Толлер уже потерял счет этим душераздирающим картинам: мужской и женский скелеты сплетались в прощальном объятии, и часто между ними покоились костяные каркасики младенцев. При виде столь многочисленных напоминаний о тщете человеческого существования Толлером неизменно овладевала глубокая меланхолия, которая временами пересиливала его от природы кипучую натуру, поэтому сейчас - не испытывая ни малейшего стыда он старался не заходить в молчаливые жилища, окружающие его.
   Бесцельно бродя по деревне, он вдруг очутился у большого, лишенного окон здания, возведенного на самом берегу реки. Частично оно было погружено в степенно текущие воды, и Толлер сразу узнал водонапорную станцию, которая и представляла основной интерес в этой местности. Он пошел вдоль стены и тут же наткнулся на большую дверь с северной стороны здания. Дверь была вытесана из мелкозернистой древесины, укрепленной полосами бракки, поэтому пятидесятилетняя запущенность никоим образом на ней не отразилась. Она была заперта и не поддалась даже мощному нажиму его плеча - впрочем, другого он и не ожидал.
   Раздраженно бормоча себе под нос проклятия, Толлер повернулся и, прикрыв глаза ладонью от солнца, оглядел деревню. Не прошло и минуты, как взгляд его наткнулся на рослую фигуру Габблеронна, сержанта-техника, отвечающего за исправное состояние судна. Габблеронн вынырнул из лачуги, очевидно, бывшей раньше магазином, и сейчас прятал в карман какой-то небольшой предмет. Когда Толлер окликнул его, он аж подпрыгнул на месте и ответил на призыв с явной неохотой.
   - Я вовсе не хотел никого грабить, сэр, - забормотал он, приблизившись. - Просто маленький подсвечник из черного дерева. Вряд ли какая-то особая ценность, сэр... так, сувенир, я хотел взять его с собой в Прад, жене подарить... Я положу его на место, если вы...
   - Забудь, - отмахнулся Толлер. - Мне нужно открыть вот эту дверь. Принеси с корабля нужные инструменты и, если не сумеешь отпереть ее, просто сними с петель.
   - Слушаюсь, сэр! - С видимым облегчением Габблеронн обследовал дверь, после чего отдал честь и поспешил к кораблю.
   Толлер опустился на каменные ступеньки у двери и, устроившись поудобнее, стал ждать возвращения сержанта. Солнце карабкалось все выше и выше, жара усиливалась, а небо было настолько голубым, что виднелись лишь самые яркие из дневных звезд. Прямо над головой, в самом зените, сиял огромный диск Верхнего Мира - такой свежий, такой чистый, что Толлера вдруг охватила тоска по орошенным летним дождем лугам родины. Весь Мир превратился в один сплошной могильник - истощенный, пыльный, унылый, населенный привидениями, - и даже присутствие где-то там, за горизонтом, Вантары уже не могло прогнать ту мрачность, которая поселилась у него в душе. Встречайся он с графиней почаще, возможно, все обернулось бы иначе, но быть рядом и не иметь возможности увидеть ее - нет, это невыносимо...
   "Зачем я терзаю себя? - вдруг подумал он. - В кого я превратился? Наверняка тот, другой Толлер Маракайн никогда не позволял себе так раскисать - он не мучился любовными мечтаниями, не тосковал по дому, бледнея и хирея на глазах!"
   Толлер вскочил на ноги и принялся нетерпеливо расхаживать по кругу, сжимая рукоять меча. Вскоре он заметил Корревальта и остальных членов команды. Лейтенант на ходу сверялся с записями в журнале и выглядел очень уверенно и деловито - похоже, его абсолютно не трогала окружающая обстановка. Толлер почувствовал укол зависти. "Из Корревальта получится настоящий офицер, не то что из меня", - внезапно подумал он.
   - Рапорт почти готов, сэр. Осталось осмотреть только водонапорную вышку, - отчитался Корревальт. - Вы не заходили внутрь здания?
   - Как я мог туда зайти, если эта проклятая дверь заперта?! - рявкнул Толлер. - Я что, похож на духа, который способен просочиться в любую щелку?
   Глаза лейтенанта изумленно расширились, но он тут же справился с собой, и лицо его вновь стало невозмутимым.
   - Прошу прощения, сэр, я сначала не понял...
   - Я послал Габблеронна за инструментом, - перебил его Толлер, устыдившись собственной вспышки. - Проверьте, может, ему надо помочь чем-нибудь: у меня нет желания задерживаться на этом кладбище дольше необходимого.
