от ренессансного гармонического восприятия мира - к трагизму, преувеличенной
экспрессии, эклектизму и сложнейшим аллегориям. Конец Маньеризма означал
наступление Барокко и мощнейших реалистических течений. Для Маньеризма
характерен глубокий интерес к внутреннему миру человека с его
противоречивостью, дерзанием, иронией, неистовством во всех проявлениях,
душевными страданиями и напряжением. А Барокко возвратил искусство к
уравновешенности и гармоничности.
По ходу создания сонетного цикла Шекспира все больше и больше
привлекала страсть в ее крайних проявлениях, поэтическая речь становилась
все более метафоричной - с богатейшей игрой слов и смелыми сравнениями,
необычными для поэзии его времени. Шекспир первым из поэтов слил поэзию с
жизнью, создав невиданные до него образы, сплавленные из жизненной простоты
и конкретности. Создавая поэтические образы, Поэт берет их почти из всех
областей науки и жизни его времени - сельского
хозяйства, юриспруденции, медицины, истории, военного дела,
гастрономии, минералогии, физиологии, дипломатии, ремесленничества,
естествознания, экономики, торговли, искусства, поэзии и, конечно,
философии. Философские категории, в первую очередь такие как Время, Смерть,
Жизнь - красной нитью проходят через все сонетное творчество Шекспира и
встречаются более чем в ста сонетах из 154-х.
Главные две темы _Сонетов_ - дружба и любовь: духовная платоническая
дружба с любимым и прекрасным другом и плотская земная любовь к не менее
прекрасной возлюбленной. Сонетов о друге в несколько раз больше, чем о
возлюбленной. Это отличает Шекспира от всех других сонетистов эпохи
Возрождения - только Микеланджело воспевал своего юного друга, посвятив ему
несколько сонетов.
Гуманисты-неоплатоники дружбу между мужчинами ставили довольно высоко,
ибо она чиста и основана на духовной близости, лишенной сексуальности.
Кстати и в русской традиции представление о красоте нерасторжимо с
целомудренностью и предпочтение отдается духовной платонической любви, а не
чувственности и физической страсти.
В одной из последних работ А. А. Аникст предложил следующую примерную
схему разбивки сонетов по темам:
- сонеты, посвященные другу, - первые 126 сонетов;
- сонеты, обращенные к смуглой возлюбленной, - сонеты 127-152;
- сонеты, прославляющие красоту и радость любви, - сонеты 153-154.
При этом сонеты другу включают в себя такие небольшие циклы, как:
воспевание друга - сонеты 1-32; горечь разлуки - сонеты 27-32; разочарование
в друге - сонеты 33-42; тоска и опасение потери дружбы - сонеты 43-55;
отчуждение и меланхолия - сонеты 56-75; ревность к другим поэтам - сонеты
76-96; "зима" разлуки и возобновление дружбы - сонеты 97-126.
Разбивка по темам, конечно, условна, поскольку, например, сонет 55
предусматривает двойное обращение - и к другу, и к самому себе, это вариант
горациевского "Памятника". А такие сонеты, как 94, 119, 121, 123, 129, 146
вообще не имеют, по нашему мнению, конкретного адресата. Сонет 123 - это
разговор поэта со Временем, в сонете 129 нет ни одного персонифицирующего
намека - это размышление Шекспира над человеческими страстями. Особняком
стоит и сонет 116, являющийся гимном любви вообще.
С темами дружбы и любви связан один из самых главных образов Шекспира -
образ Времени, беспощадного врага человечества. На Время Поэт смотрит как на
объективную существующую реальность, у него нет фатальной боязни
всепожирающего и всепоглощающего Времени. Конечно, Шекспир смотрит в прошлое
с сожалением, ибо Время уносит все, что мило душе и сердцу, ведь впереди
бесповоротный уход из этого мира - гибель, Смерть, но все же Поэт настроен
оптимистически: да, победить Время человек физически бессилен, но существует
человеческий разум и реальность бесконечной жизни грядущих потомков. Для
борьбы со Временем у человека имеется два вида оружия - во-первых,
продолжение рода, во-вторых, незаурядные способности, которые позволяют
уникальной человеческой личности оставаться в памяти грядущих поколений
благодаря своим деяниям в исторической или поэтической памяти человечества.
Образ Времени Шекспир связывает прежде всего с темой Смерти, которая
отождествляется им с ночью, серпом, косой, закатом, зимой и т. п. К Смерти
Поэт относится более сдержанно, чем ко Времени.
По сравнению с поэтами-предшественниками у Шекспира в _Сонетах_ Бога
как Создателя нет. Вместо Бога у него выступает олицетворенная Природа - она
творит и созидает, ваяет и рисует, и она же ожидает от человека того, что
дает как бы в долг (сонеты 2, 4, 11, 122, 126).
