Здесь же нашлась очередная закрытая дверь. Я толкнул ее, и - о чудо! она со скрипом отворилась. Я заглянул в комнату, - это была какая-то каморка, видимо, подсобного назначения. В ней было светлее, чем в коридоре, и я втащил туда связанного человека.
Спеленали его весьма основательно, тонкими сыромятными ремнями. Я прикрыл за собой дверь, чтобы не нарваться на какие-нибудь неожиданности, и занялся освобождением пленника. В конце концов, враг моего врага - мой друг... Сабля была так остра, что я старался действовать крайне осторожно, чтобы не поранить плененного. Через полминуты путы его были перерезаны, и он со стоном перевернулся на спину. Во рту человека торчал кляп. Конечности его так затекли, что он почти не владел ими. Я с трудом вытащил кляп, и несчастный несколько раз со стоном вдохнул и выдохнул воздух.
- Как отсюда выбраться? - спросил я, пока он пытался восстановить кровообращение в руках.
- С гульбища можно на крышу, а там как Бог даст, - торопливо ответил он.
Я не понял, о чем он говорит, "гульбище" было внизу и продолжало там орать и бесноваться.
- С какого гульбища? - переспросил я.
- Там, через камору, - опять непонятно пояснил он.
Внизу шум уменьшился. Нам нужно было срочно сматываться. Противостоять - с одной только саблей, в низком коридорчике, где невозможно даже замахнуться, - бердышам с пикой на конце, я бы не смог. Нас тут же заколют... хотя это все же предпочтительнее, чем стать жертвой на пиршественном столе безумцев.
Пленник, между тем, все еще не мог восстановить кровообращение и встать на ноги. Бросить его на произвол судьбы мне даже не пришло в голову.
- Здесь есть кто-нибудь из этих? - спросил я.
- Нет, все ушли вниз.
- Надо бежать, - сказал я, - давай я тебе помогу. Я помог ему подняться. С моей помощью он сумел удержаться на ногах.
Мы медленно вышли в коридор.
- Туда, - указал направление спутник, и мы медленно доковыляли до запертой двери, которую я смог открыть.
Теперь, зная, что на этаже никого нет, я действовал смелее и без боязни посветил зажигалкой. Дверь оказалась закрыта на наружный засов. Я отодвинул его, и мы вошли в каморку с лавками вдоль стен и большим окном. Здесь было совсем светло. Небо уже серело на востоке, и полная луна освещала все вокруг своим призрачным отраженным светом.
Ничего похожего на "гульбище" в каморе не было. Я выглянул в окно. До земли было метров пять-шесть, - достаточно, чтобы переломать ноги.
- Лезь, барин, на гульбище, - сказал спасенный. - Да где здесь гульбище?
- В окно глянь, вниз.
Я высунулся и увидел узкий балкон без ограждения, тянущийся вдоль стены. Стало понятно, откуда такое название. По нему, вероятно, бывает приятно пройтись утречком для моциона, особенно с бодуна...
Я вылез в окно и, проверив прочность настила, помог перебраться на балкон своему спутнику. Он неловко цеплялся за меня распухшими руками.
Из дома с новой силой послышались до того утихшие было вопли и крики.
- Ишь, как нечистая сила разгулялась! - сказал спутник и перекрестился.
- Иди вперед, - велел я.
Он кивнул и начал медленно двигаться, прижимаясь спиной к бревнам.
Я пошел следом, готовый отбить нападение возможных преследователей. Мы находились с тыльной стороны дома и двигались вдоль глухой теремной стены. Спутник дошел до угла и скрылся за ним.
Я чувствовал себя на "гульбище" достаточно уверенно. Ширина его была около полуметра, или даже чуть больше, так что можно было идти без опаски сорваться вниз.
Пока нас еще никто не заметил. Я зашел за угол и догнал неуверенно двигающегося спутника. Теперь мы оказались над одноэтажным крылом дома. Двускатная крыша в середине стены почти достигала балкона. Перебраться на нее было пустячным делом. А там, в крайнем случае, можно будет просто спрыгнуть на землю.
К сожалению, пристройка оказалась крытой не шершавой дранкой, а гладким тесом. К тому же скат была весьма крутым. Существовал реальный шанс съехать с него и свалиться вниз. При свете дня это было бы не очень опасно, но в темноте падать неизвестно куда чревато повреждением конечностей, что в данной ситуации грозило не только травмой, но и пленением...
Впрочем, выбирать было не из чего, и мы двинулись к кромке. Мой спутник был бос и успешно тормозил голыми ступнями. Я тоже сносно удерживался на скате. Мы уже почти достигли края крыши, когда весь план спутал появившийся на балконе охранник.
- А вы откель? - спроси он безо всякого удивления, как будто постоянно встречал ползающих по крышам людей. - Это еще что за беда?!
Потом до него что-то дошло, или он опознал чужаков. Реакция у него оказалась солдатская, - стражник добежал по гульбищу до гребня крыши и соскочил на него. Потом он уверено двинулся вперед и оказался прямо над нами. Вышло это у воина довольно ловко. Я развернулся и встал к нему лицом. Расстояние между нами было метров шесть, и достать меня бердышом он не мог.
Стражник был крепкий, коренастый малый, одетый в кольчугу странного вида, штаны и сапоги с загнутыми вверх носками. Он пока ничего не предпринимал, видимо, раздумывая, как с нами лучше разделаться.
На его месте я бы спокойно сбил бердышом, как копьем, вооруженного противника, то есть меня, а потом занялся безоружным, в крайнем случае, позвав на помощь товарищей. Никакого сопротивления я бы оказать не сумел, даже не отклонился бы от летящего с близкого расстояния оружия. Ребристые мягкие подошвы кроссовок позволяли мне достаточно уверено стоять, но уж никак не плясать на скользком скате.
Однако стражник рассудил иначе. Он начал спускаться ко мне, и тут же потерял преимущество. Кожаная обувка скользила, стоять ему было неудобно, а драться просто невозможно.
Я ожидал его приближения, наклонясь вперед и держа наготове опущенный клинок. Чувствуя, что может упасть, воин упирался пикой бердыша в крышу и быстро спускался, используя оружие, как посох.
Подойдя ко мне, он поднял древко и с глумливой усмешкой прицелился в грудь. Я взмахнул саблей ему навстречу и ударил по деревянной части оружия под острым углом.
Удар был хороший, режущий и чуть не стоил мне головы. Я только чудом удержался на ногах.
Стражнику повезло меньше. Он инстинктивно откинулся назад, спасаясь от сверкнувшей стали, которая ему ничем не грозила, невольно плюхнулся на задницу и на кольчужных кольцах, как на рольганге, слетел с крыши, не успев даже вскрикнуть или хотя бы выругаться. Через секунду снизу послышался глухой удар, вскрик и хриплые проклятия.
Я устоял на ногах, а мой новый товарищ сумел поймать скользивший мимо него бердыш без нижней половинки древка.
