Страница:
Можно ли надеяться, что Черная Молния поможет освободить Салли, дядя которой травит его как дикого зверя.
Долго еще ворочался он с боку на бок от этих невеселых мыслей и заснул только тогда, когда сигнальные костры угасли.
А время шло и шло...
Томек проснулся от странного ощущения, что вокруг него что-то происходит. Привыкнув к опасностям, он не сразу открыл глаза, а еще полежал неподвижно, притворяясь спящим, но непрерывно прислушиваясь. Вокруг царила тишина.
Как вдруг отблеск костра скользнул по его прикрытым векам. Неужели Красный Орел опять подает знаки? Томек чуть-чуть приоткрыл один глаз.
Еще стояла ночь. Невдалеке горел костер. У костра полукругом сидели несколько индейцев. Они молча смотрели на Томека, будто ждали его пробуждения. Томек резко откинул одеяло, встал, подошел к индейцам и пробежал взглядом по их лицам. В самом центре полукруга сидел Черная Молния.
Выглядел он теперь совсем иначе. Только суровое выражение лица и гордый взгляд напоминали недавнего пленника шерифа Аллана. Голову его украшал большой убор из орлиных перьев, ниспадающих двумя длинными хвостами до самой земли. На шее — ожерелья из когтей и зубов диких животных и мешочек с травами. Спина и грудь вождя прикрыты перекинутой через левое плечо мягко выделанной бизоньей кожей. Длинные штаны, украшенные бахромой, широкий, охватывающий бедра, пояс и мокасины дополняли наряд индейца. Из-за пояса торчали томагавк и охотничий нож. На коленях поджатых ног лежала винтовка новейшего образца.
Остальные индейцы были одеты так же, как и их вождь, только ни у одного не было такого великолепного убора из перьев. Кроме винтовок, ножей и томагавков, у некоторых были еще длинные копья и кожаные щиты. На лицах и на открытом теле виднелись красные полосы, и только на лице Черной Молнии были черные косые полосы от глаз до самой шеи. Это был знак смерти, которую Черная Молния поклялся насылать на всех белых захватчиков.
В полном молчании, сложив на груди руки, индейцы смотрели на паренька. Томек смело встретил взгляд этих диких сынов американских прерий. Значит, эти отважные воины явились сюда по его зову. Неужели они и впрямь помогут ему, несмотря на то, что он, Томек, принадлежит к ненавистной им белой расе?! Лица индейцев не выражали никаких чувств. Все они напоминали каменные изваяния древних воинственных обитателей Америки.
Томек понял, что его ждет тяжкое испытание. Как ему говорить, чтобы добиться их помощи? Он еще раз обвел глазами эти суровые лица. Взгляд его остановился на Черной Молнии. Внутренний голос подсказал ему, что он не должен первым начинать разговор. И он стоял и молчал, глядя на грозного вождя.
После длительного молчания Черная Молния движением руки подозвал Томека. Томек подошел к костру и сел в кругу молчавших индейцев. Прошло несколько минут, прежде чем Черная Молния снял с шеи мешок, извлек из него калюмет, набил его табаком и раскурил от уголька из костра. Не спеша пустил он дым вверх к небесам, потом вниз к земле и на все четыре стороны света. Калюмет последовал из рук в руки. С величайшей серьезностью совершали индейцы церемониал, связанный с курением трубки мира и дружбы. Когда трубка пришла к Томеку, он уверенно взял ее и так же шесть раз выпустил дым, как все остальные, и передал трубку дальше. Наконец калюмет вернулся к Черной Молнии. Вождь уложил его в мешочек, повесил его на шею и только после этого произнес:
— Наш молодой брат Нах'тах ни йез'зи развел на Горе Знаков три костра. Нах'тах ни йез'зи знает, что это зов о помощи в минуту опасности. Черная Молния прибыл. Какая помощь нужна тебе мой брат?
— Благодарю тебя, вождь, за то, что ты сдержал слово, — серьезно ответил Томек. — Я осмелился просить Красного Орла, чтобы он показал мне Гору Знаков и дал нужный сигнал, потому что вождь Зоркий Глаз сказал мне, что я смогу это сделать, если мне потребуется помощь друзей.
— Вождь Зоркий Глаз выполнил приказ Черной Молнии. А теперь пусть брат мой скажет, чего он от меня требует.
— Вождь, я прошу тебя помочь мне найти и освободить мою молодую подругу, которую ты зовешь Белой Розой.
— Угх! О каком освобождении Белой Розы говорит мой брат? Разве ей грозит что-нибудь со стороны шерифа? — удивленно спросил Черная Молния.
Томек, глядя прямо в глаза индейцу, объяснил:
— Неизвестные индейцы напали на ранчо шерифа Аллана, похитили Белую Розу и угнали несколько лошадей, а среди ник кобылицу, на которой я выиграл скачки.
— Угх! Когда это случилось?
— Восемь дней назад.
— Восемь ночей[41] назад, — повторил Черная Молния, словно желая проверить, правильно ли он понял. — Почему же Нах'тах ни йез'зи говорит мне об этом сейчас?
— Но мы с моим другом гостили тогда у вождя Зоркий Глаз. Мать Белой Розы прислала к нам гонца. Мы вернулись на ранчо с Красным Орлом. Там мы застали тяжело раненого и бесчувственного шерифа. На другой день мы пустились в погоню вместе с ранчеро и капитаном Мортоном, который явился в ранчо с отрядом. Но в горах мы потеряли следы. И вот вчера, после напрасных поисков, вернулись домой.
— А Красный Орел был с вами? — спросил Черная Молния.
Томек задумался, как ему ответить, но Красный Орел откликнулся сам:
— Красный Орел не поехал с погоней, потому что командир «длинных ножей»[42] обвинил в нападении Черную Молнию. Я был там нежелательным свидетелем.
— Угх! И эта проклятая белая собака сказала, что я похитил Белую Розу! — изумился индеец. — Я не успокоюсь до тех пор, пока его скальп не будет висеть у моего пояса!
Зловещая угроза не только не испугала Томека, но даже обрадовала его. Возмущение Черной Молнии лучше всего доказывало, что он вовсе непричастен к подлому нападению на ранчо.
