Страница:
И начали подниматься.
Я прокляла всех и вся, но не дала нашему альпинистскому восхождению проходить в молчании, дабы не дать Лойону собраться с мыслями. Но и ни о чем важном на лестницах я говорить не хотела, поэтому выспрашивала любую чушь, какую могла придумать.
— Ждете гостей?
— Нет. Почему вы так решили?
— Количество стражи. Значит, собираетесь в военный поход? — он бросил на меня косой взгляд, явно колеблясь, отвечать или нет.
— Говорите, говорите. Иначе я могу подумать, что все это направлено против меня.
— Нет, конечно. Как вы могли подумать…
— Значит, могла, — перебила его я. — Так зачем вам эдакая военная мощь?
— У нас сейчас… неспокойно.
— Даже для вас?
— Даже для меня.
— И кто же пошел на вас войной? Насколько я понимаю, в здешнем обществе вы пользуетесь авторитетом.
— Гарантом безопасности это отнюдь не является.
— И все же?
— Никакой войны нет, — не сдержавшись, съехал с безлично-вежливого тона Лойон. — Просто некоторые соседи…
— Да?
— Выказывают беспокойство, — отрезал он.
— А как ваши кошмары? Прошли? — Лойон вздрогнул и мгновенно замкнулся, отвечая на вопросы невнятным мычанием. Ему приказали молчать. И я, кажется, только что об этом напомнила. Ничего, у меня тоже есть, чем надавить. Главное, чтобы он не сломался в борьбе двух разнонаправленных сил.
Оставшуюся часть дороги я, в сущности, болтала сама с собой, причем постаралась вложить в форму такое содержание, чтобы заставить его прислушиваться. Мучится мне пришлось не долго — подъем на этот раз занял в несколько раз меньше времени. Очевидно, маг повел меня по своей личной лестнице, а не по общей. Впрочем, они были похожи как две капли смолы, которые все тянуться и тянуться, никак не желая упасть, поэтому с уверенностью судить не могу.
В конце концов мы вышли в памятный коридор. На этот раз стража здесь все-таки стояла (вот она — вера в живой человеческий интеллект. На худой конец — мышечную память). Лойон долго деактивировал охранные заклинания — то ли тянул время, то ли в самом деле никак не мог с ними справиться. Я сделала шаг вперед, неловко качнулась и начала падать прямо на мага. Однако реакция у него хорошая — умудрился подхватить до того, как я успела рухнуть, повалив нас обоих, но рука моя успела-таки мазнуть его по затылку.
Я выпрямилась, лучезарно улыбнулась сказала:
— Я… была немного неловкой. Извините, что помешала.
Лойон пожал плечами и, бросив на меня подозрительный взгляд, открыл наконец дверь, пропуская меня вперед. Я ухмыльнулась уголком рта — дело сделано, и объект почти ничего не заподозрил. Краем глаза я видела, как он едва заметно проверяет содержимое карманов — у меня во все времена была устойчивая репутация карманницы (впрочем, абсолютно заслуженная), на что я и поставила. Но проверять ему стоило не свои карманы, а ауру — у затылка сидел мой жучок, который весьма определенно сообщит, когда Лой возгорит желанием пообщаться со своим сообщником (шефом?) у меня за спиной. Маг — не ощущающий, передача и чтение мыслей не природная его способность, а искусственно созданная с помощью заклинаний.
— Прошу. Устраивайтесь как пожелаете.
— Отлично. Надеюсь, нас никто не побеспокоит? — я сделала особое ударение на последнем слове. Он понял меня, но, похоже, решил не прислушиваться к предупреждению.
— Нет. Но если вы позволите, мне необходимо переодеться, — он кивнул на подол, за которым по роскошному ковру действительно волочился хвостом грязный след, а с накидки, на которую он наступил, и вовсе все еще капала жидкая дворовая грязь.
— Как пожелаете. Но я бы попросила вас поторопиться. Мое время ограничено, — путь советуется с кем хочет — это даже к лучшему, даст мне в руки лишние козыри, которыми можно ошеломить и сбить с толку. Я едва сдерживалась, чтобы не начать стричь ушами — я явно напала на след. Он меня боится, и боится того, что я могу заставить его сказать. Ну что ж-ж-ж…
Маг кивнул и вышел. Я огляделась и с комфортом устроилась в огромном кресле, закинув ногу на ногу. Едва я глянула на Лойона во дворе, как сразу же убедилась, что заранее намечаемая мной система допроса является как нельзя более правильной. Все кнопки выглядели достаточно очевидно, так что я на всякий случай подготовилась к разного рода неожиданностям, когда попытаюсь на эти кнопки нажать.
Ну что ж, тактика и стратегия имеются, остается ждать.
