Страница:
Френсик снял трубку. Нет, не жить ему, подлецу, как ни в чем не бывало. Уж мистер Кэдволладайн его допечет. Он набрал оксфордский номер.
– Боюсь, что у меня для вас довольно плохие новости, – сказал он мистеру Кэдволладайну.
– Плохие новости? Не понимаю, – отозвался мистер Кэдволладайн.
– О том молодом человеке, который поехал в Америку в качестве автора присланного вами романа, – пояснил Френсик.
Мистер Кэдволладайн озабоченно кашлянул.
– Что же он… э-э… проявил неосторожность?
– Можно выразиться и так, – сказал Френсик. – Короче говоря, нам, должно быть, придется иметь дело с полицией. – Мистер Кэдволладайн еще старательнее прочистил горло – к пущему злорадству Френсика. – Да, с полицией, – повторил он. – Вскоре, видимо, предстоит расследование.
– Расследование? – встревожено переспросил мистер Кэдволладайн. – Какого рода расследование?
– Пока трудно сказать, но я счел нужным поставить вас и вашего клиента в известность, что Питер Пипер погиб.
– Погиб? – скрипнул мистер Кэдволладайн.
– Погиб, – подтвердил Френсик.
– Боже мой. Как это неудачно.
– Согласен, – сказал Френсик. – Хотя слово «неудачно» здесь вряд ли подходит, поскольку Пипер вернее всего убит.
Тут мистер Кэдволладайн встревожился уже не на шутку.
– Убит? – ахнул он. – Вы сказали «убит»?
– Именно это я и сказал. Убит.
– Господи боже мой, – сказал мистер Кэдволладайн. – Как это ужасно.
Френсик ничего не ответил, предоставив мистеру Кэдволладайну проникнуться ужасом происходящего.
– Право, не знаю, что вам и сказать, – наконец пробормотал тот.
– В таком случае, – воспользовался Френсик его замешательством, – скажите мне имя и адрес вашего клиента, и я сам информирую его.
Мистер Кэдволладайн отрицательно помычал.
– В этом нет надобности. Ему будет сообщено.
– Как угодно, – сказал Френсик. – Сообщите ему заодно, что американского аванса придется подождать.
– Подождать? Но неужели вы предполагаете…
– Я ничего не предполагаю. Я просто хочу обратить ваше внимание на тот факт, что мистер Хатчмейер не был в курсе подмены вашего клиента-анонима мистером Пипером, и поэтому если полиция в ходе следствия обнаружит наш маленький трюк… вы уловили?
Мистер Кэдволладайн уловил.
– Вы полагаете, мистер… э-э… Хатчмейер может… э-э… потребовать неустойку?
– Или подать в суд, – без обиняков сказал Френсик, – и тогда лучше быть готовыми тут же вернуть ему всю сумму.
– О, разумеется, – подтвердил мистер Кэдволладайн, которому явно очень мало импонировала роль ответчика. – Предоставляю это целиком на ваше усмотрение.
Френсик положил трубку с облегченным вздохом Взвалив часть ответственности на мистера Кэдволладайна и его треклятого клиента, он немного повеселел. Он даже не без удовольствия набил себе нос табаком, но тут зазвонил телефон: Соня Футл из Нью-Йорка. Голос у нее был совершенно подавленный.
– Ох, Френзи, я в таком горе, – сказала она, – и я во всем виновата. Если б не я, никогда бы этого не случилось.
– Что значит – ты виновата? – спросил Френсик. – Ведь не ты же…
– Зачем я его сюда повезла? Он был так счастлив… – голос ее прервался и послышались рыдания.
Френсик сглотнул ком в горле.
– Бога ради расскажи мне, что случилось, – попросил он.
– Полиция считает – убийство, – сказала Соня и снова зарыдала.
– Это я уже понял из телеграммы. А что случилось – пока не понимаю. Как он погиб?
– Неизвестно, – сказала Соня, – и это ужаснее всего. Они шарят по дну залива, перекапывают золу на пожарище…
– Какую золу? – удивился Френсик, силясь понять, зачем Пипера ищут в золе, если он утонул.
– Понимаешь, Хатч и я, мы поехали на яхте, разыгрался шторм, дом загорелся, и кто-то стрелял в пожарных, а катер Хатча налетел на нас и взорвался, мы чудом уцелели и…
Рассказ ее был невнятный и сбивчивый, и Френсик, прижимая трубку к уху, тщетно пытался составить картину происшествия. Казалось, хаотические образы были частями бредовой головоломки, сцеплявшимися без малейшего подобия общего рисунка Огромный деревянный дом изрыгает пламя в ночное небо. Кто-то, укрывшись в пылающем доме, обстреливает пожарных из крупнокалиберного пулемета. Медведи. Хатчмейер и Соня на яхте во время урагана. Горящие катера бороздят залив – и наконец самое чудовищное: Пипер отлетает в лучший мир вместе с миссис Хатчмейер в норковом манто. Какое-то адское видение.
– Кого подозревают? – спросил он.
– Какую-нибудь террористическую группу, – сказала Соня. Френсик судорожно сглотнул.
– Террористическую группу? Зачем террористам убивать бедного Пипера?
– Ну, вокруг него был устроен такой шум – вышло целое побоище, – сказала Соня. – Когда мы сошли на берег в Нью-Йорке… – И она рассказала об их прибытии, а Френсик в ужасе слушал.
– Ты говоришь, Хатчмейер нарочно это устроил? Да он сумасшедший!
– Он хотел, чтоб вышла большая шумиха, – объяснила Соня.
– Тут он преуспел, ничего не скажешь, – заметил Френсик. Но Соня опять разрыдалась.
– Ты просто бессердечный, – выговорила она. – Словно ты не понимаешь, что это значит…
– Понимаю, – сказал Френсик, – это значит, что полиция станет выяснять личность Пипера и…
– Что это наша вина, – проплакала Соня, – мы его послали сюда, из-за нас…
– Ну уж нет, – сказал Френсик, – если б я знал, какая ему уготована встреча, я бы в жизни не отправил его на заклание. Что же касается террористов…
– Полиция не вполне уверена, что это террористы. Сначала они думали, что его убил Хатчмейер.
– Вот это больше похоже на правду, – сказал Френсик. – А судя по твоему рассказу – просто сущая правда. Он подстрекатель. Пусть не он сам…
– А потом они, кажется, подозревали мафию.
Френсик опять сглотнул. Еще того не легче.
