Басс перевел взгляд обратно на Марека:
– Так ты мне рекомендуешь нажраться перца?
– Честно говоря, нет. Отвратительный вкус, и на сердце влияет плохо. Это просто мой старый тест. Надо же было как-то проверять клиентов, которые просят «взбодриться». Ну, я и предлагал им что-нибудь неожиданное, типа «золотого хабанеро». А cам включал эмпатрон и следил, не вешают ли мне спагетти на уши. Метод неплохой, но время от времени все равно попадался какой-нибудь кекс с изюминой, вроде того скрытого язвенника. После него я и стал думать, как бы еще подстраховаться. Начал, не к обеду будь сказано, с самого настоящего говна. Помнишь наши лабораторные работы на той штуке, которую все звали говнализатором?
– «Театр начинается с вешалки, а клиника – с сортира», – процитировал Басс. Что ни говори, а в институтской жизни бывали веселые моменты.
– Точно! – Марек опять расплылся в такой улыбке, что бедные замочки-уши с трудом остановили рот. – А ведь все пригодилось! Ты не представляешь, насколько может быть полезен самый дешевый, списанный фекан, если его поставить в гигиенной ресторана. Клиент вышел по нужде – и через пять минут его история болезни у меня в базе! Дальше, понятное дело, мы стали печь крендели покучерявее…
– Ага, вставные челюсти с микрофонами. Неужто у тебя все клиенты такие идиоты?
– Обижаешь! Зубы, конечно, моя слабость. И довольно удобный носитель для самой разной аппаратуры. Не использовать их – просто глупо. Но тут я сразу понял, что имел в виду наш преп по анатомии, когда говорил: «Не зацикливайтесь на собственной специализации, парни!». Сто раз прав был сей мудрый геронт! Зачем наваливаться на зубы, если есть техника и потоньше. Не мне тебя учить…
Марек поводил ладонью над головой, потом поместил ладонь перед глазами, словно считывая какие-то показания. Вряд ли у него в руке был томограф, как у Басса. Но намек был вполне прозрачный.
– В общем, получать хорошие наводки – не проблема. Но сортировать все это, анализировать, моделировать клиента в гиперреальном времени, то бишь с опережением… Редкостный геморрой, если вручную. Теперь-то, с кладбищенскими искинами, совсем другая сервировка. Просто запрашиваешь диагностику клиента и узнаешь, что…
Марек прикрыл один глаз, на миг замер.
– …что он не только к пищевым радостям равнодушен. Он вообще не уважает старую добрую органическую химию, жлоб! Хотя с точки зрения эффекта его устроил бы обычный стимулятор лобных долей, вроде кокаина. Но тут клиент прав: короткие неравномерные вспышки, от них одно расстройство потом. Если конечно не будешь постоянно догоняться, а с твоей психикой это гарантирует тяжелый депресняк на месте. Так, смотрим дальше… Э-э, да наш клиент еще больший привереда, чем я ожидал! Куча генетических противопоказаний… Понимаю теперь, почему он избегает почти всего классического меню. Зато «фонограф» ему подошел бы идеально. Интересно, почему ты не любишь звуковые стимуляторы? Я слышал, некоторые консерваторские презрительно называют это «музыкой битой посуды». Но ты-то! Тоже комплекс музыкальной школы?
– Щас я тебе такой комплекс всажу, неделю будет в ушах звенеть, – предостерег Басс.
– Ладно, как скажешь. «Нервотропки» тебе тоже не нравятся: у них нет плавной регулировки. Зато ты не прочь закинуться парой «креветок». Они, кстати, опаснее «фонографа» в плане последствий. Но тебе это по Багу. Лишь бы во время работы реакция не подвела и ты не рассек клиенту мозжечок вместо мозолистого тела. Так?
– Допустим.
Жестом фокусника Марек выхватил из внутреннего кармана пиджака лиловый носовой платок, проделал пару дурацких пассов в воздухе, присвистывая в такт, и положил платок в центр столика.
– «Плазма»?
– Не совсем. Сам увидишь.
– И это ты называешь осведомленностью? – Брезгливым жестом Басс отогнул край платка и заглянул внутрь. – Сколько раз тебе говорить, что…
– Знаю-знаю: ты не любишь новшеств. Но тут уж я беру на себя смелость внести щепотку разнообразия в твою жизнь. Эти штучки из того же питомника, что и «плазма». Но помягче. Только вчера привезли. Называется «китайская чума». Ты еще спасибо скажешь, что я тебя держу в курсе таких новинок… О, гляди, юное дарование пришло самовыражаться!
