Широков Виктор. Случайное обнажение, или Торс в желтой рубашке

   Несколько опьянев от шампанского и неутоленной жажды нравиться несмотря ни на что, Вадим попытался п о л е з т ь к спутнице в коридорчике во время подъема из подвальчика на первый этаж, к выходу, но был мягко остановлен и поставлен в очередной раз на место. Как змея, она скользнула между его рук (так живописал подобную неудачу Лермонтов). Конечно, шампанское подействовало и на Татьяну, она помягчела, подобрела к нему, но с в о е г о мужчину в нем так и не признала. Хуже того, и не хотела признавать, и не подумывала. Вадиму хотелось её за это растерзать, но он, как всегда, дисциплинированно сдержался.
   По дороге к её дому, а также из беседы в баре Вадим узнал, что замужество Татьяны было недолгим, мужа убили, причем неизвестно кто: она нашла его в квартире рядом с празднично накрытым столом (яства и бутылки), впрочем, такой стол у него (бизнесмена новейшей формации) был практически каждый вечер, а руководство фирмы запрещало членам своего правления шляться по ресторанам ради соблюдения приличий и коммерческих тайн, потом она даже отсидела три недели в КПЗ по подозрению в убийстве, ведь она была единственной наследницей квартиры и другого ценного имущества, и именно её отпечатками пестрела, вся квартира, что особенно будировало сыщиков, но органы к своему большому сожалению были вынуждены её выпустить, и убийство не раскрыто до сих пор, пополнив список "висяков". Мимоходом Татьяна заметила, что об этом случае писали все газеты, а вездесущий "МК" даже дал снимок, как же: пятьдесят восемь ранений различными колющими и режущими предметами!
   Скушав это признание, Вадим словно автомобиль попал на выбоину, его т р я х н у л о почти в буквальном значении этого слова, и он уже не особенно льнул к Татьяне, впрочем и она его не задерживала, ведь у неё была впереди ответственная встреча с покупателями злосчастной квартиры в Б. Гнездниковском за незабвенные 66 тысяч долларов.
   Вечером Вадим несколько раз позвонил ей, но так и не дозвонился, не застал. Только через несколько вечеров он настиг Татьяну по телефону, и поворот разговора весьма удивил его: после обычных отнекиваний и агрессивного несогласия с ним, к чему он начал почти привыкать, Татьяна вдруг стала его упрекать в излишней практичности, черствости и в конце разговора чуть не всхлипнула:
   - Я уже четыре дня ничего не ела, не выходила из дому, а тебе все равно...
   Подоплёка, отчасти была понятна: Вадим до сих пор не дал ей номера своего телефона, хотя напоминания о желании двусторонней связи получал от Татьяны неоднократно. Он же вообще крайне редко открывал свои позывные женщинам, оставляя иногда некоторым наиболее проверенным особам служебный телефон, но обстоятельства жизни его новой пассии весьма настораживали и так довольно мнительнего поклонника, не позволяя открывать место службы.
   Время было позднее, он уже не напрашивался на немедленный приезд. как вначале, договорились встретиться у того же памятника завтра, в пятницу в пять вечера.
   Вадим опять приехал на свидание на пятнадцать минут раньше, чем договаривались. Татьяна появилась во время, в руках у неё был коричневый кожаный рюкзачок, выглядела она прекрасно, недоедание пока не сказалось на её цветущем облике, хотя ярко напомаженные губы подействовали на Вадима угнетающе: мало того, что помада усилила рельефность губ и они стали напоминать две хищные створки моллюска, а на верхней губе высветились небольшие темные усики, которые, правда, могли просто отрасти за те дни, что они не виделись, но и в походке, и в движениях рук исчезла та легкость и воздушность "девочки на шаре", которые так пленили его во время первой встречи.
   Вадим был без своего обычного кейса, он оделся довольно официально: в костюмную пару, рубашку с галстуком, да ведь он и был весь день на работе, и только высокий узкий кожаный бумажник, туго набитый всем его нынешним состоянием (около трехсот баксов - в рублях и валюте, знай наших) приятно оттопыривал правый внутренний карман пиджака, и он с удовольствием взял девичий рюкзачок.
   - Услужить женщине - непременный долг настоящего мужчины, тяжесть ли эта ноша... Пустячок, а приятно, - думал он неторопливо и также неторопко скользил рядом с объектом своего вожделения.
   - Ну что, в Домжур или в ЦДЛ, мадемуазель? Куда прикажете, карета подана, - шутливо изогнулся он в квазиаристократическом полупоклоне.
