Сейберхэген Фред. Берсеркер IV (Берсеркер - 12)

   И были слова, произнесенные обычным голосом машины, мало отличавшимся от голоса их корабля, на отчетливом языке жителей Солнечной системы. Скурлок опешил, услышав: "У меня предположение, почему они не разговаривают".
   - Что? - он вскочил, дико уставился на машины и Кэрол, которая спала в кресле.
   Та же машина тщательно, но чуть громче, произнесла:
   - Щелканье и писк.
   Эти слова пробудили и Кэрол.
   Скурлок схватил ее за руку и сказал:
   - Вот что они хотят от нас: выучить наш язык. Кэрол, которая хоть на время вышла из глубокой отрешенности, всплеснула в ужасе руками:
   - Ради Бога, мы не должны помогать им в этом!
   - Любимая, я не думаю, что у нас есть какой-либо выбор. И возможно, это наш единственный шанс выжить.
   Они надолго замолчали, глядя в глаза друг другу, словно стараясь вызнать, что думает каждый.
   "Любимая",- произнесла машина.
   Но ее уже никто из людей не слушал. Скурлок внезапно взорвался:
   - Кэрол, я не хочу умирать! Та в ответ:
   - Нет, нет, я тоже не хочу! Скурли, как мы... как мы вообще будем делать это?
   - Просто, любимая. Мы не добивались такого поворота событий. Но если он случился, мы должны делать то, что должны. Вот и все.
   "Просто, любимая",- прозвучал голос берсеркера.- "Вот и все".
   Иногда машины заставляли людей разговаривать, часами держа в разных отсеках, чтоб не встречались, а только перекрикивались.
   Изнурительно? Да. Но не поддержать затею берсеркеров - глупо и опасно. В банке данных захваченного корабля, как объяснил Скурлок жене, берсеркеры взяли огромное количество материалов, записей радиопередач различного характера и с разных планет и кораблей - на всех языках, на которых говорили Кэрол и Скурлок.
   И теперь их неживой захватчик стал "проигрывать" различные записи, подражать звукам человеческой речи. Видя все это Скурлок убеждал Кэрол: "Сопротивление с нашей стороны бесполезно".
   - Любимая, от нас не намного зависит их обучение. Даже если мы и не станем говорить, можно произвести математический расчет наших речей, подкрепив узнанное видеоматериалами. Узнают все и без нашей помощи.
   И добавил:
   - Ты ведь знаешь, что никто не станет нас искать.
   Кэрол никогда не спорила. Молча слушала. Иногда в ожесточении кусала руку.
   И настал час, когда пленников стали настойчиво заставлять разговаривать. Если молчание затягивалось хоть на минуту, по рукам пропускали легкий электрический ток. И снова берсеркер на новом изученном языке давал команду на разговор.
   Им не давали спать. В лучшем случае, если один спал, то с другим занимались. У обоих возрастало физическое и умственное истощение.
   Сколько это продолжалось, Скурлок уже не мог определить. Он даже забывал взглянуть на корабельный хронометр, когда находился вблизи, разговаривая с берсеркером. Иногда у него проскальзывал молчаливый вопрос: "Как же узнать, сколько времени", но отпущенный в спальню, падал на койку и погружался в бессознательное состояние. А ведь, возможно, и часы на корабле, подобно двигателю, давно выключены?
   Но хотя корабль по сути бездействовал, экипаж его обслуживающими устройствами снабжался едой и напитками, как прежде, жизнедеятельность обеспечивалась свежей атмосферой, в исправном состоянии находилась искусственная сила тяготения.
   Супруги виделись редко и недолго, обменивались ничего не значащими словами, когда шли из отсека управления в спальню и наоборот.
   Первоначальный ужас прошел. Как оказалось, все было терпимо. Страх смерти стал будничным.
   Но постоянно что-то менялось. Образование врага шло успешно. Через какое-то время - когда точно Скурлок сказать не мог - в допросах сначала неясно, но затем все определенней заявило о себе новое звучание, новый смысл. Захватчиков уже интересовало гораздо больше, чем изучение языка. И намерения их были угрожающи, если не больше.
   Однажды Скурлок, который сохранял постоянную бдительность, узнал, в чем дело. Он находился с машинами в отсеке, когда одна из них указала на стоящую в центре небольшую установку объемного изображения.