- Ишь ты, - радостно сказал он, используя оружие как опору. - Старинная вещь, стрелецкая. Однако ж, будь древко из дуба, нипочем бы ты его, барин, не пересек. Сплоховал солдат, плохую палку поставил.
Я еще не пришел в себя после рискованного маневра и ничего не ответил.
- А ловко у тебя получилось! Чай, сам-то офицер?
- Нет.
- А рубишься знатно.
Мы начали двигаться значительно быстрее. Напарник помогал себе бердышом, а я уже освоился на скате и не опасался поскользнуться. Мы приблизились к углу пристройки. Что нам это даст, я не очень представлял. Может, там найдется забытая кем-нибудь лестница?
- Как спускаться-то будем? - задал я почти риторический вопрос.
- Да ты, добрый человек, разве не знаешь, как избы ставят?
Я обозвал себя идиотом. Дом был рублен в "обло" и по углам на две стороны торчали концы бревен. Единственную сложность - как перелезть через нависающий над стеной свод кровли и зацепиться за бревна - можно было решить при помощи новообретенного инструмента универсального назначения - бердыша.
Перебраться с кровли на стену, кстати, оказалось самым сложным во всей нашей авантюре. Однако после долгих усилий, во время которых нам, как это ни странно, никто не помешал, мы сумели перелезть с крыши на угол дома и без помех спустились на землю.
Что меня удивило - так это тишина. Никаких криков и движения народных масс. Куда-то делся даже наш свалившийся с крыши противник.
- Петух, поди, пропел, - задумчиво сказал мой товарищ по несчастью.
- Я не слышал, - машинально ответил я, понимая, что опять попадаю впросак.
- Они зато слышали, - многозначительно заметил он.
Принимать за гипотезу, что все случившееся - дурной сон или попросту чертовщина, а не самодурство и юродство "Великого Магистра", я не спешил. Слишком уж все недавно виденное было кроваво-реально.
Оставалось надеяться, что мой новый товарищ прав, и бодрое кукареканье разогнало наших противников. Тем не менее, к воротам мы пробирались "ползком и короткими перебежками", - мало ли что...
Ночь была тихая и прохладная. Трава намокла от росы. Никто не преследовал нас и вообще не возникал в поле зрения. Хотя, судя по тому, сколько я видел здесь вечером людей, замок должен быть густо населен. Теперь же у меня возникало ощущение, что мы со спутником остались здесь одни.
Мы подбежали к воротам, но они оказались запертыми на огромный висячий замок. Открыть его я даже не пытался. Недавний страх еще не прошел, и торчать на самом виду, да еще поворачиваться спиной к открытому пространству я не решался.
Мы отошли в тень и устроили совещание. Я вспомнил, что привратники после моего появления в "замке", ушли куда-то вдоль забора. Вполне возможно, что ворота - не единственное место, через которое можно покинуть усадьбу.
О высоте забора я уже упоминал, лезть через такое ограждение я бы рискнул в самую последнюю очередь, если не останется другого выхода...
Спутник согласился со мной, и мы пошли вдоль частокола, отыскивая какой-нибудь лаз. На этот раз нам повезло. Все оказалось совсем просто. Метров через пятьдесят тропинка уперлась в пролом в стене, и мы без проблем покинули территорию крепости.
Через минуту мы выбрались на дорогу и торопливо пошли прочь от проклятого места. Только теперь я сумел толком рассмотреть своего нового товарища. Это был мужик лет сорока, одетый в холщовые портки и рубаху, подпоясанную веревкой. У него было обыкновенное крестьянское лицо, как говорится, без особых примет, если не считать таковыми упрямое выражение лица, цепкий взгляд и непривычную для крестьян подчеркнутую независимость.
Мужик был коротко острижен, чего я тоже не встречал у крепостных. Бердыш на усеченной ручке, превратившийся в секиру, он заткнул за спину, так, как носят разбойники топоры.
- Ты что, солдат? - спросил я, имея в виду его короткую стрижку.
- С чего ты взял? - не очень любезным тоном ответил он вопросом на вопрос.
- Показалось.
- Если кажется, нужно креститься.
- А как ты к сатанистам попал? - продолжал допытываться я.
- Поймали, - неопределенно ответил мужик. - У меня с ними давние счеты... Да, видать, опять не судьба им моей кровушки попить.
Отвечал он неохотно, лениво цедя слова. Мне его тон не понравился, и я прекратил разговор. В молчании мы прошли минут десять. Впереди, за поворотом дороги, заржала лошадь. Не сговариваясь, мы остановились и одновременно приготовили оружие.
- Давай-ка, барин, расставаться, - шепотом сказал мне спутник. - У тебя своя дорога, у меня своя.
- Погоди, - остановил я его, - если там люди из замка, вдвоем будет легче отбиться, а если это ищут меня, то доберешься с нами до города.
- Мне бы лучше до леса, - угрюмо пробурчал он.
- Послушай... как, кстати, тебя зовут?
- Ну, к примеру, Иваном.
- Слушай, Иван, я не собираюсь лезть в твои дела. Делай, как знаешь. Но в таком виде ты долго не пробегаешь. Тебя первый встречный властям сдаст. Мне все равно, кто ты есть. Если беглый солдат, то помогу, чем смогу, я вашу судьбу понимаю. А если разбойник, то иди своей дорогой.
- Перекрестись, что не врешь, - приказал Иван.
Я не очень умело перекрестился. В принципе, мне до этого человека не было никакого дела, но что-то притягивало к нему, и я не хотел так просто с ним разойтись.
- Ладно, - неохотно согласился Иван, - и то, правда, оголодал я, который день во рту крошки не было. Коли не лукавишь, помоги.
Мы крадучись двинулись дальше. За поворотом в рассветном сумраке проглядывалась знакомая двуколка с большими колесами и две фигуры возле нее. Ко мне бросилась зареванная, несчастная Аля и припала к груди.
- Уж, как я боялась, Алешенька! - говорила она между всхлипываниями. Как ты пропал, и нигде нету... Где искать, не знаю... Люди добрые сказали, что в хоромину тебя повезли... Ан, и там пусто... Всю ночь ждем... Семена совсем измучила...
Под Алины причитания мы подошли к двуколке, на которой сидел хмурый и заспанный Дусин "аморет" Семен.
Узнав меня, он без лишних слов начал разворачивать лошадь.
Вчетвером на двуколке нам было не разместиться, и я посадил Алю к себе на колени. Она, преодолев крестьянскую стеснительность, обхватила мою шею руками и прижалась к груди. Ее живое тепло окончательно вернуло меня к реальности, и сразу захотелось всего земного: любви, еды и сна.
Глава двадцатая
Когда мы добрались до резиденции портного, окончательно рассвело. Дом уже начал просыпался. По двору сновала хозяйка и кухонные девки. Я попросил Котомкину накормить и устроить Ивана. Они ушли в глубь подворья, а мы с Алей - в нашу комнату. Через минуту туда явился Фрол Исаевич, тоже встревоженный моим исчезновением.
