Шхиян Сергей. Прыжок в прошлое (Бригадир державы - 1)

   - Отходит, - с удовлетворением сообщила старуха, глядя на запекшиеся Алины губы. - Ты бы приказал попа позвать.
   - Не нужно попа. Через полчаса температура пройдет, и все будет нормально.
   Слово "температура" старуха не знала, но смысл поняла правильно и не стала уточнять.
   - Ты, смотрю, батюшка, из далекого далека пришел, - не спросила, а констатировала она.
   - Отсюда не видно, - ответил я.
   - И млада вдовица тебе люба.
   - С чего ты решила, что она вдовица?
   - Сорока на хвосте принесла. Другой день, как помер ее солдат. Да и ей, видать, судьба.
   Меня ее карканье начинало злить.
   - Ты, бабушка, никак, ворожея? - поинтересовался я, не скрывая раздражения.
   - Ясновидящие мы, - охотно откликнулась старуха. - Куда ни посмотрю, все ясно вижу. А вот на тебя смотрю - и ничего не вижу. Помрет девка-то.
   Я проигнорировал ее намек.
   - А если не помрет, чем тогда ответишь?
   - Дар ей дам, - подумав, ответила старуха. - Знатный дар. Пользы от него много будет, но будет и вред.
   - Вот вреда не нужно, - попросил я.
   - Вред от моего дара может быть только через тебя.
   Я хотел выяснить подробности предполагаемого подарка, но в этот момент Аля начала метаться на подушке, и я наклонился к ней. Лекарства начали действовать.
   Лоб ее покрыла испарина, а дыхание выровнялось
   - Жар-то уходит, - ехидно сказал я знахарке.
   - Не может того быть! - испуганно воскликнула она и наклонилась над больной.
   - Душно мне, - внятно проговорила Аля, сбрасывая с себя одеяло, и тут же потянула его обратно, чтобы прикрыть обнаженную грудь.
   Этот жест стыдливости убедил старуху больше, чем испарина на лбу девушки. Мертвые, как известно, срама не имут.
   - Пойду я, барин, - сказала она тусклым голосом, потом вдруг спросила: - Тебя случаем, не Алексеем кличут?
   - Алексеем, - подтвердил я, - а ты откуда мое имя знаешь?
   - А меня Ульяной.
   - Я знаю, мне говорили.
   - Может, и меня признаешь?
   - Мы что, знакомы? - удивился я.
   Старуха не ответила, посмотрела мне прямо в глаза с каким-то настойчивым вопросом и начала отступать из комнаты, не отрывая от меня взора.
   - А дар? - остановил я ее в дверях.
   - Будет ей дар, - сказала она уже из коридора, - коли жива останется, что обещала, сделаю... А лекаря Алевтинке лучше тебя не сыскать.
   Знахарка меня сильно озадачила, и не будь я занят более важным делом, непременно попытался разговорить ее и разобраться в тайнах и странностях.
   - Пить хочу, - слабым голосом попросила Аля.
   Я наклонился над ней с питьем и тут же забыл про старуху - Аля попила и задремала. В комнату заглянул Тихон.
   - Барин, - сказал он, - тебя Архипка-парнишка кличет, говорит, что он уже съел.
   Я не сразу понял, в чем дело. Потом вспомнил тинейджера, который привел меня в барский дом, и мое дурацкое задание. Можно ли сжевать резинку, я не знал, но, поверив Архипке на слово, достал из пачки две пластинки, одну отослал подростку, другую подарил за труды Тихону.
   ... Надеюсь, что если археологи грядущих веков найдут когда-нибудь, в культурном слое XVIII века обертки от жвачки, они смогут найти этому логическое объяснение...
   Мне оставалось только ждать.
   Я подошел к окну и посмотрел во двор.
   Ничего интересного там не было.
   В дальнем его конце, чтобы не мешать взрослым, играла стайка дворовых ребятишек. Несколько добродушного вида дворняг бежали по своим неотложным собачьим делам. Никаких событий и развлечений. Даже козел не дрался с дворовою собакой, как в поэме А. С. Пушкина "Граф Нулин".
