Разобравшись с поведением стадных животных, мы неизбежно приходим к выводу, что равенство и братство – не более чем миф, причем миф вредный и опасный, ибо попытки построить царство божие на земле, которые человек с упорством, достойным лучшего применения, предпринимал испокон веков, всегда заканчивались большой кровью. К сожалению, сотворить утопию можно только на бумаге, потому что такое общественное устройство решительно противоречит нашим врожденным программам поведения.
РУМЯНАЯ ФЕФЁЛА
У замечательного поэта Саши Чёрного есть такие строчки (цитирую по памяти):
Проклятые вопросы,
Как дым от папиросы,
Растаяли во мгле.
Пришла проблема пола,
Румяная фефёла,
И ржёт навеселе.
Отношения полов – тема полузапретная, чрезвычайно запутанная и вдобавок с привкусом «клубнички», поэтому долгое время обсуждать эти вопросы в печати или в приличном обществе было не принято. Хотя человек – в высшей степени сексуально озабоченное животное: половые отправления всегда вызывали нездоровый интерес и традиционно занимали очень много места в жизни людей во все времена. Мы не сильно погрешим против истины, если скажем, что даже слишком много, гораздо больше, чем у большинства других животных, ибо ни одна культура (от Адама до наших дней) не оставила сферу пола без внимания. Если бросить взгляд на историю человечества, мы увидим, что отношение к этому вопросу порой бывало диаметрально противоположным – от последовательного табуирования всего, связанного с полом, до общественных практик ритуального разврата, в разное время бытовавших у многих народов. Не найдем мы только одного – равнодушия или хотя бы спокойного отношения к этой теме. Религиозные учения различного толка смотрели на отношения полов по-разному, но всегда считали их своей епархией и властно вмешивались в регуляцию брачных отношений посредством всевозможных норм, запретов и установлений.
За тысячи лет человечество нагородило вокруг сексуальной сферы терриконы самых нелепых домыслов: тут и мелкая философия на глубоких местах, и плохо переваренный фрейдизм, и вульгарные социологические штудии, стремящиеся вывести нюансы полового поведения человека из классовых или производственных отношений. При этом даже самые оголтелые гуманитарии называют инстинкт продолжения рода все-таки инстинктом и не спорят, как правило, что биологическая компонента тут необходимо присутствует. Но вот сделать следующий шаг и признать ее определяющей для таких людей смерти подобно, и потому пальму первенства они отдают высшему в человеке – загадочной неуловимой субстанции, пощупать которую руками нет никакой возможности. При этом почему-то никто не идет на поклон к биологам или этологам, хотя они без особого труда могли бы пролить свет на многие темные места взаимоотношений полов.
Нелепостей, ставших расхожими мифами, в этой области накопилось великое множество. Например, ортодоксальный марксизм полагает, что в глубокой древности среди первобытных людей царил промискуитет – беспорядочное сожительство всех со всеми, и только постепенно, по мере повышения градуса разумности и усложнения социальной организации поголовный свальный грех отлился в некие приемлемые формы. Между тем ветхозаветный промискуитет – точно такая же кабинетная выдумка, как матриархат или золотой век на заре человеческой истории. Любой этолог объяснит, почему это невозможно. Во-первых, беспорядочный характер брачных связей противоречит иерархической структуре группы охотников и собирателей: отсутствие равенства между членами стада непременно требует регламентации отношений. Во-вторых, человек – очень ревнивое животное, причем ревнивы оба пола. Специально доказывать этот тезис нет никакой нужды: нам и без того хорошо известно, что накал страстей может быть настолько силен, что в некоторых случаях дело доходит до убийства. Промискуитет в стаде пралюдей неизбежно вылился бы в беспрерывную череду конфликтов, и такое сообщество не имело бы будущего. В-третьих, у ребенка есть выраженная потребность иметь не только мать, но и отца, следовательно, какой-то отец всегда был. Во всяком случае, такая программа просто не могла бы возникнуть в популяции с абсолютно свободными нравами. Наконец, в-четвертых, при господстве промискуитета женщина была бы обречена в одиночку растить и воспитывать детей, что в обществе охотников и собирателей совершенно нереально. Так что о беспорядочных половых связях в старину лучше забыть, не торопиться с выводами и разобраться в существе вопроса более обстоятельно.
