«Ну, хоть стыдливость изображать научилась», подумал Басс. Но приглядевшись, понял, что ошибся.
Жест не имел ничего общего с той древней стыдливостью, которую полагалось изображать. Фея инстинктивно прятала лишь глаза и пальцы. Распахнувшееся при этом кимоно демонстрировало все девичьи прелести, хотя их – в ее нынешней роли – как раз и не стоило показывать всей улице. Похоже, бедняжка совсем недавно драпанула из Старых Штатов: стесняться голого тела не привыкла, зато везде мерещатся полицейские сканеры.
– Пу! – громко выдохнул Басс и показал фее кулак.
Неизвестно, язык какой секты подействовал лучше – то ли ругательная фонема глоссолаликов, то ли любимый жест милитантов – но после этого гейша наконец убралась внутрь чайного домика. Басс бросил скат в чемоданчик и пошел через дорогу к «Клеверу».
# # # # #
Шон не соврал: рубил было шестеро. Двое в белых фраках торчали у стойки. Еще четверо – среди них одна девица – развалились за столиком у самого входа. Больше посетителей не было. И неудивительно: за четверть часа эти шестеро изрядно поработали над интерьером «Клевера».
Бассу и самому не особенно нравились кельтские каменные болваны и прочие неуклюжие предметы, которыми бывший терапевт Шон Маккормик украшал свое питейное заведение. Лишившись работы в клинике, Басс тоже одно время подумывал о собственном баре. И даже фантазировал, как его оформить. Неплохо смотрелась бы, к примеру, барная стойка в виде аквариума. Но не с суетливыми золотыми рыбками, как делают чаще всего. Басс представлял себе продолговатый затемненный зал, в центре которого висит огромный брус воды. Невидимый нульг держит воду на весу под давлением в несколько атмосфер, а внутри медленно двигаются светящиеся глубоководные твари – гигантские омары с электрошоковыми клешнями, рыбы-удильщики с фонариками на носу… Тварей поменьше можно было бы посадить в наполненные водой прозрачные столы. А в стенки стеклянной посуды – совсем мелкий светящийся планктон…
Наверное, это были очень непрактичные фантазии. Грубый бревенчато-каменный интерьер в заведении Шона по крайней мере не требовал специального ухода. А сломать что-нибудь было так же трудно, как унести втихаря.
Но по сравнению с рубилами даже Шон казался арбитром искусств. Эта банда недоделанных скульпторов имела особо уродливый почерк: любой предмет на их пути превращался в статую худосочного существа с непропорционально вытянутыми ногами. И было совершенно неважно, кого именно вырезали рубилы из очередного дерева, киба или просто из угла здания. Бассу доводилось видеть их автографы в самых разных частях города. В одном месте это была огромная водяная блоха. В другом – бот-газонокосильщик в натуральную величину. В третьем – порнографическая карикатура на мэршу в масштабе «один к пяти». Но у всех были одинаково дистрофичные нижние конечности.
Сами непризнанные гении, как оказалось, имели вполне пропорциональное телосложение. Басс невозмутимо прошел к стойке, делая вид, будто совершенно не удивлен превращением одного из каменных идолов Шона в недокормленного журавля, а двух пивных кружек – в тонконогих стеклянных танцоров. Поставив саквояж на барную стойку, он заметил, что и ей досталось. Половина толстого дубового бруса теперь являла собой ажурную ограду из неестественно вытянутых цветов, которые словно бы выращивались в подвале. Даже здесь рубилам удалось создать эффект больных ног.
Появление чересчур смелого посетителя прервало работу над оградой. Двое у стойки повернулись к Бассу, лениво покачивая в воздухе белыми стеками. На концах стеков мерцало голубое пламя.
Из-за недорезанной части стойки вынырнул хмурый Шон. Судя по отсутствию одного из бакенбардов, его совсем недавно подстригали все теми же стеками. Из-за этой парикмахерской асимметрии Шон, крупный и угловатый, стал совсем похож на гигантского Пиноккио, вырубленного из такого же дубового бруса, как и стойка его бара. Непроизвольно возникало желание перегнуться через стойку и поглядеть, нормальные ли у него ноги.
– Не подскажете, как пройти на кладбище? – громко и очень дружелюбно спросил Басс, обращаясь сразу ко всем.
