Не прошло и полминуты, а они уже стояли в круге быстро сохнущей мостовой. За пределами невидимого купола по-прежнему бушевал санитарный ливень. Марта скрестила руки на груди и чего-то ждала.
«Странно, почему она сама не работает в этом „Деконе“, который стоит над модельерами? – размышляла Вэри. – С ее-то способностями, и так долго оставаться „феей без добреля“. Учить всяких дурочек кройке и шитью…»
– Полковник, вы не могли подождать с зачисткой, пока мы не улетим? – заговорила Марта.
Судя по направлению взгляда, она обращалась к маленькому коралловому выросту в мостовой. Вэри знала эту привычку: когда диалог шел во внутреннем интерфейсе, Марта выбирала себе объект для персонификации под настроение. Взгляд сверху на каменный прыщ под ногами выражал вполне очевидное отношение к собеседнику.
Ответ полковника был слышен только Марте. Она тут же продолжила:
– Да. Да. Нет. Хорошо, я не буду затягивать эту петельку. Но вы будете мне должны пару крепких стежков. Мне нужно…
Марта покосилась на Вэри и прикрыла глаза. Больше ни слова не было произнесено вслух. По теням, пролетающим по лицу наставницы, невозможно было понять, о чем разговор – до тех пор, пока Марта на взглянула на Вэри в упор. А после опять опустила веки и сделала еще один пасс.
«Ага, передала изображение. Неужто хлопочет за меня, хитрая ведьма? А я, между прочим, не просила…»
Глядеть дальше на эту глухонемую дискуссию стало неинтересно. Вэри демонстративно отвернулась, надеясь, что наставница заметит ее недовольство. Но Марта продолжала стоять как стояла, продолжала вить нитку своей непонятной интриги с невидимым собеседником.
Кстати, о нитках… Может быть, подсмотреть через Ткань, что они там плетут? Если говорят о ней, то наверняка в ее личной выкройке что-нибудь отражается. Правда, Марта предупреждала, что «на себе не шьют». Но ведь у нас теперь новый уровень доступа!
Темнота за веками вспыхнула разноцветными узелками. Вот и знакомая треугольная прореха, стянутая желтой нитью. Дело мультиперсоналов, которое она смотрела в последний раз. С новым уровнем доступа Ткань еще сложнее: под первым слоем цветного ковра просматривается второй. В нем своя дыра, покрупнее, и по форме похожая на цветок. Желтой нитью заштопан только один из ее лепестков. Еще несколько лепестков накрывает большая синяя заплатка. Но не все – остался один маленький черный разрез.
Вэри задумалась. Получается, что клинику доктора Шриниваса закрыли вовсе не из-за связи с МБГ. Вся эта охота на психотеррористов – лишь Лицевая. Но чтобы расшифровать незнакомые элементы Ткани, надо залезть в «исподники». Марта частенько пытала ее такими «разборами выкроек». Ох, как это муторно! Перед глазами сразу завертится множество документов – люди, организации, графы связей…
Ладно, в другой раз. А сейчас попробуем вызвать кое-что поинтересней…
Большое мутное пятно.
Ну да. А чего, ты, собственно, ожидала? Что доступ метамодельера даст увидеть личную выкройку? Обломись: она по-прежнему недоступна. На себе не шьют.
Вэри открыла глаза. Сразу после цветного плетения Ткани обычный свет всегда чуть-чуть раздражает – слишком белый, слишком густой. Облака прямо-таки вливаются в зрачки. И Марта так резко машет руками, пересылая что-то невидимому собеседнику.
Она вновь опустила веки. Может, все-таки посмотреть, что означает второй слой в деле доктора Шриниваса? И попытаться понять, почему у нее до сих пор остаются сомнения в правильности своих действий. Сомнения, из-за которых…
Вэри на миг замерла, прислушалась к ощущениям. И тут же, поддавшись радости нового маленького открытия, изобразила один из древнейших прощальных жестов – помахала рукой, как крылом.
Ты пролетел, мой Ангел-хранитель. Ты не сможешь отследить эту мысль, потому что ее очень трудно выразить даже для себя самой. А уж действие, которое надо проделать, вообще не содержит в себе ничего особенного.
Нужно просто открыть глаза. И найти ими то, на что надо смотреть в таком состоянии. Но для начала – поглядеть на другие вещи, чтобы Третий Глаз запутался окончательно. Станцевать с ним вальсок.
Она сделала первый шаг. Поглядела на серое небо, похожее на испорченный йогурт.
