Шкатула Лариса. Вдова живого мужа

   Катерина взяла девчушку на руки.
   - Оленька, пойдешь ко мне жить?
   Девочка серьезно посмотрела на нее.
   - Мама вернется, посмотрит, что меня нет, и расстроится: "Где же моя доченька?"
   - А мы ей записку оставим: она в гостях у тети Кати!
   - И Машу можно будет взять?
   - Кто это - Маша?
   - Кукла моя!
   Катерина, смеясь, прижала ребенка к себе. Вещи они собрали на скорую руку - самое необходимое.
   - К завтрашнему дню я приготовлю все остальное, - пообещала Аврора.
   - А я пришлю за ними мужа, - решила Катерина. - Он у меня - майор ОГПУ, так что не бойся, когда военные к тебе постучат.
   - Да я к военным привыкла, - сказала Аврора. - У нас хозяин военным был...
   Она опять всхлипнула.
   Катерина с Олей были уже у порога, когда услышали вслед робкое:
   - Как вы думаете, Катерина Остаповна, мне здесь жить или на квартиру уходить?
   - Конечно, живи здесь, раз никто не беспокоит!
   - Спасибо! - Аврора порывисто поцеловала Катерину: чувствовалось, что ей никак не хотелось отсюда уходить. Она потискала девочку: - Олька, не забывай свою нянюшку!
   - Не забуду!
   "Интересно, - подумала Катерина, - как отнесется к этому Дмитрий?" Только сейчас она вспомнила о нем, а ведь раньше ни одного решения не принимала без его предварительного одобрения!
   Тот, о ком вспоминала Катерина, как раз в эту минуту, отправив на Лубянку служебный автомобиль, решил пройтись пешком, чтобы без помех разве помеха спешащие мимо и даже задевающие его локтями москвичи? подумать о событии, вызвавшем досаду его товарищей: ещё один! И до глубины души поразившем его самого, ибо для Гапоненко это был не просто "еще один", а вполне конкретный человек, с которым он недавно разговаривал в своем кабинете.
   Вроде не было вины Дмитрия в этой смерти, а сердце неприятно свербило: как расскажет он, к радости товарищей вызвавшийся исполнить неприятную обязанность, жене Крутько Светлане о гибели её мужа?
   Обычно убийствами занимался уголовный розыск: свидетели нашли труп с ножом в спине и позвонили, поскольку на мертвом была военная форма, не в милицию, а на Лубянку...
   Он вполне мог представить себе, как это случилось. Николай Иванович Крутько шел с дежурства в военном госпитале.
   Начальником госпиталя его назначили сравнительно недавно. Против ожидания, это не только не повлияло на его отношения с персоналом госпиталя, но и почти ничего не изменило в расписании его работы. По-прежнему наравне с другими хирургами он делал операции, совершал обходы и ходил на дежурства, что уж вовсе было не обязательно...
   Вот с такого дежурства он и шел. Усталый? Наверняка! И вдруг увидел в спешащей навстречу толпе знакомое лицо... Нет, пожалуй, такая версия выглядит притянутой за уши. Наверняка Рагозин-Воронов внешне изменился, а шрам на руке на ходу не разглядишь!.. Он мог проходить мимо кого-то, с кем разговаривал этот мужчина, что, в общем-то, почти то же самое... А что если он зашел куда-нибудь? Например, в парикмахерскую. Думай, Митя! Молодая жена дома, а он после дежурства. С суточной щетиной! Конечно, он мог побриться и на работе. Если у него была бритва. Или свободное время!
   Кинжалом в спину! Конечно, он не эксперт, но и младенцу ясно: удар один и тот же, точно в сердце... Нет, в толпе, через столько лет, он его вряд ли бы узнал. Другое дело, если в какой-то ситуации у Крутько было время рассмотреть шрам на его руке! Парикмахерская все-таки для этого удобнее всего...
