Страница:
По огромной резного дерева кровати с альковом из розового тюля каталась молодая женщина. Две девушки в ярких сарафанах стояли у стен с испуганными лицами.
- Душенька, - осипшим, подхалимским голосом сказал князь, - я привез к тебе доктора.
- Вон! - визгливым голосом закричала "душенька" и спряталась в подушки, откуда послышались приглушенные рыдания и угрозы убить "проклятого Винера".
Относительно моего конкурента Винера я был с ней полностью согласен. Генерал начал трусливо оглядываться, по-моему, мечтая только об одном: оказаться где-нибудь подальше.
- Душенька, - опять заюлил он, - послушай меня...
Княгиня пронзительно завизжала на одной ноте и села в кровати. Я стоял прямо перед ней в своем парчовом наряде и турецкой феске. От удивления женщина сбилась с крика и задала мужу вопрос:
- А где Винер?
- Нет Винера, - поспешил успокоить ее муж, - я пригласил тебе другого доктора из Петербурга.
Насчет Петербурга князь хватил лишку, но я не стал его поправлять, с любопытством разглядывая зареванное существо. Наши взоры встретились, в глазах молодой особы мелькнула паника, и она опять зарыдала, упав лицом в подушки.
- Не хочу, не хочу, не хочу, - кричала она сквозь слезы.
Мне впервые в жизни приходилось наблюдать настоящую истерику. Даже драгоценная мамочка Лады не позволяла себе такого взрыва чувств. Судя по разнице в возрасте супругов и манерам мужа, третьим в их альянсе был дедушка Зигмунд Фрейд.
- Вам придется оставить нас одних, и прошу без моего разрешения сюда не входить, - сухо распорядился я.
Генерал закивал и попятился из комнаты, с облегчением оставляя любимую супругу. За ним выскочили служанки. Я прошелся по комнате, разглядывая будущую "антикварную" обстановку, пока она еще не постарела на двести лет. Очень интересен был туалетный столик. Такого витиеватого барокко (или рококо?) мне не доводилось видеть даже в музеях. Столик оказался заставлен скляночками и флакончиками экзотичной формы. Я открыл один из них и понюхал посредственные духи. Видимо, революция во Франции ударила не только по своей аристократии...
Между тем рыдания не прекращались, но становились менее выразительными.
Я еще подождал, не приставая к генеральше с уговорами успокоиться, и они перешли во всхлипывания. Юная дама лежала ничком, уткнувшись лицом в подушки. Она была в неглиже, то бишь одета в одно белье: длинные шелковые панталончики, отделанные кружевами, и кружевную короткую рубашку из тонкого непрозрачного полотна, так что голыми оставались только руки и пятки. У княгини были русые растрепанные волосы и очень симпатичная фигурка с пухлой попкой.
Когда наконец прекратились всхлипывания, я поинтересовался:
- Хотите воды?
- А вы, правда, приехали из Петербурга? - спросила она и повернулась на спину
- Скорее, из Москвы.
- У нас здесь такая скука, - жалобно сказала княгиня и снова собралась заплакать.
У нее было миловидное простенькое личико с пухлыми губами и голубенькими глазками. Княгиню не портил даже зареванный фейс.
- Знаете что, - предложил я, с театральным восхищением глядя на нее, давайте умоемся, приведем себя в порядок, а потом поболтаем, а то распухший носик нам не идет.
- Так вы, что, лечить меня не будете? - поинтересовалась княгиня, раздумав плакать.
- Если вы захотите, то я вас с удовольствием осмотрю и обследую, сказал я весьма игривым, многообещающим тоном и выразительно на нее посмотрел.
Княгиня хихикнула и кокетливо посмотрела на меня. Я позвал ее камеристок и велел помочь барыне умыться. Пока генеральшу приводили в порядок, я присоединился к ожидающему за порогом мужу.
- Ну, что, доктор? - с тревогой спросил генерал,
- Еще не знаю, требуется тщательный осмотр. Надеюсь, что смогу помочь.
- Ох, дай-то Бог. Я уже не знаю, что делать. С ней почти каждый день такие припадки.
- После осмотра мы все обсудим, - бодрым тоном пообещал я.
Мы довольно долго проговорили с князем, пока дворовые девушки возились с хозяйкой, пожелавшей предстать передо мной во всем своем блеске.
Бедный старый муж, без памяти влюбленный в юную жену, не знал, что ему делать с ее расстроенными нервами. Ему не нравилось жить в столице, а жена совершенно не выносила провинциальной жизни. Редкие истерики, которые она закатывала в Петербурге, стали регулярными и многочасовыми, как только они приехали в Троицк. Обстоятельства не позволяли генералу вернуться в столицу (я заподозрил, что немилость императора), и жизнь для него превратилась в сущий ад.
Наконец камеристки довели госпожу до соответствующей кондиции, и я вернулся в спальню. Умытая, причесанная и заинтригованная княгиня ждала меня, лежа в эффектной позе, слегка прикрыв ноги покрывалом. Мне показалось, что она изображает Венеру, рожденную из пены.
- Ну, что же, приступим, - сказал я, садясь рядом с ней на постель. Позвольте ручку, сударыня.
Она томно улыбнулась и поднесла руку к моим губам. Я поцеловал ее, и заодно прослушал пульс. С сердцем у княгини было все в порядке.
- Извольте снять рубашку, - попросил я.
- Доктор, это моветон, - игриво сказала юная дама, отталкивая мою руку. - Мне конфузно...
- Ну, что же, если это вас смущает, разденьтесь под покрывалом, предложил я.
- А если войдет муж? - предусмотрительно спросила генеральша.
- Я же ваш врач, - успокоил я скромницу, - притом вас не будет видно.
Идея княгине понравилась, и она, забыв попросить меня отвернуться, быстро сняла с себя не только рубашку, но и панталоны. После чего, не забывая принимать грациозные позы, укрылась легким шелковым покрывалом.
Я приступил к обследованию и пальпации. На ощупь княгинюшка оказалась, - как и можно было предположить, - мягкой, нежной и теплой. Я принялся выполнять свой долг, может быть, более ответственно, чем если бы пациенткой была старушка. С другой стороны, старушке вряд ли понадобилась бы такая проникающая терапия.
Я не торопясь обследовал эрогенные зоны бесхитростного существа, не имеющего возможности реализовать свою чувственность в эпоху потребительского отношения к женщинам. Никакой гиперсексуальности у княгини не наблюдалось, ей просто нужен был молодой здоровый муж и нормальные половые отношения.
Мы не разговаривали. Генеральшу слишком захватили новые ощущения, а меня немного мучила совесть перед Алей за свои осязательные удовольствия. Здесь я не мог ничего с собой поделать, пациентка была слишком привлекательной женщиной.
