оканчивается: он уже не силится решиться, но решается в самом деле, и от
этого у него нет уже бешенства, нет внутреннего раздора с самим собою,
осталась одна грусть, но в этой грусти видно спокойствие, как предвестник
нового и лучшего спокойствия" <Там же, стр. 332.>.
Во время поединка Гамлет обнаруживает коварный замысел, направленный
против него. Зная, что он смертельно ранен, он бросается на короля и в
последний миг своей жизни осуществляет наконец задачу мести. Это происходит
почти случайно. Но предъявлять это в качестве упрека Гамлету было бы
несправедливо. Реализм трагедии, ее отличие от несколько искусственного
действия обычных трагедий мести проявляется, в частности; в том, что герой
не выбирает условий, в которых он будет осуществлять свою месть, а, как это
бывает и в реальной жизни, цепью случайных и непредвиденных обстоятельств
подводится к такой ситуации, когда совсем неожиданно для него возникают и
возможность и необходимость выполнить свое намерение.
Воспитание духа, через которое прошел Гамлет, дает свои плоды в
смертный час принца. Он мужественно встречает смерть. Он знает: лично для
него все кончено. В этом смысл его последних слов - "Дальше - тишина" (V,
2). На этих словах стоит остановиться, ибо они многозначительны.
Трагедия началась с того, что Гамлет столкнулся со смертью своего отца.
Она возбудила перед ним вопрос: что такое смерть. Мы слышали сомнения,
выраженные им в монологе "Быть или не быть". Тогда Гамлет допускал, что
смертный сон может быть и новой формой существования души человека. Теперь у
Гамлета новый взгляд на смерть. Он знает, что его ждет сон без пробуждения,
растворение в ничто. Слова Гамлета выражают отрицание религиозных
представлений о загробной жизни. Для Гамлета с концом земного существования
жизнь человека прекращается.
Принципиальная важность последних слов Гамлета обнажается перед нами
благодаря следующему обстоятельству. В первом издании трагедии (кварто 1603
г.), которое содержало искаженный, неаутентичный текст последние слова
Гамлета были: "Господи, прими мою душу!" Кварто 1604 г. содержит, как
известно, текст Шекспира. Едва ли есть необходимость разъяснять подробно
различие между двумя вариантами последних слов Гамлета. В кварто 1603 г.
Гамлет умирает верующим человеком, шекспировский Гамлет умирает как
свободомыслящий философ.
Но если Гамлет и знает, что его жизнь приходит к концу, то этим для
него отнюдь не исчерпывается все. Жизнь будет продолжаться. Остаются другие
люди, и Гамлет хочет, чтобы мир узнал правду о нем. Он завещает своему другу
Горацио поведать о его судьбе тем, кто не понимает и не знает причин
происшедшего. Гамлет не только хочет оправдать себя в глазах потомства, его
желание - чтобы его жизнь и борьба послужили примером и уроком для
остающихся в живых, примером борьбы честного человека против зла. Он умирает
как воин, как борец за справедливое дело.
Нашей целью было показать, что трагедия Шекспира изображает сложный
характер в его развитии. Гамлет на протяжении действия обнаруживает то силу,
то слабость. Мы видим его и колеблющимся и действующим решительно. С начала
и до конца он является честным человеком, отдающим себе отчет в своем
поведении и ищущим правильного пути в жизненной борьбе. Как мы видели, путь
этот был для него тяжелым, связанным с мучительными душевными переживаниями
и потерями, ибо ему пришлось отказаться от любимой. Но перед нами не
расслабленный человек, а герой, обладающий подлинным мужеством, которое и
помогло ему пройти через все испытания с честью.
Не является Гамлет и бездейственным человеком. Разве можно назвать
бездействием духовные искания героя? Ведь мысль тоже есть форма человеческой
активности, и этой способностью Гамлет, как мы знаем, наделен в особенно
большой мере. Однако мы не хотим этим сказать, что активность Гамлета
происходит только в интеллектуальной сфере. Он действует беспрерывно. Каждое
его столкновение с другими лицами, за исключением Горацио, представляет
собой поединок взглядов и чувств.
Наконец, Гамлет действует и в самом прямом смысле слова. Можно только
удивляться тому, что он заслужил славу человека, неспособного к действиям.
Ведь он на наших глазах убивает Полония, отправляет на верную смерть
Розенкранца и Гильденстерна, побеждает в поединке Лаэрта и приканчивает
Клавдия. Не говорим уже о том, что косвенно Гамлет является виновником
безумия и смерти Офелии. Можно ли после всего этого считать, что Гамлет
ничего не делает и на протяжении всей трагедии только предается
размышлениям?
Хотя мы видим, что Гамлет совершил больше убийств, чем его враг
Клавдий, тем не менее, как правило, никто этого не замечает и не принимает в
расчет. Нас самих больше интересует и волнует то, что думает Гамлет, чем то,
что он делает, и поэтому мы не замечаем деятельного характера героя.
Мастерство Шекспира в том и проявилось, что он направил наше внимание не
столько на внешние события, сколько на душевные переживания героя, а они
полны трагизма.
Трагедия заключается для Гамлета не только в том, что мир ужасен, но и
в том, что он должен ринуться в пучину зла, для того чтобы бороться с ним.
Он сознает, что сам далек от совершенства, и, действительно, его поведение
обнаруживает, что зло, царящее в жизни, в какой-то мере пятнает и его.
Трагическая ирония жизненных обстоятельств приводит Гамлета к тому, что он,
выступающий мстителем за убитого отца, сам тоже убивает отца Лаэрта и
Офелии, и сын Полония мстит ему.
Вообще обстоятельства складываются так, что Гамлет, осуществляя месть,
Оказывается вынужденным разить направо и налево. Ему для которого нет ничего
дороже жизни приходится стать оруженосцем смерти.
При всей сложности действия "Гамлет", однако, отличается от других
трагедий, например от "Отелло" или "Короля Лира"", тем, что здесь
драматическое напряжение несколько ослабевает к концу. Это объясняется в
первую очередь характером героя и особенностями его духовного развития. В
"Отелло" и "Короле Лире" высшим моментом трагизма является финал - гибель
Дездемоны и Корделии. В "Гамлете", как уже было сказано, наибольшую душевную
трагедию герой переживает вначале, тогда как для Отелло и Лира самыми
страшными трагическими моментами являются финальные события.