По ходу развития сонетного цикла связь времен в _Сонетах_ становится
все менее прочной, и Время, пользуясь выражением А. Н, Горбунова, "выходит
из пазов": в вывернутом наизнанку мире Время тоже "вывихнуто". Порою именно
это определяет трагическое крушение надежд дружбы и любви. В первых 17-ти
сонетах мир еще гармоничен, друг прекрасен и внешностью и душою, и Шекспир,
видимо не веря в загробную жизнь и не сомневаясь в душевной доблести друга,
уговаривает его не губить в собственной утробе дивный зародыш и дать жизнь
сыну, иначе прекрасное уйдет из мира навсегда:
Мир отощает - мщенья час придет:
Пожрет в могиле Мир тебя и плод. {*}
{* Здесь и далее сонеты приведены в переводе И. Фрадкина.}
Уговаривая друга продолжить род, Поэт не останавливается и перед
употреблением фольклорных сравнений:
Где есть невспаханное чрево, чтоб
Искусный плуг принять не захотело?
В сонете 6 Шекспир уговаривает друга наполнять "сосуд И сладостью своею
и красою, Не то они бесследно пропадут".
Смерть всегда оставалась всевластной, делая красоту и славу хрупкими и
недолговечными. Но именно Шекспир воплотил в своей поэзии этот трагический
мотив с необычайной силой. Сначала этот ропот звучит приглушенно, но уже в
сонете 19 Поэт не выдерживает и гневно осуждает Время, обращается к нему
панибратски, называя его old Time - Старина:
Прожорливое Время! Возвращай
Земле ее детей, печали множа:
Клыки у тигра с корнем вырывай
И феникса сжигай в крови его же.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Зря не старайся, Старина: в веках
Друг будет вечно юн в моих стихах,
Несколько особняком среди первых сонетов, посвященных другу, стоит
сонет 20, из которого становится ясно, что подобно неоплатоникам Поэт ставит
духовную, разумную дружбу выше плотской любви к женщине:
Тебя Природа женщиной лепила,
Но страстно увлеклась: перерешив,
Неженскую вещицу прикрепила
Тебе, меня возлюбленной лишив.
Ты жен вещицей тою ублажи,
А мне даруй сокровища души.
Постепенно, по мере осознания того, что прожорливое Время неудержимо и
что красота, перед которой Поэт преклоняется и которую боготворит, вот-вот
будет безвозвратно потеряна, отношение Шекспира к миру и Времени в сонетах
меняется. В сонете 64 звучит скорбь: "Нам жизнь дается на одно мгновенье,
Вот-вот и Время друга заберет". Трагические ноты приобретают невиданную до
Шекспира в лирической поэзии силу:
О кто Весны медовое дыханье
От неизбежной гибели спасет?!
Сберечь от Времени не в состоянье
Ни крепости и ни металл ворот,
И мысль гнетет - от Времени где скрыться:
Чуть перл оно родит - спешит сгубить.
Чья длань дерзнет остановить убийцу,
Красу спасти - вспять Время обратить?
Высокий трагизм звучит и в сонете 73 - смерть означает разлуку навсегда
и одному из влюбленных предстоит прощание с умирающим другом: "Тебе все ясно
и в твоей крови Все пламенней прощальный жар любви".
В знаменитом сонете 66 Поэт дает оценку новой картине мира, в котором
"вывихнутое Время" окончательно взяло верх над всем и вся - Доброта
вскормила Зло. Тем ярче и оптимистичнее звучит в сонете 116 гимн любви, вера
в то, что союз истинно любящих друг друга, безмерная любовь способна
преодолеть любые преграды, победив всесильное Время:
Пускай ликуют верные сердца,
Не допущу, чтоб Зло Любовь ломало -
У той Любви не должно быть конца,
Что рождена для вечного начала.
Но, увы, "вывихнутое Время" дает о себе знать, и у Поэта прорываются
упреки в адрес друга, союз с которым стал далек от гармонии и совершенства.
В сонете 69 Шекспир упрекает друга: "Когда в саду гуляют все подряд, Совсем
не тот уже в нем аромат", а в сонете 95 упрек еще определеннее: "Твоя
порочность красотой прикрыта - Грешишь, не зная радостней игры; В твоей душе
гнездо порока свито: Прекрасна роза, да червяк внутри".
Литературоведами давно замечено существование тесной связи _Сонетов_ с
трагедиями Шекспира, в которых жизнь бьет ключом и кипят страсти. Пример
тому - отношения героев трагедии "Антоний и Клеопатра", главная тема которой
- губительность страсти. Так, например, Антоний в сцене с Клеопатрой
восклицает:
"There's beggary in the love that can be reckoned" - "Ничтожна страсть,
в которой есть мерила" и далее: "Жизни высота... в смелости и страсти...
