Том ШАРП

БЛОТТ В ПОМОЩЬ


   Посвящается Джеффу Милларду




1


   Сэр Джайлс Линчвуд, член парламента от Южного Уорфордшира, расположился у себя в кабинете и закурил сигару. В саду за окном цвели тюльпаны и примулы, на лужайке копошился дрозд, а в безоблачном небе сияло солнце. Вдалеке виднелись утесы, между которыми бежала река Клин. Клинская теснина.
   Но красоты природы не трогали сэра Джайлса. Он размышлял совсем о других материях: о деньгах, о миссис Фортби, о разладе между мечтой и действительностью. Да и вид из окна не так уж радовал глаз: среди красот природы затесалась леди Мод, а у какого человека в здравом уме повернется язык причислить ее к красавицам? Грузная, дюжая – кто-то очень метко назвал ее «роденовской женщиной». Впрочем, собрав всю свою беспристрастность, на какую он был способен после шести лет супружества, сэр Джайлс признавал: есть в этой монументальности и что-то привлекательное. Вообще он не слишком щепетильничал насчет внешности. Он и капитал-то нажил благодаря способности разглядеть выгоду за самым невзрачным фасадом и мог с полным правом похвастаться, что ни один домовладелец в Лондоне не вышвырнул на улицу столько неплатежеспособных жильцов, сколько он. То, что леди Мод не красавица, еще полбеды. Семейную жизнь сэра Джайлса омрачало другое: его бесил характер жены, ее невероятный гонор. И еще мысль, что ему суждено до конца своих дней жить с супругой, от которой не уйти, в доме, который не продать.
   Мод, урожденная Хэндимен, всю жизнь провела в родовом гнезде, в Хэндимен-холле. Это был огромный, просторный особняк: двадцать спален, бальный зал с покоробившимся полом, водопроводная система, от которой ценители технических раритетов просто млели, а сэр Джайлс по ночам не мог уснуть, центральное отопление, которое прежде пожирало тонны угля, а теперь поглощало мегагаллоны мазута. Построенный в 1899 году и обставленный чудовищной мебелью во вкусе того времени, Хэндимен-холл призван был возвестить миру, что Хэндимены вышли в знать. Правда, ненадолго. Своим взлетом они были обязаны тому обстоятельству, что будущий король Эдуард VII [1], дважды гостивший в Хэндимен-холле, по ошибке принял миссис Хэндимен за горничную (в присутствии члена королевской фамилии у бедняжки от робости язык отнимался). Дабы загладить нечаянную монаршую провинность – а также за оказанные услуги, – ее супругу Бальстроуду был дарован титул пэра. Но слава Хэндименов быстро померкла и сменилась полной безвестностью, в каковой они пребывали и по сию пору. Вознесясь к славе на гребне пивной волны – в свое время хэндименовское светало; хэндименовское тройное и хэндименовское западное пользовались широкой популярностью, – Хэндимены пристрастились к коньяку. Первый граф Хэндимен, ревнивый муж и, понятное дело, рьяный республиканец, умер очень некстати: он вошел в историю как первый покойник, чьим родственникам пришлось платить разорительный налог на получение наследства, только что введенный Ллойд Джорджем. Его старший сын Бартоломью не намного пережил отца: домогательства налоговых инспекторов произвели на него такое впечатление, что он выпил две бутылки отцовского монпелье три шестерки и отдал Богу душу.
