Страница:
Краснокожие находили в прерии крутой обрыв и у его подножия устраивали ловушку. За выложенной в виде римской пятерки каменной оградой, которая острым, но не замкнутым концом касалась обрыва, скрывались толпы мужчин, женщин и детей. В назначенное время индеец, вызывающий бизонов, облаченный в шкуру и рога этого животного, после ночи, проведенной в молитвах и песнопениях, с которыми он обращался к предкам, направлялся на рассвете в прерию, чтобы заманить стадо бизонов в ловушку. Когда ему удавалось привести бизонов к каменной ограде, он прятался, а остальные индейцы выскакивали из укрытия, чтобы криком, барабанным боем и тарахтением погнать стадо к крутому обрыву. Ошалевшие от испуга животные срывались с обрыва, а индейцы добивали раненых. После охоты бизонов свежевали, резали мясо на полоски, сушили его и несли в селение, где снова совершали благодарственное торжество. Хитрый Лис — главный актер — и сопутствующие ему танцоры чрезвычайно ярко изобразили ход этой охоты. Бледнолицым друзьям казалось, что они еще слышат топот копыт и рев ошалевшего стада. Грохотали погремушки, били барабаны и взлетал к небу пронзительный крик облав[56].
Измученные, но находившиеся в каком-то упоении, танцоры, уселись за обильный ужин. Долго не смолкали разговоры у костров. Индейцы охотно рассказывали о своих интересных переживаниях и приключениях. Перед заслушавшимися белыми друзьями, воскресал былой Дикий Запад с жизнью столь отличной от жизни европейцев, со своеобразными обычаями, законами, верованиями и суевериями.
Измученные, но находившиеся в каком-то упоении, танцоры, уселись за обильный ужин. Долго не смолкали разговоры у костров. Индейцы охотно рассказывали о своих интересных переживаниях и приключениях. Перед заслушавшимися белыми друзьями, воскресал былой Дикий Запад с жизнью столь отличной от жизни европейцев, со своеобразными обычаями, законами, верованиями и суевериями.
XX
Пуэбло Зуни
На рассвете Черная Молния послал в разведку двух опытных следопытов. Остальные воины должны были ожидать возвращения разведчиков в каньоне. Все, за исключением дозорных на вершинах скал, спокойно отдыхали.
Обыкновенно живой и подвижный, боцман тяготился такой бездеятельностью, и поэтому, хотя обычно его передергивало от одной только мысли о горах, теперь сам предложил Томеку взглянуть на окрестности.
Во время таких прогулок они вели длительные беседы. На этот раз они взобрались на обрыв над самым ущельем. Воспользовавшись тем, что он с Томеком наедине, боцман сказал:
— Хо-хо, браток! Видно, что денежки, которые твой почтенный папаша тратит на твое обучение, даром не пропадают. Говоришь гладко, всякие разные факты так и сыплешь, будто музыку по нотам разыгрываешь. Видно, потому мы с тобой — в самый раз, будто пуговка с петелькой. По-моему, тебе на адвоката надо учиться. Ученые слова хорошо действуют на таких простаков, как я, и даже на диких индейцев.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ах, вспомни только, как ты ловко сочинял интересные рассказики, чтобы спасти пленных. Вот уж не думал, что тебе что удастся!
— Вы полагаете, что я все это выдумал? — удивился Томек и с улыбкой посмотрел на друга.
— Может, и не все, но с этим Косцюшко и пленными англичанами, ты, пожалуй, крепко индейцев надул.
— Дорогой боцман, а вы хорошо знаете, кто такой Косцюшко? — спросил он.
— Не такой уж я дурак! — возразил обиженный моряк. — У моих стариков на Повислье, в кухне, в переднем углу висит картина, как Косцюшко на Краковском Рынке клятву дает. Как же мне не знать, кем он был? Но чтобы он в Америке такими делами занимался, этого мне слыхать не доводилось.
— Косцюшко был необыкновенный человек. Об этом лучше всего свидетельствует способ, каким он предложил свои услуги Конгрессу Соединенных Штатов.
— А что он такого сделал? — спросил боцман, усаживаясь поудобнее.
— Когда Соединенные Штаты начали войну за освобождение из-под ига англичан, в Париж приехали два американских уполномоченных, чтобы добиться помощи для своей армии. Это были Сайлас Дин и Артур Ли. Именно они вручали рекомендательные письма добровольцам, на основании которых те могли поступить в американскую армию. Наш Косцюшко никаких писем не взял. Сел на корабль с пятью поляками и поплыл в Америку.
— Хо-хо! Так был в себе уверен?
Томек кивнул головой и продолжал:
— Корабль его разбился у берегов островов Сан-Доминго. Косцюшко с товарищами, держась за мачту, добрались до берега. Там они сели на другой корабль, плывший в Филадельфию. Косцюшко сразу же явился к знаменитому ученому и члену Конгресса Бенджамину Франклину и попросил принять его в армию. Когда Франклин спросил, есть ли у него рекомендательные письма от американских уполномоченных, Косцюшко ответил, что лучшей рекомендацией для него будут способности и военные знания. Конгресс поручил Франклину проэкзаменовать смелого поляка. После этого ему немедленно дали звание полковника.
— Хо-хо! В чинах, значит, ходил!
— Косцюшко отличался отвагой, большими знаниями и способностями. Поэтому в битвах под Трентоном и Принстоном он своим хладнокровием и смелой атакой сумел обратить на себя внимание Джорджа Вашингтона — главнокомандующего американскими войсками. С той поры Косцюшко неоднократно назначали советником к генералам, которым поручали особенно трудное задание. Я читал, что во время осады Йорктауна Вашингтон, объезжая войска, подъехал к лесу, где стоял Косцюшко со своими стрелками, которые должны были на другой день начать атаку. В ответ на речь командующего Косцюшко сказал: «Завтра или я займу окопы врага, или погибну!» И хотя был тяжело ранен, вынудил врага оставить редут. Наш Косцюшко был не только отважным и хорошим командиром. Он много сделал для укрепления Филадельфии и полевых позиций американской армии. А кто, как не он, содействовал победе под Саратогой? За героическую битву он получил звание генерала бригады и орден Цинцинната! А знаете ли вы, что когда Косцюшко, возвратившись из царского плена, вторично высадился на американскую землю, народ встретил его восторженно — американцы выпрягли лошадей из кареты и сами везли его по улицам как триумфатора?
