Зрелище было ярким и захватывающим, ловкость артистов справедливо награждалась аплодисментами, а когда один из "белых", подстреленный "красной", стал стремительно падать, зал замер от ужаса и облегченно вздохнул, когда артист в последнем прыжке ухватился за перекладину.
   Артистка в черном первой соскользнула по канату на манеж и шпрехшталмейстер громко провозгласил:
   - Наталья Романова!
   Господи, неужели... Но та, другая Наталья, была Соловьева! "Ты забыл, - сказал он самому себе, - что девушки порой выходят замуж? Или берут сценические псевдонимы? Но тогда зачем псевдоним девушке, которая и так живет под чужой фамилией?! Мне нужно с ней поговорить!" - "О чем?" спрашивал суровый голос. "Я должен знать: она это или не она? Впрочем, это неправда. Я и так знаю, что это - ОНА! Девушка, в которую был влюблен глупый мальчишка! Разве есть ещё на свете девушка с такими же зелеными глазами и с такой же доброй улыбкой? Вон как прижалась к ней обезьяна даже звери понимают, какой удивительный она человек!" Он отошел в тень, чтобы его не заметила бегущая мимо счастливая Наташа.
   "Нужно уходить! О чем могу говорить с нею я, давший обет служения Аралу?" - думал он, уходя прочь.
   Пять лет назад умный, знающий тайны хатха-йоги и Тибета магистр шестой ступени Саттар-ака приблизил к себе, стал обучать всему тому, что знал сам, тринадцатилетнего пленного мальчика. Судя по рассказам, тот был сиротой, и магистра тронула его бескорыстная привязанность к другому пленнику, которого оставили в живых, чтобы выяснить, каким образом искателям солнцепоклонников удалось подойти так близко к Аралхамаду. Эти люди вызывали уважение уже тем, что рискнули отправиться в горы столь малочисленным отрядом - их было всего четверо!..
   Один был убит на месте. Пожилого и мальчишку взяли в плен без особых хлопот, а вот четвертый успел отправить к Аралу двух посвященных! Такую шутку с солнцепоклонниками сыграть прежде никому не удавалось. Убить двух слуг Арала одновременно, метнув кинжалы сразу с обеих рук! Такой человек заслуживал смерти на каторге...
   Тогдашний великий маг с горечью посетовал, что грядет конец света. Раньше солнцепоклонники чувствовали себя не в пример свободнее. Люди тогда не шатались по Сибири целыми армиями, они боялись неизвестного, таинственного. Одно упоминание о том, что место проклятое, отваживало не многих охотников сунуть сюда нос. Недаром же слуги Арала обнесли свои границы невидимой стеной, вступив в полосу которой простые смертные начинали испытывать всяческие неудобства: от чувства всепоглощающего беспричинного страха до видений наяву всяческих чудищ, которых и во сне-то страшно было увидеть! Все кончалось, стоило просто отойти от проклятого места...
   Магистр, ставший впоследствии всемогущим магом, думал, что приближает к себе несмышленого ребенка, которого приручить - пара пустяков! Он не знал, что перед ним в облике тринадцатилетнего мальчика вполне сложившийся самостоятельный человек, который уже имеет обо всем свое устоявшееся мнение. Саттар-ака считал, что приобрел на веки вечные преданного, не рассуждающего слугу, но если бы он мог заглянуть в мысли юного циркача, то немедленно отправил бы его в штольню к прочим непосвященным.
   В последнее время начал прихварывать никогда прежде не болевший Батя, и Алимгафар, в просторечии Алька, стал всерьез опасаться, что слуги Арала постановят на своих встречах, что Арал призывает раба к себе, и на очередном весеннем жертвоприношении выберут для заклания бедного контрабандиста... Отправляя Алимгафара со всевозможными поручениями, великий маг был уверен, что он обязательно вернется назад, но никак не думал, что старый, уработавшийся раб был этому причиной...