– Мафию? Чем Пипер мог насолить мафии? Да бедняга вообще…
– Не Пипер, Хатчмейер.
– Ты имеешь в виду, что мафия совершила неудачное покушение на Хатчмейера? – огорченно спросил Френсик.
– Ничего я в виду не имею, – сказала Соня. – Я рассказываю тебе, что слышала от полиции: по их словам, Хатчмейер якшался с преступным миром.
– Если они хотели прикончить Хатчмейера, при чем тут Пипер?
– Ну ведь Хатч и я были на яхте, а Пипер с Бэби…
– Что за бэби? – испуганно спросил Френсик, наспех расчищая загроможденную сцену преступления для новых ужасающих подробностей.
– Бэби Хатчмейер.
– Хатчмейер? Я и не знал, что у этой скотины…
– Да нет у него детей. Миссис Хатчмейер. Ее звали Бэби.
– О господи, – сказал Френсик.
– Нельзя быть таким черствым. Тебе как будто все безразлично.
– Мне? – сказал Френсик. – Как это безразлично! Совершеннейший ужас. Так ты говоришь, мафия…
– Не я говорю, полиция говорит. Они думают, что это была попытка запугать Хатчмейера.
– И запугали? – спросил Френсик, надеясь найти в ситуации хоть что-нибудь утешительное.
– Нет, – сказала Соня, – он злой, как черт. Говорит, что подаст на них в суд.
– В суд? – ужаснулся Френсик. – Что значит – в суд? На мафию в суд не подашь и к тому же…
– Не на мафию. На полицию.
– Хатчмейер в суд на полицию? – спросил Френсик, окончательно потеряв нить.
– Ну, сначала они же на него подумали. Допрашивали несколько часов, оказывали давление. Ему еле поверили, что он был со мной на яхте. А тут еще эти канистры.
– Канистры? Какие канистры?
– Которыми я его обвязала.
– Ты обвязала Хатчмейера канистрами?
– Пришлось, а то бы он утонул.
Френсик не нашел в этом особой логики.
– По-моему, если бы… – Он осекся, не став выражать сожаления, что Хатчмейер не утонул. Между тем все бы очень упростилось.
– И что ты собираешься делать? – спросил он наконец.
– Не знаю, – сказала Соня, – пока побуду здесь. Следствие не кончено, мне даже переодеться не во что… ах, Френзи, все это так ужасно! – И она снова расплакалась.
Френсик подумал, чем бы ее приободрить.
– Кстати, рецензии в воскресных газетах были одна лучше другой, – сказал он, но Соню это ничуть не утешило.
– Как ты можешь сейчас говорить о рецензиях? – возмутилась она. – Тебе просто наплевать, вот и все.
– Ну что ты, милая, вовсе мне не наплевать, – запротестовал Френсик, – это такая трагедия для всех нас. Я сию минуту звонил мистеру Кэдволладайну и объяснил ему, что его клиенту придется теперь подождать с деньгами.
– С деньгами? У тебя одни деньги на уме. Мой милый Питер погиб, а ты…
Френсик выслушал обвинения себе, Хатчмейеру и какому-то Макморди: каждый из них и все вместе, как считала Соня, думают только о деньгах.
– Я понимаю твои чувства, – сказал он, когда она остановилась перевести дыхание, – но дело есть дело, и если Хатчмейер узнает, что Пипер – не автор «Девства»…
Но телефон замолк. Френсик укоризненно посмотрел на него и положил трубку. Оставалось надеяться, что Соня соберется с духом и что полиция не станет расследовать прошлое Пипера.
– Этот ублюдок продержал меня несколько часов в одном одеяле, – доказывал Хатчмейер. – Они светили мне лампой в лицо, а вы говорите, я не имею права на возмещение. Должен быть закон, который защищает невинных граждан от подобных посягательств.
– Вот если бы какие-нибудь следы рукоприкладства, тогда бы можно было попробовать, а так…
Не сумев раскачать на дело своих юристов, Хатчмейер взял за глотку страховщиков, но с теми оказалось не легче. К нему прибыл мистер Синстром из Отдела рекламаций и выразил некоторые сомнения.
– Как, то есть, полиция необязательно права насчет террористов? – опешил Хатчмейер.
Глаза мистера Синстрома холодно блеснули за очками в серебряной оправе.
– Три с половиной миллиона – это большие деньги, – сказал он.
– Конечно, – согласился Хатчмейер, – зато и взносов я вам выплатил немало. Что вы вообще-то хотите сказать?
Мистер Синстром заглянул в свою папку.
– Береговая охрана выловила шесть чемоданов, принадлежащих миссис Хатчмейер. Это во-первых. В них были все ее драгоценности и лучшая часть гардероба. Это во-вторых. В-третьих, чемодан мистера Пипера был также на борту катера и, как мы удостоверились, содержал все его вещи.
– Ну и что? – сказал Хатчмейер.
– Таким образом, если это политическое убийство, то представляется странным, что террористы заставили погибших упаковать чемоданы, погрузили их на борт, а затем подожгли дом и катер. Это расходится с обычными террористическими акциями. Картина несколько сдвинутая.
Хатчмейер яростно сощурился.
– Если вы намекаете, что я умышленно подставил под катер себя и свою яхту, лишь бы потопить свою жену и самого многообещающего автора…
– Отнюдь, – возразил мистер Синстром. – Я лишь говорю, что в это дело необходимо вникнуть поглубже.
– Ну, давайте вникайте, – сказал Хатчмейер, – а когда вникните, выкладывайте мои деньги.
– Не беспокойтесь, – сказал мистер Синстром, – мы доберемся до сути дела. Три с половиной миллиона нас к этому обязывают.
Он встал и направился к двери.
– Да, кстати, может быть, вам будет любопытно узнать, что поджигатель прекрасно ориентировался – например, без труда отыскал бензохранилище. Возможно, это был кто-нибудь из домашних.
У Хатчмейера осталось беспокойное ощущение, что мистер Синстром и его помощники, в отличие от полиции, слабоумием не страдают. Из домашних? Хатчмейер обдумал его слова. И все драгоценности в чемодане. Ну, а если… может, Бэби и правда решила сбежать с этим поганцем Пипером? Хатчмейер не отказал себе в довольной улыбке. Если так, то поделом получила, гадюка. Только вот не всплыли бы опасные документики, препорученные ее юристам, это не дай бог. Ну что бы ей умереть как-нибудь попроще, скажем от того же инфаркта?
