Шишова Зинаида. Путешествие в страну Офир

   Фрапческо лежал на койке с плотно закрытыми глазами.
   Сеньорита хозяйственно оглядела помещение.
   – Ах, Хуанито, Хуанито! – Она укоризненно покачала головой. – Смотрите, как он наследил подле своей койки! Опять поленился помыть ноги! – сказала девушка, делая вид, что не замечает, как поспешно Бастидас затолкал под койку свои грязные сапоги.
   Следы у койки Хуанито мог оставить и Франческо, но сеньорита на него даже не глянула.
   – А где же сеньор Бьярн? – осведомилась она.
   – Сейчас придет!.. Скоро вернется!.. Сегодня он будет рассказывать свою сагу!.. – откликнулось разом несколько голосов.
   – А я потому и пришла, – отозвалась девушка.
   – А вы, сеньорита, и не замечаете: «Спасенный»-то уже вторая неделя, как перебрался к нам, – сказал матрос с перевязанной щекой. – Хотя что же это я спрашиваю – ведь вы-то его и выходили!
   – Ну как, справляется он с работой? – спросила девушка, точно Франческо не было в помещении.
   «Она думает, что я сплю, – пытался успокоить он себя. – Да нет же, она видела, как я подымал голову».
   – Привыкает! – ответил Рыжий. – Только жалуется, что немного отвык от моря… А так, по всему, – матрос он исправный. Даже боцман его хвалит!
   – Франческо Руппи матрос почище нас с тобой! – отозвался Федерико, тот самый, что невзлюбил императора Карла Пятого. – Руппи два раза с генуэзцем в Индию ходил. А тогда, брат, это было потруднее, чем сейчас. И потруднее, чем на «Геновеве».
   – Сеньоры, у меня к вам просьба: после того как послушаем сеньора Бьярна, не сможет ли кто-нибудь из вас хотя бы часок посидеть со мной на палубе? Такая погода долго продержаться не может, а как хочется полюбоваться ночью на звезды!
   На приглашение сеньориты сразу с места поднялись четверо молодых матросов.
   – Сеньор капитан меня ночью одну на палубу не пускает… Боится, вероятно, чтобы меня не смыло волной. – Сеньорита улыбнулась.
   Кое-кто из команды засмеялся. Кто-то весело крикнул:
   – Не смоет, борта у «Геновевы» высокие!
   Однако и смех и разговоры прекратил тот же Федерико.
   – Сеньор капитан прав, – произнес он наставительно, – мало ли что молодой девушке может почудиться в темноте… И вы, сеньорита, лучше всего с тем же Северянином и посидите. Он часто ночами расхаживает по палубе.
   – Да? А я и не знала… Попросила было сеньора Руппи со мной посидеть, да ему сегодня на ночную вахту… Перед вахтой, конечно, следует отдохнуть…
   – А это Эрнандо с ним дежурствами поменялся… Ишь, хитрец Эрнандо, тебе, как видно, была охота Северянина послушать?
   – Да успел бы Руппи и Северянина послушать, – оправдывался Эрнандо, – и отдохнуть успел бы… Ему ведь на вахту под самое утро заступать.
   Как ни был Франческо расстроен в тот вечер, он порадовался, что приход сеньориты прервал его первый тяжкий сон. Иначе он пропустил бы рассказ Северянина.
   Занятый за последние дни своими новыми обязанностями и хлопотами, Франческо только перед сном встречался с Хуанито. Тот все время пропадал в средней каюте. Оказывается, сеньор Гарсиа всерьез принялся учить мальчишку грамоте.
   «Ну, уж чего только теперь не наговорит Хуанито! – думал Франческо. – Ему дай только узор, а уж он разошьет его шелками всех цветов!»
   Когда Хуанито ворвался в большую каюту с сообщением, что Северянин уже идет сюда и сегодня до конца расскажет ту сагу, что начал на днях, Франческо подвинулся на койке, освобождая место для мальчугана.
   Однако тот, как и сеньорита, пристроился рядом с Федерико.
