Шхиян Сергей. Заговор

   – А как его зовут? – осторожно спросил я, боясь спугнуть разоткровенничавшегося с нечистым заговорщика.
   – Сам что ли не знаешь? – начал он, и я решил, что разговор пойдет по второму кругу, но Васька объявил не будущее имя грядущего русского царя, а настоящее:
   – Семен Аристархович.
   – Фамилия его как?! – чуть не закричал от нетерпения я.
   – Известно как, Ерастов-Рюрикович! – спокойно ответил он.
   – Дьяк Ерастов ?
   – Так его только сейчас зовут, но скоро все переменится!
   – Теперь говори, где он живет?
   – Известно где, на Якиманке, там его всякий знает! А скоро и вся Русь ему в ножки поклонится!
   Было, похоже, что у кривого начало сносить крышу, он очередной раз так сильно ударился лбом об пол, так что я невольно поежился.
   Потом он вдруг прервал разговор и начал громко читать «Отче наш». Нужно было, пока он совсем не свихнулся, попытаться узнать, куда увезли Прасковью.
   – Девушку куда отвезли, знаешь? – прокричал я ему в ухо.
   – То одному государю ведомо! – окончив молитву, ответил он и заплакал. – Пропала моя бедная головушка!
   – Это точно, – согласился я, вставая. – Жить тебе осталось недолго!
   – Выходит, о Прасковье он ничего не знает? – как-то бледно спросил Сидор, слушавший все наши разговоры возле открытых дверей.
   – Придется идти к дьяку. Слышал, что тот затевает, хочет Москву сжечь!
   – Нужно царю донести, ты же у него окольничий, – предложил Сидор.
   – К нему сегодня не пробиться, пока будем по Кремлю ходить и правду искать, они весь город сожгут!
   – А что мы вдвоем сможем сделать? У него, поди, сила большая, вон, что тот юродивый говорил...
   Так переговариваясь, мы спешно продвигались в сторону Якиманки. Переодеться в свое платье я не успел и шел в колдовском наряде, правда, снял свой звездный плащ и выбросил островерхий колпак. В темноте черная одежда была даже на руку.
   – Как там наша Прасковьюшка? – опять завел Сидор.
   – Скоро узнаем, – пообещал я, пока без пользы ломая голову над тем, как одному победить целую организацию, причем мощную и боеспособную. Будь у меня время на подготовку, тогда можно было, поправ собственные принципы не учить предков делать смертоносное оружие, соорудить какую-нибудь техническую новинку вроде взрывного устройства замедленного действия и подорвать весь это комплот. Теперь же, единственное чем я располагал, было холодное оружие и мозги XXI века. И хотя они морфологически ничем не отличались от средневековых, но в них было напиханы такие военные сведения, которые здешним заговорщикам и не снились.
   – А как мы туда попадем? – перебил мои грустные размышления, Сидор.
   – Куда туда? В имение дьяка? – переспросил я.
   – Ага, в имение.
   – Понятия не имею, нам его для начала нужно найти, тогда уже будем соображать, как попасть.
   – Ты как думаешь, у него много народа? – задал Сидор типичный в таких случаях бессмысленный вопрос.
   – Много, – мирно ответил я, сдерживаясь, чтобы не обругать парня за болтливость. Он был напуган предстоящими приключениями и говорил просто так, чтобы не молчать.
   – Хорошо бы там оказалась Прасковья, я бы ее спас! – перешел он от глупых вопросов к глупым розовым мечтам.
   После такого наивного, детского высказывания я едва не рассмеялся. Дальше мы двигались молча. Перед выходом на Якиманку боковая улица, по которой мы шли, оказалась заперта на ночь рогатками. Когда мы попытались их перелезть, откуда ни возьмись, набежали сторожа. Поднялся гвалт. Моя «иноземная» одежда вызвала у сторожей подозрение. Пришлось объясняться с местным целовальником. Только когда я додумался сказать, что мы направляемся к дьяку Ерастову, от нас отстали и разгородили проход.