Однако ждать оказалось тоскливо. В соседней комнате Лойон действительно пытался с кем-то связаться, но пока безуспешно. То ли жучок глушил заклинание, то ли абонент был недоступен. Минута проходила за минутой, и я начала скучать. Рядом с креслом обнаружился небольшой столик, даже, скорее тумба, заваленная пухлыми томами. Я схватила верхний. Хммм… «Великие титаны древности. Первое поколение.» Ого! Редкая вещица. Осталось то ли десять, то ли двенадцать рукописных экземпляров.
Я положила том на колени. Паучиха меня не слишком волновала, но Алекс пробудил во мне интерес к Ядру. Почему там действительно не временной вакуум? Я пролистала несколько страниц, дойдя до Хроноса. Приглядывая за успехами Лоя, я погрузилась в чтение. Полная биография меня не интересовала, поэтому я собиралась и ее пролистать, но в глаза бросился длиннющий список имен и званий. Я улыбнулась и начала читать. «Любым из этих имен можно назвать Его с одинаковой правильностью, но ни одно из них, данное как смертными, так и богами, не будет истинным, ибо в каждом заключена лишь часть его сущности. Истинные имена титанов не известны никому, поэтому мы дали Ему свои, и, увы, лишь полный их список образует полное представление о Нем.» Я пробежала глазами пресловутый список: «Управитель времени — Xronos — самое известное имя; властитель путей — Volvin; посылающий вещие сны — Morgon…». Я просмотрела колонку почти до конца, не читая, пока взгляд не споткнулся о титул, заставивший меня глупо ухмыльнуться: «…покровитель шутов — Tangar;» вот уж точно работка — смех. Машинально я прочитала дальше: «…повелитель огненной стихии, Огненный Лис — Velke Zar»…
Воздух со свистом вышел сквозь сжатые зубы. Калейдоскоп в голове щелкнул и развернулся, сложившись раз и навсегда. Белая нить наконец исчезла, слившись с полотном.
На пороге возник Лойон — встревоженный и нервный — связь так и не установилась. Только это уже не важно. Я отложила книгу и сказала:
— У меня к вам весьма серьезный разговор.
Он медленно кивнул, глядя мне в глаза.
— Итак, мне известно, что…
Глава 22
Сквозь ладонь я видел солнце. И бледные росчерки путей.
Я не хочу умирать. Не хочу! И видеть, как мир вокруг тает, тоже желания нет. Рука упала и глухо шлепнула по боку. Да, я трус, и останусь им навсегда, чтобы из меня не пытались сделать. То, что было надежнейшей крепостью, обернулось надежнейшей темницей. Ядро распадается, и распадается вместе со всем содержимым. И нами в том числе.
Я подошел к ближайшей золотой ленте и легко дотронулся до нее. Пальцы встретили сопротивление, но почти сразу же прошли сквозь Путь. Умирать героически я не хотел, но, похоже, так умереть еще более глупо.
Глупее некуда. Я смахнул слезы и, постояв в почти неразличимой тени дерева с опущенной головой, окончательно взял себя в руки. В конце концов, узнаю меру своих заслуг у райских ворот. Если меня наверх вообще пустят после такого упокоения.
Хан горбился над древней рукописью, как и час, и три назад, пытаясь выудить хоть какую-то надежду из путанных и удручающе кратких записей о последнем распаде Ядра. К несчастью, имело место сие событие слишком давно, чтобы осталось хоть что-то толковое. Хотя, чем черт не шутит, возможно, у Ворона просто нет нужного источника.
То, с какими темпами шел распад, заставляло сомневаться, что этот источник он найдет. Прошло самую малость больше суток. То, что окружающее пространство, по видимому, следует за Путями, мы начали понимать только к вечеру, а то, что сами начинаем исчезать, обнаружили утром. Причем чем дальше, тем быстрее идет распад. Пути стали бесполезны уже тогда, когда я заметил, что они поблекли. Хана Пути не пропускали по вполне понятной причине, а я просто проваливался сквозь них.
Да, я готов согласится, что Ядро все же инородный элемент во всей этой системе. И рано или поздно оно должно было бы распасться, но почему так быстро? И на худой конец, почему так вдруг?
Случайность? Наверное — да. Нужен кто-то классом повыше, чем братья черно-белой масти, даже если они и держат лапки на всемировом рубильнике, чтобы это было НЕ случайностью. А ни для кого классом выше мы такой ценности не имеем, даже все вместе взятые, до последнего потрошка. Так что мне просто не везет, как, впрочем, и всегда.
Я сощурился на небо, которое темнело, как будто дело шло не к полудню, а к ночи и вполголоса спросил:
— Ну что?
— Ничего, — в тон мне ответил Ворон. — От того, что ты спрашиваешь об этом каждые пять минут, ничего не измениться.
— А серьезно? — я бросил в его сторону быстрый взгляд. Он только глянул мне в глаза и все стало предельно ясно. Он очень хорошо говорит глазами, душа наша неупокоенная.