Княгиня изредка стонала, когда "ощущения" делались слишком острыми, но не закричала, когда ее начал сотрясать оргазм.
Инстинкт самосохранения у нее оказался сильнее чувственности. Обследование с применением технологий конца двадцатого века продолжалось больше часа и вконец вымотало пациентку.
Под конец сеанса этой "магии" она с благодарностью поцеловала мучившую ее руку и прижалась к ней щекой.
В этом было слишком много личного, и я вежливо отобрал у нее свою конечность.
... Мне оставалось лишь надеяться, что на расстоянии, отделяющем дом портного от генеральского, Але не удастся уловить мои мысли и оценить подвиг самоограничения, который я ради нее совершил.
С генералом дело обстояло проще. Я выбрал такую позицию на его супружеском ложе, что если он и подглядывал за нами, то мог видеть только укрытую жену и мою сосредоточенную, одетую спину.
- Ну вот, голубушка, и все лечение, - сказал я, лицемерно не замечая ее горящих, счастливых глаз. - Думаю, теперь насупит облегчение.
- Доктор, - принимая игру, попросила пациентка, - вы не смогли бы навестить меня завтра?
- Сударыня, - как можно мягче сказал я, - давайте поговорим серьезно. Вам это лечение нужно проводить как можно чаще, минимум два-три раза в неделю, а я на днях уеду. Неужели в вашем городе нельзя найти никого, кто бы вам в этом помог?
- Господь с вами, доктор, в нашей глуши об этом на следующий день узнает весь город. А если я обрюхачусь! Муж меня просто убьет. Он со мной... последнее время не бывает... Вы понимаете, что я подразумеваю?
Я понимал. В восемнадцатом веке с неверными женами не церемонились.
- Я что-нибудь придумаю, - пообещал я. - Беременеть вовсе не обязательно. Я объясню вам как этого избежать. А кроме людей вашего круга... Нельзя ли подобрать неболтливого молодого человека из другого сословия?
- Это как? - не поняла княгиня.
- Есть молодые люди из простых, которые вам бы нравились?
- Я не знаю, - растеряно ответила княгиня, - я как-то не обращала внимания.
Меня такое сословное высокомерие неприятно поразило.
- Вспомните, в дворне есть кто-нибудь подходящий на роль вашего фаворита?
- Но они же... они же мне не ровня!
- Вы что, знатнее императорской фамилии? - поинтересовался я, приступая к психотерапии.
- Как вы можете так думать?!
- Почему же Петр Великий не побрезговал женится на простолюдинке и посадить ее на престол, а у Екатерины Великой сколько было аматеров простого звания? Нет, конечно, если ваш род более знатен, чем у Романовых, то прошу меня извинить...
Княгиня задумалась.
Идея быть ничем не хуже императоров, да еще в таком приятном деле, кажется, начинала ей нравится. Да и "фаворит" - слово не грубое, а как бы даже возвышенное.
- А вдруг он проболтается?
- Нужно найти молчаливого. Вспомните, кто у вас в дворне есть подходящий.
- У нас даже немой есть! - не без гордости сказала княгиня.
- И как он вам?
- Не знаю, я его не рассматривала.
- Так давайте рассмотрим, уж чего лучше...
- Вы с ума сошли, а что если узнает муж?
- А мы мужа обманем, - пообещал я и, нырнув рукой под одеяло, потеребил одно местечко, чем очень ее рассмешил. - Так что надевайте ваши панталоны, а я пойду переговорю с генералом.
- О чем? - с тревогой спросила она.
- Расскажу, что у вас расстроены нервы и вам нужны длительные прогулки за город, - начал импровизировать я. - Подберем вам кучера, такого, о котором мы говорили. Я осмотрю его, если у него все окажется в порядке, и он понравится вам, то будете с ним кататься по окрестностям... и лечиться.
Деликатное определение ее возможных приключений как "лечения" княгине так понравилось, что она захлопала в ладоши:
- Как я хочу быстрее вылечиться, чтобы быть здоровой! - мечтательно сказала она. - Так может, сегодня и поедем?!
Генерал ждал меня, тревожно расхаживая по гостиной.
- Ну, как она, доктор? - спросил он, как только я вошел в комнату.
- Положение серьезное, но стабильное, - замысловато для него ответил я. - Есть тенденция к улучшению.
- Ну, слава Богу, - обрадовано сказал генерал. - Значит, ей лучше?
- Значительно лучше, - успокоил я его. - Я провел сеанс динамической терапии на психоневрологической сексопатологической основе. Однако это только начало лечения. У вашей жены сильно расшатаны нервы и ей необходимы длительные прогулки в одиночестве.
- Почему же в одиночестве? - удивился генерал. - Я могу ее сопровождать.
- Можете, - согласился я, - только пользы от этого не будет. При психомоторном состоянии необходимо полное одиночество. Если не верите, прочитайте трактат "Антидюринг" Фридриха Энгельса, там подробно изложена вся методика.
От моей учености и обилия непонятных слов у генерала отлегло от сердца. По-моему, он думал, что я не прочь найти случай попользоваться его супругой. Чтобы успокоить его окончательно, я рассказал, что приехал в город исключительно для того, чтобы восстановить украденный в дороге гардероб. Что мой странный наряд - не признак чудачества, а результат плохой службы дорожных смотрителей, попустительствующих воровству на большой дороге.
- Но позвольте, - не сдавался генерал. - Кататься одной, без сопровождения... Чего ей дома не хватает? Кто ей здесь мешает? Думаю, это просто неприлично!
- Князь, - удивленно сказал я, - как можно вам, генералу и кавалеру, считаться с мнением лавочников и коллежских регистраторов?! Чтобы княгиня, супруга героя, не могла совершить прогулку по городским окрестностям из боязни, что ее может осудить жена какого-нибудь титулярного советника! Притом, она будет ездить не одна, приставьте к ней какого-нибудь благонравного кучера. Я вам помогу такого подобрать. В конце концов, вам что, не дорого здоровье жены? Вам нравятся истерики?
- Упаси Боже! - воскликнул генерал, крестясь. Между тем мы, разговаривая, вошли в спальню, где в постели лежала свежая, как заря, улыбающаяся княгиня. Генерал остановился как вкопанный, глядя на преобразившуюся жену.
- Анна Сергеевна, голубушка моя, как ты?!
- Ах, мои шер, иди, поцелуй меня, - ангельским голосом сказала княгиня, - я так тебе благодарна за твою заботу и за доктора... Он просто кудесник! Ты знаешь, как я тяжело больна, но теперь мне легче. Ну, иди ко мне, друг мой, поцелуй меня, я так по тебе соскучилась!