   С этими словами он отвернулся, игнорируя очередной нарочито-четкий салют Корревальта, и зашагал по берегу реки в сторону узкого деревянного мосточка. Издалека мост казался целым и невредимым, но при ближайшем рассмотрении Толлер увидел, что все дерево превратилось в серо-белесую губчатую массу - верный признак того, что весь настил, перила и подпорки изъедены насекомыми-древоточцами. Он вытащил меч и ударил по одной из перилин. Та легко отделилась и рухнула в реку, увлекая за собой часть всей конструкции. Еще полудюжины ударов хватило, чтобы перерубить две основные балки, поддерживающие сооружение, и прогнивший мост с громким всплеском полетел в реку; в воздух поднялись клубы измельченной в порошок древесины и целый рой крылатых насекомых, потревоженных во время исполнения своего природного долга.
   - Вы замечательно пообедали, - сказал Толлер, обращаясь к жужжащей туче и личинкам, которые скрывались в рухнувших досках, - а теперь можете напиться вволю.
   Эта глупая и никому не нужная выходка, однако, помогла Толлеру отвлечься от сомнений и терзавших его мрачных раздумий, поэтому в деревню он вернулся в сравнительно хорошем расположении духа и подошел к водонапорной станции как раз вовремя - Габблеронн с двумя помощниками, орудуя здоровенными ломами, наконец справились с дверью и сняли ее с петель.
   - Отличная работа, - отметил Толлер. - А теперь давайте посмотрим, что за чудеса инженерии кроются внутри этой вышки.
   Из курса истории он уже знал, что на Мире отсутствовала металлургическая промышленность и обычные на Верхнем Мире железо, сталь и прочие металлы здесь заменяла древесина бракки. Машины, чьи шестерни и другие подвергаемые нагрузке детали были выточены из черного дерева, выглядели в глазах Толлера громоздкими и очень странными, но тем не менее эти реликты примитивной эры чем-то его привлекали.
   Миновав короткий коридор, он очутился в большой сводчатой палате, где были установлены массивные насосы. Сквозь закопченные окна на крыше проникало достаточно света, чтобы разглядеть механизмы - облепленные пылью, но ничуть не пострадавшие и на первый взгляд в рабочем состоянии. Балки и стойки были вытесаны из той же самой мелкозернистой древесины, что и наружная дверь, и этот материал, очевидно, был древоточцам либо не по зубам, либо не по вкусу. Толлер постучал по одной из балок ногтем и искренне поразился ее твердости, а ведь станция простояла без дела целых пятьдесят лет.
   - Кажется, это балочное дерево, - объяснил Стинамирт, подходя к Толлеру. - Теперь вы понимаете, почему строители были так к нему неравнодушны?
   - А вы откуда знаете, что это за дерево?
   Стинамирт вспыхнул:
   - Видите ли, сэр, я читал описания в...
   - О нет! - Корревальт, который, обходя залу по кругу, открывал по очереди все боковые комнаты, в ужасе мотая головой, отшатнулся от одного из дверных проемов, и Толлер сразу сообразил, что лейтенант увидел нечто страшное. "Вот оно, - сказал себе Толлер, - с тех самых пор, как мы вошли в эту деревню, я знал, что здесь припасена какая-то гадость, но я ничего не хочу видеть!"
   Однако он понимал, что избежать личного осмотра находки Корревальта невозможно, иначе среди команды поползут нелестные слухи о слабости командира. Единственное, что Толлер мог сейчас сделать, - чуть оттянуть приближение ужасного момента. Подойдя к панели управления и храповику, он смахнул пыль, притворяясь, будто, бы искусно выточенные части крайне заинтересовали его, а сам тем временем следил за своими людьми. Возглас Корревальта распалил их любопытство, и они по очереди заходили в комнату. Дольше нескольких секунд там никто не задерживался, и какими бы очерствелыми и грубыми ни были эти люди, каждый возвращался в главный зал притихшим и задумчивым.
   "Меня там ждут, в этой комнате, - думал Толлер. - И больше тянуть нельзя".
   Он выпрямился, бессознательно положив руку на эфес меча, и направился к зияющему проему. Комната напоминала тюремную камеру. Мебели в ней не было никакой, и сквозь высокую покатую крышу пробивались угрюмые солнечные лучи, уродливыми полосами освещая стены, вдоль которых сидело по меньшей мере скелетов двадцать. Судя по ожерельям и керамическим побрякушкам, останки эти принадлежали женщинам.