Я вкратце, без мистических подробностей, рассказал, что со мной приключилось и как нам с Иваном удалось бежать. Видок у меня был еще тот, ободранный и утомленный, так что, думаю, у портного никаких сомнений в правдивости моего повествования не возникло.
Фрол Исаевич отнесся к происшествию очень серьезно. Оказалось, что замок пользуется у местных жителей дурной репутацией, и туда никто не ходит.
- Нечистое это место, - окончил свой рассказ портной, - народу там сгинуло до жути. Начальство дознание делало, ан, все попусту. Даже караул ставили, когда один чиновник из столицы пропал. Караул постоял, а потом и сам исчез. С тех пор никто к этому месту и близко не подходит.
- А чье это владение? - поинтересовался я.
- Бог его знает. Там, говорят, еще со времен государя Алексея Михалыча никто не живет. Как вы ноги оттуда унесли, ума не приложу...
О таинственном месте Котомкин говорил очень неохотно и все время крестился (или открещивался?). Мне было интересно узнать подробности, и я все-таки выпытал у него некоторые сведения.
Этот замок - самое древнее строение в округе, много старше самого Троицка. Возвел его какой-то забытый уже воевода, чтобы спрятать от царя награбленное на воеводстве имущество. Был такой в старину способ пополнять государеву казну: отзывали в Москву воевод, а по дороге их перехватывала царская дружина и экспроприировала экспроприированное. Тогда начал многомудрый чиновный народ искать способы сохранить свое кровно награбленное имущество и придумал устраивать разнообразные схроны.
Для такой цели и был, видимо, построен это острог или, по-другому, замок. Оставив в нем "нажитую" рухлядь и казну, под присмотром доверенного дьяка со стражею, воевода налегке отправился под государевы очи, да и сгинул с концами. То ли сам помер, то ли в опале пропал.
Дьяк завладел всеми ценностями и ни полушки не отдал воеводским сиротам.
Пошли слухи и разговоры. Новый воевода, прознав про дьяковы дела, предпринял против него розыск, но замок был уже пуст. С тех пор несколько раз бесхозное владение жаловалось разным чиновным людям, да так и не обрело хозяина.
Пока мы разговаривали, вернувшаяся хозяйка накрыла на стол. Я был совсем измочален и, наскоро перекусив, собрался ложиться. Аля, тоже не спавшая всю ночь, решила составить мне компанию.
День был воскресный, и вся семья портного с подмастерьями и учениками отправилась к заутрене. Мы остались в доме одни. Я сходил навестить Ивана, которого поселили в сенном сарае. Его накормили, он помылся и тоже собирался на боковую.
Когда я вернулся к себе, Аля была уже в постели. Ее одежда, аккуратно сложенная, лежала на лавке. Я знал весь ее скромный гардероб и тут же вычислил, что на себе она ничего не оставила. К месту вспомнилась польская фрашка под названием "Моя родословная".
Чтобы быть правильно понятым, приведу ее полностью:
Вначале был хаос,
лишь звезд охапка...
Затем - неизвестно,
зимой или летом повстречалась моя прапрапрабабка
с моим прапрапрадедом.....
Она просила:
"Не шали в ясный день,
при свете шалостей
не выношу я!"
Но он ко всем просьбам
был глух как пень...
От этого пня
происхожу я.
... Я начал медленно раздеваться. Аля, неплотно прикрыв глаза, наблюдала за мной. Когда я снял плавки, она все-таки отвернулась. Я потянул на себя простыню. Аля попыталась схватить ее за край, упустила и повернулась ко мне.
- Ой, Алешенька, что ты делаешь, а вдруг кто войдет... - лицемерно сказала она. - Ты же устал...
Я лег на нее и поймал еще что-то шепчущие губы. Аля начала задыхаться и с силой обхватила меня руками. Страсть вскипела мгновенно. На прелюдию у нас не хватило времени. Пережитые опасности и тревоги до предела обострили эмоции.
Она сама помогла войти в себя и подняла ноги, чтобы вобрать меня всего.
Потом началось нечто упоительное и бесстыдное, то, что в ночных телепрограммах называется "Эротические фантазии". Фантазий у нас было много, и все буйные и яростные. Мы терзали друг друга, спеша насытиться любовью, как будто кто-то пытался помешать нам.
Сильное, горячее женское тело изгибало не девчоночье любопытство, а неутоленная страсть взрослой одинокой женщины. Я сам впал в неистовство и не мог насытиться. Боязнь сделать ей больно исчезла. Але самой хотелось сладкой боли объятий и предельной близости. Выуживая из моей головы самые рискованные и откровенные мысли, она тут же воплощала их в реальность.
Меньше чем за полчаса мы вконец измучили друг друга и устроили небольшой антракт с нежностями и ласками.
- Я так испугалась, что никогда тебя больше не увижу, - словно оправдываясь, сказала она. - Я знаю, как ты мучился все эти ночи...
Меня опять захлестнула горячая волна нежности и желания, и я сдавил ее в объятиях...
Мы проспали до возвращения хозяев из церкви. Потом долго обедали, стараясь не притушить жгучего чувства, объединившего нас. Только после того, как Алю позвала Дуня, и она ушла, я взялся рассматривать свой вчерашний трофей.
Мой школьный историк, забавный одинокий старикан, был коллекционером холодного оружия, здорово повернутым на своем хобби. У него была изрядная коллекция старого русского булата, и о ней он мог говорить часами.
Самым лучшим способом сорвать его урок было задать "умный вопрос" о каком-нибудь кавказском или индийском булате.
Он тут же терял всякий интерес к теме занятий и закатывал нам часовую лекцию. Поэтому все мальчишки нашего класса немного разбирались в саблях, шашках, палашах, ятаганах.
Минимум два раза в год мы ходили на экскурсии в оружейную палату и, по возможности, на выставки холодного оружия. Так что кое-какое представление о клинках я имел.
Однако ничего подобного я никогда еще не только не держал в руках, но и не видел. То, что это очень дорогая вещь, ясно стало уже по отделке ножен и эфеса. Они были украшены тончайшей гравировкой, чеканкой, резьбой, самоцветными камнями, литыми и кованными из серебра и золота деталями.
Однако главной ценностью, на мой взгляд, был булатный клинок. Я примерно знал принцип, по которому куются такие мечи. Это очень трудоемкое и сложное производство.
В техническом смысле, булат - это особая разновидность твердой стали, обладающая большою упругостью и вязкостью.
Булатный клинок способен получать при отточке наивысшую степень острия. Хороший булат легко перерезает подброшенный в воздух газовый платок, тогда как клинок из самой лучшей инструментальной стали в состоянии перерезать только плотные виды шелковой материи.
