Под ним был синерог из королевских конюшен, а потому Толлеру пришлось спешиться и самому отворить ворота. Он провел животное во двор и там отпустил. Синерог побрел к каменной поилке, а Толлер окинул взглядом знакомый сад с холеными декоративными кустарниками и клумбами. Джесалла сама ухаживала за ними, и ей это нравилось. Везде, куда ни глянь, ощущалась ее умелая и заботливая рука. Все кругом предвещало ему скорую встречу с женой.
   Он услышал, как распахнулась передняя дверь, обернулся и увидел стоящую на пороге Джесаллу в длинной - до щиколоток - темно-синей мантии. Волосы ее были изящно уложены, серебряная лента напоминала диадему. Никогда раньше Толлер не видел жену такой красивой и такой грозной; когда же он заметил на ее губах улыбку, бремя вины стало поистине невыносимым. Он тоже улыбнулся, но получилась лишь убогая гримаса. Ему хотелось подойти к Джесалле, а ноги точно в землю вросли. Она сама к нему приблизилась и поцеловала в губы, поцеловала нежно, но сразу оторвалась и шагнула назад, чтобы окинуть его взглядом с головы до ног.
   - Невредим, - кратко заключила она. - Толлер, я так за тебя боялась. Говорят, там было невероятно опасно... Но теперь я вижу, что ты жив, и снова могу дышать.
   - Джесалла... - Он взял ее за руки. - Нам с тобой надо поговорить.
   - Конечно, надо. Но ты, наверно, проголодался и пить хочешь. Входи, я накрою на стол. - Она потянула его за собой, но он не тронулся с места.
   - Мне кажется, будет лучше, если я останусь здесь.
   - Почему?
   - Может быть, услышав мой рассказ, ты не захочешь пускать меня в дом.
   Джесалла задумчиво посмотрела на него и повела к каменной скамье. Усадила, опустилась рядом и придвинулась. От прикосновения ее бедра Толлер почувствовал возбуждение и одновременно - смущение.
   - Итак, милорд, - произнесла она беспечным тоном, - в каких смертных грехах вам угодно покаяться?
   - Я... - Толлер опустил голову. - Я был с другой женщиной.
   - И что с того? - На лице Джесаллы не дрогнул ни один мускул.
   Толлер опешил.
   - Ты, наверно, не поняла... Я имею в виду, что был с другой женщиной в постели.
   Джесалла рассмеялась:
   - Толлер, я знаю, что ты имеешь в виду. Я же не дура.
   - Но... - Толлеру никогда не удавалось предугадать реакцию жены; вспомнив об этом, он насторожился. - Ты не сердишься?
   - Ты ведь не собираешься привести эту женщину сюда и посадить на мое место?
   - Тебе же прекрасно известно: на такое я не способен.
   - Да, Толлер, знаю, у тебя доброе сердце. Кому и знать, как не мне, мы ведь столько лет вместе прожили. - Джесалла улыбнулась и ласково опустила ладонь на его запястье. - Так что у меня нет причины сердиться и упрекать тебя.
   - Но ведь это неправильно! - взорвался Толлер, совершенно сбитый с толку. - Раньше ты такой не была. Откуда это равнодушие? Разве можно спокойно относиться к тому, что я сделал?
   - Повторяю, ты мне ничего плохого не сделал.
   - Неужели мир перевернулся? - спросил Толлер. - Значит, по-твоему, изменить постоянной жене - это вполне нормально. Нет ничего плохого в том, что мужчина предает любимую женщину...
   Джесалла опять улыбнулась, на этот раз сочувственно.
   - Бедняжка Толлер, ты так ничего и не понял. Неужели ты до сих пор не догадался, почему все эти годы томился, как орел в клетке? Почему хватался за любую возможность рискнуть головой? Признайся, для тебя это неразрешимая загадка.
   - Джесалла, ты что, стараешься меня разозлить? Сделай одолжение, не говори со мной, как с ребенком.
   - Но ведь в этом-то все и дело! Ты ребенок. И никогда не повзрослеешь.