— Не диво, раз он столько для них сделал, — ответил боцман. — Да, ты прав, что это не только наш великий герой. Тот памятник ему, который мы в Вашингтоне видели, даже ничего себе.
— А вы не видели памятников ему в Чикаго и других городах? — спросил Томек.
— Точно — видел!
— Не он один боролся за независимость Соединенных Штатов. Разве вы забыли, что Казимеж Пулавский, будучи американским генералом бригады, погиб в 1779 году в бою под Саванной?
— Это тот, что первый организовал свой легион?
— Значит, вы помните!
— Ну да, помню. Скажи-ка мне теперь, браток, кроме Стшелецкого, о котором ты уже говорил, были и другие путешественники-поляки в Америке?
Томек немного подумал, весело взглянул на боцмана и спросил:
— А вы не знаете, кто открыл Америку?
— Только не говори браток, что это был поляк, — расхохотался моряк. — Я знаю, что Колумб.
— Вы не ошибаетесь, но мне приходилось слышать, что в 1476 году поляк, Ян из Кельна, гданьский мореход, по поручению датского короля возглавил экспедицию для спасения остатков нормандской колонии в Гренландии. Туда он, правда, не добрался, но по другую сторону океана открыл землю, которая, по всей вероятности, называется теперь Лабрадором. Если это правда, то наш земляк опередил Колумба на шестнадцать лет.
— Не поверю я этому, браток[57]. Но хватит этих приятных для польского уха легенд, а то ты в конце концов убедишь меня, что и у меня здесь есть немалые заслуги, — рассмеялся боцман.
— Кто знает, может быть и вы совершите в Америке героический поступок. Когда Фернандо Кортес высадился на мексиканский берег, индейцы подарили ему рабыню. Позже она, уже как Донна Марина, оказала Кортесу огромные заслуги. Теперь вот, вождь Черная Молния отдал вам свою дочь. Возможно, Горный Цветок сыграет подобную роль и вы станете знаменитым...
— Ах, проглоти тебя кит! Уже напомнил? Я же сказал, не про нас ананас! Помни свое обещание...
— Не волнуйтесь, боцман. Я пошутил.
— Что-то ты много шутишь насчет этих свадеб. Не выводи меня из себя. Лучше расскажи, что ты еще знаешь о поляках?! Рассказывай о путешественниках, а не об индианках и свадьбах.
— Я знаю, что вы любите такие рассказы. Когда мы вернемся в ранчо, я вам дам почитать интересную книжку Эмилия Дуниковского. В конце прошлого века он путешествовал по Америке. Посетил огромный американский Национальный парк на реке Йеллоустон[58]. Потом с Витольдом Шишлло был во Флориде. Вы сами убедитесь, какая это интересная книга. Другой наш земляк, Хенрик Поляковский, исследовал Центральную Америку; он первый написал научный труд о флоре Коста-Рики, напечатанный на испанском и немецком языках. Юзеф Буркарт, путешествуя по Мексике, сделал множество интереснейших наблюдений, которые потом стали основой дальнейших исследований таких ученых, как Дольфус и Ратцель...
Препираясь с другом, Томек все поглядывал в глубину каньона. Внезапно он остановился на полуслове, наклонился над пропастью, потом вскочил и воскликнул:
— Боцман, вернулись лазутчики! Палящий Луч дает нам знать, чтобы мы возвращались в лагерь!
Боцман быстро спрятал в карман трубку и побежал по склону горы вниз. Томек поспешил за ним. Через несколько минут они уже были в лагере. Там, в окружении воинов, ожидал их вождь Черная Молния.
— Угх! Пусть мои братья послушают, какие вести принесли нам разведчики, — обратился к ним вождь. — Вблизи пуэбло они встретили огромного койота, который увязался за ними. Они старались его отогнать, опасаясь, что он выдаст зуни их присутствие, но койот скалил зубы и пронзительно лаял. Порезанное Лицо хотел уже бросить в него томагавком, но вдруг вспомнил собаку нашего брата Нах'так ни йез'зи.
— Динго! — воскликнул Томек.
— Динго! — как эхо повторил боцман.
— Может, это как раз собака моего белого брата. Лазутчики тут же вернулись, чтобы сообщить нам об этом. Если собака бродит вокруг пуэбло, то ясно, что Белая Роза находится у зуни.
— Надо сейчас же проверить, Динго ли это, — порывисто сказал Томек.
— Я пойду с моими белыми братьями. Нас поведет Порезанное Лицо, — заявил Черная Молния. — Заодно взглянем на пуэбло и на месте составим план действий.
На время своего отсутствия Черная Молния передал командование вождю Зоркий Глаз. Разведка могла занять два-три дня, поэтому разведчики взяли с собой запас продовольствия и в полном вооружении покинули каньон.
Порезанное Лицо повел их вдоль края горной цепи. Из-за близости деревушки зуни они выбирали каменистый путь, чтобы не оставлять следов. Только после двух часов ходу они приблизились к деревушке. Для маскировки использовали валуны, деревья, кусты и неровности местности, а по открытому месту осторожно пробирались ползком. Вскоре они очутились вблизи пуэбло. Следом за Порезанным Лицом они вползли на взгорок, где спрятались среди кустов.
Осмотрительно раздвинули ветки, и вот перед ними предстало пуэбло, домики которого как будто прилепились к подножию крутой скалы.
В бинокль, взятый у вождя Зоркий Глаз, Томек тщательно рассматривал деревушку зуни. С места, где они находились, весь поселок был виден как на ладони. Пуэбло лепилось к излому горной стены с двух сторон: с востока и с юга. На плоских крышах нижних домов, без дверей и окон, террасами громоздилась целая пирамида хижин. На верхних ярусах пирамиды домики были все меньше и меньше, прилепленные уже к самой скале. Часть плоских крыш каждого яруса служила для следующего террасой, на которой днем сосредотачивалась жизнь обитателей пуэбло. С некоторой перспективы казалось, что это огромные ступени каменной лестницы прилегают к отвесной стене.
