– Никаких. Он согласился почти без уговоров, с самого начала все шло по-деловому. Аванс – пятьсот долларов и пятьсот долларов утром перед началом съемки.
   – Отлично, просто великолепно, – обрадовался Мартин. – Но чем ты занималась после этого? Я хочу сказать, что прошло пять часов с момента, когда ты должна была выйти на связь, и мы, вполне естественно, беспокоились о тебе.
   – Дело было так, – начала Кэролайн. – Я уже собиралась уходить, но решила познакомиться с ним поближе, поэтому и вернулась. Мы выпили по коктейлю, затем пошли на прелестный маленький пляж, сидели, разговаривали и смотрели на звезды.
   – Очень хорошо, – улыбнулся Мартин. Угол его левого глаза начал подергиваться в нервном тике. – Какое у тебя создалось о нем впечатление после близкого знакомства, а?
   – Он чудесный человек, – произнесла Кэролайн с мечтательным выражением на лице. – Видишь ли, он пытался расторгнуть свой брак в течение двенадцати лет, а тем временем жил с этой безумной Ольгой, а теперь, когда брак расторгнут, он не хочет жениться на Ольге.
   – Очень интересно, – сказал Мартин.
   – Между прочим, он не хочет больше ни с кем вступать в брак, – сообщила Кэролайн, – даже со мной.
   Чет выпрямился так внезапно, что рассыпал карты.
   – Что ты сказала? – спросил он.
   – Я сказала, что это похоже на любовь, – ответила Кэролайн.
   – Что значит «любовь»? – произнес Чет. – В твоем контракте четко и ясно сказано, что тебе запрещается влюбляться в кого бы то ни было во время подготовки и осуществления твоего десятого убийства. Более того, там особо оговорено, что тебе запрещается влюбляться в свою Жертву.
   – Любовь, – спокойно заметила Кэролайн, – существовала задолго до появления контрактов.
   – Зато контракты, – вмешался Мартин, не скрывая ярости, – обладают гораздо большей юридической силой, чем любовь. А теперь послушай, беби, ведь ты не собираешься подвести нас, правда?
   – Нет, наверное, – покачала головой Кэролайн. – Он сказал, что тоже любит меня… Но если он не собирается на мне жениться, ему лучше умереть.
   – Вот что значит сила воли! – одобрительно отозвался Мартин. – Только никогда больше не забывай об этом, ладно?
   – Не забуду, можешь не беспокоиться, – холодно бросила Кэролайн. – Но тебе не кажется…
   – Мне ничего не кажется, – сказал Мартин. – Послушай, давай немного поспим, чтобы к утру быть свежими и отдохнувшими. Согласна? Вот и хорошо.
   Никто не возражал. Мартин отдал распоряжения, и дуговые лампы медленно погасли. Операторы и танцовщицы уехали. Мартин, Чет, Коул и Кэролайн разместились в «Роудраннере XXV«, взятом Мартином напрокат, и отправились в отель.
 
   Черная непроницаемая ночь нависла над Колизеем. Мрак пронизывали только редкие лучи рогатой луны, приближавшейся к полнолунию, которые проникали сквозь облака. Из древних камней сочилась тишина, и ощущение неминуемой смерти окутывало арену, которое будто поднималось от песка, давным-давно пропитанного кровью гладиаторов.
   Из сводчатого прохода вышел Поллетти. Его лицо было суровым. Следом шел Джино.
   – Ну? – спросил Поллетти.
   – Все ясно, – ответил Джино. – Она – твой Охотник. В этом нет сомнений.
   – Разумеется. Я убедился в этом, когда она шла за мной к морю. Убийство перед телевизионными камерами!.. Какая реклама! Очень по-американски.
   – Я слышал, что так поступают теперь и в Милане, – заметил Джино. – И, конечно, немецкие Охотники, особенно в Руре…
   – Знаешь, что она сказала мне сегодня? – спросил Поллетти. – Она сказала, что любит меня. А сама все время думала о моем убийстве.