— Почему Красный Орел сразу же не дал мне знать о похищении молодой скво? — строго спросил Черная Молния.
Молодой навах тихо ответил:
— Длинные ножи и ранчеро поехали искать укрытие Черной Молнии. С ними были и наши белые друзья. Если бы вождь Черная Молния тоже начал искать белую скво, отряды могли бы встретиться, и тогда...
— Угх! Великий Маниту не пожалел рассудительности для моего молодого брата, — перебил его Черная Молния. — Но мы потеряли много времени.
В сердце Томека закралась надежда.
— Скажи мне вождь, могу я рассчитывать на твою помощь?
Вождь задумчиво посмотрел на Томека и сказал:
— До прихода бледнолицых вся американская земля принадлежала индейцам. Бесчисленные стада бизонов паслись в широких прериях, в лесах было множество зверя и птицы. Краснокожие жили так, как их отцы и отцы их отцов. Они не знали голода, кочевали с места на место за бизонами, охотились или возделывали землю, как кто хотел. Для друзей у них всегда было открытое сердце, а для врагов военный топор. Потом пришли бледнолицые. Индейцы не возбраняли им селиться на своей земле, даже приглашали в свои вигвамы. Бледнолицые курили с нами трубки мира, поили нас огненной водой, заключали договоры. Они хотели все больше и больше земли. Покупали ее или захватывали силой. Великий Белый Отец из Вашингтона обещал мир. Индейцы отступали все дальше и дальше на запад. Потом бледнолицые построили железную дорогу[43], от Большой Воды на востоке до побережья на западе. Бледнолицые безжалостно истребляли бизонов, чтобы сморить нас голодом и заставить покориться. Они платили деньги за скальпы краснокожих воинов, их жен и детей. Индейцам пришлось покориться, и Белый Отец из Вашингтона выделил им резервации в каменистой, безводной пустыне. Мой белый брат был в резервации апачей мескалеро и видел, какая там нужда. Черная Молния не дал загнать себя в резервацию. Он поклялся, что будет убивать всех белых и жить так, как жили его предки. Черная Молния умрет с томагавком в руке, сражаясь с врагами, чтобы жить в Стране Вечной Охоты, как подобает настоящему воину. Черная Молния носит на лице знак смерти, а в вигваме его висит много скальпов бледнолицых, но сердце его, как и сердце каждого индейца, всегда открыто для друзей. Черная Молния никогда не нарушил слова, данного другу. Нах'тах ни йез'зи — благородный воин. Он помог краснокожему, не требуя ничего взамен. Совет старейшин нашего племени принял тебя в нашу семью. Ты наш брат, и твоя беда — наша беда. Белая Роза получит свободу, чтобы вместе с тобой вернуться на свою родину за Большой Водой. Угх, я сказал!
— Угх! Угх! — как эхо откликнулись индейцы.
— Время стерло следы похитителей, поэтому пусть Нах'тах ни йез'зи расскажет, как все было, — вновь произнес Черная Молния. — Нам надо все обдумать.
Томек подробно рассказал все, что ему было известно о нападении, напрасной погоне, не опустив того, как они совещались — боцман, миссис Аллан и шериф.
Как только Томек закончил свой рассказ, Красный Орел заметил:
— Я хотя и не был с погоней, но зато два дня подряд изучал оставленные следы. Белая скво ошибается, большой пес Белой Розы жив. Красный Орел видел его следы на тропе похитителей.
— Почему ты говоришь об этом только теперь?! — радостно воскликнул Томек. — Если верный и умный Динго жив, то он рано или поздно прибежит к нам за помощью.
— Хорошие вести всегда ко времени, — философски ответил молодой навах.
Долго еще ворочался он с боку на бок от этих невеселых мыслей и заснул только тогда, когда сигнальные костры угасли.
А время шло и шло...
Томек проснулся от странного ощущения, что вокруг него что-то происходит. Привыкнув к опасностям, он не сразу открыл глаза, а еще полежал неподвижно, притворяясь спящим, но непрерывно прислушиваясь. Вокруг царила тишина.
Как вдруг отблеск костра скользнул по его прикрытым векам. Неужели Красный Орел опять подает знаки? Томек чуть-чуть приоткрыл один глаз.
Еще стояла ночь. Невдалеке горел костер. У костра полукругом сидели несколько индейцев. Они молча смотрели на Томека, будто ждали его пробуждения. Томек резко откинул одеяло, встал, подошел к индейцам и пробежал взглядом по их лицам. В самом центре полукруга сидел Черная Молния.
Выглядел он теперь совсем иначе. Только суровое выражение лица и гордый взгляд напоминали недавнего пленника шерифа Аллана. Голову его украшал большой убор из орлиных перьев, ниспадающих двумя длинными хвостами до самой земли. На шее — ожерелья из когтей и зубов диких животных и мешочек с травами. Спина и грудь вождя прикрыты перекинутой через левое плечо мягко выделанной бизоньей кожей. Длинные штаны, украшенные бахромой, широкий, охватывающий бедра, пояс и мокасины дополняли наряд индейца. Из-за пояса торчали томагавк и охотничий нож. На коленях поджатых ног лежала винтовка новейшего образца.
Остальные индейцы были одеты так же, как и их вождь, только ни у одного не было такого великолепного убора из перьев. Кроме винтовок, ножей и томагавков, у некоторых были еще длинные копья и кожаные щиты. На лицах и на открытом теле виднелись красные полосы, и только на лице Черной Молнии были черные косые полосы от глаз до самой шеи. Это был знак смерти, которую Черная Молния поклялся насылать на всех белых захватчиков.
В полном молчании, сложив на груди руки, индейцы смотрели на паренька. Томек смело встретил взгляд этих диких сынов американских прерий. Значит, эти отважные воины явились сюда по его зову. Неужели они и впрямь помогут ему, несмотря на то, что он, Томек, принадлежит к ненавистной им белой расе?! Лица индейцев не выражали никаких чувств. Все они напоминали каменные изваяния древних воинственных обитателей Америки.
Томек понял, что его ждет тяжкое испытание. Как ему говорить, чтобы добиться их помощи? Он еще раз обвел глазами эти суровые лица. Взгляд его остановился на Черной Молнии. Внутренний голос подсказал ему, что он не должен первым начинать разговор. И он стоял и молчал, глядя на грозного вождя.