В следующий момент его нос оказался прижат к стойке, а руки вывернуты за спину. В шею с двух сторон упирались горячие концы стеков. Для самого Басса, все еще находящегося «под креветкой», мгновение опять растянулось в неторопливый ролик о глубоководной жизни. Особенно забавно выглядела замедленная бледность Шона: даже его знаменитые веснушки перестали быть рыжими, но очень плавно. Так поутру затухают угли в камине какой-нибудь неоархаичной гостиницы.
– Сальвадор, ну-ка сделай доктору рентген! – крикнул тот крепыш, что держал Басса справа.
– Сколько раз тебя учить, Шемяк… – Один из сидящих за столиком развернул ладонь в сторону Басса и вяло помахал ею влево-вправо. – Сначала проверять надо, потом хватать, а не наоборот. Тоже мне, рубец.
Басс закрыл глаза, считал с искина диагностику и подумал, что Шон мог бы сейчас загадать желание. Хотя «швейцарка» у парня была не хирургическая, а скульпторская, в ней стоял мультисканер той же модели, что и в руке Басса. А Шон сидел как раз между ними.
– У него только докторская ручка, уколы делать, – объявил вялый со сканером. – Камилла, может отрежешь ему сразу обе? Он будет похож на твою гениальную…
Он поперхнулся на полуслове и схватился за пах: девушка, сидевшая рядом, молча ткнула ему стеком между ног. Остальные заржали. Кроме одного, который выглядел старше и имел заметно искривленную переносицу. Последнее могло быть веянием пластической моды – однако после непродолжительного наблюдения Басс признал, что это скорее следствие хорошего удара, чем плохого вкуса.
– Чемодан, – бросил кривоносый.
Рубила, названный Сальвадором, снова поднял ладонь и направил ее на саквояж Басса.
– Ого! А тут у доктора что-то интересное…
Его бородатый сосед по столику чуть повернулся и не глядя взмахнул стеком. От саквояжа отлетела боковая стенка.
На стойку высыпались зубы. Два отдельных и четыре вместе, словно кусок челюсти. От вспоротого термопакета шел пар.
– Шитый Баг! – воскликнул один из парней, держащих Басса, и даже ослабил хватку. – Слушай, Род, не нравится мне этот доктор! Слыхали, как он спросил про кладбище?
«Шитый Баг! – одновременно подумал Басс, разглядывая зубы. – Убью Марека за такие сюрпризы. Это называется он убрал лабораторию, мудак! Стряхнул весь мусор в мой же саквояж…»
Бородатый поднялся и вывалил содержимое чемоданчика на стол. По бару разлилось золотое сияние. Рубила отбросил чемоданчик и осторожно взял в руки один из крестов:
– Да ты никак поп, доктор!
В голосе прозвучала заинтересованность, но какая-то нездоровая. То ли бородатый рубила любил кушать священнослужителей на обед, то ли его мать сбежала с викарием в Архипелаг Лас-Вегас.
– Тебе, Зураб, везде мерещатся попы, – ответил за Басса кривоносый. – Ну-ка дай сюда. Ага. Русский пугач для ближнего боя. Верно, доктор?
– Да-да… я продаю… – прохрипел Басс, все еще прижатый подбородком к стойке.
– Ну, тогда считай, что сегодня у тебя был благотворительный поход. Ради искусства. Вещица явно сделана для людей со вкусом. Таковым она и должна принадлежать, – с ухмылкой подытожил кривоносый и надел крест на себя.
Басс охнул. Но не от слов кривоносого, а от вида ожерелья, на котором висел акел.
Ожерелье состояло из зубов.
Нет, это не просто мусор в саквояже. Это скрипт! Ну конечно, тот багов скрипт-резидент, который сидит в пандоре Марека и время от времени делает зубы для отвода глаз!
Видимо, сегодня утром, когда Басс скрещивал скрипт русского акела со скриптом коралловых бус, в финальную программу по воле какого-то глюка добавился и этот идиотский зубопротезный код!
Оставалось надеяться, что зубной декор повлиял только на внешний вид ожерелья, но не на его функции.
Рубила со сломанным носом тем временем озирался, выискивая мишень. Наконец его взгляд остановился на витрине, отделяющей бар от улицы. Эта часть заведения Шона тоже не отличалась оригинальным оформлением. В углах стеклянной стены было наклеено по засушенному листу клевера-мутанта из Старого Дублина. Каждый листик имел в диаметре не меньше трех метров, так что незакрытым оставался лишь центр витрины, прозрачное пустое место в форме звезды. Туда кривоносый и направил акел.
Золотой крест зажужжал. В толстом витринном стекле, которое до сих пор не удавалось разбить ни одному пьяному ирландцу, появилось аккуратное круглое отверстие.