   Как бы то ни было, его смерть проясняла кое-что: драгоценности все ещё здесь, и об этом знает только он! По "эту сторону баррикад", конечно. Ах, как не хватало Черному Паше преданных ему ребят! Он знал их всех вдоль и поперек, со всеми их слабостями и недостатками, и умел добиваться беспрекословного подчинения!
   На миг мелькнула мысль: "А зачем тебе, Митя, эти драгоценности? Ты не можешь пользоваться здесь даже теми, что у тебя есть". Но другая мысль пришла ей на смену: "А надо ли здесь оставаться?" В отличие от многих "белых" прожектеров, он знал точно: красные - это надолго! Уж больно удобны их лозунги и для тех, кто процветает под их прикрытием, и для тех, кто прямо-таки жаждет быть одураченными!
   Прежде он об этом не думал. Но если даже ему тут неуютно, значит, дело неладно! Быть изгоем где-то в чужой Европе или далекой Америке?
   Изгой - если ты в свои "под сорок" оказываешься там без гроша в кармане, чтобы начать все сначала, а если попытаешься втиснуться в их клан богатеньких не с пустыми руками? Так ли унизительно это будет? Человек, заработавший большие деньги своим умом и руками, всегда чувствует такого же!
   Среди коллег-гэпэушников он себе друзей не найдет. Они так все время оглядываются, чтобы какая-нибудь шавка в бок не вцепилась! А ведь ему до зарезу нужен помощник! Тут уж не до собачьей преданности, был бы просто порядочный человек! Он даже согласен с ним поделиться. Но не искать же такого среди десятка стукачей, доставшихся ему в наследство от бывшего хозяина кабинета!
   Вот, кстати, печальный пример доверчивости: человек решил, что в стране победившего пролетариата нельзя обижать недоверием своих товарищей по партии. Схарчили, и глазом не моргнули!
   Однако время шло. Он не заметил, как ускорил шаг. Рагозина надо искать по горячим следам! Кое-что он может сделать путем официального следствия: послать парочку молодых, горячих ребят, чтобы выяснили путь военврача, поспрашивали; может, кто заметил, куда заходил, с кем разговаривал...
   Надо зайти к молодой вдове, сообщить, что она - вдова! Впервые Дмитрий Ильич подумал, что, оказывается, не знает, как нужно выражать соболезнование. Все, приходящее на ум, казалось фальшивым, неестественным. В самом деле, как можно соболезновать, если умерший тебе безразличен? Снявши голову, по волосам не плачут! Все равно ведь его не воскресить! Неужели он не стал бы горевать, случись что с Катериной или, не дай Бог, с Пашкой? Стал бы! Но сочувствовать, сопереживать он не умел. Потому и не знал слов утешения. Одно вытекало из другого.
   Тогда почему сейчас он шел к Светлане? Этого Гапоненко не мог объяснить и сам!
   Он зашел в подъезд, куда за несколько мгновений до него прошмыгнул какой-то шустрый хлопец. Прыткости ему было не занимать - он легко мчался на несколько ступенек впереди майора. И постучал он - это уже не было совпадением! - в ту же самую дверь, какая требовалась и ему. Парень оглянулся, когда Гапоненко просто встал у него за спиной, молча дыша в затылок. А узнав, вздрогнул, и оба - один с досадой, другой с удовольствием - отметили: его прежний страх перед майором до конца не изжит!
   Светлана возникла в проеме двери в зеленых лыжных брючках и зеленой спортивной майке с длинным рукавом, так что в сочетании с огненно-рыжими волосами показалась Дмитрию Ильичу кем-то вроде лесной нимфы, а Ян, по привычке, с какой, например, он смотрит на репродукцию картины "Царевна-Лебедь" кисти Врубеля, что висит над его кроватью, отметил: хороша!
   - А почему ты не звонишь?.. Вы не звоните?
   Она переводила взгляд с одного на другого с плохо скрытым недоумением: что означал их одновременный приход? Просто так прийти вместе они не могли! Светлана посторонилась, приглашая их войти и то ли по тому, как мужчины замешкались, пропуская вперед друг друга, то ли по их напряженному молчанию, она поняла, что случилось неладное. Спросила только:
   - Что-то с Колей?