После длительного молчания Черная Молния движением руки подозвал Томека. Томек подошел к костру и сел в кругу молчавших индейцев. Прошло несколько минут, прежде чем Черная Молния снял с шеи мешок, извлек из него калюмет, набил его табаком и раскурил от уголька из костра. Не спеша пустил он дым вверх к небесам, потом вниз к земле и на все четыре стороны света. Калюмет последовал из рук в руки. С величайшей серьезностью совершали индейцы церемониал, связанный с курением трубки мира и дружбы. Когда трубка пришла к Томеку, он уверенно взял ее и так же шесть раз выпустил дым, как все остальные, и передал трубку дальше. Наконец калюмет вернулся к Черной Молнии. Вождь уложил его в мешочек, повесил его на шею и только после этого произнес:
— Наш молодой брат Нах'тах ни йез'зи развел на Горе Знаков три костра. Нах'тах ни йез'зи знает, что это зов о помощи в минуту опасности. Черная Молния прибыл. Какая помощь нужна тебе мой брат?
— Благодарю тебя, вождь, за то, что ты сдержал слово, — серьезно ответил Томек. — Я осмелился просить Красного Орла, чтобы он показал мне Гору Знаков и дал нужный сигнал, потому что вождь Зоркий Глаз сказал мне, что я смогу это сделать, если мне потребуется помощь друзей.
— Вождь Зоркий Глаз выполнил приказ Черной Молнии. А теперь пусть брат мой скажет, чего он от меня требует.
— Вождь, я прошу тебя помочь мне найти и освободить мою молодую подругу, которую ты зовешь Белой Розой.
— Угх! О каком освобождении Белой Розы говорит мой брат? Разве ей грозит что-нибудь со стороны шерифа? — удивленно спросил Черная Молния.
Томек, глядя прямо в глаза индейцу, объяснил:
— Неизвестные индейцы напали на ранчо шерифа Аллана, похитили Белую Розу и угнали несколько лошадей, а среди ник кобылицу, на которой я выиграл скачки.
— Угх! Когда это случилось?
— Восемь дней назад.
— Восемь ночей[41] назад, — повторил Черная Молния, словно желая проверить, правильно ли он понял. — Почему же Нах'тах ни йез'зи говорит мне об этом сейчас?
— Но мы с моим другом гостили тогда у вождя Зоркий Глаз. Мать Белой Розы прислала к нам гонца. Мы вернулись на ранчо с Красным Орлом. Там мы застали тяжело раненого и бесчувственного шерифа. На другой день мы пустились в погоню вместе с ранчеро и капитаном Мортоном, который явился в ранчо с отрядом. Но в горах мы потеряли следы. И вот вчера, после напрасных поисков, вернулись домой.
— А Красный Орел был с вами? — спросил Черная Молния.
Томек задумался, как ему ответить, но Красный Орел откликнулся сам:
— Красный Орел не поехал с погоней, потому что командир «длинных ножей»[42] обвинил в нападении Черную Молнию. Я был там нежелательным свидетелем.
— Угх! И эта проклятая белая собака сказала, что я похитил Белую Розу! — изумился индеец. — Я не успокоюсь до тех пор, пока его скальп не будет висеть у моего пояса!
Зловещая угроза не только не испугала Томека, но даже обрадовала его. Возмущение Черной Молнии лучше всего доказывало, что он вовсе непричастен к подлому нападению на ранчо.
— Почему Красный Орел сразу же не дал мне знать о похищении молодой скво? — строго спросил Черная Молния.
Молодой навах тихо ответил:
— Длинные ножи и ранчеро поехали искать укрытие Черной Молнии. С ними были и наши белые друзья. Если бы вождь Черная Молния тоже начал искать белую скво, отряды могли бы встретиться, и тогда...
— Угх! Великий Маниту не пожалел рассудительности для моего молодого брата, — перебил его Черная Молния. — Но мы потеряли много времени.
В сердце Томека закралась надежда.
— Скажи мне вождь, могу я рассчитывать на твою помощь?
Вождь задумчиво посмотрел на Томека и сказал:
— До прихода бледнолицых вся американская земля принадлежала индейцам. Бесчисленные стада бизонов паслись в широких прериях, в лесах было множество зверя и птицы. Краснокожие жили так, как их отцы и отцы их отцов. Они не знали голода, кочевали с места на место за бизонами, охотились или возделывали землю, как кто хотел. Для друзей у них всегда было открытое сердце, а для врагов военный топор. Потом пришли бледнолицые. Индейцы не возбраняли им селиться на своей земле, даже приглашали в свои вигвамы. Бледнолицые курили с нами трубки мира, поили нас огненной водой, заключали договоры. Они хотели все больше и больше земли. Покупали ее или захватывали силой. Великий Белый Отец из Вашингтона обещал мир. Индейцы отступали все дальше и дальше на запад. Потом бледнолицые построили железную дорогу[43], от Большой Воды на востоке до побережья на западе. Бледнолицые безжалостно истребляли бизонов, чтобы сморить нас голодом и заставить покориться. Они платили деньги за скальпы краснокожих воинов, их жен и детей. Индейцам пришлось покориться, и Белый Отец из Вашингтона выделил им резервации в каменистой, безводной пустыне. Мой белый брат был в резервации апачей мескалеро и видел, какая там нужда. Черная Молния не дал загнать себя в резервацию. Он поклялся, что будет убивать всех белых и жить так, как жили его предки. Черная Молния умрет с томагавком в руке, сражаясь с врагами, чтобы жить в Стране Вечной Охоты, как подобает настоящему воину. Черная Молния носит на лице знак смерти, а в вигваме его висит много скальпов бледнолицых, но сердце его, как и сердце каждого индейца, всегда открыто для друзей. Черная Молния никогда не нарушил слова, данного другу. Нах'тах ни йез'зи — благородный воин. Он помог краснокожему, не требуя ничего взамен. Совет старейшин нашего племени принял тебя в нашу семью. Ты наш брат, и твоя беда — наша беда. Белая Роза получит свободу, чтобы вместе с тобой вернуться на свою родину за Большой Водой. Угх, я сказал!