– Неплохо, – заметил кривоносый, ни к кому особенно не обращаясь.
Еще одна дырка появилась около клеверного листа в правом верхнем углу. Затем лист оказался обведен по контуру дырчатым разрезом. Кусок стекла вывалился на улицу.
Дальше рубила действовал более уверенно. Очевидно, он имел общие навыки в подобных художествах, и смена инструмента не представляла проблем. Кривоносый поднял акел и плавными движениями дважды перекрестил центральную часть витрины.
Снова раздался звон осколков, и уличные огни заглянули в бар сквозь два длинных… Басс задумался было, что это такое, но вспомнил «почерк» банды и больше не сомневался. В центре стекла были вырезаны непропорционально вытянутые ноги. Только ноги, и ничего больше.
Кривоносый опустил акел. Несколько секунд стояла тишина, но потом ее взорвали бурные аплодисменты: компания приветствовала новый шедевр. Зная любовь рубил к уродливой пролонгации конечностей, можно было предположить, что гениальное по своей простоте изображение одних только ног явилось для молодых членов банды настоящим откровением. Мудрый наставник приобщил их к высшим формам своего искусства.
Вмиг все остальные кресты были расхватаны. Те двое, что держали Басса у стойки, кинули пленника на пол и бросились к столу, чтобы тоже сунуть головы в ожерелья из зубов.
Басс не спешил убегать. Он сел, привалившись к стойке, вынул из кармана коралловые четки и передвинул четыре розовые бусины слева направо.
Все рубилы, кроме типа со сканером, грохнулись на колени, зажимая руками уши.
– Извините, братья. Бета-версия. – Басс сдвинул одну бусину обратно. – Вы слышите океан, братья?
Рубилы в ожерельях согласно кивнули. Лишь тот, кого звали Сальвадором, в недоумении оглядывался. Вялость, с которой он использовал сканер, отличила его и на этот раз: при разборе акелов ему достался крест, ожерелье которого было перерезано во время варварского вскрытия саквояжа.
– Вы слышите свой атолл, братья-полипы? – снова спросил Басс, поднимаясь с пола и поигрывая четками.
Рубилы снова кивнули. Пять пар преданных глаз ловили каждое движение человека в зеленой форме медика, который совсем недавно вытирал носом стойку бара и даже не сопротивлялся. Ничего не понимающий Сальвадор схватил со стола последний крест. Еще несколько зубов слетело с порванного ожерелья.
– Атоллу не нравится этот суетливый рак-отшельник. – Басс указал на Сальвадора, и все послушно повернулись в указанную сторону.
– Да вы че, рубцы? Это же я! – Вялый совсем утратил свою вялость, взгляд нервно забегал по лицам приятелей. Бывших приятелей. Потом он поднял руку, надеясь выявить что-нибудь при помощи сканера.
– Сестра Камилла, отрежь-ка ему клешню, – сказал Басс.
– Может, лучше сразу обе? – спросила девушка.
– Да, пожалуй.
Девушка подняла крест, и у Басса мелькнула мысль, что он поспешил с прямыми конфликтами – рубилы еще не умели пользоваться акелами как следует. Так и есть: на пол грохнулась приличная часть барной стойки, срезанная неточным выстрелом.
Не подвергнувшийся зомбированию Сальвадор оказался проворнее. Он бросил крест и схватился за более привычное оружие – собственный стек. Однако сделать ничего не успел. Кривоносый, уже попрактиковавшийся в резьбе по стеклу, вновь изящно перекрестил воздух. Правая кисть Сальвадора упала на пол с гораздо более громким стуком, чем левая.
«Все-таки у него необлегченная модель, а у меня облегченная,» – отметил Басс. – Если Шон загадал желание, ни Бага не сбудется».
Несколько секунд Сальвадор стоял молча, уставившись на свои культи. Обрезки белых рукавов фрака медленно обрастали мокрой красной каймой. Басс переключил игломет на обезболивающее и всадил в оба плеча новоявленного инвалида по доброй дозе ультранальбуфина.
– Беги, а то голову отрежу, – добавил он.
Сальвадор взвыл, прижал к животу окровавленные культи и вывалился в дверь. На улице к его вою примешался знакомый «бу-бум» от падения струнного музыкального инструмента. В качестве партии вокала добавился визг любопытной недогейши, которая снова вылезла на крыльцо добреля.
