрактом? Полковник давно мог бросить питомца, не
тащить на верх. Но ведь не бросил. Может, и впрямь любил?
И в таком размягченном состоянии Джон второпях вышагнул навстречу Пол
ковнику.
Менеджер был не похож на себя. Никакой победительности. Просто старый
потрясенный человек.
55 56 Молча наставник и питомец шагнули друг к другу и обнялись. Рыхлое
тело Полковника затряслось от рыданий, и он только повторял: "О, мой
мальчик! Мой до рогой мальчик!".
Джон пытался успокоить старика, но сам чувствовал жжение в глазах, и
слова не шли. Наконец, слезы прорвались и у него и закапали на пиджак
Полковника. Тот поднял на питомца изумленный взгляд, перестал причитать и
начал искать платок.
Рэд отошел в угол во время этой сцены и стоял к ним спиной, делая вид,
что ничего не слышит.
Наконец, совсем оправившись от волнения, Полковник отступил назад и па
тетически воскликнул:
-- Да здравствует Король! Ты действительно Король! Как ты с ними...
Э-эх... И чары исчезли. Вспомнилась реакция зала.
-- Да ведь так было всегда. Мама предупреждала меня, -- вспомнил Джон.
Мой имидж. Отсюда -- Король. Полковник-то имел в виду отнюдь не Короля
музыки. Глав ное для него -- Король имиджа. Эх, осел! Начать бы сначала!
Но что, собственно, изменилось бы? Ведь ясно же: не будь таланта, не
было бы ни Полковника, ни дисков, ни кино, ни Короля. Только честная
бедность. Сколь ко же пакости всегда возле людей одаренных. Но его случай
особый -- он этой пако сти не сопротивлялся. Почти... Всегда был послушным.
Всегда боялся кого-нибудь обидеть. Такой вот, безвольный, он стал сказочной
находкой для Полковника. И тот без труда добивался от подопечного желаемого.
Использовал любые ходы. Испод воль поощрял дурные привычки. И постоянный
рефрен -- "тебе все можно, ты Ко роль, ты вне подозрений".
Джон присел на диванчик около огромной проигрывающей установки. Заты
лок давило. В глазах пестрели какие-то кровавые полосы, и правый кололо. Но
мыс ли были вполне ясными. Хорошо бы они были ясными хотя бы последние
десять лет. Дурак! Осел! Почему это сегодня так хочется ясности? Плохое
самочувствие? Страх?
Так что же -- сначала? Начало-то он помнит. Все помнит, что хотел бы.
Вот ки ношный период, например, там и вспоминать нечего. Только ощущение
чего-то томи тельно-тягучего. И друзей никого не приобрел. Собственно, и
задумываться было не досуг. В самом начале жизнь сложилась так, что надо
было работать, а не думать. По том -- только петь, а не думать. Армия и
смерть мамы впервые всерьез поставили пе ред ним вопросы: что произошло и
что будет дальше? Однако ответ, по крайней ме ре на последний вопрос дал
Полковник -- кино.
В музыке вел он. В жизни вели его. Кто только не... Все. Джон никогда
не чув ствовал себя по-настоящему правым. Никогда до конца не верил в себя.
Статус Ко роля тоже никогда не воспринимал всерьез. Только музыку.
Настоящая жизнь была лишь во время концертов. Вот оно -- была! Была и
про шла. Почему прошла? Да потому, что нет иллюзий. Ни единой. А он всегда
был чутьчуть романтиком. Так его воспитала мама. Теперь осталась только Лиз
в своей ком нате наверху. Девочка, у которой жизнь изломана с рождения. Она
родилась в ска зочном богатстве. Не то что он. Но отцовское чутье говорило
-- не будет у дочурки счастья.
Лиз не было и года, когда всем стало ясно, что дочь больше тянется к
отцу. Прис ревновала. Ревность стала фундаментом их отношений. Вначале к
актрисам, с которыми он снимался. Потом к ребятам. Это можно понять. Затем
началось что-то уж совсем несусветное: она ревновала его к дочери и дочь к
нему. Когда же он сно ва вышел на сцену, она стала ревновать его к музыке. А
возможно -- к славе? И все же Джон готов был понять жену.
Концерты, турне. По нескольку месяцев в году. Прис начала скучать. Лиз
в ее постоянной заботе уже не нуждалась. Ребята, охранявшие ее, сделались ее
друзья ми. Особенно Дам и Чарли. Очевидно, Прис в душе проклинала себя за
то, что поз волила ребятам вернуться. Конечно, они вернулись из-за него.
Король и ребята бы
56 57 ли одним целым. Хорошо, что жена не знала о< словах Рэда,
сказанных в день рож дения Лиз.
Прис не могла почувствовать себя Королевой. Только женой Короля. Ощути
мый удар по самолюбию. Круг для нее замкнулся. Даже корректный в отношениях
с ней Полковник как-то в ответ на ее ловко замаскированную жалобу на
невеселую жизнь прямо заявил:
-- Но, девочка моя, это же вполне естественно. Ваш муж -- звезда звезд.
Вам же в звезды попасть будет трудновато. Ваш удел -- жить отраженным
светом. Да я по лагаю, вы всегда знали это.
Конечно, она давно не строила иллюзий насчет своего положения. Однако
от столь прямого замечания менеджера ахнула про себя. О чем и сказала мужу
вечером:
-- Твой Полковник оледенил меня. Я, значит, аксессуар в твоем имидже?
-- Да нет же. Только ты ведь и сама не знаешь, чего хочешь. Ты
прекрасно зна ешь костюм. Займись рисованием, а то совсем забросила. Танцы
тоже.
-- Зачем мне танцы, если мы почти нигде не бываем?! И никогда вдвоем?..
Она разрыдалась. Джон перепугался и, пытаясь утешить, подал мысль:
-- Может быть -- каратэ?.. Сейчас столько женщин занимается. Ты ведь у
меня легкая и ловкая.
-- Фи, но это так неженственно. Сам же говорил.
-- Не об этом, маленькая. Каратэ -- отнюдь не борьба только. Философия
там какая! Тысячелетняя! Только вдумайся. Полагаю, ты еще меня благодарить
будешь. Впрочем, я не настаиваю. Тут еще одно -- я ведь побаиваюсь за тебя и
Лиз.
-- О-о-о! Я теперь должна защищать себя и Лиз? Тогда зачем же нужны
твои телохранители? Нахлебники и прихлебатели. Только давай им, -- не желая
сдержи вать себя, в запальчивости чеканила она.
-- Да ты что, Прис? Они никогда бы не рискнули появиться здесь снова,
если бы не ты. Ты "простила". Дала им понять, что дом для них открыт. О чем
же сейчас? -- стараясь не поддаться ее тону, попробовал увещевать Джон.
Прис упрямо не хотела принять его мягкость.
-- Ладно. За себя я сумею постоять. Только убереги Лиз. Не таскай ты ее
с со бой, когда выходишь поговорить с фэнами.