   "Ну что ж, не так все плохо, - подумал Толлер. - В очередной раз доказан жизненный - вернее, смертный - факт: чума косила всех без разбору. Она набрасывалась на женщин с неменьшей яростью, чем на мужчин, а с момента прибытия на эту лишенную всякой радости планету я видел огромное множество..."
   И вдруг его мысли прервались, а мозг словно застыл, ибо он заметил нечто такое, что пропустил при первом, поверхностном осмотре. Внутри тазовой кости каждого скелета лежал еще один маленький скелетик - крохотные каркасики из хрупких косточек, - все, что осталось от младенцев, чья жизнь оборвалась, даже не успев начаться. "Да, чума и в самом деле косила всех без разбору". Толлеру хотелось развернуться и опрометью броситься вон из комнаты, но смертельный холод, заморозивший его ум, распространился и на тело, крепкими цепями сковав все конечности. Время растянулось в вечность, каждая секунда равнялась тысячелетию, и он понял, что отныне всю свою оставшуюся жизнь проведет на грани пессимизма и полнейшего отчаяния.
   - Жители собрали здесь всех беременных женщин, должно быть, надеялись, что эти стены защитят их, - сказал за спиной Толлера Корревальт. - Смотрите! У одной из них должны были родиться близняшки.
   Толлер предпочел воздержаться от созерцания этого утонченного ужаса. Вырвавшись из объятий паралича, он развернулся и вышел прочь, ощущая на себе внимательные взгляды членов команды корабля.
   - Так и запишите, - бросил он через плечо Корревальту. - Отметьте, что при осмотре насосов видимых повреждений не обнаружено, а следовательно, станция может быть запущена в ход в самые короткие сроки.
   - И это все, сэр?
   - Лично я больше не заметил ничего, что могло бы заинтересовать нашего суверена, - ровным голосом ответил Толлер и медленно направился к выходу, тщательно скрывая терзающее его беспокойство и безотлагательную нужду поскорее убедиться, что солнце по-прежнему согревает мир.
   Годовщина Переселения захватила Толлера врасплох.
   Завершив свою исследовательскую миссию, он прибыл на базу в Ро-Атабри примерно за час до наступления ночи, но при этом абсолютно потерял чувство времени. Он ощущал во всем теле необычную усталость, и новость о том, что сегодня 226-й день, то есть годовщина первой высадки на Верхний Мир, не встретила у него в душе никакого отклика. Сдав судно корабельному мастеру Коделлу, он отправился прямиком в постель, и даже весть о том, что за день до него на базу вернулась Вантара, не пробудила его от всепроникающей летаргии и душевного истощения, затмевающих все и вся.
   Отведенная Толлеру комната располагалась в здании, где когда-то размещалась охрана Великого Дворца. Он ворочался в темноте и никак не мог заснуть. Толлер никогда не отличался склонностью к самоанализу, но сейчас он отлично понимал, что причина его усталости не имеет ничего общего с физическим состоянием тела. Его ум был измотан, психика истощена - он слишком долго занимался тем, к чему не лежала душа, слишком часто шел против собственной природы.
   Конечно, Толлер знал, что увидит на Мире огромный могильник, но реальность превзошла все его ожидания, и кульминацией этого явилась ужасная находка на водонапорной станции. Впрочем, может быть, он излишне потакает своим слабостям? Отпрыск едва ли не самой привилегированной семьи Верхнего Мира, он, возможно, только сейчас по-настоящему ощутил, какую жизнь ведет обыкновенный человек, вынужденный проводить все дни свои в тяжком труде, который на самом деле презирает и который, как правило, навязан ему кем-то сверху. Толлер попытался напомнить себе, что его дед, Толлер Маракайн, не позволил бы себе так быстро потерять душевное равновесие. Какие бы ужасные картины ни открылись его взору, в какие бы передряги он ни попадал, истинный Толлер Маракайн отвечал силой на силу и противопоставлял им свой щит, выкованный из выносливости и самостоятельности. Но... но...
   "Неужели человек в состоянии уместить в голове целых двадцать скелетов, аккуратненько сидящих у стены и баюкающих внутри тазовых колыбелек еще двадцать скелетов поменьше? Какое там двадцать - двадцать один! Как же ты не заметил, что у одной из женщин должны были родиться близнецы? Сможешь ли ты смириться с этими двумя маленькими человечками со щепочками вместо костей, которые продолжают искать друг в друге опору в смерти, а не в жизни?"