От такого приема генерал, как пень, остался стоять на пороге, не зная, что и подумать.
- Ну, иди ко мне, - опять позвала его супруга и даже протянула к нему ручку.
У старого вояки на глазах выступили слезы, и он бросился к вновь обретенному семейному счастью.
- Матушка, голубушка, ангел мой, - бормотал влюбленный супруг, - я так рад... Доктор Крылов вот твердит, что тебе полезны прогулки на пленэре... Только в одиночестве...
- Куда же я без тебя, мои шер, - ласково говорила Анна Сергеевна, обнимая седую мужнину голову. - Если доктор разрешит, то только с тобой...
- И я бы так хотел, мой ангел, да вот доктор не велит...
Я со слезами на глазах смотрел на семейную идиллию и радовался, что я пока не стар, и мне нет нужды покупать себе ласковое слово.
- Ах, как, это грустно - быть одной, однако ежели надобно...
- Что поделать, мой ангел, твое здоровье дороже! Вот доктор говорит, что тебе нужна тишина, чтобы кучера молчаливого подобрать. Может, нашего глухонемого? Ты его помнишь?
- Откуда, мон шер, у нас столько дворни...
- Я пошлю за ним. Присмотрись. Тебе решать. Он холоп смирный.
Генерал приказал одной из камеристок позвать немого.
- Это все пустое, мой друг, как ты велишь, так и будет, - продолжала ворковать княгинюшка, перебирая седые редкие кудри супруга. - Доктор, мы хотя и не по домострою живем, но мужа я во всем почитаю, - разъяснила мне Анна Сергеевна. - У нас муж во всем голова.
Не слышавший столько ласковых слов со дня свадьбы генерал, был, по-моему, готов на все что угодно, только бы ублажить жену.
Между тем пришел глухонемой. Это оказался тот самый кучер, что привез нас сюда, только на сей раз без красной рубахи и треуголки. Теперь он был в холщовой рубахе и портках, и от него разило едким лошадиным потом. Я посмотрел на него с точки зрения женщины. Для определенных потребностей парень был хоть куда: мощная шея, тяжелые покатые плечи, крепкие, кривоватые ноги...
- Фи, как он дурно пахнет, - капризно сказала Анна Сергеевна.
- Это ничего, мой ангел, - со знанием дела объяснил генерал, - это лошадиный пот, вещь очень полезная для здоровья.
Княгиня, слушая мужнины глупости, с интересом рассматривала кандидата в фавориты. Судя по ее выражению лица, он ей понравился.
- Пусть его доктор посмотрит, нет ли у него заразы, - сказала она и незаметно мне кивнула.
Я оставил супругов во вновь ставшим уютным гнездышке, и повел глухонемого в соседнюю комнату на осмотр. Парень оказался довольно смышленым и быстро понял, что я велю ему раздеться. Привыкнув не удивляться барской дури и капризам, он без смущения скинул с себя штаны и рубаху и спокойно дал себя рассмотреть.
Надо сказать, что княгине попался очень неплохой экземпляр мужчины. Я даже засомневался, не слишком ли он здоров для достаточно хрупкой генеральши. Однако предоставил ей самой решать, что для нее хорошо, что плохо.
Разрешив кучеру одеться, я жестами велел ему пойти в баню и помыться.
Он все понял, кроме того, что ему вскоре предстоит.
- Вполне здоров, - сообщил я супругам, вернувшись в спальню. - Никакой заразы на нем нет. Я велел ему помыться. Так что завтра можно и начинать.
Супруги между тем продолжали сюсюкаться, стараясь перещеголять друг друга в покладистости.
- Только вот что, доктор, - сказал генерал, - может быть, вы не сочтете за труд сопроводить на первый раз княгиню?
Это, честно говоря, не входило в мои планы. Одно дело придумать интрижку, и другое - стать в ней пассивным участником. Генерал не совсем верно понял мои сомнения и разрубил гордиев узел с солдатской прямотой вытащил из кармана лопатник и отслюня вил мне пятьсот рублей.
- Надеюсь, соблаговолите принять, - вежливо спросил он.
Я соблаговолил и взял плату безо всякой ажитации. Как я догадывался, это были очень большие деньги. Самым известным столичным врачам не снились такие гонорары.
С другой стороны, кто из тамошних светил мог похвастаться, что за час сумеет вернуть в семью мир и любовь?..
- Хорошо, пусть княгиня заедет за мной.
- Завтра едем гулять! - обрадовано захлопала в ладоши Анна Сергеевна.
- Вы не подскажете, господа, здесь есть хороший ювелирный магазин? спросил я хозяев.
- Вы хотите сказать, ювелирная лавка? - уточнил генерал. - А вам на что?
- Хочу сделать презент даме сердца, можно сказать невесте.
- Так у вас здесь невеста! - обрадовался подозрительный муж. - Кто, если не секрет?
- Она не местная, - не стал уточнять я. - У нее есть чудесное кольцо с изумрудом, может быть, удастся подобрать к нему серьги.
- У меня есть изумрудные серьги! - вмешалась в разговор княгиня. Помните, мои шер, те, что мне подарила на именины княжна Анастасия, я их все равно не ношу... Ежели вы позволите...
- Делайте, что хотите, мадам, - без большого энтузиазма согласился генерал.
- Полноте, княгиня, - возразил я, - лучше я сам что-нибудь подберу у ювелира.
- Ах, доктор, какие здесь ювелиры... Их, поди, и в губернии не сыщешь. Мне, право, эти серьги ни к чему. Княжна Анастасия их как бы в насмешку подарила зная, что они не подходят к моим глазам.
Анна Сергеевна явно хотела мне угодить, а я хотел сделать приятное Але. В конце концов, княгиня свои украшения не в шахте зарабатывала.
- Ну, если так, буду премного благодарен.
Княгиня попросила служанку подать ей шкатулку с драгоценностями и отыскала в ней серьги. Я взял украшения в руку и подошел к окну, чтобы лучше рассмотреть. К сожалению, они не совпадали с кольцом по стилю, хотя были и не дурны. Для Али пока это не имело значения, а позже, если она разовьет вкус, можно будет приискать что-нибудь более подходящее.
- Очень неплохие серьги, - искренне похвалил я подарок, - думаю, моя невеста будет рада.
Теперь мне оставалось только раскланяться.
Княгиня, утомленная лечением, осталась в постели, а генерал, превозмогая гордость, проводил меня до коляски. В принципе, он был неплохой мужик, конечно, с недостатками, характерными для своего времени, но это не самый большой человеческий порок.
- А знаете что, князь, - сказал я ему при прощании, - я вас тоже как-нибудь осмотрю. Мне кажется, вам и самому не помешает немного подлечится.