Нравственные и социальные основы трагедии
Судьба героя и его духовная драма далеко не исчерпывают всего
содержания трагедии. В ней ряд тем, мастерски вплетенных в основной сюжет, и
на главных из них мы остановимся.
Прежде всего мы обратимся к теме мести, что представляло собой большую
моральную проблему для современников Шекспира. В эпоху Возрождения
происходила переоценка всех нравственных принципов, господствовавших в
средине века. Месть была нередким жизненным фактом. Средневековье выработало
свой кодекс чести. Он заключался в том, что кровные родственные связи
обязывали человека мстить тем, кто поднял руку на кого-либо из семьи. Но
семейная честь приходила в столкновение с верноподданническим долгом, когда
обидчиком оказывался носитель высшей власти. Особенно остро встало это
противоречие с установлением абсолютизма.
Гуманисты отвергли кровавую мораль средневековья. Однако, признавая
право на жизнь самым священным нравом человека, они тоже столкнулись с
противоречием: как быть с теми людьми, которые причиняют зло другим?
В шекспировской критике давно уже стало общим местом, что одним из
достоинств композиции "Гамлета" является мастерское ведение трех
параллельных линий сюжета, содержащих тему мести. Она воплощена в образах
Гамлета, Лаэрта и Фортинбраса. Композиционно в центре стоит Гамлет, и не
только по причине своей личной значительности. У Гамлета убит отец, но отец
Гамлета убил отца Фортинбраса, а сам Гамлет убивает отца Лаэрта. Таким
образом род Гамлетов является не только страдающей стороной в этих
конфликтах, но и сам становится объектом мести.
Решение персонажами трагедии задачи мести разрывает гуманистический
подход Шекспира к этой нравственной проблеме. Очень просто решает задачу
Лаэрт. Узнан, что его отец убит, он не интересуется обстоятельствами гибели
Полония, поспешно возвращается в Данию, поднимает бунт, врывается во дворец
и бросается на короля, которого считает виновником смерти старого
царедворца. Лаэрт не любил отца, потешался над его недостатками, старался
вырваться из-под его опеки. Но хотя его не связывало с Полонием ничто, кроме
сыновнего долга, этот свой долг он выполняет с рвением. При этом долг
родовой мести для него стоит выше долга подданного. Он готов нарушить клятву
верности королю, чтобы сохранить верность семейному долгу (IV. 5). Лаэрт
действует согласно законам феодальном морали - око за око, зуб за зуб, кровь
за кровь. Все другие нравственные обязанности он отвергает. Поэтому он
вступает в подлый сговор с королем, чтобы убить Гамлета. Ему нет дела до
того, что Полоний сам подставил себя под удар принца. Но когда приходит
смертный час Лаэрта, его охватывает раскаяние и он понимает, что, желая
действовать во имя справедливости, нарушил ее своим бесчестным поведением по
отношению к Гамлету.
Если Лаэрт доходит до крайнего предела подлости в своем желании
отомстить, то Фортинбрас обнаруживает полное пренебрежение к задаче мести.
Мы не знаем причин этого, но обстоятельства, изложенные сюжете, позволяют
сказать, что у Фортинбраса нет действительных оснований для мести. Его отец
сам вызвал отца Гамлета на поединок и был сражен в честном единоборстве.
Третий вариант темы мести в образе героя трагедии. Гамлет принимает
задачу мести. Его побуждают к этому любовь к отцу и в равной мере ненависть
к Клавдию, который был не только убийцей, но еще и совратителем матери
Гамлета. Клавдий, как мы знаем, воплощает для Гамлета худшее зло, какое
только может отравить душу человека. Но задача мести для Гамлета не
ограничивается личным возмездием убийце. Борясь против Клавдия, Гамлет
борется против зла вообще. Его борьба оправдана, и месть его справедлива.
Таким образом, гуманизм Шекспира проявляется не как сентиментальная
филантропия, а как философия воинственного человеколюбия, признающего
насилие одним из средств борьбы для уничтожения несправедливости.
Однако борьба Гамлета против Клавдия выходит за рамки семейного
конфликта. Клавдий - король, и в данном случае возмездие сталкивается с
проблемой цареубийства. Мы зашли бы слишком далеко, решив, что борьба
Гамлета против короля представляет собой проблему революции. Конечно, убить
и свергнуть короля означает совершить государственный переворот. Но в данном
случае мы не должны упускать из виду того обстоятельства, что Гамлет
является законным наследником престола, а Клавдий - узурпатором, который, по
словам Гамлета, стянул драгоценную корону и сунул ее в карман (III, 4). В
этом смысле борьба между Гамлетом и Клавдием не выходит за рамки
династических конфликтов, какие мы видели в хрониках Шекспира. И все же вся
трагедия проникнута пафосом ненависти к несправедливой королевской власти.
Как ни ортодоксальна политическая концепция трагедии с точки зрения
официальной государственной морали того времени, в ней явственно выражена
ненависть к деспотизму, к власти, основанной на крови и держащейся террором.
Но дело не только в том, что герой столкнулся с узурпатором. Этот
политический конфликт, завершающийся оправданием цареубийства, усугубляется
бедственным состоянием государства в целом, разложением всего общества.
Уже в начале трагедии Марцелл как бы мимоходом замечает: "Подгнило
что-то в Датском государстве" (I, 4), и, по мере того как развивается
действие, мы все больше убеждаемся в том, что в Дании действительно завелась
"гниль". Гамлет говорит о развращении нравов:
"Тупой разгул на запад и восток
Позорит нас среди других народов..." (I, 4).
Он замечает неискренность людей, лесть и подхалимство, унижающее
человеческое достоинство: "Вот мой дядя - король Датский, и те, кто строил
ему рожи, пока жив был мой отец, платят по двадцать, сорок, пятьдесят и по
сто дукатов за его портрет в миниатюре. Черт возьми, в этом есть нечто
сверхъестественное, если бы только философия могла доискаться" (II, 2).
Гамлет видит, что человечность попрана и повсюду торжествуют мерзавцы,
растлевающие всех и все вокруг. "Да, сударь, - говорит Гамлет Полонию, -
быть честным при том, этот мир, - это значит быть человеком, выуженным из
десятка тысяч" (II, 2). Когда Розенкранц на вопрос Гамлета: "Какие новости?"