   - Айн момент, мой повелитель, надо только встретиться с друзьями на той стороне Тверской, - произнесла Татьяна, улыбаясь и почему - то глядя в сторону.
   Они развернулись, спустились в подземный переход и, протиснувшись сквозь бурлящий людской водоворот, быстро оказались на другой стороне знаменитой улицы. Татьяна повела его мимо "Макдональдса" к Бронной улице. Вадим много раз ходил этим путём, справа находился его излюбленный антикварный подвальчик, где он в свое время немало купил фарфора и серебра и кое-что продал в свою очередь из заурядного хлама, слева располагалась библиотека имени Н. А. Некрасова а дальше как раз напротив тыльного входа на территорию литинститута, где в свое время учились добрые знакомцы Вадима поэт Жох-Жохов и переводчик Владимир Гордин, стояла большая черная машина. "Джип-Чероки", - узнал Вадим острым взглядом потенциального автовладельца, которому, к сожалению, до сих пор не выпал шанс стать хозяином лакированного чуда на колёсах. Впрочем, Вадим умел неплохо водить в юности и даже когда-то давно сдал на международные права, которые так и не пригодились, а уж пересдать на новые ему не хватало ни времени, ни куража.
   Около машины прохаживались два смуглолицых брюнета, безукоризненно одетые, на которых Вадим сразу же обратил внимание. Татьяна быстро подошла к ним и что-то сказала. Вадим не расслышал слов, да и не прислушивался, думая о том, как они будут сидеть в ресторане, а не в баре, денег должно было хватить, хотя было все равно жалко тратиться на такую неласковую женщину. Составлять потом фиктивный отчет ему не хотелось, да и контора последнее время стала прижимиста, оплата представленных счетов задерживалась порой на полгода и больше, так что, истратив свои, кровно заработанные, он рисковал получить чуть не вдвое меньше из-за инфляции.
   "Ну да Париж стоит мессы", - подумал Вадим, посмотрев на Татьяну как бы новыми глазами. - Хороша все-таки баба! Эх кнутом бы её да к столбу привязать и солью потом посыпать". Действительно, перекинувшись с брюнетами несколькими фразами. Татьяна словно выросла, она выпрямилась и точеность отдельных частей её тела - от лодыжек до шеи - гармонически уравновесилась, словно в увеличенной шахматной фигурке слоновой кости, прошедшей из пешек в ферзи.
   Она вернулась к Вадиму и сказала:
   - Знаешь, тот, с кем мне надо было собственно увидеться и передать одну вещь, не смог подъехать. Он сейчас дома, это недалеко, пять-десять минут на машине. Давай съездим, для меня это очень важно, а ребята потом нас подкинут туда, куда нужно.
   - Хорошо, - произнёс понимающе Вадим, хотя он мало что понял из быстро-быстро произнесенных слов, и вслед за спутницей уверенно шагнул к машине. Заднюю дверцу уже толкнул изнутри водитель, дверца послушно откинулась. Татьяна рыбкой скользнула внутрь. Вадим, наклонившись, сел вслед за. ней, заняв место посредине сиденья, что он обычно не любил, рядом сидел один из брюнетов. Второй, постарше, сел впереди, около водителя.
   Джип мощным рывком вылетел на середину улочки и покатил в направлении Никитских ворот, через минуту-другую они уже пролетели по бульварному кольцу, миновав Дом журналистов, мелькнувший своей палисадной зеленью слева, свернули направо на Новый Арбат, в несколько прыжков перемахнули его и следующий за ним Кутузовский и, как огнестрельная пуля, выпущенная из мощного оружия, летели, не зная преград, притормозив лишь у правого поворота на Внуково, однако продолжили путь по прямой, как только приветливо мигнул снова зеленый глазок светофора.
   Хотя прошло гораздо больше десяти минут, Вадим не испытывал никаких признаков беспокойства. В салоне царило молчание, но ему, обычно разговорчивому, не хотелось что-либо обсуждать с Татьяной в присутствии незнакомых ему людей, которые, кстати, так и не представились. Она, словно почувствовав настроение спутника, тоже молчала и, чуть отвернувшись от Вадима, смотрела в левое боковое стекло. Темные, недавно купленные очки были залихватски подняты почти на макушку, прижимая основание русой челки. Хозяева машины тоже хранили тягостное молчание.