Вместо окон, дверей и дымовых труб в плоских крышах домиков были проделаны квадратные отверстия. С яруса на ярус вели приставные лестницы, На ночь или на случай нападения зуни втягивали эти лестницы на крышу. Таким образом, пуэбло превращалось в настоящую крепость, в которой можно удобно защищать каждый ярус.
Было позднее утро. В бинокль хорошо видны женщины, готовящие еду на террасах, и играющие дети. Томек тщательно разглядывал все ярусы, отыскивая среди индианок такую знакомую ему фигурку Салли. К сожалению, ее нигде не было видно. Разочарованный и подавленный Томек, передал бинокль боцману. Потом пуэбло рассматривал в бинокль Черная Молния, а в конце — Порезанное Лицо.
— Угх! Зуни предприняли особые меры предосторожности, — вполголоса сказал Черная Молния, когда Томек спрятал бинокль. — На землю спущена только одна лестница, а вооруженные мужчины охраняют женщин, работающих в поле.
Опечаленные Томек и боцман, только теперь обратили внимание на это.
— Неужели это подтверждает догадку, что это они похитили Салли? — воскликнул Томек. — Среди индианок на террасах я ее не заметил.
— Все может быть, но, как бы там ни было, зуни соблюдают осторожность, словно опасаясь нападения, — ответил Черная Молния, а потом, обращаясь к разведчику, спросил: — Где мой брат Порезанное Лицо встретил странного койота?
— Недалеко отсюда, вон в тех кустах, — ответил Порезанное Лицо, указав на полосу кустов, видневшуюся на юге.
Разведчики осторожно спустились с холма. Несколько часов они бродили вокруг пуэбло, но нигде не заметили таинственного койота. Боцман, устав рыскать по чащобе, то и дело вытирал пот со лба, наконец остановился и сказал:
— Передохнем немного, а то я ослабел от жары. Сдается мне, что этот койот не Динго.
— Откуда вы знаете, ведь мы еще не убедились? — встревоженно спросил Томек.
— Если бы это был наш Динго, нам не пришлось бы искать его как иголку в стоге сена. Неужели он не прибежал бы сам, почуяв наши следы?
— Об этом я не подумал, — вздохнул Томек.
— Нах'тах ни йез'зи говорил, что нападавшие чуть не убили собаку. Если Динго выжил и поплелся за ними, то он их остерегается. Днем, по примеру койотов, скрывается в прерии, а вечером подходит к пуэбло, — заметил Черная Молния.
— Да, это верно, — пробормотал боцман.
— Черная Молния правильно говорит, — поддержал вождя Порезанное Лицо. — Мы встретили это животное сегодня на рассвете.
— Теперь отдохнем здесь, а когда солнце зайдет, еще покружим возле пуэбло, — предложил вождь.
— Ничего не поделаешь, — неохотно согласился боцман.
Томек сел рядом с боцманом, а Черная Молния и Порезанное Лицо все еще неутомимо прочесывали кустарники. Наконец и они вернулись к белым друзьям.
Так проходил час за часом. Солнце медленно склонялось к западу. Как только на небе блеснули звезды, четыре разведчика снова принялись за поиски. За ночь они несколько раз обошли пуэбло, приближаясь и отдаляясь от него. Иногда они слышали крик совы, тихий полет летучей мыши, и даже вой настоящих койотов, но он никак не напоминал лай Динго.
— Сдается мне, что разведчики и правда приняли койота за нашу собачонку, — шепнул боцман Томеку.
Томек предостерегающе зажал ему ладонью рот. Они находились очень близко к стенам пуэбло, а на террасе второго яруса домиков, у горящего костра, сидели два сторожа. Как вдруг Черная Молния остановился. Вытянул, как журавль, шею к залитому лунным светом пуэбло и молча показал рукой на террасу.
На террасе появились две фигуры. Они на момент остановились возле сторожей, а потом принялись медленно прогуливаться.
Томек вскочил и сделал такое движение, будто хотел бежать к пуэбло. К счастью, твердая рука Черной Молнии удержала его на месте. Томек преодолел волнение, но не смог удержать слез, набежавших ему на глаза. У него не было ни тени сомнения, что на террасе находилась Салли. Она медленно гуляла в обществе старшей, чем она, высокой индианки. Темные силуэты женщин ясно вырисовывались на фоне белых стен пуэбло, облитых светом луны.
Боцман тоже узнал девушку, и был взволнован не меньше своего юного друга. Об этом свидетельствовало его ускоренное дыхание. Придвинувшись к Черной Молнии, он пристально взглянул ему в глаза. Вождь, не снимая левой руки с плеча Томека, правой сделал красноречивый жест молчания, приложив палец к устам. Все четверо стояли теперь как каменные изваяния, вглядываясь в силуэты на террасе.
Неожиданно откуда-то со стороны раздался хриплый лай. Низкий сначала звук постепенно повышался, и в конце перешел в дикий, тоскливый вой.
Томек и боцман одновременно вздрогнули, а стоявшая на террасе пуэбло девушка подбежала к самому краю стены и, перегнувшись через низкую ограду, стала всматриваться в темную прерию. Спутница подбежала к ней. Оттащила в глубину террасы, где они исчезли.
Тоскливый вой утих.
Черная Молния немедленно приступил к действиям. Он жестами приказал боцману и Порезанному Лицу, чтобы те обошли вокруг холма, а сам вместе с Томеком побежал на его вершину. Через несколько минут они были уже на вершине. Осмотрелись. Пса не было.
— Опоздали! — тихо сказал Томек.
— Угх! Собака не могла уйти далеко. Поищем в кустах!
Они кинулись к кустам.
— Динго! Динго! — вполголоса звал юноша.