У азиатов булат передается как родовая драгоценность. Главный признак, которым отличается булат от обыкновенной стали, - это узор, получаемый металлом во время ковки. При оценке булата принимают во внимание: форму узора, крупность его и цвет металла, то есть грунта узора.
По форме узор различается на полосатый, когда он состоит из прямых линий, почти параллельных между собою - это признак низшего качества. При повышении качества в булате между прямыми линиями попадаются кривые, и тогда он называется струйчатым.
Если кривые линии являются господствующими, то такой булат называется волнистым. Когда прямые линии очень коротки, и пряди, извиваясь между ними, идут по всем направлениям, то булат получает название сетчатого...
И наконец, когда рисунок, проходя во всю ширину клинка, повторяется по длине его, такой булат по узору считается наиболее совершенным и называется коленчатым.
По крупности узора азиатские клинки бывают трех видов: когда узор имеет крупность нотных знаков - это признак высшего достоинства; средним называется узор, когда он не превосходит величину мелкого письма, и наконец, мелкий узор служит указанием на низшее качество; величина его, однако, такова, что он легко может быть замечен невооруженным глазом.
По грунту, то есть по цвету металла между узорами, различают три рода булатов: серые, бурые и черные. Чем грунт темнее, а узор на нем белее и выпуклее, тем и достоинство булата выше.
Но, кроме этих родовых признаков, специалисты подмечают еще индивидуальные качества клинка, различая их по отливу поверхности при косвенном падении лучей света и по звону.
Иные булаты не имеют отлива вовсе, иные отливают красноватым цветом, а иные золотистым. В Азии лучшими булатами считают табан и хорасан, средними гынды (куш гынды), а худшими - нейрис и шам. Правда и то, что "худший" клинок стоит столько же, сколько несколько хороших "мерседесов" и без труда проткнет лучший бронежилет.
Лучший булатный клинок должен обладать следующими качествами: узор его должен быть крупный, сетчатый или коленчатый, белый, отчетливо выделяющийся на черном фоне, с золотистым отливом, и должен обладать чистым и долгим звуком.
Об изготовлении булатов в Индии упоминает еще Аристотель. Индийскую разновидность клинков, в отличие от других булатов - персидских, малайских, японских, - называют "вуц".
В детстве я читал роман этого моего теперешнего современника, Вальтера Скотта про английского короля Ричарда Львиное Сердце и его встречу с самым известным курдом, султаном Египта, Салах-Ад-Дином (по-европейски Саладином), у которого была такая уникальная сабля.
Теперь похожее чудо я держал в своих собственных руках
Возможно, этим клинком какой-нибудь сарацинский царь лет пятьсот-шестьсот назад разил закованных в стальные доспехи крестоносцев...
Оружие было в идеальном состоянии. Ни одно пятнышко ржавчины не уродовало золотистое лезвие с характерным "сетчатым" рисунком.
Сабля, за счет массивного эфеса с золотыми украшениями тыла, тяжелее спортивного эспадрона, но все равно очень хорошо ложилась в руку. Удивительно, - но после вчерашних событий, на клинке не осталось следов крови.
Я не выдержал и сделал несколько атакующих выпадов. Потом подбросил в воздух новый Алин платочек и перерубил его пополам.
Это было круто. К сожалению, больше рубить было нечего, а то я непременно испытал бы клинок на более подходящих материалах.
Мои упражнения прервал Котомкин. Он вошел и смущенно остановился у порога.
- Что еще случилось? - спросил я его безо всяких околичностей.
- Барин, я насчет солдата.
- А что с ним?
- С ним-то ничего, спит в сарае. Да как бы чего не вышло. Он, поди, дезертир? Начальство прознает, по головке не погладит...
- Тебе-то чего бояться, - невинным тоном ответил я, - это мой крепостной, казачок. Будет состоять при мне.
- Оно, конечно, - усмехнулся портной, - ежели казачок, тогда понятно. Только больно он того, на солдата смахивает. И нет у него в глазах почтения. Ты бы с ним, барин, поговорил, вразумил. Мало ли что...
- Хорошо, поговорю. И когда ты все это успел заметить?
- Хозяйством нужно управлять, без этого нам никак.
- Зря вы, Фрол Исаевич, волнуетесь, - легкомысленно успокоил я портного, - кто его будет разыскивать? Да и каким образом? Думаете, могут пробить по компьютеру?
- Прибить могут, - глубокомысленно согласился он, - это у нас всегда пожалуйста. И по этому, как его, "комутору" могут дать, и просто по морде. Дело житейское...
- Ну, так чего зря волноваться? Иван - мужик смирный, а что на солдата похож, что в этом такого? Я вот на лекаря не похож, и ничего, лечу людей.
- Тогда ладно, мое дело упредить...
В это время прибыл посыльный от генеральши с обещанными платьями.
То ли я забыл об этом предложении, то ли было не до того, но я даже не предупредил девушку, какое ей предстоит райское блаженство.
Так что Аля про ожидаемый подарок не знала, и получился самый настоящий сюрприз. Переждав взрыв эмоций, я предоставил своей возлюбленной, вместе с ее новой подружкой Дуней, примерять наряды, а сам задумался о некой подозрительной управляемости, которую обнаружил в своих недавних действиях.
Начать с того, что я поехал на крестьянской бричке неизвестно куда, со странным возницей, с первого взгляда не внушившим мне никакого доверия.
Затем, вместо того, чтобы бежать без оглядки из замка, я, рискуя жизнью, спасал неизвестного мне человека.
Я уговорил Ивана поехать со мной в чужой дом, рискуя нарваться на очень крупные неприятности.
И наконец, я подставлял Котомкина, которому сокрытие беглого солдата могло обойтись еще дороже, чем мне.
Приятно думать о себе как о человеке большой души. Однако, если глубоко покопаешься в собственных потрохах, то поневоле признаешь, что эта самая бессмертная и уникальная душа, возможно, и велика, - но лишь в весовой категории очень мелких душонок. Я, конечно, вроде бы не подлец и не мерзавец, но и отнюдь не герой, способный пожертвовать свободой, а то и жизнью, ради первого встречного.
Как ни неприятно это осознавать, но создавалось впечатление, что мною манипулируют и используют втемную.
Эта мысль не раз приходила в голову, но я самолюбиво от нее открещивался. Хотя, похоже, это был бы самый верный ответ на все вопросы.
Теперь мне до смерти захотелось докопаться: кто же обладает такой божественной или демонической силой внушения, способной заставить вполне вменяемого человека выполнять свою волю, - и даже не осознавать при этом, что его ущемляют в свободе выбора?
Однако на любое событие можно смотреть с разных сторон. Если меня втянули в авантюру против воли, то пока я все-таки в большом выигрыше. Я встретил большую, нежданную любовь, стал участником совершенно уникальных приключений, узнал то, чего не вычитаешь ни в каких книгах.