   Алимгафар отошел уже на приличное расстояние и оглянулся, чтобы бросить последний взгляд на шапито, как вдруг замер от ужаса: брезентовый купол цирка полыхал, как огромный костер. Он не помнил, как перекинул за спину изрядно оттянувший руку сундучок, увязанный для конспирации в холщовую торбу, как в считанные секунды оказался перед дверью в брезентовой стене - из нее, крича, выбегали люди.
   Алимгафар кинулся в проем - куда бежать? Что-то толкнуло его: к клеткам! Оттуда слышался дикий рев, но подойти уже было нельзя: огонь стоял сплошной стеной.
   Вдруг он заметил клетку, стоявшую поодаль; в ней, скрючившись лежала недвижная обезьяна, а поодаль - о Боже! - он увидел лежащую девушку в черном трико.
   Она не подавала признаков жизни и когда юноша подбежал ближе, то увидел, что правая рука у неё неестественно вывернута, а вокруг головы расплывается кровавое пятно. Тут же в крови валялась упавшая сверху балка...
   Огонь подбирался к девушке все ближе; ещё несколько секунд, и она вспыхнет факелом, как и все вокруг!
   Алимгафар схватил её на руки и побежал к выходу. Вокруг все рушилось, пылало, ревело, но он упорно бежал через огонь, решив, что если ему суждено погибнуть, то вместе с нею.
   У самого выхода его подхватили несколько рук и почти выдернули наружу из тотчас рухнувшей за его спиной пылающей стены.
   - Скорее, не задерживайся, - торопил его кто-то, продолжая тащить прочь и плеща ледяной водой на тлеющую тужурку - он почти ничего не воспринимал, сжимая в руках дорогую ношу и с тоской глядя в её безжизненно запрокинутое лицо.
   Он бездумно пошел в ту же сторону, откуда недавно спешил к цирку, не в силах устоять перед его зовом...
   - Стой! Ты куда её понес?! - закричал захлебывающийся кашлем мужской голос.
   Алимгафар оглянулся: мужчина в обгоревшем белом с золотом трико, тот, что ещё несколько минут назад, здоровый и сильный, летал под куполом цирка, бессильно лежал теперь на куче какого-то тряпья. Возле него на коленях стояла одна из "амазонок" и бинтовала ему грудь. Она тоже посмотрела на юношу и недвижную Наташу на его руках и сказала:
   - Она умерла, Стае, что же с этим поделаешь?
   - Нет! - закричал, приподнимаясь, артист и с глухим рыданием опять упал на спину.
   Алька продолжал идти, но теперь уже целенаправленно, как будто окрик циркача привел его в себя и указал путь: домой, в Аралхамад! Только там смогут вылечить Ольгу! В том, что она жива, он нисколько не сомневался... Хотя спроси кто-нибудь, откуда в нем эта уверенность, Алимгафар, пожалуй, не смог бы ответить.
   Руки юноши почти не чувствовали тяжести её тела: каждодневные тренировки вначале под присмотром великого мага, а потом и самостоятельные сделали его мышцы стальными, а тело выносливым и приспособляемым к любым самым суровым условиям жизни. Однако сейчас он не думал о себе, о собственной безопасности, о возможности слежки и ареста - ему надо было успеть доставить драгоценную ношу в Аралхамад живой. Удача сопутствовала Алимгафару: никто не остановил его, не спросил, а встречавшиеся на пути прохожие просто ошарашенно смотрели ему вслед. И в самом деле, зрелище он являл собою странное: в обгоревшей тужурке со следами копоти на лице молодой человек с суровым непроницаемым лицом шел по улицам, прижимая к себе неподвижное девичье тело.
   Юная хозяйка подворья при виде Алимгафара вмиг забыла о своих обидах, не бросилась в панику, не заголосила, а деловито стала помогать укладывать Наташу на принесенный из сарая овчинный тулуп. Юноша хотел что-то сказать, но она только рукой махнула:
   - Потом привезешь!