   - Да вы все точно сговорились! Пожалуй, будет лучше, если я тебя сейчас оставлю и приеду как-нибудь в другой день. Может, мне улыбнется фортуна и ты не будешь говорить загадками. - Толлер привстал, но Джесалла усадила его обратно на скамью.
   - Только что ты говорил об измене любимой женщине, - произнесла она тоном, мягче и добрее которого ему не доводилось слышать. - Вот тут-то и кроется источник всех твоих бед. - Джесалла умолкла, и впервые с той минуты, как она вышла встречать Толлера, ей отказала уверенность в себе. Или ему померещилось.
   - Продолжай.
   - Милый мой Толлер, вся беда в том, что ты меня больше не любишь.
   - Ложь.
   - Нет, Толлер, это правда. Я всегда знала: любовь живет тем дольше, чем слабее тлеют ее угольки. Яркое пламя хорошо только вначале. Если б ты тоже это понял, если б смирился, то был бы, наверно, счастлив со мной... Но ведь это не для тебя! Совершенно не для тебя! Взгляни, во что ты еще влюблен: в армию, в небесные корабли, в металлы. Ты неисправимый идеалист, ты вечно на пути к недосягаемой сияющей вершине. А когда она оказывается миражем, ты не успокаиваешься, пока не находишь замену.
   Ее слова жалили Толлеру сердце, и где-то в глубине души зашевелился ненавистный червь разочарования.
   - Джесалла, - произнес он как мог рассудительно, - не слишком ли много воли ты даешь воображению? Ну скажи, разве может человек влюбиться в металлы?
   - Для тебя в этом нет ничего сложного. Тебе ведь мало открыть вещество и ставить на нем опыты - ты обязательно устроишь целый крестовый поход. Ты собираешься навсегда покончить с вырубкой бракки, положить начало новой славной эре, спасти человечество от верной гибели. Когда же наконец до тебя дойдет, что Чаккел и ему подобные палец о палец не ударят, покуда не увидят в небе корабль мирцев?
   Толлер, на этот раз ты спасся - перед тобой выросла новая сияющая вершина. И что, долго ты ее покорял? Война закончилась, едва успев начаться, и вот опять серые пошлые будни... И до старости рукой подать... А самое страшное - никто не спешит бросить тебе очередной вызов. Впереди всего-навсего спокойная жизнь в этом поместье или еще где-нибудь, а потом самая что ни на есть заурядная кончина. Нравится такая перспектива, а, Толлер? - Джесалла не сводила с него хмурого взгляда. - Знаю, не нравится. А потому я бы предпочла, чтобы мы жили порознь. Остаток моих дней я хочу провести в мире и покое, и мне не слишком приятно глядеть, как ты ищешь дорожку на тот свет.
   Червь разочарования с жадностью вгрызался в душу Толлера, вокруг него расползалась черная пустота.
   - Хорошо, наверно, обладать такой мудростью, так великолепно владеть своими чувствами.
   - Старый сарказм? - Теплая ладонь Джесаллы сильнее прижалась к его запястью. - Ты несправедлив ко мне, если думаешь, что я не испытываю никакой печали. Я ведь не сразу поняла, в чем наша беда. Только в ту ночь, когда осталась с тобой во дворце... злилась на тебя... ненавидела даже... но прятала слезы. Что толку злиться и ненавидеть, ведь тебя не переделаешь. Ладно, все уже в прошлом. Теперь меня заботит только будущее.
   - А есть оно у нас, это будущее?
   - У меня есть, я так решила... да и тебе рано или поздно придется сделать выбор. Знаю, тебе больно это слышать, но иначе нельзя. Сейчас я вернусь в дом. Я бы очень хотела, чтобы ты побыл здесь, пока не примешь решение. А тогда - или оставайся со мной, или уезжай, но только, пожалуйста, реши раз и навсегда. Не входи в дом, пока не поверишь всем сердцем, что лишь со мной ты будешь счастлив до гробовой доски и что ради этого готов бросить все на свете. Никаких компромиссов, Толлер. Полная и безоговорочная капитуляция.