   Действительно, в деревне скучно, подумалось мне. Нужно или работать, или пить, а то просто одуреешь. Ни книг, ни телевизора. Выйти на прогулку я не мог из опасения столкнуться с толстым помещиком Петуховым. Есть и пить не хотелось. Смотреть в окно тем более. Я прилег на лавку и неожиданно для себя уснул.
   Меня разбудил шорох. Я вскочил, как будто меня уличили в чем-то нехорошем.
   В комнате все было по-прежнему. Я подошел к кровати. Аля не спала. Выглядела она много лучше, чем прежде, и даже чуть разрумянилась. "До чего же хороша, - подумал я, - ей бы чуть косметики, была бы настоящей красавицей"
   - Что такое "кометики"? - вдруг спросила девушка.
   - Что?! Ты что сказала?
   - Я говорю, что за кометика такая, ну, чтобы красавицей быть.
   Она отвела от меня взгляд и поправила лежащую поверх одеяла косу. Я, не находясь, что ответить, растеряно смотрел на нее.
   "Что это еще за хреновина такая, неужели она понимает мысли?" - подумал я.
   - Если это плохо, то я не буду, - скромно сказала, отводя взгляд, девушка.
   - Погоди, детка, ты, что понимаешь, о чем я думаю?
   - Не знаю, о чем ты. Ты же сам, барин, говоришь.
   - Я не говорю, а размышляю, - произнес я про себя, - и прекрати называть меня барином, у меня имя есть. Меня зовут Алексей, для тебя я Алеша.
   - Хорошо... Алеша, - после секундной запинки, ответила девушка.
   - И еще я люблю тебя...
   Этой мысли Аля не поняла, правда, по губам ее скользнула едва уловимая улыбка.
   - Ты раньше так слышать умела? - спросил я. Аля отрицательно покачала головой. "Старухин дар, - догадался я, - похоже, теперь буду под глобальным контролем..."
   - Расскажи мне про знахарку, что давеча приходила, - попросил я.
   - Так про нее никто ничего не знает. Живет одна, у околицы. Говорят, с нечистым дружбу водит. Скот находит, когда потеряется, болезни лечит. Зовут ее бабка Ульяна. Так что такое кометика?
   - Косметика, - поправил я, - это разные средства, чтобы женщинам быть красивее. Ну, там краски разные, для ресниц, например, чтобы они были пушистые и чтобы глаза казались большими и выразительными. Губная помада, ею губы красят.
   - Для чего? - удивленно спросила Аля.
   - Для красоты. Ею можно изменить форму губ, и потом она сама красивая, блестящая бывает, с блестками даже, разных цветов, к одежде чтобы цвет подходил, наверное, - начал я безнадежно запутываться в этом сложном вопросе. - Потом есть кремы всякие, чтобы кожа была нежная, духи для хорошего запаха, пудры...
   - Это все у господ?
   - Наверное, женщины всегда стремились быть красивыми.
   - Вот счастливые, - не без зависти в голосе произнесла девушка.
   Для тяжело больной она проявляла к предметам охмурения слишком большой интерес.
   - А кремы что с кожей делают? - спросила Аля, незаметно убирая руки под одеяло.
   Я понял, что коснулся такой серьезной темы, что отделаться общими фразами мне не удастся. Пришлось по мере моих более чем скромных способностей читать лекцию о разных косметических и парфюмерных средствах. К своему удивлению, я накопал в памяти десятки названий атрибутов женской неотразимости.
   - Все это существует, - окончил я свой невразумительный рассказ, только здесь этого не достать.
   - Ты знаешь, барин, прости, Алеша, ты так все хорошо описал, что я это как будто вижу.
   Было похоже на то, что она улавливает не только мысли, но и зрительные образы.
   - Алечка, - спросил я, когда, наконец, кончился допрос с пристрастием о лосьонах и гелях, - ты раньше совсем не понимала, о чем люди думают?