   Несмотря на ночное время, на Якиманке оказалось много народа. То и дело мимо нас сновали пешие и конные.
   Теперь стало ясно, что Васька не соврал, и мы действительно приближаемся к «штабу» заговорщиков. Сидор, не спрашивая меня, остановил какого-то человека и вознамерился узнать у него, где живет Ерастов, и этим едва не погубил все дело. Прохожий, услышав имя дьяка, подозрительно спросил, что нам от него нужно. Пришлось мне с хода придумывать дурацкое объяснение.
   – Тебя кто за язык тянет! – обругал я Горюнова, отирая со лба пот. – Иди и молчи, увидим, куда все направляются, туда и мы пойдем. И не смей ничего без меня делать, даже рта не открывай, а то сейчас же отошлю к отцу!
   – Да я что, я только хотел спросить, – оправдывался он.
   – Иди и молчи! – сказал я такой злостью, что парень сразу замолчал.
   Нервное напряжение возрастало по мере того, как мы подходили к месту обитания дьяка. Что-то слишком много народа здесь оказалось. Причем, не по ночному активного и целеустремленного. Я предполагал, что в этом деле все не так-то просто, но не думал, что в таких масштабах.
   – Теперь пойдем медленно, – предупредил я Сидора, сбавляя шаг.
   Мой черный костюм пока не привлекал к себе внимания, исключительно потому, было совсем темно. Я понимал, что нужно как-то решить вопрос с одеждой, но не знал, что можно предпринять в этой ситуации. Нужно было искать «удобный случай». И как часто бывает, когда его ждешь случай, он вдруг сам тебя находит. Когда мы проходили мимо глухого забора, от него вдруг отделилось что-то темное и преградило дорогу.
   – Кто такие и по какому делу? – грубым, уверенным в своей власти и силе голосом спросил невидимый человек.
   Я понял, что мы нарвались на сторожевой пост. В заборе оказалась калитка, за которой прятался караульный. Такой предусмотрительности я от заговор, щиков не ожидал. Пришлось опять выкручиваться:
   – К дьяку Ерастову по срочному делу, – ответил я, стараясь, чтобы это прозвучало спокойно и обыденно.
   – А ну, стой! Я сейчас проверю, по какому ты делу! – сказал караульный и приставил мне к животу что-то острое на короткой палке.
   Ждать было нечего, я сориентировался, куда бить, оттолкнул от себя оружие и, сделав вперед большой шаг, ударил кулаком, стараясь попасть часовому в челюсть.
   Куда-то я, конечно, попал, но не очень удачно. Караульный только вскрикнул, отшатнулся и тут же попытался проткнуть меня своим острым предметом. Спасла меня кольчуга, но удар бердышом в грудь оказался сильным и болезненным. Пришлось действовать жестко. Когда все было кончено, я окликнул застывшего столбом Сидора:
   – Помоги мне!
   Тот подошел, и мы вдвоем втащили недвижимое тело через калитку за ограду.
   – А это кто? – робко спросил парень.
   – Караульный, помоги мне его раздеть!
   – Зачем?
   Я чуть не обругал его за тупость, но сдержался, ответил, чтобы он понял:
   – Мне нужно переодеться, а то в моей одежде нас сразу задержат.
   Сидор промолчал, но помог стащить с убитого кафтан и портки.
   – Шапку брать? – спросил он, когда я уже напялил на себя чужое, пропахшее потом и еще чем-то неприятным платье.
   – Дай ее сюда, – попросил я, довершая свой туалет.
   Дальше мы шли медленно, прижимаясь к заборам, и этим схоронились от следующего поста. Не заметив, нас обогнали два всадника. Они неспешно ехали, о чем-то разговаривая, и едва оказались впереди, их окликнули с очередного поста:
   – Кто такие, по какому делу?
   – К Панфнутию, – не останавливаясь, негромко ответил один из них.
   – Проезжайте! – разрешил караульный.