Мы дружески раскланялись с генералом, и кучер, будущий фаворит, повез меня к портному. В Троицке все было под рукой и рядом. Я вполне мог дойти до дома Котомкина и пешком, но это бы понизило мой общественный статус.
Глава шестнадцатая
Коляска миновала оба собора и выехала на рыночную площадь. Я тронул за пле чо кучера и велел ему остановиться. Bpe мя было уже позднее, и большинство лавок закрыто. Немощеная пыльная площадь была замусорена упаковочными материалами. Всюду валялись растрепанные рогожи, изломанные берестяные и ивовые корзины и ящики.
Было непохоже, что кто-нибудь собирается все это прибирать. Не сходя с коляски, я огляделся и убедился, что княгиня была права: торговля в городе была скудная. Судя по вывескам, большинство лавок торговало съестными припасами, хоэтоварами и изделиями местных промыслов. Правда, имелся и один "минимаркет" с интригующим названием "Заморские товары". Украшением площади, без всякого сомнения, служили два трактира: один побогаче, другой победнее. Но даже около них жизнь едва теплилась. Зато было много домашних животных, добывающих себе пропитание в отбросах. Собаки мирно сосуществовали со странными волосатыми, очень худыми свиньями и даже кошками, не слишком хоронящимися от занятых поисками пищи псов.
Я хотел уже ехать домой, когда увидел, что одна из лавок, с криво написанной вывеской "Галантерея", еще открыта. Я решил в нее зайти.
В лавке было душно, и стоял неприятный запах. Меня встретили два приказчика в одинаковых "форменных" поддевках и надетых поверх них жилетах. Судя по тому, как они были похожи, приказчики явно состояли в близком родстве. Меня умилили их головы, обильно смазанные каким-то маслом и расчесанные на прямой пробор. Мой приход привел сальных молодцев в буйное состояние. Они бросились на меня и буквально втащили в глубину лавки. Один при этом именовал меня "ваше-ство", а другой, более отчетливо, "ваше превосходительство".
Оказалось, что название "Галантерея" совершенно ничего не значило. Торговали здесь всем на свете от меда до хомутов. После улицы, в полутемной лавке было плохо видно, и я не очень ориентировался, что эти энтузиасты капиталистического труда совали мне в руки и вешали на плечи. Меня ни о чем не спрашивали, просто орали в уши и совали в руки все, что им попадалось на глаза.
Меня такая бесцеремонность разозлила, я вырвался из цепких объятий и попытался вставить хоть слово в их слаженный дуэт. Однако хлопцы были настырны и только удвоили усилия впарить мне конскую сбрую и штуку ситца. Я вовремя вспомнил, что я "представитель господствующего класса" и, используя свое превосходство в росте и силе, схватил голубчиков за шивороты и стукнул лбами. После этого громким голосом произнес несколько очень распространенных народных слов, понятных даже малым детям, и этим прекратил бесчинства. Приказчики заверещали и отскочили в разные стороны.
Тут же им на смену появился сам хозяин, - богато наряженный в многослойные одежды купец.
- Что прикажете, ваше сиятельство, - заговорил он сладким голосом, кланяясь и приседая, - я вижу вам нужна-с аглицкая материя на фрачек-с. Только для вас из почтения, отдам-с за бесценок-с.
Он схватил с полки штуку какой-то материи и начал совать мне в руки.
- Отменнейшее сукно-с, такого и в Петербурге-с не достать-с.
Похоже, у ребят была четко отлаженная методика торговли. Я не без интереса понаблюдал ужимки купца и резко прекратил этот спектакль художественной самодеятельности, схватив предпринимателя за окладистую бороду:
- Ах ты, аршинник, самоварщик, архиплут, протобестия! - заорал я голосом городничего из гоголевского "Ревизора" и попытался помотать тушу хозяина за бороду. - Так-то ты царские указы выполняешь! Да я тебя в Сибирь! Да я тебя на дыбу! Молчать, когда тебя спрашивают!
Ассорти из Хлестакова и городничего мне явно удалось. Купец мне поверил. Он уронил драгоценное сукно на грязный пол и начал валиться на колени.
- Вашество, помилуйте, не погубите, жена, детки малые...
Я не поверил, но смягчился.
- Ладно, но смотри у меня, в последний раз прощаю. Так тебя, растак!
- Вашество, благодетель, кормилец, век Бога молить, и деткам накажу, что только приказать изволите...
В общем-то, с этого ему и стоило начинать.
- Бумагу почтовую и чернила.
Мне мгновенно принесли пачку бумаги в пятьдесят листов и пузырек чернил.
- Шелковую рубаху субтильной девице, - приказал я, переведя размер одежды Алевтины на понятный язык. Передо мной тот час навалили груду рубашек, поставив перед сложностью выбора. Я покопался немного и отложил две подходящие по размеру рубахи, приказав купцу самому проверить их качество. Напуганный "аршинник" забраковал обе и поменял их на такие же, но без недостатков.
Потом я занялся подбором всяких женских аксессуаров, пользуясь указаниями купца. Горка покупок оказалась внушительной, и мне ее упаковали в берестяной кузовок.
- Сколько? - строго спросил я хозяина.
- Вашество, не извольте обижать, примите-с...
- Посчитай и скажи, - отверг я взятку, даже не будучи должностным лицом.
- Исключительно, для вас, нашего благодетеля, все-го-то пятьдесят рублев.
Я не имел никакого представления о существующих ценах, но лавка казалась достаточно простонародной, и товары в ней были не для богатых. Притом купчина смотрел на меня слишком честно, и слишком сладостно заглядывал в глаза, чтобы я ему поверил. Поэтому, используя опыт старших поколений, я театрально вытаращил глаза и процитировал Жванецкого:
- Скоко-скоко? Это что, за товар или за всю лавку?!
- Вашество, не погуби, - опять повторил свою репризу купец, благодетели вы наши, по-божески, по справедливости, четвертной!
- Тэк-тэк, - гнусным тоном процедил я, - значит, говоришь, двадцать пять рублей?
- Двадцать рублей, барин, будет по справедливости, - почти нормальным голосом, уточнил хозяин.
Я не стал торговаться и расплатился. Провожали меня низкими поклонами и умоляли наведываться еще. Вид у купца был победоносно довольный, и я понял, что меня все-таки надули.
Начинало смеркаться. Я вспомнил, что заказал баню, и поторопился сесть в коляску.
Рабочий день у портного к этому часу кончался, и хозяйка со служанкой кормили семью и работников ужином. Из "трапезной", довольно большой комнаты с длинным столом, доносился гул голосов. Не сообщая о своем возвращении, чтобы никого не беспокоить, я прошел к себе. Аля грустно сидела у окна и не повернула головы, когда я вошел.