   - Не знаю, наверное, немножко понимала. Тебя сразу поняла, о чем ты думаешь, когда смотришь на меня, - сказала она и покраснела.
   Я тоже, честно говоря, немного смутился. Хотя о чем может думать здоровый мужик, глядя на понравившуюся женщину? Не о Пунических же войнах.
   - Послушай, - предложил я, - давай проведем эксперимент.
   - Чего проведем?
   - Опыт проведем. Попробуем проверить, как у тебя получается понимать мысли. Тихон! - позвал я слугу, шебаршившегося все это время в коридоре.
   Тихон вошел в комнату.
   - Чего изволите? - спросил он заискивающе вежливо.
   - Приезжий барин еще не уехал?
   - Никак нет-с. Выпивают-с.
   Я сделал вид, что задумался и продержал его минуты три в комнате. Потом велел принести бутылку мадеры. Как только он вышел, я тут же спросил у Али:
   - О чем он думал?
   Она, не отвечая, полными слез глазами смотрела на меня.
   - Господи, что случилось?
   - Он, он... - только и смогла сказать девушка и горько расплакалась.
   Я напоил ее клюквенным морсом и гладил по голове, бормоча абстрактные утешительные слова, уместные в любых случаях. Постепенно она успокоилась. У меня же на Тихона, посмевшего плохо думать об Але, начал расти большой зуб. Представить, что думают о женщинах в такой ситуации, было не очень сложно.
   - Нет, Алеша, - вдруг сказала она, - это совсем другое. Он, он, - она опять собралась заплакать, но все-таки договорила: - думает, что ты черт.
   - Черт? - переспросил я и облегченно засмеялся. - Почему именно черт?
   - Не знаю. И еще, - она нахмурилась, долго взвешивала говорить мне это или нет, потом все-таки решилась, - и еще он подумал, что ты глупый, раз меня выбрал... И совсем это не смешно!
   - Почему он так подумал? - спросил я, отсмеявшись.
   - Потому что я некрасивая.
   - Ты некрасивая! - только и сказал я, после чего посмотрел на нее с таким вожделением, что слезы сами собой высохли, девушка зарделась, хихикнула и отвела взгляд.
   - Жарко мне что-то, - кокетливо сказала Аля, резко меняя тему разговора.
   - Что же ты раньше не сказала! - засуетился я.
   Действительно, с того времени, как ее знобило, лежала укутанная до подбородка одеялом. Я тут сдернул его, совершенно забыв, что она лежит без рубашки. Аля попыталась поймать край одеяла и снова закрыться, застеснялась и отвернулась от меня.
   - Да ты совсем мокрая! - всполошился я, не обращая внимания на ее наготу. И тут же взял полотенце и обтер ее.
   - Сейчас поищу простыню, - опрометчиво пообещал я. Искать в комнате было негде. - Полежи пока так, а когда вернется Тихон, я велю принести. Тебе не прохладно?
   - Нет, - односложно ответила Аля и неожиданно добавила, так и не взглянув на меня, - если тебе уж так хочется, можешь меня поцеловать. Я не настолько плохо себя чувствую.
   Удивительное дело, но, похоже, что у нее начал меняться лексикон. Во всяком случае, она стала говорить более грамотно и связно, чем раньше. Мне стало любопытно, с чего она взяла, что мне хочется ее поцеловать. Конечно, хочется, но я вроде так уж конкретно об этом не думал.
   - Думал, - тут же отреагировала она, - все время думаешь. И не бойся, я не умру, - сказала она и вдруг докончила прерывающимся голосом, - ну, целуй меня скорее!
   Я, конечно, ее поцеловал, и не один раз, и не только в лоб. Однако очень осторожно, памятуя о возможных осложнениях болезни.
   В это время вернулся Тихон с бутылкой вина. Не впуская его в комнату, чтобы он не пялился на Алю, я отослал его разыскивать простыню, пообещав, если быстро обернется, налить стакан мадеры. Его, понятное дело, тут же как ветром сдуло.