— Я копаюсь в этих богами забытых книгах, в которых половина — бред рехнувшегося блаженного, а другая половина — досужие домыслы тех, кто этот бред записывал. И уж поверь, я не в коей мере не ожидаю найти там выход. Но надеюсь. Очень надеюсь. Просто потому, что больше ничего предпринять я не могу. Такие мы немощные.
— А ты пробовал?
— Пробовал?… Я не только и не столько привязан к этому месту, сколько заблокирован. Все, что я могу, завязано в тот же узел, что держит меня здесь. Спасибо, хоть тело оставили, иначе бы летал на крыльях. Максимум, что я могу — уйти отсюда на своих ногах, а это, как показала практика, мне не светит.
— Хорошо. Но ведь я тоже кое-что могу?
— Не затруднит ли вас в таком случае проложить портал сквозь Слой?
— Издеваешься… Даже сквозь материю порталы прокладывать может только лиан.
— Тогда — навряд ли.
Нет, точно издевается. Как вы меня достали своими замашками бесконечно-мудрых и безупречно-разумных. Даже когда под носом замаячит черный балахон с косой, останутся все такими же задницами.
— А Дикий?
— Дикий сейчас не может ничего. И не факт, что сможет когда-нибудь потом.
— Хан, он дрыхнет с того момента, как мы сюда заявились. Разве это нормально?
— Сомневаюсь. Сомневаюсь, что само его существование можно назвать нормальным явлением. В любом случае, у меня теперь нет уверенности даже в том, что он сможет очнуться, если случиться невероятное и распад остановиться.
Я закатил глаза.
— А если бы он очнулся до того?
— Ну, — он коснулся носа пером, которое незнамо зачем вертел в руках, и после продолжительной паузы сказал: — Не знаю.
А я уж подумал, что сейчас выдаст что-нибудь сакраментальное. Ладно…
— Но он не очнется.
Я фыркнул и передернул плечами. Я все понимаю, Летописец существует как раз для копошения в книгах, но почему свет клином сошелся именно на них? Я поднял голову и посмотрел вверх. Небо стало еще на чуточку темней, тени исчезли. Боюсь даже подумать, что будет, когда земля перестанет давать опору так же, как и Пути.
В книгах ответа может не оказаться вовсе. Можно даже гарантированно сказать, что его там нет. Значит, нужно искать в других местах.
Я развернулся на каблуках и направился в хижину. Внутрь пришлось залезать через окно, потому как с дверьми появилась все та же проблема — пальцы сквозь них проходили, а вот все остальное тело — нет. Потому и открывать их было крайне затруднительно. Телекинез на такую «разреженную» материю тоже не действовал. Хотя, возможно, мне просто не хватало практики.
Внутри все выглядело не менее подтаявшим, чем снаружи. Подсвечник наполовину ушел в стол, и его тяжелое основание свисало с нижней стороны столешницы. Однако на стульях еще можно было сидеть, не опасаясь зависнуть таким же образом. Думаю, распад замедляется вблизи земли — он явно идет снаружи, извне, и к центру тормозится. И ведь что интересно — единственная стабильная структура, самая древняя, стала распадаться первой, а мы, попавшие сюда последними, дольше всего остаемся стабильными.
Я определенно пришел к чему-то важному, но вот только что из этого всего следует? Я пожал плечами и направился к двери в маленькую каморку, где со вкусом похрапывал Дикий. И опять дверь… Я решил проверить свою теорию и мысленно потянул на себя нижнюю часть двери. Подействовало. Очевидно, материя действительно осталась гораздо более плотной у земли. Дверь раскрылась, и я прислонил ее к стене, поставив рядом стул для надежности.
В тесном закутке стояла кровать — не кровать, а так — низенький топчан. Правда, за массой болотно-зеленой чешуи и огромных крыльев его практически не было видно. Я попытался потянуть за край крыла, но пальцы цапнули пустоту. Я попробовал еще, с точно таким же результатом. Гм… Вдруг я понял, что Дикий может оказаться для меня аналогом той же двери, сквозь которую проваливаются пальцы. Будем надеяться, мы, как чужеродные элементы, между собой взаимодействовать все же можем. Ну, с богом! Я задумчиво посмотрел на хвост и, примерившись, дернул. Хвост оказался вполне материальным, но дернуть посильнее я не решился — меня не покидало ощущение, что он отвалится. На ладони что-то зашуршало. Я поднес ее к лицу и увидел несколько отставших чешуек. Да, дело совсем неладно — я никогда не видел, чтобы с Дикого сыпалась чешуя. Да еще от малейшего прикосновения.
Я начал серьезно сомневаться в своей затее, но, подумав с минуту, решился. Чем черт не шутит, а вдруг… Я решительно потряс его за плечи. Как и ожидалось, никакого результата. Я закусил губу и со всей силы нажал на точку за ключицей, здорово приводящую в себя.