прямее!.. Выражений не смягчай!" - перевод Б. Пастернака.
В сцене смерти Ирады Клеопатра высказывает догадку о том, что смерть
подобна долгожданной ласке возлюбленного - больно, но ее страстно ждешь:
"The stroke of death is a lover's pinch Which hurts and is desired" -
"Судороги смерти - как с любимым схватка: Боль и желанное блаженство".
Великая страсть кипит в _Сонетах_: "How have mine eyes of their spheres
been fitted In the distraction of madding fever!" - "О, как в любовной
лихорадке бился - Глаза выскакивали из орбит!"; "My love is fever, longing
still For that which longer nurseth the disease" - "Любовь - горячка, жар не
утихает, Наоборот, становится сильней".
Эти примеры нам кажутся убедительными. И еще - существующие переводы
ряда сонетов не всегда адекватны стилю и духу оригинала, поэтому число
дерзающих достичь совершенства при переводе _Сонетов_ с годами не
уменьшается.
Ставя дружбу выше любви, Шекспир посвящает своему юному другу более ста
сонетов, а о своих взаимоотношениях со смуглой возлюбленной рассказывает
лишь в двадцати пяти. Но какого трагического накала достигают чувства Поэта
в сонетах к смуглой леди!
В сонете 127 Поэт восторгается красотой своей черноглазой возлюбленной.
Он полушутливо называет ее "Музыка моя" (сонет 128) и сравнивает клавиши
рояля, на котором она вдохновенно играет, с беспардонными парнями-ухажерами,
целующими пальчики его милой, и требует от нее быть более сдержанной: "Ты
ухажерам в меру потакай: Даруй им пальцы, губы мне отдай!" Но уже в
следующем сонете Шекспир обрушивается как бы на самого себя, страстно
осуждая плоть, безумную чувственность, берущую верх над человеческим
разумом:
Безумна похоть в беге за мечтой,
Безумна похоть на пиру свиданья...
Не в силах избежать ни стар, ни млад
Пути в рай плотский, что заводит в ад.
Трагизм любви выплеснут на строки любовных сонетов и звучит то
приглушенно ("Надменная краса сродни тирану"; "За что коришь меня,
тиран-царица?; Где, недостойная, ты мощь взяла Меня поработить?"), а то
громко и гневно Поэт перечисляет недостойные поступки изменчивой и лживой
возлюбленной:
Теперь и друг попался - оба мы
В твоих руках...
Ты - бухта, где бросают якоря
Все корабли; тебе же, алчной, мало:
Ты выковала цепи, мне даря
Из фальши путы, что прочней металла...
Два Духа сердцем тешатся моим,
Несут восторг и муку, им владея:
Друг белокурый - нежный херувим -
И смуглая подруга - злая фея.
Я словно в преисподней в горький час:
Бесовка соблазняет херувима...
И в конце концов рвущий душу трагизм любви Поэта достигает невероятной
высоты:
Любовь - горячка, жар не утихает,
Наоборот, становится сильней:
Ее туда влечет, где полыхает
Огонь всепожирающих страстей.
Оставил разум-врач меня в несчастье:
Разгневан: я советом пренебрег;
Смерть ненасытна и смертельны страсти,
Я жду, когда придет последний срок.
Живу на грани умопомраченья...
Ключевым сонетом является, по нашему мнению, сонет 146, содержащий
философское кредо Шекспира: один из путей победы над Временем - неустанная
творческая работа Духа. Тело бренно, Дух - бессмертен. Не холи тело и плоть,
холи Дух, Душу. Не трать силы и время на тело, временную обитель Духа, а
расходуй их на взращение Духа, обеспечивая ему бессмертие:
Знай: тело - раб; сокровища копи,
За счет раба живи, Смерть объедая,
Божественную будущность скупи,
Летящие в ничто дни продавая.
Ту Смерть, что жрет людей, сам поглоти:
Пожрав ее, бессмертье обрети.
Сопоставляя заключительные строки сонетов 1-го и 146-го ("Pity the
world, or else this glutton be, To eat the world's due by the grave and
three"; "So shalt thou feed on Death, that feed on men, And Death once dead,
there's no more dying then"), нетрудно заметить, что их лейтмотивами
являются Смерть и Возрождение, то есть постоянная смена отжившего новым -
путем преодоления голода-смерти, для обозначения которых Шекспиром
употребляются такие ключевые понятия, как "поглощение пищи", "обжора",
"обжорство", "жрать" и др.