- Душенька, - осипшим, подхалимским голосом сказал князь, - я привез к тебе доктора.
- Вон! - визгливым голосом закричала "душенька" и спряталась в подушки, откуда послышались приглушенные рыдания и угрозы убить "проклятого Винера".
Относительно моего конкурента Винера я был с ней полностью согласен. Генерал начал трусливо оглядываться, по-моему, мечтая только об одном: оказаться где-нибудь подальше.
- Душенька, - опять заюлил он, - послушай меня...
Княгиня пронзительно завизжала на одной ноте и села в кровати. Я стоял прямо перед ней в своем парчовом наряде и турецкой феске. От удивления женщина сбилась с крика и задала мужу вопрос:
- А где Винер?
- Нет Винера, - поспешил успокоить ее муж, - я пригласил тебе другого доктора из Петербурга.
Насчет Петербурга князь хватил лишку, но я не стал его поправлять, с любопытством разглядывая зареванное существо. Наши взоры встретились, в глазах молодой особы мелькнула паника, и она опять зарыдала, упав лицом в подушки.
- Не хочу, не хочу, не хочу, - кричала она сквозь слезы.
Мне впервые в жизни приходилось наблюдать настоящую истерику. Даже драгоценная мамочка Лады не позволяла себе такого взрыва чувств. Судя по разнице в возрасте супругов и манерам мужа, третьим в их альянсе был дедушка Зигмунд Фрейд.
- Вам придется оставить нас одних, и прошу без моего разрешения сюда не входить, - сухо распорядился я.
Генерал закивал и попятился из комнаты, с облегчением оставляя любимую супругу. За ним выскочили служанки. Я прошелся по комнате, разглядывая будущую "антикварную" обстановку, пока она еще не постарела на двести лет. Очень интересен был туалетный столик. Такого витиеватого барокко (или рококо?) мне не доводилось видеть даже в музеях. Столик оказался заставлен скляночками и флакончиками экзотичной формы. Я открыл один из них и понюхал посредственные духи. Видимо, революция во Франции ударила не только по своей аристократии...
Между тем рыдания не прекращались, но становились менее выразительными.
Я еще подождал, не приставая к генеральше с уговорами успокоиться, и они перешли во всхлипывания. Юная дама лежала ничком, уткнувшись лицом в подушки. Она была в неглиже, то бишь одета в одно белье: длинные шелковые панталончики, отделанные кружевами, и кружевную короткую рубашку из тонкого непрозрачного полотна, так что голыми оставались только руки и пятки. У княгини были русые растрепанные волосы и очень симпатичная фигурка с пухлой попкой.
Когда наконец прекратились всхлипывания, я поинтересовался:
- Хотите воды?
- А вы, правда, приехали из Петербурга? - спросила она и повернулась на спину
- Скорее, из Москвы.
- У нас здесь такая скука, - жалобно сказала княгиня и снова собралась заплакать.
У нее было миловидное простенькое личико с пухлыми губами и голубенькими глазками. Княгиню не портил даже зареванный фейс.
- Знаете что, - предложил я, с театральным восхищением глядя на нее, давайте умоемся, приведем себя в порядок, а потом поболтаем, а то распухший носик нам не идет.
- Так вы, что, лечить меня не будете? - поинтересовалась княгиня, раздумав плакать.
- Если вы захотите, то я вас с удовольствием осмотрю и обследую, сказал я весьма игривым, многообещающим тоном и выразительно на нее посмотрел.
Княгиня хихикнула и кокетливо посмотрела на меня. Я позвал ее камеристок и велел помочь барыне умыться. Пока генеральшу приводили в порядок, я присоединился к ожидающему за порогом мужу.
- Ну, что, доктор? - с тревогой спросил генерал,
- Еще не знаю, требуется тщательный осмотр. Надеюсь, что смогу помочь.
- Ох, дай-то Бог. Я уже не знаю, что делать. С ней почти каждый день такие припадки.
- После осмотра мы все обсудим, - бодрым тоном пообещал я.
Мы довольно долго проговорили с князем, пока дворовые девушки возились с хозяйкой, пожелавшей предстать передо мной во всем своем блеске.
Бедный старый муж, без памяти влюбленный в юную жену, не знал, что ему делать с ее расстроенными нервами. Ему не нравилось жить в столице, а жена совершенно не выносила провинциальной жизни. Редкие истерики, которые она закатывала в Петербурге, стали регулярными и многочасовыми, как только они приехали в Троицк. Обстоятельства не позволяли генералу вернуться в столицу (я заподозрил, что немилость императора), и жизнь для него превратилась в сущий ад.
Наконец камеристки довели госпожу до соответствующей кондиции, и я вернулся в спальню. Умытая, причесанная и заинтригованная княгиня ждала меня, лежа в эффектной позе, слегка прикрыв ноги покрывалом. Мне показалось, что она изображает Венеру, рожденную из пены.
- Ну, что же, приступим, - сказал я, садясь рядом с ней на постель. Позвольте ручку, сударыня.
Она томно улыбнулась и поднесла руку к моим губам. Я поцеловал ее, и заодно прослушал пульс. С сердцем у княгини было все в порядке.
- Извольте снять рубашку, - попросил я.
- Доктор, это моветон, - игриво сказала юная дама, отталкивая мою руку. - Мне конфузно...
- Ну, что же, если это вас смущает, разденьтесь под покрывалом, предложил я.
- А если войдет муж? - предусмотрительно спросила генеральша.
- Я же ваш врач, - успокоил я скромницу, - притом вас не будет видно.
Идея княгине понравилась, и она, забыв попросить меня отвернуться, быстро сняла с себя не только рубашку, но и панталоны. После чего, не забывая принимать грациозные позы, укрылась легким шелковым покрывалом.
Я приступил к обследованию и пальпации. На ощупь княгинюшка оказалась, - как и можно было предположить, - мягкой, нежной и теплой. Я принялся выполнять свой долг, может быть, более ответственно, чем если бы пациенткой была старушка. С другой стороны, старушке вряд ли понадобилась бы такая проникающая терапия.
Я не торопясь обследовал эрогенные зоны бесхитростного существа, не имеющего возможности реализовать свою чувственность в эпоху потребительского отношения к женщинам. Никакой гиперсексуальности у княгини не наблюдалось, ей просто нужен был молодой здоровый муж и нормальные половые отношения.
Мы не разговаривали. Генеральшу слишком захватили новые ощущения, а меня немного мучила совесть перед Алей за свои осязательные удовольствия. Здесь я не мог ничего с собой поделать, пациентка была слишком привлекательной женщиной.