   Первая мировая война окончательно расстроила состояние Хэндименов. Второй сын Бальстоуда Бутройд вернулся из Франции с обожженным ртом и языком – решил успокоить нервы перед атакой и по ошибке хлебнул аккумуляторной кислоты. Отныне для него все напитки были на один вкус, поэтому, вознамерившись вернуть хэндименовскому пиву довоенное качество и славу, он достиг противоположного результата. Лишь теперь можно было сказать, что пивоварня Хэндименов по праву именуется «Исключительным поставщиком Его Королевского Величества», ибо в двадцатые-тридцатые годы спрос на хэндименовское пиво упал настолько, что поставлять его было бы больше и некуда, если бы не дюжина пивных Уорфордшира, которые по договору обязаны были торговать только этим сортом. Завсегдатаи поневоле пили отвратительную бурду Бутройда, чтобы засвидетельствовать свою преданность роду Хэндименов. Прочим же заведениям магистры (одним из которых был сам Бутройд) не давали разрешения на торговлю спиртным. К тому времени семье приходилось тесниться в одном крыле огромного особняка, и когда началась вторая мировая война, ликующие Хэндимены предоставили остальное здание в распоряжение Военного министерства. Бутройд записался в войска местной обороны, созданные на случай вторжения немцев, и вскоре приказал долго жить. Поместье перешло к его брату Базби, отцу Мод. Сначала в особняке поселился начальник штаба генерала де Голля и все бойцы вооруженных сил «Свободной Франции» [2] в их тогдашнем составе, а потом в усадьбе разместился лагерь для военнопленных итальянцев. Между тем четвертый граф Хэндимен, обратившись к прежним рецептам приготовления пива, сделал все возможное, чтобы фирменный напиток Хэндименов обрел былую популярность. Заодно он употребил все свое влияние, чтобы выбить из Военного министерства непомерно высокую плату за здание, в котором министерство в общем-то и не нуждалось. Так ему удалось поправить состояние семейства.
   Именно это влияние, влияние Хэндименов, внушило сэру Джайлсу мысль, что было бы весьма недурно жениться на леди Мод и благодаря ей получить место в парламенте. Сейчас, задним числом, ему казалось, что овчинка не стоила выделки. Он прекрасно понимал, что вступает в брак по расчету, однако со временем обнаружились обстоятельства, которые в его расчеты никак не входили. Казалось бы, женщине с наружностью Мод не пристало привередничать насчет секса, но не тут-то было. Сэр Джайлс вспоминал медовый месяц в Коста-Брава с горечью, если не сказать с болью. Ну и удивила же она его! Когда он попросил привязать его к кровати и посечь, супруга взялась за дело с таким рвением, что вопли новобрачного были слышны за четверть мили и на другой день сэру Джайлсу пришлось, сгорая от стыда, объясняться с управляющим гостиницы. Всю дорогу домой он вынужден был стоять. С тех пор чувствовал себя в безопасности только в отдельной спальне, а душу отводил в квартире миссис Фортби в Сент-Джон Вудз, где до таких крайностей не доходило. Но самое скверное, о разводе не могло быть и речи. Чтобы стать законным владельцем Хэндимен-холла и поместья, сэру Джайлсу пришлось уплатить жене сто тысяч фунтов, а в брачном договоре имелся пункт, согласно которому в случае его смерти при отсутствии наследников или же в случае развода по причине нарушения им супружеского долга дом и поместье возвращаются к леди Мод. Сэр Джайлс был богат, однако платить за свободу сто тысяч фунтов – это было уж чересчур.
   Сэр Джайлс вздохнул и посмотрел в окно. Леди Мод пропала, однако вид из окна отраднее не стал: по лужайке в сторону огорода плелся садовник Блотт. Сэр Джайлс оглядел коренастую фигурку с неприязнью. Блотт всегда действовал ему на нервы. Вот наглец: садовник, мало того, садовник-итальянец, да вдобавок бывший военнопленный, а сияет как медный пятак! В слуге главное что? Подобострастие. А где оно у Блотта? Можно подумать, он тут не слуга, а хозяин.
   Дойдя до стены, окружавшей огород, Блотт исчез за калиткой, а сэр Джайлс принялся прикидывать, как ему избавиться от Блотта, леди Мод и Хэндимен-холла. Кое-что он уже придумал.

 
   Леди Мод тоже кое-что придумала. Неуклюже ковыляя по саду, она выдергивала то одуванчик, то звездочку, а на уме у нее была только одна мысль – материнство.