Если в 1-м сонете Поэт напоминает другу, что возрождение после смерти
невозможно без продления рода, ибо отощавший мир набросится и пожрет в
могиле останки друга вместе с неродившимся сыном, то в 146-м сонете
воспевается волшебная способность творчества морить Смерь голодом и сживать
ее со света, обретая таким образом собственное бессмертие и оставаясь в
памяти человечества.
Сонеты, прославляющие друга, сонеты о трагической любви Поэта к смуглой
возлюбленной и, наконец, два заключительных сонета о красоте и о радости
любви к женщине, которые заканчиваются строками о всепобеждающей силе любви:
...but I, my mistress'thrall,
Came there for cure, and this be that I prove,
Love 'sfire heats water, water cools not love.
У милой в рабстве я - жар не стихает:
Огнем любви родник разгорячен,
Но охладить любовь бессилен он!
Если Вийон поведал нам о жизни, о Боге и пороке, о смерти и бессмертии,
а Рабле показал нам тело и его радости, то Шекспир осудил всепожирающее
Время, определил Смерть как необходимую ступень к возрождению новых жизней,
воспел красоту и радость любви и, главное, раскрыл сложный и противоречивый
внутренний мир человека.
"Сонеты - ключ, отмыкающий шекспировское сердце" - сказал У. Вордсворт.
В представленных в этой книге переводах Сонетов нами предпринята очередная
попытка передать на русском языке более точно дух, смысл и стиль оригинала.
Насколько удалось это - судить читателю.
Игорь Фрадкин
О переводчике
Петербургский поэт Игорь Залманович Фрадкин родился в 1929 г. в
Ленинграде. Пережил ленинградскую блокаду. Стихи начал писать с детских лет.
После войны он окончил Ленинградское речное училище и работал
топографом в изыскательской экспедиции в Карелии, на Беломорско-Балтийском
канале. Затем поступил в Ленинградский политехнический институт и выучился
на инженера-гидротехника.
Еще будучи курсантом училища, хорошо овладел английским языком, за что
получил прозвище "англичанин". В эти же годы делал первые (увы, не слишком
удачные) попытки перевода английских поэтов-классиков. И продолжал писать и
писать стихи.
Поэтическое мастерство в 1950-х годах оттачивал в литературном
объединении "Нарвская застава", которое известно тем, что в нем взрастало
мастерство лучшего лирического поэта современности Николая Рубцова.
Первые поэтические публикации И. Фрадкина относятся к этим же годам.
Как инженер-гидротехник он участвовал в проектировании
гидроэлектростанций на Иртыше и в Албании, сооружений Беломорско-Балтийского
канала, причалов в Ленинграде и на реках Дальнего Востока, а также комплекса
сооружений защиты Ленинграда от наводнений. За проектирование сооружений
Волго-Балтийского водного пути имеет правительственные награды.
Как поэт-переводчик неоднократно был участником "Шекспировских чтений"
и симпозиумов по проблемам теории и истории сонета.
За его плечами большой опыт переводческой работы, которую отличает
высокое мастерство. В последние годы в переводах И. Фрадкина изданы такие
книги, как "Сонеты английских поэтов XVI-XIX вв." (1997), "Американская
поэзия"(1998), "Английская поэзия XVI-XX вв." (1998), а также двуязычные
издания, посвященные 300-летию Санкт-Петербурга - "Джон Донн. Избранное"
(2002) и "Перси Биши Шелли" (2002).
Сонеты Шекспира неоднократно публиковались на русском языке. Однако,
крупнейший ученый, литературовед и искусствовед А. Аникст еще в 1976 г. в
статье, которая предваряла публикацию Сонетов Шекспира в новых переводах A.
Финкеля, отметил, что "...при огромной талантливости С. Маршака, его
переводы не передают в полной мере своеобразия лирики Шекспира" и далее -
"так при прелести стихов B. Жуковского "Шильонский узник", он в своих
переводах не сохраняет особенностей энергичной и страстной поэзии Байрона.
То же происходит и с Шекспиром в переводах Маршака". ("Шекспировские чтения
1976". М., Наука, с. 218.) Подобную мысль высказал и выдающийся русский
переводчик В. Левик о существующих переводах _Сонетов_ Шекспира, говоря о
том, что мы не будем иметь настоящего Шекспира на русском языке "пока не
явится поэт, который переведет Шекспира заново тем свежим, безудержным
буйным и многоцветным языком, которым писал великий Вильям".
Двадцать лет назад И. Фрадкин "загорелся" Шекспиром. Его многолетний
подвижнический труд так оценен известным шекспироведом Еленой Лавровой:
"Игорь Фрадкин успешно справляется с задачей передачи стиля _Сонетов_.
Его переводы могут соперничать с переводами С. Маршака, и, как нынче модно
говорить, должны стать их альтернативой, потому что они более точны в
передаче смысла и стиля, более современны по языку и высокохудожественны".