   – Все будут слушать? – войдя, спросил Бьярн.
   Где-то в углу уже с полчаса Рыжий переругивался со своим соседом. Речь шла о каких-то недоданных ему деньгах.
   Бьярн Бьярнарссон поднял руку, и в каюте все стихло.
   – Все слышали начало саги? – осведомился он.
   И тогда сорвался с места Хуанито.
   – Можно я скажу? – спросил он умоляюще. – Вот сеньорита не слышала начала саги… И наш новенький, «Спасенный»… А там рассказывалось, как предки нашего Северянина нашли путь к какой-то новой земле на западе. Корабль их разбился, они сняли с него паруса и приладили к лодкам. Лодок у них было много. Люди очень мучились, но все-таки добрались до какой-то страны на западе.
   Бьярн Бьярнарссон начал свой рассказ до того тихо, что первых его слов Франческо не расслышал. Приподняв голову, он встретился взглядом с сеньоритой и тут же отвел глаза.
   И как ни был он зол на девушку, но внезапно нежное тепло наполнило его грудь: было что-то материнское в том, как она обхватила руками тоненькие плечи Хуанито.
   «Надо хотя бы как следует, не отвлекаясь, послушать Бьярна Бьярнарссона!» – подумал Франческо.
   – …Они сказали старому Скугге, – вел дальше свой рассказ Северянин: – «Дай нам твой соларстейн. Если останемся живы, привезем его обратно. Но пока стоит ночь, нам нельзя без него!» Но старый Скугге сказал: «Это камень моих предков, его передают из рода в род старшим сыновьям. А если вы утонете, камень утонет вместе с вами!» – «Утонет твой соларстейн, если придется, и вместе с тобой. Не всегда же тебе сидеть подле жениной юбки! Лучше уж было его сразу оставить старшему сыну, – сказал Харальд. – Но не горюйте, – добавил он, – я привез с собой соларстейн, только в наших местах он зовется „кер“.
   …Франческо, оглядев лица людей, с которыми он делил труд и отдых, поразился тому, как мало он их знает. Даже Рыжий с перевязанной щекой, даже славный парень, но пьяница и сквернослов Педро Маленький, которого недавно в наказание за драку посадили в клетку на палубе, даже веселый шутник Педро Большой – все они слушали Северянина, как слушают в церкви проповедь.
   – Уже пора было показаться солнцу, – вел дальше свой рассказ Северянин, – но солнце не всходило, и даже на горизонте не видать было земли… Люди съели все запасы и выпили все масло из светильников. Харальд ел и пил не больше, чем другие. От голода и жажды люди стали слабеть, и Харальд велел им сосать лед. Льдины все время толкались в борта лодок. От страшной длительной ночи люди теряли разум. Один сказал: «Когда я сосу лед, у меня в животе все становится ледяным. Перережу себе жилы и напьюсь горячего!..»
   Хуанито все время порывался что-то сказать и, как только Северянин попросил воды, мальчишка снова вскочил с места.
   – Вот сеньорита и Руппи не знают даже, что такое соларстейн или кер, а это просто по-нашему компас! Кер Северянина стоит в будке рядом с нашим – магнитным!