- отвечает, что никаких новостей нет, "кроме разве того, что мир стал
чесстен", принц замечает: "Так, значит, близок судный день, но только ваша
новость неверна" (II, 2). Мысль о том, что зло проникло во все поры
общества, не покидает Гамлета и тогда, когда он беседует с матерью о ее вине
перед памятью покойного короля. Он говорит:
"Ведь добродетель в этот жирный век
Должна просить прощенья у порока,
Молить согбенно, чтоб ему помочь" (III, 4).
Все подобные речи расширяют рамки трагедии, придавая ей большой
общественный смысл. Несчастье и зло, которое поразили семью Гамлета, -
только единичный случай, характерный для общества в целом. Горе и страдание
Гамлета сливается с невзгодами, которые делают жизнь тяжелой ношей для всех
людей. Даже тогда, когда будто занят только вопросом, касающимся лично его,
- "быть быть" - Гамлет видит перед собой картину всей жизни. Он вспоминает
"плети и глумленье века,
Гнет сильного, насмешку гордеца,
Боль презренной любви, судей медливость,
Заносчивость властей и оскорбленья,
Чинимые безропотной заслуге..." (III, 1).
В этом перечислении жизненных бедствий только одно относится к области
интимной - "боль презренной любви", все остальные представляют собой ту или
иную форму общественной несправедливости. Если мы вспомним теперь, что в
монологе "Быть или не быть" Гамлет решает вопрос - "покоряться" или
"восстать", то для нас станет ясно, что он решает не только личную проблему
и речь идет об отношении ко всему существующему миропорядку.
Трагедия Гамлета сливается с трагической судьбой всех страдающих от
общественной несправедливости. То, что Пушкин считал основой трагедии, -
"судьба человеческая" и "судьба народная", - получает у Шекспира воплощение
через характер героя, сознающего неразрывную связь между собой и остальным
человечеством. Вот почему для Гамлет "Дания - тюрьма" и весь мир - тюрьма,
"и превосходная: со множеством затворов, темниц и подземелий..." (II, 2).
Мироощущение Гамлета близко к взглядам самого Шекспира на современную
ему действительность. В одном из самых своих самых субъективно лирических
произведений, в 66-м сонете, Шекспир выразил мысль, непосредственно
перекликающуюся с мотивами трагедии и монологом "Быть или не быть". Мы
слышим здесь о той же усталости от жизни и о тех же бедах, которые
превращают ее в мучение для человека:
Я смерть зову, глядеть не в силах боле,
Как гибнет в нищете достойный муж,
А негодяй живет в красе и холе;
Как топчется доверье чистых душ;
Как целомудрию грозят позором,
Как почести мерзавцам воздают,
Как сила никнет перед наглым взором,
Как всюду в жизни торжествует плут;
Как над искусством произвол глумится,
Как правит недомыслие умом,
Как в лапах зла мучительно томится
Все то, что называем мы Добром..." <Перевод О. Румера>
Шекспир не смотрит на трагедию Гамлета со стороны. Это и его трагедия,
трагедия всего европейского гуманизма, убедившегося в несоответствии между
своими идеалами и возможностью их осуществления в действительности. Подойдя
к вопросу с этой стороны, мы поймем также тот особый угол зрения, в пределах
которого рассматривается Шекспиром и его героем весь клубок общественных
противоречий.
В борьбе против феодализма, против всех его порождений в общественной
жизни и идеологии гуманисты опирались на свои понятия о человеке. Ярче всего
выразил их точку зрения итальянский гуманист Пико делла Мирандола в своей
знаменитой речи "О достоинстве человека" (1489). Человек был для них венцом
творения, самым прекрасным из всего существующего на земле. Гуманисты
отвергали феодальные оковы, ибо они не соответствовали достоинству человека.
Между Пико делла Мирандола и Шекспиром проходит целая полоса
исторического развития. Первый из них выразил оптимистические предчувствия
гуманистов, веривших в то, что если расковать человека, то это принесет
расцвет всей жизни. Шекспир стоит у конца этого периода. Перед ним возникает
не иллюзорная, а реальная картина общества, которое достигло значительной
степени индивидуальной свободы. Шекспир уже имел возможность увидеть
индивидуализм в действии.
Оказалось, что освобождение от старых оков открыло путь не только для
свободного развития таких прекрасных индивидуальностей, как Гамлет. На деле
Гамлеты оказались одиночками, а общество полно таких людей, как Клавдий,
Полоний, Розенкранц и Гильденстерн. В наиболее хищнической форме проявился
индивидуализм у Клавдия. Но и другие люди, которых видит Гамлет, не лучше.
Это поставило перед героем шекспировской трагедии роковой для всего
гуманизма вопрос о природе человека. Они думали, что человек по природе
хорош и надо только перестроить для него мир, а шекспировский герой получает
все основания для того, чтобы усомниться в том, действительно ли так хорош
человек, как он раньше предполагал вместе с гуманистами. Эти сомнения
получают выражение в следующих словах Гамлета: "Что за мастерское
создание-человек! Как благороден разумом! Как беспределен в своих
способностях, обличьях и движениях! Как точен и чудесен в действии! Как он
похож на ангела глубоким постижением! Как он похож на некоего бога! Краса
вселенной! Венец всего живущего! А что для меня эта квинтэссенция праха? Из
людей меня не радует ни один; нет, также и ни одна..." (II, 2).
Первая часть этой знаменитой речи дословно повторяет положения, ставшие
ко времени Шекспира общим местом в гуманистических трактатах. Это кредо
европейского гуманизма. Слова Гамлета часто цитируются, чтобы показать
приверженность Шекспира гуманистической философии. Однако мы упустим самое
главное, если не обратим внимания на меланхолический конец тирады. Гамлет
искренне верил в величие и достоинство человека, но жизнь заставила его
увидеть и ничтожество человека. Мы знаем, какие у него основания говорить,
что из людей его не радует ни один и ни одна. Ведь у ближайших к нему людей
он увидел проявления такой порочности и низменности, что это заставило его
содрогнуться.