экспрессии, эклектизму и сложнейшим аллегориям. Конец Маньеризма означал
наступление Барокко и мощнейших реалистических течений. Для Маньеризма
характерен глубокий интерес к внутреннему миру человека с его
противоречивостью, дерзанием, иронией, неистовством во всех проявлениях,
душевными страданиями и напряжением. А Барокко возвратил искусство к
уравновешенности и гармоничности.
По ходу создания сонетного цикла Шекспира все больше и больше
привлекала страсть в ее крайних проявлениях, поэтическая речь становилась
все более метафоричной - с богатейшей игрой слов и смелыми сравнениями,
необычными для поэзии его времени. Шекспир первым из поэтов слил поэзию с
жизнью, создав невиданные до него образы, сплавленные из жизненной простоты
и конкретности. Создавая поэтические образы, Поэт берет их почти из всех
областей науки и жизни его времени - сельского
хозяйства, юриспруденции, медицины, истории, военного дела,
гастрономии, минералогии, физиологии, дипломатии, ремесленничества,
естествознания, экономики, торговли, искусства, поэзии и, конечно,
философии. Философские категории, в первую очередь такие как Время, Смерть,
Жизнь - красной нитью проходят через все сонетное творчество Шекспира и
встречаются более чем в ста сонетах из 154-х.
Главные две темы _Сонетов_ - дружба и любовь: духовная платоническая
дружба с любимым и прекрасным другом и плотская земная любовь к не менее
прекрасной возлюбленной. Сонетов о друге в несколько раз больше, чем о
возлюбленной. Это отличает Шекспира от всех других сонетистов эпохи
Возрождения - только Микеланджело воспевал своего юного друга, посвятив ему
несколько сонетов.
Гуманисты-неоплатоники дружбу между мужчинами ставили довольно высоко,
ибо она чиста и основана на духовной близости, лишенной сексуальности.
Кстати и в русской традиции представление о красоте нерасторжимо с
целомудренностью и предпочтение отдается духовной платонической любви, а не
чувственности и физической страсти.
В одной из последних работ А. А. Аникст предложил следующую примерную
схему разбивки сонетов по темам:
- сонеты, посвященные другу, - первые 126 сонетов;
- сонеты, обращенные к смуглой возлюбленной, - сонеты 127-152;
- сонеты, прославляющие красоту и радость любви, - сонеты 153-154.
При этом сонеты другу включают в себя такие небольшие циклы, как:
воспевание друга - сонеты 1-32; горечь разлуки - сонеты 27-32; разочарование
в друге - сонеты 33-42; тоска и опасение потери дружбы - сонеты 43-55;
отчуждение и меланхолия - сонеты 56-75; ревность к другим поэтам - сонеты
76-96; "зима" разлуки и возобновление дружбы - сонеты 97-126.
Разбивка по темам, конечно, условна, поскольку, например, сонет 55
предусматривает двойное обращение - и к другу, и к самому себе, это вариант
горациевского "Памятника". А такие сонеты, как 94, 119, 121, 123, 129, 146
вообще не имеют, по нашему мнению, конкретного адресата. Сонет 123 - это
разговор поэта со Временем, в сонете 129 нет ни одного персонифицирующего
намека - это размышление Шекспира над человеческими страстями. Особняком
стоит и сонет 116, являющийся гимном любви вообще.
С темами дружбы и любви связан один из самых главных образов Шекспира -
образ Времени, беспощадного врага человечества. На Время Поэт смотрит как на
объективную существующую реальность, у него нет фатальной боязни
всепожирающего и всепоглощающего Времени. Конечно, Шекспир смотрит в прошлое
с сожалением, ибо Время уносит все, что мило душе и сердцу, ведь впереди
бесповоротный уход из этого мира - гибель, Смерть, но все же Поэт настроен
оптимистически: да, победить Время человек физически бессилен, но существует
человеческий разум и реальность бесконечной жизни грядущих потомков. Для
борьбы со Временем у человека имеется два вида оружия - во-первых,
продолжение рода, во-вторых, незаурядные способности, которые позволяют
уникальной человеческой личности оставаться в памяти грядущих поколений
благодаря своим деяниям в исторической или поэтической памяти человечества.
Образ Времени Шекспир связывает прежде всего с темой Смерти, которая
отождествляется им с ночью, серпом, косой, закатом, зимой и т. п. К Смерти
Поэт относится более сдержанно, чем ко Времени.
По сравнению с поэтами-предшественниками у Шекспира в _Сонетах_ Бога
как Создателя нет. Вместо Бога у него выступает олицетворенная Природа - она
творит и созидает, ваяет и рисует, и она же ожидает от человека того, что
дает как бы в долг (сонеты 2, 4, 11, 122, 126).