   Я вернулся в комнату. Аля лежала, приняв очень соблазнительную позу и, похоже, не капельки меня не стеснялась.
   "Чудеса, - подумал я, - только что глаза поднять стыдилась, а теперь такая раскованность".
   - Так я и думала, ты меня презирать будешь, а не наоборот, - опять вмешалась она в мой внутренний монолог, - и прости меня, Алешенька, я немного посплю, чтой-то очень устала.
   - Конечно, поспи, милая. Вот выпьешь сейчас таблетку и поспишь.
   Я повторил медикаментозный курс.
   Кстати под кроватью обнаружился роскошный ночной сосуд, так что и эта проблема была решена. Пока я возился с лекарствами, прибежал Тихон с простыней. Я укрыл больную, прихватил с собой мадеру и пошел амикошонствовать со слугой в коридоре. От мадеры Тихон расчувствовался и понес ахинею. Я заскучал и вернулся в комнату, оберегать сон болящей. Аля спала хорошим глубоким сном. Я полюбовался на ее юное лицо и принялся философствовать о странностях влюбленности, о том, как любовь превращает нормального человека в сентиментального придурка. Причем большинство из нас теряет всякое понятие о реальности и начинает верить, что только эта женщина способна заполнить для него весь мир, только она нужна ему на всю оставшуюся жизнь, только с ней он может быть счастлив.
   Неожиданный приход подвыпившего предка, слава Богу, прервал мои пустопорожние построения.
   - Петухов с девками хором поет, - сообщил громогласно Антон Иванович, не обратив внимания на спящую Алю.
   - Тише ты, крепостник! - шикнул я на него, показывая глазами на девушку. - Аля заболела.
   Я объяснил, что произошло, и Антон Иванович, то ли искренно, то ли из вежливости продемонстрировал сочувствие.
   - Я за своим крепостным-оброчником в город послал, - сообщил он, пусть соорудит тебе какую ни есть одежонку. А то, что тебе здесь с девкой киснуть? Петухов до завтра нипочем не уедет, слишком много выпил.
   Мне показалось, что много выпил не один Петухов.
   - А почему тебе к нам не присоединиться? - набрел на старую идею Антон Иванович.
   - Не хочу, чтобы твой Петухов по округе про меня рассказывал, повторил я давешние аргументы.
   - А почему бы тебе не сыскать одежду в дядюшкиных сундуках? - высказал новую мысль предок. - У него ведь должен был быть гардероб? Должен! Тишка! закричал он, опять забыв про спящую Алю. - Отведи барина в кладовую и покажи сундуки.
   Отдав распоряжение и попросив зажигалку, чтобы удивить Петухова, Антон Иванович наконец удалился. Мы же с Тихоном пошли искать ключницу, распоряжающуюся всем в доме. Ею оказалась полная, угрюмая женщина по имени Пелагия Ниловна. Тихон, льстя и, почему-то труся, передал ей распоряжение хозяина.
   Идея допустить меня до сундуков Пелагеи Ниловне очень не понравилась, и она начала что-то недовольно бурчать по нос. Я немного послушал и, видя, что если не проявлю инициативы, никаких сундуков мне не видать, рявкнул на жадную женщину и пообещал навести на нее порчу. Только после угрозы она согласилась отвести меня в святая святых.
   В кладовой, запертой на пудовый висячий замок, оказалось пять здоровенных сундуков. Сделаны они были на века, с врезными замками, и имели весьма древний вид.
   Это меня удивило. По словам Антона Ивановича, дядюшка его владел имением лет пятнадцать, сундуки же были какие-то доисторические, совсем не в едином стиле с европеизированной мебелью.
   Я принялся расспрашивать ключницу об их происхождении. Пелагия отвечала очень неохотно, но, в конце концов, купилась на лесть - я именовал ее "хозяюшкой" и всячески подчеркивал высокое положение в доме - и разговорилась. По ее словам выходило так, что поместье постоянно то уходило в частные руки, то возвращалось в казну.