   - Да! - как по команде ответили оба.
   Ян лишь прочел в глазах майора немой вопрос: "Ты-то откуда знаешь?"
   Светлана посадила их на стулья возле большого обеденного стола и коротко предложила, как приказала:
   - Рассказывайте!
   Ян растерянно посмотрел на Гапоненко.
   - Но я ничего наверняка не знаю!
   - Ты сказал "да" на мой вопрос, не случилось ли с Колей чего-нибудь плохого, - холодно напомнила Светлана. Сейчас она невольно воспринимала их враждебно, они принесли дурную весть и теперь оглядываются друг на друга, каждый боится начать первым. Неужели она производит впечатление истерички?!
   В последнее время Светлана почему-то жила с предчувствием несчастья. Оно могло произойти с нею самой, в худшем случае - с Николаем. Не могло закончиться просто так, без жертв, её пребывание в том страшном заведении, которое живет человеческой кровью. Не могла она не заплатить этому кровожадному молоху!.. (Бог (символ жестокой силы), требующий множества человеческих жертв.)
   И вот случилось худшее: погиб Николай. Почему же она допытывается у них подробностей? Разве хоть что-то можно исправить?!
   Майор сидел с каменным лицом и вовсе не спешил приходить Яну на помощь: не будет лезть поперед батьки в пекло!
   - Ты же знаешь, Света, такое со мной иной раз случается. Но впервые я не поверил тому, что увидел... Твой Коля... Мертвый, с кинжалом в спине... Страшно!
   Его передернуло.
   - Это правда, - кивнул наконец Гапоненко.
   - Когда... я смогу его забрать? - с трудом выталкивая наружу слова, заговорила Светлана.
   - Завтра. Завтра, когда мы получим заключение эксперта.
   - Какое это теперь имеет значение? - горько спросила Светлана и брови её сошлись на переносице. Она силилась постичь смысл слова "никогда". Неужели она никогда не увидит мужа живым? И сказала, ни на кого не глядя: Хорошо, вчера Ваньку отец забрал. Братик очень любил Колю...
   - Иными словами, вы хотите сказать, что искать убийцу не стоит, раз ничего нельзя исправить?! - не выдержал роли смиренного слушателя Гапоненко. - Пусть, значит, ходит себе по белу свету и размахивает кинжалом направо и налево?
   - Нет, я этого не хочу! - другая на её месте давно убивалась да волосы на себе рвала, а эта лишь лицом почернела и повторила: - Рассказывайте, Дмитрий Ильич!
   Глупышка! Что она там напридумывала своей красивой головкой? Может, решила, что раз Крутько убили, а пришел сообщать об этом майор в форме ОГПУ, значит, муженек был замешан в чем-то противозаконном? Отнюдь!
   С другой стороны, кто, как не он, сможет представить происшедшее в наиболее выгодном для себя свете? Он надеялся, что у Яна хватит ума вслух не ставить его слова под сомнение.
   - Хорошо, слушайте. В конце концов, это - не государственная тайна!.. Честно рассказывать обо всем, как говорится, себе дороже, но рискну! Авось, вы не запишете меня в невесть какие чудовища! Все равно, не стану от вас ничего скрывать... Когда случилось первое похожее убийство... да-да, подобное преступление, тоже с гибелью военного, ОГПУ уже рассматривало... Тогда я только начал работать в этом заведении. По странному стечению обстоятельств убитый оказался моим давним другом, которого я считал погибшим в перестрелке между... Неважно. Словом, я считал, что его давно на свете нет, но, видно, из той истории он благополучно выбрался. А прежде я мельком увидел его в Реввоенсовете и не поверил своим глазам: живой, да ещё в форме капитана второго ранга. Думал, что ошибся. Стал наводить справки. К сожалению, по причине большой занятости, это получилось у меня не вдруг... Словом, когда я наконец позвонил к нему на работу, мне ответили, что как раз сегодня его хоронят. Я едва успел на кладбище, чтобы проститься с ним. И там, у его могилы, глядя на безутешную, убитую горем вдову, осиротевшего ребенка, я поклялся найти его убийцу и сурово покарать.