   Захватчик, овладевший управлением электронного мозга корабля, на маленьком экране вызвал изображение карты, состоящей из сверкающих точек и представляющей ближайшие солнечные системы. Звезды и планеты отмечены правильными именами. И машине требовалась информация о континентах и городах, фабриках и станциях, где строили космические корабли.
   Как-то Скурлок проснулся в спальне в одиночестве. И вдруг увидел, как одна машина рукой открыла дверь. Тогда землянин и услышал, что в соседней комнате по очереди называются изображения, которые, по всей видимости, появлялись на экране.
   - Это мужчина. Это дерево. Это женщина.
   - Я женщина,- прозвучал голос Кэрол, который мало отличался от механического голоса берсеркера.
   - Кто я? - неожиданно спросили ее.
   Скурлок от страха распахнул глаза, встал на почти не сгибающиеся ноги и отправился к жене.
   Стоя в дверном проеме, почувствовал, что на него нашло просветление. Он понял, что его жена изменилась со дня захвата в плен. И без того худая, она теперь была похожа на скелет. Ее пальцы были в шрамах и засохшей крови. Если бы на земной улице он встретил бы такую Кэрол, не узнал. Ни фигуры, ни лица. Да и сам-то он изменился не к лучшему. Здорово потерял в весе. Борода и волосы неряшливо отросли. Одежда воняла, висела на нем, словно что-то непотребное и случайное.
   И еще пришла мысль. С тех пор, как их захватили, Скурлок и Кэрол не касались друг друга - как муж и жена, как любовники. Ни одного поцелуя!
   - Отвечай! - настаивал металлический голос. Кэрол, которая стояла с отрешенным видом, обернунулась туда, откуда прозвучало требование.
   - Ты...
   А взгляд скользил к иллюминатору, в котором показалась дрейфующая гора корабля-носителя.
   - ...машина,- добавила Кэрол.
   - Я машина. Я неживая. Ты живая. Дерево живое.
   Кэрол, похожая в эту минуту на сумасшедшую, неистово замотала головой, словно строгая классная учительница. И Скурлок, стоя в дверях, услышал в ее голосе страшное подтверждение ее безумия.
   - Нет. Я неживая. Я не буду живой. Если вы захотите этого. Больше не буду живой.
   - Не лги мне. Ты живая.
   - Нет, нет! - упрямилась строгая учительница.- Нет. Живое надо убивать. Правильно? Я...,- она вдруг бросила быстрый взгляд на Скурлока,- ...мы полезные живые.
   "Полезные живые" - эти слова придумали сами берсеркеры. И во всей их истории они появлялись: в рассказах ли, в разговоре. Так назывались люди, которые были на стороне смерти. Вернее, машин смерти, преданно служили им и даже поклонялись.
   Скурлок сжал металлический каркас двери и уставился тяжелым и растерянным взглядом на Кэрол. Неужели своим состоянием, близким к безумию, она и находила единственный путь к их спасению?
   - "Полезные живые" не приносят вреда,- продолжала Кэрол. Ее партнер слушал с ужасно фальшивым воодушевлением.
   - Мы "полезные живые", запомните это. Мы любим берсеркеров.
   Скурлок крепче сжал дверь, чтоб не упасть. И вдруг тоже выпалил:
   - Мы полезные живые!
   Машина не выказала особой радости по поводу смены допрашиваемых. Лишь сказала:
   - Я поверю вам потом. Сейчас вы должны верить мне.
   - Мы верим тебе. Что вы собираетесь делать с нами? - это Скурлок услышал свой собственный голос, выпавший вопрос, не успев решить: действительно ли он хочет слышать ответ.
   Машина, не поворачивая объективы в его сторону, произнесла:
   - Использовать вас.
   - Мы можем быть полезны. Очень полезны... Если вы не убьете нас.
   Машина не ответила. Кэрол тяжело опустилась в кресло перед установкой объемного изображения, не обращая внимания на своего партнера. Что муж? Все ее внимание было обращено на робота, продолжавшего допрос.
   Беседа вдруг поменяла свое русло. Машина сузила тему и область интересов. Сконцентрировала свой длинный опрос на шести-восьми звездных системах занимаемой жителями стороны, находящейся в нескольких днях полета от этой Мавронари.