   – Женское вероломство общеизвестно, – сказал Джино. – А что ты сказал ей?
   – Я ответил, что тоже люблю ее, – ответил Поллетти.
   – А ты случайно не любишь ее на самом деле?
   Поллетти задумался.
   – Тебе это может показаться странным, но она действительно очень мила. Хорошо воспитанная девушка, очень застенчивая.
   – Она убила девять человек, – напомнил ему Джино.
   – Стоит ли винить ее в этом? Такие нынче времена.
   – Может быть, ты и прав, – согласился Джино. – Но что ты собираешься предпринять, Марчелло?
   – Попробую осуществить контрубийство, в точности, как запланировал, – ответил Поллетти. – Интересно, удалось ли Витторио организовать рекламу?
   – У него было очень мало времени, – покачал головой Джино.
   – Ничего не поделаешь. Думаю, он сумеет отыскать одного-двух спонсоров.
   – Да, ему, наверное, что-то все-таки удастся сделать, – согласился Джино. – Но послушай, Марчелло, а вдруг она догадается, что тебе все известно? Ее поддерживает крупная организация, богатая и могущественная… Может быть, стоит убить ее при первой возможности и не рисковать?
   Поллетти достал из кармана пиджака револьвер, проверил патроны и сунул обратно.
   – Не беспокойся, – сказал он. – Завтра в девять утра она придет ко мне для репетиции. Как ты думаешь, она подозревает меня?
   – Не знаю, – пожал плечами Джино. – Мне известно лишь одно: женское вероломство безмерно.
   – Ты уже говорил это. Но мужское вероломство ничуть не уступает женскому. Все будет именно так, как я запланировал. Очень жаль, что она такая милая.
   – Женская прелесть, – заявил Джино, – как раз скрывает за собой вероломство.
   – Пожалуй, – кивнул Поллетти. – Как бы то ни было, я возвращусь. Мне нужно выспаться. А ты позаботься, чтобы Витторио ничего не напутал с подготовкой.
   – Ладно, – ответил Джино. – Спокойной ночи, Марчелло, – и желаю удачи.
   – Спокойной ночи, – ответил Марчелло.
   Они расстались. Марчелло сел в машину и поехал обратно на пляж, а Джино направился к ближайшему ночному кафе.
   Наконец Колизей опустел. Луна скрылась за облаками, стало совсем темно. Спустился белый туман, и на песчаной арене, казалось, появились призрачные тени, души погибших гладиаторов. Над пустыми трибунами носился ветер. В его порывах слышались приглушенные голоса: «Убей его!»
   Наконец сквозь неясный мрак на востоке стал проступать утренний свет. Начался новый неведомый день.

Глава 17

   Марчелло крепко спал в сборном домике. Он не услышал, как дверь медленно, с тихим скрипом, приоткрылась. Не увидел он и длинный, странной формы ствол, просунувшийся в приоткрытую щель и направленный ему в лицо. Послышалось шипение, из дула вырвалась едва видимая струя газа – и сон Поллетти стал еще глубже.
   Прошло несколько секунд, и в домик вошла Кэролайн. Она коснулась плеча Поллетти, потом потрясла его. Поллетти продолжал спать. Кэролайн подошла к открытой двери и сделала кому-то знак, после чего вернулась к кровати и села рядом со спящим.
   Вдруг домик начал раскачиваться, словно утратил под собой опору и повис в воздухе. Он резко наклонился в сторону, и Кэролайн пришлось придержать Поллетти, чтобы тот не упал на пол. Через несколько секунд тряска прекратилась.
   Поллетти продолжал спать. Кэролайн приоткрыла дверь и выглянула. Мимо проносились улицы Рима. Она бы удивилась, если бы не знала, что домик, вместе с ней и Поллетти, стоит в кузове грузовика, который Мартин ведет к Колизею. Часы показывали восемь часов сорок шесть минут.
 
   Спустя полчаса Поллетти зашевелился, протер глаза и сел.