Дождавшись, пока все стихнет, Басс вывел свежеокрещенных рубил на улицу, довел до ближайшего тихого скверика и велел ждать. Чтобы они не привлекали внимания прохожих, он приказал им изображать из себя людей, агитирующих за переизбрание старой мэрши на пятый срок.
# # # # #
Когда он снова вошел в «Клевер», почти все следы происшествия уже исчезли. Стулья были расставлены, а превращенный в журавля каменный идол накрыт художественной ветошью. На оставшейся части стойки сверкал большой хрустальный снифтер, на треть наполненный коньяком. Рядом на блюдце красовалась половинка лимона, разрезанная «розочкой».
Шон вынырнул из-за стойки, держа в руках знакомый саквояж:
– Я тут… это… подлатал твою торбу. Сейчас подсохнет, погоди минутку. Вот, угощайся пока… Есть будешь?
– Нет, спасибо. – Басс отключил креветку, понюхал воздух, потом коньяк, потом лимон. Он не очень любил алкоголь, но объяснить это Шону и при этом не обидеть старого приятеля было гораздо сложнее, чем просто выпить.
– Шутишь, Бастер? Тебе спасибо, не мне! Эти зурабы третий раз мой паб режут. А полиции все равно до утра не дождешься. Разве что пришлют своих жуков с глазами.
– Рубилы, а не зурабы, – поправил Басс, встряхивая коньяк и разглядывая узор света на темном полированном дубе под бокалом. С каждым колыханием коньяка длинноногая янтарная балерина делала пируэт.
Странно, но сейчас ему захотелось оправдаться за рубил… или даже перед ними. За то, что он взял их слишком легко. За то, что он раньше и легче переключился на другой способ существования, когда ему намекнули, что его работу хирурга гораздо лучше выполнит робот, похожий на перевернутое дерево.
– Тебе повезло…
Басс задумался, стоит ли продолжать мысль вслух: «…потому что твоя нынешняя профессия вымрет не так быстро, как предыдущая». Нет, не стоит.
– …потому что бывшие скульпторы на мокрое дело идут редко, – сказал он. – Вот если бы к тебе зашла банда безработных патологоанатомов или пластических хирургов… Их искусство никого не оставляет равнодушным.
– А мне один Баг, анатомы или астрономы. – Шон махнул рукой в сторону изрезанной витрины, словно гид в музее. – Уроды, они и есть уроды, никаким дипломом их не исправишь. Куда ты этих?
– На кладбище.
Бармен покачал головой, вынул из-за стойки стек одного из рубил, покрутил рукоятку. На противоположном конце трости появилось зеленое пламя.
– Знаешь, раньше я иногда думал, что лучше было учиться на хирурга, чем на терапевта. Вот и теперь иногда я думаю – может, стоит все-таки завести оружие? Что ни сезон, то какие-нибудь придурки обязательно заводятся в округе. Великий Гвидион не одобряет убийство живых существ, но надо же как-то…
– Брось, – перебил Басс и опрокинул в рот коньяк.
– Да, наверно ты прав. Какой я буду друид, если подниму руку на живое су…
– Я имею в виду, палку эту брось, – снова перебил Басс. – Детская игрушка, обычный слесарный резак. На полметра бьет, не больше. На-ка вот лучше…
Он вынул из саквояжа оставшийся акел с разорванным ожерельем, срезал стеком остатки струны-антенны с декоративными зубами, и положил крест на стойку.
– Полторы штуки.
Шон с сомнением поглядел на крест.
– Не сейчас, – махнул рукой Басс. – Если снова на мель сяду, зайду. Тогда и отдашь. Либо вернешь игрушку, если не понравится.
Шон кивнул, и акел тут же исчез под стойкой. Басс усмехнулся: наверное, если бы он дал Шону на сохранение небольшой космический корабль, старое здание мэрии вместе с фонтаном и еще батальон фей в придачу, бармен точно так же смахнул бы все это под стойку, и там еще осталось бы место. Единственное, что никакой бармен не смог бы легко спрятать под своей стойкой – это стойка из другого бара.
– Ты это… заходи в субботу. У нас тут Нгомбо будет выступать. – Шон кивнул в глубину бара: на дальней стене висела связка каких-то датчиков.
– Тот самый кардиолог из Конго? «Сосудопластика с использованием наноботов»?
– Ну да. Только теперь он это… кардиодраммер. Играет на собственном сердце, так сказать. Транслирует ритмы прямо на медяки всего зала. Девочкам из добреля очень нравится. В этот раз будет вместе с одним ушником выступать. В смысле, с си-джеем. Тот поверх ритмов Нгомбо накладывает свою «музыку тишины» из пауз. Еще лучше выходит.