Едва ли кто-нибудь с высоты вашего знания законов исторического
развития станет теперь упрекать Шекспира за то, что он в своей трагедии
вместо анализа социальных корней зла углубился в анализ природы человека. А
именно это и занимает мысли Гамлета. Будучи честным до конца, он видит не
только пороки других, но и свои. "Сам я скорее честен, - говорит он Офелии,
- и все же я мог бы обвинить себя в таких вещах, что лучше бы моя мать не
родила меня на свет; я очень горд, мстителен, честолюбив; к моим услугам
столько прегрешений, что мне не хватает мыслей, чтобы о них подумать,
воображения, чтобы придать им облик, и времени, чтобы их совершить" (III,
1). Гамлет не рисуется и не клевещет на себя. Он говорит здесь о тех
потенциях зла, которые таятся в каждом человеке, и в том числе в нем самом.
Меланхолия Гамлета сочетается, таким образом, с определенным
мировоззрением. Спросим себя: меланхолия ли привела датского принца к столь
печальным выводам о природе человека, или ясное сознание зла повергло его в
глубокую скорбь? Скорее последнее.
Означает ли все это, что Гамлет совершенно утратил веру в человека?
Нет, он неточен, когда говорит, что из людей его не радует ни один. Б_ы_л
человек, который его радовал, - его отец: "Он человек был человек во
всем..." (I, 2). В беседе с матерью, вспоминая покойного отца и воссоздавая
его облик, Гамлет рисует свой идеал человека:
"Чело Зевеса; кудри Аполлона;
Взор, как у Марса, - властная гроза;
Осанкою - то сам гонец Меркурий
На небом лобызаемой скале;
Поистине такое сочетанье,
Где каждый бог вдавил свою печать,
Чтоб дать вселенной образ человека.
То был ваш муж" (III, 3).
Но не только был, - есть рядом с Гамлетом человек, в которой видит
воплощение лучших достоинств. Это Горацио. Гамлет говорит ему:
"Едва мой дух стал выбирать свободно
И различать людей, его избравье
Отметило тебя; ты человек,
Который и в страданиях не страждет
И с равной благодарностью приемлет
Гнев и дары судьбы; благословен,
Чьи кровь и разум так отрадно слиты,
Что он не дудка в пальцах у Фортуны,
На нем играющей. Будь человек
Не раб страстей, то я его замкну
В средине сердца, в самом сердце сердца,
Как и тебя" (III, 2).
В этой речи Гамлет сравнивает Горацио с другими и с собой. Он не раб
страстей, как Клавдий или Гертруда, которых темные страсти заставили
преступить первейшие законы человеческой нравственности. Нет в нем и того
разлада, который терзает душу Гамлета. Правда, Горацио не подвергся таким
испытаниям, какие выпаои на долю его царственного друга. Но в данном случае
даже не важно в какой мере верна та характеристика, которую Гамлет дает
Горацио. Важно то, что Гамлет не утратил веры в человека, в достижимость им
душевной гармонии.
Гамлета все время мучает то, что сам он далек от этого своего идеала.
Когда он осыпает себя упреками, смысл их не ограничивается обвинениями в
медлительности, хотя говорит он, видимо, только об этом. Гамлет винит себя
за то, что не может совладать со своими страданиями, примирить разум и
чувство, мысль и действие. Как и все другие проблемы, проблема Человека
является для Гамлета конкретной, и ее решение связано для него прежде всего
с самим собой, с его способностью самому стать достойным своего идеала.
Мы не будем повторять сказанного в предыдущей главе об эволюции
характера Гамлета. Нам представляется, что есть основания видеть в Гамлете
образ человека, который, проходя через неимоверные страдания, обретает ту
степень мужества, какая соответствует гуманистическому идеалу личности.
Из всех вопросов, поставленных в трагедии, вопрос о человеке - самый
главный. Словесного воплощения ответ на этот вопрос не получил. Но он
воплощен во всей фигуре Гамлета, в образе этого благородного страдальца,
который всегда хочет быть лучше, чем он есть. И если мы спросим себя,
утратил ли Шекспир вместе со своим героем веру в человека, - то ответ может
быть только один: нет! Пока существуют такие люди, как Гамлет, вера в
человека не будет утрачена.
Но такова только одна сторона проблемы - ее нравственный аспект, ее
моральный смысл. Она далеко еще не решает всего, ибо перед нами - не будем
этого забывать - трагедия. Как мы видели, внутренняя трагедия Гамлета
завершилась тем, что герой снова обрел душевную гармонию. Морального краха
он не терпит. Наоборот, морально им одержана победа. Но он погибает, и его
смерть имеет значение не только как физический факт. Гибель Гамлета является
трагической.
Конец героя трагичен уже потому, что если Гамлету и удалась частная
задача - возмездие Клавдию, то едва ли можно признать, что свою главную
задачу - уничтожение зла в мире - он полностью осуществил, более того, даже
свою частную задачу он осуществил случайно. Путей и средств борьбы против
зла Гамлет не нашел. Его пример показывает только одно - непримиримость по
отношению к злу. Дальше этого Гамлет не мог пойти отнюдь не по одним только
субъективным причинам.
Гамлет все время ведет борьбу в одиночку. Даже Горацио он делает только
поверенным своих планов, не возлагая на него ни одной действенной задачи.
Могут спросить: а разве у Гамлета была иная возможность? Да, была. Он мог
поступить, как Лаэрт, - поднять восстание. Ему это было бы легко не только
потому, что негодование народа накипело и достаточно малейшей искры, чтобы
оно вспыхнуло мятежом. Народ любит Гамлета, и об этом напоминает не кто
иной, как Клавдий, чувствующий, что незримая масса за стенами королевского
замка следит за судьбой принца.
Шекспир изображает в трагедии парадоксальную ситуацию. Лаэрт для
достижения личной мести прибегает к методам политической борьбы и поднимает
народ на восстание, тогда как Гамлет, который считает своей задачей не
только яичную месть, но и восстановление справедливости вообще, действует
как одинокий боец, как частное лицо.
Мы не погрешим против истины, сказав, что Гамлет борется против всей
системы социального зла как рыцарь-одиночка. Путь борьбы, избранный им,
является именно рыцарски героическим. Но век рыцарских подвигов кончился.
Это то, чего Гамлет не мог понять в своем времени. Между тем именно в этом
была вся суть, и это обусловило трагизм его судьбы.