На протяжении писаной истории человечества можно проследить четыре системы брачных отношений: групповой брак (сожительство нескольких мужчин с несколькими женщинами), полигамия, или точнее полигиния (многоженство), полиандрия (многомужество) и так называемый парный брак (одна женщина и один мужчина), причем последний может существовать в двух вариантах – в виде нерасторжимого пожизненного союза и в форме, допускающей развод. Групповой брак был достаточно распространен в древности, но сегодня практически не встречается. Почти все население планеты предпочитает жить в парном моногамном браке, но многоженством тоже никого не удивишь, ибо многомиллионный мусульманский мир хранит свои традиции. Полиандрия всегда была редкостью (этнографы с большим трудом припоминают один из народов Непала, где эта экзотическая форма брачного сожительства была в порядке вещей), что неудивительно, если вспомнить об отчетливом половом диморфизме и бьющей через край ревности представителей вида Homo sapiens. Иногда, правда, поговаривают о многомужестве у туарегов (кочевой народ, населяющий Сахару), но в данном случае, вероятно, следует вести речь о равенстве полов, а не о полиандрии.
Мы постулировали наличие нескольких параллельно существующих форм брачных отношений у человека разумного, что не лезет ни в какие ворота. Больше всего удивляет то обстоятельство, что люди с готовностью подчинялись неписаным правилам брачного сожительства, чувствовали себя счастливыми и не считали, что поступают сколько-нибудь противоестественно. Между тем, с точки зрения этолога, подобное положение вещей – штука исключительная. Система брачных отношений в высокой степени видоспецифична и не может быть в одночасье изменена волевым усилием. Если, скажем, аистам на роду написано жить в строго моногамном парном браке, то при всем желании им этот жесткий стереотип не переломить, как бы ни хотелось несчастной птице сходить налево. С другой стороны, гориллы, живущие в групповом браке с абсолютным доминированием самцов, никогда не смогут создать парную семью.
Вопреки всем биологическим законам, человек разумный тасует свои программы наподобие заправского карточного шулера, и всюду чувствует себя как рыба в воде. Между прочим, среди бесчисленного множества парадоксов, которыми человек оградил свою половую жизнь, есть и такой: удовлетворять свою половую потребность следует подальше от посторонних глаз и даже говорить об этом неприлично. А почему? Ведь обезьяны (и не они одни) проделывают то же самое с великолепной непринужденностью и совсем не стесняются друг друга. Почему о пищеварении или дыхании толковать можно, а половой акт, служащий важнейшей цели продолжения рода, окружен частоколом всевозможных табу? Спору нет, стереотипы, привнесенные социальной эволюцией, уверенно ложились на биологический субстрат, подминали его под себя и по мере сил перекраивали неподатливую натуру, пытаясь втиснуть стихию в прокрустово ложе строгих моральных заповедей. Культурное обрамление полового инстинкта сомнений не вызывает, но где же прячется загадочный фактор «икс», подстегнувший именно такое развитие событий? Другими словами, почему все без исключения социальные институты с редким единодушием вмешиваются в сексуальную жизнь Homo sapiens, на каждом шагу подозревая нечистую игру краплеными картами, которые мог сдать, конечно же, не кто иной, как враг рода человеческого. Логика проста: поскольку дьявол – обезьяна Бога, он не успокоится до тех пор, пока не подсунет недорослю запретный плод, дабы насолить Творцу.