– Боюсь, что у меня для вас довольно плохие новости, – сказал он мистеру Кэдволладайну.
– Плохие новости? Не понимаю, – отозвался мистер Кэдволладайн.
– О том молодом человеке, который поехал в Америку в качестве автора присланного вами романа, – пояснил Френсик.
Мистер Кэдволладайн озабоченно кашлянул.
– Что же он… э-э… проявил неосторожность?
– Можно выразиться и так, – сказал Френсик. – Короче говоря, нам, должно быть, придется иметь дело с полицией. – Мистер Кэдволладайн еще старательнее прочистил горло – к пущему злорадству Френсика. – Да, с полицией, – повторил он. – Вскоре, видимо, предстоит расследование.
– Расследование? – встревожено переспросил мистер Кэдволладайн. – Какого рода расследование?
– Пока трудно сказать, но я счел нужным поставить вас и вашего клиента в известность, что Питер Пипер погиб.
– Погиб? – скрипнул мистер Кэдволладайн.
– Погиб, – подтвердил Френсик.
– Боже мой. Как это неудачно.
– Согласен, – сказал Френсик. – Хотя слово «неудачно» здесь вряд ли подходит, поскольку Пипер вернее всего убит.
Тут мистер Кэдволладайн встревожился уже не на шутку.
– Убит? – ахнул он. – Вы сказали «убит»?
– Именно это я и сказал. Убит.
– Господи боже мой, – сказал мистер Кэдволладайн. – Как это ужасно.
Френсик ничего не ответил, предоставив мистеру Кэдволладайну проникнуться ужасом происходящего.
– Право, не знаю, что вам и сказать, – наконец пробормотал тот.
– В таком случае, – воспользовался Френсик его замешательством, – скажите мне имя и адрес вашего клиента, и я сам информирую его.
Мистер Кэдволладайн отрицательно помычал.
– В этом нет надобности. Ему будет сообщено.
– Как угодно, – сказал Френсик. – Сообщите ему заодно, что американского аванса придется подождать.
– Подождать? Но неужели вы предполагаете…
– Я ничего не предполагаю. Я просто хочу обратить ваше внимание на тот факт, что мистер Хатчмейер не был в курсе подмены вашего клиента-анонима мистером Пипером, и поэтому если полиция в ходе следствия обнаружит наш маленький трюк… вы уловили?
Мистер Кэдволладайн уловил.
– Вы полагаете, мистер… э-э… Хатчмейер может… э-э… потребовать неустойку?
– Или подать в суд, – без обиняков сказал Френсик, – и тогда лучше быть готовыми тут же вернуть ему всю сумму.
– О, разумеется, – подтвердил мистер Кэдволладайн, которому явно очень мало импонировала роль ответчика. – Предоставляю это целиком на ваше усмотрение.
Френсик положил трубку с облегченным вздохом Взвалив часть ответственности на мистера Кэдволладайна и его треклятого клиента, он немного повеселел. Он даже не без удовольствия набил себе нос табаком, но тут зазвонил телефон: Соня Футл из Нью-Йорка. Голос у нее был совершенно подавленный.
– Ох, Френзи, я в таком горе, – сказала она, – и я во всем виновата. Если б не я, никогда бы этого не случилось.
– Что значит – ты виновата? – спросил Френсик. – Ведь не ты же…
– Зачем я его сюда повезла? Он был так счастлив… – голос ее прервался и послышались рыдания.
Френсик сглотнул ком в горле.
– Бога ради расскажи мне, что случилось, – попросил он.
– Полиция считает – убийство, – сказала Соня и снова зарыдала.
– Это я уже понял из телеграммы. А что случилось – пока не понимаю. Как он погиб?
– Неизвестно, – сказала Соня, – и это ужаснее всего. Они шарят по дну залива, перекапывают золу на пожарище…
– Какую золу? – удивился Френсик, силясь понять, зачем Пипера ищут в золе, если он утонул.
– Понимаешь, Хатч и я, мы поехали на яхте, разыгрался шторм, дом загорелся, и кто-то стрелял в пожарных, а катер Хатча налетел на нас и взорвался, мы чудом уцелели и…
Рассказ ее был невнятный и сбивчивый, и Френсик, прижимая трубку к уху, тщетно пытался составить картину происшествия. Казалось, хаотические образы были частями бредовой головоломки, сцеплявшимися без малейшего подобия общего рисунка Огромный деревянный дом изрыгает пламя в ночное небо. Кто-то, укрывшись в пылающем доме, обстреливает пожарных из крупнокалиберного пулемета. Медведи. Хатчмейер и Соня на яхте во время урагана. Горящие катера бороздят залив – и наконец самое чудовищное: Пипер отлетает в лучший мир вместе с миссис Хатчмейер в норковом манто. Какое-то адское видение.
– Кого подозревают? – спросил он.
– Какую-нибудь террористическую группу, – сказала Соня. Френсик судорожно сглотнул.
– Террористическую группу? Зачем террористам убивать бедного Пипера?
– Ну, вокруг него был устроен такой шум – вышло целое побоище, – сказала Соня. – Когда мы сошли на берег в Нью-Йорке… – И она рассказала об их прибытии, а Френсик в ужасе слушал.
– Ты говоришь, Хатчмейер нарочно это устроил? Да он сумасшедший!
– Он хотел, чтоб вышла большая шумиха, – объяснила Соня.
– Тут он преуспел, ничего не скажешь, – заметил Френсик. Но Соня опять разрыдалась.
– Ты просто бессердечный, – выговорила она. – Словно ты не понимаешь, что это значит…
– Понимаю, – сказал Френсик, – это значит, что полиция станет выяснять личность Пипера и…
– Что это наша вина, – проплакала Соня, – мы его послали сюда, из-за нас…
– Ну уж нет, – сказал Френсик, – если б я знал, какая ему уготована встреча, я бы в жизни не отправил его на заклание. Что же касается террористов…
– Полиция не вполне уверена, что это террористы. Сначала они думали, что его убил Хатчмейер.
– Вот это больше похоже на правду, – сказал Френсик. – А судя по твоему рассказу – просто сущая правда. Он подстрекатель. Пусть не он сам…
– А потом они, кажется, подозревали мафию.
Френсик опять сглотнул. Еще того не легче.
– Мафию? Чем Пипер мог насолить мафии? Да бедняга вообще…
– Не Пипер, Хатчмейер.
– Ты имеешь в виду, что мафия совершила неудачное покушение на Хатчмейера? – огорченно спросил Френсик.