Может показаться, что мы вступаем здесь в противоречие с исторической
этого у него нет уже бешенства, нет внутреннего раздора с самим собою,
осталась одна грусть, но в этой грусти видно спокойствие, как предвестник
нового и лучшего спокойствия" <Там же, стр. 332.>.
Во время поединка Гамлет обнаруживает коварный замысел, направленный
против него. Зная, что он смертельно ранен, он бросается на короля и в
последний миг своей жизни осуществляет наконец задачу мести. Это происходит
почти случайно. Но предъявлять это в качестве упрека Гамлету было бы
несправедливо. Реализм трагедии, ее отличие от несколько искусственного
действия обычных трагедий мести проявляется, в частности; в том, что герой
не выбирает условий, в которых он будет осуществлять свою месть, а, как это
бывает и в реальной жизни, цепью случайных и непредвиденных обстоятельств
подводится к такой ситуации, когда совсем неожиданно для него возникают и
возможность и необходимость выполнить свое намерение.
Воспитание духа, через которое прошел Гамлет, дает свои плоды в
смертный час принца. Он мужественно встречает смерть. Он знает: лично для
него все кончено. В этом смысл его последних слов - "Дальше - тишина" (V,
2). На этих словах стоит остановиться, ибо они многозначительны.
Трагедия началась с того, что Гамлет столкнулся со смертью своего отца.
Она возбудила перед ним вопрос: что такое смерть. Мы слышали сомнения,
выраженные им в монологе "Быть или не быть". Тогда Гамлет допускал, что
смертный сон может быть и новой формой существования души человека. Теперь у
Гамлета новый взгляд на смерть. Он знает, что его ждет сон без пробуждения,
растворение в ничто. Слова Гамлета выражают отрицание религиозных
представлений о загробной жизни. Для Гамлета с концом земного существования
жизнь человека прекращается.
Принципиальная важность последних слов Гамлета обнажается перед нами
благодаря следующему обстоятельству. В первом издании трагедии (кварто 1603
г.), которое содержало искаженный, неаутентичный текст последние слова
Гамлета были: "Господи, прими мою душу!" Кварто 1604 г. содержит, как
известно, текст Шекспира. Едва ли есть необходимость разъяснять подробно
различие между двумя вариантами последних слов Гамлета. В кварто 1603 г.
Гамлет умирает верующим человеком, шекспировский Гамлет умирает как
свободомыслящий философ.
Но если Гамлет и знает, что его жизнь приходит к концу, то этим для
него отнюдь не исчерпывается все. Жизнь будет продолжаться. Остаются другие
люди, и Гамлет хочет, чтобы мир узнал правду о нем. Он завещает своему другу
Горацио поведать о его судьбе тем, кто не понимает и не знает причин
происшедшего. Гамлет не только хочет оправдать себя в глазах потомства, его
желание - чтобы его жизнь и борьба послужили примером и уроком для
остающихся в живых, примером борьбы честного человека против зла. Он умирает
как воин, как борец за справедливое дело.
Нашей целью было показать, что трагедия Шекспира изображает сложный
характер в его развитии. Гамлет на протяжении действия обнаруживает то силу,
то слабость. Мы видим его и колеблющимся и действующим решительно. С начала
и до конца он является честным человеком, отдающим себе отчет в своем
поведении и ищущим правильного пути в жизненной борьбе. Как мы видели, путь
этот был для него тяжелым, связанным с мучительными душевными переживаниями
и потерями, ибо ему пришлось отказаться от любимой. Но перед нами не
расслабленный человек, а герой, обладающий подлинным мужеством, которое и
помогло ему пройти через все испытания с честью.
Не является Гамлет и бездейственным человеком. Разве можно назвать
бездействием духовные искания героя? Ведь мысль тоже есть форма человеческой
активности, и этой способностью Гамлет, как мы знаем, наделен в особенно
большой мере. Однако мы не хотим этим сказать, что активность Гамлета
происходит только в интеллектуальной сфере. Он действует беспрерывно. Каждое
его столкновение с другими лицами, за исключением Горацио, представляет
собой поединок взглядов и чувств.
Наконец, Гамлет действует и в самом прямом смысле слова. Можно только
удивляться тому, что он заслужил славу человека, неспособного к действиям.
Ведь он на наших глазах убивает Полония, отправляет на верную смерть
Розенкранца и Гильденстерна, побеждает в поединке Лаэрта и приканчивает
Клавдия. Не говорим уже о том, что косвенно Гамлет является виновником
безумия и смерти Офелии. Можно ли после всего этого считать, что Гамлет
ничего не делает и на протяжении всей трагедии только предается
размышлениям?
Хотя мы видим, что Гамлет совершил больше убийств, чем его враг
Клавдий, тем не менее, как правило, никто этого не замечает и не принимает в
расчет. Нас самих больше интересует и волнует то, что думает Гамлет, чем то,
что он делает, и поэтому мы не замечаем деятельного характера героя.
Мастерство Шекспира в том и проявилось, что он направил наше внимание не
столько на внешние события, сколько на душевные переживания героя, а они
полны трагизма.
Трагедия заключается для Гамлета не только в том, что мир ужасен, но и
в том, что он должен ринуться в пучину зла, для того чтобы бороться с ним.
Он сознает, что сам далек от совершенства, и, действительно, его поведение
обнаруживает, что зло, царящее в жизни, в какой-то мере пятнает и его.
Трагическая ирония жизненных обстоятельств приводит Гамлета к тому, что он,
выступающий мстителем за убитого отца, сам тоже убивает отца Лаэрта и
Офелии, и сын Полония мстит ему.
Вообще обстоятельства складываются так, что Гамлет, осуществляя месть,
Оказывается вынужденным разить направо и налево. Ему для которого нет ничего
дороже жизни приходится стать оруженосцем смерти.
При всей сложности действия "Гамлет", однако, отличается от других
трагедий, например от "Отелло" или "Короля Лира"", тем, что здесь
драматическое напряжение несколько ослабевает к концу. Это объясняется в
первую очередь характером героя и особенностями его духовного развития. В
"Отелло" и "Короле Лире" высшим моментом трагизма является финал - гибель
Дездемоны и Корделии. В "Гамлете", как уже было сказано, наибольшую душевную
трагедию герой переживает вначале, тогда как для Отелло и Лира самыми
страшными трагическими моментами являются финальные события.