Вечные сомнения. Ты считала это своим проклятьем. Догадка, возникшая после теста с хрустальным шариком, лишь укрепила тебя в этой мысли: от неуверенности лучше избавиться. Тогда можно избавиться и от странных «живых картинок». Но надо ли – вот в чем вопрос.
Еще шаг, поворот. Голубой минарет мечети. Череп Кали из розовых каменных тел.
…Марта именно это имела в виду, когда говорила про шило. Сомнение – инструмент, с которым ты управляешься лучше всего. Это шило сделало тебя одной из лучших в добреле. Ведь чтобы помочь клиенту построить правильное будущее, нужно сначала разрушить то вымышленное будущее, которое ему мешает.
Снова шаг, шаг, поворот. Золотой многогранник, купол русского «пчельника».
…Но Артель не дает тебе применять инструмент сомнения к самой себе. Неуверенность штопают позитивными установками, свою персональную выкройку смотреть запрещают. На себе не шьют даже Золушки, стоящие над модельерами. Но кто же тогда шьет за них? Кто ведет твоего Ангела, притаившегося на затылке?
Шаг-шаг-поворот. Ручейки дождевой воды смывают пятно серебристого инея со стены дацана.
Как же ты раньше не догадалась! «Живые картинки» приходят не просто от неуверенности. Они возникают, когда ты сомневаешься в том варианте будущего, что придуман Артелью. И сейчас – то самое состояние. Осталось только увидеть…
Иероглифы трещин, проступающие из-под серебристой плесени.
Едва ли искины способны расшифровать этот странный язык. Язык, который понятен только тебе. Узор, приковавший взгляд, боль в висках – и моментальное раздвоение. Словно столкнулись два киба с большими аквариумами. Или склеились две голограммы – похожие, но не одинаковые. На одной – танцующая орхидея схвачена, заморожена синей тенью. А на другой…
Только не проговаривай это словами, шпилька. Лучше сними наконец вторую сандалию – так будет гораздо удобнее танцевать.
ДЕТАЛЬ Б (ПОДКЛАДКА)
ЛОГ 13 (СОЛ)
Пузырьки, пузырьки, пузырьки.
Тысячи пузырьков лунного света.
Из-под пальцев, из одежды, изо рта.
Так и кружиться бы в этом водовороте из маленьких лун.
Но они улетают вверх, рой за роем…
После погружения Сол будто оцепенел. Удар об воду, холодная вспышка света внутри – и вдруг все замерло. Он разглядывал всплывающие пузырьки и почему-то был уверен, что сейчас его вместе с ними выбросит обратно. Туда, где он только что парил над водой, медленно приближаясь к девушке, которая взлетела к нему навстречу с другого берега реки. Она была так близко, он уже различал обрывки водорослей, облепившие ее стройное белое тело подобно разорванному бикини.
Но пузырьки улетели, а он так и остался в черной воде. Что там говорят на водных аттракционах? «Не бойтесь, вас сразу выбросит наверх». Так обычно и происходит: задержишь дыхание, чуть-чуть подождешь…
Сейчас этот трюк не пройдет, с ужасом осознал Сол. На нем не было ни искина, ни спасательного жилета. И он не умел плавать. А черная тьма продолжала держать за горло.
Он начал задыхаться, и лишь тогда конечности заработали.
Беспорядочно колотя руками и ногами по воде, Сол выскочил на поверхность. Луна ярко вспыхнула – и тут же расплылась: вода опять потянула тело вниз, в темноту. Он забился сильнее, снова всплыл. Что-то попалось под руку – веревка? корень? Он ухватился второй рукой. Кажется, лиана.
Движение воды теперь ощущалось сильнее: его несло по течению. Но это уже не так страшно – благодаря лиане он держался на поверхности. Он бросил взгляд на берег, прикидывая, откуда растет лиана. Похоже, вон от того дерева на мысе. Сейчас он подтянется…
Его пронесло мимо мыса в одно мгновенье, а скорость все нарастала и нарастала. Это не течение! Сама лиана тащила его за собой гораздо быстрее, чем река. Отпустить ее? Но он по-прежнему находился в реке – и по-прежнему не умел плавать.