– Я занят в субботу. Но все равно спасибо.
Басс проглотил остатки коньяка, зажевал лимонной розой и вышел к новообращенным братьям-полипам. Пяти биороботов должно хватить. Если не для битвы с призраками Эдема, то по крайней мере для хорошей разведки.
ЛОГ 9 (ВЭРИ)
Ого, вот так вираж! Предупреждать же надо…
Не пролетели они и пары кварталов, как Марта резко спикировала вниз и на той же скорости понеслась среди зданий-раковин. Вэри чуть не потеряла наставницу из виду.
Cама виновата. Зачем-то настроилась, что полет будет столь же однообразным, как перед заброской в клинику. Тогда они высадились из киба на окраине города и полетели на другую окраину. Вот и решила, что теперь будет так же: на большой высоте, на открытом пространстве желтое сари понесется вслед за бордовым по серому небу, похожему на испорченный йогурт.
Но сегодня они летели не по окраинам, а прямо в центр, по запутанному лабиринту тоннелей-улиц, словно пара морских коньков – по кладбищу донных моллюсков, оставивших от себя лишь ракушки. За все это время время Марта лишь раз поднялась повыше и сбросила скорость, делая круг.
– Хорошее наглядное пособие, – прозвучал в ушах голос наставницы. – Как оценить частоту кадров фантома, ты уже знаешь. Теперь немного истории того же вопроса. Ну-ка, блесни эрудицией: когда возникло кино? Да не бойся, в этот раз бить не буду, у меня руки заняты.
– В тысяча восемьсот… в девятнадцатом веке, – неуверенно пробормотала Вэри в ответ. Впрочем, кричать все равно нет смысла: Третий Глаз и так донесет ее слова до своего собрата-искина на голове у Марты.
Так и есть, донес. Марта без слов указала вниз. Заброшенный сад, высокая каменная стена и огромная человеческая фигура спиной к ней. При их приближении бронзовая фигура стала махать руками – вверх, вниз, вверх… Иллюзия движения сохранялась недолго: когда они пронеслись над головой Шивы, стало понятно, как достигается этот эффект. В стене за каждой из восьми рук статуи находились отверстия, через которые солнечный свет падал на блестящий металл. С другой стороны стены водяной поток вращал мельничное колесо. Перекладины колеса закрывали сначала самую верхнюю группу отверстий, затем следующую – и так до самого нижнего ряда, заставляя гаснуть и снова вспыхивать то одну, то другую пару бронзовых рук.
– Континент относительно молодой. – Марта вновь набирала скорость. – Но местные монахи построили этого Шиву по чертежам, которым не меньше, чем «Лотосовой сутре». Так все-таки: когда появилось кино?
– Не знаю.
– Ага, уже лучше.
Вот в таких уроках – вся Марта. Объяснить любую вещь на пальцах и заодно доказать, что ничего нового вообще не бывает. Штриховая голография на медных блюдах и пороховые ракеты древних китайцев, паровые машины и астрономические компьютеры древних греков, резонансная телефония африканских пигмеев… Интересные вещи, конечно – но к чему эти древности? Современные устройства гораздо сложнее, и команды для управления ими все равно не узнаешь из таких аналогий. Разве что общие принципы…
Однако хватит кружить: пока Вэри размышляла, наставница опять унеслась далеко вперед и всем видом показывала, что не собирается ждать.
Они снова поднялись повыше. Кое-где целые горизонты города обрывались вниз причудливыми спиральными галереями, и Вэри едва успевала нырять за Мартой в эти провалы, периодически теряя представление о том, где верх. Несколько поворотов ракушечного лабиринта – и очередной кусок неба выскакивает в самом неожиданном месте.
Да уж, это тебе не родной городок-музей, с аккуратным прямоугольником Старого Города и единственным серьезным тоннелем в Коралловой Горе. Там даже ребенок может обойти весь центр без искин-навигатора. А в этом ракушечнике и с навигатором не разлетаешься, если он не подключен к общей системе контроля трафика. Сразу пробка будет ого-го какая…
Вернее, была бы. На первый взгляд Калькутта-4 выглядела как зона военных действий, где распылили особо прожорливый штамм бактерии-камнееда. Хотя, если приглядеться, это больше похоже на сильный удар «комптоновской глушилкой» в сочетании с вонючими бомбами: ни людей, ни техники не видно – но и реальных разрушений практически нет. Просто многие раковины-небоскребы после отключения обликов оказались фальшивками. В одном случае все ограничивается парой этажей, в другом – фронтальной стеной. А остальные части зданий лишь намечены скелетными конструкциями, несущими давно отключенные голопроекторы. Вот они и выглядят как развалины.