Басс обернулся. Группа розовощеких туристов удалялась по Параллели в сторону трапецевидного обрывка неба. Но любопытный парнишка отстал. Он выждал, пока остальные столпятся у автомобиля, выхватил из кармана нечто и направил прямо на Басса. Тот чуть не прыгнул под стол, когда увидел, как из штуковины вылетает тонкая лента синей жидкости. Не долетев до головы Басса примерно полметра, струя наткнулась на нечто невидимое, что как будто изменило ход времени на обратный. В следующий миг паренек был покрыт собственной ядовито-синей краской. Больше всего досталось руке, в которой он держал баллончик, и левому глазу, которым он целился.
Однако граффитист не извлек уроков из этого примера работы защитного поля. Он выругался, отскочил назад и бросил в сторону облика весь баллончик. На этот раз Басс лишь моргнул. Баллончик, отраженный полем в строго противоположном направлении и с той же силой, просвистел у самого уха подростка. Неудачливый художник снова выругался и побежал догонять свою группу.
Еще минуту два человека, сидящие в ресторане по другую сторону облика, молча смотрели, как коричневая плитка тротуара поедает синюю кляксу и восстанавливает чистоту. Думали они при этом об одном и том же: лет пятнадцать назад, когда в Старом Городе появились первые активные тротуары, голографические облики и силовые экраны, они оба были такими же подростками. Но у них была возможность наблюдать, как это все возникает, и сразу разобраться, как оно работает. И потому подшучивание над приезжими лопухами было одним из самых веселых развлечений их юности. А уж какие трюки они устраивали среди своих!..
– Мама говорила, что из меня получился бы неплохой педиатр, – вздохнул Марек.
«Если пацан хотел что-то нарисовать, значит, мы все-таки стена, а не витрина», подумал Басс.
– Слюноотсос включи, – буркнул он, обращаясь скорее к себе, чем к Мареку.
Потом взял со стола лиловый платок Марека и убрал в карман. В глазах с новой силой зарябило от скатертей в красно-белую клетку.
ЛОГ 6 (ВЭРИ)
Тот, кто разбивал сад, наверняка принадлежал к шудрам. А если он к тому же был пациентом доктора Шриниваса – то пациентом успешным. Иначе сложно было бы объяснить, как ему удалось создать такое удивительное сочетание строгого французского парка и совершенно диких джунглей. Неизвестный дизайнер-мультиперсонал смешал в одном рисунке шахматную доску и клубок змей. Причем так, что с одних тропинок это выглядело как правильная прямоугольная решетка, выложенная змеями, а с других – как сплетение хищных рептилий с клетчатым рисунком на коже.
На протяжении сотни метров дорожка, выбранная девушкой в желтом сари, не менее семи раз проводила ее через такие переключения. Прямые отрезки сменялись непредсказуемыми петлями и многолучевыми развилками. Уже через две минуты ходьбы трудно было указать направление на клинику. Там, где дорожка делала очередной поворот, как бы отскакивая от высокой стены колючих лиан, девушка остановилась.
Услышанное – а вернее, неуслышанное – вполне удовлетворило ее: трион Субхоранджан, неуклюже кравшийся позади, ошибся и пошел в не в ту сторону уже на третьей развилке. Убедившись, что ее больше не преследуют, девушка склонила голову набок и снова посмотрела на живую стену, преграждавшую путь.
С такой точки зрения стена уже не казалась сплошной. Среди густых зарослей был виден участок примерно в два метра, где объемность исчезла, оставив в воздухе плоский рисунок. Дальше снова тянулись настоящие, крепкие и шипастые змеи лиан, сплетенные в трехметровый забор.
Продолжая держать голову боком, девушка подошла и потрогала странный участок живой стены. Пальцы уперлись в скользкую и упругую пустоту.
Браслеты-змейки соскользнули с запястий. Она подышала на первый, потом на второй и положила их по краям неправильного участка. Когда она опустила на землю второе кольцо, первое завертелось. Второе стало вращаться в другую сторону.
Теперь рука свободно проваливалась туда, где раньше встречала невидимое препятствие. Но оставался еще облик – хоть и не объемный, но и не прозрачный.
Девушка сняла с шеи зеркальце на цепочке, дыхнула в него и положила перед стеной. Из центра зеркальца вылетела вверх тонкая игла со сверкающим шариком на конце. Потом еще одна игла, и еще – и вот уже перед фантомной стеной колышется одуванчик из тысяч зеркальных спиц, разбрасывая во все стороны ослепительные «зайчики».