Княгиня изредка стонала, когда "ощущения" делались слишком острыми, но не закричала, когда ее начал сотрясать оргазм.
Инстинкт самосохранения у нее оказался сильнее чувственности. Обследование с применением технологий конца двадцатого века продолжалось больше часа и вконец вымотало пациентку.
Под конец сеанса этой "магии" она с благодарностью поцеловала мучившую ее руку и прижалась к ней щекой.
В этом было слишком много личного, и я вежливо отобрал у нее свою конечность.
... Мне оставалось лишь надеяться, что на расстоянии, отделяющем дом портного от генеральского, Але не удастся уловить мои мысли и оценить подвиг самоограничения, который я ради нее совершил.
С генералом дело обстояло проще. Я выбрал такую позицию на его супружеском ложе, что если он и подглядывал за нами, то мог видеть только укрытую жену и мою сосредоточенную, одетую спину.
- Ну вот, голубушка, и все лечение, - сказал я, лицемерно не замечая ее горящих, счастливых глаз. - Думаю, теперь насупит облегчение.
- Доктор, - принимая игру, попросила пациентка, - вы не смогли бы навестить меня завтра?
- Сударыня, - как можно мягче сказал я, - давайте поговорим серьезно. Вам это лечение нужно проводить как можно чаще, минимум два-три раза в неделю, а я на днях уеду. Неужели в вашем городе нельзя найти никого, кто бы вам в этом помог?
- Господь с вами, доктор, в нашей глуши об этом на следующий день узнает весь город. А если я обрюхачусь! Муж меня просто убьет. Он со мной... последнее время не бывает... Вы понимаете, что я подразумеваю?
Я понимал. В восемнадцатом веке с неверными женами не церемонились.
- Я что-нибудь придумаю, - пообещал я. - Беременеть вовсе не обязательно. Я объясню вам как этого избежать. А кроме людей вашего круга... Нельзя ли подобрать неболтливого молодого человека из другого сословия?
- Это как? - не поняла княгиня.
- Есть молодые люди из простых, которые вам бы нравились?
- Я не знаю, - растеряно ответила княгиня, - я как-то не обращала внимания.
Меня такое сословное высокомерие неприятно поразило.
- Вспомните, в дворне есть кто-нибудь подходящий на роль вашего фаворита?
- Но они же... они же мне не ровня!
- Вы что, знатнее императорской фамилии? - поинтересовался я, приступая к психотерапии.
- Как вы можете так думать?!
- Почему же Петр Великий не побрезговал женится на простолюдинке и посадить ее на престол, а у Екатерины Великой сколько было аматеров простого звания? Нет, конечно, если ваш род более знатен, чем у Романовых, то прошу меня извинить...
Княгиня задумалась.
Идея быть ничем не хуже императоров, да еще в таком приятном деле, кажется, начинала ей нравится. Да и "фаворит" - слово не грубое, а как бы даже возвышенное.
- А вдруг он проболтается?
- Нужно найти молчаливого. Вспомните, кто у вас в дворне есть подходящий.
- У нас даже немой есть! - не без гордости сказала княгиня.
- И как он вам?
- Не знаю, я его не рассматривала.
- Так давайте рассмотрим, уж чего лучше...
- Вы с ума сошли, а что если узнает муж?
- А мы мужа обманем, - пообещал я и, нырнув рукой под одеяло, потеребил одно местечко, чем очень ее рассмешил. - Так что надевайте ваши панталоны, а я пойду переговорю с генералом.
- О чем? - с тревогой спросила она.
- Расскажу, что у вас расстроены нервы и вам нужны длительные прогулки за город, - начал импровизировать я. - Подберем вам кучера, такого, о котором мы говорили. Я осмотрю его, если у него все окажется в порядке, и он понравится вам, то будете с ним кататься по окрестностям... и лечиться.
Деликатное определение ее возможных приключений как "лечения" княгине так понравилось, что она захлопала в ладоши:
- Как я хочу быстрее вылечиться, чтобы быть здоровой! - мечтательно сказала она. - Так может, сегодня и поедем?!
Генерал ждал меня, тревожно расхаживая по гостиной.
- Ну, как она, доктор? - спросил он, как только я вошел в комнату.
- Положение серьезное, но стабильное, - замысловато для него ответил я. - Есть тенденция к улучшению.
- Ну, слава Богу, - обрадовано сказал генерал. - Значит, ей лучше?
- Значительно лучше, - успокоил я его. - Я провел сеанс динамической терапии на психоневрологической сексопатологической основе. Однако это только начало лечения. У вашей жены сильно расшатаны нервы и ей необходимы длительные прогулки в одиночестве.
- Почему же в одиночестве? - удивился генерал. - Я могу ее сопровождать.
- Можете, - согласился я, - только пользы от этого не будет. При психомоторном состоянии необходимо полное одиночество. Если не верите, прочитайте трактат "Антидюринг" Фридриха Энгельса, там подробно изложена вся методика.
От моей учености и обилия непонятных слов у генерала отлегло от сердца. По-моему, он думал, что я не прочь найти случай попользоваться его супругой. Чтобы успокоить его окончательно, я рассказал, что приехал в город исключительно для того, чтобы восстановить украденный в дороге гардероб. Что мой странный наряд - не признак чудачества, а результат плохой службы дорожных смотрителей, попустительствующих воровству на большой дороге.
- Но позвольте, - не сдавался генерал. - Кататься одной, без сопровождения... Чего ей дома не хватает? Кто ей здесь мешает? Думаю, это просто неприлично!
- Князь, - удивленно сказал я, - как можно вам, генералу и кавалеру, считаться с мнением лавочников и коллежских регистраторов?! Чтобы княгиня, супруга героя, не могла совершить прогулку по городским окрестностям из боязни, что ее может осудить жена какого-нибудь титулярного советника! Притом, она будет ездить не одна, приставьте к ней какого-нибудь благонравного кучера. Я вам помогу такого подобрать. В конце концов, вам что, не дорого здоровье жены? Вам нравятся истерики?
- Упаси Боже! - воскликнул генерал, крестясь. Между тем мы, разговаривая, вошли в спальню, где в постели лежала свежая, как заря, улыбающаяся княгиня. Генерал остановился как вкопанный, глядя на преобразившуюся жену.
- Анна Сергеевна, голубушка моя, как ты?!
- Ах, мои шер, иди, поцелуй меня, - ангельским голосом сказала княгиня, - я так тебе благодарна за твою заботу и за доктора... Он просто кудесник! Ты знаешь, как я тяжело больна, но теперь мне легче. Ну, иди ко мне, друг мой, поцелуй меня, я так по тебе соскучилась!
От такого приема генерал, как пень, остался стоять на пороге, не зная, что и подумать.
