На Верхнем Мире хватало разнообразных форм жизни, по большей части отвратительных на вид, но Бартан, встречая какое-нибудь мелкое существо, всегда мирно уступал ему дорогу. Исключение он делал только для коричневых ползучек, подчиняясь страстному желанию расправиться с ними на месте.
   Дом и хозяйственные постройки купались в тыквенно-рыжем золоте. Подъехав ближе, Бартан привычно упал духом - его ждала долгая одинокая ночь. Больше всего на свете он боялся вечернего часа возвращения, когда вместо смеха Сондевиры его встречала тишина, а от темного купола неба отлетало эхо пустоты. Он миновал свинарник - тоже безмолвный, ибо всю скотину Бартан выпустил на волю, чтобы сама искала себе пропитание, - пересек двор, поднялся на крыльцо и вдруг замер, прежде чем отворить входную дверь. Что-то не так. Сердце его бешено заколотилось.
   - Сонди! - В необъяснимом порыве он метнулся в кухню, распахнул дверь спальни. Ни души. Внутри все тот же беспорядок, которому Бартан отдал на откуп свой дом. Последними словами ругая себя за глупость, он все-таки вернулся к выходу и обвел пристальным взглядом окрестности. В печальном бронзовом свете по-прежнему ничего не двигалось, и только синерог щипал траву возле фруктового сада.
   Бартан вздохнул и помотал головой, отгоняя дурацкое наваждение. В висках пульсировала боль - закономерный итог послеполуденного возлияния. Почувствовав, что в горле пересохло, он выбрал из шеренги в углу полную бутыль, прихватил чашку и вышел на крыльцо. Вкус вина уступал обычному, но Бартан пил его как воду и с жадностью осушил три чашки, желая лишь блаженной одури, притупления разума и чувств: без сомнения, в ближайшие часы пьяный туман пойдет ему только на пользу.
   Когда собралась тьма и расцветилась обычными ночными узорами, он нашел на небе Дальний Мир - единственное зеленоватое пятнышко на небесном своде. К религии Бартан относился все еще скептически, хотя теперь понимал, какое утешение давала она надломленному судьбой человеку.
   Если допустить, что Сондевира умерла... Как хорошо было бы верить хоть наполовину, - что на самом деле она ушла по Горнему Пути в иной мир и там родилась вновь! Простая реинкарнация без сохранения памяти или личности, постулируемая альтернистской религией, почти не отличалась от обычной смерти, но все-таки она кое-что обещала. У Бартана теплилась надежда, что своим упрямством и невежеством он не погубил чудесную человеческую жизнь, что где-нибудь в вечности они с Сондевирой встретятся - возможно, не один раз, - и тогда ему удастся кое-что исправить. Вероятно, они будут неосознанно искать друг друга, и духовное родство непостижимым образом поможет им встретиться...
   Романтически-прекрасная идея не столько утешала, сколько мучила, и навернувшиеся слезы разделили пятнышко Дальнего Мира на концентрические круги, а промежутки между ними заполнили призматическими иглами. Он глотнул еще вина, чтобы притупить давящую боль в горле, и взмолился: "Сонди, милая, если ты там, дай мне знать. Если б ты хоть словом, хоть знамением дала понять, что жива, я бы тоже начал все сызнова!"
   Он пил и пил, глядя, как Дальний Мир сползает с небес. Время от времени от усталости и берущего свое хмеля Бартан отключался, но всякий раз, когда открывал глаза, в поле зрения оказывалась зеленая планета. То она была похожа на клубящийся туман, то напоминала светящийся пузырь, то смахивала на круглую халцедоновую бусину, которая медленно вращалась и тысячью крошечных граней отбрасывала тусклое зеленое пламя. Казалось, она разрастается, и в конце концов Бартан разглядел подвижное ядро кремового сияния, исподволь, неуловимо для глаз, приобретшее контуры человеческого лица.