   Джесалла с грацией эфирного создания встала на ноги и, глядя на него сверху вниз, спросила:
   - Ты дашь мне слово?
   - Даю слово. - Толлер с трудом ворочал языком, в страхе думая о том, что видит постоянную жену, быть может, в последний раз. Он провожал ее взглядом, пока она не взошла на крыльцо и не затворила за собой дверь. Джесалла даже не оглянулась.
   Толлер неприкаянно бродил по саду. Солнце садилось, тень западной стены расширяла свои владения; меркли краски накрываемых ею клумб; воздух свежел.
   Он поднял голову, нашел в небе уверенно светлеющий диск Мира, и за одно мгновение перед ним пронеслась вся его жизнь, от младенческой колыбели на этой далекой планете до огороженного каменными стенами пространства, где он стоял сейчас. Казалось, все, что с ним произошло, имело одну-единственную цель: привести его сюда и поставить перед выбором. В ретроспективе жизнь была широкой торной дорогой, шагалось по ней легко и радостно, и вот он нежданно-негаданно застрял на распутье. Настало время принимать решение настоящее решение, - и тут вдруг выясняется, что он не очень-то готов.
   Толлер усмехнулся, вспомнив, что всего лишь несколько минут назад роман с Беризой Нэрриндер казался ему чем-то важным. Джесалла - умница, она ему сразу не придала значения. Потому что видит Толлера насквозь. Он - на распутье, и от выбора не уйти.
   Он все блуждал по саду, а солнце уходило за горизонт, и число звезд росло. Несомый ветром, который не ощущался в увитых лозами стенах усадьбы, над головой Толлера плыл прозрачный шар птерты. В восточной синеве все яснее прорисовывались серебристые завитки. Внезапно Толлер остановился - его, словно молния, поразила догадка, почему он так медлит с выбором.
   Потому что выбирать не из чего! Нет никакого распутья!
   Все решено за него. Он бы сразу это понял, если бы внимательнее прислушался к словам Джесаллы. Он никогда не будет с нею счастлив, ибо внутри у него - пустота. И она с ним не будет счастливой. А значит, он медлит лишь потому, что боится. Не хочет взглянуть правде в глаза.
   - Правда - в том, что я полутруп, - сказал он себе. - Все, что мне осталось, - довести до конца начатое.
   Он вздохнул - судорожно, со всхлипом, - подошел к синерогу, взял под уздцы и повел к воротам. Затворяя их, в последний раз взглянул на тонущий в сумраке дом и ни в одном из темных окон не заметил Джесаллы.
   Толлер взобрался в седло, и синерог неторопливо, враскачку затрусил по гравиевой дороге на восток. Труженики уже ушли с полей, и мир казался обезлюдевшим.
   - Что дальше? - обратился он к вселенной. - Ну, сделай милость, скажи, как мне теперь быть?
   Вдалеке двигалось едва различимое пятнышко. Будь Толлер в нормальном расположении духа, он бы извлек подзорную трубу и еще издали узнал бы кое-что о путнике, но сейчас это казалось невероятно трудным. И вообще, куда спешить? - подумал он. Вполне можно довериться естественному ходу событий.
   Вскоре он различил фургон, влекомый тощим синерогом, а еще через несколько минут рассмотрел седока. И возница, и экипаж пребывали, мягко говоря, в плачевном состоянии. Фургон растерял почти всю парусину, колеса жутко вихляли на изношенных осях. На облучке восседал бородатый молодой человек, покрытый таким толстым слоем дорожной пыли, что смахивал на глиняное изваяние.
   Толлер отъехал к обочине, уступая дорогу, и был удивлен, когда фургон остановился рядом. Возница окинул лорда мутным взором покрасневших глаз, и еще до того, как он заговорил, у Толлера не осталось сомнений, что путешественник пьян в стельку.
   - Скажите, господин, - произнес бородач заплетающимся языком, - имею ли я честь видеть перед собой лорда Толлера Мар...ак...айна?