Жизнь продолжалась, полнее и интереснее, чем когда бы то ни было. Впереди ждало будущее, которое для моих современников давно уже стало прошлым, - но для меня самого отнюдь не делалось менее реальным, чем бытие в нашем времени...
Спеленали его весьма основательно, тонкими сыромятными ремнями. Я прикрыл за собой дверь, чтобы не нарваться на какие-нибудь неожиданности, и занялся освобождением пленника. В конце концов, враг моего врага - мой друг... Сабля была так остра, что я старался действовать крайне осторожно, чтобы не поранить плененного. Через полминуты путы его были перерезаны, и он со стоном перевернулся на спину. Во рту человека торчал кляп. Конечности его так затекли, что он почти не владел ими. Я с трудом вытащил кляп, и несчастный несколько раз со стоном вдохнул и выдохнул воздух.
- Как отсюда выбраться? - спросил я, пока он пытался восстановить кровообращение в руках.
- С гульбища можно на крышу, а там как Бог даст, - торопливо ответил он.
Я не понял, о чем он говорит, "гульбище" было внизу и продолжало там орать и бесноваться.
- С какого гульбища? - переспросил я.
- Там, через камору, - опять непонятно пояснил он.
Внизу шум уменьшился. Нам нужно было срочно сматываться. Противостоять - с одной только саблей, в низком коридорчике, где невозможно даже замахнуться, - бердышам с пикой на конце, я бы не смог. Нас тут же заколют... хотя это все же предпочтительнее, чем стать жертвой на пиршественном столе безумцев.
Пленник, между тем, все еще не мог восстановить кровообращение и встать на ноги. Бросить его на произвол судьбы мне даже не пришло в голову.
- Здесь есть кто-нибудь из этих? - спросил я.
- Нет, все ушли вниз.
- Надо бежать, - сказал я, - давай я тебе помогу. Я помог ему подняться. С моей помощью он сумел удержаться на ногах.
Мы медленно вышли в коридор.
- Туда, - указал направление спутник, и мы медленно доковыляли до запертой двери, которую я смог открыть.
Теперь, зная, что на этаже никого нет, я действовал смелее и без боязни посветил зажигалкой. Дверь оказалась закрыта на наружный засов. Я отодвинул его, и мы вошли в каморку с лавками вдоль стен и большим окном. Здесь было совсем светло. Небо уже серело на востоке, и полная луна освещала все вокруг своим призрачным отраженным светом.
Ничего похожего на "гульбище" в каморе не было. Я выглянул в окно. До земли было метров пять-шесть, - достаточно, чтобы переломать ноги.
- Лезь, барин, на гульбище, - сказал спасенный. - Да где здесь гульбище?
- В окно глянь, вниз.
Я высунулся и увидел узкий балкон без ограждения, тянущийся вдоль стены. Стало понятно, откуда такое название. По нему, вероятно, бывает приятно пройтись утречком для моциона, особенно с бодуна...
Я вылез в окно и, проверив прочность настила, помог перебраться на балкон своему спутнику. Он неловко цеплялся за меня распухшими руками.
Из дома с новой силой послышались до того утихшие было вопли и крики.
- Ишь, как нечистая сила разгулялась! - сказал спутник и перекрестился.
- Иди вперед, - велел я.
Он кивнул и начал медленно двигаться, прижимаясь спиной к бревнам.
Я пошел следом, готовый отбить нападение возможных преследователей. Мы находились с тыльной стороны дома и двигались вдоль глухой теремной стены. Спутник дошел до угла и скрылся за ним.
Я чувствовал себя на "гульбище" достаточно уверенно. Ширина его была около полуметра, или даже чуть больше, так что можно было идти без опаски сорваться вниз.
Пока нас еще никто не заметил. Я зашел за угол и догнал неуверенно двигающегося спутника. Теперь мы оказались над одноэтажным крылом дома. Двускатная крыша в середине стены почти достигала балкона. Перебраться на нее было пустячным делом. А там, в крайнем случае, можно будет просто спрыгнуть на землю.
К сожалению, пристройка оказалась крытой не шершавой дранкой, а гладким тесом. К тому же скат была весьма крутым. Существовал реальный шанс съехать с него и свалиться вниз. При свете дня это было бы не очень опасно, но в темноте падать неизвестно куда чревато повреждением конечностей, что в данной ситуации грозило не только травмой, но и пленением...
Впрочем, выбирать было не из чего, и мы двинулись к кромке. Мой спутник был бос и успешно тормозил голыми ступнями. Я тоже сносно удерживался на скате. Мы уже почти достигли края крыши, когда весь план спутал появившийся на балконе охранник.
- А вы откель? - спроси он безо всякого удивления, как будто постоянно встречал ползающих по крышам людей. - Это еще что за беда?!
Потом до него что-то дошло, или он опознал чужаков. Реакция у него оказалась солдатская, - стражник добежал по гульбищу до гребня крыши и соскочил на него. Потом он уверено двинулся вперед и оказался прямо над нами. Вышло это у воина довольно ловко. Я развернулся и встал к нему лицом. Расстояние между нами было метров шесть, и достать меня бердышом он не мог.
Стражник был крепкий, коренастый малый, одетый в кольчугу странного вида, штаны и сапоги с загнутыми вверх носками. Он пока ничего не предпринимал, видимо, раздумывая, как с нами лучше разделаться.
На его месте я бы спокойно сбил бердышом, как копьем, вооруженного противника, то есть меня, а потом занялся безоружным, в крайнем случае, позвав на помощь товарищей. Никакого сопротивления я бы оказать не сумел, даже не отклонился бы от летящего с близкого расстояния оружия. Ребристые мягкие подошвы кроссовок позволяли мне достаточно уверено стоять, но уж никак не плясать на скользком скате.
Однако стражник рассудил иначе. Он начал спускаться ко мне, и тут же потерял преимущество. Кожаная обувка скользила, стоять ему было неудобно, а драться просто невозможно.
Я ожидал его приближения, наклонясь вперед и держа наготове опущенный клинок. Чувствуя, что может упасть, воин упирался пикой бердыша в крышу и быстро спускался, используя оружие, как посох.
Подойдя ко мне, он поднял древко и с глумливой усмешкой прицелился в грудь. Я взмахнул саблей ему навстречу и ударил по деревянной части оружия под острым углом.
Удар был хороший, режущий и чуть не стоил мне головы. Я только чудом удержался на ногах.
Стражнику повезло меньше. Он инстинктивно откинулся назад, спасаясь от сверкнувшей стали, которая ему ничем не грозила, невольно плюхнулся на задницу и на кольчужных кольцах, как на рольганге, слетел с крыши, не успев даже вскрикнуть или хотя бы выругаться. Через секунду снизу послышался глухой удар, вскрик и хриплые проклятия.
Я устоял на ногах, а мой новый товарищ сумел поймать скользивший мимо него бердыш без нижней половинки древка.