Не переставая звать Динго, он быстро пробирался сквозь кусты. Ветки били его по лицу, колючки цеплялись за одежду, но Томек ни на что не обращал внимания. Вдруг на него навалилась какая-то тяжесть. Он потерял равновесие и упал на землю. Машинально обхватил неожиданного преследователя и его пальцы коснулись взлохмаченной шерсти. От волнения Томек не мог сказать ни слова. Он молча прижал к себе косматое туловище пса, а Динго терся лбом об его голову. Обрадованный появлением своего верного четвероногого друга, Томек не знал, что происходит вокруг. Даже не слышал шороха в кустах. Однако чуткий Динго предостерегающе зарычал и приготовился к прыжку, так как рядом появился индеец.
Томек немедленно овладел собой и удержал пса.
— Спокойно, Динго, спокойно, это друг! — сказал он, гладя собаку рукой по спине и голове.
Динго трясся, как в лихорадке, и готовился к прыжку. Черная Молния, как всегда, быстро оценил положение, отступил и сказал:
— Пусть Нах'тах ни йез'зи ведет собаку на холм. Я пойду вперед!
Томек пошел вслед за индейцем, придерживая собаку за загривок. Динго изменился так, что его нельзя было узнать. Все тело покрывала косматая шерсть. Чутким, диким взглядом смотрел он то на своего хозяина, то на индейца; видно было, что он ненавидит краснокожих, потому что злобный оскал зубов появлялся, как только Черная Молния наклонялся к нему.
— Он хорошо помнит удары пуэбло. Хорошая собака! Не оставил Белую Розу, — похвалил его Черная Молния.
— Динго и в самом деле умный и верный пес, — сказал Томек. — Сколько раз он меня спасал во время разных опасных приключений.
— Угх! Пусть мой брат крепче придержит его. Я дам знак нашим друзьям.
Томек крепко обнял Динго за шею. Черная Молния приложил сложенные ладони ко рту и в тишине ночи раздался вой койота.
Динго пошевелил ушами и взмахнул пушистым хвостом, взглянул сначала на пуэбло, потом на кусты у подножья холма. Сопя, как кузнечный мех, оттуда показался боцман. Через минуту он и Порезанное Лицо очутились рядом с друзьями. Рослый моряк сел на землю. Он обнял и гладил Динго, который неистово махал хвостом и лизал боцмана шершавым языком в лицо.
— Наша взяла, собачка! Взяла! — говорил боцман. — Молодчага ты! Не поддался этим подлым пуэбло, шпарил за нашей Салли...
Услышав имя девушки, Динго вырвался из рук боцмана и завыл, повернув голову в сторону пуэбло.
— Угх! — одобрительно шепнул Черная Молния.
— Угх! — повторил за ним Порезанное Лицо.
— Мы знаем уже, знаем, что Салли там, — успокоил собаку Томек.
— Порядок, Динго! Ты молодчина, что и говорить! — вторил боцман. — Вызволим оттуда нашу горемыку, хоть бы мне пришлось своими руками разобрать эту крепость.
Динго неспокойно вертелся. То поворачивался к людям, то смотрел на пуэбло, словно призывая их следовать за ним.
— Что теперь будем делать? — спросил Томек.
— Надо хорошенько изучить пуэбло, чтобы разработать план действий, — ответил Черная Молния. Вот если бы удалось взобраться на вершину горы, у подножия которой зуни построили свои вигвамы...
— Тогда мы видели бы все, как на ладони, — перебил его Томек.
— Угх! Нах'тах ни йез'зи хорошо сказал.
Боцман закинул голову и уныло взглянул на розовеющие от восходящего солнца вершины скал. Он не любил лазить по горам! Но на этот раз не стал возражать. Тяжело вздохнул и пробурчал:
— За такую постройку хат этих пуэбло черти будут в аду жарить! Но думать не о чем. Говорите, что надо влезть на эту гору? Ну так давайте, полезем!
Обыкновенно живой и подвижный, боцман тяготился такой бездеятельностью, и поэтому, хотя обычно его передергивало от одной только мысли о горах, теперь сам предложил Томеку взглянуть на окрестности.
Во время таких прогулок они вели длительные беседы. На этот раз они взобрались на обрыв над самым ущельем. Воспользовавшись тем, что он с Томеком наедине, боцман сказал:
— Хо-хо, браток! Видно, что денежки, которые твой почтенный папаша тратит на твое обучение, даром не пропадают. Говоришь гладко, всякие разные факты так и сыплешь, будто музыку по нотам разыгрываешь. Видно, потому мы с тобой — в самый раз, будто пуговка с петелькой. По-моему, тебе на адвоката надо учиться. Ученые слова хорошо действуют на таких простаков, как я, и даже на диких индейцев.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ах, вспомни только, как ты ловко сочинял интересные рассказики, чтобы спасти пленных. Вот уж не думал, что тебе что удастся!
— Вы полагаете, что я все это выдумал? — удивился Томек и с улыбкой посмотрел на друга.
— Может, и не все, но с этим Косцюшко и пленными англичанами, ты, пожалуй, крепко индейцев надул.
— Дорогой боцман, а вы хорошо знаете, кто такой Косцюшко? — спросил он.
— Не такой уж я дурак! — возразил обиженный моряк. — У моих стариков на Повислье, в кухне, в переднем углу висит картина, как Косцюшко на Краковском Рынке клятву дает. Как же мне не знать, кем он был? Но чтобы он в Америке такими делами занимался, этого мне слыхать не доводилось.
— Косцюшко был необыкновенный человек. Об этом лучше всего свидетельствует способ, каким он предложил свои услуги Конгрессу Соединенных Штатов.
— А что он такого сделал? — спросил боцман, усаживаясь поудобнее.
— Когда Соединенные Штаты начали войну за освобождение из-под ига англичан, в Париж приехали два американских уполномоченных, чтобы добиться помощи для своей армии. Это были Сайлас Дин и Артур Ли. Именно они вручали рекомендательные письма добровольцам, на основании которых те могли поступить в американскую армию. Наш Косцюшко никаких писем не взял. Сел на корабль с пятью поляками и поплыл в Америку.
— Хо-хо! Так был в себе уверен?