Но и того, что осталось, хватит, чтобы сломать шею. Устав от непредсказуемых виражей наставницы, Вэри решила ориентироваться по зарослям бэтчер-баньяна – который и был настоящим виновником здешнего опустошения. За городом заросли серебристого инея можно было встретить лишь по берегам водоемов. И по ошибке принять за органику. Но здесь, в даунтауне, бэтчер-баньян показывал свое истинное лицо индукционного паразита. Ровные дорожки блестящих кристаллов лежали вдоль линий электросети даже там, где кабели проходили в стенах. Было видно, что санитарные ливни раз за разом смывали иней с наружных стен и торчащих в небо скелетных мачт псевдонебоскребов. Однако ближе к земле, в углах и нишах, в местах ветвлений невидимых проводов по-прежнему лепились сугробы с зеленоватым отливом, и снова тянули щупальца навстречу друг другу. Весь город, как выкройка, был аккуратно размечен сверкающим пунктиром по швам. Довольно удобный ориентир, но…
Стоило приспособиться к этой разметке, она тут же сбивалась из-за «серверов» – так называла эти образования Марта во время их прошлого перелета. Кристаллы бэтчер-баньяна в таких местах были разноцветными и формировали на стенах круги со сложным, но симметричным узором. Бегущие через весь город дорожки серебряной плесени вливались в эти круги очень плавно, издалека начиная чуть-чуть менять направление. Вэри несколько раз пропускала момент, когда блестящий пунктир, единственный признак очередной улицы, как будто забывал про улицу и сворачивал к очередному «серверу».
Изъеденные санитарными ливнями «сервера» напоминали раздавленные клумбы. Но один раз попался активный: из центра сверкающей мандалы не менее пяти метров в диаметре торчали вверх две черные сосульки. Казалось, разноцветный иней, перебрав все возможные варианты калейдоскопа, не выдержал и вырвался наконец из плоскости в третье измерение. Когда Вэри пролетала над этим огромным лотосом, между его черными тычинками проскочила искра – и в тот же миг аэрикша потерял управление.
От падения спасла только скорость. Пролетев по инерции еще несколько метров, она вновь ощутила работу крыльев как раз в тот момент, когда накатил страх. Вэри ойкнула, и гулкое эхо разнеслось по ракушечным галереям.
Марта обернулась, нахмурилась:
– Если зашиваешься – включи автопилот. Два раза подряд везенья не будет. Кстати, лучше всего эти серваки растут в желудке.
Вэри непроизвольно шарахнулась от ближайшей стены, хотя там не было ни пятнышка серебристого инея. Как же так? А этот веселый толстяк из отдела биозащиты? Он ведь говорил, что прививка…
– Наши прививки, так же как респираторы местных, защищают только от спор в воздухе, где их мало. – Марта отвечала на мысли ученицы быстрее, чем они возникали. – Но если ты разуешь варежку и ввалишься прямо в зону роста, то через две минуты я уже не смогу относиться к тебе как к своей ученице. Одна местная секта называет это «обрести просветление под бэтчер-баньяном», но из соображений элементарной научной объективности мне придется назвать тебя «органическим электролитом». Не знаю, заметила ли ты, что эта гадость уже сделала своей батарейкой целый город. А ведь не прошло и года после того, как идиоты из Санта-Фе научили рекламные логли самостоятельно отыскивать себе питание. Этих свободных фермеров соей не корми, дай только потестировать новые формы искусственной жизни на отсталых континентах….
– Неужели Артель не просчитала такой вариант развития событий?
– Не задавай глупых вопросов, шпилька. Лучше смотри, куда летишь.
Пришлось снова оставить попытки анализа окружающего мира и не спускать глаз с бордового сари наставницы. Тем более что непривычная модель аэрикши не давала расслабиться. Когда Вэри в очередной раз сбилась на повороте и чиркнула крылом по стене, Третий Глаз предложил перейти в режим дублирования ведущего. Скрепя сердце, она согласилась. В поле зрения тут же появились две бордовые и две желтые синусоиды, а руки сами собой начали работать так, чтобы желтые траектории как можно точнее накладывались на бордовые.