   – Мой тоже магнитный, но это не компас, – заметил Северянин. – Слушайте дальше. Другой сказал: «Напьешься крови ты один, а как же мы? Выберем такого, у кого нет семьи, заколем его и насытимся». Харальд велел кремнем выбить искры и зажег факел. Море было тихое. Перебираясь из одной лодки в другую по доске, он светил всем в лица. И однажды так наклонил факел, что у Ивара Иварссона загорелась борода. Харальд спросил: «Это не ты ли хотел есть человечину?» Ивар сказал, что не он. Харальд спросил: «А где тот, что хотел перерезать себе жилы?» Человек отозвался. Харальд спросил еще раз: «Кто хотел есть мясо своего товарища?» Один заплакал и сказал: «Ты, наверно, так набил брюхо дома, что сыт и до сих пор. А я мучаюсь от холода и голода!» – «Сейчас твоим мучениям придет конец!» – сказал Харальд и ударил человека ножом в грудь. Потом с мертвого сняли одежду и меховые сапоги и надели на того, который был уже синий от холода. Труп выбросили в море. До этого все осматривали мертвеца и дивились, как можно умереть от такой маленькой ранки. Из нее вытекла только одна капля крови. Харальд спросил, кто приходится мертвецу другом или родичем. Ивар сказал: «Это брат моей жены». – «Когда вернемся домой, – сказал Харальд, – ты сведешь со мной счеты. А пока я нужен здесь». Ивар сказал: «Я не буду сводить с тобой счеты – он и так умер бы. Но у него есть старуха мать, ей надо помочь». – «Хорошо», – сказал Харальд. «Но за бороду ты мне ответишь!» – сказал Ивар. Харальд засмеялся. Он велел зажечь факел и спалил половину своей бороды. Хотел жечь ее и дальше, но Ивар вырвал у него факел и потушил в море.
   Взошло солнце, но оно принесло не тепло, а еще более страшный мороз. Люди коченели и умирали от холода и голода. Всего в живых осталось шестнадцать человек. Они говорили Харальду: «Ты сотворен не так, как мы. Мы больше не можем терпеть. Зажжем факел, пускай он сгорит дотла, но мы погреемся!» – «Бог вас лишил разума, – сказал Харальд. – Скоро доберемся до суши, а без факела трудно развести костер». – «Тогда помолись своему камню керу», – сказал один, захохотал, бросился в море и утонул. Харальд прочитал над ним молитву, так как человек этот лишил себя жизни, будучи не в своем уме.
   Наконец заплыли в большой залив и высадились на песчаном берегу. Харальд сказал: «Здесь или поблизости наши люди убили шестерых скрелингов, отняли у них еду и лодку. Мы должны быть готовы к бою». – «Как нам готовиться к бою, если мы еле-еле передвигаем ноги!» – сказали люди. И Харальд с ними согласился. «Пускай скрелинги нас убьют, – сказал один, – но пускай нас сначала накормят и напоят!» – «Этого от них нельзя ждать», – сказал Харальд.
   Из лишней лодки и весел развели костер и грелись. Тогда к ним подошли маленькие люди в мехах. «Это скрелинги», – сказал Харальд тихо. Но маленькие люди не замышляли ничего дурного. Они стояли вокруг костра и говорили что-то по-своему. Потом они дали пришлым рыбы и смеялись, когда Харальд велел испечь ее на костре, Скрелинги ели рыбу сырою. Насытившись, люди поплыли дальше. Скрелинги дали им в дорогу рыбы – сырой и вяленой».
   Северянин уже несколько раз останавливался и просил пить, но Франческо этого не замечал. Он с таким нетерпением ждал прибытия отважных мореходов в заокеанскую страну, что у него начало колотиться сердце.
   Северянин продолжал:
   – Люди поплыли вперед и увидели берега, поросшие лесом. Лес был густой и высокий. «Это то, что нам надо: Маркланд!
^[7]– сказал Харальд. – Теперь вслед за нами прибудут дружины. У наших детей и внуков будет много леса для постройки кораблей и травы – для прокорма скота». На лесистом берегу стояло множество маленьких людей, но издали их трудно было разглядеть. Харальд был зорок, как белая рысь. «Это скрелинги, – сказал он, – а в руках они держат луки со стрелами наготове. Ближе подходить нельзя: они нас перестреляют. – И пояснил: – Вот тут-то, наверно, наши и убили шестерых!»