   И, внимательно посмотрев на Наталью, осторожно спросила:
   - Она жива?
   - Жива, - строго сказал он и хлестнул вожжами лошадь. - Но-о!
   Ему ещё предстояло три версты нести Наташу на руках...
   В покои главного мага он ввалился, против обыкновения не постучав. Тот читал какую-то старинную книгу и только поднял на вошедшего глаза, не высказав ни возмущения, ни удивления.
   Алимгафар положил неподвижную Наташу у его ног и, встав на колени, уткнулся лбом в пол.
   - Прошу, тебя, великий, сделай так, чтобы она жила! Вечным рабом твоим буду!
   Великий маг усмехнулся про себя: если бы каждый человек исполнял обеты, что дает всемогущему в тяжелую минуту испытаний, на земле настало бы всеобщее благоденствие. Увы, слаб смертный: пройдет опасность, и забывает он свои обещания. Он подошел к лежащей девушке, прикоснулся двумя пальцами к её шее и скомандовал Алимгафару:
   - Ко мне на стол, быстро!
   Юноша знал, где это. В соседней комнате стоял стол, покрытый пластиной блестящего, похожего на слюду, минерала. На нем маг проводил свои высоконаучные опыты, зачастую втайне от глаз других слуг Арала. Сюда он и положил Наташу.
   - Она жива? - спросил Алимгафар замирающим голосом, вдруг под испытывающим взглядом великого усомнившись в этом.
   - Стал бы я заниматься мертвой! - сердито буркнул Саттар-ака. - Зажги свет! Будешь мне помогать!
   Алимгафар зажег несколько керосиновых ламп, подвешенных к потолку на металлических цепях. Маг повернул голову Наташи и осторожно ощупал.
   - Слава Аралу, только трещина, осколков нет... Ножницы мне!
   Юноша подал ножницы и вздрогнул от того, как ловко, но безжалостно стал выстригать маг её прекрасные русые волосы, освобождая кровоточащую рану.
   - Мазь давай! - приказал он.
   Юный магистр подал верховному лекарю баночку, выточенную умельцами из куска опала и украшенную золотой вязью. При виде её любой коллекционер или ювелир задрожал бы от зависти, но слуги Арала воспринимали свое богатство как само собой разумеющееся, потому маг спокойно извлек из антикварной вещицы какую-то черную вязкую мазь, наложил на рану и уверенно стал бинтовать. Затем взял тонкий острый кинжал, распорол рукав костюма, обнажив руку девушки с торчащей наружу сломанной костью.
   - Да-а, здесь будет посложнее, - пробормотал он себе под нос и спросил. - Она - артистка балета? Если судить по костюму...
   - Нет, воздушная акробатка.
   - Я не знал, что у тебя есть знакомые в цирке, - спокойно заметил маг, не глядя на ученика, но чувствуя его волнение.
   - Никогда прежде я не заходил в цирк, но сегодня случилось непредвиденное - мне надо было убить время до темноты, я и зашел... А некоторое время спустя в шапито начался пожар...
   - Ты спас жизнь незнакомому человеку. Это хорошо.
   Маг подчеркнул слово "незнакомому", ожидая отклика юноши: неужели он так ошибся в своем ученике? Но тому уже стало неудобно морочить голову учителю.
   - Я знал её раньше, великий. Пять лет назад мы работали в одной труппе...
   - Подержи её руку, - маг вынул из шкафчика в стене две аккуратные дощечки, сложил вместе сломанные кости, достал из другой баночки мазь янтарного цвета и, смазав место перелома, крепко забинтовал.
   - Отправить её в Терем? - внешне безучастно поинтересовался Алимгафар.
   - Нет, пусть остается здесь, - задумчиво ответил великий маг. Распорядись, чтобы из мастерской прислали Рогнеду - она позаботится.