-- Погоди, -- перебил он, -- фэны -- друзья. Не могу же я совсем не
доверять людям. Не могу, родная.
И, шагнув к жене, Джон обнял ее, прижал к себе.
Солнце уже подобралось к его ногам. Южанин, он любил лето. Но только не
этот месяц. Жар сегодня был каким-то пугающим. Словно сейчас загорится все
во круг и погибнет. Однако сам-то он понимал: дело не в этом. Много лет
назад в сере дине именно этого месяца умерла мама. Умерла, не прожив и
полвека. Закат лета... Закат молодости... Или закат его молодости был давно?
Да, пять лет назад, когда он был еще в расцвете красоты, таланта,
обаяния, жажды счастья. Молодость кончилась сразу, без перехода.
-- Так же кончилась и юность, -- подумал Джон, подтягивая ноги, чтобы
встать. Он поднялся, и огромная толстенная тень упала на пол.
-- Очень похоже на того мафиози, что приходил к Полковнику, --
легкомыслен но хихикнул он.
А тогда...
Как-то после очередного своего турне он зашел в офис к Полковнику
что-то обсудить.
Менеджер сидел за столом и почему-то не производил обычного впечатления
крепко надутого мячика. Было в этом нечто, от чего питомец вдруг остановился
в дверях, не в силах сразу сообразить, что приключилось. Полковник сидел с
лицом окаменевшим. Видя замешательство питомца, он вскинул брови домиком.
57 58 -- Ты что, мой мальчик? Заходи. Вот познакомься. Мистер
Пьезолини. Как про ник -- не знаю. Очевидно -- ценное предложение. Нам с
тобой...
-- Никаких ценных предложений, -- отвешивая поклон вновь вошедшему,
отверг незнакомец. -- Просто я представляю один довольно крупный синдикат
Горо да Развлечений. Люди, выступающие в нашем городе, должны отдавать
десять про центов синдикату за это право. Раз. Ну, конечно, подарки
правлению за лучшие за лы. Два. Подарки нашим парням за безопасность. Три.
Ясно?
-- Я хотел бы знать о вас побольше. Кто эти парни, которым мы якобы
должны?
-- Побольше вы узнаете, -- нагло распялив глаза, отчеканил гость, --
если не подчинитесь нашим условиям.
И, обернувшись к остолбеневшему от дикости услышанного Джону, осведо
мился:
-- Кажется, ваша жена и дочь тоже посетили наш город?
Угроза. Прямая угроза стояла за его словами. Джон не выдержал.
Шагнул в направлении Пьезолини.
-- Малыш! Погоди!
Полковник сразу вскочил с места.
-- Не трогай эту падаль! А вы, мистер Мафиози-Макароншик, мотайте-ка
отсю да. Угрожать мне? Полковнику?! Где же вы были, когда мы только
начинали? Наби рали силу? Моего питомца знает весь мир. И если хоть малейшая
неприятность или просто недоразумение произойдет с ним или с членами его
семьи, не будь я Полков ником, я найду людей, способных сторицей
отквитаться.
Мафиози не испугался, не побелел, но по всему было видно -- такого
афрон та никогда не испытывал. Надо полагать, что и оценил своего
противника, -- никог да никаких осложнений в Городе Развлечений не было.
Однако Полковник принял все меры безопасности.
За себя-то Джон не боялся. Но вот Лиз и Прис. Боже, охрани их! Забота и
страх за них терзали постоянно. И крепко-накрепко Джон запретил жене
появлять ся в зале во время своих выступлений. Ей отводилась специальная
ложа-кабинет. Затемненная. За шторами всегда был кто-то из его парней. Чаще
всего Рэд и Джо. Он прекрасно понимал, что ни Лам, ни Чарли не готовы нести
"службу безопасности". Кроме того, Чарли нужен был ему на сцене.
Итак, Рэд и Джо. Правда, здесь тоже была загвоздка -- Рэд полагал, что
у не го больше прав на дружбу Короля, чем у Джо. Годы юности Рэд приравнивал
к вой не -- год за два. Ревность. Все это было бы смешно. Но ведь все
претендовали на вла дение его душой. И Джон был вынужден удовлетворять их
амбиции.
Ну, кому нужен был бы этот коренастый и кривоногий Рэд? И все-таки Джон
достал Рэду роли, где тот мог бы проявить свои каратистские способности.
Отноше ния с другом юности были самыми сложными. Рэд держал основной состав
ребят на расстоянии, вроде бы заботясь о спокойствии друга. Но Джон-то знал
-- Рэд хитер:
сумел стать необходимым Полковнику, победить неприязнь Прис. И всячески
ста рался, чтобы босс забыл ту давнюю неосторожную фразу о маме. Но такого
босс за быть не мог. А поскольку простил и позволил вернуться, то считал
себя обязанным. И чувствовал -- в душе Рэда просыпается жгучее презрение.
Рэд, словно сговорив шись с Прис, тоже начал все чаще шутить над ним, твердо
зная -- ему все сойдет, и при этом еще расхваливая чувство юмора своего
босса. Положение создавалось са мое дурацкое. Джон ума не мог приложить --
как быть?
Да ведь видел же! Видел, что компания разделилась на две отнюдь не
равные части -- Рэд, и с ним трое, и Дам, Чарли, Джо. Последние были
друзьями. Настоящи ми. Но ведь Полковник всегда внушал:
-- Никаких друзей. У Короля только подданные.
Яд наставнических слов впитался в кровь. Да еще Прис:
58 59 -- Правильно... Мы нигде не бываем вдвоем. "Ах, с тобой может
что-нибудь случиться! Ах, на нас нападут. Ах, украдут". Нужны мы... Не
жизнь, а заточение в башне. Только добровольное. Пойми же, наконец, внушая
тебе эти ужасы, твои ре бята просто нашли способ прибрать тебя к рукам. Не
они для тебя, а ты для них.
Жена не знала ничего об угрозе мафиози. Она лишь хотела жить полной жиз
нью. А именно такой жизни Джон не мог ей дать. Теперь, когда снова началось
тур не,^ он не принадлежал ни ей, ни себе. Полковнику, фирме. Главное --
музыке.
Перед ним снова были живые люди. Его изболевшаяся за годы добровольной
кинокаторги душа жаждала общения с ними. И в песнях он попытался раскрыть им
эту душу.
Он вспомнил, как видимые ему первые ряды смотрели на кумира своей моло
дости затуманенными воспоминаниями глазами. А он не хотел быть только
ожившим прошлым. Он хотел быть частью Вечной Музыки...
Тяжело и осторожно ступая, он еще раз обошел музыкальную комнату,
дивясь и почти не веря себе -- неужели все развешанные по стенам золотые
диски принад лежат ему? Тяжелые отечные веки на мгновение прикрыли глаза,
слывшие некогда самыми чарующими.
Так... покончено. Двигаемся дальше. Только бы хватило сил. А Джон остро
чувствовал, что силы на исходе. Неужели конец? Что это такое? А как же фэны?