   – Сколько времени? – спросил он у Кэролайн.
   – Двадцать две минуты десятого, – ответила она.
   – Боюсь, что я проспал.
   – Это не имеет значения.
   – Но у нас еще есть время для подготовки? – спросил Поллетти.
   – Думаю, мы справимся и без нее, – сообщила Кэролайн.
   Ее лицо было непроницаемым, и говорила она спокойно, без всяких эмоций. Отвернувшись от собеседника, она достала крошечный туалетный прибор и занялась своей внешностью. Поллетти зевнул и протянул руку к телефону. И вдруг увидел, что провода перерезаны. Кэролайн следила за ним в зеркальце пудреницы. Поллетти потянулся, стараясь казаться совершенно спокойным, и достал из кармана пиджака, висевшего на спинке стула, сигареты и спички. При этом он незаметно провел рукой по нагрудному карману. Револьвера на месте не было.
   Закурив, Поллетти ласково улыбнулся Кэролайн. Не получив ответа, он улегся на кровать и глубоко затянулся. Потом он опустил руку и нашел на полу свою маленькую электронную обезьянку. Какое-то время он машинально гладил ее, размышляя, затем быстро встал, надел брюки и спортивную рубашку, снова лег на кровать и взял на руки обезьянку.
   Кэролайн так и не повернулась к нему. Она следила за его движениями в зеркальце.
   Поллетти вытянулся на кровати.
   – Знаешь, о чем я сейчас думаю? – спросил он. – Мне пришла в голову мысль: почему бы нам с тобой не поехать куда-нибудь? Только ты и я. Мы могли бы отлично жить вдвоем, Кэролайн. Могли бы даже пожениться, если бы ты захотела.
   Кэролайн захлопнула пудреницу и повернулась. Она держала палец на замочке пудреницы, словно на спусковом крючке. Это, несомненно, пистолет, подумал Поллетти. Сейчас трудно найти что-нибудь, не являющееся пистолетом.
   – Тебе неинтересно мое предложение? – спросил он.
   – Я не в восторге от твоей лжи, – ответила Кэролайн.
   Поллетти кивнул, продолжая играть с обезьянкой.
   – Да, – согласился он, – я слишком часто лгал в жизни. И не потому, что любил обманывать, уверяю тебя, просто этого требовали обстоятельства. Но с тобой, Кэролайн, я хочу быть честным. Я могу говорить правду, все еще могу. Может быть, мне даже удастся доказать свою искренность.
   Кэролайн покачала головой.
   – Слишком поздно.
   – Отнюдь нет, – возразил Поллетти. – У меня есть друзья, готовые поручиться за меня. Например, – он показал электронную обезьянку, – ты еще не познакомилась с Томмасо?
   – Это именно тот свидетель, который может поручиться за тебя? – спросила Кэролайн.
   – Томмасо – очень искренний маленький зверь, – сказал Поллетти.
   Он поставил обезьянку на пол. Электронный зверек тут же попытался вскарабкаться по ее ноге.
   – Твой Томмасо не интересует меня.
   – Ты несправедлива к нему. Посмотри, какой он ласковый. Мне кажется, ты ему нравишься. Томмасо очень разборчив в выборе друзей.
   Кэролайн улыбнулась, подняла обезьянку и посадила себе на колени.
   – Погладь его, – попросил Поллетти. – И потрогай за нос. Ему это очень приятно.
   Кэролайн погладила электронного зверька и осторожно тронула его носик.
   Внезапно животное перестало двигаться. В следующее мгновение на его груди открылась панель, за которой скрывалось дуло крупнокалиберного револьвера.
   – Ты знал об этом? – спросила Кэролайн.
   – Конечно, – улыбнулся Поллетти. – Я знаю и еще кое-что: ты мой Охотник.
   Кэролайн застыла и, не мигая, уставилась на Поллетти.
   – Это доказательство моей искренности. То, что я показал тебе, где спрятан револьвер, доказывает, что я честен с тобой… что я не хочу убивать тебя.