— Угх! Угх! — как эхо откликнулись индейцы.
— Время стерло следы похитителей, поэтому пусть Нах'тах ни йез'зи расскажет, как все было, — вновь произнес Черная Молния. — Нам надо все обдумать.
Томек подробно рассказал все, что ему было известно о нападении, напрасной погоне, не опустив того, как они совещались — боцман, миссис Аллан и шериф.
Как только Томек закончил свой рассказ, Красный Орел заметил:
— Я хотя и не был с погоней, но зато два дня подряд изучал оставленные следы. Белая скво ошибается, большой пес Белой Розы жив. Красный Орел видел его следы на тропе похитителей.
— Почему ты говоришь об этом только теперь?! — радостно воскликнул Томек. — Если верный и умный Динго жив, то он рано или поздно прибежит к нам за помощью.
— Хорошие вести всегда ко времени, — философски ответил молодой навах.
XIV
Затерянный киньон
Выслушав рассказ Томека, Черная Молния после долгого раздумья сказал:
— Шериф считает, что нападали индейцы племени пуэбло. Вполне возможно. Как-то у подножия Сьерра-Мадре наши охотники наткнулись на пуэбло индейцев племени зуни. Правда, это земледельцы, и мне не приходилось слышать, чтобы они когда либо беспокоили соседей, но в их местности уже много лун не было дождя, и поля их могли выгореть... Но уж, если бы они решились на такую вылазку, то не довольствовались бы несколькими лошадьми и молодой скво.
— Угнанные лошади в большой цене. За одну только кобылицу Ниль'хи дон Педро давал шерифу большие деньги, — заметил Томек.
— Угх! Мексиканец дон Педро хотел купить у шерифа лошадь? — удивился Черная Молния. — Пусть Нах'тах ни йез'зи расскажет, как это было.
Когда Томек рассказал о столкновении с мексиканцем на родео, индеец сказал:
— Пуэбло лежит в двух ночах пути от ранчо дона Педро. Он мог подговорить зуни похитить Ниль'хи вместе с ее хозяйкой. Мстительный и спесивый мексиканец, конечно, не забыл, как его оскорбили.
— Такая мысль уже бродила у меня в голове, — ответил Томек. — В нападении участвовали одни краснокожие.
— В ранчо дона Педро живет множество индейцев. Его отец — метис. Угх! Надо навестить этого мексиканца. А теперь поедем в наш лагерь на военный совет, — решил Черная Молния. — Надо договориться, как будем действовать.
— Я хотел бы, чтобы с нами поехал мой друг, — произнес Томек, вспомнив об ожидавшем на ранчо боцмане и о письме, оставленном шерифу.
— Мой брат говорит о том бледнолицем, который дал тогда полицейским огненную воду?
— Да, это мой друг и опекун, боцман Новицкий, — подтвердил Томек.
— Нах'тах ни йез'зи пошлет другу весточку после военного совета. Красный Орел отвезет ему «говорящую бумагу», — ответил Черная Молния. — А теперь — скорее в дорогу.
Индейцы погасили костры, уничтожили все следы своего пребывания, и вождь Черная Молния приказал спускаться.
Несмотря на ночную тьму, индейцы быстро спускались вниз по крутому Склону горы. Томек с трудом поспевал за ними, потому что узкую тропинку, вьющуюся по краю пропасти, почти невозможно было различить. Облегченно вздохнул он, только очутившись на дне ущелья.
Найти оставленных лошадей было минутным делом.
По извилистым ущельям и каньонам индейцы ехали шагом, но, как только выбрались на простор, пустили мустангов во весь опор.
Звезды тускнели. Предрассветный полумрак медленно сменялся светом дня. Вскоре из-за горизонта показалось жаркое солнце. Только теперь Томеку удалось установить, куда они едут. Горная цепь, над которой возвышалась Гора Знаков, осталась позади. К югу простиралась широкая равнина. Вдали, подернутая утренним туманом, виднелась незнакомая горная гряда.
На равнине, по которой они теперь ехали, между колючими кактусами и агавами колыхалась под легким ветром низкая курчавая трава, растущая обычно на высоких плоскогорьях.
Время от времени они проезжали мимо рассеянных здесь и там небольших холмиков земли. Вскоре Томек узнал, что это жилища американских луговых собачек[44], близких родственников европейских сурков. Проворные, желто-бурые с бело-бурым брюшком, зверьки сидели на своих холмиках на задних лапках, точно белки. Помахивая задранными хвостиками, они перекликались, издавая звуки, напоминающие собачий лай. Потому-то первые траперы и назвали их «луговыми собачками».
Томеку страшно хотелось поближе рассмотреть забавных зверьков, но четвероногие часовые, сидевшие на земляных холмиках, лаем предупреждали резвящихся собратьев об опасности, и стоило только кавалькаде приблизиться, как луговые собачки моментально исчезали. И только потом кое-где виднелись из-под земли мордочки зверьков, внимательно наблюдавших за всем, что происходит вокруг, и лишь приглушенный лай под землей выдавал существование здесь шумной и оживленной колонии.
Пришлось Томеку довольствоваться объяснениями Красного Орла, который великолепно знал обычаи этих обитателей американской прерии. Луговые собачки питаются курчавой травой и корешками растений. В безводных степных плоскогорьях Нью-Мексико для утоления жажды им вполне хватает обильной росы. Запасов на зиму собачки не делают. А как только почувствуют ее приход, чаще всего в конце октября, забиваются в свои норы, плотно закупоривают все входы и выходы, чтобы уберечься от холода, и сами погружаются в спячку, появляясь на поверхности не раньше, чем разбудит весеннее солнце. Красный Орел утверждал, что иногда луговые собачки откупоривают норы и зимой, что у индейцев служит безошибочной приметой близкого потепления.
За рассказами Красного Орла о том, как луговые собачки дружат с маленькими полевыми мышами, живущими в оставленных норах, и с гремучими змеями, Томек и не заметил, как они достигли русла полувысохшей реки. Здесь индейцы напоили лошадей, напились сами и переправились на другой берег. Томек отметил про себя, что слабое течение реки направлено к востоку.