   Подметив обеспокоенный взгляд юноши - пострадавшая не подавала признаков жизни, - маг терпеливо повторил:
   - Рогнеда все сделает!.. А мы, если не возражаешь, поговорим о событиях минувшего дня!
   ГЛАВА 6
   Почувствовав, что церемония знакомства несколько затянулась, Николай Николаевич смутился, отвел взгляд и, прошептав: "Простите!" - поспешно отошел.
   За столом никто ничего не понял.
   - Что это с ним случилось? - обвел товарищей удивленным взглядом Верещагин.
   - Наши советские красавицы вызывают у буржуев шок! - смеясь, предположил Петруша.
   - Астахов, вернись! - Фирсов кинулся было за другом, но передумал и, пожав плечами, вернулся за столик. - Какой-то он сегодня странный...
   "Действительно, странный, - подумала Катерина. - Первый раз увидел, а так разволновался... Постой-постой, да ведь он и не на меня-то смотрел... на крестик!.. Его фамилия - Астахов! Как же это я сразу не сообразила?! Ведь он... дядя Ольги! А я - с их фамильным крестиком! Еще бы ему не разволноваться! Что он обо мне подумал?! И как я ему все объясню?"
   Ее бездумный, как выяснилось теперь, поступок - нацепила чужую драгоценность! - поставил Катерину в неловкое положение. Конечно, никто не заставит её объяснять, откуда взялся крестик - могла же она у кого-нибудь его купить! - но разве она сама сможет об этом умолчать?
   "Катя! - как бы услышала она голос отца Остапа. - Ты же всегда была честной девочкой!"
   - Катюша! - услышала она наяву голос Петруши; тот пытался привлечь её внимание, но она так глубоко задумалась. - А не пойти ли нам потанцевать, пока другие жуют?
   - Посмотрите на этого шустрика! Не выйдет! - загомонили остальные врачи. - Уважая задумчивость прекрасной дамы, предполагая, что она устала с дороги, мы сидим и деликатно не беспокоим, а он - тут как тут!.. Выбирайте, Катерина Остаповна, с кем бы вы хотели потанцевать?
   - С господином Фирсовым! - выпалила Катерина.
   - Со мной? - искренне удивился хирург, которого прежде женщины не баловали вниманием.
   - Поторопись! - шутливо толкнул его в плечо Верещагин. - Потом будешь от счастья млеть.
   Катерина мысленно пожалела Фирсова - ведь она просто собиралась использовать его в своих целях - и подала свою руку в ответ на неловко поданную его.
   - Участники симпозиума остановились в одном отеле, Роман Александрович? - спросила Катерина своего партнера по танцам, стараясь, чтобы её вопрос прозвучал равнодушно, как если бы она старалась занять хоть чем-то возникшую в общении между ними паузу: Фирсов был сейчас занят лишь тем, как бы не наступить Катерине на ногу - сил на разговоры у него уже не осталось...
   Он поднял на неё сосредоточенные глаза: неужели в танце ещё и разговаривать надо?!
   - Да не напрягайтесь вы так! - посоветовала ему Катерина. - Не думайте о том, куда ставить ногу, это получится само собой! Представьте себе, что... вы качаетесь на качелях или, например, гребете на лодке... левое весло, правое весло, левое весло, правое весло...
   - Какая вы умница! - восхищенно произнес вконец измучившийся хирург, который попытался последовать её совету и, к своему удивлению, будто освободился от тяжелой ноши. - А для меня танцы всегда были прямо-таки испытанием! Теперь, оказывается, я могу не бояться опускать вниз ногу после очередного шага... Вы о чем-то меня спрашивали, Катюша?
   - Я хотела немного расшевелить вас и спросила, где остановились другие участники симпозиума?
   - Не знаю как насчет остальных, а мой товарищ Астахов остановился в "Регине", совсем недалеко от нас!.. Боже, неужели я танцую?
   - И не так уж плохо!