- Ишь ты, - радостно сказал он, используя оружие как опору. - Старинная вещь, стрелецкая. Однако ж, будь древко из дуба, нипочем бы ты его, барин, не пересек. Сплоховал солдат, плохую палку поставил.
Я еще не пришел в себя после рискованного маневра и ничего не ответил.
- А ловко у тебя получилось! Чай, сам-то офицер?
- Нет.
- А рубишься знатно.
Мы начали двигаться значительно быстрее. Напарник помогал себе бердышом, а я уже освоился на скате и не опасался поскользнуться. Мы приблизились к углу пристройки. Что нам это даст, я не очень представлял. Может, там найдется забытая кем-нибудь лестница?
- Как спускаться-то будем? - задал я почти риторический вопрос.
- Да ты, добрый человек, разве не знаешь, как избы ставят?
Я обозвал себя идиотом. Дом был рублен в "обло" и по углам на две стороны торчали концы бревен. Единственную сложность - как перелезть через нависающий над стеной свод кровли и зацепиться за бревна - можно было решить при помощи новообретенного инструмента универсального назначения - бердыша.
Перебраться с кровли на стену, кстати, оказалось самым сложным во всей нашей авантюре. Однако после долгих усилий, во время которых нам, как это ни странно, никто не помешал, мы сумели перелезть с крыши на угол дома и без помех спустились на землю.
Что меня удивило - так это тишина. Никаких криков и движения народных масс. Куда-то делся даже наш свалившийся с крыши противник.
- Петух, поди, пропел, - задумчиво сказал мой товарищ по несчастью.
- Я не слышал, - машинально ответил я, понимая, что опять попадаю впросак.
- Они зато слышали, - многозначительно заметил он.
Принимать за гипотезу, что все случившееся - дурной сон или попросту чертовщина, а не самодурство и юродство "Великого Магистра", я не спешил. Слишком уж все недавно виденное было кроваво-реально.
Оставалось надеяться, что мой новый товарищ прав, и бодрое кукареканье разогнало наших противников. Тем не менее, к воротам мы пробирались "ползком и короткими перебежками", - мало ли что...
Ночь была тихая и прохладная. Трава намокла от росы. Никто не преследовал нас и вообще не возникал в поле зрения. Хотя, судя по тому, сколько я видел здесь вечером людей, замок должен быть густо населен. Теперь же у меня возникало ощущение, что мы со спутником остались здесь одни.
Мы подбежали к воротам, но они оказались запертыми на огромный висячий замок. Открыть его я даже не пытался. Недавний страх еще не прошел, и торчать на самом виду, да еще поворачиваться спиной к открытому пространству я не решался.
Мы отошли в тень и устроили совещание. Я вспомнил, что привратники после моего появления в "замке", ушли куда-то вдоль забора. Вполне возможно, что ворота - не единственное место, через которое можно покинуть усадьбу.
О высоте забора я уже упоминал, лезть через такое ограждение я бы рискнул в самую последнюю очередь, если не останется другого выхода...
Спутник согласился со мной, и мы пошли вдоль частокола, отыскивая какой-нибудь лаз. На этот раз нам повезло. Все оказалось совсем просто. Метров через пятьдесят тропинка уперлась в пролом в стене, и мы без проблем покинули территорию крепости.
Через минуту мы выбрались на дорогу и торопливо пошли прочь от проклятого места. Только теперь я сумел толком рассмотреть своего нового товарища. Это был мужик лет сорока, одетый в холщовые портки и рубаху, подпоясанную веревкой. У него было обыкновенное крестьянское лицо, как говорится, без особых примет, если не считать таковыми упрямое выражение лица, цепкий взгляд и непривычную для крестьян подчеркнутую независимость.
Мужик был коротко острижен, чего я тоже не встречал у крепостных. Бердыш на усеченной ручке, превратившийся в секиру, он заткнул за спину, так, как носят разбойники топоры.
- Ты что, солдат? - спросил я, имея в виду его короткую стрижку.
- С чего ты взял? - не очень любезным тоном ответил он вопросом на вопрос.
- Показалось.
- Если кажется, нужно креститься.
- А как ты к сатанистам попал? - продолжал допытываться я.
- Поймали, - неопределенно ответил мужик. - У меня с ними давние счеты... Да, видать, опять не судьба им моей кровушки попить.
Отвечал он неохотно, лениво цедя слова. Мне его тон не понравился, и я прекратил разговор. В молчании мы прошли минут десять. Впереди, за поворотом дороги, заржала лошадь. Не сговариваясь, мы остановились и одновременно приготовили оружие.
- Давай-ка, барин, расставаться, - шепотом сказал мне спутник. - У тебя своя дорога, у меня своя.
- Погоди, - остановил я его, - если там люди из замка, вдвоем будет легче отбиться, а если это ищут меня, то доберешься с нами до города.
- Мне бы лучше до леса, - угрюмо пробурчал он.
- Послушай... как, кстати, тебя зовут?
- Ну, к примеру, Иваном.
- Слушай, Иван, я не собираюсь лезть в твои дела. Делай, как знаешь. Но в таком виде ты долго не пробегаешь. Тебя первый встречный властям сдаст. Мне все равно, кто ты есть. Если беглый солдат, то помогу, чем смогу, я вашу судьбу понимаю. А если разбойник, то иди своей дорогой.
- Перекрестись, что не врешь, - приказал Иван.
Я не очень умело перекрестился. В принципе, мне до этого человека не было никакого дела, но что-то притягивало к нему, и я не хотел так просто с ним разойтись.
- Ладно, - неохотно согласился Иван, - и то, правда, оголодал я, который день во рту крошки не было. Коли не лукавишь, помоги.
Мы крадучись двинулись дальше. За поворотом в рассветном сумраке проглядывалась знакомая двуколка с большими колесами и две фигуры возле нее. Ко мне бросилась зареванная, несчастная Аля и припала к груди.
- Уж, как я боялась, Алешенька! - говорила она между всхлипываниями. Как ты пропал, и нигде нету... Где искать, не знаю... Люди добрые сказали, что в хоромину тебя повезли... Ан, и там пусто... Всю ночь ждем... Семена совсем измучила...
Под Алины причитания мы подошли к двуколке, на которой сидел хмурый и заспанный Дусин "аморет" Семен.
Узнав меня, он без лишних слов начал разворачивать лошадь.
Вчетвером на двуколке нам было не разместиться, и я посадил Алю к себе на колени. Она, преодолев крестьянскую стеснительность, обхватила мою шею руками и прижалась к груди. Ее живое тепло окончательно вернуло меня к реальности, и сразу захотелось всего земного: любви, еды и сна.
Глава двадцатая
Когда мы добрались до резиденции портного, окончательно рассвело. Дом уже начал просыпался. По двору сновала хозяйка и кухонные девки. Я попросил Котомкину накормить и устроить Ивана. Они ушли в глубь подворья, а мы с Алей - в нашу комнату. Через минуту туда явился Фрол Исаевич, тоже встревоженный моим исчезновением.