   - Бартан, - откликнулась Сондевира, не размыкая губ, - бедный мой Бартан, я знаю, как ты мучаешься, и рада, что мы наконец можем поговорить. Перестань себя винить и наказывать, не расточай понапрасну одну-единственную жизнь. В том, что со мной случилось, ты не виноват.
   - Но ведь это я тебя сюда завел, - промямлил Бартан, нисколько не удивившись. - Это я виновен в твоей смерти.
   - Если б я умерла, разве могла бы с тобой разговаривать?
   - И все-таки преступление содеяно! - пьяно стоял на своем Бартан. Из-за меня ты лишилась жизни, которую я взялся беречь и охранять. Ты была такая красивая, такая славная, такая хорошая...
   - Бартан! Не забывай, какой я была на самом деле. Не усугубляй свои мучения, воображая меня не обычной женщиной, а невесть кем.
   - ...Такая добрая, такая чистая...
   - Может, тебе станет легче, если я скажу, что никогда не была тебе верна? Глэйд - далеко не единственный мужчина, даривший мне удовольствие. Их было много, в том числе мой дядя Джоп...
   - Неправда! Это мой сон вкладывает грязную ложь в твои уста! - В глубине затуманенного сознания Бартана вдруг шевельнулась тревога. "Это не сон! Это на самом деле!"
   - Вот именно, Бартан. - И снова - не голос, а модуляции молчания, непостижимым образом льющаяся с небес мудрость и доброта. - Это происходит на самом деле. Но больше никогда не повторится. Так что хорошенько запомни мои слова. Я не умерла! Хватит себя истязать, другой жизни у тебя не будет. Лучше займись чем-нибудь полезным. А меня забудь. И не держи зла. Прощай, Бартан...
   Чаша, ударившись оземь, с треском разлетелась, и Бартан от неожиданности вскочил на ноги. Шатаясь и дрожа, он вглядывался в изрешеченную звездами тьму, в Дальний Мир, почти касающийся западного горизонта, - без бахромы лучей он смотрелся точкой чистого зеленого свечения. Но теперь Бартан знал доподлинно: эта точка - другая планета, реальный мир, возможно, не уступающий размерами Миру и Верхнему Миру, и она обитаема.
   - Сонди! - выкрикнул он, пройдя зачем-то несколько шагов вперед. Сонди!
   Дальний Мир как ни в чем не бывало сползал к горизонту.
   Бартан вошел в кухню, схватил другую чашу и вернулся на крыльцо. Налил вина и выпил, не отрываясь, мелкими глотками. Загадочная блестка на горизонте мерцала и постепенно сходила на нет. Когда она сгинула, он ощутил в голове небывалую и необъяснимую прозрачность: способность постигать сверхъестественное стремительно покидала его.
   Медлить с решением было нельзя - хмельной вал угрожал вновь погрузить его в долгое беспамятство.
   - Я по-прежнему отвергаю все религиозные догмы, - громогласно заявил он темноте, надеясь, что от этого его мысли на месяцы, если не на годы, впечатаются в сознание, - и поступаю совершенно логично. Но почему я уверен, что это совершенно логично? Потому что альтернисты проповедуют: только душа человека отправляется в странствие по Горнему Пути. Память не сохраняется таков догмат их веры. Иначе на каждого мужчину, женщину и ребенка давило бы невыносимое бремя воспоминаний о предыдущих судьбах. Однако ясно, что Сондевира помнит и меня, и наше прошлое, следовательно, она не может быть альтернистской реинкарнацией. Мне не доводилось слыхать о людях, приходивших с того света пообщаться с близкими, да и Сондевира говорила, что другой жизни у меня не будет... хотя, разумеется, это ничего не доказывает. Но если человек живет на свете один раз и если Сондевира на самом деле разговаривала со мной, то логичен вывод: она не умерла! Она где-то существует физически!