   Я схватил Сидора за плечо и прижал к забору. Когда звуки лошадиных шагов затихли, толкнул вперед. Мы вышли на середину проезжей части и пошли своей дорогой.
   – Кто такие, по какому делу? – окликнули нас тот же караульный.
   – К Панфнутию, – повторил я пароль конников, на всякий случай держа наготове кинжал.
   – Проходите, – ответил невидимый человек, и мы пошли дальше.
   – А кто такой этот Панфнутий? – спросил через минуту Сидор.

Глава 20

   Попасть в гнездо заговорщиков нам помог счастливый случай. На середине улицы застряла лошадь, не желая везти поклажу. Телега была тяжелой, нагруженной с верхом, а лошадь крестьянская малорослая. Возчик, такой же, как и его тягло, мелкий, слабосильный мужик тянул ее за узду, уговаривал, охаживал кнутом, коняга храпела, пятилась в оглоблях, но идти отказывалась.
   – Ну что ты с ней будешь делать! – жаловался он неведомо кому. – Такой же неслух, как его и матка. У, вражья порода!
   – Что везешь? – спросил я мужика, когда мы поравнялись.
   – Факелы смоляные, будь они неладны! Велели доставить в срок, а этот одер идти не желает!
   – Едешь-то ты куда, к Панфнутию? – спросили.
   – Ага, а вы, добрые люди, никак тоже туда направляетесь? Может, подсобите? Никак мне нельзя опоздать, барин шкуру спустит!
   – Как не помочь человеку, – охотно согласился я. – Далеко еще ехать?
   – Рядышком, вон там, отсюда видно, – указав рукой вперед, засуетился мужик.
   – Давай, толкнем телегу, – сказал я со значением Сидору. – Нам тоже в ту сторону!
   Парень понял, и мы дружно подтолкнули воз. Лошадь, почувствовав, что поклажа полегчала, уперлась, и телега сдвинулся с места.
   – Нам бы только на горку въехать, там она сама пойдет, – суетился мужик, не зная, как благодарить отзывчивых прохожих.
   Так мы и преодолели последний участок пути. Возчик тянул лошадь, а мы с Сидором толкали телегу сзади. Узнав, что мы привезли, во двор нас караульные пропустили безо всяких вопросов, только что обругали, что так задержались в пути.
   – Везите вон к тому сараю, там все и разгрузите, – распорядился какой-то местный менеджер. – Только поторапливайтесь, а то смотрите у меня! – на всякий случай продемонстрировал он свою власть.
   Я подобострастно поклонился и пообещал все исполнить в лучшем виде. Мы сопроводили воз до указанного места и начали разгружать факелы, заодно наблюдая, что происходит во дворе. Народа тут оказалось много, и все занимались своими делами, бегали, перекликались. Кроме активных участников, какие-то люди просто стояли отдельными кучками.
   – Вы разгружайте без меня, мне нужно отойти по делу, – сказал я спутникам.
   Дальше я действовал сообразно общей обстановке, ходил от одной группы к другой торопливой походкой занятого человека, стараясь услышать, кто о чем говорит. Как удалось понять, в группах инструктировали участников готовящегося поджога. Меня подробности их дальнейших действий не интересовали. Все равно мне такую силу было не остановить. Напрашивался единственно реальный выход из ситуации, каким-то образом обезглавить заговор.
   Осматриваясь, я обратил внимание, что руководители отличались от рядовых исполнителей белыми повязками на рукавах. Они были разной ширины и у одних украшали левые, у других правые руки. В этих «знаках различия» был какой-то смысл, и я попытался понять какой. Вскоре все объяснилось. Чем выше был начальник, тем шире у него повязка. Маленькие командиры носили их на левой руке, крупные, которых тут оказалось здесь всего трое, на правой.
   Мне тоже захотелось так же украсить свой вонючий кафтан. На правую руку и широкую повязку я не претендовал, но чем-то отличится от рядовых воинов невидимого фронта стоило. Однако никакого подходящего лоскута под рукой не было, и я вернулся к нашей подводе. Разгрузка там почти завершилась. Наши факелы мои «коллеги» доложили к общей куче на полу сарая и теперь вытаскивали со дна повозки плетеные корзины с какими-то непонятного назначения глиняными шарами.