Нравственные и социальные основы трагедии
Судьба героя и его духовная драма далеко не исчерпывают всего
содержания трагедии. В ней ряд тем, мастерски вплетенных в основной сюжет, и
на главных из них мы остановимся.
Прежде всего мы обратимся к теме мести, что представляло собой большую
моральную проблему для современников Шекспира. В эпоху Возрождения
происходила переоценка всех нравственных принципов, господствовавших в
средине века. Месть была нередким жизненным фактом. Средневековье выработало
свой кодекс чести. Он заключался в том, что кровные родственные связи
обязывали человека мстить тем, кто поднял руку на кого-либо из семьи. Но
семейная честь приходила в столкновение с верноподданническим долгом, когда
обидчиком оказывался носитель высшей власти. Особенно остро встало это
противоречие с установлением абсолютизма.
Гуманисты отвергли кровавую мораль средневековья. Однако, признавая
право на жизнь самым священным нравом человека, они тоже столкнулись с
противоречием: как быть с теми людьми, которые причиняют зло другим?
В шекспировской критике давно уже стало общим местом, что одним из
достоинств композиции "Гамлета" является мастерское ведение трех
параллельных линий сюжета, содержащих тему мести. Она воплощена в образах
Гамлета, Лаэрта и Фортинбраса. Композиционно в центре стоит Гамлет, и не
только по причине своей личной значительности. У Гамлета убит отец, но отец
Гамлета убил отца Фортинбраса, а сам Гамлет убивает отца Лаэрта. Таким
образом род Гамлетов является не только страдающей стороной в этих
конфликтах, но и сам становится объектом мести.
Решение персонажами трагедии задачи мести разрывает гуманистический
подход Шекспира к этой нравственной проблеме. Очень просто решает задачу
Лаэрт. Узнан, что его отец убит, он не интересуется обстоятельствами гибели
Полония, поспешно возвращается в Данию, поднимает бунт, врывается во дворец
и бросается на короля, которого считает виновником смерти старого
царедворца. Лаэрт не любил отца, потешался над его недостатками, старался
вырваться из-под его опеки. Но хотя его не связывало с Полонием ничто, кроме
сыновнего долга, этот свой долг он выполняет с рвением. При этом долг
родовой мести для него стоит выше долга подданного. Он готов нарушить клятву
верности королю, чтобы сохранить верность семейному долгу (IV. 5). Лаэрт
действует согласно законам феодальном морали - око за око, зуб за зуб, кровь
за кровь. Все другие нравственные обязанности он отвергает. Поэтому он
вступает в подлый сговор с королем, чтобы убить Гамлета. Ему нет дела до
того, что Полоний сам подставил себя под удар принца. Но когда приходит
смертный час Лаэрта, его охватывает раскаяние и он понимает, что, желая
действовать во имя справедливости, нарушил ее своим бесчестным поведением по
отношению к Гамлету.
Если Лаэрт доходит до крайнего предела подлости в своем желании
отомстить, то Фортинбрас обнаруживает полное пренебрежение к задаче мести.
Мы не знаем причин этого, но обстоятельства, изложенные сюжете, позволяют
сказать, что у Фортинбраса нет действительных оснований для мести. Его отец
сам вызвал отца Гамлета на поединок и был сражен в честном единоборстве.
Третий вариант темы мести в образе героя трагедии. Гамлет принимает
задачу мести. Его побуждают к этому любовь к отцу и в равной мере ненависть
к Клавдию, который был не только убийцей, но еще и совратителем матери
Гамлета. Клавдий, как мы знаем, воплощает для Гамлета худшее зло, какое
только может отравить душу человека. Но задача мести для Гамлета не
ограничивается личным возмездием убийце. Борясь против Клавдия, Гамлет
борется против зла вообще. Его борьба оправдана, и месть его справедлива.
Таким образом, гуманизм Шекспира проявляется не как сентиментальная
филантропия, а как философия воинственного человеколюбия, признающего
насилие одним из средств борьбы для уничтожения несправедливости.
Однако борьба Гамлета против Клавдия выходит за рамки семейного
конфликта. Клавдий - король, и в данном случае возмездие сталкивается с
проблемой цареубийства. Мы зашли бы слишком далеко, решив, что борьба
Гамлета против короля представляет собой проблему революции. Конечно, убить
и свергнуть короля означает совершить государственный переворот. Но в данном
случае мы не должны упускать из виду того обстоятельства, что Гамлет
является законным наследником престола, а Клавдий - узурпатором, который, по
словам Гамлета, стянул драгоценную корону и сунул ее в карман (III, 4). В
этом смысле борьба между Гамлетом и Клавдием не выходит за рамки
династических конфликтов, какие мы видели в хрониках Шекспира. И все же вся
трагедия проникнута пафосом ненависти к несправедливой королевской власти.
Как ни ортодоксальна политическая концепция трагедии с точки зрения
официальной государственной морали того времени, в ней явственно выражена
ненависть к деспотизму, к власти, основанной на крови и держащейся террором.
Но дело не только в том, что герой столкнулся с узурпатором. Этот
политический конфликт, завершающийся оправданием цареубийства, усугубляется
бедственным состоянием государства в целом, разложением всего общества.
Уже в начале трагедии Марцелл как бы мимоходом замечает: "Подгнило
что-то в Датском государстве" (I, 4), и, по мере того как развивается
действие, мы все больше убеждаемся в том, что в Дании действительно завелась
"гниль". Гамлет говорит о развращении нравов:
"Тупой разгул на запад и восток
Позорит нас среди других народов..." (I, 4).
Он замечает неискренность людей, лесть и подхалимство, унижающее
человеческое достоинство: "Вот мой дядя - король Датский, и те, кто строил
ему рожи, пока жив был мой отец, платят по двадцать, сорок, пятьдесят и по
сто дукатов за его портрет в миниатюре. Черт возьми, в этом есть нечто
сверхъестественное, если бы только философия могла доискаться" (II, 2).
Гамлет видит, что человечность попрана и повсюду торжествуют мерзавцы,
растлевающие всех и все вокруг. "Да, сударь, - говорит Гамлет Полонию, -
быть честным при том, этот мир, - это значит быть человеком, выуженным из
десятка тысяч" (II, 2). Когда Розенкранц на вопрос Гамлета: "Какие новости?"