— Дикий! Ты меня слышишь?
Ладно. Я влепил ему парочку ментальных оплеух и повторил все сначала. Потом еще разок и еще…
Через полчаса я несколько упарился, но Ворон оказался прав — его не привел бы в чувство даже штурм его флагмана, не говоря уже обо мне. Однако пользу мой крестовый поход все же принес — я понял, что дом становиться если не опасным, то, по крайней мере, серьезным препятствием.
Я вышел наружу, толкнув входную дверь изнутри плечом и подперев прихваченной в общей комнате табуреткой, и решительно направился к Хану.
— Если у тебя в доме есть что-нибудь ценное, пора это оттуда выносить.
— У меня в доме ценного только библиотека. Каких-то пара-тройка тысяч томов. Выносить? — он ухмыльнулся.
— Ну я смотрю, Летопись ты уже вынес, так что все в порядке.
— Это пятый том.
— Слушай, я совершенно серьезно говорю. А прежде всего надо бы вытащить оттуда Дикого. Если нам каким-то лядом подфартит, надо как минимум быть к этому готовым.
— Каким это лядом, например? — он, поморщившись, откинулся назад, прислонившись спиной к дереву.
— Ну, например, Хронос соизволит оторвать свою высокородную задницу и посмотреть, что тут у него твориться. Тогда будем бегать кругами, подпрыгивать и кричать «SOS!!!».
— Хм, — он криво улыбнулся, а потом неожиданно засмеялся, но почти сразу посерьезнел. — Может, ты и прав. Надеюсь, ты в курсе, что Дикий весит значительно больше двух центнеров?
— Он же не сможет летать с таким весом.
— А зачем ему летать? Он вполне обходится телепортацией.
— Ладно… — я вздохнул, представив такую тяжесть на плечах. Надеюсь, спина не переломится. Хотя тащил же его сюда как-то Хан в одиночку. Да, но у души позвоночника нет. — Ладно, пошли. Быстрее начнем, быстрее закончим.
Хан аккуратно сложил книги в стопку и поднялся. Натыкаясь друг на друга в узкой каморке, мы, поминутно отдыхая, дотащили Дикого сначала до общей комнаты, а потом и до порога. Сто метров до дерева, под которым мы заседали все утро, оказались хуже. Я кряхтел и матерился, чувствуя, что выйду-таки из этой передряги инвалидом, причем по собственному почину. Хан ехидно ухмылялся с непроницаемым лицом, но чем дальше, тем менее радостной становилась эта ухмылка.
Минут десять после того, как мы уложили Стража на травку, мы валялись рядышком, переводя дух. Я отряхнул с одежды отставшие чешуйки и проникся уважением к Скай — я неоднократно наблюдал, как практически волокла его на себе из лаборатории, где он регулярно чем-то «травился», а потом страдал от жестокого похмелья.
Хан же в это время уже бодро потопал обратно в дом. Вернулся он через полчаса, когда я окончательно пришел в себя, и с армейским рюкзаком, довольно плотно набитым.
— Решил все-таки взять Летописи?
— И кое-что еще.
— Слушай, — я потеребил изрядно потрепанную ткань рюкзака и высказал вслух свое мнение о единственном вероятном для нас выходе: — Только Скай может тебя разблокировать?
— Ну почему, — он пожал плечами. — Нет. Может еще тот, кто блокировал.
— Я смогу? — задал я в лоб интересующий меня вопрос.
— Слушай, я не пойму, тебе совсем делать нечего? Могу литературой поделиться.
— Откуда такой скепсис? А вдруг?
— А вдруг Пути опять отвердеют? — он фыркнул и передернул плечами. Потом помолчал, задумчиво глядя на мою макушку, и вздохнул: — Ладно, делай что хочешь, только не убей, ради богов, уникум.
— Уникумом я буду, если тебя убью, душевный ты наш.
Я подтянул колени к груди, умастил подбородок сверху, и приступил к ментальному препарированию объекта. Потом подумал и положил руку на край его крыла, стелящегося по земле. Я, конечно, не Страж, с их ладонными потоками, но физический контакт лишним не будет.
— Хорошо хоть на коленку руки класть не додумался, — обратился Ворон к ближайшему кусту. Ну, я тебе это припомню… Мстительная мысль потонула в непривычно бурном потоке чужой личности — щиты и блоки он сейчас поддерживать не мог, и вся эта не сдерживаемая никакими запорами масса ухнула на мою бедную голову.
Вынырнул я изрядно потрепанный, зато с массой совершенно бесполезной информации (оказывается, Хан при жизни лет двадцать служил в армии, в два раза больше — пахал на ниве контрабанды, за что был неоднократно бит, ненавидит яблочные плюшки, а на данный момент с тоской размышляет на тему того, что дело — задница). Нет, общение с суперподкованными в ментале людьми определенно не идет мне на пользу. Я вздохнул и нырнул обратно.