   Бартан сильно вздрогнул и надолго припал к чаше; пьяное воодушевление уживалось в нем с подавленностью. Нить рассуждений ставила перед ним все новые вопросы - трудные, непривычные. Отчего ему втемяшилось в голову, что Сондевира на Дальнем Мире? Куда разумнее было бы допустить, что она где-нибудь здесь, на родной планете, хоть и далеко. Может, в человеческом подсознании призраки как-то связаны с ликом зеленой планеты, или в диковинной безголосой речи Сондевиры не только слова, но и молчание было насыщено смыслом? Если она на Дальнем Мире, то как, спрашивается, она там оказалась? Может, это как-нибудь связано с удивительными молниями, которые он видел в ночь ее исчезновения? А вот еще загадка: откуда у нее чудесная способность разговаривать с ним через тысячи миль космического пространства? Но все это не так уж важно... Теперь, когда Бартан посвящен, что он может и должен предпринять? Вот главный вопрос!
   Бартан ухмыльнулся, вперив во тьму остекленевший взор. Как раз на главный вопрос ответить проще всего. О чем тут думать? Надо слетать на Дальний Мир и привезти Сондевиру домой.
   * * *
   - Жену похитили?! - За изумленным возгласом мэра Кэрродалла наступила тишина, перенасыщенная любопытством завсегдатаев таверны.
   - Ага. - Бартан кивнул.
   Кэрродалл порывисто шагнул к нему, ладонь упала на рукоять короткого меча.
   - Кто посмел? Ты его знаешь?
   - Не знаю, кто в этом виноват, зато знаю, где она, - ответил Бартан. На Дальнем Мире.
   Кое-кто встретил эту новость сдавленным смешком, и вокруг Бартана начала расти толпа. Кэрродалл окинул ее раздраженным взором, у него побагровели щеки. Он перевел на Бартана сощуренные глаза.
   - На Дальнем Мире? Ты о том... который в небе?
   - Да, я имею в виду планету Дальний Мир, - мрачно произнес Бартан и потянулся к стойке, чтобы забрать кувшин с элем. Он потерял равновесие и упал бы, если б не схватился за край стойки.
   - Сядь лучше, а то свалишься. - Кэрродалл дождался, когда Бартан опустится на скамью, и спросил: - Ты, должно быть, Тринчила наслушался, да? Хочешь, наверно, сказать, что жена твоя умерла и отправилась в путь по Горнему Пути.
   - Я говорю, что она жива и находится на Дальнем Мире. - Бартан присосался к кувшину, а потом осведомился: - Неужели трудно это понять?
   Кэрродалл уселся на скамью верхом.
   - Трудно понять, как ты себя довел до такого плачевного состояния. Видок у тебя! А запах! Добро бы только плохого вина... Смотри, до чего допился - бредишь уже! А ведь я тебя, Бартан, предупреждал: бросай все и беги из Логова, пока не поздно.
   - Уже. - Тыльной стороной ладони Бартан стер пену с губ. - Ноги моей больше там не будет!
   - Ну вот, хоть одна здравая мысль. И куда ж ты теперь?
   - Разве я не сказал? - Бартан скользнул взглядом по кругу веселых и недоверчивых физиономий. - На Дальний Мир, куда ж еще? Жену вызволять.
   Грянул взрыв смеха, уже неподвластного авторитету мэра. Толпа разрасталась, хотя кое-кто спешил прочь - разнести по городку потрясающую новость. Кто-то поставил перед Бартаном полный кувшин. В таверне появился толстяк Отлер, плечом проложил себе дорогу к Бартану и спросил:
   - Слышь, друг, а откуда ты знаешь, что твоя жена перебралась на Дальний Мир?
   - Она сама мне сказала... три ночи назад. Отлер ткнул соседа локтем в бок.
   - Здорова орать бабенка... Еще бы - с такой-то грудью! Зря мы ее недооценивали, верно, Элсорн?
   От такого хамства с Бартана слетела пьяная безмятежность, он схватил Отлера за грудки и попытался повалить на скамью. Но мэр растащил их и грозно выставил между ними палец.