   Я был так занят наблюдением за двором, что вначале не обратил на эти странный предметы внимания. Только когда Сидор показал мне один такой глиняный комок и спросил что это такое, я рассмотрел его в подробностях. Шар был небольшой, неправильной формы, размером чуть меньше кулака. Из него торчал льняной шнурок. Думаю, будь во дворе светло, я бы сразу догадался о назначении странного предмета, а теперь, на ощупь, на это потребовалось несколько минут. На отгадку натолкнул торчащий из глины хвостик.
   – Такими шарами монголы забрасывали деревянные крепости, – сделал я смелое по своей безответственности предположение. – Там внутри должна быть горючая жидкость.
   – Как это горючая? Зачем? – не понял Сидор.
   – Поджигаешь фитиль и бросаешь, – все более уверенно строил я гипотезу. – Шар разбивается, жидкость начинает гореть. Вот тебе и пожар!
   – А зачем такое нужно? – вмешался в разговор крестьянин.
   – Если война начнется, будут вражеские крепости поджигать.
   – Ишь ты, страсти-то какие! Никак на нас кто войной идет?
   – Ты откуда сам-то будешь? – спросил я мужика, как бы невзначай пряча в карманы пару поджигательных снарядов, мало ли на что они могут пригодиться.
   – Здешний, подмосковный, – ответил он, – в холопах у стольника Нечаева.
   – Знаю такого, говорят, хороший человек, – похвалил я.
   Крестьянин на это никак не отреагировал, промолчал.
   – Тебя как зовут? – спросил я, рассчитывая получить от него информацию о помещике.
   – Алексеем кличут, – ответил он.
   – Вот здорово, значит, мы с тобой тезки! – обрадовался я. – Послушай, друг Алексей, а не привозили вчера к вам в поместье какую-нибудь незнакомую девку?
   – Беглую, что ли? – без раздумий уточнил он.
   – Беглую...
   – У нас, в темной сидит, от тебя, что ли, сбежала?
   От такой нечаянной удачи мы с Сидором одновременно крякнули. Однако беглых девок могло быть сколько угодно, нам нужна была единственная.
   – Как ее звать, не знаешь? – с надеждой спросил я.
   – Нет, мне девки без надобности, я семейный. Видеть видел, а говорить не говорил.
   – А какая она из себя? – горячо вмешался в разговор Сидор.
   Мужик удивленно на него посмотрел. Ответил так, как и следовало ожидать:
   – Девка как девка, обыкновенная, с косой и в сарафане.
   – Можно, я пойду туда! – взмолился парень. – Как же она там, бедняжка?! Да я бегом добегу!
   – Ты сейчас побежишь домой, я тебя уже, кажется, предупреждал! – попытался я остановить бьющий из него фонтан чувств.
   Ничего не понимающий крестьянин переводил тревожный взгляд с одного на другого. Наконец у Сидора отлило от головы, и он отступил в сторону.
   – Чего это он? – шепотом поинтересовался мужик. – Никак умом тронулся?
   – Есть немного, – ответил я, так, чтобы слышал влюбленный, – в детстве его из люльки уронили вниз головой, вот он и не понимает, где и что можно говорить!
   – Да я что, я просто так, – извинился Сидор.
   – Это было последнее предупреждение, если я еще раз тебя услышу! – угрожающе сказал я. Потом заговорил с крестьянином:
   – Ты когда домой собираешься?
   – Как барин скажет, он тут обещал быть, – ответил он. – Наше дело подневольное, как скажут. Жаль только, пшеница уже сыпаться начинает, а я тут прохлаждаюсь! Да кто поймет землепашца!
   – Покажи мне своего постельничего, я с ним поговорю, может быть, и смилостивится, отпустит. Я о нем наслыхом знаю, а в лицо никогда не видел.