   Люди повернули лодки и поплыли обратно. Снег и лед так сверкали под солнцем, что люди начали слепнуть. Наступил такой холод, что никто не мог говорить из-за пара, который клубами вылетал изо рта. Харальд велел снять паруса с лодок и закутать всем ноги. И повелел им взяться за весла. «Вот тогда-то мы согреемся!» Когда хотели обернуть парусиной ноги Олафу, у того отвалились все десять пальцев с обеих ног. «Выбросьте меня в море, только сначала убейте! – просил Олаф. – Я не хочу быть вам в тягость». – «Ты не будешь нам в тягость, – сказал Харальд, – так как сможешь грести. А когда вернемся, я возьму тебя в свой дом, и моя жена будет ходить за тобою. Ты будешь считаться моим крестовым братом. Мы уже сейчас можем поменяться крестами». Харальд вытащил свой нательный крест и надел его на шею Олафу и хотел было снять крест с Олафа, но тот сказал, что в крест он не верит и молится старым богам. Харальд сказал: «Значит, теперь ты будешь христианин, а я – язычник. – И захохотал. – Это мне больше подходит!»
   Северянин хотел было продолжать, несколько раз открывал рот, но ни одного звука не вылетало из его горла. Датчанин поднес было ему кружку с водой, но Бьярнарссон отвел его руку. Сеньорита, не говоря ни слова, выбежала из каюты. Вернулась она, осторожно неся застольную чашу, полную до краев вина. Северянин поднялся ей навстречу.
   – Сеньор Бьярн, вы не устали? – спросила она заботливо.
   – Скоро конец, – сказал он, принял из ее рук чашу, сделал глоток, закашлялся, а потом выпил все, что было ему предложено. И, только дождавшись, когда сеньорита заняла свое место, он и повел рассказ дальше. Голос его звучал хрипло:
   – Потом люди плыли много времени. Солнце не заходило. Тень борта лодки все время падала то справа, то слева на лицо человека, лежавшего на скамье поперек лодки. Этот мертвый был именит у себя на родине, его должны были довезти домой и похоронить с почестями. Пока доплыли до Гернума, умерло еще трое людей. Тот, который лежал поперек лодки, звался Магнусом Ясновидящим. Это был прадед прадеда моей матери, и все, что здесь рассказано, правда.
   Сосед Франческо по койке, Педро Маленький, легонько тронул его за плечо.
   – Подумай-ка, Руппи, – сказал он тихо, – даже в те очень давние времена люди, как и мы сейчас, думали не о себе, а о своих детях и внуках!
   Франческо не ответил. Он привстал было, но снова опустился на место. Если бы он и решился расспросить Северянина поподробнее о стране Маркланд, то уже не смог бы этого сделать: Бьярн Бьярнарссон лег, сложил руки на груди и через минуту захрапел.
   Сеньорита шепнула что-то на ухо Хуанито, и тот уже сорвался было с места, но девушка тотчас же вернула его назад.
   – Сеньор Франческо, – сказала она так громко, что ее могли расслышать все находившиеся в каюте, – я вижу, вам так и не удалось заснуть. А сеньора Бьярна, как видите, сморил сон. Может быть, вы все же не откажетесь посидеть со мной часок на палубе? До вашей смены еще далеко… Спокойной вам ночи, сеньоры, – обратилась она к остальным. – Спасибо, что дали мне возможность послушать нашего Северянина!
   И, высоко подняв голову, сеньорита покинула каюту, даже не оглянувшись, чтобы удостовериться, последовал ли за нею Франческо.

Глава пятая

СОБЫТИЯ И РАЗМЫШЛЕНИЯ ОДНОЙ НОЧИ

   Франческо никогда не могло бы прийти в голову, с чего начнет сеньорита разговор.
   – Сеньор Франческо Руппи, – сказала она, когда они остались одни на палубе, – мне хочется рассказать вам сказку, которую я услышала от того же Бьярна Бьярнарссона. Вы позволите?
   – Вы, вероятно, у всех спрашиваете разрешения поступать так или иначе, но потом все делаете по-своему, – холодно отозвался Франческо.
   – Да? Тогда я и сейчас сделаю по-своему, – заметила сеньорита и начала: – В той стране, откуда родом Бьярн Бьярнарссон, на одной льдине проживали тюлень и тюлениха. Они очень сдружились. Вместе играли в воде, а когда показывался их страшный враг – белый медведь, они вместе ныряли под льдину. Там от их дыхания протаяли дырочки, они могли полной грудью набирать воздух и очень долго держаться под водой… Вам не скучно слушать? – осведомилась сеньорита.