   Гапоненко замолк. Он страшно понравился себе в роли отважного мстителя со скорбно опущенной головой. Он сумел смутить даже проницательного Яна, сочувственно подумавшего, что, оказывается, и Черному Паше ничто человеческое не чуждо!
   - Вернувшись на работу, я затребовал из архива - подумайте, дело уже успели сдать в архив! - все документы следствия. То, что я в них прочел, было достойно удивления, если не сказать больше: виновного не нашли!.. Представьте себе, четыре офицера отправляются на юг, в далекий Краснодар, чтобы найти клад, закопанный несколько лет назад белым контрразведчиком!
   - Они не поделили его? - предположил Ян.
   - Ничего подобного. Они были честными советскими офицерами. Все, кроме одного, который был оборотнем... Он появился в их группе в самый последний момент. Поезд уже тронулся, когда он открыл двери купе. Этакий бравый, с иголочки одетый полковник. Много дней спустя я получил из угрозыска материалы нераскрытого преступления, в котором фигурировал ещё один труп с кинжалом в спине. Сообща мы установили его личность - он как раз и был подлинным Рагозиным, чье место занял убийца. Так что, если быть точным, мой друг оказался не первой, а второй жертвой в деле о кладе...
   Он обвел глазами юных слушателей. Светлана сидела с потухшим взглядом, но не упускала ни слова из его рассказа.
   - Теперь уже поздно каяться, но сначала я действительно хотел привлечь к своим поискам вашего мужа, потом же... Как-то неосознанно я дал ему почитать документ с описанием личности лже-Рагозина и оказалось, что он бывший пациент Николая Ивановича. Он даже вспомнил его подлинное имя-отчество, а большей услуги он просто не мог мне оказать. Я поблагодарил его и отпустил, надеясь впредь к его помощи не прибегать. Служебная машина закрутилась: был объявлен розыск Воронова Михаила Михайловича, в прошлом белого офицера, на кисти руки которого имеется послеоперационный шрам в виде буквы "Т". Конечно, после такого сообщения я был готов к сюрпризам, но смерть товарища Крутько меня поразила.
   Он помолчал.
   - Скажите, Света - возможно, мой вопрос покажется вам нелепым, - муж приходил с дежурства бритый или со щетиной? Все-таки сутки вне дома.
   - У него на работе была безопасная бритва, но вообще он больше любил ходить в парикмахерскую, после которой, говорил, чувствует особую свежесть. Он терпеть не мог неопрятности и всегда был чисто выбрит.
   Гапоненко кивнул.
   - Я так и думал, что по пути домой он куда-то заходил. Скорее всего, в парикмахерскую. Видимо, там он и встретил Рагозина-Воронова. Наверное, решил сам сыграть роль сыщика. Он шутя признавался мне, что в детстве мечтал им быть. Пошел следом за преступником и... Дальше вы знаете.
   - А что если не он, а тот, другой, за ним пошел? У Коли ведь все на лице написано! Он не смог бы скрыть ни удивления, ни презрения... проговорила Светлана.
   - И я подумал о том же, - поддержал её Ян, - но предполагаю другое: а не работает этот Рагозин в парикмахерской? Хорошо бы узнать, не появился ли там недавно новый работник?
   - А если появился? - шепотом спросила Светлана.
   - Тогда я мог бы пойти к нему, постричься, - предложил Ян. - Если шрам у него есть, я его увижу!
   - Это очень опасно, хлопчик, - добродушно-снисходительно бросил Гапоненко, оглядев высокую, но худощавую и оттого кажущуюся хрупкой фигуру юноши. - За короткий срок белый офицер Воронов, не колеблясь, отправил на тот свет троих крепких, здоровых мужчин. И каждый раз лишь одним точным ударом кинжала прямо в сердце!