Томек кивнул головой и продолжал:
— Корабль его разбился у берегов островов Сан-Доминго. Косцюшко с товарищами, держась за мачту, добрались до берега. Там они сели на другой корабль, плывший в Филадельфию. Косцюшко сразу же явился к знаменитому ученому и члену Конгресса Бенджамину Франклину и попросил принять его в армию. Когда Франклин спросил, есть ли у него рекомендательные письма от американских уполномоченных, Косцюшко ответил, что лучшей рекомендацией для него будут способности и военные знания. Конгресс поручил Франклину проэкзаменовать смелого поляка. После этого ему немедленно дали звание полковника.
— Хо-хо! В чинах, значит, ходил!
— Косцюшко отличался отвагой, большими знаниями и способностями. Поэтому в битвах под Трентоном и Принстоном он своим хладнокровием и смелой атакой сумел обратить на себя внимание Джорджа Вашингтона — главнокомандующего американскими войсками. С той поры Косцюшко неоднократно назначали советником к генералам, которым поручали особенно трудное задание. Я читал, что во время осады Йорктауна Вашингтон, объезжая войска, подъехал к лесу, где стоял Косцюшко со своими стрелками, которые должны были на другой день начать атаку. В ответ на речь командующего Косцюшко сказал: «Завтра или я займу окопы врага, или погибну!» И хотя был тяжело ранен, вынудил врага оставить редут. Наш Косцюшко был не только отважным и хорошим командиром. Он много сделал для укрепления Филадельфии и полевых позиций американской армии. А кто, как не он, содействовал победе под Саратогой? За героическую битву он получил звание генерала бригады и орден Цинцинната! А знаете ли вы, что когда Косцюшко, возвратившись из царского плена, вторично высадился на американскую землю, народ встретил его восторженно — американцы выпрягли лошадей из кареты и сами везли его по улицам как триумфатора?
— Не диво, раз он столько для них сделал, — ответил боцман. — Да, ты прав, что это не только наш великий герой. Тот памятник ему, который мы в Вашингтоне видели, даже ничего себе.
— А вы не видели памятников ему в Чикаго и других городах? — спросил Томек.
— Точно — видел!
— Не он один боролся за независимость Соединенных Штатов. Разве вы забыли, что Казимеж Пулавский, будучи американским генералом бригады, погиб в 1779 году в бою под Саванной?
— Это тот, что первый организовал свой легион?
— Значит, вы помните!
— Ну да, помню. Скажи-ка мне теперь, браток, кроме Стшелецкого, о котором ты уже говорил, были и другие путешественники-поляки в Америке?
Томек немного подумал, весело взглянул на боцмана и спросил:
— А вы не знаете, кто открыл Америку?
— Только не говори браток, что это был поляк, — расхохотался моряк. — Я знаю, что Колумб.
— Вы не ошибаетесь, но мне приходилось слышать, что в 1476 году поляк, Ян из Кельна, гданьский мореход, по поручению датского короля возглавил экспедицию для спасения остатков нормандской колонии в Гренландии. Туда он, правда, не добрался, но по другую сторону океана открыл землю, которая, по всей вероятности, называется теперь Лабрадором. Если это правда, то наш земляк опередил Колумба на шестнадцать лет.
— Не поверю я этому, браток[57]. Но хватит этих приятных для польского уха легенд, а то ты в конце концов убедишь меня, что и у меня здесь есть немалые заслуги, — рассмеялся боцман.
— Кто знает, может быть и вы совершите в Америке героический поступок. Когда Фернандо Кортес высадился на мексиканский берег, индейцы подарили ему рабыню. Позже она, уже как Донна Марина, оказала Кортесу огромные заслуги. Теперь вот, вождь Черная Молния отдал вам свою дочь. Возможно, Горный Цветок сыграет подобную роль и вы станете знаменитым...
— Ах, проглоти тебя кит! Уже напомнил? Я же сказал, не про нас ананас! Помни свое обещание...
— Не волнуйтесь, боцман. Я пошутил.
— Что-то ты много шутишь насчет этих свадеб. Не выводи меня из себя. Лучше расскажи, что ты еще знаешь о поляках?! Рассказывай о путешественниках, а не об индианках и свадьбах.
— Я знаю, что вы любите такие рассказы. Когда мы вернемся в ранчо, я вам дам почитать интересную книжку Эмилия Дуниковского. В конце прошлого века он путешествовал по Америке. Посетил огромный американский Национальный парк на реке Йеллоустон[58]. Потом с Витольдом Шишлло был во Флориде. Вы сами убедитесь, какая это интересная книга. Другой наш земляк, Хенрик Поляковский, исследовал Центральную Америку; он первый написал научный труд о флоре Коста-Рики, напечатанный на испанском и немецком языках. Юзеф Буркарт, путешествуя по Мексике, сделал множество интереснейших наблюдений, которые потом стали основой дальнейших исследований таких ученых, как Дольфус и Ратцель...
Препираясь с другом, Томек все поглядывал в глубину каньона. Внезапно он остановился на полуслове, наклонился над пропастью, потом вскочил и воскликнул:
— Боцман, вернулись лазутчики! Палящий Луч дает нам знать, чтобы мы возвращались в лагерь!
Боцман быстро спрятал в карман трубку и побежал по склону горы вниз. Томек поспешил за ним. Через несколько минут они уже были в лагере. Там, в окружении воинов, ожидал их вождь Черная Молния.
— Угх! Пусть мои братья послушают, какие вести принесли нам разведчики, — обратился к ним вождь. — Вблизи пуэбло они встретили огромного койота, который увязался за ними. Они старались его отогнать, опасаясь, что он выдаст зуни их присутствие, но койот скалил зубы и пронзительно лаял. Порезанное Лицо хотел уже бросить в него томагавком, но вдруг вспомнил собаку нашего брата Нах'так ни йез'зи.
— Динго! — воскликнул Томек.
— Динго! — как эхо повторил боцман.
— Может, это как раз собака моего белого брата. Лазутчики тут же вернулись, чтобы сообщить нам об этом. Если собака бродит вокруг пуэбло, то ясно, что Белая Роза находится у зуни.
— Надо сейчас же проверить, Динго ли это, — порывисто сказал Томек.
— Я пойду с моими белыми братьями. Нас поведет Порезанное Лицо, — заявил Черная Молния. — Заодно взглянем на пуэбло и на месте составим план действий.