   Катерина потанцевала по одному разу со всеми своими кавалерами, но никак не могла отрешиться от мыслей об Астахове, отвечала порой невпопад на вопросы мужчин, и когда, сославшись на усталость, она попросила проводить её в отель, врачи дружно согласились.
   - Пожалуй, и мне пора, - поддержал её профессор Подорожанский. Хотелось бы перед завтрашним днем тезисы докладов просмотреть.
   - Один ты у нас, Алеша, занятой человек! - насмешливо проговорил профессор Шульц. - Велико обаяние Катерины Остаповны, а думаю, до номеров своих доберемся - каждый к бумагам кинется: записать, просмотреть...
   Они рассчитались с официантом и, уходя, поглядывали на соседний столик, где пировал Есенин. Какой-то молодой человек рядом с ним с завыванием читал стихи...
   Проводили Катерину до номера на втором этаже все семеро, приложились к её ручке и пожелали спокойной ночи... Как велико было бы их удивление, знай они, что красавица-переводчица спустя пять минут полностью одетая выйдет из отеля!
   - Такси для фрау? - спросил её по-немецки швейцар у подъезда.
   Катерина согласно кивнула. Авто подкатило почти тотчас же.
   - Отель "Регина"! - бросила она водителю, усаживаясь на заднее сиденье.
   Таксист удивленно оглянулся на нее, но ничего не сказал, развернулся на площади и несколько секунд спустя остановился у ярко освещенного здания отеля. Она смутилась: оказывается, достаточно было перейти через площадь.
   - Этого хватит? - она протянула таксисту банкноту достоинством в пять марок.
   - Сейчас я дам сдачу! - засуетился тот.
   - Не надо! - Катерина отвела протянутую руку и улыбнулась радости шофера.
   Швейцар у подъезда отеля поклонился ей и взял под козырек, но когда Катерина проходила мимо него, сердце, по выражению Дмитрия, билось у неё как телячий хвост.
   - Могу я узнать, - на чистейшем немецком спросила она у портье, - где остановился господин Астахов Николай Николаевич?
   И положила на стойку пять марок, справедливо рассудив, что если за такую цену её довезли до отеля, то уж сказать несколько слов и вовсе не откажутся. Портье, в чьи обязанности и входило давать подобные ответы, деньгам удивился, но тем не менее неуловимым движением смахнул их со стойки и, не глядя в записи, выпалил:
   - Номер четыреста третий!.. Макс, проводи фрау! - скомандовал невысокому худощавому юноше, который, угодливо согнувшись, проводил Катерину до лифта, а потом и до самого номера. Она осторожно постучала в нужную дверь.
   - Антрэ! (Войдите (франц.)) - крикнули изнутри.
   Николай Николаевич Астахов в темном бархатном халате, надетом на пижаму, сидел за письменным столом, работая с какими-то записями. В номере царил полумрак, и только его стол освещала яркая настольная лампа. Увидев Катерину, он вскочил, с грохотом отбросив стул.
   - Это вы?! Боже мой, я в неглиже!.. - он метнулся было к двери в соседнюю комнату, но вернулся, сконфуженно улыбаясь. - Присаживайтесь, позвольте, я за вами поухаживаю.
   Он помог раздеться Катерине, которая от волнения все медлила - её смущала некоторая двусмысленность визита, особенно в такое позднее время. Она намеренно не стала переодеваться, даже пресловутый крестик на шее оставила, и по тому, как хозяин номера упорно старался на него не глядеть, убедилась в верности своей догадки.
   - Я очень рад, что вы пришли, - сказал он просто и поцеловал руку. Прошу разрешения ненадолго покинуть вас!
   Не сводя с неё взгляда, Астахов попятился в соседнюю комнату и через минуту вышел уже в вечернем костюме.
   - Барышня, будьте добры, ресторан! - сказал он в телефонную трубку и спросил Катерину: - Шампанское?
   Она как-то отчаянно кивнула.