На сей раз процесс пошел. Через десять минут я обнаружил «узел». Мда-м… Хороший такой, морской. Еще полчаса ушло, чтобы приблизительно разобраться в его структуре и при этом не дать себе утонуть во всем этом бедламе. При первой же попытке подергать за ниточки выяснилось, что он самозатягивающийся. То есть затягивающий в себя всех любопытных.
Я поспешно дернулся из ментала и долго сидел с абсолютно пустой головой, хватая ртом воздух. Это было… страшно. Наверное — да. И далекая, очень далекая перспектива потеряться в чужом сознании настолько, чтобы уже никогда не суметь оттуда выйти, вдруг стала слишком близкой. Только терять уже нечего — все, отыграли фанфары, другого пути нет. Отдышавшись и отбоявшись, я вернулся обратно и попробовал зайти с другой стороны…
Я пробовал так и эдак, строил хитрые комбинации и обманки. Периодически выныривал, давая голове и нервам отдых и пытаясь обдумать новые ходы. Час проходил за часом, Хан не поднимал глаз от бумаги, переворачивая страницу за станицей, просматривая книгу за книгой, но выхода не находил. Небо темнело затаясь, украдкой, но быстро, быстро, неестественно быстро. Я начал бояться всерьез и с яростью набросился на узел.
Снова часы. Я пробовал бесчисленное количество раз, бесчисленные уловки и приемы ушли в никуда, пять или шесть из них едва не оказались роковыми, и я еще и еще раз кланяюсь моим учителям — выдрессировали меня действительно хорошо. Я смутно помню и попытки эти, и перерывы между ними, когда я находил в себе силы глянуть и на темнеющее небо, и на безнадежность в глазах Ворона, и на собственные прозрачные руки.
Но все когда-то кончается. Наступил момент, когда и я понял, что это бесполезно.
Значит, не судьба. Я вышел из ментала в последний раз и повалился на траву, разминая затекшую спину. Даже Хан не стал прохаживаться по поводу моего провала. Боюсь, мы оба понимали, что это, кажется, конец. И не будет никакого «SOS!», потому как, очевидно, миру до нас дела нет.
Ну и черт с ним. Страшно не было. Было спокойно. Не знаю, почему. Может, потому, что сделал все, что мог. Может, потому, что есть смерти много хуже этой. Может… Может, потому, что я ничего такого не оставлял на этом свете, за что хотелось бы держаться до конца.
Аминь. Умереть, глядя в Великое Ничто. А если представить звезды, выйдет даже красиво. И хорошо, что здесь меня ничего не держит. Мне было бы плохо, а это все рано ни-че-го не дало.
Захотелось подняться и напоследок почувствовать себя живым. Я встал одним движением, будто толкала сама земля. Запрокинул голову, закрыв глаза и представляя звезды. Красиво. И черт с ним со всем. Я еще жив.
Я пошел вперед, сам не зная куда, не зная, зачем. Вокруг была темнота, беззвездная, но не давящая. Черный, черный тюль.
На лицо упал свет. Полоса бледно-золотистого тумана мягко сияла, разгоняя черноту. Сияла. Все еще. Рука потянулась к ней, чуть помедлила, окрашиваясь золотом, и нырнула внутрь. Я шагнул вперед, почти касаясь полой куртки Пути, близко, очень близко, но все же вовне, а не внутри. Я медленно перевернул ладонь — прозрачная фигурка дымчатого стекла, наливающаяся золотым светом, словно кровью.
Свет не гас с темнотой. Он просто становился другим.
Да, я жив. И теперь, завороженный древней магией, в центре гибнущего мирка, я понял, что никогда еще не был настолько живым. Мир сузился до границ светлого пятна, и я не мог оторвать от него ни взгляда своего, ни руки. Чернота за спиной уже отошла в Ничто, но пока есть свет, я жив. Жив. Жив…
Я сощурился, наблюдая за крохотными звездочками, проходящими сквозь руку. Рожденные в Ядре, они медленно поднимались вверх, сияющие, золотые, крошечные пылинки мироздания. Вспыхивали, кружились, выстраивались в сияющие ожерелья. Я чувствовал, как свет переполняет руку, струиться дальше, вливается в тело, наполняет кровь. И свет потянул домой — последний, почти невольный шаг вперед. В свет. Я стоял в медлительном потоке ярких искорок и понимал, что теперь все идет как надо. Все еще будет. И конец — он еще очень далеко, ведь дорога искры от Ядра до конца Пути — целая жизнь. Ведь за спиной — сотни, тысячи Путей. Жизней.