– Ничего я в виду не имею, – сказала Соня. – Я рассказываю тебе, что слышала от полиции: по их словам, Хатчмейер якшался с преступным миром.
– Если они хотели прикончить Хатчмейера, при чем тут Пипер?
– Ну ведь Хатч и я были на яхте, а Пипер с Бэби…
– Что за бэби? – испуганно спросил Френсик, наспех расчищая загроможденную сцену преступления для новых ужасающих подробностей.
– Бэби Хатчмейер.
– Хатчмейер? Я и не знал, что у этой скотины…
– Да нет у него детей. Миссис Хатчмейер. Ее звали Бэби.
– О господи, – сказал Френсик.
– Нельзя быть таким черствым. Тебе как будто все безразлично.
– Мне? – сказал Френсик. – Как это безразлично! Совершеннейший ужас. Так ты говоришь, мафия…
– Не я говорю, полиция говорит. Они думают, что это была попытка запугать Хатчмейера.
– И запугали? – спросил Френсик, надеясь найти в ситуации хоть что-нибудь утешительное.
– Нет, – сказала Соня, – он злой, как черт. Говорит, что подаст на них в суд.
– В суд? – ужаснулся Френсик. – Что значит – в суд? На мафию в суд не подашь и к тому же…
– Не на мафию. На полицию.
– Хатчмейер в суд на полицию? – спросил Френсик, окончательно потеряв нить.
– Ну, сначала они же на него подумали. Допрашивали несколько часов, оказывали давление. Ему еле поверили, что он был со мной на яхте. А тут еще эти канистры.
– Канистры? Какие канистры?
– Которыми я его обвязала.
– Ты обвязала Хатчмейера канистрами?
– Пришлось, а то бы он утонул.
Френсик не нашел в этом особой логики.
– По-моему, если бы… – Он осекся, не став выражать сожаления, что Хатчмейер не утонул. Между тем все бы очень упростилось.
– И что ты собираешься делать? – спросил он наконец.
– Не знаю, – сказала Соня, – пока побуду здесь. Следствие не кончено, мне даже переодеться не во что… ах, Френзи, все это так ужасно! – И она снова расплакалась.
Френсик подумал, чем бы ее приободрить.
– Кстати, рецензии в воскресных газетах были одна лучше другой, – сказал он, но Соню это ничуть не утешило.
– Как ты можешь сейчас говорить о рецензиях? – возмутилась она. – Тебе просто наплевать, вот и все.
– Ну что ты, милая, вовсе мне не наплевать, – запротестовал Френсик, – это такая трагедия для всех нас. Я сию минуту звонил мистеру Кэдволладайну и объяснил ему, что его клиенту придется теперь подождать с деньгами.
– С деньгами? У тебя одни деньги на уме. Мой милый Питер погиб, а ты…
Френсик выслушал обвинения себе, Хатчмейеру и какому-то Макморди: каждый из них и все вместе, как считала Соня, думают только о деньгах.
– Я понимаю твои чувства, – сказал он, когда она остановилась перевести дыхание, – но дело есть дело, и если Хатчмейер узнает, что Пипер – не автор «Девства»…
Но телефон замолк. Френсик укоризненно посмотрел на него и положил трубку. Оставалось надеяться, что Соня соберется с духом и что полиция не станет расследовать прошлое Пипера.
* * *
В Нью-Йорке Хатчмейер был настроен совсем наоборот. Он считал, что полиция – это свора кретинов, неспособных ничего толком расследовать. Он уже снесся со своими юристами, и те решительно отсоветовали подавать в суд на шефа Гринсливза за незаконный арест, потому что Хатчмейера не арестовывали.– Этот ублюдок продержал меня несколько часов в одном одеяле, – доказывал Хатчмейер. – Они светили мне лампой в лицо, а вы говорите, я не имею права на возмещение. Должен быть закон, который защищает невинных граждан от подобных посягательств.
– Вот если бы какие-нибудь следы рукоприкладства, тогда бы можно было попробовать, а так…
Не сумев раскачать на дело своих юристов, Хатчмейер взял за глотку страховщиков, но с теми оказалось не легче. К нему прибыл мистер Синстром из Отдела рекламаций и выразил некоторые сомнения.
– Как, то есть, полиция необязательно права насчет террористов? – опешил Хатчмейер.
Глаза мистера Синстрома холодно блеснули за очками в серебряной оправе.
– Три с половиной миллиона – это большие деньги, – сказал он.
– Конечно, – согласился Хатчмейер, – зато и взносов я вам выплатил немало. Что вы вообще-то хотите сказать?
Мистер Синстром заглянул в свою папку.
– Береговая охрана выловила шесть чемоданов, принадлежащих миссис Хатчмейер. Это во-первых. В них были все ее драгоценности и лучшая часть гардероба. Это во-вторых. В-третьих, чемодан мистера Пипера был также на борту катера и, как мы удостоверились, содержал все его вещи.
– Ну и что? – сказал Хатчмейер.
– Таким образом, если это политическое убийство, то представляется странным, что террористы заставили погибших упаковать чемоданы, погрузили их на борт, а затем подожгли дом и катер. Это расходится с обычными террористическими акциями. Картина несколько сдвинутая.
Хатчмейер яростно сощурился.
– Если вы намекаете, что я умышленно подставил под катер себя и свою яхту, лишь бы потопить свою жену и самого многообещающего автора…
– Отнюдь, – возразил мистер Синстром. – Я лишь говорю, что в это дело необходимо вникнуть поглубже.
– Ну, давайте вникайте, – сказал Хатчмейер, – а когда вникните, выкладывайте мои деньги.
– Не беспокойтесь, – сказал мистер Синстром, – мы доберемся до сути дела. Три с половиной миллиона нас к этому обязывают.
Он встал и направился к двери.
– Да, кстати, может быть, вам будет любопытно узнать, что поджигатель прекрасно ориентировался – например, без труда отыскал бензохранилище. Возможно, это был кто-нибудь из домашних.
У Хатчмейера осталось беспокойное ощущение, что мистер Синстром и его помощники, в отличие от полиции, слабоумием не страдают. Из домашних? Хатчмейер обдумал его слова. И все драгоценности в чемодане. Ну, а если… может, Бэби и правда решила сбежать с этим поганцем Пипером? Хатчмейер не отказал себе в довольной улыбке. Если так, то поделом получила, гадюка. Только вот не всплыли бы опасные документики, препорученные ее юристам, это не дай бог. Ну что бы ей умереть как-нибудь попроще, скажем от того же инфаркта?