Я вкратце, без мистических подробностей, рассказал, что со мной приключилось и как нам с Иваном удалось бежать. Видок у меня был еще тот, ободранный и утомленный, так что, думаю, у портного никаких сомнений в правдивости моего повествования не возникло.
Фрол Исаевич отнесся к происшествию очень серьезно. Оказалось, что замок пользуется у местных жителей дурной репутацией, и туда никто не ходит.
- Нечистое это место, - окончил свой рассказ портной, - народу там сгинуло до жути. Начальство дознание делало, ан, все попусту. Даже караул ставили, когда один чиновник из столицы пропал. Караул постоял, а потом и сам исчез. С тех пор никто к этому месту и близко не подходит.
- А чье это владение? - поинтересовался я.
- Бог его знает. Там, говорят, еще со времен государя Алексея Михалыча никто не живет. Как вы ноги оттуда унесли, ума не приложу...
О таинственном месте Котомкин говорил очень неохотно и все время крестился (или открещивался?). Мне было интересно узнать подробности, и я все-таки выпытал у него некоторые сведения.
Этот замок - самое древнее строение в округе, много старше самого Троицка. Возвел его какой-то забытый уже воевода, чтобы спрятать от царя награбленное на воеводстве имущество. Был такой в старину способ пополнять государеву казну: отзывали в Москву воевод, а по дороге их перехватывала царская дружина и экспроприировала экспроприированное. Тогда начал многомудрый чиновный народ искать способы сохранить свое кровно награбленное имущество и придумал устраивать разнообразные схроны.
Для такой цели и был, видимо, построен это острог или, по-другому, замок. Оставив в нем "нажитую" рухлядь и казну, под присмотром доверенного дьяка со стражею, воевода налегке отправился под государевы очи, да и сгинул с концами. То ли сам помер, то ли в опале пропал.
Дьяк завладел всеми ценностями и ни полушки не отдал воеводским сиротам.
Пошли слухи и разговоры. Новый воевода, прознав про дьяковы дела, предпринял против него розыск, но замок был уже пуст. С тех пор несколько раз бесхозное владение жаловалось разным чиновным людям, да так и не обрело хозяина.
Пока мы разговаривали, вернувшаяся хозяйка накрыла на стол. Я был совсем измочален и, наскоро перекусив, собрался ложиться. Аля, тоже не спавшая всю ночь, решила составить мне компанию.
День был воскресный, и вся семья портного с подмастерьями и учениками отправилась к заутрене. Мы остались в доме одни. Я сходил навестить Ивана, которого поселили в сенном сарае. Его накормили, он помылся и тоже собирался на боковую.
Когда я вернулся к себе, Аля была уже в постели. Ее одежда, аккуратно сложенная, лежала на лавке. Я знал весь ее скромный гардероб и тут же вычислил, что на себе она ничего не оставила. К месту вспомнилась польская фрашка под названием "Моя родословная".
Чтобы быть правильно понятым, приведу ее полностью:
Вначале был хаос,
лишь звезд охапка...
Затем - неизвестно,
зимой или летом повстречалась моя прапрапрабабка
с моим прапрапрадедом.....
Она просила:
"Не шали в ясный день,
при свете шалостей
не выношу я!"
Но он ко всем просьбам
был глух как пень...
От этого пня
происхожу я.
... Я начал медленно раздеваться. Аля, неплотно прикрыв глаза, наблюдала за мной. Когда я снял плавки, она все-таки отвернулась. Я потянул на себя простыню. Аля попыталась схватить ее за край, упустила и повернулась ко мне.
- Ой, Алешенька, что ты делаешь, а вдруг кто войдет... - лицемерно сказала она. - Ты же устал...
Я лег на нее и поймал еще что-то шепчущие губы. Аля начала задыхаться и с силой обхватила меня руками. Страсть вскипела мгновенно. На прелюдию у нас не хватило времени. Пережитые опасности и тревоги до предела обострили эмоции.
Она сама помогла войти в себя и подняла ноги, чтобы вобрать меня всего.
Потом началось нечто упоительное и бесстыдное, то, что в ночных телепрограммах называется "Эротические фантазии". Фантазий у нас было много, и все буйные и яростные. Мы терзали друг друга, спеша насытиться любовью, как будто кто-то пытался помешать нам.
Сильное, горячее женское тело изгибало не девчоночье любопытство, а неутоленная страсть взрослой одинокой женщины. Я сам впал в неистовство и не мог насытиться. Боязнь сделать ей больно исчезла. Але самой хотелось сладкой боли объятий и предельной близости. Выуживая из моей головы самые рискованные и откровенные мысли, она тут же воплощала их в реальность.
Меньше чем за полчаса мы вконец измучили друг друга и устроили небольшой антракт с нежностями и ласками.
- Я так испугалась, что никогда тебя больше не увижу, - словно оправдываясь, сказала она. - Я знаю, как ты мучился все эти ночи...
Меня опять захлестнула горячая волна нежности и желания, и я сдавил ее в объятиях...
Мы проспали до возвращения хозяев из церкви. Потом долго обедали, стараясь не притушить жгучего чувства, объединившего нас. Только после того, как Алю позвала Дуня, и она ушла, я взялся рассматривать свой вчерашний трофей.
Мой школьный историк, забавный одинокий старикан, был коллекционером холодного оружия, здорово повернутым на своем хобби. У него была изрядная коллекция старого русского булата, и о ней он мог говорить часами.
Самым лучшим способом сорвать его урок было задать "умный вопрос" о каком-нибудь кавказском или индийском булате.
Он тут же терял всякий интерес к теме занятий и закатывал нам часовую лекцию. Поэтому все мальчишки нашего класса немного разбирались в саблях, шашках, палашах, ятаганах.
Минимум два раза в год мы ходили на экскурсии в оружейную палату и, по возможности, на выставки холодного оружия. Так что кое-какое представление о клинках я имел.
Однако ничего подобного я никогда еще не только не держал в руках, но и не видел. То, что это очень дорогая вещь, ясно стало уже по отделке ножен и эфеса. Они были украшены тончайшей гравировкой, чеканкой, резьбой, самоцветными камнями, литыми и кованными из серебра и золота деталями.
Однако главной ценностью, на мой взгляд, был булатный клинок. Я примерно знал принцип, по которому куются такие мечи. Это очень трудоемкое и сложное производство.
В техническом смысле, булат - это особая разновидность твердой стали, обладающая большою упругостью и вязкостью.
Булатный клинок способен получать при отточке наивысшую степень острия. Хороший булат легко перерезает подброшенный в воздух газовый платок, тогда как клинок из самой лучшей инструментальной стали в состоянии перерезать только плотные виды шелковой материи.
У азиатов булат передается как родовая драгоценность. Главный признак, которым отличается булат от обыкновенной стали, - это узор, получаемый металлом во время ковки. При оценке булата принимают во внимание: форму узора, крупность его и цвет металла, то есть грунта узора.