   Кэролайн закусила губу и крепко стиснула револьвер внутри электронной обезьянки.
   В это мгновение стены домика затряслись, отделились от пола и стали подниматься вверх. Кэролайн даже не пожелала взглянуть на необычное зрелище. Ее пристальный взгляд был по-прежнему устремлен на Поллетти. А тот с нескрываемым интересом следил, как стены взмывают в воздух и за ними открывается вид на древние развалины.
   – Это потрясающе, Кэролайн, – произнес он. – Просто здорово.
   Верхняя часть домика взлетела куда-то вверх. Подняв голову, Поллетти увидел, что стены на прочном тросе «найлорекс» уносит в небо вертолет, окрашенный в красный, белый и светло-коричневый цвета компании «Телеплекс Ампуорк».
   Операторы в бейсбольных шапочках нацелили на Марчелло свои камеры, над головой повисли микрофоны, словно связка бананов. Танцовщицы «Рой Белл» получили команду приготовиться. Красные огоньки аппаратуры мигали, словно злобные глаза циклопов. Раздавался голос Мартина, отдававшего распоряжения на таком техническом жаргоне, что один Чет понимал его и переводил тем, кому они были адресованы.
   Поллетти восторженно наблюдал за этим зрелищем, не веря своим глазам. Он повернулся к Кэролайн и легкомысленно поинтересовался:
   – Мне не следует сказать несколько слов в микрофон?
   Кэролайн мрачно взглянула на него. Ее глаза были похожи на молочное вулканическое стекло.
   – Тебе следует лишь умереть!
   Револьвер в ее руке был направлен прямо на Поллетти. Это был тот самый револьвер, который Кэролайн вытащила из кармана пиджака Поллетти, пока он спал.
   Оркестр – а для такого случая был специально приглашен Загребский филармонический оркестр – заиграл зловещий пасодобль. Танцовщицы прекратили дискуссию о лаке для волос и закружились в отчаянном танце. Камеры двигались вперед и назад на длинных операторских кранах, похожие на гигантских жуков-богомолов.
   Последовала новая команда. Из-за полуразрушенной арки служитель выкатил маленький столик на колесах, на котором стояли чайник и чашка. То и другое выглядело самым обыкновенным, кроме искусственного пара, поднимающегося из чашки. У арены служитель столкнулся со стройной темноволосой элегантной молодой женщиной, изящно, хотя и чуть броско одетой, с большими черными глазами, светившимися как у волка, внезапно освещенного ярким фонарем в темноте.
   – Типичный параноидальный шизофреник, одержимый манией убийства, с едва уловимыми кошачьими манерами, – пробормотал служитель.
   Этой женщиной была Ольга. Диагноз, поставленный Ольге служителем, был удивительно точен.
   – Чай! – воскликнул Поллетти, когда служитель подкатил к нему столик. – Мне что, нужно его выпить?
   – Это она будет его пить, – прошептал служитель. – А ты стой рядом, постарайся умереть, как подобает, и не умничай.
   Он повернулся и ушел; служитель был большим профессионалом в своей области и не выносил легкомысленных шуток.
   «Потрясающий чай дяди Минга! – раздался громоподобный голос диктора с другой стороны Колизея. – Дамы и господа! Потрясающий чай дяди Минга является единственным чаем, который обожает вас и готов вступить с вами в брак и воспитывать маленькие пакетики чая – если дядя Минг согласится».
   Поллетти рассмеялся. Он не слышал этой рекламы, которая в прошлом году завоевала тройной золотой приз рекламного совета за благопристойность, вкус, остроумие, оригинальность и массу прочих достоинств.
   – Что так развеселило тебя, Марчелло? – прошипела Кэролайн, словно гадюка с Центрального Борнео.
   – Здесь все так забавно, – ответил Поллетти. – Я говорю, что люблю тебя, что хочу на тебе жениться, а ты собираешься меня убить. Неужели тебе это не кажется смешным?