   – Сейчас или никогда, – пробормотала она и раздавила слизняка. Согнувшись в три погибели, она бросила взгляд между ногами в сторону дома, где в окне маячила фигура сэра Джайлса, и в который раз посетовала: угораздило же ее выйти замуж за такого безответственного субъекта. Сама она считала, что долг превыше всего. И за сэра Джайлса она вышла лишь потому, что этого требовал долг перед семьей. Будь ее воля, она бы выбрала жениха и помоложе, и посимпатичнее, да вот беда: симпатичные молодые люди со средствами в Уорфордшире наперечет, а приискать такого в Лондоне дурнушка Мод даже не надеялась.
   – Опять выезжать в свет! – возмущалась она, когда леди Хэндимен уговаривала ее поехать ко двору. – Сколько можно! Сдались мне эти светские шаркуны.
   Действительно, ни один светский шаркун ей так и не сдался. Красота ее отцвела раньше времени. В пятнадцать лет она была очаровательна. Но к двадцати одному году заметно подурнела: в ее облике проступили фамильные черты; особенно портил ее увесистый хэндименовский нос. А уж к тридцати пяти хэндименовская порода проявилась во всей неприглядности. Теперь ею мог прельститься разве что человек с такими извращенными вкусами и таким хорошим нюхом на скрытую выгоду, как сэр Джайлс. Отдавая ему руку, леди Мод не обольщалась на его счет, но в дальнейшем выяснилось, что за долгие годы холостятской жизни он приобрел такие привычки и причуды, что совершенно неспособен выполнять супружеские обязанности. Детей от него точно не дождаться. После злополучного медового месяца Мод пыталась помириться с мужем, но куда там. Чем только она его ни пичкала – пряными приправами, устрицами, шампанским, яйцами вкрутую, – возбуждаться сэр Джайлс упорно не желал. И сегодня, в этот погожий весенний день, когда все вокруг цвело, тянулось к солнцу и, казалось, славило радости деторождения, леди Мод особенно остро чувствовала себя пустоцветом. Надо еще раз попытаться наставить сэра Джайлса на ум. Она выпрямилась и направилась через лужайку в дом.
   – Джайлс, – выпалила она, войдя без стука в кабинет мужа. – Пора нам поговорить без обиняков.
   Сэр Джайлс поднял глаза от страницы «Таймс».
   – Без чего?
   – Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Хватит ходить вокруг да около.
   – Около чего, дорогая? – недоуменно спросил сэр Джайлс.
   – Нечего мне зубы заговаривать.
   – Ничего я тебе не заговариваю, – возразил сэр Джайлс. – Я просто никак не возьму в толк, о чем речь.
   Леди Мод оперлась руками о стол, грозно подалась вперед и рявкнула:
   – О сексе, вот о чем!
   Сэр Джайлс съежился в кресле.
   – Ах, об этом, – пробормотал он. – Ну и что секс?
   – Я, между прочим, уже не девочка.
   Сэр Джайлс сочувственно кивнул. Это обстоятельство хоть как-то его утешало.
   – Еще год-другой – и будет поздно.
   «Слава тебе, Господи», – подумал сэр Джайлс, но выразить свою радость вслух не отважился. Вместо этого он порылся в коробке с сигарами и достал одну из тех, что подороже. Напрасно он это сделал. Леди Мод нагнулась и вырвала у него сигару.
   – Вот что, Джайлс Личвунд, – объявила она. – Не для того я выходила замуж, чтобы остаться бездетной вдовой.
   Сэр Джайлс вздрогнул:
   – Вдовой?!
   – Бездетной, вот что главное. А жив ты, нет ли – мне безразлично. От тебя мне нужно только одно: наследник. Неужели было непонятно, что я выхожу за тебя, чтобы завести детей? Мы женаты уже шесть лет. Пора наконец тебе исполнить свой долг.
   Сэр Джайлс положил ногу на ногу.