   – Нет, все это очень интересно, – вежливо ответил Франческо.
   И сеньорита продолжала:
   – Удивленный медведь, не понимая, куда делись его жертвы, долго бродил по льдине, подымая голову, втягивал в себя воздух и наконец удалялся с очень смущенным видом.
   «Это, вероятно, я белый медведь, – подумал Франческо. – Послушаем, что произойдет с беднягой дальше».
   – А тюлень и тюлениха снова взбирались на льдину и весело смеялись над одураченным врагом… – Сеньорита надолго замолчала.
   – Это уже конец? – спросил Франческо, готовясь распрощаться.
   – О нет, – ответила сеньорита, – слушайте дальше. Однажды, взбираясь на льдину, тюлениха неосторожно толкнула тюленя ластом, и тот опрокинулся в воду животом кверху. Она этим не нанесла ему никакого вреда, но по их, тюленьим, законам повернуться животом кверху считается позорным. Рассерженный тюлень поплыл к другой льдине и даже не смотрел в сторону тюленихи. Прошел один день, второй, третий… Тюленихе стало скучно, и она поплыла на соседнюю льдину. «Ага, – подумал тюлень, – пускай теперь она помучается!» И сказал: «Возвращайся на свою льдину, я больше не стану с тобой дружить!» Прошло несколько дней, и тюлень раскаялся в своем жестоком поступке. Он поплыл на соседнюю льдину…
   – Простите, – перебил девушку Франческо, – я все понял, но, к сожалению, мы не тюлени… И, к еще большему сожалению, совсем не были так дружны, как они… И дело тут, конечно, не во мне: вы обидели не меня, а одну очень достойную и хорошую девушку, сеньорита!
   – А вы обидели не племянницу капитана, а одну очень достойную и хорошую девушку, которой без вас хочется плакать!
   – И мне думается, – продолжал Франческо, – что Бьярн Бьярнарссон не мог рассказать вам такую сказку…
   Сеньорита взяла в свои руки руку Франческо и по одному стала перебирать его пальцы.
   – Кожа у вас на руках очень огрубела. Вот здесь – мозоль, натертая, конечно, веревкой… Не знаю, как вы сможете работать резцом, когда вернетесь к своему прежнему ремеслу… Но пальцы у вас тонкие и длинные, точно родились вы не в деревушке Анастаджо, а в семье каких-нибудь сиятельных особ… Хотя не в пальцах и даже не в осанке дело: знаем мы императоров и королей, которые носили прозвища «Карл Лысый», или «Пипин Короткий», или «Карл Толстый».
   «Или „Карл Шестипалый“, – подумал Франческо, но промолчал. Возможно, это тоже одна из выдумок Хуанито.
   За время плавания коротко остриженные волосы сеньориты отросли. Сейчас их подхватило ветром, и как бы сияние окружило голову девушки. Франческо вдруг захотелось окунуть лицо в эти мягкие сверкающие волосы. Но мало ли чего ему в жизни хотелось…
   – Вторая ночная смена на исходе! – громко прокричал в трубу дежурный по кораблю. – Третьей смене готовиться!
   – Вот вам уже пора собираться, сеньор Франческо… Матерь божья, а я ведь так и не дала вам отдохнуть! – сказала сеньорита огорченно.
   Франческо поспешил на бак – переодеться. Перед восходом солнца бывает много холоднее, нежели ночью.
   Когда он вышел на палубу, сеньорита стояла на том же месте, где он ее оставил.
   – Сеньор Франческо, – сказала она, – а ведь мы с вами не попрощались.
   Франческо со стыдом вспомнил, что он второпях не пожелал девушке доброй ночи.
   – То ли вы меня, сеньорита, сбили с толку, то ли я такой бестолковый, – сказал он виновато. – Доброй, доброй вам ночи, сеньорита!
   И, уже подойдя к вахтенному, которого он должен был сменить, Франческо все еще размышлял над словами сеньориты.