   – Кажется, – кивнула Кэролайн, – если ты не обманываешь.
   – Нет, конечно, – произнес Поллетти, – но пусть это тебе не мешает.
   «…И вот из глубин своей мучительной, безнадежной любви потрясающий чай дяди Минга взывает к вам: „Пей меня, мистер Потребитель, пей меня, пей меня, пей меня!“ – закончил диктор. Он замолчал, стало тихо, через несколько секунд раздались записанные на пленку неуверенные хлопки, и, наконец, разразилась единодушная овация, также записанная на пленку.
   – Две горсти до приводнения! – объявил Мартин.
   – Осталось десять секунд, – перевел Чет. – Девять, восемь, семь…
   Кэролайн застыла как изваяние, и только едва заметное дрожание руки, сжимавшей оружие, выдавало ее волнение.
   …Шесть, пять, четыре…
   Поллетти стоял, спокойно улыбаясь, словно находил забавным то, что по непонятным причинам оказался главным действующим лицом чужой человеческой драмы. Его лицо выражало одновременно не свойственное ему терпение и врожденное достоинство, несмотря на то что застрявший в зубах кусочек телятины ужасно действовал ему на нервы.
   …Три, два, один. Огонь!
   Кэролайн вздрогнула всем телом и медленно, словно сомнамбула, подняла револьвер. Дуло смотрело прямо в лоб Поллетти. Палец Кэролайн застыл на спусковом крючке.
   – Приводнение! Приводнение! – завопил Мартин.
   – Огонь! Огонь! – закричал Чет.
   – Осуществить немедленно! – взревел Мартин.
   – Стреляй сейчас же! – подхватил Чет.
   Но ничего не изменилось. Напряжение, царившее на арене, не поддавалось описанию. Впечатлительный молодой Коул упал в обморок; у Чета вдруг схватило судорогой бицепс, трицепс и боковой разгибатель правой руки; даже Мартин, закаленный профессионал, почувствовал резкую боль в горле, что было признаком начала жестокой изжоги.
   Ждали режиссеры и операторы, танцовщицы ансамбля «Рой Белл» и музыканты Загребского филармонического оркестра; ждала и огромная телевизионная аудитория во всем мире, кроме тех неисправимых, кто отправился на кухню за банкой пива. Ждал Поллетти, а растерянная Кэролайн обнаружила, что ждет своих собственных действий.
   Трудно сказать, как долго продлилась бы эта сцена, если бы внезапно в ситуацию не вмешался неожиданный элемент. Из-под арки выбежала Ольга, пробралась сквозь толпу обеспокоенных киношников, вспрыгнула на пол домика и выхватила у Кэролайн револьвер.
   – Итак, Марчелло, – сказала она, – я снова застала тебя с другой женщиной!
   Ответить на это безумное обвинение было нечего, к тому же в нем – как это часто бывает у душевнобольных – была доля правды.
   – Ольга! – воскликнул Поллетти, не зная, что сказать.
   – Я двенадцать лет ждала! – взвизгнула Ольга. – А ты так поступаешь со мной! – И она направила дуло револьвера прямо ему в лоб.
   – Пожалуйста, Ольга, не стреляй! – взмолился Поллетти. – Ты пожалеешь, если выстрелишь. Давай поговорим спокойно.
   – Я уже говорила сегодня – с Лидией! – заявила Ольга. – Твоя бывшая жена призналась, что документы о разводе оформлены – не сегодня, не вчера, а три дня назад!
   – Да знаю я, знаю, – ответил Поллетти. – Но позволь мне объяснить…
   – Потом объяснишь! – воскликнула Ольга и нажала на спусковой крючок.
   Грохнул револьверный выстрел. Ольга замерла, потом покачнулась, поднесла слабеющую руку к груди, недоумевающе посмотрела на окровавленные пальцы, упала на землю и замерла, как птеродактиль за стеклом музея.
   – Это трудно будет объяснить, – пробормотал Поллетти.