   Машина мчалась по Минскому шоссе, вокруг вместо высоких современных зданий давно уже тянулись обычные деревенские домики с деревянными изгородями палисадников, кое-где около них бродили куры, лежали собаки. Внезапно машина резко свернула налево, ещё раз вильнула на левом повороте и въехала в заранее открытые широкие ворота, миновав которые через небольшую асфальтированную площадку влетела, как в центр мишени, в отворенные же двери добротного кирпичного гаража.
   Их встречал, стоя на верхней площадке внутренней лестницы, видимо сам хозяин дома, судя по тому, как вокруг него подобострастно суетились другие мужчины. Низкорослый, плотный, почти квадратный, с лицом Жана Марэ, с такой же густо-седой шевелюрой, любовно уложенной волнами по фасону "а-ля-президент", он спокойно ждал, пока приехавшие выйдут из машины.
   Вадим выскочил вслед за брюнетом, одной рукой держа коричневый кожаный рюкзачок, а другую джентльменски подав своей спутнице, помогая ей выбраться.
   - Здравствуй, моя красавица! Привезла, что обещала? - спросил хозяин Татьяну. Та молчала.
   - Не слышу ответа, дорогая, - с легким южным акцентом повторно обратился хозяин.
   - Вот он, перед вами, - негромко и устало произнесла Татьяна и повела правой рукой, указуя на Вадима.
   - Здравствуй, дорогой! Мы тебя заждались, чем же ты нас порадуешь в свою очередь, - без тени юмора спросил седоголовый Вадима и протянул руку.
   Вадим было решил, что ему предлагается рукопожатие и. переложив рюкзачок в левую руку, протянул навстречу свою правую. Но хозяин, судя по дальнейшему, и не собирался здороваться, он в свою очередь нетерпеливо помахал правой кистью:
   - Деньги давай, дорогой!
   - Какие деньги? - пересохшим от волнения и непонимания ситуации голосом прохрипел Вадим, с ужасом осознавая, что он неожиданно вляпался-таки с Татьяной в неприятную историю.
   - Как какие? Продал вместе со своей подругой мою квартиру, а деньги за неё отдавать не хочешь? - хозяин сдвинул мощные брови и безжалостно глянул на этот раз прямо в глаза Вадиму. - Ну-ка, мальчики, займитесь гостем.
   В мгновение ока у Вадима отобрали рюкзачок, содрали с него пиджак, завернули руки за спину и по сухому металлическому щелчку он понял, что на него надели наручники.
   - В сумке ничего нет, - заявил один из брюнетов, вывернув содежимое рюкзака прямо на бетонный пол гаража к ногам хозяина, по серой бетонной глади живописно и в то же время сиротливо раскатились пудреница, тюбик помады и ещё какая-то женская бытовая мелочь.
   - Где деньги, я спрашиваю, - почему-то снова не у Татьяны, а именно у Вадима продолжал выпытывать ответ хозяин.
   - Я ничего не понимаю, при чем тут я? - собрался было с духом Вадим, но тут резкий удар по лицу сбил его с ног.
   - Нехорошо обманывать старших, дорогой, - с явной насмешкой в голосе произнес седоголовый. - Отведите его пока в подвал, пусть освежит свою память.
   Вадима рывком поставили на ноги и повлекли куда-то вниз. Боковым зрением он заметил, что хозяин виллы погладил Татьяну по плечу:
   - Пойдем, красавица, перекусим, чем Бог послал. Проголодалась по дороге наверное.
   Вадима почти волоком доставили в подвальное помещение и сбросили в каменный мешок, где не было света. Он услышал мощное клацанье запоров, чуть помедлил и с большим усилием уселся на полу. Ощупать себя он не мог, но понял, что серьезных повреждений, вроде бы, нет, хотя тело словно налилось тяжестью, было трудно дышать из-за спертого воздуха и только каменная прохлада несколько облегчала, если так можно выразиться, состояние.
   Было очень тихо. Время остановилось. Постепенно Вадим пришел в себя и предался нелегким размышлениям. Стало ясно, что произошло не просто недоразумение, нет, его заманили в ловушку, и предала его в очередной раз и столь серьезно именно женщина, недаром он всегда относился к этому (слабому?) полу с таким недоверием и пренебрежением. Она, не имея на то никаких прав, сделала из него заложника, подмосковно-кавказского пленника, и все-таки что же этим людям от него надо? Неужели они действительно думают, что он мог присвоить или потерять деньги, полученные Татьяной за проданную квартиру? Чего они хотят от него добиться? Состояния значительного у него нет, квартиры собственной тоже, по работе он также не имеет отношения ни к каким материальным ценностям, за исключением издаваемых книг, которые сейчас мало кому нужны, разве что Татьяну ввела в заблуждение его изысканная манера одеваться, легкое ресторанное фанфаронство, и может и прижимистость, часто свойственная богатым людям, и она решила, что из него можно что-то выкачать...