   Машина:
   - Назови и опиши каждую обитаемую планету в названной системе. Какой защитой обладает она, все вместе? Какие военные корабли посылаются в космос? Какие промышленные и научные сооружения имеются там? Какой вид межзвездного сообщения используется?
   И далее, и далее - бесконечные вопросы. Иногда собирательного характера, иногда детального.
   Кэрол отвечала. Казалось, предалась единственной цели: сделать приятное спрашивающему.
   Скурлок, мучаясь, что страх заставил его говорить, не мог придумать ничего, чтобы солгать. Он мало знал о средствах безопасности на планетах, о которых спрашивали, но проблески какой-то оставшейся гордости подсказывали: говорить об огромной военной силе на этих планетах.
   Но, спохватился он, если так обмолвится, его замучат допросами. Хотя смешно было бы думать, что и так эта пытка скоро окончится. Скорее всего, он умрет от допросов, а умирать-то не хочется. Он ясно чувствовал, что еще хочется дышать, неважно где и как. Оттого и сознавал: даже попытка что-либо солгать машине - совсем не выход из положения.
   ...Мужчина и женщина втянулись в игру, в которую попали.
   Прошел час занятий, посвященный Иматранской системе, когда Скурлок, говоря об объектах на орбите вокруг необитаемого астероида, упомянул нечто, что до сих пор не приходило на память: посещение биологической лаборатории, запланированной, как он слышал, для установки на какое-то время в Иматранской системе. Практически лаборатория была построена на одном из межзвездных кораблей, а это связано с проектом колонизации премьер-министра Дирака Сардо...
   И едва Скурлок упомянул лабораторию, зазвенел какой-то колокольчик, очевидно, в обширной и запутанной цепи электронного интеллекта берсеркера. Конечно, это был не звон колокольчика. Но сигнал, который чисто человеческое сознание сравнило со звоном колокольчика.
   И машина враз потребовала:
   - Расскажи о лаборатории.
   - Я уже рассказал все, что знаю. Думаю, что это движущееся сооружение имеет отношение к биологическим исследованиям. Поверь мне, больше ничего не знаю. Я...
   Его перебило жесткое требование:
   - Расскажи о лаборатории.
   1
   Глубоко - среди переплетенных корней человеческой жизни - если воздействовать небольшим пробным давлением, происходит вот что.
   Биллионы атомов, или около этого, перемещаются, изменяя свои структуры за время, равное образованию нескольких молекул, которые являются клетками организма.
   К невыносимо сложной работе над человеческим мозгом были привлечены квантовая механика и электронная оптика, которые буквально вгрызались в пласт секретов, скрывающихся под основными качествами жизни и вообще материи.
   Вдруг послышался шум, сбивающий с толку и отвлекающий разум ученых от глубоких размышлений. Процесс на микроскопическом уровне был нарушен.
   Доктор Даниэл Ховелер, исследователь, отвел напряженный взгляд от глазка микроскопа и поднялся со стула своего рабочего кабинета. Досадно обрывать дело! Но его раздражение быстро сменилось удивлением. Через центральный вход основного отсека главной лаборатории вбежала женщина. Даниэл никогда не встречался с ней воочию, но узнал сразу: знаменитая леди Дженевьев Сардо.
   Молодую, маленькую леди Дженевьев, одетую в белые оборки, сопровождала небольшая, но довольно шумная группа лиц. Это был очередной отряд посетителей - десять человек. Они остановились, едва вошли в огромную, как спортивное поле, комнату со слишком высоким для космического корабля потолком. В комнате слегка отражалось эхо, повторяя любой звук.
   Перед людьми предстала сцена странного беспорядка. Штат лаборатории уделил не более десяти минут подготовке к посещению леди.
   Ховелер, узнав об этом, еще пуще раздосадовался, что сотрудники суетились, не поставив его в известность.
   Когда же знаменитость остановилась, оглядываясь вокруг себя, суматоха в лаборатории улеглась. Доктор Ховелер сразу отметил для себя: если весть о прибытии леди Дженевьев вызвала волнение, оттого и беспорядок, то ее присутствие охватило потрясением десяток работников.
   За время, в которое можно сделать три-четыре вздоха, лишь один звук нарушил тишину: шум, создаваемый оборудованием, решающим различные задачи и эксперименты.
   Незаметно пара рабочих покинула свои места и незаметно стала искать возможность связаться по внутренним каналам с начальником.