- отвечает, что никаких новостей нет, "кроме разве того, что мир стал
чесстен", принц замечает: "Так, значит, близок судный день, но только ваша
новость неверна" (II, 2). Мысль о том, что зло проникло во все поры
общества, не покидает Гамлета и тогда, когда он беседует с матерью о ее вине
перед памятью покойного короля. Он говорит:
"Ведь добродетель в этот жирный век
Должна просить прощенья у порока,
Молить согбенно, чтоб ему помочь" (III, 4).
Все подобные речи расширяют рамки трагедии, придавая ей большой
общественный смысл. Несчастье и зло, которое поразили семью Гамлета, -
только единичный случай, характерный для общества в целом. Горе и страдание
Гамлета сливается с невзгодами, которые делают жизнь тяжелой ношей для всех
людей. Даже тогда, когда будто занят только вопросом, касающимся лично его,
- "быть быть" - Гамлет видит перед собой картину всей жизни. Он вспоминает
"плети и глумленье века,
Гнет сильного, насмешку гордеца,
Боль презренной любви, судей медливость,
Заносчивость властей и оскорбленья,
Чинимые безропотной заслуге..." (III, 1).
В этом перечислении жизненных бедствий только одно относится к области
интимной - "боль презренной любви", все остальные представляют собой ту или
иную форму общественной несправедливости. Если мы вспомним теперь, что в
монологе "Быть или не быть" Гамлет решает вопрос - "покоряться" или
"восстать", то для нас станет ясно, что он решает не только личную проблему
и речь идет об отношении ко всему существующему миропорядку.
Трагедия Гамлета сливается с трагической судьбой всех страдающих от
общественной несправедливости. То, что Пушкин считал основой трагедии, -
"судьба человеческая" и "судьба народная", - получает у Шекспира воплощение
через характер героя, сознающего неразрывную связь между собой и остальным
человечеством. Вот почему для Гамлет "Дания - тюрьма" и весь мир - тюрьма,
"и превосходная: со множеством затворов, темниц и подземелий..." (II, 2).
Мироощущение Гамлета близко к взглядам самого Шекспира на современную
ему действительность. В одном из самых своих самых субъективно лирических
произведений, в 66-м сонете, Шекспир выразил мысль, непосредственно
перекликающуюся с мотивами трагедии и монологом "Быть или не быть". Мы
слышим здесь о той же усталости от жизни и о тех же бедах, которые
превращают ее в мучение для человека:
Я смерть зову, глядеть не в силах боле,
Как гибнет в нищете достойный муж,
А негодяй живет в красе и холе;
Как топчется доверье чистых душ;
Как целомудрию грозят позором,
Как почести мерзавцам воздают,
Как сила никнет перед наглым взором,
Как всюду в жизни торжествует плут;
Как над искусством произвол глумится,
Как правит недомыслие умом,
Как в лапах зла мучительно томится
Все то, что называем мы Добром..." <Перевод О. Румера>
Шекспир не смотрит на трагедию Гамлета со стороны. Это и его трагедия,
трагедия всего европейского гуманизма, убедившегося в несоответствии между
своими идеалами и возможностью их осуществления в действительности. Подойдя
к вопросу с этой стороны, мы поймем также тот особый угол зрения, в пределах
которого рассматривается Шекспиром и его героем весь клубок общественных
противоречий.
В борьбе против феодализма, против всех его порождений в общественной
жизни и идеологии гуманисты опирались на свои понятия о человеке. Ярче всего
выразил их точку зрения итальянский гуманист Пико делла Мирандола в своей
знаменитой речи "О достоинстве человека" (1489). Человек был для них венцом
творения, самым прекрасным из всего существующего на земле. Гуманисты
отвергали феодальные оковы, ибо они не соответствовали достоинству человека.
Между Пико делла Мирандола и Шекспиром проходит целая полоса
исторического развития. Первый из них выразил оптимистические предчувствия
гуманистов, веривших в то, что если расковать человека, то это принесет
расцвет всей жизни. Шекспир стоит у конца этого периода. Перед ним возникает
не иллюзорная, а реальная картина общества, которое достигло значительной
степени индивидуальной свободы. Шекспир уже имел возможность увидеть
индивидуализм в действии.
Оказалось, что освобождение от старых оков открыло путь не только для
свободного развития таких прекрасных индивидуальностей, как Гамлет. На деле
Гамлеты оказались одиночками, а общество полно таких людей, как Клавдий,
Полоний, Розенкранц и Гильденстерн. В наиболее хищнической форме проявился
индивидуализм у Клавдия. Но и другие люди, которых видит Гамлет, не лучше.
Это поставило перед героем шекспировской трагедии роковой для всего
гуманизма вопрос о природе человека. Они думали, что человек по природе
хорош и надо только перестроить для него мир, а шекспировский герой получает
все основания для того, чтобы усомниться в том, действительно ли так хорош
человек, как он раньше предполагал вместе с гуманистами. Эти сомнения
получают выражение в следующих словах Гамлета: "Что за мастерское
создание-человек! Как благороден разумом! Как беспределен в своих
способностях, обличьях и движениях! Как точен и чудесен в действии! Как он
похож на ангела глубоким постижением! Как он похож на некоего бога! Краса
вселенной! Венец всего живущего! А что для меня эта квинтэссенция праха? Из
людей меня не радует ни один; нет, также и ни одна..." (II, 2).
Первая часть этой знаменитой речи дословно повторяет положения, ставшие
ко времени Шекспира общим местом в гуманистических трактатах. Это кредо
европейского гуманизма. Слова Гамлета часто цитируются, чтобы показать
приверженность Шекспира гуманистической философии. Однако мы упустим самое
главное, если не обратим внимания на меланхолический конец тирады. Гамлет
искренне верил в величие и достоинство человека, но жизнь заставила его
увидеть и ничтожество человека. Мы знаем, какие у него основания говорить,
что из людей его не радует ни один и ни одна. Ведь у ближайших к нему людей
он увидел проявления такой порочности и низменности, что это заставило его
содрогнуться.