   - Я ж только хотел сказать, - жалобно произнес Отлер, заправляя рубашку в штаны, - что Дальний Мир очень уж далековато лежит. - Он расплылся в улыбке, сообразив, что скаламбурил. - Даром его, что ли, так прозвали? Далекая планета.
   - С тобой поговоришь, так и в школу ходить не надо, - проворчал Бартан. - Сондевира мне являлась. Она говорила, но это было видение.
   Снова громыхнул хохот. Бартан, как ни одурел от вина и пива, сообразил, что все принимают его за идиота.
   - Господа, - произнес он, неуверенно поднимаясь на ноги, - я слишком задержался в вашем гостеприимном краю и теперь вынужден вас покинуть, чтобы отправиться в благородный город Прад. Я не пожалел двух дней на ремонт и смазку фургона, так что путешествие будет не слишком долгим, и тем не менее в пути мне понадобятся деньги на еду, да и на вино, пожалуй. - Толпа насмешливо загомонила, и он кивнул с серьезным видом. - И на бренди. В фургоне - воздушная шлюпка, она вполне исправна, только оболочку нужно заменить. К тому же я привез добротную мебель и инструменты. Кто даст за все это сто роялов?
   Несколько человек вышли из таверны - проверить, не лжет ли он. Остальных больше интересовало бесплатное развлечение.
   - Ты не сказал, как собираешься добраться до Дальнего Мира, - произнес торговец со впалыми щеками. - Попросишь, чтобы тобой выстрелили из пушки?
   - Сейчас я весьма смутно представляю себе этот полет. Потому-то и нужно сначала попасть в Прад. Есть там один человек, он в таких делах лучше всех разбирается. Надо его найти.
   - А как его зовут?
   - Маракайн, - ответил Бартан. - Небесный маршал лорд Толлер Маракайн.
   Отлер кивнул, плохо сдерживая ухмылку.
   - Голову даю на отсечение, он тебе страсть как обрадуется. Вы с его светлостью - два сапога пара.
   - Хватит! - Кэрродалл ухватил Бартана за руку и вытащил из таверны. Бартан, смотреть на тебя - одно расстройство. Мало тебе пьяной болтовни про Дальний Мир, так еще и Убийцу Королей приплел! Да неужто ты всерьез?
   - А почему бы и нет? - С видом уязвленного достоинства Бартан отцепил от рукава пальцы мэра. - Война закончена, и лорду Толлеру больше не нужны небесные крепости. Когда я ему предложу слетать на Дальний Мир и водрузить там стяг Колкоррона - Колкоррона, заметь! - он наверняка с радостью возьмет меня под свое покровительство.
   - Жалко мне тебя, - печально вздохнул Кэрродалл. - Ей-богу, жалко.
   Фургон катил на восток, Бартан поглядывал на горизонт и в конце концов был вознагражден первым отблеском долго прятавшегося Мира. Вначале планета-сестра изгибалась серебряным месяцем над далекими горами, но мало-помалу поднималась все выше, пока не превратилась в сияющий купол, полусферу, все настойчивее посягающую на небесную тропу. И вот уже ясно видны очертания континентов и океанов, и в памяти пробуждаются далекие и давние легенды...
   В следующий миг от горизонта оторвался нижний край Мира, и в узкую щель между планетами ударили разноцветные струи солнечного пламени. Происходило привычное для уроженцев Колкоррона суточное чередование света и тьмы, и хотя на этой стадии утренний день бывал чересчур короток, Бартан, одиноко трясущийся на пыльной дороге, не мог не отметить такое событие щедрой порцией бренди.
   Он знал: когда утренний и вечерний дни уравняются, он доберется до Прада и вручит свою судьбу совершенно незнакомому человеку.
   Глава 12
   При закладке дворца архитекторы не пожалели времени, сил и смекалки, чтобы сад выглядел как можно древнее. Некоторым статуям ради этого отбили руки и ноги, стены и каменные скамьи "состарили" с помощью едких жидкостей. Цветы и кусты в этом саду частью были выращены из семян, вывезенных с Мира, а частью являлись местными аналогами растений Старой планеты.