Глава 16
Особняк Ван дер Гугенов в Мэне остался пустовать со спущенными шторами и зачехленной мебелью. Как и обещала Бэби, уехали они очень просто. Покинув Пипера в полумраке спальни, она пешком пошла в Белсуорт и купила там подержанный автомобиль.
– В Нью-Йорке бросим его и подыщем что-нибудь получше, – сказала она, держа путь на Юг. – Не надо оставлять за собой хвостов.
Пипер, лежавший на полу кабины у нее за спиной, не разделял ее оптимизма.
– Пока обошлось, – проворчал он, – только ведь раз наших тел не отыскали, значит, будут искать нас. Это же само собой разумеется.
– Они решат, что тела унесло отливом, – невозмутимо заявила Бэби. – Так бы и было, если б мы утонули. И я слушала в Белсуорте, что найдены наши чемоданы, а в них твой паспорт и мои драгоценности. Стало быть, нас нет в живых. Не такая я женщина, чтобы расстаться с жемчугом и бриллиантами, пока меня бог не приберет.
Пипер счел этот ход мысли довольно убедительным. «Френсик и Футл» в его смерть безусловно поверят, но без паспорта и гроссбухов…
– Рукописи мои тоже найдены? – спросил он.
– Об этом речи не было, но, уж наверное, где паспорт, там и рукописи.
– Не знаю, как мне быть без рукописей, – сказал Пипер. – Это труд всей моей жизни.
Он лежал, глядел, как мелькают в синем небе верхушки деревьев, и думал о труде своей жизни. Теперь он не допишет «Поиски утраченного детства» и не станет признанным гением. Все его надежды пожрало пламя и поглотила пучина. На остаток дней в земной юдоли ему суждена посмертная слава автора «Девства». Это была невыносимая мысль, и Пипер проникся решимостью избавиться от чужой славы. Наверное, как-нибудь можно опубликовать опровержение. Но опровергать из-за гроба – дело нелегкое. Вряд ли можно просто написать в литературное приложение «Тайме», что «Девство» – не его роман и что «Френсик и Футл» уговорили его выдать себя за автора в своих корыстных целях. И подпись: «Покойный Питер Пипер»… Нет, это абсолютно исключено. А с другой стороны – нельзя же войти в историю литературы автором порнографического романа! Пипер спорил сам с собой, пока не уснул.
Когда он проснулся, они уже пересекли границу штата и были в Вермонте. Ночевать остановились в маленьком мотеле на берегу озера Шамплейн. Бэби расписалась в книге для приезжих за мистера и миссис Касторп, а Пипер тем временем отнес в коттедж два пустых чемодана, заимствованных у Ван дер Гугенов.
– Завтра запасемся одеждой и прочим, – сказала Бэби. Но Пипера эти низкие материи не занимали. Он стоял у окна, пытаясь освоиться с дикой мыслью, что он и эта безумная женщина связаны узами крепче супружеских.
– Ты хоть понимаешь, что мы теперь никогда не сможем разлучиться? – спросил он наконец.
– Это почему же? – отозвалась Бэби из-под душа.
– По той простой причине, что у меня нет документов и я не могу устроиться на работу, – сказал Пипер, – и еще потому, что деньги все у тебя; а если кто-нибудь из нас попадется полиции, то сидеть нам обоим за решеткой до скончания дней.
– Мрачно смотришь на вещи, – сказала Бэби. – Жить надо по вдохновению. Уедем куда-нибудь, где нас и не вздумают искать, и начнем все заново.
– Куда же это?
– Да на Юг. На дальний Юг, – сказала Бэби, выходя из ванной. – Вот куда Хатчмейер носа не сунет. Он почему-то боится ку-клукс-клана.
– А какого черта делать мне на дальнем Юге? – спросил Пипер.
– А попробуй писать романы в южном вкусе. Хатч хоть и не бывал там, но южных романов выпустил видимо-невидимо: на обложке обычно мужчина с хлыстом и запуганная девица. Сплошные бестселлеры.
– Мне только такие и писать, – мрачно сказал Пипер, включая душ.
– Пиши под псевдонимом.
– Да уж придется, благодаря тебе.
Когда за окнами стемнело, Пипер улегся, продолжая размышлять о будущем. В постели рядом вздыхала Бэби.
– Какое счастье, когда мужчина не мочится в умывальную раковину, – проговорила она. Пипер словно и не заметил этого приглашения.
Наутро они тронулись дальше окольными путями, медленно, но верно подвигаясь к югу. А Пипер все думал и думал, как ему вернуться на писательскую стезю.
– Хотя бы дневник буду вести, – объяснил он Бэби.
– Дневник? Ты и в окошко-то не смотришь, а едим мы в стоячих закусочных – что писать в дневнике?
– Я думал начать его задним числом. Как своего рода реабилитацию. Я бы…
– Реабилитацию? И каким это «задним числом»?
– Ну, начал бы с того, как Френсик уговорил меня ехать в Штаты, а там день за днем – путешествие и… так далее.
Бэби сбросила скорость и отъехала на обочину.
– Погоди-ка, давай разберемся. Ты, значит, начинаешь…
– Кажется, с десятого апреля, когда я получил телеграмму от Френсика.
– Так-так. Десятого апреля – а дальше?
– Ну, я напишу, как я не хотел, а они меня уламывали – что, мол, напечатают «Поиски» и все такое прочее.
– А где же конец?
– Конец? – удивился Пипер. – О конце и не думал. Я просто продолжу, день за днем…
– Про пожар и тому подобное? – подсказала Бэби.
– Конечно, и про это. Ведь не обойдешь.
– Как он, стало быть, случайно начался? – Бэби поглядела на него и покачала головой.
– Ты, значит, напишешь, что я подожгла дом и запустила катер навстречу Хатчмейеру и этой Футл? Так, что ли?
– Ну да, – сказал Пипер. – Так ведь оно и было, а…
– Называется реабилитация. И не думай даже, выбрось из головы. Без меня ты себя не реабилитируешь, а я же тебе сказала, что у нас теперь на двоих одна судьба.
– Хорошо тебе говорить, – горько сказал Пипер, – на тебе не висит авторство мерзейшего романа, не то что…
– На мне висит гений, с меня хватит, – сказала Бэби и включила зажигание. Пипер нахохлился и насупился.