   А все-таки после прощания с нею у него на душе стало как-то теплее.
   Да ведь и сказала-то она всего-навсего одну фразу: «Желаю вам, сеньор Франческо, спокойной вахты, а после нее – хороших, ласковых снов!»
   Спокойной, однако, эта вахта не была.
   Уже шесть раз переворачивал Франческо ампольету. Подумать только – сегодня у руля стоит сам сеньор пилот! А за руль он берется, говорят, только тогда, когда кораблю грозит непогода или встреча с неприятелем.
   Прошло всего три часа вахты, а у Франческо уже заболели глаза, так напряженно пришлось ему вглядываться в темноту. Не зря пилот взялся за руль. На небо, такое нежно-голубое с вечера, набежали облака, сгустившиеся сейчас в огромную черную тучу. Ветер, который сначала только чуть поигрывал в парусах, сейчас так и нес корабль вперед. И хотя ветер был попутный, Франческо слишком много времени провел в плаваниях и понимал, что надо бы паруса свернуть и бросить якорь у какого-нибудь берега с удобным заливом, защищенным от высоких волн… Но – увы! – «Геновева» от берегов почему-то все время держалась подальше.
   Однако до бури было еще далеко. И туча как будто отодвинулась к северо-востоку. Где-то вдали полыхали только слабые зарницы.
   «Прошла мимо! – вздохнул Франческо с облегчением. – Да к тому же на руле стоит прославленный на всех морях рулевой. Сегодня сеньор пилот неспроста спустился вниз, – с одобрением подумал Франческо. – Я-то в Вогезах, как видно, утратил эту способность предвидеть все изменения на небе и на море».
   Еще один раз перевернута ампольета. Через полчаса можно будет улечься на койке и помечтать… Или хотя бы выспаться как следует…
   Франческо уже не раз приходило в голову (да, вероятно, не ему одному), что неплохо было бы заказывать ампольеты вдвое больших размеров. Они и песку вмещали бы вдвое больше, но горлышко между стеклянными шариками должно было бы оставаться таким же узким, как и в нынешних… Тогда ампольеты можно было бы переворачивать не каждые полчаса, а каждый час…
   А вот уже сто лет или даже больше на кораблях пользуются этими песочными часами… И делается это, вероятно, для того, чтобы и вахтенный, и дежурный по кораблю, и рулевой, и этот паренек в корзине, марсовой, каждые полчаса были начеку.
   Марсовой был начеку.
   – Эй ты, вахтенный, спишь, что ли? – крикнул он сверху.
   – Ты только не спи! – сердито отозвался Франческо. – Тебе-то сверху виднее, но уже и я понимаю, что гроза прошла стороной.
   – Да, как будто прошла, – откликнулся марсовой, успокоившись…
   И вдруг заорал изо всех сил:
   – Сеньор пилот, сеньор пилот! Судно без огней впереди нас и судно без огней позади!
   – Руппи, – негромко окликнул Франческо пилот, – я сейчас не могу оставить руль… Бить в колокол не следует. Скажи боцману, что свистать всех наверх тоже не надо. Ступай поскорее в среднюю. Да зайди на бак и постарайся добудиться Северянина… В средней предупреди боцмана, а он уж будет знать, что делать… Сеньориту пускай ни в коем случае не тревожат! Рвануть, что ли, вперед и раздавить эту скорлупку?
   «Почему? Возможно, они ничего плохого не замышляют!» – подумал Франческо, но промолчал. Он – матрос Руппи, а говорит с ним его начальник – сеньор пилот.
   Побывав уже на баке и подымаясь на ют, Франческо расслышал:
   – Эй вы, там! Почему без огней? Почему без флага? – кричал пилот. – Хотите, чтобы мы потопили вас? Вывесили бы бабью юбку, если своего флага у вас нет!
   Выкрикивал все это пилот, вероятно, для того только, чтобы сорвать злость: на суденышке впереди, конечно, не могли его услышать.