Значит, будут эти жизни. Будут. Обязательно будут…
Я запрокинул голову вверх, к беззвездному небу. Не нужно представлять звезды, они там есть. Нужно только иметь свет их увидеть. И я увидел. За бурой дымкой, за тусклыми остатками неба, за чернотой и небытием, сияли звезды. Тысячи, миллионы — яркие, тусклые, белые и зеленоватые, голубые, желтые, близкие, далекие, нужные и нет, они сияли в тонкой паутине, где каждая паутинка — жизнь, где каждая нить — судьба. Великой паутины без времени и пространства, единое имя которой — Полотно. То, что изменяемо, если имеешь свет изменить.
Я потянулся вверх, где горела яркая белая звезда, и протянул руку. Свет ожег пальцы, ослепил глаза, болью покатился по телу. Звезда не давалась, выворачиваясь, обжигая, не желая покидать полотно. Я потянулся к теням своим — но нашел лишь одну. Я позвал ее силу к себе — и она подчинилась. Я впитывал ее телом, душой, сознанием, и понимал, что сумею. Даже так.
Пальцы сомкнулись вокруг белого пятна и потянули вниз со все новой силой. И оно подчинилось. Белая звезда этого мира оторвалась от Полотна и осталась в моей ладони, но последней, мстительной вспышкой, сожгла ее до кости. Рука вздрогнула и, соскользнув, задела узел паутины. Он натянулся вслед за рукой, нити спутались и переплелись. Я легко, едва касаясь, выпростал ладонь. Последняя нить натянулась, до предела истончившись.
Я прижал руку со звездой к груди, молча склоняя голову перед теми, чья судьба изменилась. Или?… Нет, не изменилась. И на том, и на том конце я видел тень смерти. Аминь.
Я бросил звезду на землю. Белое пламя вспыхнуло, языки пламени взметнулись в человеческий рост, прожигая Слои насквозь — у меня был один шанс изменить Полотно, и я лепил портал.
— Давай-давай, пошевеливайся! Ну же! — увидев, что я наконец утвердился на ногах, он отпустил мой воротник и, пока я пытался прийти в себя, закинул на плечо рюкзак и спортивно потрусил к нашему дереву.
— Подожди… — начал я, пытаясь его нагнать, но ноги заплетались, — Да что случилось?
— Кавалерия подогнала, — непонятно отозвался он, наклоняясь над Диким. — А ну-ка, помоги!
— Что? — вяло переспросил я. В голове все еще шумело, тело тоже не слишком спешило слушаться. Наверное, потому, что наполовину растаяло. Я провел рукой по лицу в надежде взбодриться, но… Я уставился на руку. Правая ладонь была сожжена. До кости.
— Да идешь ты или нет?! — прорычали под деревом, уже практически невидимым.
— Сейчас, сейчас… — я обернулся и блуждающий взгляд наткнулся именно на то, что искал — портал белого пламени. Получилось! Получилось…
Я прокляла всех и вся, но не дала нашему альпинистскому восхождению проходить в молчании, дабы не дать Лойону собраться с мыслями. Но и ни о чем важном на лестницах я говорить не хотела, поэтому выспрашивала любую чушь, какую могла придумать.
— Ждете гостей?
— Нет. Почему вы так решили?
— Количество стражи. Значит, собираетесь в военный поход? — он бросил на меня косой взгляд, явно колеблясь, отвечать или нет.
— Говорите, говорите. Иначе я могу подумать, что все это направлено против меня.
— Нет, конечно. Как вы могли подумать…
— Значит, могла, — перебила его я. — Так зачем вам эдакая военная мощь?
— У нас сейчас… неспокойно.
— Даже для вас?
— Даже для меня.
— И кто же пошел на вас войной? Насколько я понимаю, в здешнем обществе вы пользуетесь авторитетом.
— Гарантом безопасности это отнюдь не является.
— И все же?
— Никакой войны нет, — не сдержавшись, съехал с безлично-вежливого тона Лойон. — Просто некоторые соседи…
— Да?
— Выказывают беспокойство, — отрезал он.
— А как ваши кошмары? Прошли? — Лойон вздрогнул и мгновенно замкнулся, отвечая на вопросы невнятным мычанием. Ему приказали молчать. И я, кажется, только что об этом напомнила. Ничего, у меня тоже есть, чем надавить. Главное, чтобы он не сломался в борьбе двух разнонаправленных сил.
Оставшуюся часть дороги я, в сущности, болтала сама с собой, причем постаралась вложить в форму такое содержание, чтобы заставить его прислушиваться. Мучится мне пришлось не долго — подъем на этот раз занял в несколько раз меньше времени. Очевидно, маг повел меня по своей личной лестнице, а не по общей. Впрочем, они были похожи как две капли смолы, которые все тянуться и тянуться, никак не желая упасть, поэтому с уверенностью судить не могу.