   – А я надеялся, мы уже поставили на этом точку.
   – Да ведь и точку-то ставить не на чем. Это меня и возмущает. Ты упорно отказываешься вести себя, как подобает нормальному мужу. Ты все время…
   – У нас у всех свои маленькие проблемы, – возразил сэр Джайлс.
   – Это точно, проблемы у нас имеются. Но твои проблемы могут подождать, а вот мои, к сожалению, надо решать как можно быстрее. Повторяю, мне уже за сорок, через год-другой рожать будет уже поздно. Наш род живет в Клинской теснине пять столетий, и я нежелаю, сходя в могилу, терзаться оттого, что я последняя из Хэндименов.
   – Тут уж, видно, ничего не поделаешь, – заметил сэр Джайлс. – И потом, даже если на минуту представить невозможное – будто у нас с тобой действительно появятся дети, – они все равно будут носить фамилию Линчвуд.
   – Я все обдумала. Юридически я имею право дать им свою фамилию без твоего согласия.
   – Вот как? Ну так имей в виду, что это не понадобится. Детей у нас не будет. Это мое последнее слово.
   – В таком случае, я подаю на развод. Объясняться будешь с моими адвокатами.
   Леди Мод вышла из кабинета, хлопнув дверью. Сэр Джайлс остался один. Разговор его потряс, но и обрадовал. Конец его мучениям! Теперь он и развод получит, и Хэндимен-холл за собой сохранит. Прямо гора с плеч. Он достал из коробки еще одну сигару и закурил. Из спальни над кабинетом доносился топот леди Мод. Наверное, собирается в Уорфорд, в адвокатскую контору «Ганглион, Тернбулл и Шрайн» – туда в случаях затруднений обращались все Хэндимены. Сэр Джайлс развернул «Таймс» и еще раз прочел письмо читателя про кукушку.


2


   Мистер Тернбулл из адвокатской конторы «Ганглион, Тернбулл и Шрайн» посочувствовал леди Мод, но помочь ей ничем не мог.
   – Если вы начнете судебное дело по столь незначительному поводу, как те обстоятельства, которые вы так ярко описали, то пункт в брачном договоре о возвращении вам Хэндимен-холла потеряет силу. Вы рискуете лишиться и особняка, и поместья.
   – Вот новость! – вспылила леди Мод. – Значит, если я разведусь с мужем, то останусь без родового имения?
   Мистер Тернбулл кивнул.
   – Сэру Джайлсу ничего не стоит отпереться, – пояснил он. – По правде говоря, я сильно сомневаюсь, чтобы кто-нибудь, оказавшись в его положении, подтвердил ваш рассказ. Боюсь, суд решит дело в его пользу. В таких делах самое уязвимое место – доказательства. У вас же их нет.
   – А то, что я девственница, – не доказательство? – без церемоний вопросила леди Мод.
   Мистер Тернбулл чуть не содрогнулся. Не хватало, чтобы его клиентка в качестве главного вещественного доказательства предъявила суду свою девственность.
   – Нет, тут потребуется что-нибудь более общепринятое. А то сэр Джайлс возьмет да и объяснит, что вы сами не дали ему воспользоваться его супружеским правом. И вашим словам будет не больше веры, чем его словам. Развод-то вы получите, но Хэндимен-холл по закону отойдет к нему.
   – Должен же быть какой-то выход, – не сдавалась леди Мод.
   Мистер Тернбулл окинул ее взглядом и подумал, что шансов у нее никаких, однако из деликатности промолчал.
   – Вы говорили, что пытались помириться с мужем, – напомнил он.
   – Я потребовала, чтобы Джайлс исполнил свой долг.
   – Я, собственно, имел в виду немного другое. В семейной жизни, знаете, и в лучшие-то дни не обходится без неурядиц. Может, если бы вы приступили к мужу с лаской…
   – С лаской? – взвилась леди Мод. – Вы, кажется, забыли, что мой муж извращенец. Думаете, человек, которому нравится, когда его…
   – Все-все, – поспешно остановил ее мистер Тернбулл. – Можете не продолжать. Я неточно выразился. Не то чтобы ласка, а… гм… определенное понимание, что ли.