   Откуда-то из дворцовых палат донесся взрыв хохота, и Толлер, выругавшись, вскочил с постели. Мужчины и женщины, видимо, благополучно напиваются и доводят себя до состояния, когда начнут обниматься со скелетами, обмениваться с ними улыбками и похлопывать неродившихся детишек по черепам. Неожиданно Толлеру пришло в голову, что единственный способ заснуть сегодня ночью - это накачать себя приличным количеством алкоголя.
   Перед столь радикальным решением внутренняя усталость дрогнула и отступила. Толлер натянул одежду и вышел из комнаты. Порядочно поплутав по незнакомым коридорам, он наконец выбрался в сад, расположенный несколько к северу от дворца, где и вершилось основное веселье. Это место выбрали потому, что большей частью оно было вымощено камнем и, следовательно, успешно выстояло в борьбе со временем, тогда как даже парадная площадка на заднем дворе по пояс заросла травой и сорняками. В садике зажгли несколько факелов, и их оранжево-желтое пламя, отражаясь от богато украшенных фонтанов и статуй, пряталось в кустарнике, создавая иллюзию, будто сад внезапно разросся до необъятных размеров.
   В переливающемся полумраке бродили парочки и небольшие группки, но основные участники пирушки собрались у длинного стола, уставленного всяческими закусками. Мужчин в экспедиции было втрое больше, чем женщин, а это означало, что последние, пребывая в благодушном настроении, наслаждались ароматом романтики, тогда как мужчины целиком сосредоточились на еде, напитках, песнях и всевозможных непристойных шутках.
   Толлер наткнулся на посланника Кетторана и его секретаря Парло Вотурба, предлагающих всем желающим еду и выпивку. Старики с искренним удовольствием исполняли роль слуг, показывая остальным, что, несмотря на высокое положение, они не брезгуют общением с обыкновенным людом.
   - А, приветствую, приветствую, - крикнул Кетторан, завидев приближающегося Толлера. - Подходите и выпейте с нами, юный Маракайн.
   Толлер подумал, что посланник слегка переигрывает - возможно, потому что боится, как бы кто не упустил всех нюансов его игры, - но это была простительная слабость, против которой Толлер ни капли не возражал.
   - Благодарю вас, мне, пожалуйста, самый большой бокал кейлийского черного.
   - Вина нет, - сокрушенно покачал головой Кетторан - и эля тоже, если уж на то пошло. Видите ли, количество груза было строго ограничено, и придется вам довольствоваться бренди.
   - Бренди так бренди.
   - Я обслужу вас по первому разряду, налью в лучший из бокалов.
   Опустившись на колени, генерал полез под стол и мгновение спустя вынырнул оттуда с мерцающим хрустальным бокалом в руке, наполненным до самого верха. Он протянул бокал Толлеру, и вдруг веселая улыбка исчезла с его лица, и на нем проступило выражение удивления и боли. Толлер быстро перехватил бокал и с беспокойством посмотрел на Кетторана, судорожно прижавшего руки к груди.
   - Трай, тебе плохо? - с тревогой спросил Вотурб. - Я же говорил, не прыгай так.
   Кетторан кивнул в сторону секретаря и многозначительно подмигнул Толлеру.
   - Этот старый дуралей воображает, что переживет меня. - Он улыбнулся видимо, боль уже прошла, - поднял свой бокал и чокнулся с Толлером. - Желаю вам доброго здравия, юный Маракайн.
   - За ваше здоровье, сэр, - откликнулся Толлер и, не сдержавшись, улыбнулся в ответ.
   Кетторан внимательно посмотрел на него:
   - Сынок, не сочти за дерзость, но ты очень изменился. Ты уже не тот напыщенный молодчик, что вел мое судно к Миру. Похоже, что-то вышибло из тебя всю чопорность.
   - Вышибло?! - скептически расхохотался Толлер. - Э нет, сэр, я так легко не сдаюсь. А сейчас прошу прощения...
   Он отвернулся и направился прочь от стола, в глубине души крайне обеспокоенный заявлением посланника. Если его состояние очевидно даже едва знакомому человеку, Толлер рискует потерять уважение собственной команды. Поддерживать дисциплину на судне и так достаточно нелегко - что же будет, если его сочтут тепличным растением, которое завяло при первых же признаках наступления холодов? Он отхлебнул бренди и углубился в сад, старательно избегая шумных компаний. Наконец он нашел свободную скамью и, благодарный судьбе за предоставленное одиночество, устало опустился на холодный мрамор.