Когда одуванчик лопнул, открывшийся вид заставил девушку отступить. Вокруг по-прежнему благоухал сад, слева и справа тянулась стена шипастых лиан. Но впереди, где только что распаковался оптический фильтр, в фантомных лианах была вырезана полукруглая ниша. В нише виднелись развалины здания над водной поверхностью ядовитого цвета. Кусок стены, ребристый и выпуклый, точно осколок огромной ракушки, начинался как раз у дыры в облике.
Девушка шагнула в нишу и замерла: сразу за силовым щитом в лицо ударила аммиачная вонь. Два вдоха-выдоха – и снова вперед, по стене-мосту над водой – туда, где развалины упираются в берег, обрисованный полосой серебристого инея. У края стены два шага назад. И прыжок.
Одна нога все-таки выскользнула из сандалии в воду. Кожу сразу же стало жечь. Девушка выскочила на берег, плюнула на край сари и обтерла ногу. Легкая щекотка – бактерицидные нанозиты, активированные слюной, разбежались по коже и начали чистку. Не дожидаясь, пока пройдет боль, девушка поднялась по берегу вверх и оглянулась.
Никакого сада. Лишь небольшое озеро, в центре – остатки затопленного завода. Иней окаймляет воду широким белым кольцом с зеленоватым отливом, и с высокого берега озеро напоминает мертвый глаз, уставившийся в небо. Маскировочный облик не только меняет вид, но и искажает перспективу: воронка с развалинами кажется значительно меньше сада. Впрочем, едва ли кому-нибудь придет в голову отправиться на заброшенный континент для того, чтобы обойти вокруг какого-то озера ядовитых отходов – и удивиться, что путешествие занимает так много времени.
Оставалось проделать еще один трюк, самый неприятный. От одной только мысли об открытии Третьего Глаза ее передернуло, хотя она уже делала это… Кажется, делала… Или нет? Не вспомнить. Единственное, что вновь и вновь говорила память: как раз для того, чтобы снять искусственный меморт, нужен искин.
Девушка вынула из волос гребень, провела кончиком языка по одному из перламутровых зубьев и снова воткнула гребень в волосы на затылке.
Она не могла видеть, как морфируется Третий Глаз. Когда он шевельнулся, по спине пробежали мурашки.
С волосами проще. Даже немного приятно – нежное покалывание по всему скальпу. Самая тонкая и самая обширная акупунктура, которую только можно представить. Еще раз передернуло, но уже по инерции: просто от мысли, что на затылке сидит эдакий спрут с миллионом щупалец, роль которых играют ее собственные волосы.
Слева и справа из прически вызмеились две пряди. Их кончики проползли за ушами девушки и юркнули внутрь ракушек-каури. Девушка закрыла глаза, и серьги запели.
Под мелодичный перезвон память разворачивалась, как оригами, открывая рисунок на внутренней стороне.
Марта.
Артель.
Пора сдать экзамен, шпилька.
Ты сможешь.
Я смогла.
Сразу стало грустно. Еще миг назад все было так просто, пока ничего не вспоминалось. А теперь – вот она, память, череда невидимых, но очень прочных стен. Значит, это был экзамен.
И тут же словно бриз в ушах: вызов, срочный вызов. Ответить.
– Как ты там, шпилька?
С непривычки она опять вздрогнула. В голове – чужой голос. Нет, не чужой.
– Я в порядке, Марта.
Вэри потрогала лоб. Холодный камешек между бровей, напоминание верной формулы самонастройки. Нет, это все-таки хорошо: помнить. Вот, скажем, серебристый иней – он и не иней вовсе, а бэтчер-баньян. Индукционный паразит, названный так из-за метода асинхронной связи, которой пользуются эти кристаллы…
– Все удалось? – Опять озабоченный голос наставницы в голове.
– Да. Лови отчет.
Пересылка данных. Она присела на обломок ограды, окружавшей развалины. Закрыла глаза. И велела Третьему Глазу подключиться к Ткани.
Темнота за веками вспыхнула разноцветным ковром с темным косым треугольником посередине. Та самая дырка, «Дело МБГ». Но сейчас в одном из углов треугольника появилась тонкая желтая нить. Она быстро бежала от края к краю, стягивая прореху. Вэри улыбнулась: после стольких месяцев обучения на чужих примерах приятно смотреть, как искины-ткачи вшивают в Ткань недостающие нити из того Сырья, что добыла именно ты…
Прореха почти исчезла. Вэри отключилась от Ткани. Вот и весь экзамен. Осталось лишь подождать немного.