   Леди Мод презрительно зыркнула на адвоката.
   – В конце концов, tout comprendre c'est pardonner, – заметил адвокат, переходя на язык, на котором, по его мнению, сподручнее рассуждать об амурных делах.
   – То есть?
   – Я говорю, все понять – значит все простить, – объяснил мистер Тернбулл.
   – Боже мой! И это говорит юрист! – ужаснулась леди Мод. – Ну да как бы там ни было, понимать и прощать ни к чему. Мне ребенок нужен, вот что. Мой род живет в Клинской теснине уже пять веков, и я не хочу, чтобы по моей вине он лишился возможности прожить там еще столько же. Вы, наверно, думаете, что мои постоянные разговоры о своем роде – романтический вздор. Но я считаю, что произвести на свет наследника – мой святой долг. И если муж не поможет мне исполнить свой долг, я найду, с кем его исполнить.
   Мистер Тернбулл встревожился: как бы не оказаться первой жертвой внебрачных поползновений клиентки.

 
   – Ради бога, уважаемая леди Мод, никаких скоропалительных решений! Если сэр Джайлс уличит вас в супружеской неверности, он добьется развода на таких основаниях, что пункт о возврате поместья утратит силу. Хотите, я с ним переговорю? Иногда, чтобы уладить конфликт, нужна третья, незаинтересованная сторона.
   Леди Мод покачала головой. Она размышляла о супружеской неверности.
   – А если Джайлс мне изменит, то поместье вернется ко мне? – спросила она наконец. – Я правильно рассуждаю?
   Мистер Тернбулл просиял:
   – Тогда никаких проблем. У вас будут все права на поместье. Согласно брачному договору. Никаких проблем.
   – Вот и отлично, – заключила леди Мод, встала с места и вышла из кабинета.
   Мистеру Тернбуллу стало ясно: сэра Джайлса Линчвуда ожидает пренеприятнейший сюрприз, а адвокатскую контору «Ганглион, Тернбулл и Шрайн» – затяжное дело, сулящее немалые гонорары.
   В машине хозяйку дожидался Блотт.
   – Блотт, – сказала леди Мод, забравшись на заднее сиденье, – вы знаете, как прослушивать телефоны?
   Блотт улыбнулся и включил двигатель.
   – Дело нехитрое. Нужна только проволока да наушники.
   – Тогда остановитесь у магазина радиотоваров и купите все, что понадобится.
   Когда они вернулись в Хзндимен-холл, у леди Мод уже созрел план.

 
   У сэра Джайлса тоже созрел план. Когда поутих первый восторг, вызванный обещанием развода, сэр Джайлс хорошенько обдумал свое положение и смекнул, что может нарваться на неприятности. Невелика радость – вместе с леди Мод отвечать в суде на вопросы какого-нибудь маститого адвоката об их интимной жизни. А уж если супруга пустится в описания медового месяца, для газет это будет просто подарок судьбы – особенно одна-две воскресных постараются. И самое гнусное, он даже не сможет привлечь их за клевету: слова леди Мод подтвердит управляющий гостиницей. Ну получит он развод, ну сохранит за собой Хэндимен-холл, зато от его доброго имени не останется и следа. Нет, тут нужно действовать тихой сапой. Сэр Джайлс взял карандаш и принялся выводить каракули.
   Суть дела проста. Если дойдет до развода, он должен состояться на тех условиях, которые устроят сэра Джайлса. И чтобы даже намека на скандал не было! Рассчитывать, что леди Мод заведет любовника, не приходится – хотя с отчаяния каких только дров не наломаешь. Нет, едва ли. К тому же кто на нее позарится при ее-то возрасте, комплекции и характере? А тут еще Хэндимен-холл и сотня тысяч фунтов, которую сэр Джайлс за него выложил. Сто тысяч фунтов коту под хвост. Сэр Джайлс изобразил на листе бумаги кота. Как же с выгодой избавиться от своей собственности? Продать; спалить дотла и получить страховку – это понятно, а еще?