   Мужик обрадовался доброму слову:
   – Ох, поговори, голубь, веришь, как о пшенице вспомню, душа кровью обливается! Летом же день год кормит!
   – Обещал поговорить, значит поговорю. А ты случаем, дьяка Ерастова не знаешь?
   – Это такой, представительный, гордый, что к моему барину ездит? – уточнил Алексей.
   – Я его в лицо не знаю, может и гордый.
   – Точно, так его будто и называли, Ератов какой-то, – бормотал мужик, не в силах переключиться с одной мысли на другую. – Или вроде не Ератов, а так, как ты называл! Много их к нам ездит, всех не упомнишь...
   – Ладно, пойдем по двору погуляем, если заметишь хозяина или Ерастова, тихонько мне скажи, а то они рассердится могут.
   – Это как водится, – согласился Алексей. – Бояре народ нетерпеливый, как что не по ним, так в крик или сразу в морду норовят. Мы обхождение знаем, не лезем с кувшинным рылом в калачный ряд!
   Пока происходили все эти события, у заговорщиков приближался час X. Мелкие начальники окончили инструктаж и разрешили исполнителям отдохнуть перед началом акции. Время неумолимо уходило, а я так ничего не мог предпринять. Мелькнула мысль поджечь сено в конюшне, однако во дворе было столько людей, что начинающийся пожар тотчас заметят и потушат. Даже если бы я подожгу в сарае смоляные факелы, они не успеют разгореться. Тут нужно было подпалить что-нибудь быстродействующее, вроде порохового погреба. Вполне возможно, что он где-нибудь здесь и был, только неизвестно, где и как к нему подобраться.
   – Вон идет мой барин, – перебил мои грустные мысли Алексей, указывая пальцем на переднюю часть двора.
   – Барин? – не сразу понял я, о чем он говорит. – Где барин?!
   – Да вон, идет по двору с тем, ну, про которого ты спрашивал.
   – Ерастовым?
   – С ним.
   Действительно по двору шла группа из пяти человек. Впереди двое с широкими повязками на рукавах, сзади, на почтительном расстоянии, еще трое, по виду охранники.
   – Который барин? – тихо спросил я крестьянина.
   – Тот, что пониже, а который подороднее, Ерапов и есть.
   – Вы оставайтесь, я попробую подойти, поговорить, – сказал я и неспешной походкой двинулся параллельно идущей группе.
   Кажется, у меня появился единственный шанс решить вопрос в пользу Москвы. Без руководителей поджог города, просто, может не состояться. Однако как на глазах охранников напасть на двух молодых здоровых мужчин, справиться с ними и при этом остаться в живых, я не представлял. Как ни странно, просто броситься на амбразуру меня не тянуло. Героизм дело возвышенное, подвиг тем более, но мне не хотелось принести себя в жертву, тем более в таком отдаленном прошлом.
   Между тем оба предводителя шли в дальнюю часть двора, туда, где темнели хозяйственные постройки. Я обогнал их по флангу и спрятался за коровником. Стоял, прижимаясь к стене, явственно различая запах молока и навоза.
   Здесь, на задворках усадьбы, было тихо, все группы участников заговора остались в передней части двора.
   В голове была одна единственная мысль, как отвлечь охранников и разобраться с зачинщиками. «Были бы хоть спички, можно было запалить сено», – с отчаяньем думал я. Мысль продвинулась чуть дальше, и я еще до конца не додумав, что буду делать дальше, уже вытаскивал из карманов глиняные монгольские снаряды.
   Зажечь спичками запальные фитили было бы легче легкого, мне же пришлось вытаскивать огниво, высекать огонь, раздувать трут... Я уже давно в совершенстве овладел этим нехитрым искусством, но все равно времени на разжигание огня уходила почти минута.
   – Ты это чего здесь с огнем балуешь? – сердито спросил из-за спины незнакомый голос.