Она огляделась. Дальний конец заборчика, на котором она сидела, обрывался у воды ржавым столбиком со медной головой льва. Иней бэтчер-баньяна взбирался по столбику парой блестящих «елочек». А под самой львиной головой сверкала большая «звезда» из таких же кристаллов.
Третий Глаз сообщил об окончании штопки. Но ответа от Марты не было. Что ж, не все сразу, подумала Вэри.
Она продолжала разглядывать кристаллы бэтчер-баньяна и воображать, как искины-ткачи используют ее Сырье. Хотя едва ли это можно так легко представить. Разве что начало и конец цепочки. На входе – всего лишь пара килобайт данных. Короткий список имен, вытащенных из доктора-мультика после спецобработки второй степени. А на выходе – будущее континента. Еще одна залатанная дыра опасного развития событий, как говорила Марта. Тех, кто готовится навредить, вовремя остановят. И не перепутают с теми, кто делает полезное дело.
Нет-нет, не так. Что-то неправильно.
Она не могла объяснить, что происходит. Как не могла и раньше, когда у нее возникало такое же чувство. И как во всех прошлых случаях, ей сразу же захотелось, чтобы это было ошибкой, чем-то другим – соринкой в глазу, недомоганием от усталости…
Увы, не получится. Это оно. То самое. Узор серебристого инея, приковавший к себе взгляд. А затем – растущее беспокойство, и резкая боль в висках…
Вэри прижала руки к глазам. Все, отпустило. Темнота. Она открыла глаза. Озеро, развалины в центре. Серебристый иней на ржавом столбике. Ничего особенного.
Вот только у нее опять случилась «живая картинка». А они никогда не обманывали. Что-то произойдет.
Впервые это случилось около года назад. До этого Вэри, как младшая фея, работала с Тканью только на нулевом уровне. Личные выкройки клиентов – что может быть проще? Узелки родственных связей, веера профессиональных знакомств, прожилки медкарт, декоративная бахрома не особо тонких вкусов…
Все изменила Марта. Уровень модельера даже в учебном режиме позволял видеть Ткань такой, что потом глаза не сразу воспринимали реальность в обычном свете. Жизнь больших социальных сетей на языке многоцветных, вечно движущихся ковров – «это уже за пределами аналитики, шпилька, иначе они делали бы все сами, без нас, способных увидеть там мелкую дисгармонию, сбой палитры, неподходящее сочетание швов, про которое мы ничего не можем сказать, кроме того, что оно не подходит». Наставница всегда говорила ужасно запутанно. Но лучше уж так, чем навсегда остаться в добреле и работать с клиентами от звонка до звонка!
Сначала она считала, что «живые картинки» случаются из-за усиленных тренировок с новым уровнем графического интерфейса Ткани. Сказать Марте? Но вдруг та признает свою ученицу негодной, возьмет другую?
После второго случая Вэри все же решилась спросить у главного медискина добреля во время очередной медкомиссии. Однако уже в начале сеанса по двум наводящим вопросам легко уловила, куда он клонит – и умолчала о том, при каких условиях оживают «картинки». Хоть и поздно, но все же дошло: если он заподозрит проблемы с психикой, можно лишиться не только учебы у Марты, но и обычной работы с клиентами.
Тогда она просто сбила врача со следа, на лету сочинив другую концовку жалобы: легкая боль в глазу, темные пятна после работы с Тканью. Как она и надеялась, медискин сообщил, что повышенная утомляемость связана с врожденным дефектом в зрительном нерве. «Ничего страшного, я отправлю прескрипт вашему Третьему Глазу, он обо всем позаботится. И не работайте с Тканью дольше, чем предписано».
Больше она никогда и ни с кем не говорила об этих «живых картинках». Да и случались они не так уж часто, чтобы беспокоиться. Первую она увидала зимой – узор на замерзшем стекле, когда после сбоя погодного спутника температура упала до минус пяти. Вторую «включил» весной фотоснимок каналов Марса с большой высоты: один из клиентов, свихнувшийся астронавт в отставке, вечно таскал с собой эти драные фотки. Третья возникла только через полгода – в облаке дыма над ароматической курильницей в офисе главной феи Ванды.