   - Да, - ответил Толлер. - Чем могу служить? Возница качнулся на козлах и вдруг изобразил улыбку, не лишенную мальчишеского шарма. На грязной, опухшей от пьянства физиономии она выглядела по меньшей мере странно.
   - Милорд, позвольте представиться: Бартан Драмме. Хочу сделать ун...ик...альное предложение. Уверен, оно вас обязательно заинтересует.
   - Весьма в этом сомневаюсь, - холодно вымолвил Толлер, решив, что напрасно теряет время.
   - Позвольте, милорд! Насколько мне известно, вык... вы командуете воздушной обороной, и все, что относится к небесам, - в вашем ведении.
   Толлер отрицательно качнул головой.
   - Все уже в прошлом.
   - Прискорбно это слышать, милорд. - Драмме извлек на свет божий бутыль, выдернул пробку и устремил на Толлера хмурый взгляд. - В таком случае мне не остается ничего другого, как просить аудиенции у короля.
   Как ни тяжело было на сердце у Толлера, он расхохотался.
   - Голову даю на отсечение, он будет просто в восторге.
   - Ничуть в этом не сомневаюсь, - кивнул Драмме, излучая пьяную самоуверенность. - Любой монарх придет в восторг от ик... идеи водрузить его знамя на планете, которую мы зовем Дальним Миром.
   Глава 13
   Название "Синяя Птица" эта прадская гостиница получила в честь некогда знаменитого на весь старый Ро-Атабри постоялого двора. Ее владелец дорожил репутацией заведения и заботился о приличиях, а потому отнюдь не пришел в восторг, когда в его владениях появился Толлер с Бартаном Драмме "на поводу". Одного взгляда на физиономию хозяина Толлеру хватило, чтобы понять: честь принимать у себя прославленного аристократа - не бог весть какая щедрая плата за визит его оборванного и дурно пахнущего спутника. Как бы то ни было, хозяина гостиницы удалось уломать, и он предоставил гостям две спальни и распорядился в одну из них отнести большую ванну и наполнить ее горячей водой. Теперь в ней отмокал Бартан; кроме его головы, над мыльной пеной виднелась только рука, сжимающая кубок бренди. Он предложил своего пойла Толлеру, и тот, отведав его, состроил жуткую гримасу- крепчайший напиток обжег глотку.
   - И сколько, по-твоему, можно протянуть на такой бурде? полюбопытствовал он. - Скажешь, долго?
   - Ну что вы, - ответил Бартан. - Конечно, я бы предпочел настоящее бренди, но это - все, что я могу себе позволить. Милорд, чтобы добраться до вас, я отдал последний грош.
   - Сколько раз повторять: не называй меня лордом! - Толлер поднес керамический кубок к носу, понюхал и вылил содержимое в ванну.
   - Зачем же добро переводить? - жалобно запротестовал Бартан. - И вообще полоскать в такой отраве интимные места... По-вашему, это приятно?
   - По-моему, вреда не будет. Сдается мне, она задумывалась для наружного применения. Не горюй, я скажу хозяину, чтобы принес чего-нибудь не столь ядовитого, а пока давай вернемся к твоему рассказу. Я никак не могу взять в толк одного...
   - Чего именно?
   - Ты утверждаешь, что твоя супруга жива и находится на Дальнем Мире. Что она не призрак и не реинкарнация, а та самая женщина, которую ты знал. Как случилось, что ты в это поверил?
   - Не берусь объяснить... Она сама дала понять... Ее слова были не просто словами - в них заключалось нечто большее.
   Толлер задумчиво теребил нижнюю губу.
   - У меня не настолько развито самомнение, чтобы считать себя непревзойденным знатоком тайн человеческого бытия. Готов признать, что в этом мире еще хватает загадок, и не все они будут разгаданы на моем веку. Но то, о чем ты говоришь, плохо укладывается в голове.
   Бартан поерзал в ванне, расплескивая воду на пол.