– Я только и умею, что писать, – сказал он, – а ты мне не позволяешь.
– Почему это не позволяю? – сказала Бэби. – Пожалуйста, но дневники задним числом – это обойдешься. Мертвецы вообще помалкивают. Дневников они уж точно не ведут, и вообще я как-то не понимаю, чего ты так набрасываешься на «Девство». По-моему, прекрасная книга.
– Разве что по-твоему, – сказал Пипер.
– Очень мне интересно, кто же ее все-таки написал. Недаром ведь, наверное, за других прячется.
– Стоит прочесть это скотство – и понятно почему, – сказал Пипер. – Сплошной секс. И теперь все будут думать, что это я.
– А ты бы написал вообще без секса? – спросила Бэби.
– Конечно Это во-первых, а во вторых…
– Ну, и не пошла бы книга. Настолько-то я разбираюсь в издательском деле.
– И ладно, и пусть, – сказал Пипер. – Такие книги подрывают человечность – вот в чем их вред.
– Ну, так перепиши ее по-своему, – она запнулась на пороге озарения и задумалась.
Через двадцать миль показался небольшой городок. Бэби припарковала машину и пошла в универмаг. Вернулась она с экземпляром «Девства».
– Берут нарасхват, – сказала она и протянула ему книгу.
Пипер посмотрел на свою фотографию, украшавшую задник суперобложки. Она была сделана в Лондоне, в те безмятежные дни, когда он любил Соню, – и его лицо, растянутое дурацкой улыбкой, показалось ему чужим.
– Зачем это мне? – спросил он.
Бэби усмехнулась.
– Пиши.
– Писать? – удивился Пипер. – Она ведь уже…
– Написана, но не так, как ты бы написал, а ты ее автор.
– Какой я, к дьяволу, автор?
– Кисик, где-то в необъятном мире есть человек, который написал эту книгу. Он это знает, Френсик знает и эта сучка Футл тоже; ну, и мы с тобой. Вот и все. Хатч – и тот не знает.
– Слава богу, – сказал Пипер.
– Видишь, даже ты говоришь «слава богу»; а «Френсик и Футл» повторяют это днем и ночью. Хатч заплатил за роман два миллиона: сумма изрядная.
– Сумма громадная и постыдная, – сказал Пипер. – Ты знаешь, что Конрад получил за?..
– Не знаю и знать не хочу. Меня интересует другое: что будет, когда ты перепишешь роман своим дивным почерком, а Френсик получит рукопись.
– Френсик получит… – начал Пипер, но Бэби сделала ему знак молчать.
– Да, твою рукопись, – сказала она, – из-за гроба.
– Мою рукопись из-за гроба? Да у него ум за разум зайдет.
– Это еще что, потом мы запросим аванс и потребуем отчислений с продажи, – сказала Бэби.
– Он же тогда поймет, что я жив, – возразил Пипер. – Пойдет прямо в полицию и…
– Дурак он соваться в полицию, а потом объясняться с Хатчем и так далее. Да Хатч на него всех собак спустит. Нет, сэр, мистер Френсик и мисс Футл – оба они еще попляшут под нашу дудку.
– Ты с ума сошла, – сказал Пипер, – просто рехнулась. Если ты и правда думаешь, что я стану переписывать эту мерзость…
– Сам же хотел поправить свою репутацию, – сказала Бэби при выезде из городка. – А другого способа нет.
– Не понимаю, что это за способ.
– Погоди, поймешь, – сказала Бэби. – Главное – слушайся мамочку.
Позади него Бэби разлеглась на постели с довольной улыбкой.
– Только этот черновик не очень правь, – сказала она. – Мы его сделаем подлинней подлинного.
– А я полагал, что весь смысл этого занятия, – отложил перо Пипер, – в том, чтобы я заново обрел свою погибшую репутацию, выправив…
– Во втором черновике, – сказала Бэби. – А это на затравку «Френсику и Футл». Так что давай ближе к тексту.
Пипер взял перо и стал держаться ближе к тексту. Он делал на странице несколько поправок, потом зачеркивал их и писал наверху, как было в подлиннике. Время от времени Бэби поднималась с постели, заглядывала ему через плечо и отходила довольная.
– Ну, Френсик у нас получит, – сказала она, но Пипер вряд ли ее и слышал. Он вошел в прежнюю колею и снова ощутил себя личностью. Он писал и писал, как всегда теряясь в мире чужого воображения и предвкушая правку во втором черновике – в том, который спасет его репутацию. В полночь, когда Бэби легла спать, он все еще переписывал. Еще через час усталый, но в общем довольный собой Пипер поднялся, почистил зубы и тоже забрался в постель. Утро не за горами.
Но утром они пустились в путь, и лишь под вечер Бэби свернула к заведению Говарда Джонсона в Бинвилле, штат Южная Каролина; там-то Пипер и продолжил работу.
Покуда Пипер возрождался к жизни в качестве странствующего романиста, Соня Футл оплакивала его кончину с достохвальным упорством, которое выводило из себя Хатчмейера.
– Как так она не придет на похороны?! – орал он на Макморди, сообщившего, что мисс Футл очень сожалеет, но принимать участие в комедии ради поднятия тиража «Девства» не намерена.
– Она говорит, без тел в гробах… – начал было Макморди, но багровый Хатчмейер обрушился на него:
– Рожу я ей, что ли, эти тела? Полиция разводит руками. Следователи страхагентства тоже. Водолазы, ни дна им ни покрышки, ныряют без толку. А я, значит, доставай их из-под земли? Снесло, снесло их в Атлантику или акулы сожрали.
– Вы же, по-моему, говорили, что гробы можно загрузить бетоном, – сказал Макморди, – а тела эти никому…
– Мало ли что я говорил, Макморди. А сейчас я говорю, что надо наоборот, представить публике Бэби и Пипера.
– Трудновато, а? Мертвые, тел нет, и вообще. Может…
– Не может, а наверняка надо подкинуть «Девство» кверху в списке бестселлеров.
– По компьютеру и так вроде раскупается неплохо.
– Неплохо? Неплохо – это как минимум плохо. Надо, чтоб было лучше хорошего. Надо нам сварганить этому гнусу Пиперу репутацию не хуже, чем… Как звали того болвана, от которого лепешки не осталось в автомобильной катастрофе?
– Да мало ли их…
– В Голливуде. Знаменитый такой.
– В Нью-Йорке бросим его и подыщем что-нибудь получше, – сказала она, держа путь на Юг. – Не надо оставлять за собой хвостов.