Но на курсах Кои, куда ее отправила перед экзаменом Марта, «живые картинки» стали случаться чаще. Целых четыре раза это происходило во время занятий по суми-э. Клякса туши расползается по бумаге, а за ней – знакомая боль в висках и необъяснимый сдвиг точки зрения, полупрозрачные кадры разных реальностей, словно две голограммы, наложенные друг на друга. И тут же – обратно, словно ничего и не было.
Там же, во время учебы в секте, одна из старейших сестер обмолвилась о видениях, которые возникают у некоторых целеустремленных адептов. Не надо бояться, если это произойдет, с улыбкой добавила Кои. Вэри долго просила ее рассказать поподробнее. А когда наконец упросила, то поняла – не ее случай. В упомянутых старой сектанткой видениях фигурировали привычные человеку вещи, которых он лишился. Бывший любитель игр со вкусовым фидбэком мог на миг принять кучу камней за гору грибов, а бывшей домохозяйке при виде грибов могли померещиться ее любимые эроботы. Получалось, что видения, о которых говорила сектантка, возникают в условиях изоляции или воздержания – а вовсе не тогда, когда рассматриваешь какие-нибудь загогулины наяву, в обычном мире.
Как сейчас. Вэри вновь осмотрела пятно серебристой плесени. Может, в самих узорах есть нечто особенное? Марта как-то упоминала о том, что все сложные динамические системы имеют структурное сходство – спирали, фракталы… Что-то такое она и про мозг говорила. Может, эти узоры как-то влияют на утомленный мозг? Да, скорее всего.
Правда, есть еще это дурацкое ощущение, будто каждый раз после «живой картинки» обязательно происходит нечто такое, чего ты не…
Вжжих!
Что-то большое пронеслось над головой с такой скоростью, что не удалось различить даже контуров. Вжжих, вжжих! – еще два. Судя по звуку, аппараты полетели туда, откуда она только что выбралась. В центр фантомного озера, скрывающего клинику.
– Марта?
Голографические развалины в центре озера начали исчезать. Показался край сада.
– Все в порядке, милая. Считай, что ты сдала экзамен. Нужно будет еще встретиться с Советом, но в целом…
– Марта!!! Ты же говорила, что с ними ничего не будет! Это не те мультики-экстремисты, которых вы ищете. Они же лечат, а не…
– Успокойся. Это не твоя забота. Ты свою нитку вдела, сейчас мы тебя заберем.
– Но ты же обещала!
От озера с развалинами остался лишь кольцевой канал да тот обломок стены, по которому она вышла. Роскошный сад-остров лежал посреди мертвого города, как обломок рая, выброшенный на помойку. Только сейчас, при виде этого обнажившегося оазиса, Вэри почувствовала, какая стоит жара. Не меньше сорока по Цельсию. А в саду поддерживался микроклимат, всего двадцать восемь. Если всю защиту отключили…
Из глубины зеленого острова раздался сдавленный крик и два глухих хлопка. Затем все стихло.
Не отрывая взгляда от сада, Вэри пятилась, пока не споткнулась. Дырявый таз покатился в яму. Когда он перестал греметь, она повернулась к саду спиной и быстро пошла прочь по дороге, заваленной посудой, мебелью, одеждой и другими вещами, которые обычно не бросают на дорогах – разве что очень торопятся убежать из проклятого места.
– Эй, шпилька, ты меня слышишь? Жди там, где вышла.
– Сама дойду.
– Послушай, куколка, не корчи из себя храбрую портняжку. Это не твой провинциальный город-музей. Это Калькутта-Четыре. Среди гундов есть очень сильные кинестетики. Они не только змей заклинают. И вдобавок работают группами. А у тебя не осталось…
Отброшенные сережки-каури жалобно звякнули в канаве.
# # # # #
Она прошла целый квартал, прежде чем услышала характерный гул. Вероятно, они вели ее от самого озера. Но слезы застилали глаза, и она увидела их только на перекрестке, где они уже не скрывали своих намерений. Четыре черные фигуры взяли ее в кольцо и медленно приближались, двигаясь среди развалин на четвереньках. Полосы ослепительно белой краски на крупных головах, в сочетании с такими же белыми лямками респираторов, дополняли их сходство с пауками. Казалось, четыре огромных тарантула пятятся задом, сходясь к общему центру.