   - Я сам - убежденный материалист с младых ногтей, и хотя в Корзине навидался всякого, простачков, которые верят в сверхъестественное, без смеха не воспринимаю. Но то, о чем я вам рассказал, - чистая правда. Тут у меня никаких сомнений, а почему... Вряд ли это можно объяснить. Во-первых, эти загадочные молнии... Во-вторых, поведение Сондевиры до той ночи. Все это для меня непостижимо. Но я знаю наверняка: она жива и находится на Дальнем Мире.
   - Ты сказал, что она явилась тебе, как видение, и говорила прямо с Дальнего Мира. Трудно вообразить что-нибудь более сверхъестественное.
   - Наверно, мы по-разному понимаем это слово. То, что мы с женой разговаривали, - вполне естественно. Мистический оттенок этому случаю придают лишь некоторые мелочи, лежащие за пределами нашего понимания.
   Толлер заметил, что Бартан, хоть и под хмельком, говорит удивительно гладко. Он встал, сделал круг по комнате, освещенной масляными лампами, и уселся в кресло. Бартан смаковал бренди и выглядел совершенно нормальным.
   - Скоро придет Илвен Завотл, если только гонец не сбился с ног, разыскивая его, - сказал Толлер. - Предупреждаю: он поднимет тебя на смех.
   - Ну и пожалуйста. - Бартан пожал плечами. - Собственно, он вовсе не обязан верить. Случай с женой касается только меня. Я и рассказал-то о нем лишь затем, чтобы вы поняли: у меня есть личная причина лететь на Дальний Мир. Как бы ни была она серьезна, глупо надеяться, что другие отправятся в такое рискованное путешествие только ради спасения моей жены. Но мне почему-то верится, что король захочет попытать счастья там, где Рассамарден сломал себе шею, - захочет присоединить к своим владениям целую планету. И я, подбросивший ему эту мысль, буду вознагражден зачислением в состав первой дальнемирской экспедиции. Если, конечно, до этого дойдет. Вашего друга Завотла я попрошу о пустяке: чтобы он сделал полет возможным.
   - Ага, сущий пустяк.
   - Вряд ли вы когда-нибудь поймете, сколь много я прошу. - На лице Бартана - юного старца - появилось тоскливо-задумчивое выражение. - Видите ли, все, что случилось с женой, - на моей совести. Ужасно было ее потерять, но еще ужаснее - влачить бремя вины...
   - Бедолага, - вздохнул Толлер. - И ты из-за этого так пьешь?
   Склонив голову набок, Бартан поразмыслил над вопросом.
   - Наверно, начал я из-за этого, но скоро обнаружил, что пьяному куда легче, чем трезвому. Не так тошно.
   - А в ту ночь, когда она являлась, ты был...
   - Пьян? - договорил за него Бартан. - Еще бы! - Словно дополняя признание, он сделал несколько больших глотков. - Но к тому, что происходило в ту ночь, это не имеет ни малейшего отношения. Милорд, если угодно...
   - Толлер.
   Бартан кивнул:
   - Толлер, если угодно, считайте меня полоумным или одержимым, по большому счету это не важно. Я прошу вас об одном: отнеситесь всерьез к предложению насчет экспедиции на Дальний Мир. Поймите, я должен лететь. Я опытный воздухоплаватель. Я и пить брошу, если понадобится.
   - Понадобится. Но как бы меня ни восхищала идея слетать на Дальний Мир, я не смогу всерьез обсуждать ее с королем или с кем-нибудь другим, пока не услышу, что на этот счет думает Завотл. Пойду встречу его внизу и отведу в отдельный кабинет, там можно будет освежиться винцом и поговорить о делах в более располагающей обстановке. - Толлер поднялся и поставил на стол пустой кубок. - Когда приведешь себя в порядок, спускайся к нам.
   В знак согласия Бартан поднял свой кубок и сделал внушительный глоток.
   Укоризненно покачав головой, Толлер покинул номер и сумрачным коридором прошел к лестнице. Бартан Драмме - в высшей степени странный молодой человек, размышлял он, если не сказать - безумец. Но когда он впервые заговорил о путешествии на Дальний Мир, в Толлере мигом ожило знакомое чувство - радость первопроходца, после трудных многолетних скитаний увидевшего впереди свою цель. Этому сопутствовала мощная волна возбуждения, но Толлер сдерживал ее из страха разочароваться.