   Сундуки стояли на этом месте, сколько она себя помнит, и после очередной смены хозяев в них складывалось все, что от тех оставалось ценного. Дядюшкины вещи занимали только часть четвертого сундука, пятый еще вообще пуст.
   От перспективы прикоснуться к пыли времен у меня проснулся исследовательский пыл, совершенно не одобренный Пелагеей Ниловной. Она начала валять ваньку с ключами и всячески отговаривать от экскурса в историю. Не помогли ни лесть, ни угрожающие намеки. Пришлось прибегнуть к испытанному векам средству - послать верного Тишку за бутылочкой красненького. Против неведомой мне доселе мальвазии добрая женщина не устояла. Мы мирно распили одну "бомбу" и, отправив Тихона за второй, преступили к археологическим изысканиям.
   После вскрытия первого сундука я понял, почему ключница так противилась неожиданной ревизии. Добрая женщина сгноила всю многовековую барскую рухлядь.
   В ближних сундуках хранились собольи и медвежьи шубы и шапки, какие-то камзолы и платья, почти полностью съеденные молью без ухода и проветривания. В следующих оказались более современные мундиры, платья, шляпы разных фасонов и разной степени истлевания. Больше всего было пожелтевшего от времени и плохой стирки постельного белья и аляповатых гобеленов. Ни старинного оружия, ни антикварных безделушек, найти которые я, собственно, и рассчитывал, в них не обнаружилось.
   Наиболее сохранившиеся вещи покойного хозяина оказались мне неподходящими по размеру. Судя по ним, "дядюшка" был небольшого роста и весьма тучен.
   Единственное, чем я мог воспользоваться при большой нужде - это почти новым парчовым халатом и красной турецкой феской с кисточкой. Халат был покойному, скорее всего, до пят, а мне слегка прикрывал колени и висел, как на вешалке.
   Наши неспешные этнографические исследования совместно с ключницей и слугой сопровождались постоянными взаимными пожеланиями здоровья. Тихон, который был на посылках, ослушавшись приказа, принес не два, а три лафитника, и в меру своих, как оказалось, недюжинных способностей, помогал оскудению хозяйского буфета.
   В конце концов настроение у нас сделалось праздничным, и Пелагия Ниловна без ворчания допустила явный грабеж.
   Я уволок в свою комнату, кроме упомянутых халата и фески, очень миленькое платье моды времен или очень поздней Елизаветы Петровны, или очень ранней Екатерины Алексеевны, светло-кофейного цвета с глубоким декольте, а кроме того, что-то вроде корсета, со шнуровкой сзади, панталоны девичьи с бантиками на щиколотках и связку каких-то бумаг.
   Глава одиннадцатая
   Возвратившись к себе, я рассчитывал порадовать Алю обновками, но у нее опять поднялась температура. Жар был сравнительно небольшой, я дал ей лекарство и велел не вставать. После мадеры и мальвазии настроение у меня было слегка приподнятое. Мы немного комплиментарно поболтали с больной, пока она не задремала, после чего я взялся просматривать бумаги. К моему сожалению, большинство писем оказалось на французском языке. Отложив их, я принялся разбираться с русскими. Послания были адресованы "дядюшке", как я вслед за Антоном Ивановичем начал называть покойного хозяина имения.
   Толстый, низкорослый предок был, судя по ним, большой жуир или, по-простому, бабник. На некоторых из писем были проставлены даты. Пик его любовного коварства приходился на 60-80 годы. Написаны эти "эпистолы" были разными почерками и соответственно разными дамами, но одинаково витиевато и фривольно. В них мелькали сплошные Амуры и Психеи, Купидоны и Венеры, и воспоминания о пережитых незабываемых мгновениях.
   Во втором типе писем дядюшку те же самые женщины попрекали за измены и ветреность и призывали вернуться на любовное ложе.