Че рез неделю очередное турне. Билеты давно проданы. А-а... разберутся.
Всегда он чувствовал ответственность. Всегда Полковник внушал:
-- Всем, что у тебя есть, ты обязан мне и публике. Береги своих фэнов.
Ищи путь к их сердцам.
Да, публика обожала его. Они вопили от восторга. Его ровесники сделали
своего кумира кумиром своих чад. Он-то хотел другого. И как-то предпринял
послед нюю попытку соединить себя с людьми. Он в шутливой форме рассказал им
о своем пути, надеясь, что они поймут -- роз на этом пути значительно меньше
терниев. Од нако национальный юмор восторжествовал. Они прекращали жевать и
весело ржа ли, не желая даже задуматься, что стоит за его словами. Они
видели в нем всего лишь развлекателя. Он был из их молодости. А теперь стал
живой легендой, воплотив их извечную мечту о сказочном богатстве.
Джон посулил себе за глупость тысячу чертей и замкнулся окончательно.
Прис же, наоборот, удивила:
-- Прекрасно, милый. Твой новый ход страшно удачен. Ты ведь можешь
теперь выходить на сцену прямо из зала. Ты стал частью публики. Значит, мы
снова будем вместе. Мы ведь семья. (Припомнила его слова).
-- Нет, Прис. И не надейся. Я могу только петь. Я никогда больше не
буду пы таться таким образом занимать публику. Не мое амплуа.
-- Как хочешь, конечно. А жаль. Ну, не вскидывайся так. Совсем ни к
чему столько эмоций. Невероятное у тебя бывает лицо, когда ты поешь. Что ты
чувству ешь? Где ты? Со мной у тебя никогда не было такого лица.
-- Глупенькая, ты что -- ревнуешь? К чему? Музыка -- другой мир. И я --
выхо дец оттуда. Я ничего не могу с собой поделать.
-- Да-а-а... -- задумчиво протянула она. -- Я же стою на обочине твоей
жизни, а моя проходит. Зачем я тебе?
Даже сейчас помнил он интонацию жены. Словно он, а не она добивалась
права быть семьей. Несправедливость вопроса разозлила его.
-- Мы уже говорили на эту тему много раз. Мое мнение ты знаешь. Займись
чем-нибудь. Хоть воспитанием Лиз. Она все время с дедом и ребятами.
-- Благодарю. Я только на это и гожусь? И потом, ты несправедлив. Я
присут ствую при всех ее занятиях. Гуляю и играю с ней. Но наша Дюймовочка
слишком са мостоятельна. Ей не интересно со мной.
59 60 -- Ей, конечно, нужны подруги. Что можно сделать?
-- Что? Ты приучил ее; вот и придумай. Учти, Лиз обожает твою музыку.
Хитру ша затягивает в музыкальную комнату твоих ребят и заставляет ставить
ей пластинки.
-- Мои?!
-- Не только. Но в основном--да.
Едва сдерживаясь, чтобы не улыбнуться от гордости и радости прямо в
лицо жене, он пообещал:
-- Ладно. Разберусь. -- И озабоченно добавил: -- А ты, надеюсь, сама
выберешь себе занятие?
-- Уже.
-- Что -- уже?
-- Выбрала. Если тебе интересно -- школа современных танцев и
моделирова ние. Могу заняться и каратэ.
-- Отлично, девочка. Я тоже постараюсь не давать тебе скучать...
-- Ладно уж. Не выйдет. Не обещай.
-- Спасибо, милая, что хоть понимаешь. Прис, мне действительно трудно
да вать обещания. Я, правда, не принадлежу себе. Ты веришь?
Мрачно кивнув, она подняла на мужа свои голубые глаза. И столько в них
бы ло тоски, что он засомневался -- выдержит ли?
Не выходила из головы и дочка. Вечером, сидя с Рэдом в гостиной, Джон,
словно невзначай, спросил:
-- Говорят, Лиз частенько эксплуатирует тебя и других парней -- просит
проиг рывать пластинки.
-- Не хитри. Меня -- никогда. Малышка знает, что я не поощряю
баловство. А вот Лама и Чарли -- да. Они у нее просто личные диск-жокеи.
Чарли даже рассказы вает ей кое-что о музыке и музыкантах. Я уже говорил
твоей жене, что зря забивают голову ребенку. Ей ведь нет еще и пяти.
-- Ты прав. Когда они обычно этим занимаются?
-- После шести.
-- 0'кей! Я их застукаю.
-- Ну-ну, -- снисходительно согласился Рэд, всем своим видом давая
понять, что твердо уверен -- босс сделает все, как надо, несмотря на свою
любовь к дочери...
-- Бедная девочка, -- вслух проговорил он. Сегодня Лиз было уже девять.
По следний год она жила с матерью на Побережье, но все каникулы проводила
только с отцом, каждый раз так или иначе проявляя к нему свою любовь и
преданность. Лиз стала настоящим другом. Она многое понимала. Все
чувствовала. Но это не давало отцу права взвалить на ее хрупкие плечики ни
капли своего груза. И так за послед ние четыре года в девочке произошли
разительные перемены. Из маленькой веселой щебетуньи она превратилась в
высокую, очень тоненькую девочку. Задумчивую и скрытную. Родители
перезванивались, обсуждая, как быть. Но что они могли сде лать? Его-то
больше всего смущало не только внешнее, но и внутреннее сходство до чери с
ним.
Что она делает сейчас в своей комнате? Подняться? Поговорить? Нет. Он
ос тановил себя. Девочка разволнуется. Зачем -- зазря? А если не зря, то все
равно ей придется пройти через это. Так пусть уж лучше попозже...
По совету Рэда и из любопытства, перенеся запись в студии на другое
время, Джон почти робко подошел к дверям своей музыкальной комнаты. Сквозь
маленькую щелку донесся голос Чарли:
-- Я дам тебе послушать вот это.
-- Ой, какие красивенькие и как смешно называются, -- заверещала Лиз.
Потом молчание, и снова ее ставший уже серьезным голосок:
60 61 -- А папа их любит?
-- Да, очень.
-- Ну, тогда и я.
Папа же стоял в полном недоумении -- кого же будет слушать дочка и
откуда она знает название. Чарли ничего ведь не назвал. Он что же, читать ее
выучил? Ей нет пяти. Ох, Чарли. Может, Прис и Рэд правы -- пусть подольше
продлится детство. И тут же подумал: "А сам? Мама учила меня в том же
возрасте".
Печальные голоса "Чернильных пятен" выводили мамин любимый госпел. Чар
ли-волшебник! Он всегда знает, когда госпел должен звучать. С тем и
распахнул дверь...
Двое в комнате не сразу заметили вошедшего за огромной установкой. Не
ждали. А он одним взглядом охватил выражение личика дочурки -- такое
торжествен ное, и ее самое любимое платье, которое та надевала, как говорила
жена, только в предвкушении праздника. Лицо Чарли было грустным. Друг на
друга они не смотре ли. Каждый был поглощен музыкой.