Рваная громада гор, замеченная Томеком раньше, теперь уже отчетливее рисовалась на фоне яркого неба. Вся растительность этого предгорья состояла из карликовых мескитовых деревьев, юкки, агав и кактусов.
Колючие кактусы образовали тут небольшие рощи. Равнина начала переходить в подъем. Картина окружающего пейзажа поражала дикостью. Красный Орел обратил на это внимание Томека. А ведь каких-нибудь десять-пятнадцать лет назад, когда Красный Орел был ребенком, здесь жили команчи. Кровавое зарево над прерией часто предвещало белым поселенцам приближение безжалостных воинов. Правда, теперь команчи уже находились в резервациях на юге Соединенных Штатов, но окружающие Томека грозные лица индейских воинов живо напоминали ему недавнюю историю мексиканской пограничной полосы.
Беседа с Красным Орлом не мешала Томеку внимательно осматриваться вокруг. Он все время пытался понять, где сигналы с Горы Знаков застали Черную Молнию, если он сумел так быстро собрать воинов и явиться на зов.
Краснокожие всадники не подгоняли мустангов, но и не останавливались на отдых. Наконец около полудня они въехали в каменное ущелье, где Томек потерял всякую ориентировку. Извилистые, глубокие, лишенные растительности каньоны были так похожи, что Томеку показалось, будто он уже который раз следует по одному и тому же месту. А может быть, индейцы нарочно водят его?
Далеко за полдень, когда отряд втянулся в очень узкое ущелье, Черная Молния остановил коня и спешился. Остальные индейцы последовали его примеру.
— Дальше пойдем пешком, — заявил Черная Молния, обращаясь к Томеку. — О лошадях мой брат пусть не беспокоится. Ими займутся воины.
Два индейца взялись нести вещи Томека, и тот сообразил, что дорога, видно, будет нелегкой. Черная Молния первым двинулся в сужающуюся горловину каньона.
Спустя некоторое время путники вступили в новый каньон, стены которого расширялись к верху воронкой. К удивлению Томека, дальнейший путь преграждала отвесная стена. Оставалось каких-нибудь двести метров до этого тупика, когда Черная Молния протиснулся в узкую щель в откосе. Томек без колебаний последовал за ним.
Расщелина то сужалась, то расширялась, постепенно уводя вверх,
После получасового изнурительного похода путники очутились на тропинке шириной в несколько десятков сантиметров, которая вилась по выступу скалы внутри расщелины.
Отряд остановился передохнуть на небольшой площадке, висящей над пропастью. Индейцы уселись на земле и принялись подкрепляться вяленым мясом. Ели молча, все утомились и проголодались после целого дня в седле и похода по горным тропинкам.
Местность была совершенно дикой. Каменную пропасть под ногами обрамляли огромные осыпи, напоминающие своими очертаниями замки и церкви. Закатные лучи касались лишь голых вершин, не проникая в мрачную глубь каньона. Над вершинами парили черные сипы, точно высматривающие добычу. Неужели где-то вблизи поселение?
Томек был почти уверен, что они уже близко от убежища Черной Молнии, и задумчиво блуждал взглядом по голым вершинам гор.
«Значит вот где нашли укрытие объявленные вне закона люди мятежного вождя! — думал он. — Неудивительно, что капитан Мортон не мог напасть на их след; он же считает, что Черная Молния скрывается в горах Сьерра-Мадре».
И Томек украдкой улыбнулся, взглянув на окружающих его воинов. Эти храбрые и грозные, но и по-детски простодушные воины думали, что если они потаскают его по диким скалам, так он не запомнит дорогу к их убежищу. А для Томека это не было в диковинку. Он с раннего детства интересовался географией и внимательно следил за всем интересным в мире. Как раз в последнее время его внимание привлекла Центральная Америка[45], где в 1903 году началось строительство Панамского канала[46], который должен сократить путь из Атлантического океана в Тихий, от восточного побережья Америки до западного и из Европы в Австралию и Океанию. Хорошее знакомство с топографией позволило Томеку легко установить положение горного массива, в котором скрывался индейский вождь.
Ранчо шерифа Аллана находилось в нескольких километрах к востоку от северной оконечности хребта Сьерра-Мадре, тянущегося к югу вдоль западного побережья Мексики. Восточную границу Мексиканской возвышенности, на которой они находились образовала Рио-Браво-дель-Норте[48a]. Примерно на полпути между северной оконечностью Сьерра-Мадре и рекой Гранде находятся два озера: Гусман, в которое впадает Рио-Касас-Грандес и Санта Мария, с впадающей туда рекой того же названия. Томек прикинул, что они находятся в горах, расположенных в развилке рек Касас-Грандес и Санта Мария. По прямой на юг за притоком Рио-Браво рекой Кончос, тянулась безлюдная, песчаная низменность, называемая пустыней Больсон-де-Мапими, где еще в 1598 году испанцы добывали золото и серебро в найденных ими россыпях.
Определив, таким образом, свое местонахождение, Томек почувствовал себя куда веселее. И все же он сознавал, что в этом естественном лабиринте каньонов и ущелий нелегко самому найти дорогу к головокружительной крутой, высеченной в скалах тропинке.
Индейцы не спешили продолжать путь; они отдыхали, покуривая короткие, глиняные трубки. И только после заката Черная Молния дал приказ двигаться дальше. Идти по этим скалам при тусклом свете мерцающих звезд было еще труднее, чем днем. Томек еле поспевал за вождем, уже не стараясь запомнить дорогу — это сейчас было невозможно.
Почти через два часа изнурительного пути они достигли крутого горного склона. На дне глубокого, широкого каньона находилось убежище Черной Молнии. Просушенные на солнце и промытые дождями шкуры, покрывающие шатры, стали почти прозрачными и напоминали стенки цветных лампионов, внутри которых играет пламя. Благодаря этому можно было определить размеры и расположение селения. Типи образовали не то три, не то четыре концентрических окружности. В самом центре стоял большой шатер, где собирался совет старейшин племени и где, как потом узнал Томек, жил вождь Черная Молния.
На дно каньона пришлось спускаться узкой тропинкой, высеченной в каменной стене. Идти по ней можно было только гуськом, по одному, что в случае нападения давало большое преимущество защитникам селения.