Когда он понял, что его вынесло в океан, отцепляться было уже поздно. Вокруг была лишь темная, страшная вода с лунными бликами на волнах. Соленые брызги били в глаза и в нос. А в голове осталась единственная мысль – не отпускать, ни в коем случае не отпускать спасительную ветку, которая все еще помогает держать голову над водой…
Время свихнулось вместе с пространством, превратилось в бурлящую воду и понеслось так, что невозможно было понять, как давно продолжается это невероятное плавание. Солу казалось, что лиана тащит его за собой целую вечность – или может быть, всего несколько минут.
К тому моменту, как впереди показалось темное пятно какого-то острова, он уже почти потерял сознание от ударов об волны. Столкновение с берегом окончательно погрузило его в небытие.
# # # #
Звук шел откуда-то сверху, словно Сол лежал в яме, а говорящие склонились над ним.
– Ну пожалуйста, хоть немного! – умолял молодой женской голос.
– Нет и еще раз нет, – отвечал голос женщины постарше. – Я тебе уже говорила, Экки: с этим ничего не выйдет. На такого даже грибов жалко, не то что папоротникового корня.
– Но он мне так нравится! Может, все-таки оставим?
– Оставь, если хочешь. Но я тебе не помощница. Корень папоротника – запрещенный субстрат, и мне не хочется рисковать из-за такого гнилого случая. Если сам доберется – пожалуйста…
Голоса удалялись. Сол открыл глаза, но увидел лишь пятна света, пробивающегося через какие-то желтые покровы с коричневыми прожилками. «Похоже на листья, – подумал Сол. – Я утонул, но меня откачали… а теперь проводят курс реабилитации с помощью экологически-чистых средств народной медицины. Говорят, эти спасатели вечно норовят применить самые дорогущие лекарства, пока человек без сознания и без искина. Надо поскорее дать им знать, что со мной все в порядке. А то выкатят потом счет, никакой страховки не хватит…»
Однако голосов больше не было слышно. Он попробовал пошевелиться. Руки и ноги как будто на месте, но их что-то держит. И еще этот запах гнили…
Несколько минут, проведенных в безуспешной возне, привели к неутешительному выводу. Он был закопан в землю и к тому же крепко опутан какими-то трубчатыми корешками. Голова находилась у самой поверхности, но и она была засыпана чем-то вроде гнилых листьев, сквозь которые едва пробивался солнечный свет. И никто, похоже, не собирался его выкапывать.
Что же случилось? Сол стал вспоминать события последней ночи. Вот он висит над водой, а навстречу ему медленно летит эта удивительная девушка с распущенными волосами. Совершенно голая, если не считать двух косых полосок налипших водорослей. С ее пальцев капает лунный свет, он играет на бедрах, плечах, на груди, словно все ее тело отлито из этого бледного света…
Она была уже совсем рядом, они висели в воздухе на расстоянии вытянутой руки. Но что-то пошло не так. Какая-то дурацкая мысль пришла ему в голову и все испортила – потому что сразу же после этой мысли он рухнул в воду, стал тонуть, зацепился за лиану и оказался здесь, опутанный и зарытый в землю.
Но как он вообще попал ночью на берег? Сол хорошо помнил, как расстался с Кэт, как выбежал из ресторана и попал в лапы грабителя, как тот потребовал отдать макинтош… Затем – вспышка, и никаких воспоминаний до того самого момента, как он взлетел над водой.
Но разве люди летают?
«Да-да, бывают такие аттракционы, – сказал себе Сол. – Кобаяси недавно расхваливал новый Магленд в Токио-5. Мощные сверхпроводниковые магниты и все такое. И про похожий экстремальный спорт, скоростные заплывы по тоннелям старой канализации, он тоже рассказывал…»
Но в пользу другой, менее приятной догадки, аргументов было гораздо больше. И провал в памяти, и летающая голышом красотка. И самое главное – отсутствие искина. Сол прекрасно знал этот мир, в котором люди всегда оказываются без искинов. Психологическая разгрузка, как говорит Рамакришна.
Это дремль. Тот самый дремль без дремодема, секрет которого он так и не разгадал вчера.
Если бы хоть вспомнить, что он видел той ночью, когда это случилось впервые… Увы, память и тут отказывалась помогать. От видения осталось лишь чувство чего-то яркого, необычного. Ну да, так они и работают, эти амнестические агенты. Кто захочет второй раз загружать дремль, если будет при этом помнить все, что было прошлый раз? Естественно, при каждой новом просмотре память о предыдущем блокируется.