   И вдруг нарисованный кот – восьмерка с хвостом и ушами – напомнил ему какую-то картину, которую он видел с высоты птичьего полета. Путепроводы, транспортные развязки.
   Через минуту он уже разворачивал топографическую карту военно-геодезического управления. Развернув, принялся внимательно рассматривать. Ну конечно! Как же он сразу не сообразил! Клинская теснина – идеальная трасса для автомагистрали: она лежит как раз между Шеффингемом и Найтоном. А все строения на пути прокладки дороги подлежат принудительному выкупу – владельцам выплачивают солидную компенсацию. Гениальное решение! Всего-то и требуется – шепнуть пару слов нужному человеку. Сэр Джайлс снял трубку и набрал номер. Когда леди Мод вернулась из Уорфорда, супруг ее так и сиял. Еще бы: Хоскинс из Управления регионального планирования Уорфордшира обещал помочь. Собственно, он и прежде никогда не отказывался помочь сэру Джайлсу – эта помощь щедро оплачивалась. Так щедро, что Хоскинс даже обзавелся большим домом, на который его жалованья явно не хватило бы. Сэр Джайлс улыбнулся. Великая вещь – влияние.
   – Вечером еду в Лондон денька на два, – сообщил он леди Мод за обедом. – Надо кое-что уладить. Ох уж эти мне дела: связывают по рукам и ногам.
   – Я так и поняла, – бросила леди Мод.
   – Если я тебе понадоблюсь, передай секретарше.
   Леди Мод положила себе мясной запеканки с картофелем. Настроение у нее было превосходное. Она не сомневалась, что в Лондоне сэр Джайлс в связанном виде предается своим сомнительным удовольствиям. Чтобы разузнать имя его любовницы, потребуется время. Но ничего, леди Мод спешить некуда.

 
   – Немыслимая женщина эта леди Мод, – заметил мистер Тернбулл, сидя вместе с мистером Ганглионом в баре уорфордской гостиницы «Четыре пера».
   – Немыслимая семейка, – кивнул мистер Ганглион. – Вы, наверно, не помните ее бабку, старую графиню. Да нет, откуда вам помнить – вы тогда еще в конторе не служили. А я, помнится, составлял ее завещание. Дело было… когда же это?.. Кажется, в марте тридцать шестого. Умерла она в июне тридцать шестого, стало быть, завещание я составлял в марте. Так вот, она требовала, чтобы я непременно упомянул в завещании, что один из родителей ее сына Базби принадлежал к королевской фамилии. Как я ни доказывал, что в этом случае Базби не имеет права на наследство, она никаких резонов не слушала. Заладила: «Королевская кровь, королевская кровь». В конце концов я убедил ее подписать несколько экземпляров завещания, и лишь в одном – в самом верху – было упомянуто, что Базби – побочный сын монарха.
   – Ну и дела, – вздохнул мистер Тернбулл. – А как по-вашему, это правда?
   Мистер Ганглион взглянул на него поверх очков:
   – Между нами, должен признать, что такая возможность не исключена. Сроки действительно сходятся. Базби родился в девятьсот пятом, а будущий король посетил Хэндименхолл в девятьсот четвертом. Об Эдуарде VII поговаривали, что он на подобные дела мастер.
   – Тогда понятно, от кого у леди Мод такая внешность. И высокомерие.
   – Про эту историю лучше всего забыть, – угрюмо произнес мистер Ганглион. – А зачем она к вам приезжала?
   – Разводиться хочет. Я отговаривал. Советовал, по крайней мере, подождать. Дело в том, что Линчвуд, как видно, большой любитель подвергаться телесным наказаниям.