   Толлеру понравился замысел неведомых архитекторов. Прогулка по саду заполняла мучительную пустоту закатного часа. Однако аудиенция явно была назначена здесь не случайно, и Толлер ломал голову над психологической подоплекой. Деяния короля Чаккела со дня его прибытия на Верхний Мир не могут гарантировать ему место в истории, и он почему-то не желает с этим мириться. Видимо, он алчет всего того, чем обладали его предшественники, не только власти, но и ее атрибутов и символов. Точно такие же амбиции совсем недавно погубили короля Новых Людей, и Толлер в который раз подумал, что ему не дано понять тех, кто мечтает править другими.
   - Что ж, я вполне удовлетворен, - изрек Его Величество, поглаживая на ходу живот, как будто с наслаждением вспоминал о банкете. - Конечно, в нашей казне пробита внушительная брешь, но Рассамардена больше нет, и я могу избавиться от летучих крепостей. Сбросим их на Мир, глядишь, прикончим еще несколько заразных нахалов.
   - Не думаю, что это хорошая идея! - вскинулся Толлер.
   - А чем она плоха? Все равно они рано или поздно попадают, так пусть лучше на них, чем на нас.
   - Ваше Величество, я имею в виду, что нам и впредь понадобится оборона. - Толлер понимал, что от него ждут логичных доводов, однако не мог сосредоточиться на проблемах, далеких от его личной жизни, - таких, как военная стратегия. Они с Беризой всего несколько часов назад высадились с небесного корабля, и теперь ему предстояло неизбежное объяснение с женой.
   Чаккел раскинул руки, останавливая спутников.
   - Завотл, а ты что скажешь?
   Бледный Илвен Завотл прижимал локоть к животу.
   - Прошу прощения, Ваше Величество... Вы меня о чем-то спросили?
   Взглянув на него, Чаккел поморщился.
   - Эй, да что с тобой творится? Похоже, собственные потроха тебе куда интереснее, чем мои слова. Заболел, что ли?
   - Пустяковое разлитие желчи, Ваше Величество, - ответил Завотл. - Судя по всему, ваши блюда чересчур роскошны для моей крови.
   - Ну, раз так, пускай твой желудок скажет мне спасибо. - Король ухмыльнулся. - Я собираюсь снять воздушный заслон и скинуть крепости на Мир. Что скажешь?
   - Отсутствие обороны может соблазнить противника.
   - С какой стати? Он деморализован, да и разбит наголову.
   - А вдруг наследник Рассамардена одержим теми же амбициями? - спросил Толлер. - Тогда мирцы запросто могут послать новый флот.
   - После того, как ты начисто уничтожил прежний? Толлер видел, что король начинает сердиться, но уступать не собирался.
   - Ваше Величество, мое мнение таково: надо сохранить в зоне невесомости все истребители и необходимое количество баз.
   К его удивлению, Чаккел от души рассмеялся.
   - Ага, Маракайн, раскусил я тебя! - Он хлопнул Толлера по плечу. Никак ты у нас не вырастешь, все бы в бирюльки играть. Теперь твои игрушки истребители, а зона невесомости - песочница. А я, значит, должен за все это платить. Что, скажешь, не так?
   - Разумеется, не так, Ваше Величество. - Толлер не скрывал раздражения. Джесалла нередко выговаривала ему в подобном духе, и он... "Джесалла! Я предал нашу любовь и теперь должен признаться тебе! Эх, если б только я мог получить прощение! Я бы поклялся больше никогда..."
   - Да брось, я не в претензии, - усмехнулся Чаккел. - Я ведь кое в чем с тобой согласен... особенно после того, как познакомился с твоей красоткой.
   - Ваше Величество, если вы имеете в виду небесного капитана Нэрриндер...