Ничего-то он не знает толком о тех, кто любит его, дурака,
по-настоящему.
Кашель прорвался непроизвольно. Слушавшие испуганно вскинулись, и Джон
заметил, как Чарли резко принял оборонительную позу, закрыв собой Лиз. Тут
оба увидели -- свой. Босс и отец.
-- Папочка! -- крикнула Лиз. -- Ты послушай, как они поют! Ты ведь не
будешь ругать нас? -- И рванулась к отцу,
Он подхватил ее на руки, крепко, но осторожно прижав к себе.
-- Босс... -- начал было Чарли.
-- Не надо, дружище. Спасибо тебе. Я ведь не додумался. Занят только
собой да своей музыкой. Всех забросил. Сам знаешь, скоро концерты.
-- Господи, босс! Я давно хотел, но не решался тебе сказать. Она очень
тянет ся к музыке. У нее отличный слух. Может, певица выйдет?
-- Никогда! Ни за что! О, Чарли, только не это! Ты-то знаешь об этом
труде больше любого другого. Ничего, кроме музыки. О, Господи, нет!
-- Ладно, нет. А доведись тебе начинать сначала? Что?.. Джон опустил
голову, и Лиз коснулась маленькими пальчиками волос отца, упавших на лоб.
-- Да, другого мне не дано, -- выдавил медленно и потом заторопился: --
Так хо телось бы учиться. И годы не Бог весть какие. Но как подумаю, что мое
общество бу дет мешать и студентам, и преподавателям... Ох, нет.
-- Прости, босс, но их учеба только для себя. Ты же даешь им другую
жизнь. Жизнь чувств, которая, в сущности, только одна и делает людей
счастливыми или не счастными.
-- Уж ты скажешь... -- смущенно пробормотал Джон, делая вид, что
поправля ет платьице притихшей дочери.
-- Нет, правда-правда, -- загорячился Чарли.
-- Пусть так. Оставим это. Поздно мне меняться. Так что мой маленький
кроль чонок? -- снова повернул он разговор на дочь.
-- Спроси лучше у Лиз.
-- Так как, Лиз?
-- Папочка, я... Можно, мы с Чарли и Ламом будем слушать твои
пластинки? Мы осторожно. Это так интересно. И весело. И грустно. И всем
хочется помочь.
-- Конечно, мой крольчонок. Только, если хочешь, давай заведем тебе
твою дискотеку.
-- Папочка! Да! -- взвизгнула Лиз, но почти тотчас какая-то тень
коснулась ее личика.
-- Что, Лиз? Что? -- забеспокоился отец.
-- А как я узнаю, что мне нравится? Я ведь не покупаю пластинки.
61
62 Ошеломленные, Джон и Чарли переглянулись -- в вопросе была ясная
недет ская логика.
-- Ну, ты будешь вначале слушать пластинки здесь, а...
-- Папочка, ты только не сердись. Здесь -- как праздник. И мама скажет
-- еще музыка...
-- Ну, раз мама, мы должны слушаться, -- твердо ответил отец, но
исподлобья глянул на Чарли.
-- Ты бы послушал свое чадо. Лиз, почему бы тебе не спеть?
-- Хорошо. Только что, Чарли? Чтобы папе понравилось. Господи, никто
так искренне и бескорыстно не старался ему понравиться. Чарли что-то
прошептал Лиз на ухо и потянулся к гитаре. Струны жалобно дрогнули, издав
звуки, похожие на шум дождя. Лиз от старания облизала губы, сна чала
закрыла, а потом широко открыла серо-голубые, как у отца, глаза и запела
"Дождь в Кентукки", самую сложную из его последних вещей. Затаив дыхание, он
с ужасом ждал, что вот-вот она сорвется. Но она не сорвалась, не
сфальшивила. Ка кая-то сила берегла ее, подсказывая, как обойти трудные
места. Музыкальность?
Закончив петь, Лиз робко посмотрела на отца. А тот только и мог, что
поце ловать ее да попытаться не показать выступившие слезы...
Лиз пела и теперь. Но очень редко. И отец втихомолку радовался. Но она
совершенно не была подвержена влиянию моды. Не слушала супер группы. Только
то, что любил он. Как-то месяца два назад в честь ее приезда отец спросил,
не хочет ли она пойти с ним на концерт очень сильной и очень модной ев
ропейской группы. Лиз, удивленно взглянув на отца, ответила -- нет!
Объяснений не последовало, а было интересно -- почему?
-- Тебе не нравится эта группа?
-- И эта тоже.
-- Но почему, Лиз? Нельзя же слушать одних кантристов да меня. Мы, в
сущ ности, мамонты.
Он всегда говорил с ней о музыке без скидки на возраст.
-- Другого мне не надо, -- упрямо заявила дочь. Разговор иссяк. Отец не
знал -- радоваться или огорчаться. Во всяком случае, упрямство дочери
заслуживало раз мышлений.
Он думал упорно. Терялся в догадках. Но не спрашивал, боясь добавить бо
ли к дочкиному горю. Собственно, горе было общим -- он и Прис расстались
четыре года назад. Только, как мужчине, ему удалось заглушить боль. Лиз же
была беззащит на. Любя отца, она и представить себе не могла, что навсегда
останется без матери. Рвалась между ними, пыталась сделать невозможное --
восстановить семью.
Знал он, что расставание неизбежно? Если покопаться внутри? Знал? Нет.
Слава его в тот момент была так абсолютна, что и мыслей не возникало о
подобной катастрофе. И самым болезненным оказалось то, что Прис выбрала себе
не какую нибудь "звезду", а самого простого смертного.
Джон даже сейчас скрипнул зубами от пережитого унижения. Предпочти она
Он разговаривал с публикой. Шутил с оркестрантами. И даже сумел
выманить на сцену Полковника, который заодно сорвал долю аплодисментов.
Двухчасовой фейерверк, а не концерт.
Вождь со своими присными сидел неподалеку от сцены. Король знал об этом
и во время отдыха, отпивая мелкими глотками воду, поданную верным Чарли,
сумел отыскать Вождя. Быстро вернул стакан и снова пошел к стойке микрофона.
Сделал предостерегающий жест в сторону оркестра -- подождите, будет другое!
И запел ту свою песню, которую десять лет назад исполнил в их совместном шоу
Вождь. Фэны решили, что это только для них. Но Вождь все понял и
поприветствовал Короля взмахом руки. Король давал понять, что тогдашнее
унижение не прощено и не забы то. Сейчас вся публика, включая Вождя,
принадлежала ему. Каждый сидящий в зале чувствовал обаяние и силу Короля. Да
и сам он чувствовал себя на вершине. Легкие пируэты сопровождали лирические
песни, а когда звучали госпелы, каждое движе ние становилось почти
ритуальным.
Джон помнил, в каком был упоении от общения с залом. Пожалуй, такого ве
чера не было в его жизни. Он длил и длил удовольствие для себя, а получалось
-- и для них...