   Как бы дико, нелепо и смешно ни выглядела идея полета на Дальний Мир, Чаккелу она придется по душе - именно по той причине, на которую указал Бартан. Но лишь при условии, что Илвен не сочтет ее бредовой. Завотл снискал королевское расположение, техническая сторона межпланетных полетов целиком в его ведении, так что, если этот коротышка с ушами в трубочку скажет: "О чем ты говоришь? Дальний Мир недосягаем!", Толлеру Маракайну ничего другого не останется, как смириться с уделом простого смертного, ожидающего заурядной кончины.
   А этого допустить нельзя.
   "Джесалла тысячу раз права, - подумал он, останавливаясь на ступеньке лестницы. - Я веду себя в точности как она говорила. Но есть ли сейчас смысл делать что-то иное?"
   Он спустился в заполненный народом вестибюль гостиницы и увидел Завотла в партикулярном платье - он о чем-то расспрашивал портье. Толлер громко поприветствовал его, и через минуту они расположились в маленьком кабинете, а на столе появился графин доброго вина. В стенных нишах горели лампы, и в их ровном голубоватом сиянии Толлер заметил, что его друг утомлен и погружен в свои мысли. Он был моложе Толлера на несколько лет, но его сильно старила ранняя седина.
   - Дружище, что с тобой? - участливо спросил Толлер. - Опять желудок шалит?
   - Даже если не ем ничего, все равно - несварение, - ответил Завотл с чахлой улыбкой. - Не ахти какое удовольствие.
   - Не беда. Сейчас я кое-что расскажу, и ты тут же позабудешь про желудок. - Толлер наполнил два кубка зеленым вином. - Помнишь, о чем мы утром спорили с королем? Как теперь быть с оборонительными станциями.
   - Да, помню.
   - Ну так вот, нынешним вечерним днем я встретил молодого человека по имени Бартан Драмме, и он высказал любопытную мысль. Юноша все время навеселе и малость не в ладах с рассудком, да ты и сам скоро увидишь. Но мысль заманчивая. Он предлагает отправить станцию, а может, и не одну, на Дальний Мир.
   Толлер старался говорить легким, почти беспечным тоном, но внимательно следил за лицом Завотла и встревожился, когда тот насмешливо дернул ртом.
   - Говоришь, твой новый знакомый не в ладах с рассудком? Я б его назвал форменным психом. - Завотл ухмыльнулся в кубок.
   - Но ты же не хочешь сказать... - Толлер замялся, сообразив, что надо довериться другу, а там будь что будет. - Илвен, мне позарез нужен Дальний Мир. Мне больше некуда деться.
   Завотл недоуменно посмотрел ему в глаза.
   - Мы с Джесаллой разошлись, - ответил Толлер на молчаливый вопрос. Между нами все кончено.
   - Понятно. - Завотл сомкнул веки и осторожно помассировал их кончиками большого и указательного пальцев. - Очень многое будет зависеть от того, где находится Дальний Мир, - медленно проговорил он.
   - Спасибо! - воскликнул Толлер, преисполненный благодарности. Спасибо, дружище, я перед тобой в огромном долгу. Только скажи, чем я смогу отплатить, и...
   - Да, я рассчитываю на плату, - перебил Завотл, - но говорить об этом не буду. Во всяком случае, не с тобой.
   Настал черед Толлеру отгадывать мысль друга.
   - Илвен, полет будет опасным. Зачем тебе жизнью рисковать?
   - Я всегда думал, что у меня слишком слабое пищеварение, а оказалось, наоборот, чересчур сильное. - Он похлопал по животу. - Я сам себя перевариваю, и этот праздник самоедства не может длиться вечно. Так что Дальний Мир мне нужен не меньше, чем тебе. Если не больше. Для меня это будет полет в один конец. Но тебя и остальных членов экипажа, надо думать, такое путешествие не устроит, а потому мне придется как следует раскинуть мозгами, чтобы обеспечить вам благополучное возвращение. Ты прав, это позволит на часок-другой отвлечься от желудочных болей, так что не ты меня, а я тебя должен благодарить.