   Марсовой спустился вниз: команда небольшая, все должны быть при деле. А на палубу уже спешили капитан, маэстре, боцман и с ними Северянин.
   – Эй вы, там, на корабле! – закричал в трубу Северянин своим зычным голосом по-кастильски. – Почему без огней? Почему без флага?
   «Такому и труба для переговоров ни к чему», – подумал Франческо.
   Потом вопрос свой Северянин повторил по-итальянски. Люди, которых он окликал, были уже на расстоянии выстрела от «Геновевы».
   На черном, без огней, встречном судне молчали, но по грохоту и топоту, доносившемуся из темноты, можно было понять, что там подкатывают к ломбардам зарядные ящики. Вернее, к единственной своей ломбарде – уж очень невелико было это суденышко. Еще что-то кричал Бьярн, на этот раз по-португальски. Хотя Франческо и приходилось плавать на португальских судах, но португальского языка он по-настоящему так и не освоил.
   Второе суденышко, шедшее позади «Геновевы», виднелось уже только крохотным пятном, еле различимым в темноте. Кто бы ни командовал этой скорлупкой, но «Геновевы» им уже не догнать!
   – Под чьим флагом идете?! – вдруг зычно окликнули рулевого «Геновевы» со встречного судна по-испански.
   – Это они время оттягивают, – пояснил Бьярн Бьярнарссон сердито и закричал в темноту: – Ослепли вы, что ли? Мы не пираты: можете полюбоваться на наших львов и на наши замки!
^[8]А вот вы почему флага не подымаете?
   Теперь уже он стоял у руля, а пилот, нисколько не чинясь, наравне со всеми подкатывал к шести ломбардам «Геновевы» зарядные ящики.
   – Пустить для острастки одно ядрышко? – спросил он у маэстре, не выказывая ни тени беспокойства.
   – Одно можно, – сказал Северянин, точно пилот был у него в подчинении. – Только в воду.
   Первое ядро, пущенное с «Геновевы», взметнуло к небу целый фонтан воды.
   – Если не одумаются, вторым разнесем их ломбарду, – добавил Северянин.
   – Это англичане!
   Франческо услышал голос сеньориты. Ее ведь не собирались будить! Но девушка издали спокойно помахала ему рукой. А над суденышком действительно уже зажегся фонарь и медленно пополз кверху английский флаг.
   – А у них про запас флаги всех стран имеются! – с презрением сказал Северянин. – Если, конечно, это пираты… А возможно, что и французы, но не хотят признаваться. Впрочем, мы долго были в отсутствии, возможно, за это время и Англия со Священной Римской империей германской нации не поладила и это вправду англичане… Слушайте внимательно! – закричал он по-испански. – Спускайте лодки, мы подберем вашу команду, а посудину вашу расстреляем!
   Второе пущенное с «Геновевы» ядро угодило, судя по всему, в борт англичан. При свете мачтового фонаря можно было разглядеть, как там засуетились, сбрасывая в воду осколки разбитой ломбарды.
   – За это вы ответите перед своим императором! – снова закричали англичане, и снова по-испански. – Только пираты могут так поступать!
   – А это вы уже у своего командира справьтесь, кто пират! – отозвался Северянин. – Если есть раненые, можем их в Испанию доставить. Да и у нас на «Геновеве» лекарь имеется… Вернее – лекарша…
   – Не нужен нам ваш лекарь! – ответили англичане, и снова по-испански.
   – Нормандцы, – прислушавшись, определил Северянин. – Хоть и тошно им, что с нами они вынуждены по-испански объясняться… А ведь это те же самые, что и в прошлый раз! Видели отлично, что за корабль наша «Геновева» – нет же, решили уже две свои скорлупки на нас напустить!..
   Чужое судно, накренясь на бок, неуклюже повернулось и отчалило от «Геновевы».
   – Эй вы, – крикнул вдогонку ему Северянин, – спустите все же чужой флаг!
   – А вторая скорлупка, глядите, все же старается нас догнать! – улыбаясь, заметил сеньор пилот.
   – Пускай старается на здоровье! – проворчал Северянин.