По ходу развития сонетного цикла связь времен в _Сонетах_ становится
все менее прочной, и Время, пользуясь выражением А. Н, Горбунова, "выходит
из пазов": в вывернутом наизнанку мире Время тоже "вывихнуто". Порою именно
это определяет трагическое крушение надежд дружбы и любви. В первых 17-ти
сонетах мир еще гармоничен, друг прекрасен и внешностью и душою, и Шекспир,
видимо не веря в загробную жизнь и не сомневаясь в душевной доблести друга,
уговаривает его не губить в собственной утробе дивный зародыш и дать жизнь
сыну, иначе прекрасное уйдет из мира навсегда:
Мир отощает - мщенья час придет:
Пожрет в могиле Мир тебя и плод. {*}
{* Здесь и далее сонеты приведены в переводе И. Фрадкина.}
Уговаривая друга продолжить род, Поэт не останавливается и перед
употреблением фольклорных сравнений:
Где есть невспаханное чрево, чтоб
Искусный плуг принять не захотело?
В сонете 6 Шекспир уговаривает друга наполнять "сосуд И сладостью своею
и красою, Не то они бесследно пропадут".
Смерть всегда оставалась всевластной, делая красоту и славу хрупкими и
недолговечными. Но именно Шекспир воплотил в своей поэзии этот трагический
мотив с необычайной силой. Сначала этот ропот звучит приглушенно, но уже в
сонете 19 Поэт не выдерживает и гневно осуждает Время, обращается к нему
панибратски, называя его old Time - Старина:
Прожорливое Время! Возвращай
Земле ее детей, печали множа:
Клыки у тигра с корнем вырывай
И феникса сжигай в крови его же.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Зря не старайся, Старина: в веках
Друг будет вечно юн в моих стихах,
Несколько особняком среди первых сонетов, посвященных другу, стоит
сонет 20, из которого становится ясно, что подобно неоплатоникам Поэт ставит
духовную, разумную дружбу выше плотской любви к женщине:
Тебя Природа женщиной лепила,
Но страстно увлеклась: перерешив,
Неженскую вещицу прикрепила
Тебе, меня возлюбленной лишив.
Ты жен вещицей тою ублажи,
А мне даруй сокровища души.
Постепенно, по мере осознания того, что прожорливое Время неудержимо и
что красота, перед которой Поэт преклоняется и которую боготворит, вот-вот
будет безвозвратно потеряна, отношение Шекспира к миру и Времени в сонетах
меняется. В сонете 64 звучит скорбь: "Нам жизнь дается на одно мгновенье,
Вот-вот и Время друга заберет". Трагические ноты приобретают невиданную до
Шекспира в лирической поэзии силу:
О кто Весны медовое дыханье
От неизбежной гибели спасет?!
Сберечь от Времени не в состоянье
Ни крепости и ни металл ворот,
И мысль гнетет - от Времени где скрыться:
Чуть перл оно родит - спешит сгубить.
Чья длань дерзнет остановить убийцу,
Красу спасти - вспять Время обратить?
Высокий трагизм звучит и в сонете 73 - смерть означает разлуку навсегда
и одному из влюбленных предстоит прощание с умирающим другом: "Тебе все ясно
и в твоей крови Все пламенней прощальный жар любви".
В знаменитом сонете 66 Поэт дает оценку новой картине мира, в котором
"вывихнутое Время" окончательно взяло верх над всем и вся - Доброта
вскормила Зло. Тем ярче и оптимистичнее звучит в сонете 116 гимн любви, вера
в то, что союз истинно любящих друг друга, безмерная любовь способна
преодолеть любые преграды, победив всесильное Время:
Пускай ликуют верные сердца,
Не допущу, чтоб Зло Любовь ломало -
У той Любви не должно быть конца,
Что рождена для вечного начала.
Но, увы, "вывихнутое Время" дает о себе знать, и у Поэта прорываются
упреки в адрес друга, союз с которым стал далек от гармонии и совершенства.
В сонете 69 Шекспир упрекает друга: "Когда в саду гуляют все подряд, Совсем
не тот уже в нем аромат", а в сонете 95 упрек еще определеннее: "Твоя
порочность красотой прикрыта - Грешишь, не зная радостней игры; В твоей душе
гнездо порока свито: Прекрасна роза, да червяк внутри".
Литературоведами давно замечено существование тесной связи _Сонетов_ с
трагедиями Шекспира, в которых жизнь бьет ключом и кипят страсти. Пример
тому - отношения героев трагедии "Антоний и Клеопатра", главная тема которой
- губительность страсти. Так, например, Антоний в сцене с Клеопатрой
восклицает:
"There's beggary in the love that can be reckoned" - "Ничтожна страсть,
в которой есть мерила" и далее: "Жизни высота... в смелости и страсти...