По форме узор различается на полосатый, когда он состоит из прямых линий, почти параллельных между собою - это признак низшего качества. При повышении качества в булате между прямыми линиями попадаются кривые, и тогда он называется струйчатым.
Если кривые линии являются господствующими, то такой булат называется волнистым. Когда прямые линии очень коротки, и пряди, извиваясь между ними, идут по всем направлениям, то булат получает название сетчатого...
И наконец, когда рисунок, проходя во всю ширину клинка, повторяется по длине его, такой булат по узору считается наиболее совершенным и называется коленчатым.
По крупности узора азиатские клинки бывают трех видов: когда узор имеет крупность нотных знаков - это признак высшего достоинства; средним называется узор, когда он не превосходит величину мелкого письма, и наконец, мелкий узор служит указанием на низшее качество; величина его, однако, такова, что он легко может быть замечен невооруженным глазом.
По грунту, то есть по цвету металла между узорами, различают три рода булатов: серые, бурые и черные. Чем грунт темнее, а узор на нем белее и выпуклее, тем и достоинство булата выше.
Но, кроме этих родовых признаков, специалисты подмечают еще индивидуальные качества клинка, различая их по отливу поверхности при косвенном падении лучей света и по звону.
Иные булаты не имеют отлива вовсе, иные отливают красноватым цветом, а иные золотистым. В Азии лучшими булатами считают табан и хорасан, средними гынды (куш гынды), а худшими - нейрис и шам. Правда и то, что "худший" клинок стоит столько же, сколько несколько хороших "мерседесов" и без труда проткнет лучший бронежилет.
Лучший булатный клинок должен обладать следующими качествами: узор его должен быть крупный, сетчатый или коленчатый, белый, отчетливо выделяющийся на черном фоне, с золотистым отливом, и должен обладать чистым и долгим звуком.
Об изготовлении булатов в Индии упоминает еще Аристотель. Индийскую разновидность клинков, в отличие от других булатов - персидских, малайских, японских, - называют "вуц".
В детстве я читал роман этого моего теперешнего современника, Вальтера Скотта про английского короля Ричарда Львиное Сердце и его встречу с самым известным курдом, султаном Египта, Салах-Ад-Дином (по-европейски Саладином), у которого была такая уникальная сабля.
Теперь похожее чудо я держал в своих собственных руках
Возможно, этим клинком какой-нибудь сарацинский царь лет пятьсот-шестьсот назад разил закованных в стальные доспехи крестоносцев...
Оружие было в идеальном состоянии. Ни одно пятнышко ржавчины не уродовало золотистое лезвие с характерным "сетчатым" рисунком.
Сабля, за счет массивного эфеса с золотыми украшениями тыла, тяжелее спортивного эспадрона, но все равно очень хорошо ложилась в руку. Удивительно, - но после вчерашних событий, на клинке не осталось следов крови.
Я не выдержал и сделал несколько атакующих выпадов. Потом подбросил в воздух новый Алин платочек и перерубил его пополам.
Это было круто. К сожалению, больше рубить было нечего, а то я непременно испытал бы клинок на более подходящих материалах.
Мои упражнения прервал Котомкин. Он вошел и смущенно остановился у порога.
- Что еще случилось? - спросил я его безо всяких околичностей.
- Барин, я насчет солдата.
- А что с ним?
- С ним-то ничего, спит в сарае. Да как бы чего не вышло. Он, поди, дезертир? Начальство прознает, по головке не погладит...
- Тебе-то чего бояться, - невинным тоном ответил я, - это мой крепостной, казачок. Будет состоять при мне.
- Оно, конечно, - усмехнулся портной, - ежели казачок, тогда понятно. Только больно он того, на солдата смахивает. И нет у него в глазах почтения. Ты бы с ним, барин, поговорил, вразумил. Мало ли что...
- Хорошо, поговорю. И когда ты все это успел заметить?
- Хозяйством нужно управлять, без этого нам никак.
- Зря вы, Фрол Исаевич, волнуетесь, - легкомысленно успокоил я портного, - кто его будет разыскивать? Да и каким образом? Думаете, могут пробить по компьютеру?
- Прибить могут, - глубокомысленно согласился он, - это у нас всегда пожалуйста. И по этому, как его, "комутору" могут дать, и просто по морде. Дело житейское...
- Ну, так чего зря волноваться? Иван - мужик смирный, а что на солдата похож, что в этом такого? Я вот на лекаря не похож, и ничего, лечу людей.
- Тогда ладно, мое дело упредить...
В это время прибыл посыльный от генеральши с обещанными платьями.
То ли я забыл об этом предложении, то ли было не до того, но я даже не предупредил девушку, какое ей предстоит райское блаженство.
Так что Аля про ожидаемый подарок не знала, и получился самый настоящий сюрприз. Переждав взрыв эмоций, я предоставил своей возлюбленной, вместе с ее новой подружкой Дуней, примерять наряды, а сам задумался о некой подозрительной управляемости, которую обнаружил в своих недавних действиях.
Начать с того, что я поехал на крестьянской бричке неизвестно куда, со странным возницей, с первого взгляда не внушившим мне никакого доверия.
Затем, вместо того, чтобы бежать без оглядки из замка, я, рискуя жизнью, спасал неизвестного мне человека.
Я уговорил Ивана поехать со мной в чужой дом, рискуя нарваться на очень крупные неприятности.
И наконец, я подставлял Котомкина, которому сокрытие беглого солдата могло обойтись еще дороже, чем мне.
Приятно думать о себе как о человеке большой души. Однако, если глубоко покопаешься в собственных потрохах, то поневоле признаешь, что эта самая бессмертная и уникальная душа, возможно, и велика, - но лишь в весовой категории очень мелких душонок. Я, конечно, вроде бы не подлец и не мерзавец, но и отнюдь не герой, способный пожертвовать свободой, а то и жизнью, ради первого встречного.
Как ни неприятно это осознавать, но создавалось впечатление, что мною манипулируют и используют втемную.
Эта мысль не раз приходила в голову, но я самолюбиво от нее открещивался. Хотя, похоже, это был бы самый верный ответ на все вопросы.
Теперь мне до смерти захотелось докопаться: кто же обладает такой божественной или демонической силой внушения, способной заставить вполне вменяемого человека выполнять свою волю, - и даже не осознавать при этом, что его ущемляют в свободе выбора?
Однако на любое событие можно смотреть с разных сторон. Если меня втянули в авантюру против воли, то пока я все-таки в большом выигрыше. Я встретил большую, нежданную любовь, стал участником совершенно уникальных приключений, узнал то, чего не вычитаешь ни в каких книгах.
Жизнь продолжалась, полнее и интереснее, чем когда бы то ни было. Впереди ждало будущее, которое для моих современников давно уже стало прошлым, - но для меня самого отнюдь не делалось менее реальным, чем бытие в нашем времени...