   Понемногу Вадим забылся, он уже дополз до какой-то стены, прижался к ней плечами, сильно саднило руки, и хотя наручники охватывали суставы без боли, гибко и цепко, но соединявшая их цепочка была короткой и не давала возможности маневрировать плечами и локтями. Кроме того, сидеть на полу с вытянутыми ногами было с непривычки очень трудно, ноги быстро затекали, а согнуть их в коленях он тоже надолго не мог. В борении со своими неприятными ощущениями прошло возможно часа два или три.
   Вдруг он снова услышал клацанье запоров, дверь приотворилась и пространство каменной каморки прорезал неотчетливый, довольно рассеянный полусвет.
   - Эй ты, хахаль, жив еще? Вставай, давай выходи, - донеслось из-за полуоткрытой двери.
   Вадим с трудом поднялся, сначала на колени, потом встал в полный рост, высота карцера позволяла это сделать, хотя голова почти упиралась в потолок. Пошатываясь, он сделал несколько шагов к выходу и, переступив бетонный порожек, наклонив вперед голову вышел из места заключения.
   Перед ним стояли два охранника, ранее суетившиеся вокруг хозяина при въезде машины в гараж. Впрочем, может, это были и другие люди, очень схожие между собой неопределенностью черт лица, одинаковой пятнистой одеждой и манерой держаться, представляющей смесь наглости и раболепия, части которой менялись в процентном отношении в зависимости от того, с кем предстояло общение.
   - Что стал, пошли, пошевеливайся, чмо рогатое, - приказал, видимо старшой.
   Один из охранников пошел впереди, указывая дорогу, второй шел сзади. Попетляв по внутренним переходам, они вышли в большой зал с витражными стеклами и вошли в довольно просторный лифт, который поднял их не то на третий, не то на четвертый этаж. Когда створки лифта раздвинулись, и один из охранников опять пошел вперед и немного в сторону, Вадим увидел просторную гостиную, сбоку от которой тянулась полукругом длинная анфилада, выстланная ковровой дорожкой. В центре комнаты стоял длинный белый дворцовый стол, вокруг которого по всем сторонам выстроилось не менее тридцати белых же стульев с высокими резными спинками, во главе стола находилось подобие трона, на котором восседал владелец всей этой роскоши в спортивном "адидасовском" костюме. На столе перед ним расставлены были различные кушанья, хрустальные графины и кубки. Сбоку находился передвижной мини-бар на колесиках.
   Татьяны в помещении не было.
   - Подходи, подходи, не стесняйся. Как ты отдохнул, дорогой, проветрил свою память? - пророкотал веселый басок восседавшего на троне высочества.
   Вадим сделал несколько шагов по направлению к столу, но его удержал за цепочку наручников второй, находящийся сзади охранник. Тут Вадим заметил около оконного проёма ещё двух человек в строгих темных костюмах, внимательно наблюдавших за ним.
   - Что мне нужно вспоминать, господин, - не зная, как закончить обращение, замявшись, едва выдавил пересохшим ртом Вадим. - Я даже не представляю, о чем идет речь.
   - Как же? Твоя девушка продала мою квартиру за 66 тысяч долларов, конечно, ей за услуги полагается какой-то процент, но деньги, которые она должна была мне сегодня привезти, куда-то исчезли. А лежали они, по её словам, в сумке, которая находилась последнее время у тебя. Мои люди тебя обыскали, но кроме бумажника с мелочью ничего не нашли. Ловко работаешь, но все-таки сознайся, где деньги, дорогой. - хищно улыбаясь. продолжал мягко допрашивать узника седоголовый "спортсмен".
   - Откуда мне знать. Татьяну и расспросите лучше. Я-то при чем? постарался как можно почтительней ответить наш герой. Ему сейчас хотелось только одного: вернуться невредимым в свою берлогу, сбросить немедленно испачканную одежду, влажное от едкого пота бельё и залезть в ванну с горячей водой, чтобы смыть с себя очередную жизненную неудачу с предавшей его женщиной, забыть все сегодняшние унижения, потом снять стресс заветным джином "Бифитер", привезенным из Англии полгода назад и на следующий день, проснувшись в обычное время в привычном месте, не вспоминать больше о происходящем здесь, как о дурном сне.