Что ж, сначала так сначала. Уж кто-кто, а ведущий сценарист…
Солу вдруг стало страшно. Само собой, он знаток дремлей. Но он никогда не работал с ТАКИМ продуктом! Обычный дремль можно и не проходить до конца. Просто даешь дремодему команду выхода, или дремлешь по таймеру. Но если дремль неизвестно как включается без дремодема – то и выключается он неизвестно как!
Левой рукой, прижатой к телу, Сол дважды ущипнул себя за бедро. Ничего не произошло. Он мысленно вызвал образ окна и звон будильника. Безрезультатно. Он перепробовал еще десяток команд для завершения дремля. А затем – все пассы лучших гонконгских дремоломок, включая «выход тремя пальцами ноги».
Дремль не отпускал. В голове пронесся заголовок виденной когда-то новости: «Известный дремастер захлебнулся слюнями. Супруга винит разработчиков дремодема». А тут и винить непонятно кого…
Значит, придется пройти этот дремль самостоятельно и до конца. Сол вернулся в мыслях к началу своего приключения и принялся анализировать увиденное.
Девушка над водой. Манящая, но недостижимая.
Типичная эротическая прелюдия-дразнилка. С легкой руки Стива, беглого дремастера из Старых Штатов, такие завлекалочки назывались в их студии «порнитами». Вообще-то сам Стив обозначал этим термином нечто иное – скрытую субличность, которая якобы есть только у настоящих дремастеров-мультиперсоналов. В каком-то смысле это было правдой: умение вовремя задействовать «порнита» возволяло оживить даже самый занудный товар, вроде семейных дремопер о похождениях Арни Шварценафрика, друга всех детей и домохозяек. Однако в студии термин закрепился лишь как название приема. В целом же теория Стива оставалась предметом насмешек, особенно среди сценаристов-моников. Даже добродушный старик Ли как-то раз за обедом прервал очередную тираду Стива едким, но метким замечанием, сводившимся к тому, что кайфоломные «порниты» являются наследием американской цензуры, а как художественный прием они стоят в одном ряду с недобросовестной рекламой.
Так или иначе, «порнит» в начале дремля – дешевый и ни к чему не обязывающий трюк. Зато лиана, за которую Сол ухватился в воде, – другое дело. Это явный ключ. Стало быть, и в нынешней сцене должны быть какие-то ключи. Не исключено, что это «грибы» и «корень папоротника», упомянутые в разговоре женщин.
Вот только как до всего этого добраться, если ты связан по рукам и ногам, да еще и закопан в землю? Тут неизвестный дремастер явно лажанулся. Обычная халтура – пользователь в дремле не видит даже собственные руки!
Хотя, если это сделано нарочно… В памяти всплыл вчерашний эпизод с Мэнсоном, атаковавшим Сола на сборище столовертов. Эротическая проекция девицы-покойницы, невозможность сопротивляться… Типичная завязка для черной порнухи. Да-да, знаменитая мэнсоновская «Фабрика спермококтейлей» именно так и начинается: связанный герой в руках тайного общества женщин-садисток. Сейчас они вернутся и примутся его обрабатывать – сначала сапогами на высоких шпильках, потом гигантскими грибами, потом корнем папоротника… А то и «урановый дождь» устроят, как в «Моржовой Рукавице» того же Мэнсона.
До сих пор Сол ни разу не жалел о дремлях, которые лепил в Гонконге. А позже, когда релакторы из «Дремлин Студиос» сглаживали наиболее острые моменты в его сценариях, он даже слегка ностальгировал по тем буйным кровавым поделкам молодости. Но сейчас ему стало явно не по себе от умения отличать настоящее порно от разведенного. Память услужливо подбрасывала все новые и новые образы, среди которых изнасилование с помощью кухонного комбайна и гигантского кальмара было одним из самых простых.
Прошло, наверное, не менее трех часов, прежде чем его эротические фантазии полностью истощились. Нет, таких долгих пауз в порнодремле быть не может. Между тем он по-прежнему лежал в земле, и с ним ничего не происходило. Разве что желтые пятна перед глазами стали коричневыми, а потом черными: наступила ночь.
С приходом темноты страхи Сола сменились вялой депрессией. А она, в свою очередь, напомнила еще один тип дремлей. Пожалуй, только в них бывают такие паузы. И это будет пострашней, чем садо-мазо от «Мэнсон Сисоу».