Усталости не было, но голос стал садиться. Действовали напряжение и
сухой воздух пустыни, посреди которой стоял Город Развлечений. Чарли снова
подал стакан с водой. Маленький, вполне естественный перерыв. Держа в одной
руке стакан, а в дру гой -- микрофон, Король пошел вдоль сцены, близоруко
вглядываясь в первые ряды.
Вся эта солидная публика выглядела странно и жалко. Мужчины сидели рас
христанные, с ослабленными узлами галстуков, привалясь к спинкам стульев.
Глаза женщин до краев были полны безумием. Косметика оплыла, словно свечной
нагар.
"Неужели это моя музыка превратила их в этаких пугал? -- ужаснулся
Джон. -- Неужели? И за этим я рвался на сцену? Я -- зло, как писали
когда-то? Да и слышат ли они мое пение или это только ностальгия?".
Растерянные мысли теснились в голове. Но не успел остановиться ни на од
ной, потому что внезапно женщины в едином порыве сорвались с мест и ринулись
к сцене. Он едва успел отскочить. А из-за кулис уже появились его ребята,
готовые прикрыть уход Короля.
Он заканчивал переодеваться, когда услышал в холле голос Полковника:
"Где он?" и ответ Рэда: "Сейчас выйдет".
Впервые за весь нынешний сказочно-неправдоподобный вечер Джон вздрог
нул от стыда. Кому, как не менеджеру, обязан он своим возрождением и самым
зна менитым залом, и контрактом? Полковник давно мог бросить питомца, не
тащить на верх. Но ведь не бросил. Может, и впрямь любил?
И в таком размягченном состоянии Джон второпях вышагнул навстречу Пол
ковнику.
Менеджер был не похож на себя. Никакой победительности. Просто старый
потрясенный человек.
55 56 Молча наставник и питомец шагнули друг к другу и обнялись. Рыхлое
тело Полковника затряслось от рыданий, и он только повторял: "О, мой
мальчик! Мой до рогой мальчик!".
Джон пытался успокоить старика, но сам чувствовал жжение в глазах, и
слова не шли. Наконец, слезы прорвались и у него и закапали на пиджак
Полковника. Тот поднял на питомца изумленный взгляд, перестал причитать и
начал искать платок.
Рэд отошел в угол во время этой сцены и стоял к ним спиной, делая вид,
что ничего не слышит.
Наконец, совсем оправившись от волнения, Полковник отступил назад и па
тетически воскликнул:
-- Да здравствует Король! Ты действительно Король! Как ты с ними...
Э-эх... И чары исчезли. Вспомнилась реакция зала.
-- Да ведь так было всегда. Мама предупреждала меня, -- вспомнил Джон.
Мой имидж. Отсюда -- Король. Полковник-то имел в виду отнюдь не Короля
музыки. Глав ное для него -- Король имиджа. Эх, осел! Начать бы сначала!
Но что, собственно, изменилось бы? Ведь ясно же: не будь таланта, не
было бы ни Полковника, ни дисков, ни кино, ни Короля. Только честная
бедность. Сколь ко же пакости всегда возле людей одаренных. Но его случай
особый -- он этой пако сти не сопротивлялся. Почти... Всегда был послушным.
Всегда боялся кого-нибудь обидеть. Такой вот, безвольный, он стал сказочной
находкой для Полковника. И тот без труда добивался от подопечного желаемого.
Использовал любые ходы. Испод воль поощрял дурные привычки. И постоянный
рефрен -- "тебе все можно, ты Ко роль, ты вне подозрений".
Джон присел на диванчик около огромной проигрывающей установки. Заты
лок давило. В глазах пестрели какие-то кровавые полосы, и правый кололо. Но
мыс ли были вполне ясными. Хорошо бы они были ясными хотя бы последние
десять лет. Дурак! Осел! Почему это сегодня так хочется ясности? Плохое
самочувствие? Страх?
Так что же -- сначала? Начало-то он помнит. Все помнит, что хотел бы.
Вот ки ношный период, например, там и вспоминать нечего. Только ощущение
чего-то томи тельно-тягучего. И друзей никого не приобрел. Собственно, и
задумываться было не досуг. В самом начале жизнь сложилась так, что надо
было работать, а не думать. По том -- только петь, а не думать. Армия и
смерть мамы впервые всерьез поставили пе ред ним вопросы: что произошло и
что будет дальше? Однако ответ, по крайней ме ре на последний вопрос дал
Полковник -- кино.
В музыке вел он. В жизни вели его. Кто только не... Все. Джон никогда
не чув ствовал себя по-настоящему правым. Никогда до конца не верил в себя.
Статус Ко роля тоже никогда не воспринимал всерьез. Только музыку.
Настоящая жизнь была лишь во время концертов. Вот оно -- была! Была и
про шла. Почему прошла? Да потому, что нет иллюзий. Ни единой. А он всегда
был чутьчуть романтиком. Так его воспитала мама. Теперь осталась только Лиз
в своей ком нате наверху. Девочка, у которой жизнь изломана с рождения. Она
родилась в ска зочном богатстве. Не то что он. Но отцовское чутье говорило
-- не будет у дочурки счастья.
Лиз не было и года, когда всем стало ясно, что дочь больше тянется к
отцу. Прис ревновала. Ревность стала фундаментом их отношений. Вначале к
актрисам, с которыми он снимался. Потом к ребятам. Это можно понять. Затем
началось что-то уж совсем несусветное: она ревновала его к дочери и дочь к
нему. Когда же он сно ва вышел на сцену, она стала ревновать его к музыке. А
возможно -- к славе? И все же Джон готов был понять жену.
Концерты, турне. По нескольку месяцев в году. Прис начала скучать. Лиз
в ее постоянной заботе уже не нуждалась. Ребята, охранявшие ее, сделались ее
друзья ми. Особенно Дам и Чарли. Очевидно, Прис в душе проклинала себя за
то, что поз волила ребятам вернуться. Конечно, они вернулись из-за него.
Король и ребята бы
56 57 ли одним целым. Хорошо, что жена не знала о< словах Рэда,
сказанных в день рож дения Лиз.
Прис не могла почувствовать себя Королевой. Только женой Короля. Ощути
мый удар по самолюбию. Круг для нее замкнулся. Даже корректный в отношениях
с ней Полковник как-то в ответ на ее ловко замаскированную жалобу на
невеселую жизнь прямо заявил:
-- Но, девочка моя, это же вполне естественно. Ваш муж -- звезда звезд.
Вам же в звезды попасть будет трудновато. Ваш удел -- жить отраженным
светом. Да я по лагаю, вы всегда знали это.
Конечно, она давно не строила иллюзий насчет своего положения. Однако
от столь прямого замечания менеджера ахнула про себя. О чем и сказала мужу
вечером:
-- Твой Полковник оледенил меня. Я, значит, аксессуар в твоем имидже?
-- Да нет же. Только ты ведь и сама не знаешь, чего хочешь. Ты
прекрасно зна ешь костюм. Займись рисованием, а то совсем забросила. Танцы
тоже.