   Было от чего волноваться! После объявления о женитьбе премьер-министра Дирака на леди Дженевьев не прошло и месяца, а эта личность, появившаяся неизвестно откуда, стала самой заметной политической знаменитостью в обитаемом мире семидесяти десятков солнечных систем. "Месяц назад,- думал Ховелер,- лишь немногие в этой комнате узнали бы ее лицо, ей бы уделили внимания не более, чем любому случайному посетителю. А сейчас сотрудники стоят, замерев в ее присутствии".
   Очевидно, стараясь как-то разрядить обстановку, леди завела непринужденную беседу, обращаясь со словами приветствия. Манера была хорошо заучена, но плохо отрепетирована. Выдающаяся посетительница улыбалась и говорила, говорила. Но так тихо, что ее уже не было слышно в нескольких метрах.
   Ховелер ненадолго вернулся к своему микроскопу, чтобы убедиться, что несколько минут перерыва не нанесли особого вреда его работе. Затем вернулся и сделал несколько шагов в сторону леди Дженевьев, чтобы лучше рассмотреть ее и послушать. И вдруг почувствовал, что появилось какое-то ощущение защиты от ее присутствия.
   Одна из женщин, окружавших знаменитость, была ростом выше леди Дженевьев, увереннее, обладала более звучным голосом. Ховелеру она показалась знакомой. Во всяком случае, лицо ее часто можно видеть на экране в качестве агента на телевидении. Это она сопровождала свою клиентку через люк. А сейчас стояла рядом, была настороже. Профессиональная улыбка и сверкающие глаза хищника, готового защитить девушку. Остальные мужчины и женщины, незваные гости, обвешенные аппаратурой, своим решительным видом показывали, что готовы сделать предметом истории запись каждого незначительного слова леди, каждого ее жеста.
   Подборка новостей, запечатленная сегодня, будет переброшена со сверх-курьером со скоростью, превышающей скорость света, за несколько дней на сотни кубических световых лет в соседние миры.
   Сообщения пересекут Галактику, как только журналисты дадут им ход.
   Премьер Дирак не хотел ограничивать свою власть и влияние лишь на несколько десятков планет.
   Ну, а в лаборатории... Наконец-таки появилась начальница, а точнее сказать заведующая лабораторией Анюта Задор. Высокая, темноволосая. Немного застенчивая. Она вышла из-за стеллажа с оборудованием, чтоб открыто поприветствовать важную гостью из политических кругов. Ясно, что и ей не хватило подготовиться как следует к приему: она была небрежно одета, в халате, в поношенных и шаркающих туфлях.
   Задор была так же молода и похожая на девочку как леди Дженевьев. Но выглядела несколько старше, поскольку имела более крупную фигуру и не носила никаких украшений. Полные губы и темные волосы намекали на ее африканских предков, а удивительно голубые глаза указывали на ее северо-европейскую родословную.
   Действительным начальником лаборатории являлся босс Задор, доктор Нарбонезис, находившийся на конференции за пределами системы - лишнее доказательство, что визит леди Дженевьев - полная неожиданность.
   Доктор Ховелер с легкой тревогой наблюдал, как исполняющая обязанности начальника лаборатории смело выступила вперед в своих поношенных туфлях, ловко протянула руку и от имени сотрудников приветствовала леди.
   Важная гостья ответила тем же. Лишь слабый голос выдавал неопытность. Леди Дженевьев добавила, что она и ее муж испытывают чувство гордости, что делают персональный вклад в великую работу этого сооружения.
   Вполуха Ховелер слушал шаблонные фразы. Далее пошел обмен мнениями, что было подсказано агентом прессы: необходимо дать информацию другим мирам. И дело коснулось того факта, что орбитальная станция является одним из важных объектов подготовки и, в конечном счете, создания одной огромной или нескольких колоний, задачей которых станет распространение человечества земного происхождения и гарантия его будущего.
   У Ховелера появилось ощущение, что леди Дженевьев говорила автоматически, что свидетельствовало о ее обучении, где и какие произнести фразы в качестве политических сообщений.
   Анюта Задор воспользовалась паузой и вернулась к прежней теме:
   - Я правильно поняла вас, леди Дженевьев, что сегодня вы прибыли к нам, чтобы сделать персональный вклад?