   - Илвен... - Толлер заморгал, обнаружив, что лампы вдруг ощетинились расплывчатыми иглами. - Илвен, прости, я... так запутался в своих неурядицах, даже не подумал, каково тебе.
   Завотл улыбнулся и порывисто схватил его за руку.
   - Толлер, ты не забыл наш самый первый полет? Помнишь, как мы с тобой поднимались в неизвестность, какими счастливыми были? Давай-ка отбросим лишние печали и возблагодарим судьбу за то, что нас ждет впереди - еще один небывалый полет, еще одна великая неизвестность.
   Толлер кивнул, с нежностью глядя на Завотла.
   - Так ты считаешь, полет возможен?
   - Я бы сказал, стоит попробовать. До Дальнего Мира много миллионов миль, и нельзя забывать, что он не стоит на месте. Но у нас достаточно зеленых и фиолетовых кристаллов, чтобы до него добраться.
   - Миллионы миль? А нельзя ли поточнее?
   Завотл вздохнул.
   - Эх, Толлер, если бы кто-нибудь вывез с Мира научные трактаты... Ведь мы там бросили почти весь запас знаний, и до сих пор никто палец о палец не ударил, чтобы его восстановить. Я могу полагаться только на память, и если она меня не подводит, то до Дальнего Мира, когда он от нас на предельно коротком расстоянии, двенадцать миллионов миль, и сорок два миллиона, когда он по ту сторону солнца. Естественно, придется ждать, пока он подойдет ближе.
   - Двенадцать миллионов! - воскликнул Толлер. - Мыслимое ли дело...
   - Немыслимое! Ты забыл, что Дальний Мир движется. Кораблю придется идти к нему навстречу под углом, так что расстояние увеличивается до восемнадцати, а то и до двадцати миллионов миль.
   - Это какая же скорость понадобится?!
   - Пожалуй, то, что я тебе скажу, не для слабонервных. - Завотл достал из кармана карандаш и клочок бумаги и в один миг испещрил его цифрами. Положим, из-за наших человеческих слабостей полет должен длиться максимум... гм... сто дней. Получается примерно сто восемьдесят тысяч миль в день, то есть нужна скорость... всего лишь семь с половиной тысяч миль в час.
   - Теперь я вижу, что ты надо мной смеешься, - вздохнул Толлер. - Если ты считаешь, что Дальний Мир недосягаем, почему не сказать сразу?
   Завотл миролюбиво поднял открытые ладони.
   - Успокойся старина, я вовсе не смеюсь. Ты должен помнить, что сопротивление воздуха возрастает соответственно квадрату скорости. Эта зависимость вынуждает наши корабли ползти черепашьим шагом, из-за нее даже твои любимые реактивные истребители далеки от идеала. Но к Дальнему Миру предстоит лететь почти в вакууме, вдобавок корабль выйдет за пределы тяготения Верхнего Мира, так что сможет развить поистине умопомрачительную скорость.
   - Это, конечно, интересно, но ведь сопротивление воздуха кое в чем помогает межпланетному путешественнику. Если бы не надо было возвращаться, то все было бы просто. Корабль вводится в атмосферу, теряет скорость до приемлемого уровня, после чего команда покидает его и спускается на парашютах.
   - Но нам необходимо вернуться, и это - главная проблема.
   - Ты можешь что-нибудь предложить? Завотл глотнул вина.
   - Думаю, нам нужен корабль, состоящий из двух частей.
   - Ты шутишь?
   - Ничуть. На мой взгляд, в качестве основной части можно взять командную станцию. Корабль... назовем его пустолетом, нет, лучше космолетом, чтобы не путать с обычным небесным кораблем... должен быть не меньше командной станции, чтобы вместить необходимые запасы энергокристаллов и прочего. Так вот, этот корабль - космолет - долетит до Дальнего Мира, но садиться не будет. Придется его оставить за пределами дальнемирского тяготения, и он там будет висеть, пока не придет срок возвращаться.