Давайте рассмотрим половое поведение других животных. Если не вдаваться в частности, репродуктивное поведение у большинства видов представляет собой цикл последовательных инстинктивных реакций, которые запускаются внутренней мотивацией или внешними стимулами, например определенной длиной светового дня. Дремавшая в течение всего года половая система начинает выделять гормоны, стимулирующие программу репродуктивного поведения. Возбужденное животное, которое следует огладить (раскавыченная цитата из учебника по собаководству), немедленно приступает к демонстрации своего нового статуса, что заводит противоположный пол и включает у него соответствующие поведенческие программы. Стремясь произвести впечатление, самцы начинают отчаянно соревноваться друг с другом, причем это соперничество принимает у разных видов различные формы: лягушки и певчие птицы ночи напролет голосят, тетерева токуют перед самками и затевают ритуальные бои, а мартовские коты беспощадно бьют возможных претендентов. В токовании (в широком смысле этого слова) заключен глубокий биологический смысл, поскольку оно позволяет особям противоположного пола сделать правильный выбор. Самка внимательно следит за ходом соревнований, и наиболее успешным в ее глазах будет, разумеется, тот, кто сумел переорать или побороть всех своих потенциальных соперников. Послушаем В. Р. Дольника.
«Итак, у огромного большинства видов репродуктивная система и самцов, и самок активируется раз в год, на короткий брачный период. В остальное время она неактивна, и нет ни полового поведения, ни интереса полов друг к другу. Пары на это время обычно распадаются, хотя у некоторых видов они сохраняются благодаря общим инстинктам заботы о потомстве или индивидуальной привязанности.
В большинстве случаев к началу следующего брачного периода потомство достигает самостоятельности и покидает родителей. Если потомство несамостоятельно более года, самки либо пропускают следующий сезон размножения (крупные хищные птицы, например), либо вступают в новое размножение, имея при себе несамостоятельных детенышей (медведи, волки, львы, ластоногие, обезьяны)».
Хитроумная природа никогда не сваливает все яйца в одну корзину. Она неутомимо пробует самые различные варианты. Поэтому существует и другая стратегия: цикличны только самки, а самцы сохраняют способность спариваться постоянно. Именно так ведут себя кошки, собаки и обезьяны, в том числе и человекообразные. Давайте присмотримся к половому поведению приматов, ибо на этом пути нас поджидают неожиданные открытия.
Брачные отношения павианов ничуть не похожи на человеческие. Власть в группе, как мы помним, принадлежит нескольким пожилым самцам, которые правят коллегиально и держат подданных в черном теле. Все прочие самцы образуют иерархическую пирамиду, в которой ранг того или иного самца определяется прежде всего возрастом. Самки находятся за пределами иерархии и полностью подавлены самцами. Однако свободный доступ к самкам имеют только геронты, которые считают их своей собственностью и не позволяют другим самцам с ними спариваться. Конечно, в жизни случается всякое, и самец, не входящий в высший иерархический ранг, вполне может проявить интерес к самке, а та – ответить ему взаимностью. Но дело это не простое, поскольку патриархи стараются держать самок возле себя и постоянно за ними приглядывают. Самцов второго иерархического ранга (субдоминантов) они тоже без внимания не оставляют, ибо все время подозревают их в страшном грехе прелюбодеяния. Можно сказать, что павианы ревнивы, однако это ревность особого рода, потому что между самими геронтами никаких трений из-за самок не возникает. Попросту говоря, патриархи спариваются с самками, не ревнуя друг к другу, а вот подчиненных самцов не подпускают даже на пушечный выстрел. Поэтому правильнее, быть может, говорить в данном случае не о ревности, а о своего рода собственническом инстинкте, ибо все без исключения самки стада – коллективная собственность патриархов. Самки у павианов занимают подчиненное положение, самцы их не кормят, не ухаживают за ними и не заботятся о них.