-- Зачем мне танцы, если мы почти нигде не бываем?! И никогда вдвоем?..
Она разрыдалась. Джон перепугался и, пытаясь утешить, подал мысль:
-- Может быть -- каратэ?.. Сейчас столько женщин занимается. Ты ведь у
меня легкая и ловкая.
-- Фи, но это так неженственно. Сам же говорил.
-- Не об этом, маленькая. Каратэ -- отнюдь не борьба только. Философия
там какая! Тысячелетняя! Только вдумайся. Полагаю, ты еще меня благодарить
будешь. Впрочем, я не настаиваю. Тут еще одно -- я ведь побаиваюсь за тебя и
Лиз.
-- О-о-о! Я теперь должна защищать себя и Лиз? Тогда зачем же нужны
твои телохранители? Нахлебники и прихлебатели. Только давай им, -- не желая
сдержи вать себя, в запальчивости чеканила она.
-- Да ты что, Прис? Они никогда бы не рискнули появиться здесь снова,
если бы не ты. Ты "простила". Дала им понять, что дом для них открыт. О чем
же сейчас? -- стараясь не поддаться ее тону, попробовал увещевать Джон.
Прис упрямо не хотела принять его мягкость.
-- Ладно. За себя я сумею постоять. Только убереги Лиз. Не таскай ты ее
с со бой, когда выходишь поговорить с фэнами.
-- Погоди, -- перебил он, -- фэны -- друзья. Не могу же я совсем не
доверять людям. Не могу, родная.
И, шагнув к жене, Джон обнял ее, прижал к себе.
Солнце уже подобралось к его ногам. Южанин, он любил лето. Но только не
этот месяц. Жар сегодня был каким-то пугающим. Словно сейчас загорится все
во круг и погибнет. Однако сам-то он понимал: дело не в этом. Много лет
назад в сере дине именно этого месяца умерла мама. Умерла, не прожив и
полвека. Закат лета... Закат молодости... Или закат его молодости был давно?
Да, пять лет назад, когда он был еще в расцвете красоты, таланта,
обаяния, жажды счастья. Молодость кончилась сразу, без перехода.
-- Так же кончилась и юность, -- подумал Джон, подтягивая ноги, чтобы
встать. Он поднялся, и огромная толстенная тень упала на пол.
-- Очень похоже на того мафиози, что приходил к Полковнику, --
легкомыслен но хихикнул он.
А тогда...
Как-то после очередного своего турне он зашел в офис к Полковнику
что-то обсудить.
Менеджер сидел за столом и почему-то не производил обычного впечатления
крепко надутого мячика. Было в этом нечто, от чего питомец вдруг остановился
в дверях, не в силах сразу сообразить, что приключилось. Полковник сидел с
лицом окаменевшим. Видя замешательство питомца, он вскинул брови домиком.
57 58 -- Ты что, мой мальчик? Заходи. Вот познакомься. Мистер
Пьезолини. Как про ник -- не знаю. Очевидно -- ценное предложение. Нам с
тобой...
-- Никаких ценных предложений, -- отвешивая поклон вновь вошедшему,
отверг незнакомец. -- Просто я представляю один довольно крупный синдикат
Горо да Развлечений. Люди, выступающие в нашем городе, должны отдавать
десять про центов синдикату за это право. Раз. Ну, конечно, подарки
правлению за лучшие за лы. Два. Подарки нашим парням за безопасность. Три.
Ясно?
-- Я хотел бы знать о вас побольше. Кто эти парни, которым мы якобы
должны?
-- Побольше вы узнаете, -- нагло распялив глаза, отчеканил гость, --
если не подчинитесь нашим условиям.
И, обернувшись к остолбеневшему от дикости услышанного Джону, осведо
мился:
-- Кажется, ваша жена и дочь тоже посетили наш город?
Угроза. Прямая угроза стояла за его словами. Джон не выдержал.
Шагнул в направлении Пьезолини.
-- Малыш! Погоди!
Полковник сразу вскочил с места.
-- Не трогай эту падаль! А вы, мистер Мафиози-Макароншик, мотайте-ка
отсю да. Угрожать мне? Полковнику?! Где же вы были, когда мы только
начинали? Наби рали силу? Моего питомца знает весь мир. И если хоть малейшая
неприятность или просто недоразумение произойдет с ним или с членами его
семьи, не будь я Полков ником, я найду людей, способных сторицей
отквитаться.
Мафиози не испугался, не побелел, но по всему было видно -- такого
афрон та никогда не испытывал. Надо полагать, что и оценил своего
противника, -- никог да никаких осложнений в Городе Развлечений не было.
Однако Полковник принял все меры безопасности.
За себя-то Джон не боялся. Но вот Лиз и Прис. Боже, охрани их! Забота и
страх за них терзали постоянно. И крепко-накрепко Джон запретил жене
появлять ся в зале во время своих выступлений. Ей отводилась специальная
ложа-кабинет. Затемненная. За шторами всегда был кто-то из его парней. Чаще
всего Рэд и Джо. Он прекрасно понимал, что ни Лам, ни Чарли не готовы нести
"службу безопасности". Кроме того, Чарли нужен был ему на сцене.
Итак, Рэд и Джо. Правда, здесь тоже была загвоздка -- Рэд полагал, что
у не го больше прав на дружбу Короля, чем у Джо. Годы юности Рэд приравнивал
к вой не -- год за два. Ревность. Все это было бы смешно. Но ведь все
претендовали на вла дение его душой. И Джон был вынужден удовлетворять их
амбиции.
Ну, кому нужен был бы этот коренастый и кривоногий Рэд? И все-таки Джон
достал Рэду роли, где тот мог бы проявить свои каратистские способности.
Отноше ния с другом юности были самыми сложными. Рэд держал основной состав
ребят на расстоянии, вроде бы заботясь о спокойствии друга. Но Джон-то знал
-- Рэд хитер:
сумел стать необходимым Полковнику, победить неприязнь Прис. И всячески
ста рался, чтобы босс забыл ту давнюю неосторожную фразу о маме. Но такого
босс за быть не мог. А поскольку простил и позволил вернуться, то считал
себя обязанным. И чувствовал -- в душе Рэда просыпается жгучее презрение.
Рэд, словно сговорив шись с Прис, тоже начал все чаще шутить над ним, твердо
зная -- ему все сойдет, и при этом еще расхваливая чувство юмора своего
босса. Положение создавалось са мое дурацкое. Джон ума не мог приложить --
как быть?
Да ведь видел же! Видел, что компания разделилась на две отнюдь не
равные части -- Рэд, и с ним трое, и Дам, Чарли, Джо. Последние были
друзьями. Настоящи ми. Но ведь Полковник всегда внушал:
-- Никаких друзей. У Короля только подданные.
Яд наставнических слов впитался в кровь. Да еще Прис:
58 59 -- Правильно... Мы нигде не бываем вдвоем. "Ах, с тобой может
что-нибудь случиться! Ах, на нас нападут. Ах, украдут". Нужны мы... Не
жизнь, а заточение в башне. Только добровольное. Пойми же, наконец, внушая
тебе эти ужасы, твои ре бята просто нашли способ прибрать тебя к рукам. Не
они для тебя, а ты для них.