   Над ним висел убывающий серп Верхнего Мира, прилепившийся прямо в центре Великого Колеса, огромного серебряного водоворота, который в это время года заполнял практически весь горизонт. В небесах виляли хвостами огненные кометы, и мириады звездочек, словно разноцветные фонарики какой-то неведомой кареты, дополняли окружающее великолепие, неустанно споря с краткими черточками метеоров.
   Толлер вновь приложился к громадному кубку, в котором уместилось никак не меньше трети бутылки, и неторопливо принялся уничтожать бренди. В такую ночь неплохо пройтись с какой-нибудь девушкой, но даже мысль о том, что Вантара может находиться совсем рядом, скрытая сгущающимися сумерками, не будила в душе никакого отклика. Эта ночь предназначалась для поисков истины и разоблачения иллюзий, а факты ясно говорили, что с первой же встречи он умудрился стать врагом графини и теперь она презирает его и будет презирать до тех пор, пока окончательно не забудет о его существовании.
   "Кроме того, - издевательски шепнул внутренний голос, - как вообще ты можешь думать о женщинах, когда на тебя взирает двадцать один маленький скелет?"
   Толлер продолжал периодически прихлебывать из бокала, пока сосуд совсем не опустел, после чего попытался проанализировать свое внутреннее состояние. Несмотря на усталость, алкоголь еще не подействовал, и где-то глубоко внутри засела упрямая уверенность, что потребуется по меньшей мере еще одна такая же порция, чтобы вырваться наконец из-под власти укоризненного взгляда двадцати одного скелета. Вот тогда наступит желанное забытье, и глубокая ночь поглотит окружающий мир.
   Толлер встал - его даже не покачивало, словно дерево, ушедшее корнями глубоко в почву, - и уже двинулся было к столу, чтобы еще раз воспользоваться услугами Кетторана, как вдруг увидел, что к нему приближается какая-то женщина. Ее темные волосы рассыпались по плечам, и по грациозному изгибу талии он, даже не видя лица, понял, что это Вантара. Она была одета в военную униформу - скорее всего, чтобы охладить пыл тех офицеров, которые в общем веселье не слишком заботились о субординации. Толлер немедленно взял себя в руки и подготовился к очередной словесной стычке, не заставившей себя ждать.
   - Что я вижу? - весело удивилась Вантара. - А куда же подевался меч? А, ну конечно! Вот дурочка, совсем забыла - не сезон, короли еще недостаточно созрели, чтобы насадить их на вертел.
   Толлер кивнул в знак того, что не понял намек на своего деда, которого в народе прозвали Убийцей королей:
   - Отличная шутка, капитан.
   Он сделал попытку обойти ее, но графиня, положив руку ему на плечо, остановила его.
   - Это все, что вы можете мне сказать?
   - Нет. - Толлера несколько смутило ее прикосновение. - Я могу добавить, что сейчас направляюсь наполнить свой бокал.
   Вантара заглянула ему в глаза и слегка нахмурилась, изучая выражение лица собеседника.
   - Да что с вами?
   - Не могу ответить на этот вопрос.
   - Куда подевался великий воин Толлер Маракайн Второй, неуязвимый для пуль? Он сегодня в отпуске?
   - Боюсь, я не готов решать ваши загадки, капитан, - ледяным тоном заявил Толлер. - Еще раз прошу прощения, но я уже готов для приема второй порции сонного эликсира посланника.
   Вантара взяла его руку с бокалом - Толлеру показалось, что по его коже пробежали янтарные искры, - и быстро склонилась к кубку.
   - Бренди? Пожалуйста, принесите и мне. Только не такую чудовищную порцию.
   - Вы хотите, чтобы я принес вам бокал бренди? - переспросил Толлер, прекрасно сознавая, что выглядит полным идиотом.
   - Да - если вас не затруднит. - Вантара опустилась на скамью и устроилась поудобнее. - Я подожду здесь.
   В некотором смущении Толлер вернулся к столу с закусками и заказал еще один гигантский кубок бренди для себя и обычный бокал для Вантары - Кетторан и Вотурб, перемигиваясь и довольно кивая, с радостью исполнили его просьбу. На обратном пути он вдруг увидел плывущую через сад птерту: прозрачная сфера слегка мерцала, но была практически невидима в неверном свете факелов. Веселящийся народ заметил ее, лишь когда птерта вплыла в светящийся круг. Победно улюлюкая, толпа принялась швырять в нее палки и камни. Одна из палок пронзила птерту насквозь, и она лопнула. Зрители дружно зааплодировали.