В конце концов мы вышли в памятный коридор. На этот раз стража здесь все-таки стояла (вот она — вера в живой человеческий интеллект. На худой конец — мышечную память). Лойон долго деактивировал охранные заклинания — то ли тянул время, то ли в самом деле никак не мог с ними справиться. Я сделала шаг вперед, неловко качнулась и начала падать прямо на мага. Однако реакция у него хорошая — умудрился подхватить до того, как я успела рухнуть, повалив нас обоих, но рука моя успела-таки мазнуть его по затылку.
Я выпрямилась, лучезарно улыбнулась сказала:
— Я… была немного неловкой. Извините, что помешала.
Лойон пожал плечами и, бросив на меня подозрительный взгляд, открыл наконец дверь, пропуская меня вперед. Я ухмыльнулась уголком рта — дело сделано, и объект почти ничего не заподозрил. Краем глаза я видела, как он едва заметно проверяет содержимое карманов — у меня во все времена была устойчивая репутация карманницы (впрочем, абсолютно заслуженная), на что я и поставила. Но проверять ему стоило не свои карманы, а ауру — у затылка сидел мой жучок, который весьма определенно сообщит, когда Лой возгорит желанием пообщаться со своим сообщником (шефом?) у меня за спиной. Маг — не ощущающий, передача и чтение мыслей не природная его способность, а искусственно созданная с помощью заклинаний.
— Прошу. Устраивайтесь как пожелаете.
— Отлично. Надеюсь, нас никто не побеспокоит? — я сделала особое ударение на последнем слове. Он понял меня, но, похоже, решил не прислушиваться к предупреждению.
— Нет. Но если вы позволите, мне необходимо переодеться, — он кивнул на подол, за которым по роскошному ковру действительно волочился хвостом грязный след, а с накидки, на которую он наступил, и вовсе все еще капала жидкая дворовая грязь.
— Как пожелаете. Но я бы попросила вас поторопиться. Мое время ограничено, — путь советуется с кем хочет — это даже к лучшему, даст мне в руки лишние козыри, которыми можно ошеломить и сбить с толку. Я едва сдерживалась, чтобы не начать стричь ушами — я явно напала на след. Он меня боится, и боится того, что я могу заставить его сказать. Ну что ж-ж-ж…
Маг кивнул и вышел. Я огляделась и с комфортом устроилась в огромном кресле, закинув ногу на ногу. Едва я глянула на Лойона во дворе, как сразу же убедилась, что заранее намечаемая мной система допроса является как нельзя более правильной. Все кнопки выглядели достаточно очевидно, так что я на всякий случай подготовилась к разного рода неожиданностям, когда попытаюсь на эти кнопки нажать.
Ну что ж, тактика и стратегия имеются, остается ждать.
Однако ждать оказалось тоскливо. В соседней комнате Лойон действительно пытался с кем-то связаться, но пока безуспешно. То ли жучок глушил заклинание, то ли абонент был недоступен. Минута проходила за минутой, и я начала скучать. Рядом с креслом обнаружился небольшой столик, даже, скорее тумба, заваленная пухлыми томами. Я схватила верхний. Хммм… «Великие титаны древности. Первое поколение.» Ого! Редкая вещица. Осталось то ли десять, то ли двенадцать рукописных экземпляров.
Я положила том на колени. Паучиха меня не слишком волновала, но Алекс пробудил во мне интерес к Ядру. Почему там действительно не временной вакуум? Я пролистала несколько страниц, дойдя до Хроноса. Приглядывая за успехами Лоя, я погрузилась в чтение. Полная биография меня не интересовала, поэтому я собиралась и ее пролистать, но в глаза бросился длиннющий список имен и званий. Я улыбнулась и начала читать. «Любым из этих имен можно назвать Его с одинаковой правильностью, но ни одно из них, данное как смертными, так и богами, не будет истинным, ибо в каждом заключена лишь часть его сущности. Истинные имена титанов не известны никому, поэтому мы дали Ему свои, и, увы, лишь полный их список образует полное представление о Нем.» Я пробежала глазами пресловутый список: «Управитель времени — Xronos — самое известное имя; властитель путей — Volvin; посылающий вещие сны — Morgon…». Я просмотрела колонку почти до конца, не читая, пока взгляд не споткнулся о титул, заставивший меня глупо ухмыльнуться: «…покровитель шутов — Tangar;» вот уж точно работка — смех. Машинально я прочитала дальше: «…повелитель огненной стихии, Огненный Лис — Velke Zar»…
Воздух со свистом вышел сквозь сжатые зубы. Калейдоскоп в голове щелкнул и развернулся, сложившись раз и навсегда. Белая нить наконец исчезла, слившись с полотном.
На пороге возник Лойон — встревоженный и нервный — связь так и не установилась. Только это уже не важно. Я отложила книгу и сказала:
— У меня к вам весьма серьезный разговор.