   - Пожалуйста, шампанское в четыреста третий номер! - продолжал говорить он по телефону. - Самое лучшее! Легкую закуску.
   И заметив протестующий взгляд Катерины, которым она хотела прервать его, пояснил:
   - Нам ведь надо поговорить, верно? Не волнуйтесь, я не стану превратно истолковывать ваш приход... Простите, я так был ошеломлен вашей красотой...
   При этих словах Катерина мысленно поправила его: "Вовсе не красотой!"
   - ...вашей красотой, что запомнил только имя... Перефразируя Пушкина, я мог бы сказать о себе: рассеянность - его подруга от самых колыбельных дней!
   - Не возражаю против одного имени, - улыбнулась Катерина. - А я вот ваше имя-отчество запомнила, Николай Николаевич!
   - Эн в квадрате, - посмеялся он.
   В номер постучали, молодой официант вкатил перед собой тележку с напитками и закусками. Ловко накрыв стол, он поклонился и бесшумно закрыл за собой дверь. Ресторан постарался на совесть! Стол даже с одной закуской выглядел великолепно: шампанское в ведерке со льдом и белоснежной салфеткой, от которого кругами расходились тарелки и вазы с нарезанными лимонами, апельсинами, мандаринами, какими-то заморскими фруктами, которым Катерина не знала названия, блюдо со всевозможными пирожными - ими можно было накормить целую женскую гимназию! Официант открыл шампанское, и в бокалах на свету оно искрилось и лопалось пузырьками.
   Астахов поднял бокал.
   - Я хочу выпить за знакомство. За настоящее. Вы мне, Катя, расскажете, кто вы, а я вам расскажу, кто я...
   Катерина пригубила шампанское.
   - Думаю, я знаю, кто вы... Дядя Ольги Литовской.
   И испугалась сама, как он опять побледнел и предательски дрогнувшая рука плеснула вино на скатерть. Правда, он тут же справился с собой и спросил почти бесстрастно:
   - Скажите только одно: она жива?
   - Жива, - вздохнула Катерина.
   - Почему вы вздыхаете? С нею что-нибудь случилось? - чувствовалось, что Астахов еле сдерживает себя, чтобы не засыпать её вопросами.
   - Мы не виделись пять лет, потому я до последнего дня ничего об Ольге не знала... Кстати, теперь она не Ольга!
   - Как? - глупо спросил он. - Почему вдруг племяннице понадобилось менять вполне обычное имя?
   - Когда мы с нею познакомились, Оля уже жила по чужому паспорту. Тогда она была Наталья Сергеевна Соловьева.
   Николай Николаевич не замечал, что он шевелит губами, повторяя за Катериной непривычное имя.
   - Мы разыскивали её. К сожалению, это удалось лишь перед самым моим отъездом в Берлин, потому я и не знаю подробностей... Знаете, Николай Николаевич, я как будто предчувствовала нашу встречу! Этот крестик - я же знаю, что он фамильный, астаховский - я никогда прежде не надевала, а тут... И когда вы на него смотрели, я все поняла...
   Она так разволновалась, что на какой-то момент потеряла способность связно излагать свои мысли.
   - Катюша, что вы, успокойтесь, - он взял её руку в свою и крепко сжал. - Выпейте шампанского.
   И заставил её выпить почти полбокала. Вино и впрямь подействовала на неё успокаивающе, будто его пузырьки разжижили кровь, заставили бежать быстрее. Катерина откинулась на спинку стула и, заметив, что её рука до сих пор в его руке, улыбнулась. Астахов улыбнулся в ответ, но не дернулся, а задержал свою руку, как бы убеждаясь, что она полностью пришла в себя.
   - Вот и славно! - он поцеловал её пальцы и, слегка отодвинувшись, попросил: - Теперь расскажите, как вы познакомились с Олей.