   - А разве у вас, Дмитрий Ильич, нет оружия? - поинтересовался Ян, никак не реагируя на его тон.
   - У меня, разумеется, есть, но мой наган - оружие табельное, я не могу передавать его в чужие руки.
   - Я и не хочу брать его в свои руки или там сражаться с вашим Вороновым на ножах. Я хочу вам помочь его выследить. Предлагаю себя в роли подсадной утки. А в случае чего, вы меня прикроете!
   - В каком таком случае? - не на шутку разволновалась Светлана. - Тебе мало Колиной смерти? Тоже мне, мститель нашелся! Пусть делают это те, кого уполномочило государство!
   - А помогать им должны сознательные граждане! - тоже разгорячился Ян. - Неужели теперь я смогу спокойно жить, ходить в институт, зная, что по тем же улицам ходит гадина, лишившая тебя любимого человека!
   - Я запрещаю тебе лезть в это дело, слышишь?! - она встала и стукнула кулаком по столу.
   Майор не видел Светлану такой, а сейчас залюбовался ею: глаза молодой женщины горели гневом, а рыжие волосы торчали, будто вставшая дыбом шерсть дикой кошки.
   - Успокойтесь, Светлана, - примиряюще поднял он вверх руки. - Я сделаю все возможное, чтобы вашему брату ничего не угрожало.
   Он сделал ударение на слове "брат", но Светлана поняла его слова по-своему.
   - Ян мне больше, чем брат, - сказала она. - Он привез меня в Москву, помог получить высшее образование...
   - Неизвестно еще, кто кому помог! - смущенно буркнул Ян.
   - Кормил меня, поил, лечил, - продолжала она, - никогда ничего не требуя от меня взамен! Думаете, много таких людей?
   - Не очень, - честно признался Гапоненко.
   - А понадобится - я знаю, - он и жизни для меня не пожалеет! Не каждый брат столько делает для своей сестры... Ты ведь завтра поможешь мне, Янек?
   Она подняла на него больные глаза.
   - Конечно, ты же не думаешь, что я могу бросить тебя в такую минуту!
   - Разрешите и мне помочь вам? - предложил Гапоненко.
   Она устало кивнула и проговорила, не глядя на них:
   - А теперь, извините, мне хотелось бы побыть одной...
   Казалось, прежнее спокойствие и отрешенность стали стремительно покидать её, опустошая и надламывая легкую фигурку - она ослабела на глазах.
   Мужчины поспешно поднялись, в коридоре быстро оделись. Она следовала за ними как бесплотная тень, тем не менее решительно захлопнувшая дверь и громыхнувшая засовами.
   Уже спускаясь по лестнице, они услышали доносящийся из квартиры Крутько то ли крик, то ли вой. Гапоненко от неожиданности рванулся было назад, но Ян остановил его.
   - Не надо, - сказал он тихо. - Так ей легче.
   ГЛАВА 15
   Казалось, ещё вчера Ян с Таней шли со свадьбы, а прошло уже целых три дня. Юноша снова и снова возвращался к этому дню, который вместил так много событий в его жизни!
   Ушли они тогда раньше других. Несмотря на все его заверения, Таня переживала за мать и так летела вперед в своих неуклюжих валенках, точно на ней были коньки.
   Таню мучила совесть. Как Наташа Ростова, впервые попавшая на бал, она увлеклась происходящим и совсем забыла о времени и больной матери. Глаза Яна были от неё так близко! Она слышала его дыхание, чувствовала через легкую ткань платья его горячие руки, поддерживающие её в танце - от этих непривычных ощущений у девушки кружилась голова.
   - Не беги так, глупенькая! - смеясь удерживал её за руку Ян. - Раз профессор сказал "опасности нет", нужно ему верить.
   Они уже договорились встретиться послезавтра; завтра Ян должен был сдавать какой-то ответственный экзамен, а Таня не хотела его отвлекать.