   – Каких только причуд у людей не бывает. Где же он так приохотился к порке? Учился он вроде бы не в частной школе – это ведь там учеников таким манером наказывают. Чудно, ей-богу. Но уж коли на то пошло, то лучше леди Мод по этой части не найти. У нее ручищи как у землекопа.
   – Я так понял, она перестаралась, – объяснил мистер Тернбулл.
   – Прелестно. Прелестно.
   – Но главная беда – его нежелание осуществлять брачные отношения. А она хочет, пока не поздно, родить наследника.
   – В родовитых семьях так исстари заведено. Прямо пунктик какой-то. И что вы посоветовали? Искусственное осеменение?
   Мистер Тернбулл допил виски.
   – Нет, конечно, – буркнул он. – Она, по ее словам, до сих пор девственна.
   Мистер Ганглион хихикнул:
   – «У девицы на пятом десятке возмутительнейшие ухватки. Знай пускается вскачь на жирафе, чей ржач…» Или как там – «толкач»? Запамятовал.
   И они отправились обедать.

 
   Блотт обедал в теплице в конце огорода. Вокруг цвели ранние герани и хризантемы, розовые, красные – как раз под цвет его лица. Теплица была укромным святилищем Блотта, он частенько посиживал тут в окружении цветов, чья красота убеждала его, что жизнь – не такая уж пустая штука. Из окон открывался вид на огород, засаженный салатом, горохом, фасолью, кустами красной смородины и крыжовника – предмет гордости Блотта. Мир, к которому Блотт относился настороженно, оставался за кирпичными стенами теплицы.
   Отвинтив колпачок термоса, Блотт наполнил его, запил обед, поднялся и задрал голову. Под потолком теплицы от дома тянулись телефонные провода. Блотт сходил за лестницей и скоро уже деловито подсоединял к проводам купленную сегодня проволоку. Пока он возился с проводами, от дома отъехал «бентли» сэра Джайлса. Садовник проводил машину равнодушным взглядом. Сэра Джайлса он не переваривал, ему нравилось пропадать на огороде еще и потому, что тогда они с хозяином не мозолили друг другу глаза. Закончив работу, Блотт прикрепил к проволоке наушники и звонок и вошел в дом. Леди Мод стирала на кухне.
   – Готово, – объявил Блотт. – Можно попробовать.
   Леди Мод вытерла руки.
   – Что надо делать?
   – Когда зазвонит звонок, наденьте наушники, – объяснил Блотт.
   – Ступайте в кабинет и наберите какой-нибудь номер. Я послушаю.
   Блотт отправился в кабинет и уселся за стол. Сняв трубку, задумался: кому позвонить? Перебрал в уме знакомых – некому. Тут ему на глаза попался раскрытый блокнот, а в нем – номер, начинающийся с 01. Рядом с номером – каракули и нарисованный кот. Блотт набрал номер. Цифр было много. Наконец трубку сняли, и женский голос произнес:
   – Алло, Фелиция Фортби слушает.
   Блотт не сразу сообразил, что ответить. Помолчав, он выпалил:
   – Это Блотт говорит.
   – Блотт? – удивилась миссис Фортби. – Мы с вами знакомы?
   – Нет.
   – У вас ко мне дело?
   – Нет.
   Повисло неловкое молчание.
   – Так что вам нужно? – спросила миссис Фортби.
   Блотт прикинул, что ему нужно, и ответил:
   – Тонну свиного навоза.
   – Вы, наверно, не туда попали.
   – Ага, – сказал Блотт и положил трубку.
   Леди Мод в теплице осталась довольна испытанием. «Скоро я узнаю, кто его сейчас лупцует», – подумала она, сняла наушники и вернулась в дом.
   – Мы с вами будем по очереди прослушивать телефонные разговоры мужа, – сказала она Блотту. – Я хочу выяснить, к кому он там ездит в Лондон. Записывайте имена всех, с кем он будет разговаривать. Вам понятно?
   – Да, – обрадовался садовник и поспешил к своим грядкам.