   - Да ладно тебе, Маракайн, не надейся меня убедить, что эта крошка не побывала у тебя в постели. - Чаккел с нескрываемым самодовольством подзуживал Толлера; он пришел в радостный азарт, неожиданно обнаружив у собеседника слабое место. - У тебя же на лице все написано! А ты, Завотл, что скажешь?
   Сосредоточенно массируя живот, Завотл произнес:
   - Я думаю, командные станции лучше всего сжечь. Пепел развеется по ветру, и они не причинят нам вреда, а враг ни о чем не узнает.
   - Превосходная мысль, Завотл! Я тебе, конечно, благодарен, но ты все-таки уклонился от ответа.
   - Ваше Величество, я не желаю рисковать, - с улыбкой произнес Завотл. Иначе мне придется либо выразить несогласие с королем, либо огорчить благородного господина, имеющего привычку бурно реагировать в подобных случаях.
   Толлер благодарно кивнул ему.
   - Он хочет сказать, что любой человек имеет право на личную жизнь.
   Откровенно забавляясь, Чаккел покивал головой.
   - Толлер Маракайн, мой старый советник, старый друг и старый насмешник! Нельзя одновременно плыть вверх и вниз по течению. Тебя на несколько дней опередили посланники на парашютах, и по всему Праду, да что там - по всей стране успел разлететься слух о твоем свадебном путешествии с очаровательным небесным капитаном. Она теперь национальная героиня, да и ты - в который уж раз? В пивнушках Колкоррона мои подданные - в большинстве своем дурни, охочие до романтики, - только и делают, что пьют за ваш союз. Их-то понять легко, ведь им не надо объясняться с леди Джесаллой, а что касается меня, то я, пожалуй, предпочел бы сразиться с Каркарандом.
   Толлер решил, что пора уходить, и отвесил королю церемонный поклон.
   - Ваше Величество, осмелюсь повторить: человек имеет право на личную жизнь.
   Продвигаясь на юг по тракту, что соединял Прад с городом Хиверном, Толлер достиг гребня холма и впервые чуть ли не за год увидел собственный дом.
   Он лежал на юго-востоке, и до него еще оставалось несколько миль. Солнце вечернего дня перекрашивало серую кладку в белый цвет и резко вычерчивало здание среди естественных зеленых горизонталей. Толлер попытался пробудить в душе радость возвращения и любовь к своему родовому гнезду, но безуспешно, и ему стало совсем муторно.
   "Я счастливый человек, - убеждал он себя. - В этом доме живет моя любимая постоянная жена, и если она простит измену, я почту за счастье быть ее верным супругом до конца наших дней. Пускай ей будет нелегко забыть обиду, я постепенно заслужу ее любовь, став тем, кого она хотела бы видеть рядом с собой, - Толлером Маракайном, каким ему надлежит быть и каким я искренне желаю стать. Вот о чем я мечтаю!"
   С возвышенности Толлеру была видна галечная дорога, которая вела от большака к его имению. Внезапно ему попалось на глаза размытое белое пятнышко, вскоре обернувшееся всадником. Короткая подзорная труба неразлучная спутница Толлера с детских лет - позволила разглядеть ярко-кремовый цвет передних ног синерога; теперь Толлер не сомневался, что наездник - его сын. На сей раз его радость была искренней - он очень соскучился по Кассиллу, и не только кровные узы были тому причиной, но и удовольствие, которое он получал, работая с сыном.
   В горниле воздушной войны, в среде, малопригодной для жизни человека, у Толлера как-то сразу вылетели из головы планы, которые он вынашивал вместе с Кассиллом. Они немало сделали вдвоем, а собирались сделать еще больше столько, что и жизни не хватит. В первую очередь надо положить конец вырубке деревьев бракки, не то человечество снова наживет себе непобедимого врага в лице птерты. И Толлер не видел иного пути к спасению, кроме развития металлургии.
   Но король Чаккел упорно не желал взваливать эту проблему на свои плечи, а потому Толлеру ничего другого не оставалось, как взяться за дело самому и пособить сыну.