   Я обернулся и низко поклонился дьяку Ерастову. Пока разгибался, подумал, не попробовать ли воспользоваться такой знаменательной встречей, однако за его спиной уже выросли охранники, кинжал был у меня в ножнах, да еще спрятан под кафтаном.
   – Корова, господин, должна отелиться, вот и пришел проверить, как она. А там темнота, хоть глаз выколи, – повторяя поклон, ответил приниженным «холопским» голосом.
   – Ну, смотри, с огнем осторожнее, пожара не наделай, – брезгливо сказал Ерастов, теряя ко мне интерес.
   В предрассветных сумерках я смог рассмотрел его высокомерное, полное лицо. Ни по возрасту, ему было явно под тридцать лет, ни по виду на воскресшего царевича он никак не тянул. Разве что царским у него было высокомерие.
   – Главное – не терять время, тогда все получится, – сказал он своему спутнику стольнику Нечаеву.
   Этого типа я вспомнил, оказывается, видел несколько раз в царском дворце. Он меня в простонародном кафтане, и низко надвинутой на глаза войлочной шапке, конечно, не узнал.
   – Давай здесь, что ли, поговорим, – сказал Ерастов, отходя от коровника.
   Больше я ничего не услышал, тем более что был занят делом, раздувал трут. Когда он разгорелся, вошел внутрь коровника. Фитильки загорелись сразу, видимо, были чем-то пропитаны. Я вернулся наружу и зашел за угол. Оба глиняных шара, чертя в воздухе сложные огневые узоры, улетели в ночь. Бросал я их, что было сил, и улетели они довольно далеко, так что их падения землю слышно не было. Зато там разом вспыхнули два костра.
   Такое хозяйский глаз пропустить, конечно, не мог. Ерастов приказал охранникам, и те, гулко топая ногами, побежали смотреть, откуда возник огонь. Оба главных заговорщика остались стоять на месте, с безопасного расстояния наблюдая за необыкновенным природным явлением.
   Моих шагов они не слышали. Надеюсь, боли тоже не почувствовали. Во всяком случае, оба даже не вскрикнули, когда мой кинжал поочередно входил им в спины чуть ниже лопаток.
   – Здесь что-то горит! И никого нет! – крикнул издалека кто-то из охранников. – Сейчас потушим, – добавил он, поворачиваясь в нашу сторону. Со света ему ничего не было видно.
   Что там было дальше, не знаю, пока не обнаружили тела и не началась тревога, я побежал в сторону сарая, где меня ждали Сидор с Алексеем. Небо уже начинало сереть, и нужно было торопится уносить ноги. Еще задыхаясь от неистового бега, я неспешным шагом подошел к товарищам. Те вдвоем сидели на облучке телеги и разговаривали.
   Тревога пока не началась, видимо, охранникам затоптать огонь оказалось не так-то просто.
   – Ну, что? – с надеждой спросил крестьянин.
   – Все в порядке, барин разрешил, можешь уезжать, – стараясь сдержать сбившееся дыхание, ответил я. – Поехали, нам тоже пора.
   – Помогите! – отчаянно закричали с дальнего конца двора.
   – Чего это там? – спросил Алексей, разворачивая лошадь.
   – Кто его знает, может быть, кто-нибудь поскользнулся, – ответил я первое, что пришло в голову. – Выезжайте, я вас догоню.
   Лошадка бойко потащила пустую телегу навстречу бегущим вглубь усадьбы людям. Там кричали все тревожнее и отчаяннее. Двор пустел. Я заскочил в сарай, рассовал по карманам, сколько влезло, замечательных глиняных шаров, а пару разбил об пол. В руке у меня по-прежнему оставался тлеющий трут. Я бросил его в разлившуюся жидкость и, не оглядываясь, пошел к открытым воротам.
   Улица была пустынна. Впереди, уже шагах в пятидесяти, тарахтели по неровной дороги тележные колеса, уныло скрипели несмазанные оси.
   – Чего там случилось? Почему кричали? – спросил крестьянин, когда я догнал подводу.