Едва ли кто-нибудь с высоты вашего знания законов исторического
развития станет теперь упрекать Шекспира за то, что он в своей трагедии
вместо анализа социальных корней зла углубился в анализ природы человека. А
именно это и занимает мысли Гамлета. Будучи честным до конца, он видит не
только пороки других, но и свои. "Сам я скорее честен, - говорит он Офелии,
- и все же я мог бы обвинить себя в таких вещах, что лучше бы моя мать не
родила меня на свет; я очень горд, мстителен, честолюбив; к моим услугам
столько прегрешений, что мне не хватает мыслей, чтобы о них подумать,
воображения, чтобы придать им облик, и времени, чтобы их совершить" (III,
1). Гамлет не рисуется и не клевещет на себя. Он говорит здесь о тех
потенциях зла, которые таятся в каждом человеке, и в том числе в нем самом.
Меланхолия Гамлета сочетается, таким образом, с определенным
мировоззрением. Спросим себя: меланхолия ли привела датского принца к столь
печальным выводам о природе человека, или ясное сознание зла повергло его в
глубокую скорбь? Скорее последнее.
Означает ли все это, что Гамлет совершенно утратил веру в человека?
Нет, он неточен, когда говорит, что из людей его не радует ни один. Б_ы_л
человек, который его радовал, - его отец: "Он человек был человек во
всем..." (I, 2). В беседе с матерью, вспоминая покойного отца и воссоздавая
его облик, Гамлет рисует свой идеал человека:
"Чело Зевеса; кудри Аполлона;
Взор, как у Марса, - властная гроза;
Осанкою - то сам гонец Меркурий
На небом лобызаемой скале;
Поистине такое сочетанье,
Где каждый бог вдавил свою печать,
Чтоб дать вселенной образ человека.
То был ваш муж" (III, 3).
Но не только был, - есть рядом с Гамлетом человек, в которой видит
воплощение лучших достоинств. Это Горацио. Гамлет говорит ему:
"Едва мой дух стал выбирать свободно
И различать людей, его избравье
Отметило тебя; ты человек,
Который и в страданиях не страждет
И с равной благодарностью приемлет
Гнев и дары судьбы; благословен,
Чьи кровь и разум так отрадно слиты,
Что он не дудка в пальцах у Фортуны,
На нем играющей. Будь человек
Не раб страстей, то я его замкну
В средине сердца, в самом сердце сердца,
Как и тебя" (III, 2).
В этой речи Гамлет сравнивает Горацио с другими и с собой. Он не раб
страстей, как Клавдий или Гертруда, которых темные страсти заставили
преступить первейшие законы человеческой нравственности. Нет в нем и того
разлада, который терзает душу Гамлета. Правда, Горацио не подвергся таким
испытаниям, какие выпаои на долю его царственного друга. Но в данном случае
даже не важно в какой мере верна та характеристика, которую Гамлет дает
Горацио. Важно то, что Гамлет не утратил веры в человека, в достижимость им
душевной гармонии.
Гамлета все время мучает то, что сам он далек от этого своего идеала.
Когда он осыпает себя упреками, смысл их не ограничивается обвинениями в
медлительности, хотя говорит он, видимо, только об этом. Гамлет винит себя
за то, что не может совладать со своими страданиями, примирить разум и
чувство, мысль и действие. Как и все другие проблемы, проблема Человека
является для Гамлета конкретной, и ее решение связано для него прежде всего
с самим собой, с его способностью самому стать достойным своего идеала.
Мы не будем повторять сказанного в предыдущей главе об эволюции
характера Гамлета. Нам представляется, что есть основания видеть в Гамлете
образ человека, который, проходя через неимоверные страдания, обретает ту
степень мужества, какая соответствует гуманистическому идеалу личности.
Из всех вопросов, поставленных в трагедии, вопрос о человеке - самый
главный. Словесного воплощения ответ на этот вопрос не получил. Но он
воплощен во всей фигуре Гамлета, в образе этого благородного страдальца,
который всегда хочет быть лучше, чем он есть. И если мы спросим себя,
утратил ли Шекспир вместе со своим героем веру в человека, - то ответ может
быть только один: нет! Пока существуют такие люди, как Гамлет, вера в
человека не будет утрачена.
Но такова только одна сторона проблемы - ее нравственный аспект, ее
моральный смысл. Она далеко еще не решает всего, ибо перед нами - не будем
этого забывать - трагедия. Как мы видели, внутренняя трагедия Гамлета
завершилась тем, что герой снова обрел душевную гармонию. Морального краха
он не терпит. Наоборот, морально им одержана победа. Но он погибает, и его
смерть имеет значение не только как физический факт. Гибель Гамлета является
трагической.
Конец героя трагичен уже потому, что если Гамлету и удалась частная
задача - возмездие Клавдию, то едва ли можно признать, что свою главную
задачу - уничтожение зла в мире - он полностью осуществил, более того, даже
свою частную задачу он осуществил случайно. Путей и средств борьбы против
зла Гамлет не нашел. Его пример показывает только одно - непримиримость по
отношению к злу. Дальше этого Гамлет не мог пойти отнюдь не по одним только
субъективным причинам.
Гамлет все время ведет борьбу в одиночку. Даже Горацио он делает только
поверенным своих планов, не возлагая на него ни одной действенной задачи.
Могут спросить: а разве у Гамлета была иная возможность? Да, была. Он мог
поступить, как Лаэрт, - поднять восстание. Ему это было бы легко не только
потому, что негодование народа накипело и достаточно малейшей искры, чтобы
оно вспыхнуло мятежом. Народ любит Гамлета, и об этом напоминает не кто
иной, как Клавдий, чувствующий, что незримая масса за стенами королевского
замка следит за судьбой принца.
Шекспир изображает в трагедии парадоксальную ситуацию. Лаэрт для
достижения личной мести прибегает к методам политической борьбы и поднимает
народ на восстание, тогда как Гамлет, который считает своей задачей не
только яичную месть, но и восстановление справедливости вообще, действует
как одинокий боец, как частное лицо.
Мы не погрешим против истины, сказав, что Гамлет борется против всей
системы социального зла как рыцарь-одиночка. Путь борьбы, избранный им,
является именно рыцарски героическим. Но век рыцарских подвигов кончился.
Это то, чего Гамлет не мог понять в своем времени. Между тем именно в этом
была вся суть, и это обусловило трагизм его судьбы.
Может показаться, что мы вступаем здесь в противоречие с исторической