   Кэролайн села на кровать и схватилась руками за голову. Коул пришел в себя и с гордостью подумал: «Смотри-ка, я и впрямь потерял сознание». Чет запустил в эфир программу «Величайшее телешоу 1999 года» с участием Ле Мар де Вилля, Роджера и Лэсси.
   К домику подошел Мартин и все понял с первого взгляда.
   – Что здесь происходит? – спросил он.
   Откуда-то взялся полицейский, который не сумел разобраться в происшедшем с первого взгляда, и спросил:
   – Кто здесь Охотник?
   – Я, – сказала Кэролайн и, не поднимая головы, протянула свое удостоверение.
   – А Жертва?
   – Я, – ответил Поллетти, также протягивая свое удостоверение.
   – Значит, эта мертвая женщина не имеет отношения к Охоте?
   – Не имеет, – подтвердил Поллетти.
   – В таком случае почему вы убили ее?
   – Я? Я никого не убивал, – возразил Поллетти. Он наклонился и поднял револьвер. – Смотрите! – Он показал полицейскому небольшое отверстие под курком.
   – Ну и что?
   – Это отверстие и есть настоящее дуло револьвера, – объяснил Поллетти. – Револьвер стреляет не вперед, а назад, понимаете? Это мое изобретение. Я сам сконструировал эту штуку.
   Кэролайн вскочила. Ее глаза метали молнии.
   – Ах ты скотина! – воскликнула она. – Ты подстроил, чтобы я забрала револьвер из твоего пиджака! Ты подбросил его мне, чтобы я убила себя!
   – Только в том случае, если бы ты попыталась убить меня, – напомнил Поллетти.
   – Болтун! – выкрикнула Кэролайн. – Да разве я могу верить тому, что ты говорил мне?
   – Давай обсудим это позже, – предложил Поллетти. – Милая, все это легко объяснить…
   – Сначала вы объясните все мне, – прервал его полицейский, – а потом будете оскорблять эту молодую леди. – Он галантно улыбнулся Кэролайн, взглянувшей на него с раздражением. – Но сначала я сообщу о происшедшем в участок. – Он отстегнул от пояса портативную рацию. – А потом выслушаю ваши объяснения.
   Но ему так и не удалось осуществить свои намерения, поскольку началось светопреставление, и полицейскому пришлось приложить все усилия, чтобы сохранить хотя бы видимость порядка.
   Первыми в Колизей прорвались туристы, сломив сопротивление охраны. Они были настроены решительно и во что бы то ни стало желали увидеть, что происходит, и сделать снимки на память. Следом откуда ни возьмись появились несколько десятков адвокатов и сразу стали угрожать судебным преследованием Поллетти, Кэролайн, компании «Телеплекс Ампуорк», Мартину, Чету, танцовщицам ансамбля «Рой Белл», Коулу, римской полиции и всем остальным участникам события. Наконец прибыли шесть представителей «Хант Интернэшнл» – компании, организующей Охоту. Они потребовали немедленного ареста Кэролайн и Поллетти, обвиняя их в незаконном отказе от убийства.
   – Ну хорошо, хорошо, – бормотал полицейский, окончательно сбитый с толку. – Сначала самое важное. Я арестую так называемого Охотника и так называемую Жертву. Где они?
   – Они были здесь всего пару секунд назад, – произнес Коул. – А вы знаете, я действительно потерял сознание.
   – Но где они сейчас? – спросил полицейский. – Почему никто не следил за ними? Быстро перекрыть все выходы! Они не могли далеко уйти!
   – А почему они не могли далеко уйти? – поинтересовался Коул.
   – Не путайте меня! – рявкнул полицейский. – Скоро выясним, далеко ли они убежали.
   И скоро – но не очень скоро – он это выяснил.

Глава 18

   Управляемый умелыми руками Кэролайн, маленький вертолет, до этого незаметно стоявший в углу огромной арены Колизея, рядом с аркой Траяна, летел высоко над Римом. Желто-серый овал Колизея остался позади. Узкие извилистые улицы Вечного города уступили место пригородам, затем внизу показались деревни. Наконец и они остались позади.