Русские дремли, длинные и скучные, как ночь на Луне, никогда не нравились Солу. Он даже не задумывался, на чем держится их популярность – до тех пор, пока Маки случайно не помог ему осознать это. Во время своих самообразовательных путешествий по Сети любознательный искин раскопал выступление какого-то русского дремастера и попросил Сола объяснить одно явное несоответствие. Русский утверждал, что «Дремль – это источник знаний», а чуть позже говорил, что «Святороссия – самая дремлющая страна». Из этой пары постулатов Маки вывел, что жители Святороссии должны быть самыми знающими людьми. Но это никак не сходилось с мировой статистикой.
Для начала Сол попытался отвязаться от Маки, сказав, что лично он, Сол, создает дремли не для передачи знаний, а исключительно для удовольствия – как собственного, так и покупателей. Маки потребовал уточнить про «удовольствие». Сол определил это как получение интересных ощущений. «Это и есть знания», парировал Маки.
Пришлось подыскивать другие термины. Из всего того, что наговорил Сол, дотошный макинтош вывел неожиданно простую аналогию: дремли как носители информации, на которых могут содержаться либо полезные программы, либо вирусы.
Приняв такую модель, они с Солом быстро выяснили вирусную природу русских дремлей. Их классическая завязка в целом походила на трюки «черных» порнушников, разве что насилию подвергалось не тело, а психика. Русский дремль обычно начинался со сцен детства, в которых родители били героя тяжелыми вещами по голове, отчего в голове вместо мозгов оставалось два больших гвоздя: вина и обида. Дальнейший «сюсюжет» представлял собой качели на этих двух гвоздях. Качели, которые укачивали пользователя до такой степени, что тот больше не видел вокруг ничего, кроме неразрешимого противоречия между «слезой невинного ребенка» и «справедливой рукой отца». С точки зрения Маки, это был типичный вирус, основанный на вызове невыполнимой команды типа деления на ноль. Психическое зацикливание, в результате которого клиенты, подсевшие на такие дремли, покупают их снова и снова.
После этой дискуссии Сол стал приглядываться к другим сценариям, отыскивая в них вирусные элементы. Было приятно обнаружить, что в «Дремлин Студиос» такую продукцию не поощряют. Рамакришна тоже не любил «сюсюжеты», хотя и на свой манер. Как мультиперсонал, подвергавшийся гонениям в родной Индии, генеральный считал оскорблением любую игру на чувствах «противоречивых личностей», в которых он видел товарищей по несчастью. Собственные сценарии Рамы были наполнены идеями гармоничного сосуществования разнообразных героев. Именно за это Раму ценили женщины из совета директоров, помешанные на коммуникативной психологии. Что до Сола, то ему новые дремли Рамакришны, с их экстатичной дружбой между твердолобыми финнами и хитрожопыми корейцами, казались чересчур фантастическими.
Но сейчас вокруг пахло не финнами и даже не корейцами, а совсем безличной гнилью. Атмосфера продолжала навевать образы из длинных русских дремлей – исповедальные камеры в подвалах церквей, мавзолеи с хрустальными гробами и мрачными гномихами-охранницами, унылая жизнь в трубах бывших газопроводов, истеричные красотки с непонятными, но очень большими запросами, постоянная нехватка жевательной смолы и патронов…
Должен ли он осознать вину и раскаяться, как любят делать герои русских? Сол ничего такого не ощущал. Он никогда не убивал старушек и не бросал склонных к суициду любовниц. Он даже не развращал малолеток, хотя это считалось обязательным для сценариста такого уровня. Но Сол никогда не гнался за модой. Он вел спокойную, в общем-то даже скучную жизнь.
Правда, многие тихие люди тоже практикуют извращения, которых можно было бы стыдиться. Сол еще немного покопался в своих привычках. Вроде бы ничего такого. Разве что страсть к разглядыванию чужих подмышек, которая владела им в молодости…
О да, некоторые подмышки заводили его не на шутку! Особенно если какая-нибудь утонченная трансактриса, изящно взмахнув рукой во время мок-апа, вдруг обнажала сей удивительный закуток своего тела, и он оказывался слегка небритым, как вывернутый наизнанку подбородок юноши…
Но за годы работы Сол перевидал такое количество трансактрис в таких диких позах, что даже самый заядлый вуайерист на его месте давно удрал бы в монахи-отшельники на первом попавшемся глубоководном велосипеде. А даже если бы это увлечение и не прошло – что может быть невиннее, чем разглядывать чужие подмышки?
Конечно, яркие истории с извращенными страстями случались в его фантазиях, которые затем воплощались в дремлях. Но что такое дремль? Иллюзия, не выходящая за пределы головы, которая лежит на подушке дремодема. Считается, что они даже снижают уровень насилия и прочих гадостей в реальной жизни.