У человекообразных обезьян тоже все не как у людей. Гориллы живут большой патриархальной семьей, во главе которой стоит старый седой самец. Он полновластный хозяин в стаде и абсолютный доминант, однако разрешает самцам помоложе спариваться с самками, то есть ревности у горилл нет. Самки совершенно подавлены самцами, которые не ухаживают и не заботятся ни о них, ни о детенышах. Шимпанзе в отличие от горилл живут большими и достаточно сложно структурированными группами, но иерархия у них нестрогая, во всяком случае, далеко не столь жесткая, как у павианов. Социальные связи у шимпанзе весьма разнообразны, но самцы самок не ревнуют и к судьбе потомства совершенно равнодушны. Заботиться о маленьком детеныше самке помогают ее сестры и старшие дочери. Орангутаны почти все время проводят на деревьях, из-за самок не дерутся и не заботятся ни о них, ни о потомстве. Эти крупные обезьяны вообще большие мизантропы и часто живут в одиночку, а с противоположным полом общаются эпизодически. Можно сказать, что все человекообразные обезьяны спариваются сравнительно редко и нерегулярно, все они неревнивы, а самки у них совершенно бесправны. (В скобках заметим, что карликовый шимпанзе бонобо весьма любвеобилен и по целому ряду признаков располагается ближе всех других высших обезьян к человеку на эволюционной лестнице, но социальная жизнь этого редкого примата изучена явно недостаточно.)
Немного особняком стоят «бегущие по ветвям» воздушные гимнасты – уже знакомые нам гиббоны, таксономия которых доставляет специалистам немало хлопот. С одной стороны, они чистейшей воды гоминоиды (человекообразные), поскольку приматологи без особого труда находят у них полный набор понгидных признаков (понгиды, как мы помним, это высшие обезьяны – орангутан, горилла и шимпанзе): длинные руки, развитое запястье, отсутствие хвоста и защечных мешков. Но с другой стороны, седалищные мозоли и кариотип указывают на безусловное родство гиббоновых с низшими приматами. Мы не станем ввязываться в спор узких специалистов, а отметим только, что половое поведение гиббонов являет собой сравнительно редкий в животном мире (а у обезьян в особенности) пример моногамии: они живут семейными парами и только в местах кормежки объединяются в группы. Подросшим детям обоего пола немедленно указывают на дверь. К сожалению, гиббоны – это краснокнижный вид, в неволе они по понятным причинам размножаются плохо, а потому подробности их семейной жизни изучены с пятого на десятое и оживленно дискутируются до сих пор. Одни ученые считают, что акробаты-виртуозы живут в нестрогой моногамии (самец, одна-две самки и дети), а другие настаивают на супружеских отношениях с элементами альтруизма: в семье нередко обнаруживается пара престарелых животных, о которых трогательно заботятся.
Гиббоны отделились от общего ствола предков рода Homo самыми первыми, намного раньше других человекообразных обезьян. Это случилось примерно 25 миллионов лет назад. Однако многие ученые убеждены, что Homo sapiens, тем не менее, унаследовал древнюю программу парного брака, пусть даже в ослабленной форме. Косвенным образом об этом свидетельствует не только сохранившийся у человека инстинкт ревности, который напрочь отсутствует у человекообразных, но и несомненная (хотя стертая и неочевидная) потребность заботиться о своей женщине и ее детях, чего опять же начисто лишены почти все высшие приматы.
Еще раз напомним, что репродуктивное поведение большинства животных предельно функционально, и обезьяны здесь совсем не исключение. Пары сходятся только тогда, когда вероятность зачатия максимальна. Например, самки многих видов низших приматов могут быть оплодотворены только во время овуляции (выход зрелой яйцеклетки из фолликула яичника), которая приходится на середину менструального цикла. При этом внешние признаки наступившей овуляции настолько очевидны, что ошибиться невозможно. О готовности к спариванию самка сигнализирует увеличением половых органов, набуханием молочных желез, специфическим запахом выделений и демонстративным поведением, поэтому самец всегда знает, какой самке адресовать свое половое поведение, а какой – нет. Более того, если какой-нибудь самец ошибется, у него все равно ничего не выйдет, потому что вне фазы овуляции самка, мягко говоря, не жаждет любви. Отношение к половому акту в этот момент у нее резко негативное, она предельно агрессивна и просто не подпустит самца.