На время своего отсутствия Черная Молния передал командование вождю Зоркий Глаз. Разведка могла занять два-три дня, поэтому разведчики взяли с собой запас продовольствия и в полном вооружении покинули каньон.
Порезанное Лицо повел их вдоль края горной цепи. Из-за близости деревушки зуни они выбирали каменистый путь, чтобы не оставлять следов. Только после двух часов ходу они приблизились к деревушке. Для маскировки использовали валуны, деревья, кусты и неровности местности, а по открытому месту осторожно пробирались ползком. Вскоре они очутились вблизи пуэбло. Следом за Порезанным Лицом они вползли на взгорок, где спрятались среди кустов.
Осмотрительно раздвинули ветки, и вот перед ними предстало пуэбло, домики которого как будто прилепились к подножию крутой скалы.
В бинокль, взятый у вождя Зоркий Глаз, Томек тщательно рассматривал деревушку зуни. С места, где они находились, весь поселок был виден как на ладони. Пуэбло лепилось к излому горной стены с двух сторон: с востока и с юга. На плоских крышах нижних домов, без дверей и окон, террасами громоздилась целая пирамида хижин. На верхних ярусах пирамиды домики были все меньше и меньше, прилепленные уже к самой скале. Часть плоских крыш каждого яруса служила для следующего террасой, на которой днем сосредотачивалась жизнь обитателей пуэбло. С некоторой перспективы казалось, что это огромные ступени каменной лестницы прилегают к отвесной стене.
Вместо окон, дверей и дымовых труб в плоских крышах домиков были проделаны квадратные отверстия. С яруса на ярус вели приставные лестницы, На ночь или на случай нападения зуни втягивали эти лестницы на крышу. Таким образом, пуэбло превращалось в настоящую крепость, в которой можно удобно защищать каждый ярус.
Было позднее утро. В бинокль хорошо видны женщины, готовящие еду на террасах, и играющие дети. Томек тщательно разглядывал все ярусы, отыскивая среди индианок такую знакомую ему фигурку Салли. К сожалению, ее нигде не было видно. Разочарованный и подавленный Томек, передал бинокль боцману. Потом пуэбло рассматривал в бинокль Черная Молния, а в конце — Порезанное Лицо.
— Угх! Зуни предприняли особые меры предосторожности, — вполголоса сказал Черная Молния, когда Томек спрятал бинокль. — На землю спущена только одна лестница, а вооруженные мужчины охраняют женщин, работающих в поле.
Опечаленные Томек и боцман, только теперь обратили внимание на это.
— Неужели это подтверждает догадку, что это они похитили Салли? — воскликнул Томек. — Среди индианок на террасах я ее не заметил.
— Все может быть, но, как бы там ни было, зуни соблюдают осторожность, словно опасаясь нападения, — ответил Черная Молния, а потом, обращаясь к разведчику, спросил: — Где мой брат Порезанное Лицо встретил странного койота?
— Недалеко отсюда, вон в тех кустах, — ответил Порезанное Лицо, указав на полосу кустов, видневшуюся на юге.
Разведчики осторожно спустились с холма. Несколько часов они бродили вокруг пуэбло, но нигде не заметили таинственного койота. Боцман, устав рыскать по чащобе, то и дело вытирал пот со лба, наконец остановился и сказал:
— Передохнем немного, а то я ослабел от жары. Сдается мне, что этот койот не Динго.
— Откуда вы знаете, ведь мы еще не убедились? — встревоженно спросил Томек.
— Если бы это был наш Динго, нам не пришлось бы искать его как иголку в стоге сена. Неужели он не прибежал бы сам, почуяв наши следы?
— Об этом я не подумал, — вздохнул Томек.
— Нах'тах ни йез'зи говорил, что нападавшие чуть не убили собаку. Если Динго выжил и поплелся за ними, то он их остерегается. Днем, по примеру койотов, скрывается в прерии, а вечером подходит к пуэбло, — заметил Черная Молния.
— Да, это верно, — пробормотал боцман.
— Черная Молния правильно говорит, — поддержал вождя Порезанное Лицо. — Мы встретили это животное сегодня на рассвете.
— Теперь отдохнем здесь, а когда солнце зайдет, еще покружим возле пуэбло, — предложил вождь.
— Ничего не поделаешь, — неохотно согласился боцман.
Томек сел рядом с боцманом, а Черная Молния и Порезанное Лицо все еще неутомимо прочесывали кустарники. Наконец и они вернулись к белым друзьям.
Так проходил час за часом. Солнце медленно склонялось к западу. Как только на небе блеснули звезды, четыре разведчика снова принялись за поиски. За ночь они несколько раз обошли пуэбло, приближаясь и отдаляясь от него. Иногда они слышали крик совы, тихий полет летучей мыши, и даже вой настоящих койотов, но он никак не напоминал лай Динго.
— Сдается мне, что разведчики и правда приняли койота за нашу собачонку, — шепнул боцман Томеку.
Томек предостерегающе зажал ему ладонью рот. Они находились очень близко к стенам пуэбло, а на террасе второго яруса домиков, у горящего костра, сидели два сторожа. Как вдруг Черная Молния остановился. Вытянул, как журавль, шею к залитому лунным светом пуэбло и молча показал рукой на террасу.
На террасе появились две фигуры. Они на момент остановились возле сторожей, а потом принялись медленно прогуливаться.
Томек вскочил и сделал такое движение, будто хотел бежать к пуэбло. К счастью, твердая рука Черной Молнии удержала его на месте. Томек преодолел волнение, но не смог удержать слез, набежавших ему на глаза. У него не было ни тени сомнения, что на террасе находилась Салли. Она медленно гуляла в обществе старшей, чем она, высокой индианки. Темные силуэты женщин ясно вырисовывались на фоне белых стен пуэбло, облитых светом луны.
Боцман тоже узнал девушку, и был взволнован не меньше своего юного друга. Об этом свидетельствовало его ускоренное дыхание. Придвинувшись к Черной Молнии, он пристально взглянул ему в глаза. Вождь, не снимая левой руки с плеча Томека, правой сделал красноречивый жест молчания, приложив палец к устам. Все четверо стояли теперь как каменные изваяния, вглядываясь в силуэты на террасе.