   – Ты великолепна! – заявил Поллетти. – Скажи, ты задумала все это с самого начала, верно?
   – Разумеется, – ответила Кэролайн. – Это показалось мне разумной предосторожностью на случай, если ты действительно говорил правду.
   – Милая, ты не представляешь, как я тобой восхищен! – воскликнул Поллетти. – Ты спасла нас обоих от смерти и суда, и теперь мы летим в великолепном воздушном пространстве к девственной природе, где нет электрических бритв и холодильников…
   Он посмотрел вниз и увидел, что вертолет начинает снижаться над унылой, пустынной местностью.
   – Скажи, мое сокровище, нас еще что-то ожидает? – спросил Поллетти.
   Кэролайн весело кивнула и умело посадила вертолет на полянку у подножия горы.
   – Главным образом вот это. – Она обняла Поллетти и поцеловала его с энтузиазмом и страстью, которыми отличались многие ее поступки.
   – М-м-м, – пробормотал Поллетти. Внезапно он поднял голову и прислушался. – Странно…
   – Что странно? – спросила Кэролайн.
   – Должно быть, послышалось… Как будто звон церковных колоколов.
   Кэролайн отвела взгляд в сторону с забавным намеком на кокетство, характерным даже для самых простых ее жестов.
   – Да, звон колоколов! – воскликнул Поллетти. – Вот, снова!
   – Пошли посмотрим, – предложила Кэролайн.
   Они выбрались из вертолета и, держась за руки, обогнули выступающую скалу. Ярдах в двадцати под нависающим гранитным утесом стояла маленькая церковка. В дверях церкви виднелась черная фигура священника. Он улыбнулся и приветливо махнул рукой.
   – Как интересно! – Кэролайн потянула Поллетти за руку.
   – Очаровательно, потрясающе, необычно, – отозвался Поллетти. В его голосе было меньше энтузиазма, чем раньше. – Да, интересно, – добавил он более уверенным тоном, – но вряд ли заслуживает доверия.
   – Пошли-пошли, – сказала Кэролайн.
   Они вошли в церковь и приблизились к алтарю. Девушка встала перед священником на колени, после недолгого колебания Поллетти последовал ее примеру. Откуда-то послышалась органная музыка. Священник просиял и начал церемонию.
   – Согласна ли ты, Кэролайн, взять этого мужчину, Марчелло, себе в мужья?
   – Да, – пылко ответила Кэролайн.
   – А ты, Марчелло, согласен взять эту женщину, Кэролайн, себе в жены?
   – Нет, – убежденно отозвался Поллетти.
   Священник опустил Библию. Поллетти увидел, что он заложил нужную страницу дулом автоматического «кольта» сорок пятого калибра.
   – Согласен ли ты, Марчелло, взять эту женщину, Кэролайн, себе в жены? – повторил святой отец.
   – Да… пожалуй, – ответил Поллетти. – Я хотел лишь подождать несколько дней, чтобы на церемонии могли присутствовать мои родители.
   – Мы еще раз устроим венчание для твоих родителей, – заявила Кэролайн.
   – Ego conjugo vos in matrimonio…[6] – начал священник.
   Кэролайн быстро подала Поллетти кольцо, и они обменялись кольцами в классической старинной церемонии, которая всегда казалась Поллетти такой трогательной.
   За стеной стонал и жаловался ветер пустыни; Поллетти молчал и улыбался.

ПЕРВАЯ ЖЕРТВА

Правила Охоты

   Участвовать в Охоте может любой достигший восемнадцатилетнего возраста, независимо от национальности, пола и религиозных убеждений.
   Вступивший в Клуб Охотников обязан принять участие в десяти Охотах – пять раз в роли Жертвы и пять раз в роли Охотника.
   Охотникам сообщается имя и адрес Жертвы, а также выдается ее фотография.