   - Её мы уже спросили и если надо будет, ещё спросим, но она утверждает, что все деньги были всё время в её сумке, когда она встретилась с тобой, - уже не улыбаясь, а напротив помрачнев, отрубил хозяин.
   Вадиму оставалось только развести руками, если бы они не были скованы наручниками.
   - Как мне вас все-таки убедить, что ничего из сумки Татьяны не брал? У меня ведь и времени не было, - он снова искательно обратился к седовласому вершителю своей судьбы.
   - Хорошо, - неожиданно согласился вершитель. - Если ты не брал, кто взял по-твоему?
   - Откуда мне знать. Я что, муж что ли или любовник... Речь Вадима оборвал резкий удар по лицу, опять легко сбивший его с ног. Видимо, когда перешел границу допустимого, хозяин подал соответствующий знак кому-то из охранников.
   - Что с ним будем делать? - обратился хозяин к двум мужчинам в строгих костюмах, стоящим у окна.
   - Пусть платит за себя выкуп, - высказался стоявший ближе к хозяину.
   - Слышишь, что люди говорят? Платить все равно придется, - снова улыбнулся седоголовый.
   - И сколько же придется платить? - прогундосил Вадим, у которого рот был забит слюной и кровью из разбитой верхней губы. "Слава Богу, если зубы остались целы", - подумал сн следом, касаясь языком качающегося верхнего зуба.
   - Что сам не понимаешь или уже считать разучился? шестьдесят шесть штук "зелеными" и шираф двадцать процентов, итого восемьдесят штук, - опять усмехаясь, сказал хозяин.
   - Но у меня вообще столько нет, - прохрипел Вадим.
   - Нет сейчас, но найдешь, если поищещь, квартиру свою тоже продашь, продолжил седоголовый.
   - И квартиры у меня нет, сам всю жизнь снимаю, - все ещё лежа , прогундосил узник.
   - У отца твоего квартира есть, пусть тебя выкупает, раз не научил честно жить, - настойчиво, почти в приказном порядке отчеканил хозяин. - Мы всё уже про тебя и отца твоего выяснили. В милиции у нас тоже есть свои люди.
   Он взглянул на какие-то листки, лежавшие перед ним на столе:
   - Врунов Николай Евгеньевич, 1914 года рождения, вдовец. Прописан по адресу: Москва, улица Дмитрия Ульянова, дом 8, квартира 12. Хороший кооперативный дом, квартира, правда, небольшая, двукомнатная. но кухня большая, 12 метров и место хорошее - почти Ленинский проспект, должны покупатели дать нужные деньги. Пусть отец готовит дарственную нашему человеку, если сам не хочешь продажей заниматься, а все расходы по оформлению так и быть возьмем на себя, что мы не люди, войдем в положение...
   Вадим слышал последние слова как бы в ватном тумане, в полусне. Страх перед настоящим, страх перед будущим, страх за отца, о котором он сегодня даже ни разу не вспомнил, необъяснимость и нереальность происходящего навалились на него огромной тяжестью и он даже не почувствовал, что потерял сознание. Очнулся он от того, что что-то холодное и мокрое текло по лицу и груди, видимо, на него плеснули водой из большой пластиковой бутыли, которую ещё держал один из охранников.
   - Ковер, понимаешь, испортил. Хорошие гости так не поступают, донесся откуда-то издали голос седоголового. - Уберите его.
   Вадима как большой куль с картошкой проволокли до лифта, а потом спустили вниз и протащив волоком, весь обратный путь, бросили в уже знакомый карцер. Клацанья запоров он на этот раз не слышал, пребывая в том дремотно-зыбком состоянии, когда окружающее кажется просто сном или телекошмаром, и которое он за все свои сорок девять лет ещё ни разу не испытал.
   Очнувшись очевидно уже рано утром, хотя и в полной тьме каменного мещка, Вадим пока не научился определять время хотя бы с относительной точностью, он испытал прежде всего не чувство голода, а нестерпимые позывы к отправлению естественных надобностей. Если бы не природная, а может, и благоприобретенная воспитанность, он бы с удовольствием отомстил своим мучителям таким простым и доступным способом, справив нужду прямо в карцере, но усугублять во всех смыслах свое и так не ахти как терпимое положение он не стал. Так как руки его были по-прежнему скованы за спиной, (узник забылся кратким сном на боку, переворачиваясь, видимо, время от времени во сне), он подобрался к двери и принялся колотить в неё поочередно то одной, то другой ногой. И хотя удары каблуками были глухими, его все же услышали, потому что затворы клацнули и дверь приоткрылась.