Как только спустились, Черная Молния тут же повел Томека к шатру, стоявшему в центре.
Томек вошел в типи совета старейшин. Здесь Черная Молния усадил его на медвежьи шкуры, устилавшие пол помещения. Юноша сел возле горящего посредине костра, осмотрелся и побледнел, увидев среди скальпов, висевших на треножнике, несколько прядей длинных, светлых волос. Женские скальпы служили прискорбным доказательством, что воины Черной Молнии нападали на поселения белых колонистов.
Различное оружие, висящее в одном из углов типи, явно было трофейным.
Размышления Томека прервали резкие звуки свистков. По всей вероятности, это были сигналы, созывающие старейшин племени на совет. И действительно, вскоре обширный шатер стал заполняться полунагими индейцами, украшенными орлиными перьями и ожерельями из клыков диких животных.
Томек широко раскрытыми глазами оглядывал медно-красных индейцев. Входили только молодые или средних лет воины. Единственным старцем был шаман в головном уборе из орлиных перьев и бизоньих рогов. У большинства членов совета были жезлы и костяные свистки — знаки различия младших вождей. Лица и тела индейцев были окрашены в ярко-красный цвет.
Сразу можно было заметить разницу между воинами Черной Молнии и индейцами, живущими в резервациях. Если последние вели убогий образ жизни, отражающийся прежде всего на внешнем виде, то это мятежное племя сохранило все черты былых воинов, вызывающих у молодого европейца внутренний трепет. Ни в лицах, ни в поведении их не было и тени унизительных признаков подневольной жизни.
Томек серьезно смотрел на исполненные достоинства, дикие лица воинов, которые ни малейшим движением или звуком не выдавали удивления при виде бледнолицего юноши в шатре совета старейшин. Один за другим индейцы занимали места вокруг пылающего очага; Томек считал их про себя. Когда вошел одиннадцатый воин, Черная Молния занял место справа от белого гостя.
Полным достоинства движением вождь снял с треноги мешок с калюметом. Набил табаком трубку, прикурил от уголька из костра, несколько раз затянулся, выпуская дым на четыре стороны света, и передал калюмет соседу. Наконец трубка вернулась к Черной Молнии. Дрожа от нетерпения, Томек ждал, что будет дальше. Черная Молния спрятал калюмет в мешок, повесил его на место и только потом сказал.
— Мои братья, наверно, удивлены, что среди нас бледнолицый, и что его скальп еще не украшает моего типи.
— Закон говорит: каждая бледнолицая собака, которая появится в нашем каньоне, должна погибнуть у столба пыток, — решительно и подчеркивая каждое слово, сказал молодой индеец с костяным жезлом.
— Палящий Луч сказал правду, — подтвердил Черная Молния. — Но этот бледнолицый — мой брат Нах'тах ни йез'зи, которому я поклялся в вечной дружбе. Благодаря ему напрасным оказалось вероломство Многогривого.
— Угх! Под белой кожей Нах'тах ни йез'зи бьется красное сердце друга краснокожих воинов, — сказал шаман по имени Победитель Гризли. — Индеец платит дружбой за дружбу и смертью за смерть. Таков закон наших предков! Я сказал!
— Нах'тах ни йез'зи курил трубку мира со старейшинами апачей и навахов, — пояснил Черная Молния. — Молодой брат оказал мне большую услугу и получил за это право носить пять орлиных перьев. Нах'тах ни йез'зи вступил на тропу войны; он просит у меня помощи против своих врагов. Враги наших друзей — наши враги. Черная Молния привел сюда Нах'тах ни йез'зи, чтобы держать совет и вместе выкопать топор войны.
— Шериф считает, что нападали индейцы племени пуэбло. Вполне возможно. Как-то у подножия Сьерра-Мадре наши охотники наткнулись на пуэбло индейцев племени зуни. Правда, это земледельцы, и мне не приходилось слышать, чтобы они когда либо беспокоили соседей, но в их местности уже много лун не было дождя, и поля их могли выгореть... Но уж, если бы они решились на такую вылазку, то не довольствовались бы несколькими лошадьми и молодой скво.
— Угнанные лошади в большой цене. За одну только кобылицу Ниль'хи дон Педро давал шерифу большие деньги, — заметил Томек.
— Угх! Мексиканец дон Педро хотел купить у шерифа лошадь? — удивился Черная Молния. — Пусть Нах'тах ни йез'зи расскажет, как это было.
Когда Томек рассказал о столкновении с мексиканцем на родео, индеец сказал:
— Пуэбло лежит в двух ночах пути от ранчо дона Педро. Он мог подговорить зуни похитить Ниль'хи вместе с ее хозяйкой. Мстительный и спесивый мексиканец, конечно, не забыл, как его оскорбили.
— Такая мысль уже бродила у меня в голове, — ответил Томек. — В нападении участвовали одни краснокожие.
— В ранчо дона Педро живет множество индейцев. Его отец — метис. Угх! Надо навестить этого мексиканца. А теперь поедем в наш лагерь на военный совет, — решил Черная Молния. — Надо договориться, как будем действовать.
— Я хотел бы, чтобы с нами поехал мой друг, — произнес Томек, вспомнив об ожидавшем на ранчо боцмане и о письме, оставленном шерифу.
— Мой брат говорит о том бледнолицем, который дал тогда полицейским огненную воду?
— Да, это мой друг и опекун, боцман Новицкий, — подтвердил Томек.
— Нах'тах ни йез'зи пошлет другу весточку после военного совета. Красный Орел отвезет ему «говорящую бумагу», — ответил Черная Молния. — А теперь — скорее в дорогу.
Индейцы погасили костры, уничтожили все следы своего пребывания, и вождь Черная Молния приказал спускаться.
Несмотря на ночную тьму, индейцы быстро спускались вниз по крутому Склону горы. Томек с трудом поспевал за ними, потому что узкую тропинку, вьющуюся по краю пропасти, почти невозможно было различить. Облегченно вздохнул он, только очутившись на дне ущелья.
Найти оставленных лошадей было минутным делом.
По извилистым ущельям и каньонам индейцы ехали шагом, но, как только выбрались на простор, пустили мустангов во весь опор.