- Ну, иди ко мне, - опять позвала его супруга и даже протянула к нему ручку.
У старого вояки на глазах выступили слезы, и он бросился к вновь обретенному семейному счастью.
- Матушка, голубушка, ангел мой, - бормотал влюбленный супруг, - я так рад... Доктор Крылов вот твердит, что тебе полезны прогулки на пленэре... Только в одиночестве...
- Куда же я без тебя, мои шер, - ласково говорила Анна Сергеевна, обнимая седую мужнину голову. - Если доктор разрешит, то только с тобой...
- И я бы так хотел, мой ангел, да вот доктор не велит...
Я со слезами на глазах смотрел на семейную идиллию и радовался, что я пока не стар, и мне нет нужды покупать себе ласковое слово.
- Ах, как, это грустно - быть одной, однако ежели надобно...
- Что поделать, мой ангел, твое здоровье дороже! Вот доктор говорит, что тебе нужна тишина, чтобы кучера молчаливого подобрать. Может, нашего глухонемого? Ты его помнишь?
- Откуда, мон шер, у нас столько дворни...
- Я пошлю за ним. Присмотрись. Тебе решать. Он холоп смирный.
Генерал приказал одной из камеристок позвать немого.
- Это все пустое, мой друг, как ты велишь, так и будет, - продолжала ворковать княгинюшка, перебирая седые редкие кудри супруга. - Доктор, мы хотя и не по домострою живем, но мужа я во всем почитаю, - разъяснила мне Анна Сергеевна. - У нас муж во всем голова.
Не слышавший столько ласковых слов со дня свадьбы генерал, был, по-моему, готов на все что угодно, только бы ублажить жену.
Между тем пришел глухонемой. Это оказался тот самый кучер, что привез нас сюда, только на сей раз без красной рубахи и треуголки. Теперь он был в холщовой рубахе и портках, и от него разило едким лошадиным потом. Я посмотрел на него с точки зрения женщины. Для определенных потребностей парень был хоть куда: мощная шея, тяжелые покатые плечи, крепкие, кривоватые ноги...
- Фи, как он дурно пахнет, - капризно сказала Анна Сергеевна.
- Это ничего, мой ангел, - со знанием дела объяснил генерал, - это лошадиный пот, вещь очень полезная для здоровья.
Княгиня, слушая мужнины глупости, с интересом рассматривала кандидата в фавориты. Судя по ее выражению лица, он ей понравился.
- Пусть его доктор посмотрит, нет ли у него заразы, - сказала она и незаметно мне кивнула.
Я оставил супругов во вновь ставшим уютным гнездышке, и повел глухонемого в соседнюю комнату на осмотр. Парень оказался довольно смышленым и быстро понял, что я велю ему раздеться. Привыкнув не удивляться барской дури и капризам, он без смущения скинул с себя штаны и рубаху и спокойно дал себя рассмотреть.
Надо сказать, что княгине попался очень неплохой экземпляр мужчины. Я даже засомневался, не слишком ли он здоров для достаточно хрупкой генеральши. Однако предоставил ей самой решать, что для нее хорошо, что плохо.
Разрешив кучеру одеться, я жестами велел ему пойти в баню и помыться.
Он все понял, кроме того, что ему вскоре предстоит.
- Вполне здоров, - сообщил я супругам, вернувшись в спальню. - Никакой заразы на нем нет. Я велел ему помыться. Так что завтра можно и начинать.
Супруги между тем продолжали сюсюкаться, стараясь перещеголять друг друга в покладистости.
- Только вот что, доктор, - сказал генерал, - может быть, вы не сочтете за труд сопроводить на первый раз княгиню?
Это, честно говоря, не входило в мои планы. Одно дело придумать интрижку, и другое - стать в ней пассивным участником. Генерал не совсем верно понял мои сомнения и разрубил гордиев узел с солдатской прямотой вытащил из кармана лопатник и отслюня вил мне пятьсот рублей.
- Надеюсь, соблаговолите принять, - вежливо спросил он.
Я соблаговолил и взял плату безо всякой ажитации. Как я догадывался, это были очень большие деньги. Самым известным столичным врачам не снились такие гонорары.
С другой стороны, кто из тамошних светил мог похвастаться, что за час сумеет вернуть в семью мир и любовь?..
- Хорошо, пусть княгиня заедет за мной.
- Завтра едем гулять! - обрадовано захлопала в ладоши Анна Сергеевна.
- Вы не подскажете, господа, здесь есть хороший ювелирный магазин? спросил я хозяев.
- Вы хотите сказать, ювелирная лавка? - уточнил генерал. - А вам на что?
- Хочу сделать презент даме сердца, можно сказать невесте.
- Так у вас здесь невеста! - обрадовался подозрительный муж. - Кто, если не секрет?
- Она не местная, - не стал уточнять я. - У нее есть чудесное кольцо с изумрудом, может быть, удастся подобрать к нему серьги.
- У меня есть изумрудные серьги! - вмешалась в разговор княгиня. Помните, мои шер, те, что мне подарила на именины княжна Анастасия, я их все равно не ношу... Ежели вы позволите...
- Делайте, что хотите, мадам, - без большого энтузиазма согласился генерал.
- Полноте, княгиня, - возразил я, - лучше я сам что-нибудь подберу у ювелира.
- Ах, доктор, какие здесь ювелиры... Их, поди, и в губернии не сыщешь. Мне, право, эти серьги ни к чему. Княжна Анастасия их как бы в насмешку подарила зная, что они не подходят к моим глазам.
Анна Сергеевна явно хотела мне угодить, а я хотел сделать приятное Але. В конце концов, княгиня свои украшения не в шахте зарабатывала.
- Ну, если так, буду премного благодарен.
Княгиня попросила служанку подать ей шкатулку с драгоценностями и отыскала в ней серьги. Я взял украшения в руку и подошел к окну, чтобы лучше рассмотреть. К сожалению, они не совпадали с кольцом по стилю, хотя были и не дурны. Для Али пока это не имело значения, а позже, если она разовьет вкус, можно будет приискать что-нибудь более подходящее.
- Очень неплохие серьги, - искренне похвалил я подарок, - думаю, моя невеста будет рада.
Теперь мне оставалось только раскланяться.
Княгиня, утомленная лечением, осталась в постели, а генерал, превозмогая гордость, проводил меня до коляски. В принципе, он был неплохой мужик, конечно, с недостатками, характерными для своего времени, но это не самый большой человеческий порок.
- А знаете что, князь, - сказал я ему при прощании, - я вас тоже как-нибудь осмотрю. Мне кажется, вам и самому не помешает немного подлечится.