   – Пожар, – коротко ответил я, оглядываясь через плечо на первые всполохи. – Вовремя мы оттуда уехали!
   Сидор вывернул шею, пытаясь понять, что случилось в имении дьяка, но меня спросить боялся, помнил угрозу. Его мучило любопытство, но он понимал, что разговаривать на эту тему в присутствии крестьянина нельзя.
   Ехали мы медленно, кляча еле брела, с трудом справляясь даже с пустой подводой. Мы молча шли рядом с мужиком, ведущим ее под уздцы. Кончалась короткая летняя ночь, на востоке уже розовели облака. Просыпались птицы.
   – Вы далеко от Москвы живете? – не выдержав долгого молчания, спросил возчика Сидор.
   – Нет, совсем рядышком, почитай, сразу за городской стеной, – ответил тот. – Скоро приедем.
   – Нас до утра за городские ворота не выпустят, – заметил я, – так что скоро никак не получится.
   – Выпустят, – успокоил меня Алексей, – я специальное слово знаю. – Когда сюда ехал одно сказал, а теперь скажу другое, нас и пропустят. Моего барина стрельцы чтят.
   Было похоже на то, что в заговоре на стороне Ерастова участвует половина Москвы.
   Когда наша лошаденка доковыляла до городских ворот, нужды в пароле больше не было, их и так уже собирались открыть. Алексей занял очередь на выезд, и мы с Сидором остались вдвоем. Теперь у него появилась возможность удовлетворить любопытство, но прямо спрашивать он не решился, принялся выведывать обиняком:
   – Что-то я пожаров нынче в Москве не заметил, неужели у дьяка ничего не вышло?
   Мне после двух бессонных ночей так хотелось спать, что желания разыгрывать парня не было. Потому я, не отвечая на его риторический вопрос, коротко рассказал, чем кончился заговор. То, что я всего час назад убил двоих людей, подействовало на Горюнова так угнетающе, что уже я смотрел на него с нескрываемым удивлением.
   – А как-нибудь по-другому нельзя было? – виновато улыбаясь, спросил он. – Если бы с ними поговорить, пристыдить. Сказать бы им, что они не они по-божески поступают...
   – Ты это серьезно говоришь? – спросил я.
   Парень окончательно смутился.
   – Думаешь, не послушались бы?
   – Если бы я им такое сказал, то мы бы с тобой, да заодно и наш кучер, уже к райским вратам подлетали, – сердито ответил я.
   В чем-то я его понимал, такие люди не от мира сего попадаются в любые эпохи.
   Мне и самому делалось тошно, когда я вспомнил, как легко, почти без сопротивления кинжал входил в человеческую плоть. Мне кажется, нормальный человек никогда не сможет привыкнуть к убийству. Это противоречит его естеству. Можно постараться отгородиться от раскаянья...
   – В таких делах приходится быть жестоким, – сказал я, стараясь, чтобы голос не дрогнул, – здесь кто кого. Когда люди начинают бороться за власть, они никого не жалеют.
   – Но ведь тебе власть не нужна, почему ты убиваешь?
   Вопрос у Сидора получился, что называется, хороший. Только ответить на него мне было нечего. Конечно, я мог бы сказать о борьбе за справедливость, защите слабых и угнетенных, все это было правдой, но какой-то слишком пафосной и неубедительной. И вообще, на этот вопрос ответить просто я не мог, даже сам для себя. Пришлось искать отговорку:
   – Если бы я их не убил, они половину города сожгли, да и до Прасковьи бы не дали нам добраться.
   Упоминание девушки, кажется, его убедило, что другого выхода у меня не осталось, как только убить супостатов. Во всяком случае, больше на эту тему разговора не возникло. Да было и не до того, стрельцы уже открыли ворота, и народ бросился к выходу, так, будто в городе бушевал пожар. Навстречу ломились жаждущие войти, сталкиваясь со стремящимися выйти. Нашего возницу так затолкали, что пришлось придти ему на помощь, чтобы не потерять провожатого.