Звезды тускнели. Предрассветный полумрак медленно сменялся светом дня. Вскоре из-за горизонта показалось жаркое солнце. Только теперь Томеку удалось установить, куда они едут. Горная цепь, над которой возвышалась Гора Знаков, осталась позади. К югу простиралась широкая равнина. Вдали, подернутая утренним туманом, виднелась незнакомая горная гряда.
На равнине, по которой они теперь ехали, между колючими кактусами и агавами колыхалась под легким ветром низкая курчавая трава, растущая обычно на высоких плоскогорьях.
Время от времени они проезжали мимо рассеянных здесь и там небольших холмиков земли. Вскоре Томек узнал, что это жилища американских луговых собачек[44], близких родственников европейских сурков. Проворные, желто-бурые с бело-бурым брюшком, зверьки сидели на своих холмиках на задних лапках, точно белки. Помахивая задранными хвостиками, они перекликались, издавая звуки, напоминающие собачий лай. Потому-то первые траперы и назвали их «луговыми собачками».
Томеку страшно хотелось поближе рассмотреть забавных зверьков, но четвероногие часовые, сидевшие на земляных холмиках, лаем предупреждали резвящихся собратьев об опасности, и стоило только кавалькаде приблизиться, как луговые собачки моментально исчезали. И только потом кое-где виднелись из-под земли мордочки зверьков, внимательно наблюдавших за всем, что происходит вокруг, и лишь приглушенный лай под землей выдавал существование здесь шумной и оживленной колонии.
Пришлось Томеку довольствоваться объяснениями Красного Орла, который великолепно знал обычаи этих обитателей американской прерии. Луговые собачки питаются курчавой травой и корешками растений. В безводных степных плоскогорьях Нью-Мексико для утоления жажды им вполне хватает обильной росы. Запасов на зиму собачки не делают. А как только почувствуют ее приход, чаще всего в конце октября, забиваются в свои норы, плотно закупоривают все входы и выходы, чтобы уберечься от холода, и сами погружаются в спячку, появляясь на поверхности не раньше, чем разбудит весеннее солнце. Красный Орел утверждал, что иногда луговые собачки откупоривают норы и зимой, что у индейцев служит безошибочной приметой близкого потепления.
За рассказами Красного Орла о том, как луговые собачки дружат с маленькими полевыми мышами, живущими в оставленных норах, и с гремучими змеями, Томек и не заметил, как они достигли русла полувысохшей реки. Здесь индейцы напоили лошадей, напились сами и переправились на другой берег. Томек отметил про себя, что слабое течение реки направлено к востоку.
Рваная громада гор, замеченная Томеком раньше, теперь уже отчетливее рисовалась на фоне яркого неба. Вся растительность этого предгорья состояла из карликовых мескитовых деревьев, юкки, агав и кактусов.
Колючие кактусы образовали тут небольшие рощи. Равнина начала переходить в подъем. Картина окружающего пейзажа поражала дикостью. Красный Орел обратил на это внимание Томека. А ведь каких-нибудь десять-пятнадцать лет назад, когда Красный Орел был ребенком, здесь жили команчи. Кровавое зарево над прерией часто предвещало белым поселенцам приближение безжалостных воинов. Правда, теперь команчи уже находились в резервациях на юге Соединенных Штатов, но окружающие Томека грозные лица индейских воинов живо напоминали ему недавнюю историю мексиканской пограничной полосы.
Беседа с Красным Орлом не мешала Томеку внимательно осматриваться вокруг. Он все время пытался понять, где сигналы с Горы Знаков застали Черную Молнию, если он сумел так быстро собрать воинов и явиться на зов.
Краснокожие всадники не подгоняли мустангов, но и не останавливались на отдых. Наконец около полудня они въехали в каменное ущелье, где Томек потерял всякую ориентировку. Извилистые, глубокие, лишенные растительности каньоны были так похожи, что Томеку показалось, будто он уже который раз следует по одному и тому же месту. А может быть, индейцы нарочно водят его?
Далеко за полдень, когда отряд втянулся в очень узкое ущелье, Черная Молния остановил коня и спешился. Остальные индейцы последовали его примеру.
— Дальше пойдем пешком, — заявил Черная Молния, обращаясь к Томеку. — О лошадях мой брат пусть не беспокоится. Ими займутся воины.
Два индейца взялись нести вещи Томека, и тот сообразил, что дорога, видно, будет нелегкой. Черная Молния первым двинулся в сужающуюся горловину каньона.
Спустя некоторое время путники вступили в новый каньон, стены которого расширялись к верху воронкой. К удивлению Томека, дальнейший путь преграждала отвесная стена. Оставалось каких-нибудь двести метров до этого тупика, когда Черная Молния протиснулся в узкую щель в откосе. Томек без колебаний последовал за ним.
Расщелина то сужалась, то расширялась, постепенно уводя вверх,
После получасового изнурительного похода путники очутились на тропинке шириной в несколько десятков сантиметров, которая вилась по выступу скалы внутри расщелины.
Отряд остановился передохнуть на небольшой площадке, висящей над пропастью. Индейцы уселись на земле и принялись подкрепляться вяленым мясом. Ели молча, все утомились и проголодались после целого дня в седле и похода по горным тропинкам.
Местность была совершенно дикой. Каменную пропасть под ногами обрамляли огромные осыпи, напоминающие своими очертаниями замки и церкви. Закатные лучи касались лишь голых вершин, не проникая в мрачную глубь каньона. Над вершинами парили черные сипы, точно высматривающие добычу. Неужели где-то вблизи поселение?
Томек был почти уверен, что они уже близко от убежища Черной Молнии, и задумчиво блуждал взглядом по голым вершинам гор.
«Значит вот где нашли укрытие объявленные вне закона люди мятежного вождя! — думал он. — Неудивительно, что капитан Мортон не мог напасть на их след; он же считает, что Черная Молния скрывается в горах Сьерра-Мадре».