Неожиданно откуда-то со стороны раздался хриплый лай. Низкий сначала звук постепенно повышался, и в конце перешел в дикий, тоскливый вой.
Томек и боцман одновременно вздрогнули, а стоявшая на террасе пуэбло девушка подбежала к самому краю стены и, перегнувшись через низкую ограду, стала всматриваться в темную прерию. Спутница подбежала к ней. Оттащила в глубину террасы, где они исчезли.
Тоскливый вой утих.
Черная Молния немедленно приступил к действиям. Он жестами приказал боцману и Порезанному Лицу, чтобы те обошли вокруг холма, а сам вместе с Томеком побежал на его вершину. Через несколько минут они были уже на вершине. Осмотрелись. Пса не было.
— Опоздали! — тихо сказал Томек.
— Угх! Собака не могла уйти далеко. Поищем в кустах!
Они кинулись к кустам.
— Динго! Динго! — вполголоса звал юноша.
Не переставая звать Динго, он быстро пробирался сквозь кусты. Ветки били его по лицу, колючки цеплялись за одежду, но Томек ни на что не обращал внимания. Вдруг на него навалилась какая-то тяжесть. Он потерял равновесие и упал на землю. Машинально обхватил неожиданного преследователя и его пальцы коснулись взлохмаченной шерсти. От волнения Томек не мог сказать ни слова. Он молча прижал к себе косматое туловище пса, а Динго терся лбом об его голову. Обрадованный появлением своего верного четвероногого друга, Томек не знал, что происходит вокруг. Даже не слышал шороха в кустах. Однако чуткий Динго предостерегающе зарычал и приготовился к прыжку, так как рядом появился индеец.
Томек немедленно овладел собой и удержал пса.
— Спокойно, Динго, спокойно, это друг! — сказал он, гладя собаку рукой по спине и голове.
Динго трясся, как в лихорадке, и готовился к прыжку. Черная Молния, как всегда, быстро оценил положение, отступил и сказал:
— Пусть Нах'тах ни йез'зи ведет собаку на холм. Я пойду вперед!
Томек пошел вслед за индейцем, придерживая собаку за загривок. Динго изменился так, что его нельзя было узнать. Все тело покрывала косматая шерсть. Чутким, диким взглядом смотрел он то на своего хозяина, то на индейца; видно было, что он ненавидит краснокожих, потому что злобный оскал зубов появлялся, как только Черная Молния наклонялся к нему.
— Он хорошо помнит удары пуэбло. Хорошая собака! Не оставил Белую Розу, — похвалил его Черная Молния.
— Динго и в самом деле умный и верный пес, — сказал Томек. — Сколько раз он меня спасал во время разных опасных приключений.
— Угх! Пусть мой брат крепче придержит его. Я дам знак нашим друзьям.
Томек крепко обнял Динго за шею. Черная Молния приложил сложенные ладони ко рту и в тишине ночи раздался вой койота.
Динго пошевелил ушами и взмахнул пушистым хвостом, взглянул сначала на пуэбло, потом на кусты у подножья холма. Сопя, как кузнечный мех, оттуда показался боцман. Через минуту он и Порезанное Лицо очутились рядом с друзьями. Рослый моряк сел на землю. Он обнял и гладил Динго, который неистово махал хвостом и лизал боцмана шершавым языком в лицо.
— Наша взяла, собачка! Взяла! — говорил боцман. — Молодчага ты! Не поддался этим подлым пуэбло, шпарил за нашей Салли...
Услышав имя девушки, Динго вырвался из рук боцмана и завыл, повернув голову в сторону пуэбло.
— Угх! — одобрительно шепнул Черная Молния.
— Угх! — повторил за ним Порезанное Лицо.
— Мы знаем уже, знаем, что Салли там, — успокоил собаку Томек.
— Порядок, Динго! Ты молодчина, что и говорить! — вторил боцман. — Вызволим оттуда нашу горемыку, хоть бы мне пришлось своими руками разобрать эту крепость.
Динго неспокойно вертелся. То поворачивался к людям, то смотрел на пуэбло, словно призывая их следовать за ним.
— Что теперь будем делать? — спросил Томек.
— Надо хорошенько изучить пуэбло, чтобы разработать план действий, — ответил Черная Молния. Вот если бы удалось взобраться на вершину горы, у подножия которой зуни построили свои вигвамы...
— Тогда мы видели бы все, как на ладони, — перебил его Томек.
— Угх! Нах'тах ни йез'зи хорошо сказал.
Боцман закинул голову и уныло взглянул на розовеющие от восходящего солнца вершины скал. Он не любил лазить по горам! Но на этот раз не стал возражать. Тяжело вздохнул и пробурчал:
— За такую постройку хат этих пуэбло черти будут в аду жарить! Но думать не о чем. Говорите, что надо влезть на эту гору? Ну так давайте, полезем!
XXI
Военная хитрость
Четверо разведчиков смогли взобраться на совершенно голую и плоскую вершину скалы только к полудню. Вершина представляла собой каменную площадку, где с трудом могли поместиться несколько человек. Со стороны пуэбло стена была совершенно недоступна и нависала над деревушкой. С других сторон на вершину можно было взобраться только с большим трудом. Таким образом, поселок был расположен не очень благоприятно для его жителей. Несколько хороших стрелков, расположившись на площадке, могли держать под угрозой все пуэбло, несмотря на то, что нависшая стена закрывала часть построек. Надо принять во внимание то, что пуэбло было высечено в скале еще до прибытия в эти края испанцев с огнестрельным оружием.
Разведчики улеглись плашмя на площадке. Слегка высунув головы за край площадки, они могли удобно наблюдать за тем, что происходит в лежащем внизу пуэбло. Динго по приказу своего хозяина остался у подножия скалы. Это было необходимо для успеха наблюдений. Послушный пес притаился в кустах, а разведчики тем временем подсматривали, что делается в стане врага.
Бинокль вождя Зоркий Глаз переходил из рук в руки. Невидимые сами, разведчики долго наблюдали за жизнью обитателей пуэбло. Эти наблюдения преследовали двойную цель. Прежде всего, надо было разузнать, где зуни скрывают Салли, а затем изучить распорядок дня зуни, чтобы составить план действий.