   Маленькая головка с медно-каштановыми локонами согласно закивала:
   - Да, правильно. Мой муж, премьер Дирак и я решили отдать нашего первенца, чтобы пополнить ряды будущих колонистов. Я прибыла сюда для этого.
   Новость, вызвавшая неподдельное удивление собравшихся. И еще леди сообщила, что сам премьер прибудет к ней сюда, в Иматранскую систему, через несколько дней и пробудет примерно месяц.
   Лабораторное оборудование продолжало свой нетребовательный полифонический шепот.
   Ховелер и каждый из присутствующих мог без усилия, в иллюминаторы, увидеть недалеко внизу планету Иматра - зеленую от растительности, с точками маленьких озер, линиями каналов. Это карта земли, окруженная черным звездным небом, раскачивалась над иллюминатором, закрепленная в двух точках. Ну а где "низ" и "верх" - зависело от тяготения на орбитальной станции.
   Потом леди Дженевьев, получив очередную подсказку агента прессы, спрашивала Анюту Задор, как долго ее рабочие и очень впечатляющая лаборатория находятся в этой системе, что интересного, по их мнению, на Иматранских планетах? "Эти планеты,- добавила леди с неумелой неискренностью,- входят в число немногих, особенно полюбившихся премьеру звезд и планет во всей Вселенной".
   Задор, которая уже полностью пришла в себя, вежливо привела несколько мало значащих фактов. Ну а лаборатория в Иматранской системе запланирована на несколько месяцев, возможно, на год.
   После подтверждения леди Дженевьев о подарке лаборатории Анюта Задор обменялась мнением с двумя ближайшими помощниками, среди которых Ховелер - по специальности больше биоинженер, чем медик. Рабочие задвигались спешнее. Началась скрытая техническая подготовка, необходимая для того, чтобы важная гостья во время пребывания на лаборатории не ощутила никаких неудобств.
   А тем временем двое младших сотрудников стали перешептываться. Это было недалеко от Ховелера, но они не заботились, что доктор их услышит.
   Один сказал:
   - Очевидно, их бракосочетание выходит за рамки программы.
   Среди циничных политических обозревателей ходили предположения, что последние свадьбы премьера не запланированы.
   - Да! Настоящее политическое событие, не больше.
   Союз двух неравных фамилий, а точнее, династий, стал главной мишенью для одних группировок и проклятьем для других. До такой степени был поспешно заключен этот брак.
   Ховелер слышал, как другой сотрудник сказал, что династическая пара в первый раз познакомилась лишь за несколько дней до свадьбы.
   А вот программа колонизации, в которой лаборатория играла существенную роль, долгое время чувствовала покровительство самого Дирака и группировок, его поддерживающих. Многие называли премьера даже главным архитектором проекта.
   Вклад же леди Дженевьев мог увеличить поддержку в определенных кругах сотрудников биолаборатории, а в целом - всей программы колонизации. Даже если эта акция вызовет сопротивление других кругов. Правда, доктор Анюта Задор мысленно отогнала эту идею. Пока шли закулисные приготовления к событию, леди Дженевьев и Анюта Задор продолжали официальную беседу.
   Агент прессы уже делала свое дело. В виде распечаток распространяла содержание программы посещения леди Дженевьев Иматранской системы. Сама леди сожалела, что не может провести достаточно времени на борту станции. Ей хотелось бы, но... Так, во всяком случае, доктор Ховелер понял ее усталый лепет и слова, которые вскоре стали невнятными.
   Некоторые из окружения леди ненавязчиво торопили медиков и техников, ссылаясь на то, что их маленький корабль находится в тамбурном отсеке, а следующая остановка по графику не более чем через час.
   Сама леди выглядела усталой. Странно, но именно это стало вызывать у Ховелера чувство симпатии к гостье. Высокий рост доктора позволял через головы внимательней разглядеть леди. Она храбро сохраняла самообладание. И это все несмотря на затянувшееся техническое приготовление к решению основного вопроса.
   Ховелер понимал, почему подготовка требовала времени. Среди проблем, которые надо было решить, и выбор операционной, где пройдет процедура, и поиск хирурга для контроля операции: извлечение зиготы из матки и ее сохранение всегда выполняла машина. Роботы-специалисты, техника, оживленная опытнейшими системами, действующими независимо от прямого человеческого контроля... Все превосходило даже самых опытных живых хирургов. Прежде всего - в точности и надежности.