прямее!.. Выражений не смягчай!" - перевод Б. Пастернака.
В сцене смерти Ирады Клеопатра высказывает догадку о том, что смерть
подобна долгожданной ласке возлюбленного - больно, но ее страстно ждешь:
"The stroke of death is a lover's pinch Which hurts and is desired" -
"Судороги смерти - как с любимым схватка: Боль и желанное блаженство".
Великая страсть кипит в _Сонетах_: "How have mine eyes of their spheres
been fitted In the distraction of madding fever!" - "О, как в любовной
лихорадке бился - Глаза выскакивали из орбит!"; "My love is fever, longing
still For that which longer nurseth the disease" - "Любовь - горячка, жар не
утихает, Наоборот, становится сильней".
Эти примеры нам кажутся убедительными. И еще - существующие переводы
ряда сонетов не всегда адекватны стилю и духу оригинала, поэтому число
дерзающих достичь совершенства при переводе _Сонетов_ с годами не
уменьшается.
Ставя дружбу выше любви, Шекспир посвящает своему юному другу более ста
сонетов, а о своих взаимоотношениях со смуглой возлюбленной рассказывает
лишь в двадцати пяти. Но какого трагического накала достигают чувства Поэта
в сонетах к смуглой леди!
В сонете 127 Поэт восторгается красотой своей черноглазой возлюбленной.
Он полушутливо называет ее "Музыка моя" (сонет 128) и сравнивает клавиши
рояля, на котором она вдохновенно играет, с беспардонными парнями-ухажерами,
целующими пальчики его милой, и требует от нее быть более сдержанной: "Ты
ухажерам в меру потакай: Даруй им пальцы, губы мне отдай!" Но уже в
следующем сонете Шекспир обрушивается как бы на самого себя, страстно
осуждая плоть, безумную чувственность, берущую верх над человеческим
разумом:
Безумна похоть в беге за мечтой,
Безумна похоть на пиру свиданья...
Не в силах избежать ни стар, ни млад
Пути в рай плотский, что заводит в ад.
Трагизм любви выплеснут на строки любовных сонетов и звучит то
приглушенно ("Надменная краса сродни тирану"; "За что коришь меня,
тиран-царица?; Где, недостойная, ты мощь взяла Меня поработить?"), а то
громко и гневно Поэт перечисляет недостойные поступки изменчивой и лживой
возлюбленной:
Теперь и друг попался - оба мы
В твоих руках...
Ты - бухта, где бросают якоря
Все корабли; тебе же, алчной, мало:
Ты выковала цепи, мне даря
Из фальши путы, что прочней металла...
Два Духа сердцем тешатся моим,
Несут восторг и муку, им владея:
Друг белокурый - нежный херувим -
И смуглая подруга - злая фея.
Я словно в преисподней в горький час:
Бесовка соблазняет херувима...
И в конце концов рвущий душу трагизм любви Поэта достигает невероятной
высоты:
Любовь - горячка, жар не утихает,
Наоборот, становится сильней:
Ее туда влечет, где полыхает
Огонь всепожирающих страстей.
Оставил разум-врач меня в несчастье:
Разгневан: я советом пренебрег;
Смерть ненасытна и смертельны страсти,
Я жду, когда придет последний срок.
Живу на грани умопомраченья...
Ключевым сонетом является, по нашему мнению, сонет 146, содержащий
философское кредо Шекспира: один из путей победы над Временем - неустанная
творческая работа Духа. Тело бренно, Дух - бессмертен. Не холи тело и плоть,
холи Дух, Душу. Не трать силы и время на тело, временную обитель Духа, а
расходуй их на взращение Духа, обеспечивая ему бессмертие:
Знай: тело - раб; сокровища копи,
За счет раба живи, Смерть объедая,
Божественную будущность скупи,
Летящие в ничто дни продавая.
Ту Смерть, что жрет людей, сам поглоти:
Пожрав ее, бессмертье обрети.
Сопоставляя заключительные строки сонетов 1-го и 146-го ("Pity the
world, or else this glutton be, To eat the world's due by the grave and
three"; "So shalt thou feed on Death, that feed on men, And Death once dead,
there's no more dying then"), нетрудно заметить, что их лейтмотивами
являются Смерть и Возрождение, то есть постоянная смена отжившего новым -
путем преодоления голода-смерти, для обозначения которых Шекспиром
употребляются такие ключевые понятия, как "поглощение пищи", "обжора",
"обжорство", "жрать" и др.