   Он пустил синерога вскачь к перекрестку, предвкушая момент, когда Кассилл заметит и узнает его. Как раз на этом перекрестке произошла злополучная встреча с Оуслитом Спеннелем, но Толлер отогнал воспоминание. Они с Кассиллом быстро сближались. Когда их разделяло не более фарлонга, Толлер было встревожился, но тут же успокоил себя предположением, что сын закрыл глаза и доверил синерогу везти его привычным путем - вероятно, к кузницам.
   - Эй, соня! - выкрикнул Толлер. - Кто ж так отца приветствует?
   Без тени удивления на лице Кассилл глянул в его сторону, отвернулся и проехал мимо, не коснувшись повода. Пока Толлер приходил в себя от неожиданности, юноша успел достигнуть перекрестка и снова поверг отца в изумление, свернув на юг. Окликнув его по имени, Толлер повернул синерога и галопом поскакал вдогонку. Он обогнал Кассилла и остановил, ухватив его животное за поводья.
   - Да что с тобой, сынок? - спросил он. - Никак спросонья?
   В серых глазах Кассилла сверкал лед.
   - Я не спал, отец.
   - Так в чем же дело? - Толлер вглядывался в изящный овал юного лица, так похожий на лицо Джесаллы, и в его душе быстро угасала радость. - А, вот оно что...
   - Вот оно - что?
   - Кассилл, не играй словами. Что бы ты обо мне ни думал, имей хотя бы смелость высказать это прямо в глаза, как я тебе всегда высказывал. Ну, что тебя беспокоит? Может, дело в женщине?
   - Я... - Кассилл прижал к губам кулак. - Впрочем, где она? Неужели сочла короля более достойным ее ласк?
   Толлер едва подавил гнев.
   - Не знаю, что тебе наплели, но Бериза Нэрриндер - превосходная женщина.
   - Как и всякая шлюха, наверно. - Кассилл усмехнулся.
   Толлер замахнулся, чтобы врезать ему тыльной стороной ладони, но в последний миг спохватился. Он опустил в замешательстве голову и посмотрел на свою руку так, будто она была посторонним человеком, пытающимся влезть в разговор. Его скакун, пофыркивая, ткнулся носом в бок синерога Кассилла.
   - Прости, - вымолвил Толлер. - Характер, будь он неладен... На работу едешь?
   - Да. Почти каждый день там бываю.
   - Я туда попозже загляну. Сначала надо поговорить с твоей матерью.
   - Как пожелаешь, отец. - Кассилл старательно хранил бесстрастный вид. Я могу ехать?
   - Я тебя больше не задерживаю. - Сопротивляясь натиску отчаяния, Толлер проводил сына взглядом и отправился дальше. Почему он ни разу не задумался о том, какие чувства должен испытывать Кассилл? Теперь, наверно, между ними пропасть... Может быть, со временем сердце мальчика смягчится... Важнее всего - добиться прощения Джесаллы. А тогда и с Кассиллом, возможно, дело быстрее пойдет на лад.
   Над головой Толлера расширялся солнечный месяц за диском Мира, напоминая о приближении вечера. Он поторопил синерога. Вдоль пути тянулись поля, тут и там работали крестьяне; многие, заметив лорда, разгибали спину, чтобы помахать ему рукой. Он пользовался уважением арендаторов - в основном за не слишком обременительную ренту. С Толлером всегда можно было договориться. Как бы ему хотелось, чтобы во всем мире люди с такой же легкостью находили общий язык!
   Король шутил насчет предстоящего разговора с Джесаллой, однако Толлеру уже случалось испытывать трепет посильнее нынешнего. Но еще ни разу ему не приходилось идти сквозь строй ее обиды, презрения и гнева. Оружие любимых слова, молчание, мимика, жесты - неосязаемо, но ранит глубже, чем мечи и копья.
   К тому времени, когда Толлер добрался до стены, огораживающей участок перед домом, у него пересохло в горле; максимум, на что он был способен, это сдерживать дрожь.