   Только два письма были другого толка. В одном требовали вернуть просроченный долг в две тысячи рублей, в другом речь шла о чем-то очень таинственном, потому что не назывались никакие имена, и все было написано обиняками. Кажется, дядюшке давались какие-то инструкции относительно "известного лица" и "некоей персоны". Все время повторялись призывы "хранить инкогнито" и не дать ход "комплоту", то есть заговору.
   Продравшись через фонетическую орфографию, отсутствие знаков препинания, непонятные слова и доступные только адресату намеки, я все-таки составил общее представление, о чем шла речь.
   Получалось, что автор письма, или тот, кто стоял за ним, облагодетельствовал дядюшку и помог выйти из затруднительной ситуации. Это поминалось несколько раз в связи с требованием неукоснительно выполнить инструкции относительно "некоей персоны", которая, как я понял, была в зависимости от дядюшки, и которую он должен был сохранять в "инкогнито", то бишь, в тайне.
   Никаких идей относительно раскрытия старой загадки у меня не было, хотя любопытство она пробудила. Так как делать было совершенно нечего, я еще несколько раз перечел письмо, расставил, как смог, знаки препинания и попытался вжиться "в дух эпохи".
   Не знаю, насколько верно, но смысл письма стал казаться понятнее. Судя по всему, дядюшке предлагалось крупное материальное поощрение, которое помогло бы ему выпутаться из серьезных материальных затруднений, в обмен на услугу какому-то знатному лицу. Услуга должна быть сохранена в полной тайне, чтобы не дать возможности заговорщикам или недоброжелателям воспользоваться доверенной дядюшке тайной и напакостить его благодетелю.
   Кроме этого, в письме было несколько мутных мест, которые я совсем не понял.
   Я не успел взяться за них всерьез, как проснувшаяся больная отвлекла меня на более злободневные дела. У Али опять упала температура, и она сильно вспотела. Я послал Тихона за умывальными принадлежностями. Лукавый раб, кроме выпитого в моей компании, успел еще где-то изрядно приложится к бутылке, и теперь ему было море по колено. Вино придало ему смелости, и он, по старой памяти, попытался "поднять хвост".
   Я не стал тратить время на физическое воздействие, а просто показал Тихону пальцами рожки, чем привел его суеверную душу в испуганно-трезвое состояние. Все порученное было исполнено молниеносно. Дворня забегала, в комнату втащили давешнюю бадью и кувшин с теплой водой. Между тем Аля, не обращая внимание на всю эту суету, разглядывала лежащие на лавке тряпки. Я делал вид, что не замечаю ее пристального интереса.
   - Я сейчас тебя оботру, - сказал я и намочил свое московское полотенце.
   Аля хотела было возразить, но раздумала и промолчала. Она села на постели, и я обтер ее, испытывая при этом не только гигиеническое удовольствие.
   - А что такое "подмыться"? - вдруг спросила девушка.
   Я смутился и стал думать, как бы поделикатнее осветить эту публично не обсуждаемую процедуру. Однако говорить мне ничего не пришлось, у меня это просто вытащили из головы.
   - Отвернись, - попросила девушка, безо всякого смущения вставая с постели. Я полюбовался легкой фигуркой и с сожалением отвернулся. По полу прошлепали босые ноги, и послышался плеск воды.
   - Может, тебе помочь? - с тайной надеждой предложил я.
   - Не оборачивайся! - испуганно остановила Аля мой душевный порыв.
   Я подошел к лавке, сел и в окно уставился на темнеющий двор. "Нужно заказать ужин", - подумал я, стараясь ни обращать внимание на соблазнительный плеск воды за спиной.
   - Теперь можно, - наконец раздался вполне бодрый голосок. Я обернулся. Аля успела не только помыться, но и надеть свою холщовую хламиду. - Очень есть хочется, - сказала она, не обращая внимания на мой молчаливый протест против любых, тем более таких жутких, одежд.
   Я выглянул в коридор и попросил Тихона принести ужин.