В его жизни – так уж точно. Когда он последний раз делал что-то плохое другим людям? Ну да, вчера оставил Кэт одну в ресторане. Но разве его вина, что она вечно лезет со своим доктором-нюхачом? К тому же вскоре они помирятся. Эти мелкие сцены – просто игра. Надо ведь о чем-то разговаривать во время обедов и прочих светских мероприятий…
Нет, автор этого дремля – явный халтурщик. Должны же быть какие-то стимулы, какое-то действие. Как они там говорят? «Если в первом акте повесили, то в последнем должны расстрелять». Всплывшая в памяти цитата лишний раз подтвердила сходство русских душевных метаний и жестокой азиатской порнухи, но никак не прояснила сложившуюся ситуацию.
Или он должен действовать сам?
Сол снова начал дергаться. Это привело к тому, что трубчатые корни опутали его еще сильнее. Их даже как будто стало больше, и теперь путы напоминали крепкий волокнистый комбинезон, какие носят «ультразеленые».
Кстати, кстати… Иногда авторство – или хотя бы студию – можно узнать по скрытой рекламе. В тех же русских дремлях отцы церкви и их подневольные космонавты постоянно курят дешевый американский табак. А сколько было американских дремлей с хрупкими принцессами, продвигающими курсы кунг-фу в стиле «психопатка с самокатом»! Сол припомнил одну японскую студию, которая даже выпустила словарь-сайдзики для толкования слишком тонкой рекламы. Увидеть в дремле лестницу – к покупке дома, увидеть богомола – к новому сервису гумподдержки…
Увы, и эта зацепка не помогла. Конечно, в образе лунной девицы можно усмотреть намек на французские фотонные шампуни. А плавание на лиане смахивает на какой-то гавайский спорт. Да и запах гниения, идущий сейчас со всех сторон, вполне может быть новым фумом из той самой линии «свежесть эпохи Мейдзи», которую так любит Кобаяси. Но все это слишком расплывчато – так и собственные пальцы недолго принять за рекламу лечебной конопли…
Сол еще немного повозился, но усталое тело отказывалось бороться. Мысли тоже стали вялыми, они рвались и путались, как будто окружающая темнота наконец нашла дыру в усталых мозгах и стала понемногу заливать сознание. В сумерках перед внутренним взором плыли бесконечные стеллажи, уставленные дремочипами. Время от времени какая-нибудь новая идея словно бы включала свет в этом огромном магазине, но ненадолго – теперь идеи были совсем уж отвлеченными.
Чуть дольше других затянулось лишь размышление о названиях. В молодости Сол любил определять характер новых знакомых по списку названий в их личных дремль-коллекциях. Да что там характер! Даже содержание неизвестного дремля зачастую можно узнать по названию, как экскременты по запаху. Если это одно существительное, к которому добавлены цифры или банальный эпитет типа «магический», можно вообще не смотреть. Зато когда дремль назван именем человека – это скорее всего интересная штучка…. исключая, конечно, имена знаменитостей-современников.
Труднее угадывать, если в название взяли профессию или хобби, вроде «Карвара» или «Тайконавтки». Сол перебрал в памяти три десятка подобных дремлей и пришел к заключению, что среди них не бывает средних – либо высший класс, либо полный отстой. Аналогичный расклад с названиями, где два слова через союз «и». Чаще всего – исторический боевичок неплохого качества, вроде старой русской стрелялки «Лень и Сталь». Но похожий шаблон используют и для слезоточивых фэнтези, так что без аннотации в этом случае не обойдешься. То же самое с названиями-аббревиатурами – хотя здесь явно преобладают псевдонаучные детективы с претензией на крутую конспирологию.
А вычислить автора по названию дремля? Нет, скорее нельзя. Другое дело, что по длине названий можно сразу узнать период его карьеры. Длинные, в три-четыре слова – первый опыт, фонтан ярких, но нестройных находок. Позже, когда «молодой, но уже талантливый» – пара слов, с эдакой искоркой загадочности между ними. «Стеклянные облака», «Одиночество феи»… Большинство сценаристов на этой ступени и залипают: самый массовый, самый прибыльный продукт. Но уж если автор дошел до того, чтоб назвать свой дремль одним словом, да еще таким, в котором простота греческого корня сочетается с многозначительностью научного термина – это, считай, уровень мастера…