Мы дружески раскланялись с генералом, и кучер, будущий фаворит, повез меня к портному. В Троицке все было под рукой и рядом. Я вполне мог дойти до дома Котомкина и пешком, но это бы понизило мой общественный статус.
Глава шестнадцатая
Коляска миновала оба собора и выехала на рыночную площадь. Я тронул за пле чо кучера и велел ему остановиться. Bpe мя было уже позднее, и большинство лавок закрыто. Немощеная пыльная площадь была замусорена упаковочными материалами. Всюду валялись растрепанные рогожи, изломанные берестяные и ивовые корзины и ящики.
Было непохоже, что кто-нибудь собирается все это прибирать. Не сходя с коляски, я огляделся и убедился, что княгиня была права: торговля в городе была скудная. Судя по вывескам, большинство лавок торговало съестными припасами, хоэтоварами и изделиями местных промыслов. Правда, имелся и один "минимаркет" с интригующим названием "Заморские товары". Украшением площади, без всякого сомнения, служили два трактира: один побогаче, другой победнее. Но даже около них жизнь едва теплилась. Зато было много домашних животных, добывающих себе пропитание в отбросах. Собаки мирно сосуществовали со странными волосатыми, очень худыми свиньями и даже кошками, не слишком хоронящимися от занятых поисками пищи псов.
Я хотел уже ехать домой, когда увидел, что одна из лавок, с криво написанной вывеской "Галантерея", еще открыта. Я решил в нее зайти.
В лавке было душно, и стоял неприятный запах. Меня встретили два приказчика в одинаковых "форменных" поддевках и надетых поверх них жилетах. Судя по тому, как они были похожи, приказчики явно состояли в близком родстве. Меня умилили их головы, обильно смазанные каким-то маслом и расчесанные на прямой пробор. Мой приход привел сальных молодцев в буйное состояние. Они бросились на меня и буквально втащили в глубину лавки. Один при этом именовал меня "ваше-ство", а другой, более отчетливо, "ваше превосходительство".
Оказалось, что название "Галантерея" совершенно ничего не значило. Торговали здесь всем на свете от меда до хомутов. После улицы, в полутемной лавке было плохо видно, и я не очень ориентировался, что эти энтузиасты капиталистического труда совали мне в руки и вешали на плечи. Меня ни о чем не спрашивали, просто орали в уши и совали в руки все, что им попадалось на глаза.
Меня такая бесцеремонность разозлила, я вырвался из цепких объятий и попытался вставить хоть слово в их слаженный дуэт. Однако хлопцы были настырны и только удвоили усилия впарить мне конскую сбрую и штуку ситца. Я вовремя вспомнил, что я "представитель господствующего класса" и, используя свое превосходство в росте и силе, схватил голубчиков за шивороты и стукнул лбами. После этого громким голосом произнес несколько очень распространенных народных слов, понятных даже малым детям, и этим прекратил бесчинства. Приказчики заверещали и отскочили в разные стороны.
Тут же им на смену появился сам хозяин, - богато наряженный в многослойные одежды купец.
- Что прикажете, ваше сиятельство, - заговорил он сладким голосом, кланяясь и приседая, - я вижу вам нужна-с аглицкая материя на фрачек-с. Только для вас из почтения, отдам-с за бесценок-с.
Он схватил с полки штуку какой-то материи и начал совать мне в руки.
- Отменнейшее сукно-с, такого и в Петербурге-с не достать-с.
Похоже, у ребят была четко отлаженная методика торговли. Я не без интереса понаблюдал ужимки купца и резко прекратил этот спектакль художественной самодеятельности, схватив предпринимателя за окладистую бороду:
- Ах ты, аршинник, самоварщик, архиплут, протобестия! - заорал я голосом городничего из гоголевского "Ревизора" и попытался помотать тушу хозяина за бороду. - Так-то ты царские указы выполняешь! Да я тебя в Сибирь! Да я тебя на дыбу! Молчать, когда тебя спрашивают!
Ассорти из Хлестакова и городничего мне явно удалось. Купец мне поверил. Он уронил драгоценное сукно на грязный пол и начал валиться на колени.
- Вашество, помилуйте, не погубите, жена, детки малые...
Я не поверил, но смягчился.
- Ладно, но смотри у меня, в последний раз прощаю. Так тебя, растак!
- Вашество, благодетель, кормилец, век Бога молить, и деткам накажу, что только приказать изволите...
В общем-то, с этого ему и стоило начинать.
- Бумагу почтовую и чернила.
Мне мгновенно принесли пачку бумаги в пятьдесят листов и пузырек чернил.
- Шелковую рубаху субтильной девице, - приказал я, переведя размер одежды Алевтины на понятный язык. Передо мной тот час навалили груду рубашек, поставив перед сложностью выбора. Я покопался немного и отложил две подходящие по размеру рубахи, приказав купцу самому проверить их качество. Напуганный "аршинник" забраковал обе и поменял их на такие же, но без недостатков.
Потом я занялся подбором всяких женских аксессуаров, пользуясь указаниями купца. Горка покупок оказалась внушительной, и мне ее упаковали в берестяной кузовок.
- Сколько? - строго спросил я хозяина.
- Вашество, не извольте обижать, примите-с...
- Посчитай и скажи, - отверг я взятку, даже не будучи должностным лицом.
- Исключительно, для вас, нашего благодетеля, все-го-то пятьдесят рублев.
Я не имел никакого представления о существующих ценах, но лавка казалась достаточно простонародной, и товары в ней были не для богатых. Притом купчина смотрел на меня слишком честно, и слишком сладостно заглядывал в глаза, чтобы я ему поверил. Поэтому, используя опыт старших поколений, я театрально вытаращил глаза и процитировал Жванецкого:
- Скоко-скоко? Это что, за товар или за всю лавку?!
- Вашество, не погуби, - опять повторил свою репризу купец, благодетели вы наши, по-божески, по справедливости, четвертной!
- Тэк-тэк, - гнусным тоном процедил я, - значит, говоришь, двадцать пять рублей?
- Двадцать рублей, барин, будет по справедливости, - почти нормальным голосом, уточнил хозяин.
Я не стал торговаться и расплатился. Провожали меня низкими поклонами и умоляли наведываться еще. Вид у купца был победоносно довольный, и я понял, что меня все-таки надули.
Начинало смеркаться. Я вспомнил, что заказал баню, и поторопился сесть в коляску.
Рабочий день у портного к этому часу кончался, и хозяйка со служанкой кормили семью и работников ужином. Из "трапезной", довольно большой комнаты с длинным столом, доносился гул голосов. Не сообщая о своем возвращении, чтобы никого не беспокоить, я прошел к себе. Аля грустно сидела у окна и не повернула головы, когда я вошел.