Поведение зуни никак не соответствовало мнению, что они ведут воинственную, разбойничью жизнь. Женщины и девушки безустанно сновали по террасам. Одни плели корзины разнообразной формы, другие лепили из глины красивые кувшины и чаши, которые они потом расписывали и, как сказал Черная Молния, обменивали на мясо или выделанную кожу у других племен и даже белых поселенцев.
Некоторые индианки занимались приготовлением пищи. На больших камнях они растирали кукурузу и желуди в муку, а потом в специальных низких, сводчатых печах пекли хлеб, называемый «пики». С ближайших полей в пуэбло сносили в больших корзинах кукурузу, тыквы, дыни и фасоль. Мужчины с кривыми палками вроде австралийских бумерангов охотились в окрестностях на кроликов. Черная Молния — коренной житель этих мест — дополнял все эти наблюдения друзей различными сведениями о жизни обитателей горных поселков.
Индейцы зуни превосходно обрабатывали неурожайную, сухую землю прерии. Они умели даже заготовлять впрок плоды некоторых видов кактусов или вырабатывать из них сироп, а из растертых семян, смешанных с водой, готовили вкусную кашицу — «пиноле». В известное время года они надрезали кору крупных агав, собирали сладкий сок, поддавали его брожению и получали освежающий и веселящий напиток «пульке» и водку — «текила». Из этой же агавы выделывали волокно «генекен», а из него вили веревки и ткали грубое полотно. Они были лучшими ткачами и гончарами в этой стране. В подземных, священных помещениях пуэбло, называемых «кивас», мужчины выделывали из хлопка нитки, а из них ткани. Именно от них навахи после того, как испанцы привезли овец, научились ткать знаменитые навахские узорчатые ковры и одеяла. У индейцев пуэбло высоко развита религиозная и обрядовая жизнь. Каждое племя делится на кланы и тайные общества. Они собираются на главных площадях деревни — «плацас». Одним из самых частых обрядов у них был танец змеи, или моление о дожде, необходимом для урожая. Во время этого танца колдуны, жрецы-змеи, пользовались живыми пресмыкающимися разных видов, включая гремучих змей. Во время танца они держали змей в зубах, а после окончания обряда выносили их из деревни и выпускали на свободу как посланцев бога дождя. Жрецы так умели обращаться с опасными гадами, что те их не кусали.
Томек и боцман с любопытством присматривались к играм молодежи. Особенно любимой игрой у юных индейцев была «бросай-лови», которая вырабатывала ловкость и быстроту реакции. Квадратный кусок дерева с пятью дырками, привязанный на шнурке к острой палке, надо было подбрасывать и ловить, попадая острием палки в одно из отверстий.
Разведчики улеглись плашмя на площадке. Слегка высунув головы за край площадки, они могли удобно наблюдать за тем, что происходит в лежащем внизу пуэбло. Динго по приказу своего хозяина остался у подножия скалы. Это было необходимо для успеха наблюдений. Послушный пес притаился в кустах, а разведчики тем временем подсматривали, что делается в стане врага.
Бинокль вождя Зоркий Глаз переходил из рук в руки. Невидимые сами, разведчики долго наблюдали за жизнью обитателей пуэбло. Эти наблюдения преследовали двойную цель. Прежде всего, надо было разузнать, где зуни скрывают Салли, а затем изучить распорядок дня зуни, чтобы составить план действий.
Поведение зуни никак не соответствовало мнению, что они ведут воинственную, разбойничью жизнь. Женщины и девушки безустанно сновали по террасам. Одни плели корзины разнообразной формы, другие лепили из глины красивые кувшины и чаши, которые они потом расписывали и, как сказал Черная Молния, обменивали на мясо или выделанную кожу у других племен и даже белых поселенцев.
Некоторые индианки занимались приготовлением пищи. На больших камнях они растирали кукурузу и желуди в муку, а потом в специальных низких, сводчатых печах пекли хлеб, называемый «пики». С ближайших полей в пуэбло сносили в больших корзинах кукурузу, тыквы, дыни и фасоль. Мужчины с кривыми палками вроде австралийских бумерангов охотились в окрестностях на кроликов. Черная Молния — коренной житель этих мест — дополнял все эти наблюдения друзей различными сведениями о жизни обитателей горных поселков.
Индейцы зуни превосходно обрабатывали неурожайную, сухую землю прерии. Они умели даже заготовлять впрок плоды некоторых видов кактусов или вырабатывать из них сироп, а из растертых семян, смешанных с водой, готовили вкусную кашицу — «пиноле». В известное время года они надрезали кору крупных агав, собирали сладкий сок, поддавали его брожению и получали освежающий и веселящий напиток «пульке» и водку — «текила». Из этой же агавы выделывали волокно «генекен», а из него вили веревки и ткали грубое полотно. Они были лучшими ткачами и гончарами в этой стране. В подземных, священных помещениях пуэбло, называемых «кивас», мужчины выделывали из хлопка нитки, а из них ткани. Именно от них навахи после того, как испанцы привезли овец, научились ткать знаменитые навахские узорчатые ковры и одеяла. У индейцев пуэбло высоко развита религиозная и обрядовая жизнь. Каждое племя делится на кланы и тайные общества. Они собираются на главных площадях деревни — «плацас». Одним из самых частых обрядов у них был танец змеи, или моление о дожде, необходимом для урожая. Во время этого танца колдуны, жрецы-змеи, пользовались живыми пресмыкающимися разных видов, включая гремучих змей. Во время танца они держали змей в зубах, а после окончания обряда выносили их из деревни и выпускали на свободу как посланцев бога дождя. Жрецы так умели обращаться с опасными гадами, что те их не кусали.
Томек и боцман с любопытством присматривались к играм молодежи. Особенно любимой игрой у юных индейцев была «бросай-лови», которая вырабатывала ловкость и быстроту реакции. Квадратный кусок дерева с пятью дырками, привязанный на шнурке к острой палке, надо было подбрасывать и ловить, попадая острием палки в одно из отверстий.