   Катерина поняла, что он переводит разговор на другую тему намеренно; его глаза за стеклами очков смотрели на неё одновременно с интересом и с беспокойством, и оттого, что Николай Николаевич так беспокоился о ней, Катерине вдруг захотелось рассказать ему все о себе: не приукрашивая и ничего не скрывая...
   - Пять лет назад я жила в небольшом украинском селе, которому в одночасье пришлось оказаться на перекрестке дорог войны. Мой муж, с которым мы прожили после свадьбы всего месяц, погиб на фронте. Умерли или погибли к тому времени и мои, и его родственники, так что жила я в своей хате одна-одинешенька, без родных, без надежды на то, что в ближайшем будущем в моей жизни что-нибудь переменится, как вдруг в наше село приехал цирк!
   Теперь-то я понимаю, что это была просто маленькая цирковая труппа: двое взрослых мужчин, мальчик-подросток и девушка. Но для селян, уставших от войны и беспросветной жизни, это был просто цирк, понимаете? Зрелище, развлечение, праздник! Потому мои бесхитростные односельчане приняли артистов не просто с восторгом, а с некоторой долей преклонения.
   - Девушкой-артисткой была Ольга?
   - Она, - Катерина запнулась, подыскивая слова: оказывается, рассказывать о себе неприятные вещи человеку, чье мнение тебе небезразлично, не так уж просто...
   Катерина помолчала, но рассказывать ВСЕ так и не решилась, потому что свой тогдашний порыв сегодня она оценила совсем по-другому. Как объяснить это ему, интеллигентному, благополучному, почему она пригласила к себе на ночлег совершенно незнакомого мужчину? Иными словами, просто предложила ему себя! Объяснить, что на самом деле она не такая, что устала от одиночества в четырех стенах, без человеческого общения? Но ведь она могла позвать к себе ту же Ольгу...
   Чего о том жалеть? Подумаешь - горе, а раздумаешь - власть Господня. Не сделай она тогда глупого, с теперешней точки зрения, шага, так и жила бы в своей Смоленке. Нет, повернись все с начала, опять так же поступила бы, потому что Герасим был послан ей судьбой. Он не только не осудил её тогда, не обидел ничем, а полюбил, повез на родину знакомиться с родителями. Вез, да не довез!
   Никто не имеет право осудить её за это! Да и надо ли Астахову знать?!
   - Так получилось, - сказала Катерина, - что я стала им помогать: то продавать билеты, то к выступлению одевать, то на гармошке играть...
   - Вы умеете играть на гармони? - улыбнулся Николай Николаевич.
   - Какое там умение? На слух мелодии подбираю... Может, из-за одного этого они меня с собой не взяли бы, но налетела Полина.
   - Полина?
   - Атаманша бандитская. Их тогда белые шибко побили, вот она и решила хоть на нас отыграться. Собрала на майдане сельчан и предложила желающим купить за мешок картошки поручика, которого они в бою в плен взяли. Вряд ли они бы его кому отдали, просто, видимо, хотели проверить, нет ли среди нас сочувствующих...
   - Человека - за мешок картошки! Ну и дикость!
   - Дикость - не дикость, а Ольга на эту уловку поддалась. Никто из товарищей остановить её не успел, как она выскочила и закричала: "Я хочу его купить!" Только потом я узнала, что хотела она этим самым крестиком за поручика расплатиться... Тогда и пришлось мне за ружье взяться, тем более что Полина моих отца и свекра до того собственноручно жизни лишила!
   - Выходит, вы спасли Ольгу?
   Катерина смутилась.
   - Вначале я её, потом - она меня. Мужчины почему-то в тот день будто заговоренные были, не то чтобы Полины боялись, а как-то медленно на эти события реагировали...
   - Это бывает, - кивнул Астахов, - синдром толпы, которую гипнотизирует кровавый диктатор... Массовые казни как раз этому способствуют...
   - Вот и получилось, что в первые минуты только мы с Ольгой и вступили в бой.