Пипер, лежавший на полу кабины у нее за спиной, не разделял ее оптимизма.
– Пока обошлось, – проворчал он, – только ведь раз наших тел не отыскали, значит, будут искать нас. Это же само собой разумеется.
– Они решат, что тела унесло отливом, – невозмутимо заявила Бэби. – Так бы и было, если б мы утонули. И я слушала в Белсуорте, что найдены наши чемоданы, а в них твой паспорт и мои драгоценности. Стало быть, нас нет в живых. Не такая я женщина, чтобы расстаться с жемчугом и бриллиантами, пока меня бог не приберет.
Пипер счел этот ход мысли довольно убедительным. «Френсик и Футл» в его смерть безусловно поверят, но без паспорта и гроссбухов…
– Рукописи мои тоже найдены? – спросил он.
– Об этом речи не было, но, уж наверное, где паспорт, там и рукописи.
– Не знаю, как мне быть без рукописей, – сказал Пипер. – Это труд всей моей жизни.
Он лежал, глядел, как мелькают в синем небе верхушки деревьев, и думал о труде своей жизни. Теперь он не допишет «Поиски утраченного детства» и не станет признанным гением. Все его надежды пожрало пламя и поглотила пучина. На остаток дней в земной юдоли ему суждена посмертная слава автора «Девства». Это была невыносимая мысль, и Пипер проникся решимостью избавиться от чужой славы. Наверное, как-нибудь можно опубликовать опровержение. Но опровергать из-за гроба – дело нелегкое. Вряд ли можно просто написать в литературное приложение «Тайме», что «Девство» – не его роман и что «Френсик и Футл» уговорили его выдать себя за автора в своих корыстных целях. И подпись: «Покойный Питер Пипер»… Нет, это абсолютно исключено. А с другой стороны – нельзя же войти в историю литературы автором порнографического романа! Пипер спорил сам с собой, пока не уснул.
Когда он проснулся, они уже пересекли границу штата и были в Вермонте. Ночевать остановились в маленьком мотеле на берегу озера Шамплейн. Бэби расписалась в книге для приезжих за мистера и миссис Касторп, а Пипер тем временем отнес в коттедж два пустых чемодана, заимствованных у Ван дер Гугенов.
– Завтра запасемся одеждой и прочим, – сказала Бэби. Но Пипера эти низкие материи не занимали. Он стоял у окна, пытаясь освоиться с дикой мыслью, что он и эта безумная женщина связаны узами крепче супружеских.
– Ты хоть понимаешь, что мы теперь никогда не сможем разлучиться? – спросил он наконец.
– Это почему же? – отозвалась Бэби из-под душа.
– По той простой причине, что у меня нет документов и я не могу устроиться на работу, – сказал Пипер, – и еще потому, что деньги все у тебя; а если кто-нибудь из нас попадется полиции, то сидеть нам обоим за решеткой до скончания дней.
– Мрачно смотришь на вещи, – сказала Бэби. – Жить надо по вдохновению. Уедем куда-нибудь, где нас и не вздумают искать, и начнем все заново.
– Куда же это?
– Да на Юг. На дальний Юг, – сказала Бэби, выходя из ванной. – Вот куда Хатчмейер носа не сунет. Он почему-то боится ку-клукс-клана.
– А какого черта делать мне на дальнем Юге? – спросил Пипер.
– А попробуй писать романы в южном вкусе. Хатч хоть и не бывал там, но южных романов выпустил видимо-невидимо: на обложке обычно мужчина с хлыстом и запуганная девица. Сплошные бестселлеры.
– Мне только такие и писать, – мрачно сказал Пипер, включая душ.
– Пиши под псевдонимом.
– Да уж придется, благодаря тебе.
Когда за окнами стемнело, Пипер улегся, продолжая размышлять о будущем. В постели рядом вздыхала Бэби.
– Какое счастье, когда мужчина не мочится в умывальную раковину, – проговорила она. Пипер словно и не заметил этого приглашения.
Наутро они тронулись дальше окольными путями, медленно, но верно подвигаясь к югу. А Пипер все думал и думал, как ему вернуться на писательскую стезю.
* * *
В Скрэнтоне, где Бэби с приплатой обменяла их рухлядь на новый «форд», Пипер купил себе два гроссбуха, бутыль Хиггинсовых чернил (на пробу) и ручку марки «Эстербрук».– Хотя бы дневник буду вести, – объяснил он Бэби.
– Дневник? Ты и в окошко-то не смотришь, а едим мы в стоячих закусочных – что писать в дневнике?
– Я думал начать его задним числом. Как своего рода реабилитацию. Я бы…
– Реабилитацию? И каким это «задним числом»?
– Ну, начал бы с того, как Френсик уговорил меня ехать в Штаты, а там день за днем – путешествие и… так далее.
Бэби сбросила скорость и отъехала на обочину.
– Погоди-ка, давай разберемся. Ты, значит, начинаешь…
– Кажется, с десятого апреля, когда я получил телеграмму от Френсика.
– Так-так. Десятого апреля – а дальше?
– Ну, я напишу, как я не хотел, а они меня уламывали – что, мол, напечатают «Поиски» и все такое прочее.
– А где же конец?
– Конец? – удивился Пипер. – О конце и не думал. Я просто продолжу, день за днем…
– Про пожар и тому подобное? – подсказала Бэби.
– Конечно, и про это. Ведь не обойдешь.
– Как он, стало быть, случайно начался? – Бэби поглядела на него и покачала головой.
– Ты, значит, напишешь, что я подожгла дом и запустила катер навстречу Хатчмейеру и этой Футл? Так, что ли?
– Ну да, – сказал Пипер. – Так ведь оно и было, а…
– Называется реабилитация. И не думай даже, выбрось из головы. Без меня ты себя не реабилитируешь, а я же тебе сказала, что у нас теперь на двоих одна судьба.
– Хорошо тебе говорить, – горько сказал Пипер, – на тебе не висит авторство мерзейшего романа, не то что…
– На мне висит гений, с меня хватит, – сказала Бэби и включила зажигание. Пипер нахохлился и насупился.
– Я только и умею, что писать, – сказал он, – а ты мне не позволяешь.
– Почему это не позволяю? – сказала Бэби. – Пожалуйста, но дневники задним числом – это обойдешься. Мертвецы вообще помалкивают. Дневников они уж точно не ведут, и вообще я как-то не понимаю, чего ты так набрасываешься на «Девство». По-моему, прекрасная книга.