   - Давай уж послезавтра, - улыбалась она его настойчивости и по-женски хитро, как ей казалось, думала: "Пускай немножко поскучает!"
   Маму Тани они увидели полусидящей в подушках на той же кровати, но в комнате что-то неуловимо уже изменилось. Скорее всего, её просто осветила радость. Всего три часа, проведенные Александрой Павловной в обществе профессора, изменили её до неузнаваемости. Куда делась её мертвенно-бледная кожа? Сейчас лицо женщины казалось розоватым, украшенное красивым румянцем. Куда делась печаль из её больших глаз? Они искрились от смеха! А её жалобы на то, что Алексей Алексеевич просто-таки узурпатор; не позволяет ей вставать, когда она превосходно себя чувствует!
   А профессор! Не слишком ли поспешно отдернул он свою руку от руки Александры Павловны, которую до того держал так непринужденно? И этот ускользающий в сторону, прямо-таки сияющий взгляд! Любви все возрасты покорны? Ян почувствовал удивление - таким старого профессора он ещё не видел!.. Да такой ли он старый? А если ещё и бороду сбреет!
   На другой день Ян пришел в лабораторию, пошептался о чем-то с Головиным и попросил у него разрешения сказать Филатовой наедине несколько слов.
   - Сдал экзамен? - бросилась ему навстречу Татьяна: хитрила-хитрила, а первая и не выдержала расставания всего-то на один день!
   - Сдал. Получил "отлично", - Ян был сдержан и чувствовалось, что он подбирает слова. - Так получается, Танюша, что завтра мы с тобой не сможем встретиться. У Светланы - ты её не знаешь, она мне как сестра и самый близкий человек...
   "А я? - хотелось закричать Татьяне. - Разве я не близкий тебе человек?!"
   - Так вот, - продолжал он, - у Светланы убили мужа. Одно дело было звать тебя на свадьбу, на похороны я уж пойду один!.. С Головиным я договорился. Все равно, пока исследовательской работы нет: оборудование приобретается, ремонт ещё не закончен. Словом, пока он разрешил мне не приходить... Если получится, я забегу после похорон, но надежды на это мало.
   Таня смотрела на него почти с ужасом: неужели он ничего не понимает? Иначе почему так спокоен? Его заботит только какая-то неведомая Светлана! Неужели вот так, в одночасье, рухнули и вдребезги разбились все её мечты и сокровенные желания?!
   Если бы Ян прочел её мысли, то скорее всего, лишь посмеялся бы - чего только не придумает девчонка! Ну, не увидятся они дня два-три, так разве это трагедия?
   Похороны Крутько неожиданно оказались такими многолюдными, что Ян вовсе сбился бы с ног, если бы не госпитальные сестры милосердия. Светлана сидела, ко всему безучастная, да и не полагалось ей ни в чем участвовать, а эти молодые и не очень женщины сновали по их маленькой квартирке, каждая занимаясь своим делом. Кто-то готовил поминальный обед, кто-то завешивал зеркала, кто-то обряжал покойника. Ставили столы, гремели на кухне посудой.
   Эти шуршания, звяканья, стуки временами выводили Светлану из забытья. Тогда она обводила всех недоумевающим взглядом: к чему все это? Но это был закон, обряд, выказывающий уважение к умершему. А если к тому же он был хорошим товарищем, добрым и отзывчивым, умелым врачом, хирургом от Бога, то и хоронить его должны были по-людски...
   Прибывавших военврачей и просто выздоравливающих военных принимал в свои руки сам Гапоненко. Военные настороженно посматривали на его гэпэушную форму, но выбирать не приходилось.
   Похороны прошли по первому разряду.
   Небольшой инцидент произошел на кладбище. Когда гроб опускали в могилу, вдова Крутько вдруг упала в обморок. Проворней всех оказался тот самый майор, что руководил всей церемонией. Он отнес её в грузовик, который привез гроб, и оставался с нею, пока все не закончилось...
   Из родни Николая Ивановича на похоронах никого не было - почта просто не успела бы собрать их сюда из сибирского далека.