А вот у женщин Homo sapiens наступление овуляции никак внешне не проявляется: не только мужчина, но и сама женщина не знает в точности, когда половой акт может привести к зачатию, а когда – нет. Однако самое поразительное – даже не скрытая овуляция как таковая, а перманентная готовность женщины к половым контактам с момента полового созревания. Женщина способна к спариванию не только на протяжении всего месячного цикла, но даже во время беременности и кормления грудью. Наряду с пользованием огнем и речью это уникальная особенность нашего вида, которая у других животных практически не встречается. Такую избыточную любвеобильность, не связанную с продолжением рода, специалисты называют гиперсексуальностью.
Женская гиперсексуальность очень долго не давала покоя биологам, поскольку выбивалась из общего ряда. Ученые пребывали в растерянности, не находили вразумительного объяснения этому загадочному феномену. Природа бережлива, ее не упрекнешь в бессмысленной расточительности. Она никогда ничего не делает просто так, все ее решения имеют или имели какую-то цель. Возникает вопрос: чему служит избыточная способность к половым контактам, превышающая репродуктивные потребности вида? Как она могла вообще возникнуть при условии абсолютного доминирования самцов у обезьян открытых пространств?
Ситуация стала понемногу проясняться, когда зоологи обнаружили обезьян с похожим стереотипом полового поведения. Такими обезьянами оказались мартышки верветки, живущие в групповом браке.
Предоставим слово В. Р. Дольнику.
«В отличие от обезьян с другими формами брачных отношений самки верветок способны спариваться и в те периоды, когда они не могут быть оплодотворены, – задолго до наступления овуляции, а также после оплодотворения, во время беременности. <...> Самцы верветок не очень доминируют над самками и поэтому не могут спариваться с ними по своему усмотрению. Они должны предварительно перевернуть доминирование и начать делиться с самкой пищей. Только с таким самцом самка будет спариваться. Этологи называют спаривание самки за подачку „поощрительным". Этим приемом самка верветки заставляет самца кормить ее и до беременности, и во время. Более того, она стремится „повязать" поощрительным спариванием как можно больше самцов в группе, ведь каждый из них приносит ей подачки и каждый принимает ее детенышей за своих».
Давайте сначала разберемся с инверсией доминирования. Что это за штука, чему служит? Как мы помним, идиллического равенства полов у животных практически никогда не бывает – кто-нибудь обязательно берет верх. Если же такой эволюционный прокол все же изредка случается, это прогностически неблагоприятный признак, поскольку оборачивается для вида чувствительными неприятностями. Например, у некоторых видов птиц насиживать яйца могут как самки, так и самцы, а вот отчетливого доминирования какого-либо пола у них нет. Поэтому несчастные пернатые никак не могут договориться между собой и решить дело полюбовно. Вся их жизнь проходит в непрекращающихся попытках принудить друг друга к исполнению родительского долга. В большинстве случаев одна из сторон все-таки одерживает победу, но нередко отчаянное противоборство оканчивается ничем, и в результате 30 % кладок попросту погибает, так как их некому насиживать. Таким образом, если доминирование одного из полов не абсолютно, природа вынуждена изобретать специальные механизмы, чтобы сделать противоположный пол как можно более привлекательным, хотя бы на момент спаривания и ухода за потомством. Этой цели как раз и служит инверсия доминирования.
Агрессивный в обычное время и не терпящий возражений самец в период ухаживания (или токования) переворачивает доминирование и переходит в подчиненное положение, чтобы не напугать самку. Он становится совершенным лапочкой, всячески демонстрирует, что будет вести себя тише воды и ниже травы, готов исполнять любые прихоти предмета своих воздыханий. У многих видов инверсия доминирования распространяется исключительно на период спаривания: как только оно произошло, самец теряет к самке всякий интерес, и все возвращается на круги своя. У тех же видов, где необходима продолжительная забота обоих родителей о потомстве, инверсия доминирования может растягиваться на все время выхаживания детенышей. Биологический смысл подобного феномена очевиден. Это способствует выживанию наибольшего числа детенышей и в конечном счете служит процветанию вида.