Третий Глаз давно снял походку каждого гунда и попытался идентифицировать их, но так и не получил ответа ни от Ткани, ни от хозяйки, которая выкинула сережки-антенны. Искину, потерявшему связь, не оставалось ничего другого, как перейти в свой простейший, «официальный» режим хореографа. Видимые только для Вэри, тонкие голубые линии уже минут пять отмечали движения гундов, словно те танцевали с лентами на руках и ногах. Просчитывая траектории с опережением, Третий Глаз вплетал в серпантин голубых лент пучок желтых: путь к отступлению. Еще не поздно вывести тело из круга врагов по этим желтым спиралям, нарисованным лишь на твоей сетчатке искином, который всадил тебе пару щупалец в зрительный нерв. Нужно только ответить на легкие подергиванья мышц, эти маленькие подсказки помощника, сидящего на затылке. Помощника, который не может взять под контроль все твое тело – но согласия с каждой подсказкой будет достаточно, чтобы правильно выполнять каждое движение с такой точностью и такой скоростью, каких никто никогда не достигнет без хореографа класса «алеф». А где правильный арабеск – там и целый балет.
Столько раз она этим пользовалась в добреле! Исполнить танец живота для усталого новостамбульского бизнесмена, поругавшегося сразу со всеми женами. Или обучить упражнениям раста-йоги нервного юношу-скриптуна, сбежавшего с цифровых плантаций Старых Штатов. Или выполнить ритуал «мисоги-но-генцуки» для группы японцев-политиков, к которым ее посылали особенно часто из-за внешности – конечно, любая фея может скачать себе нужный облик, но ведь эти дермопроекторы все-таки портят кожу, так что лучше сходи уж сегодня ты, милая, а когда припрутся французы, тебя подменит малышка Жанна…
И кому какое дело, что из всех видов терапии ты больше всего ненавидишь именно эти занудные церемонии. Особенно третий час, когда ноги болят от усталости и затекает шея, а неутомимый искин-хореограф продолжает водить твое послушное тело, продолжает вращать твоими руками титановый самокат в соответствии с принципами великого старо-токийского «искусства пути в толпе», будь оно неладно… Нет уж, лучше какой-нибудь отморозок, который заказывает в качестве психоразгрузки «австрийскую рулетку». Неприятно, зато быстро: один патрон, один поворот барабана, шесть резких рывков тела – и все. Да и то обычно не шесть, а меньше: если неверный угол ствола заранее гарантирует промах, искин заставляет лишь дернуть плечом для вида. А в остальных случаях подставляет под линию пули какой-нибудь краешек тела без костей и жизненно-важных органов.
Вот и сейчас он зудит, подталкивает – шаг влево, руку вверх, поворот, быстро-быстро…
Игнорируя этот спасительный, хорошо рассчитанный тик в мышцах, Вэри пошла медленнее. «Ты опять будешь мною командовать, проклятый спрут? Отключись сейчас же, сволочь!»
Однако отказ от этого плена вел в другой. Тело словно само собой начало раскачиваться в ритме черных паукообразных людей – и этот первый маленький акт подчинения чужой воле сразу потянул ее за собой. Жара как будто усилилась, набеленные лица гундов сразу же стали ближе. Их монотонное бормотание, до того казавшееся лишь невнятным шепотом, теперь било прямо в ее барабанные перепонки. Оно командовало, задавало ритм, оно требовало повторять паучьи движения черных пальцев, наматывающих невидимую нить на невидимые клубки, тонких черных пальцев, с кончиков которых сыплется серебряный иней…
Руку ко лбу, к холодному камешку между бровей. Простое, но многократно повторенное упражнение. Оригами снова складывается. Не совсем, только чуть-чуть, по краям. Но уже все в порядке. Блок.
– Ладно, я могу поиграть и с вами, – шепчет девушка в желтом сари. – Уж вас-то я не обману, никуда не уйду без вас. Будет вам ваша змея, ваша добрая Кали.
И повторяя движения гундов, сама начинает медленно поворачиваться на месте. Веер ловко скользит в руку – режим «бенгали» – распадается на два веера, оба крепко приклеиваются к кистям, по одной тонкой планке на каждый палец. Третий Глаз слегка изменяет рисунок воздушных спиралей из синих и желтых нитей, видимых только его хозяйке. И она не сопротивляется мягким подсказкам, которые хореограф посылает в ее мышцы по ее же нервной системе. Все быстрее, быстрее полет двух порхающих вееров, десяти лимонных ногтей, движущихся в том же ритме, что и сороконожка из черных пальцев. И уже непонятно, кто за кем повторяет движения, кто чью нить наматывает на клубок. То ли желтое кружится в кольце черного на перекрестке – то ли черное ведет хоровод вокруг желтого?