Если в 1-м сонете Поэт напоминает другу, что возрождение после смерти
невозможно без продления рода, ибо отощавший мир набросится и пожрет в
могиле останки друга вместе с неродившимся сыном, то в 146-м сонете
воспевается волшебная способность творчества морить Смерь голодом и сживать
ее со света, обретая таким образом собственное бессмертие и оставаясь в
памяти человечества.
Сонеты, прославляющие друга, сонеты о трагической любви Поэта к смуглой
возлюбленной и, наконец, два заключительных сонета о красоте и о радости
любви к женщине, которые заканчиваются строками о всепобеждающей силе любви:
...but I, my mistress'thrall,
Came there for cure, and this be that I prove,
Love 'sfire heats water, water cools not love.
У милой в рабстве я - жар не стихает:
Огнем любви родник разгорячен,
Но охладить любовь бессилен он!
Если Вийон поведал нам о жизни, о Боге и пороке, о смерти и бессмертии,
а Рабле показал нам тело и его радости, то Шекспир осудил всепожирающее
Время, определил Смерть как необходимую ступень к возрождению новых жизней,
воспел красоту и радость любви и, главное, раскрыл сложный и противоречивый
внутренний мир человека.
"Сонеты - ключ, отмыкающий шекспировское сердце" - сказал У. Вордсворт.
В представленных в этой книге переводах Сонетов нами предпринята очередная
попытка передать на русском языке более точно дух, смысл и стиль оригинала.
Насколько удалось это - судить читателю.
Игорь Фрадкин
О переводчике
Петербургский поэт Игорь Залманович Фрадкин родился в 1929 г. в
Ленинграде. Пережил ленинградскую блокаду. Стихи начал писать с детских лет.
После войны он окончил Ленинградское речное училище и работал
топографом в изыскательской экспедиции в Карелии, на Беломорско-Балтийском
канале. Затем поступил в Ленинградский политехнический институт и выучился
на инженера-гидротехника.
Еще будучи курсантом училища, хорошо овладел английским языком, за что
получил прозвище "англичанин". В эти же годы делал первые (увы, не слишком
удачные) попытки перевода английских поэтов-классиков. И продолжал писать и
писать стихи.
Поэтическое мастерство в 1950-х годах оттачивал в литературном
объединении "Нарвская застава", которое известно тем, что в нем взрастало
мастерство лучшего лирического поэта современности Николая Рубцова.
Первые поэтические публикации И. Фрадкина относятся к этим же годам.
Как инженер-гидротехник он участвовал в проектировании
гидроэлектростанций на Иртыше и в Албании, сооружений Беломорско-Балтийского
канала, причалов в Ленинграде и на реках Дальнего Востока, а также комплекса
сооружений защиты Ленинграда от наводнений. За проектирование сооружений
Волго-Балтийского водного пути имеет правительственные награды.
Как поэт-переводчик неоднократно был участником "Шекспировских чтений"
и симпозиумов по проблемам теории и истории сонета.
За его плечами большой опыт переводческой работы, которую отличает
высокое мастерство. В последние годы в переводах И. Фрадкина изданы такие
книги, как "Сонеты английских поэтов XVI-XIX вв." (1997), "Американская
поэзия"(1998), "Английская поэзия XVI-XX вв." (1998), а также двуязычные
издания, посвященные 300-летию Санкт-Петербурга - "Джон Донн. Избранное"
(2002) и "Перси Биши Шелли" (2002).
Сонеты Шекспира неоднократно публиковались на русском языке. Однако,
крупнейший ученый, литературовед и искусствовед А. Аникст еще в 1976 г. в
статье, которая предваряла публикацию Сонетов Шекспира в новых переводах A.
Финкеля, отметил, что "...при огромной талантливости С. Маршака, его
переводы не передают в полной мере своеобразия лирики Шекспира" и далее -
"так при прелести стихов B. Жуковского "Шильонский узник", он в своих
переводах не сохраняет особенностей энергичной и страстной поэзии Байрона.
То же происходит и с Шекспиром в переводах Маршака". ("Шекспировские чтения
1976". М., Наука, с. 218.) Подобную мысль высказал и выдающийся русский
переводчик В. Левик о существующих переводах _Сонетов_ Шекспира, говоря о
том, что мы не будем иметь настоящего Шекспира на русском языке "пока не
явится поэт, который переведет Шекспира заново тем свежим, безудержным
буйным и многоцветным языком, которым писал великий Вильям".
Двадцать лет назад И. Фрадкин "загорелся" Шекспиром. Его многолетний
подвижнический труд так оценен известным шекспироведом Еленой Лавровой:
"Игорь Фрадкин успешно справляется с задачей передачи стиля _Сонетов_.
Его переводы могут соперничать с переводами С. Маршака, и, как нынче модно
говорить, должны стать их альтернативой, потому что они более точны в
передаче смысла и стиля, более современны по языку и высокохудожественны".