И Томек украдкой улыбнулся, взглянув на окружающих его воинов. Эти храбрые и грозные, но и по-детски простодушные воины думали, что если они потаскают его по диким скалам, так он не запомнит дорогу к их убежищу. А для Томека это не было в диковинку. Он с раннего детства интересовался географией и внимательно следил за всем интересным в мире. Как раз в последнее время его внимание привлекла Центральная Америка[45], где в 1903 году началось строительство Панамского канала[46], который должен сократить путь из Атлантического океана в Тихий, от восточного побережья Америки до западного и из Европы в Австралию и Океанию. Хорошее знакомство с топографией позволило Томеку легко установить положение горного массива, в котором скрывался индейский вождь.
Ранчо шерифа Аллана находилось в нескольких километрах к востоку от северной оконечности хребта Сьерра-Мадре, тянущегося к югу вдоль западного побережья Мексики. Восточную границу Мексиканской возвышенности, на которой они находились образовала Рио-Браво-дель-Норте[48a]. Примерно на полпути между северной оконечностью Сьерра-Мадре и рекой Гранде находятся два озера: Гусман, в которое впадает Рио-Касас-Грандес и Санта Мария, с впадающей туда рекой того же названия. Томек прикинул, что они находятся в горах, расположенных в развилке рек Касас-Грандес и Санта Мария. По прямой на юг за притоком Рио-Браво рекой Кончос, тянулась безлюдная, песчаная низменность, называемая пустыней Больсон-де-Мапими, где еще в 1598 году испанцы добывали золото и серебро в найденных ими россыпях.
Определив, таким образом, свое местонахождение, Томек почувствовал себя куда веселее. И все же он сознавал, что в этом естественном лабиринте каньонов и ущелий нелегко самому найти дорогу к головокружительной крутой, высеченной в скалах тропинке.
Индейцы не спешили продолжать путь; они отдыхали, покуривая короткие, глиняные трубки. И только после заката Черная Молния дал приказ двигаться дальше. Идти по этим скалам при тусклом свете мерцающих звезд было еще труднее, чем днем. Томек еле поспевал за вождем, уже не стараясь запомнить дорогу — это сейчас было невозможно.
Почти через два часа изнурительного пути они достигли крутого горного склона. На дне глубокого, широкого каньона находилось убежище Черной Молнии. Просушенные на солнце и промытые дождями шкуры, покрывающие шатры, стали почти прозрачными и напоминали стенки цветных лампионов, внутри которых играет пламя. Благодаря этому можно было определить размеры и расположение селения. Типи образовали не то три, не то четыре концентрических окружности. В самом центре стоял большой шатер, где собирался совет старейшин племени и где, как потом узнал Томек, жил вождь Черная Молния.
На дно каньона пришлось спускаться узкой тропинкой, высеченной в каменной стене. Идти по ней можно было только гуськом, по одному, что в случае нападения давало большое преимущество защитникам селения.
Как только спустились, Черная Молния тут же повел Томека к шатру, стоявшему в центре.
Томек вошел в типи совета старейшин. Здесь Черная Молния усадил его на медвежьи шкуры, устилавшие пол помещения. Юноша сел возле горящего посредине костра, осмотрелся и побледнел, увидев среди скальпов, висевших на треножнике, несколько прядей длинных, светлых волос. Женские скальпы служили прискорбным доказательством, что воины Черной Молнии нападали на поселения белых колонистов.
Различное оружие, висящее в одном из углов типи, явно было трофейным.
Размышления Томека прервали резкие звуки свистков. По всей вероятности, это были сигналы, созывающие старейшин племени на совет. И действительно, вскоре обширный шатер стал заполняться полунагими индейцами, украшенными орлиными перьями и ожерельями из клыков диких животных.
Томек широко раскрытыми глазами оглядывал медно-красных индейцев. Входили только молодые или средних лет воины. Единственным старцем был шаман в головном уборе из орлиных перьев и бизоньих рогов. У большинства членов совета были жезлы и костяные свистки — знаки различия младших вождей. Лица и тела индейцев были окрашены в ярко-красный цвет.
Сразу можно было заметить разницу между воинами Черной Молнии и индейцами, живущими в резервациях. Если последние вели убогий образ жизни, отражающийся прежде всего на внешнем виде, то это мятежное племя сохранило все черты былых воинов, вызывающих у молодого европейца внутренний трепет. Ни в лицах, ни в поведении их не было и тени унизительных признаков подневольной жизни.
Томек серьезно смотрел на исполненные достоинства, дикие лица воинов, которые ни малейшим движением или звуком не выдавали удивления при виде бледнолицего юноши в шатре совета старейшин. Один за другим индейцы занимали места вокруг пылающего очага; Томек считал их про себя. Когда вошел одиннадцатый воин, Черная Молния занял место справа от белого гостя.
Полным достоинства движением вождь снял с треноги мешок с калюметом. Набил табаком трубку, прикурил от уголька из костра, несколько раз затянулся, выпуская дым на четыре стороны света, и передал калюмет соседу. Наконец трубка вернулась к Черной Молнии. Дрожа от нетерпения, Томек ждал, что будет дальше. Черная Молния спрятал калюмет в мешок, повесил его на место и только потом сказал.
— Мои братья, наверно, удивлены, что среди нас бледнолицый, и что его скальп еще не украшает моего типи.
— Закон говорит: каждая бледнолицая собака, которая появится в нашем каньоне, должна погибнуть у столба пыток, — решительно и подчеркивая каждое слово, сказал молодой индеец с костяным жезлом.
— Палящий Луч сказал правду, — подтвердил Черная Молния. — Но этот бледнолицый — мой брат Нах'тах ни йез'зи, которому я поклялся в вечной дружбе. Благодаря ему напрасным оказалось вероломство Многогривого.
— Угх! Под белой кожей Нах'тах ни йез'зи бьется красное сердце друга краснокожих воинов, — сказал шаман по имени Победитель Гризли. — Индеец платит дружбой за дружбу и смертью за смерть. Таков закон наших предков! Я сказал!
— Нах'тах ни йез'зи курил трубку мира со старейшинами апачей и навахов, — пояснил Черная Молния. — Молодой брат оказал мне большую услугу и получил за это право носить пять орлиных перьев. Нах'тах ни йез'зи вступил на тропу войны; он просит у меня помощи против своих врагов. Враги наших друзей — наши враги. Черная Молния привел сюда Нах'тах ни йез'зи, чтобы держать совет и вместе выкопать топор войны.