   И вот Ховелер заметил, что из комнат, находившихся с одной стороны лаборатории, выбрали операционную. Когда приоткрылась дверь камеры, которая имела кубическую форму, он мельком увидел прибор, похожий на седло - это часть робота-специалиста.
   Наконец, один из помощников доктора Анюты Задор робко сказал леди: "Все готово". Молодая жена премьера с усталой улыбкой заявила окружающим, что собирается ненадолго исчезнуть. Дескать, несколько минут будет находиться на частном приеме у машин. Возможно, под контролем тщательно выбранного оператора. Похоже, что эту задачу взяла на себя доктор Анюта Задор, которая сразу же пошла вслед за леди.
   Досточтимая гостья, которую учтиво сопровождали в нужном направлении, проходя через большую дверь, через которую появилась в лаборатории, выглядела трогательной, смущенной и растерянной. Ховелер слышал тихий шепот кого-то из сотрудников и понял, что у многих леди вызывала жалость.
   Когда Дженевьев Сардо скрылась за дверями, представители прессы, расположившись неподалеку, стали сочинять комментарий к материалу о будущем колонистов. Все сразу записывалось.
   Ховелер, покачав головой, отправился к своему рабочему месту. Он уже не мог освободиться от мысли о безумии мира и не делал попытки продолжить свой труд, пока лаборатория не очистится от посетителей.
   Откинувшись на спинку стула, он с легкой улыбкой наблюдал за операционной. Ему словно хотелось заверить последнего донора, что медицинское оборудование сработает четко и быстро.
   Так и вышло. Без каких-либо осложнений. Из комнаты появилась улыбающаяся Дженевьев Сардо - без сомнения, любимая жена премьера.
   Доктор Задор осталась в операционной. Ховелер понял, что она у приборов, чтобы убедиться, что в последний момент не произошло сбоя.
   А знаменитая гостья в своем чистеньком белом платье, которое, казалось, и не снимала, была вовсе не похожа на человека, только что подвергшегося неприятной процедуре. И снова полился разговор.
   Бразды беседы взяла в свои руки агент прессы, а Дженевьев ограничивалась краткими репликами согласия.
   Биоинженер Ховелер, наблюдая за леди, сделал вывод: "Растерянность". Слово, которое вроде и не подходило к леди. Но похоже, что она как бы потеряла почву под ногами.
   И все же оставалась привлекательной. Молодая маленькая женщина чем-то напоминала эльфа, а ее лицо и цвет кожи говорили о смеси европейской и индонезийской крови - и последняя, скорее всего, преобладала.
   Нравилось ли ей, в самом деле, быть на станции? Настолько ли она была счастлива, как не без лести заявляла? Была ли леди от души довольна тем, что сделала такой дар от себя и мужа?
   Что ж, возможно. Без сомнения, она была умна. У Ховелера сложилось мнение, что леди трудно было заставить что-либо сделать против ее воли. Но, возможно, это пожертвование частично явилось результатом желания освободиться от ответственности растить собственного ребенка?
   Вдруг по лаборатории пронесся шумок. Поднялись и повернулись в одну сторону фото- и кинокамеры журналистов. Остальные зашевелились, чтобы лучше разглядеть событие.
   Доктор Анюта Задор - все еще в хирургической маске, чисто символической улыбаясь, появилась из маленькой операционной. В поднятых руках она держала голубую стеклянную плитку, величиной с ладонь. В ней, по видимости, и находился последний, или скорее, первый колонист, помещенный в капсулу для долгого хранения в живом состоянии.
   На этой плитке были нанесены цветные закодированные опозновательные полосы. И исполняющая обязанности начальника станции Задор показала журналистам образец в капсуле - достойный восхищения и увековечивания.
   Но неожиданно, когда обстановка на станции разрядилась, центральная установка на станции начала подавать сигналы, что за ними кто-то следит. На эти сдержанные вести мало кто обратил внимание. Но вот Ховелер заметил слабый пульсирующий звук, исходивший от расположенной неподалеку установки объемного изображения - прибора, который находился на середине палубы и напоминал по форме плоский пенек.
   Странно, но кроме доктора Ховелера никто не спешил ответить на вызов.
   Едва он ответил, электронный голос связи, которая являлась составной частью компьютеризированного мозга корабля-лаборатории, вежливо передал, что для леди Дженевьев есть личное сообщение.