Жена не знала ничего об угрозе мафиози. Она лишь хотела жить полной жиз
нью. А именно такой жизни Джон не мог ей дать. Теперь, когда снова началось
тур не,^ он не принадлежал ни ей, ни себе. Полковнику, фирме. Главное --
музыке.
Перед ним снова были живые люди. Его изболевшаяся за годы добровольной
кинокаторги душа жаждала общения с ними. И в песнях он попытался раскрыть им
эту душу.
Он вспомнил, как видимые ему первые ряды смотрели на кумира своей моло
дости затуманенными воспоминаниями глазами. А он не хотел быть только
ожившим прошлым. Он хотел быть частью Вечной Музыки...
Тяжело и осторожно ступая, он еще раз обошел музыкальную комнату,
дивясь и почти не веря себе -- неужели все развешанные по стенам золотые
диски принад лежат ему? Тяжелые отечные веки на мгновение прикрыли глаза,
слывшие некогда самыми чарующими.
Так... покончено. Двигаемся дальше. Только бы хватило сил. А Джон остро
чувствовал, что силы на исходе. Неужели конец? Что это такое? А как же фэны?
Че рез неделю очередное турне. Билеты давно проданы. А-а... разберутся.
Всегда он чувствовал ответственность. Всегда Полковник внушал:
-- Всем, что у тебя есть, ты обязан мне и публике. Береги своих фэнов.
Ищи путь к их сердцам.
Да, публика обожала его. Они вопили от восторга. Его ровесники сделали
своего кумира кумиром своих чад. Он-то хотел другого. И как-то предпринял
послед нюю попытку соединить себя с людьми. Он в шутливой форме рассказал им
о своем пути, надеясь, что они поймут -- роз на этом пути значительно меньше
терниев. Од нако национальный юмор восторжествовал. Они прекращали жевать и
весело ржа ли, не желая даже задуматься, что стоит за его словами. Они
видели в нем всего лишь развлекателя. Он был из их молодости. А теперь стал
живой легендой, воплотив их извечную мечту о сказочном богатстве.
Джон посулил себе за глупость тысячу чертей и замкнулся окончательно.
Прис же, наоборот, удивила:
-- Прекрасно, милый. Твой новый ход страшно удачен. Ты ведь можешь
теперь выходить на сцену прямо из зала. Ты стал частью публики. Значит, мы
снова будем вместе. Мы ведь семья. (Припомнила его слова).
-- Нет, Прис. И не надейся. Я могу только петь. Я никогда больше не
буду пы таться таким образом занимать публику. Не мое амплуа.
-- Как хочешь, конечно. А жаль. Ну, не вскидывайся так. Совсем ни к
чему столько эмоций. Невероятное у тебя бывает лицо, когда ты поешь. Что ты
чувству ешь? Где ты? Со мной у тебя никогда не было такого лица.
-- Глупенькая, ты что -- ревнуешь? К чему? Музыка -- другой мир. И я --
выхо дец оттуда. Я ничего не могу с собой поделать.
-- Да-а-а... -- задумчиво протянула она. -- Я же стою на обочине твоей
жизни, а моя проходит. Зачем я тебе?
Даже сейчас помнил он интонацию жены. Словно он, а не она добивалась
права быть семьей. Несправедливость вопроса разозлила его.
-- Мы уже говорили на эту тему много раз. Мое мнение ты знаешь. Займись
чем-нибудь. Хоть воспитанием Лиз. Она все время с дедом и ребятами.
-- Благодарю. Я только на это и гожусь? И потом, ты несправедлив. Я
присут ствую при всех ее занятиях. Гуляю и играю с ней. Но наша Дюймовочка
слишком са мостоятельна. Ей не интересно со мной.
59 60 -- Ей, конечно, нужны подруги. Что можно сделать?
-- Что? Ты приучил ее; вот и придумай. Учти, Лиз обожает твою музыку.
Хитру ша затягивает в музыкальную комнату твоих ребят и заставляет ставить
ей пластинки.
-- Мои?!
-- Не только. Но в основном--да.
Едва сдерживаясь, чтобы не улыбнуться от гордости и радости прямо в
лицо жене, он пообещал:
-- Ладно. Разберусь. -- И озабоченно добавил: -- А ты, надеюсь, сама
выберешь себе занятие?
-- Уже.
-- Что -- уже?
-- Выбрала. Если тебе интересно -- школа современных танцев и
моделирова ние. Могу заняться и каратэ.
-- Отлично, девочка. Я тоже постараюсь не давать тебе скучать...
-- Ладно уж. Не выйдет. Не обещай.
-- Спасибо, милая, что хоть понимаешь. Прис, мне действительно трудно
да вать обещания. Я, правда, не принадлежу себе. Ты веришь?
Мрачно кивнув, она подняла на мужа свои голубые глаза. И столько в них
бы ло тоски, что он засомневался -- выдержит ли?
Не выходила из головы и дочка. Вечером, сидя с Рэдом в гостиной, Джон,
словно невзначай, спросил:
-- Говорят, Лиз частенько эксплуатирует тебя и других парней -- просит
проиг рывать пластинки.
-- Не хитри. Меня -- никогда. Малышка знает, что я не поощряю
баловство. А вот Лама и Чарли -- да. Они у нее просто личные диск-жокеи.
Чарли даже рассказы вает ей кое-что о музыке и музыкантах. Я уже говорил
твоей жене, что зря забивают голову ребенку. Ей ведь нет еще и пяти.
-- Ты прав. Когда они обычно этим занимаются?
-- После шести.
-- 0'кей! Я их застукаю.
-- Ну-ну, -- снисходительно согласился Рэд, всем своим видом давая
понять, что твердо уверен -- босс сделает все, как надо, несмотря на свою
любовь к дочери...
-- Бедная девочка, -- вслух проговорил он. Сегодня Лиз было уже девять.
По следний год она жила с матерью на Побережье, но все каникулы проводила
только с отцом, каждый раз так или иначе проявляя к нему свою любовь и
преданность. Лиз стала настоящим другом. Она многое понимала. Все
чувствовала. Но это не давало отцу права взвалить на ее хрупкие плечики ни
капли своего груза. И так за послед ние четыре года в девочке произошли
разительные перемены. Из маленькой веселой щебетуньи она превратилась в
высокую, очень тоненькую девочку. Задумчивую и скрытную. Родители
перезванивались, обсуждая, как быть. Но что они могли сде лать? Его-то
больше всего смущало не только внешнее, но и внутреннее сходство до чери с
ним.
Что она делает сейчас в своей комнате? Подняться? Поговорить? Нет. Он
ос тановил себя. Девочка разволнуется. Зачем -- зазря? А если не зря, то все
равно ей придется пройти через это. Так пусть уж лучше попозже...