   Пока товарки Али накрывали на стол, мы почти не разговаривали. Вопрос о сложенном на лавке платье висел в воздухе, не выпадая в осадок. Не то чтобы я вредничал, наверное, больше боялся того, что платья ей не подойдут, и наступит большое разочарование.
   Наконец, еда была принесена. Мы сели за стол. Получилось так, что днем я не успел толком поесть, и был изрядно голоден.
   У Али, как только ей полегчало, тоже прорезался волчий аппетит. Мы с жадностью накинулись на вкусную деревенскую снедь.
   Оказалось, что девушка совсем не умела пользоваться столовыми приборами и не догадывалась об этом. Мне было не очень приятно смотреть, как она берет руками куски и ест, чавкая.
   Все это я фиксировал краем сознания, чтобы Аля не догадалась, о чем я думаю. Судя по тому, что она никак на меня не реагировала, похоже, что я нашел способ не давать ей бесконтрольно копаться у себя в голове. Глядя на девушку, я подумал о том, что между ней и моей бывшей женой есть что-то общее.
   - Ты женатый, барин Алеша? - внезапно потеряв интерес к еде, спросила Аля.
   - Нет, - кратко ответил я.
   - Вдовый? - продолжала она допытываться, не удовлетворившись ответом.
   - Разведенный, - невнятно буркнул я, не вдаваясь в подробности.
   - Это как так? - удивленно спросила юная вдова, не поняв смысл незнакомого слова.
   Я объяснил, что там, где я живу, когда люди не могут жить вместе, они разводятся.
   - Так это же грех! - ужаснулась Алевтина.
   - Никакого греха в этом нет. Даже церковь признает разводы. А у меня был не церковный, а гражданский брак, - опрометчиво проговорился я, испугавшись, что теперь придется рассказывать о принципе работы загсов.
   Однако Алю заинтересовало совсем другое.
   - Значит, я со своим мужиком тоже могу развестись?
   - Зачем тебе разводиться, ты теперь вдова.
   - Как так вдова? - удивленно спросила она.
   - Бабка Ульяна сказала, что твой муж умер.
   - Ишь, ты, - только и произнесла Алевтина и надолго задумалась.
   Было похоже, что новость сильно огорчила ее. Меня это почему-то обидело.
   Как ни глупо было ревновать ее к несуществующему прошлому, я все-таки ревновал.
   - А она красивая? - вдруг, невпопад с моими мыслями, спросила она.
   - Кто красивая?
   - Твоя жена.
   Вот уж действительно, кто о чем, а вшивый о бане.
   - Красивая.
   - Красивей меня?
   - Вы совсем разные, - честно сказал я и подумал, что этот вопрос надолго войдет в наши отношения. Действительно, сравнивать обеих женщин было невозможно. Одна - уверенная в себе, ухоженная, умеющая подчеркнуть свои достоинства, элегантно одетая, и другая - в холщовой рубахе, с незатейливыми косами, не умеющая прилично есть за столом.
   - Очень красивая, - вдруг печально сказала Аля, - я таких отродясь не видала. Только одежда какая-то небывалая, и голова простоволосая.
   - Это точно, - согласился я, - а ты ее ясно видела?
   - Да, почти как живую, как будто мы раньше встречались.
   Аля как-то сникла и загрустила. Хорошо, хоть ревность не протекала у нее в агрессивной форме. Я попытался ее отвлечь едой и разговорами. Она машинально отвечала, слушая меня в пол-уха. Наконец, что-то решив, вымучено улыбнулась и сказала:
   - Все равно ты меня больше любишь.
   Я хотел ее поцеловать, но она уклонилась от моих губ. Мы в молчании закончили есть. Насытившись, Аля перевернула вверх дном десертную тарелку и на нее сверху положила ложку. Я про себя хмыкнул, но промолчал. Она подозрительно покосилась на меня, но оставила все как есть. Впоследствии она тарелки больше не переворачивала.
   Мы молча сидели в полумраке комнаты. Чувствовалось, что ее что-то беспокоит.