   - Видели? - спросила Вантара, когда Толлер подошел поближе. - Вы только прислушайтесь к их воплям! Им удалось убить кого-то, и теперь они ликуют.
   - В свое время птерта убила многих из нас, - ответил Толлер. "В том числе и двадцать одного нерожденного младенца".
   - Так, значит, вы их одобряете? Одобряете убийство ради развлечения?
   - Нет-нет, - запротестовал Толлер, чувствуя, что между ними вновь вырастает стена враждебности, и не зная, что делать. - Я вообще не одобряю убийств, ни ради развлечения, ни по какой-либо иной причине. Я уже достаточно навидался мясницкой работы - этого мне хватит на всю оставшуюся жизнь. - Он сел, передал Вантаре ее бокал и поднес свой к губам.
   - Вот почему вы такой хмурый?
   - Я вовсе не хмурый.
   - Ну да, я понимаю - именно поэтому вы так изменились. Это естественное состояние для человека... - Вантара прервалась. - Извините меня. Слишком все сложно и запутанно.
   - Вы что, просили меня принести бокал бренди, просто чтобы покрутить его в руках? - Толлер сделал большой глоток и усилием воли подавил невольную гримасу - огненная жидкость бурным потоком хлынула в горло.
   - Вы так жаждете напиться сегодня?
   - Во имя!.. - возмущенно задохнулся Толлер. - Вы всегда так ведете разговор? Если да, то я был бы вам очень благодарен, если бы вы посидели где-нибудь в другом месте.
   - Я снова приношу извинения. - Вантара просительно улыбнулась и поднесла бокал к губам. - Толлер, почему бы тебе не повести разговор?
   Столь неожиданный и очень интимный переход на "ты" удивил Толлера, он не мог понять, чем вызвана такая внезапная перемена. Задумчиво взглянув на Вантару, он обнаружил, что полумрак сделал ее лицо не просто красивым - эти идеальные черты могли существовать лишь в воображении вдохновленного художника. Похоже, хоть одна из его фантазий вдруг словно по мановению волшебной палочки воплотилась в действительность: она - идеал женской красоты и само совершенство - сидит рядом с ним. Эта ночь предназначена для любви. В голосе графини звучала захватывающая сердце нежность. Каждый человек просто обязан обеими руками хватать выпавшее ему счастье - и не имеет значения, сколько крошечных скелетов он перевидал на своем веку, потому что природа производит миллионы живых созданий только по одной причине: многим из них предначертана несчастливая судьба, и если кто-либо из счастливчиков упускает свой шанс, он совершает предательство по отношению к тем, чьими жертвами оплачено его счастье. Толлер понял, что сейчас он просто обязан сделать все, чтобы завоевать объект своих мечтаний, привлечь ее к себе своей силой, мужеством, предупредительностью, духовностью, знаниями, юмором, щедростью. Может быть, изящный комплимент послужит хорошим началом.
   - Вантара, ты выглядишь такой... - Он вдруг запнулся, потому что испытующий взгляд пустых глазниц двадцати одного черепа величиной с кулачок вонзился в него подобно клинку. Ему показалось, что эти слова произносит кто-то другой, не он. - Что происходит? Обычно ты ведешь себя как самоуверенная стерва, и вдруг - ни с того ни с сего - мы перешли на "ты", теплота и дружелюбие так и витают в воздухе. Что ты задумала?
   Вантара рассмеялась и одновременно задохнулась от возмущения:
   - Самоуверенная стерва?! Это ты мне говоришь о самоуверенности? Ты, который всегда приближается к женщине, бряцая кольчугой и размахивая перед самым носом своим фаллическим мечом!
   - Это самый превратный и...
   Вантара подняла руку и растопырила пальцы, словно возведя между ними незримую преграду. Он замолк.
   - Толлер, умоляю тебя, ни слова больше! Сегодня ночью мы сняли наши доспехи и легко можем ранить друг друга. Давай примем вещи такими, какие они есть, хотя бы на час; давай выпьем вместе; давай поговорим друг с другом. Согласен?
   - Неужели человек в здравом уме способен отказаться от такого предложения? - улыбнулся Толлер.
   - Вот и чудно! А теперь объясни мне, почему ты перестал быть тем Толлером Маракайном, которого я когда-то знала.
   - Мы опять возвращаемся к старому!
   - А мы, собственно, никуда и не уходили.