По совету Рэда и из любопытства, перенеся запись в студии на другое
время, Джон почти робко подошел к дверям своей музыкальной комнаты. Сквозь
маленькую щелку донесся голос Чарли:
-- Я дам тебе послушать вот это.
-- Ой, какие красивенькие и как смешно называются, -- заверещала Лиз.
Потом молчание, и снова ее ставший уже серьезным голосок:
60 61 -- А папа их любит?
-- Да, очень.
-- Ну, тогда и я.
Папа же стоял в полном недоумении -- кого же будет слушать дочка и
откуда она знает название. Чарли ничего ведь не назвал. Он что же, читать ее
выучил? Ей нет пяти. Ох, Чарли. Может, Прис и Рэд правы -- пусть подольше
продлится детство. И тут же подумал: "А сам? Мама учила меня в том же
возрасте".
Печальные голоса "Чернильных пятен" выводили мамин любимый госпел. Чар
ли-волшебник! Он всегда знает, когда госпел должен звучать. С тем и
распахнул дверь...
Двое в комнате не сразу заметили вошедшего за огромной установкой. Не
ждали. А он одним взглядом охватил выражение личика дочурки -- такое
торжествен ное, и ее самое любимое платье, которое та надевала, как говорила
жена, только в предвкушении праздника. Лицо Чарли было грустным. Друг на
друга они не смотре ли. Каждый был поглощен музыкой.
Ничего-то он не знает толком о тех, кто любит его, дурака,
по-настоящему.
Кашель прорвался непроизвольно. Слушавшие испуганно вскинулись, и Джон
заметил, как Чарли резко принял оборонительную позу, закрыв собой Лиз. Тут
оба увидели -- свой. Босс и отец.
-- Папочка! -- крикнула Лиз. -- Ты послушай, как они поют! Ты ведь не
будешь ругать нас? -- И рванулась к отцу,
Он подхватил ее на руки, крепко, но осторожно прижав к себе.
-- Босс... -- начал было Чарли.
-- Не надо, дружище. Спасибо тебе. Я ведь не додумался. Занят только
собой да своей музыкой. Всех забросил. Сам знаешь, скоро концерты.
-- Господи, босс! Я давно хотел, но не решался тебе сказать. Она очень
тянет ся к музыке. У нее отличный слух. Может, певица выйдет?
-- Никогда! Ни за что! О, Чарли, только не это! Ты-то знаешь об этом
труде больше любого другого. Ничего, кроме музыки. О, Господи, нет!
-- Ладно, нет. А доведись тебе начинать сначала? Что?.. Джон опустил
голову, и Лиз коснулась маленькими пальчиками волос отца, упавших на лоб.
-- Да, другого мне не дано, -- выдавил медленно и потом заторопился: --
Так хо телось бы учиться. И годы не Бог весть какие. Но как подумаю, что мое
общество бу дет мешать и студентам, и преподавателям... Ох, нет.
-- Прости, босс, но их учеба только для себя. Ты же даешь им другую
жизнь. Жизнь чувств, которая, в сущности, только одна и делает людей
счастливыми или не счастными.
-- Уж ты скажешь... -- смущенно пробормотал Джон, делая вид, что
поправля ет платьице притихшей дочери.
-- Нет, правда-правда, -- загорячился Чарли.
-- Пусть так. Оставим это. Поздно мне меняться. Так что мой маленький
кроль чонок? -- снова повернул он разговор на дочь.
-- Спроси лучше у Лиз.
-- Так как, Лиз?
-- Папочка, я... Можно, мы с Чарли и Ламом будем слушать твои
пластинки? Мы осторожно. Это так интересно. И весело. И грустно. И всем
хочется помочь.
-- Конечно, мой крольчонок. Только, если хочешь, давай заведем тебе
твою дискотеку.
-- Папочка! Да! -- взвизгнула Лиз, но почти тотчас какая-то тень
коснулась ее личика.
-- Что, Лиз? Что? -- забеспокоился отец.
-- А как я узнаю, что мне нравится? Я ведь не покупаю пластинки.
61
62 Ошеломленные, Джон и Чарли переглянулись -- в вопросе была ясная
недет ская логика.
-- Ну, ты будешь вначале слушать пластинки здесь, а...
-- Папочка, ты только не сердись. Здесь -- как праздник. И мама скажет
-- еще музыка...
-- Ну, раз мама, мы должны слушаться, -- твердо ответил отец, но
исподлобья глянул на Чарли.
-- Ты бы послушал свое чадо. Лиз, почему бы тебе не спеть?
-- Хорошо. Только что, Чарли? Чтобы папе понравилось. Господи, никто
так искренне и бескорыстно не старался ему понравиться. Чарли что-то
прошептал Лиз на ухо и потянулся к гитаре. Струны жалобно дрогнули, издав
звуки, похожие на шум дождя. Лиз от старания облизала губы, сна чала
закрыла, а потом широко открыла серо-голубые, как у отца, глаза и запела
"Дождь в Кентукки", самую сложную из его последних вещей. Затаив дыхание, он
с ужасом ждал, что вот-вот она сорвется. Но она не сорвалась, не
сфальшивила. Ка кая-то сила берегла ее, подсказывая, как обойти трудные
места. Музыкальность?
Закончив петь, Лиз робко посмотрела на отца. А тот только и мог, что
поце ловать ее да попытаться не показать выступившие слезы...
Лиз пела и теперь. Но очень редко. И отец втихомолку радовался. Но она
совершенно не была подвержена влиянию моды. Не слушала супер группы. Только
то, что любил он. Как-то месяца два назад в честь ее приезда отец спросил,
не хочет ли она пойти с ним на концерт очень сильной и очень модной ев
ропейской группы. Лиз, удивленно взглянув на отца, ответила -- нет!
Объяснений не последовало, а было интересно -- почему?
-- Тебе не нравится эта группа?
-- И эта тоже.
-- Но почему, Лиз? Нельзя же слушать одних кантристов да меня. Мы, в
сущ ности, мамонты.
Он всегда говорил с ней о музыке без скидки на возраст.
-- Другого мне не надо, -- упрямо заявила дочь. Разговор иссяк. Отец не
знал -- радоваться или огорчаться. Во всяком случае, упрямство дочери
заслуживало раз мышлений.
Он думал упорно. Терялся в догадках. Но не спрашивал, боясь добавить бо
ли к дочкиному горю. Собственно, горе было общим -- он и Прис расстались
четыре года назад. Только, как мужчине, ему удалось заглушить боль. Лиз же
была беззащит на. Любя отца, она и представить себе не могла, что навсегда
останется без матери. Рвалась между ними, пыталась сделать невозможное --
восстановить семью.
Знал он, что расставание неизбежно? Если покопаться внутри? Знал? Нет.
Слава его в тот момент была так абсолютна, что и мыслей не возникало о
подобной катастрофе. И самым болезненным оказалось то, что Прис выбрала себе
не какую нибудь "звезду", а самого простого смертного.
Джон даже сейчас скрипнул зубами от пережитого унижения. Предпочти она