   - Чего тебе? - раздался голос охранника.
   - По нужде бы надо, - просительно выдавил из себя пленник, он уже понял, что даже за вызывающий тон могут наказать.
   - Что ж, нужда - дело святое, - философски согласился охранник и погнал Вадима перед собой, как глупое непослушное животное, придерживая его за цепочку наручников как за своеобразную шлейку или ошейник. Буквально через несколько метров обнаружилось месторасположение вожделенного кабинета задумчивости, охранник втолкнул туда пленника и, расстегнув и приспустив брюки, посадил его на фаянсовый стульчак, пластмассового крута не было, и Вадим, вынужденный сесть на холодную режущую с непривычки поверхность, особенно остро почувствовал свою беспомощность и стесненность, но выбора у него не было ("Спасибо, что не в штаны, - неожиданно просто и обыденно подумал пленник, рассматривая внутреннюю голую часть двери, которую все-таки прикрыл человеколюбивый страж.
   - Ну что, сделал свои дела? - осведомился охранник через дверь и, войдя в узкий туалет, повернул несчастного, обтер его филейные части наскоро сварганенным из бумаги квачом, потом приподнял и застегнул брюки.
   Обратный путь прошел в обоюдном молчании. Каждый, вероятно, думал о своем.
   В подобном сумасшествии тихом прошло трое суток. Для Вадима они слились в одну нескончаемую ночь с прослойками редкого света: выводов в туалет, причем, если его просьба оказывалась ложной (а он пытался по первости разнообразить "досуг"), его нещадно избивали; единственным удовольствием и развлечением была еда: поили его дважды в день, видимо, водой из-под крана, в которой хорошо чувствовался запах хлора, кормили один раз - полуфабрикатным супом "быстрого приготовления", заливая кипятком вермишелевое содержимое пластикового стаканчика и вливая ещё неостывшее месиво в рот пленника, стряхивая клейкие остатки на кожу лица, и потом долго эти мучные "черви" сохли и раздражали пленника, пока и в этом он тоже не начал находить своеобразное удовольствие, стряхивая присохшие комочки подергиваниями лицевых мускулов. Судя по реакции хозяина, который взял за правило беседовать с ним тоже раз в сутки по кончании своей роскошной трапезы, Вадима никто нигде не искал.
   Действительно, с отцом своим он не виделся порой неделями и даже месяцами, перезваниваться у них также не было обычаем, на службе последнее время тоже было как бы свободное посещение трудового места и можно было неделю-другую не бывать на работе без всякого документального оформления.
   Во время душеспасительных бесед на него особенно не жали, дескать, куда ты денешься, все равно деньги заплатить придется, а содержание его (то бишь суп "быстрого приготовления") почти ничего не стоил, не говоря уже о воде из-под крана. Гораздо лучше кормили собак, охраняющих виллу, в чем Вадим смог убедиться своими глазами во время нечастых передвижений по особняку.
   Ему даже не нужно было притворяться сломленным, он действительно пал духом, ослаб от недоедания и тяжких раздумий, безуспешно пытаясь выработать верную тактику поведения и планы возможного освобождения из плена. Веры в ведущиеся милицией розыскные мероприятия, а тем более во внезапный налет ОМОНа или что-то ещё сверхестественное, у него не было.
   На третий день, получив очередной нокаут после неосторожного слова, Вадим неожиданно для себя заплакал и стал почти по-детски канючить:
   - Ну что вы от меня хотите? Ладно, я согласен отдать вам квартиру, но ведь там кроме меня прописан ещё и отец, который живет там безвыездно и фактически именно он владеет квартирой. Звонить ему вы мне не даете, видимо, боитесь, что телефон прослушивается милицией или он сам обратится сразу же в органы после моего звонка. Похищать ещё и его вам, как мне кажется, нелепо, ибо сразу же пойдут заявления о розыске от его соседей и знакомых, беспокойство друзей (он же в отличие от меня человек чрезвычайно компанейский), к тому же он не ведет, как я, разъездной образ жизни. Да вы и сами всё прекрасно понимаете, иначе бы он давно был бы доставлен сюда же, якобы по моему вызову. И оформление документов на владение квартирой процедура непростая, поэтому мне надо увидеться с ним лично, пусть даже и в присутствии ваших людей. Только при личной встрече я может быть смогу уговорить его расстаться с квартирой ради меня, ради жизни единственного сына, его наследника.