– Разве что по-твоему, – сказал Пипер.
– Очень мне интересно, кто же ее все-таки написал. Недаром ведь, наверное, за других прячется.
– Стоит прочесть это скотство – и понятно почему, – сказал Пипер. – Сплошной секс. И теперь все будут думать, что это я.
– А ты бы написал вообще без секса? – спросила Бэби.
– Конечно Это во-первых, а во вторых…
– Ну, и не пошла бы книга. Настолько-то я разбираюсь в издательском деле.
– И ладно, и пусть, – сказал Пипер. – Такие книги подрывают человечность – вот в чем их вред.
– Ну, так перепиши ее по-своему, – она запнулась на пороге озарения и задумалась.
Через двадцать миль показался небольшой городок. Бэби припарковала машину и пошла в универмаг. Вернулась она с экземпляром «Девства».
– Берут нарасхват, – сказала она и протянула ему книгу.
Пипер посмотрел на свою фотографию, украшавшую задник суперобложки. Она была сделана в Лондоне, в те безмятежные дни, когда он любил Соню, – и его лицо, растянутое дурацкой улыбкой, показалось ему чужим.
– Зачем это мне? – спросил он.
Бэби усмехнулась.
– Пиши.
– Писать? – удивился Пипер. – Она ведь уже…
– Написана, но не так, как ты бы написал, а ты ее автор.
– Какой я, к дьяволу, автор?
– Кисик, где-то в необъятном мире есть человек, который написал эту книгу. Он это знает, Френсик знает и эта сучка Футл тоже; ну, и мы с тобой. Вот и все. Хатч – и тот не знает.
– Слава богу, – сказал Пипер.
– Видишь, даже ты говоришь «слава богу»; а «Френсик и Футл» повторяют это днем и ночью. Хатч заплатил за роман два миллиона: сумма изрядная.
– Сумма громадная и постыдная, – сказал Пипер. – Ты знаешь, что Конрад получил за?..
– Не знаю и знать не хочу. Меня интересует другое: что будет, когда ты перепишешь роман своим дивным почерком, а Френсик получит рукопись.
– Френсик получит… – начал Пипер, но Бэби сделала ему знак молчать.
– Да, твою рукопись, – сказала она, – из-за гроба.
– Мою рукопись из-за гроба? Да у него ум за разум зайдет.
– Это еще что, потом мы запросим аванс и потребуем отчислений с продажи, – сказала Бэби.
– Он же тогда поймет, что я жив, – возразил Пипер. – Пойдет прямо в полицию и…
– Дурак он соваться в полицию, а потом объясняться с Хатчем и так далее. Да Хатч на него всех собак спустит. Нет, сэр, мистер Френсик и мисс Футл – оба они еще попляшут под нашу дудку.
– Ты с ума сошла, – сказал Пипер, – просто рехнулась. Если ты и правда думаешь, что я стану переписывать эту мерзость…
– Сам же хотел поправить свою репутацию, – сказала Бэби при выезде из городка. – А другого способа нет.
– Не понимаю, что это за способ.
– Погоди, поймешь, – сказала Бэби. – Главное – слушайся мамочку.
* * *
Вечером, в номере очередного мотеля Пипер раскрыл гроссбух, поставил чернила, разложил ручки и перья столь же аккуратно, как некогда в пансионе Гленинг, и, водрузив перед собой «Девство», принялся за дело. Страницу увенчали слова «Глава первая», затем появились строчки: «Дом стоял на холме, в окружении трех вязов, березы и кедра, горизонтальные ветви которого придавали ему вид…»Позади него Бэби разлеглась на постели с довольной улыбкой.
– Только этот черновик не очень правь, – сказала она. – Мы его сделаем подлинней подлинного.
– А я полагал, что весь смысл этого занятия, – отложил перо Пипер, – в том, чтобы я заново обрел свою погибшую репутацию, выправив…
– Во втором черновике, – сказала Бэби. – А это на затравку «Френсику и Футл». Так что давай ближе к тексту.
Пипер взял перо и стал держаться ближе к тексту. Он делал на странице несколько поправок, потом зачеркивал их и писал наверху, как было в подлиннике. Время от времени Бэби поднималась с постели, заглядывала ему через плечо и отходила довольная.
– Ну, Френсик у нас получит, – сказала она, но Пипер вряд ли ее и слышал. Он вошел в прежнюю колею и снова ощутил себя личностью. Он писал и писал, как всегда теряясь в мире чужого воображения и предвкушая правку во втором черновике – в том, который спасет его репутацию. В полночь, когда Бэби легла спать, он все еще переписывал. Еще через час усталый, но в общем довольный собой Пипер поднялся, почистил зубы и тоже забрался в постель. Утро не за горами.
Но утром они пустились в путь, и лишь под вечер Бэби свернула к заведению Говарда Джонсона в Бинвилле, штат Южная Каролина; там-то Пипер и продолжил работу.
Покуда Пипер возрождался к жизни в качестве странствующего романиста, Соня Футл оплакивала его кончину с достохвальным упорством, которое выводило из себя Хатчмейера.
– Как так она не придет на похороны?! – орал он на Макморди, сообщившего, что мисс Футл очень сожалеет, но принимать участие в комедии ради поднятия тиража «Девства» не намерена.
– Она говорит, без тел в гробах… – начал было Макморди, но багровый Хатчмейер обрушился на него:
– Рожу я ей, что ли, эти тела? Полиция разводит руками. Следователи страхагентства тоже. Водолазы, ни дна им ни покрышки, ныряют без толку. А я, значит, доставай их из-под земли? Снесло, снесло их в Атлантику или акулы сожрали.
– Вы же, по-моему, говорили, что гробы можно загрузить бетоном, – сказал Макморди, – а тела эти никому…
– Мало ли что я говорил, Макморди. А сейчас я говорю, что надо наоборот, представить публике Бэби и Пипера.
– Трудновато, а? Мертвые, тел нет, и вообще. Может…
– Не может, а наверняка надо подкинуть «Девство» кверху в списке бестселлеров.
– По компьютеру и так вроде раскупается неплохо.
– Неплохо? Неплохо – это как минимум плохо. Надо, чтоб было лучше хорошего. Надо нам сварганить этому гнусу Пиперу репутацию не хуже, чем… Как звали того болвана, от которого лепешки не осталось в автомобильной катастрофе?
– Да мало ли их…
– В Голливуде. Знаменитый такой.