   Посидели за столом, посожалели о хорошем человеке и, когда поминки закончились и к выходу потянулись поминавшие, возле Светланы опять остались Ян и Гапоненко. Из школы, в которой работала Светлана, на поминках побывала лишь Зоя с мужем. Остальные учителя, знавшие о её аресте и непонятно скором освобождении, решили, однако, что дыма без огня не бывает и от Крутько лучше держаться подальше. При нынешней безработице никто не хотел рисковать рабочим местом, и - чего там говорить! - привлекать к себе ненужное внимание властей. Тут уж не до высоких материй.
   Зоя решила, что она уже свое отбоялась, в чем муж её вполне поддержал. Правда, жили молодожены Алексеевы далеко, вынуждены были уйти пораньше, чего, кажется, Светлана и не заметила.
   Так и остались они втроем. Ян, уверенный, что его общество сейчас нужнее всего Светлане. Гапоненко, видимо, считавший так же. Поняв, что друг друга они не пересидят, мужчины решили выйти в коридор.
   - Все-таки, вы для неё - чужой человек, - втолковывал Ян майору, - а в минуту несчастья глаз охотнее останавливается на знакомом.
   - Да ты прямо-таки философ, - буркнул Дмитрий Ильич.
   - Философ - не философ, но знаю наверняка; ей сейчас надо отдохнуть, а я сделаю так, что она будет спать до утра.
   - Доверь козлу капусту!
   - Не будем оскорблять друг друга без надобности, тем более что вы знаете - ваши слова несправедливы, - мягко отпарировал Ян, с удивлением вглядываясь в лицо "железного атамана", которое больше всего напоминало сейчас лицо обиженного мальчишки. - Не время. И оправдываться я перед вами не собираюсь. Светлане нужна сейчас не помощь мужчины, даже военного, а помощь врача. Она ещё не до конца оправилась от вашего заведения, а тут ещё такое горе...
   Майор уже и сам понял, что его настойчивость по меньшей мере неуместна.
   - Спокойной ночи! - он поклонился Светлане. - Если будет чего нужно, обращайтесь в любое время!
   - Спокойной ночи, Дмитрий Ильич, - бесцветно проговорила она, и движениями, и голосом напоминая сомнамбулу. - Спасибо вам за все!
   - Чего уж там, - махнул он рукой и осторожно прикрыл за собой дверь.
   Ян, позднее разместившийся на диване напротив крепко спящей за ширмой Светланы, всю ночь подскакивал на каждый шорох, хотя и знал, что до утра она не проснется.
   Утром он-таки не углядел её пробуждение. Устал бдеть и на рассвете провалился в сон, как в омут. Проснулся уже от запаха картошки, которую Светлана жарила к завтраку.
   - Куда это ты собралась? - удивился он. - Светлана была одета в строгий деловой костюм.
   - Схожу в школу. Не сидеть же целый день без дела! - она была собранна и внешне спокойна, только необычайно бледна, будто, умываясь утром, смыла с лица все краски.
   - А я - в институт. К любимому профессору Подорожанскому разговор есть. Третий день тяну кота за хвост, а понимаю, что дело само собой все равно не решится... Слушай, Светлана, если хочешь, я могу пока пожить у тебя...
   - Боишься, что я в одиночестве могу умом тронуться? - она вздохнула. Не бойся, милый братик, мы - которые из многодетных семей - знаешь, какие живучие?! И потом, вспомни математику: минус, помноженный на минус...
   - Дает плюс?
   - Вот именно. Все равно мне самой надо привыкать жить без Коли. Да и о будущей жизни пора подумать. Я ведь, как ни странно, этого раньше не делала. Работа есть - и ладно! Муж есть - и ладно! Хлеб есть... Словом, плыла по течению и была рада всему, что это течение ко мне прибивало. Может, оттого осторожность потеряла. Считала, что и всегда у меня все будет ладно да складно, без особых забот. А может, где-то есть другая жизнь? И люди, которые по-другому думают?