А каким образом заинтересовать самца, как покрепче привязать его к самке и заставить проявить хотя бы минимум внимания к судьбе собственных детей? Надо сделать самку способной к спариванию как можно дольше, а не только в период овуляции. Приобретя способность спариваться не только для продолжения рода, она обеспечит себе внимание со стороны самца (или нескольких самцов), и проблема будет решена. Широко практикуя поощрительное спаривание за кусок хлеба с маслом, самка окажется в выигрыше и обеспечит полноценным питанием не только себя, но и свое потомство. Как мы помним, у человекообразных обезьян и павианов инверсии доминирования нет вовсе: самки этих приматов совершенно подавлены могучими самцами, которые спариваются с ними по своему усмотрению, не проявляя даже тени заботы ни о самках, ни об их детях. У многих других приматов инверсия доминирования ограничивается только лишь периодом спаривания, а забота о потомстве опять-таки отсутствует напрочь. Растягивать инверсию естественный отбор посчитал нецелесообразным, поскольку самки обезьян многих видов (в том числе человекообразных) неплохо справляются с воспитанием детенышей и без помощи самца.
А вот верветки, которые однажды перешли к жизни в открытых ландшафтах, выбрали другой путь – групповой брак с заботой самцов о детях. По единодушному мнению зоологов, это было оптимальное решение, поскольку верветки – некрупные и слабо вооруженные обезьяны, а смена среды обитания немедленно сделала их жизнь гораздо более суровой. Обремененной детенышами самке стало очень трудно добывать полноценную пищу, и отбор нашел выход из положения, изменив ее физиологию. Самки верветок могут спариваться за два месяца до начала овуляции и на протяжении всей беременности, то есть они доступны как сексуальный объект более полугода. По некоторым оценкам, за столь длинный период они успевают спариться с 60 % самцов в группе, и все эти самцы делятся с ней пищей, потому что считают ее детенышей своими.
Имеются серьезные основания полагать, что отдаленные предки человека проделали похожий эволюционный путь. Пока они жили на деревьях и кушали в свое удовольствие свежие фрукты и сочные побеги, все было просто замечательно. Изобильная и сравнительно безопасная среда обитания способствовала процветанию вида. Такое приобретение, как большой мозг, им было не нужно. По всей вероятности, в ту пору основной формой регламентации отношений полов был парный моногамный брак, как у современных гиббонов. В противном случае, совершенно невозможно объяснить происхождение чувства ревности у людей (оно присуще не только мужчинам, но и женщинам). Когда же третичные леса стали съеживаться и постепенно сошли на нет, обезьянам пришлось спуститься на землю и приступить к освоению открытых ландшафтов. Но африканская саванна – это не рай. Надо изрядно потрудиться, чтобы добыть еду, а вот опасных хищников сколько угодно. Суровые условия новой среды обитания пришли в противоречие с парным моногамным браком, который уже не мог обеспечить не только процветания вида, но даже просто выживания. Сравнительно небольшой примат мог противостоять многочисленным вызовам открытых пространств африканской саванны только сообща, поэтому первобытный коллектив должен был принять форму жесткой иерархической пирамиды, какую мы видим, например, у павианов. Но сохранение парных отношений в сплоченной и построенной на иерархии социальной группе в значительной степени затруднено, поэтому совсем не удивительно, что и человекообразные приматы, и павианы перешли к обобществлению самок либо всеми самцами в группе, либо ее иерархами. У этих видов обезьян, как мы уже не раз отмечали, самцы не заботятся о самках, не кормят их и совершенно равнодушны к судьбе своих отпрысков. Забота о потомстве целиком и полностью ложится на плечи самок.