Он медленно кивнул, глядя мне в глаза.
— Итак, мне известно, что…
Глава 22
А у тебя хороший яд? Ты не заставишь меня мучится?
А. де Сент-Экзюпери.
Алекс.
Я вытянул руку вверх, к небу. Губы скривились, по щекам предательски потекли слезы.Сквозь ладонь я видел солнце. И бледные росчерки путей.
Я не хочу умирать. Не хочу! И видеть, как мир вокруг тает, тоже желания нет. Рука упала и глухо шлепнула по боку. Да, я трус, и останусь им навсегда, чтобы из меня не пытались сделать. То, что было надежнейшей крепостью, обернулось надежнейшей темницей. Ядро распадается, и распадается вместе со всем содержимым. И нами в том числе.
Я подошел к ближайшей золотой ленте и легко дотронулся до нее. Пальцы встретили сопротивление, но почти сразу же прошли сквозь Путь. Умирать героически я не хотел, но, похоже, так умереть еще более глупо.
Глупее некуда. Я смахнул слезы и, постояв в почти неразличимой тени дерева с опущенной головой, окончательно взял себя в руки. В конце концов, узнаю меру своих заслуг у райских ворот. Если меня наверх вообще пустят после такого упокоения.
Хан горбился над древней рукописью, как и час, и три назад, пытаясь выудить хоть какую-то надежду из путанных и удручающе кратких записей о последнем распаде Ядра. К несчастью, имело место сие событие слишком давно, чтобы осталось хоть что-то толковое. Хотя, чем черт не шутит, возможно, у Ворона просто нет нужного источника.
То, с какими темпами шел распад, заставляло сомневаться, что этот источник он найдет. Прошло самую малость больше суток. То, что окружающее пространство, по видимому, следует за Путями, мы начали понимать только к вечеру, а то, что сами начинаем исчезать, обнаружили утром. Причем чем дальше, тем быстрее идет распад. Пути стали бесполезны уже тогда, когда я заметил, что они поблекли. Хана Пути не пропускали по вполне понятной причине, а я просто проваливался сквозь них.
Да, я готов согласится, что Ядро все же инородный элемент во всей этой системе. И рано или поздно оно должно было бы распасться, но почему так быстро? И на худой конец, почему так вдруг?
Случайность? Наверное — да. Нужен кто-то классом повыше, чем братья черно-белой масти, даже если они и держат лапки на всемировом рубильнике, чтобы это было НЕ случайностью. А ни для кого классом выше мы такой ценности не имеем, даже все вместе взятые, до последнего потрошка. Так что мне просто не везет, как, впрочем, и всегда.
Я сощурился на небо, которое темнело, как будто дело шло не к полудню, а к ночи и вполголоса спросил:
— Ну что?
— Ничего, — в тон мне ответил Ворон. — От того, что ты спрашиваешь об этом каждые пять минут, ничего не измениться.
— А серьезно? — я бросил в его сторону быстрый взгляд. Он только глянул мне в глаза и все стало предельно ясно. Он очень хорошо говорит глазами, душа наша неупокоенная.
— Я копаюсь в этих богами забытых книгах, в которых половина — бред рехнувшегося блаженного, а другая половина — досужие домыслы тех, кто этот бред записывал. И уж поверь, я не в коей мере не ожидаю найти там выход. Но надеюсь. Очень надеюсь. Просто потому, что больше ничего предпринять я не могу. Такие мы немощные.
— А ты пробовал?
— Пробовал?… Я не только и не столько привязан к этому месту, сколько заблокирован. Все, что я могу, завязано в тот же узел, что держит меня здесь. Спасибо, хоть тело оставили, иначе бы летал на крыльях. Максимум, что я могу — уйти отсюда на своих ногах, а это, как показала практика, мне не светит.
— Хорошо. Но ведь я тоже кое-что могу?
— Не затруднит ли вас в таком случае проложить портал сквозь Слой?
— Издеваешься… Даже сквозь материю порталы прокладывать может только лиан.
— Тогда — навряд ли.
Нет, точно издевается. Как вы меня достали своими замашками бесконечно-мудрых и безупречно-разумных. Даже когда под носом замаячит черный балахон с косой, останутся все такими же задницами.
— А Дикий?
— Дикий сейчас не может ничего. И не факт, что сможет когда-нибудь потом.
— Хан, он дрыхнет с того момента, как мы сюда заявились. Разве это нормально?
— Сомневаюсь. Сомневаюсь, что само его существование можно назвать нормальным явлением. В любом случае, у меня теперь нет уверенности даже в том, что он сможет очнуться, если случиться невероятное и распад остановиться.
Я закатил глаза.
— А если бы он очнулся до того?
— Ну, — он коснулся носа пером, которое незнамо зачем вертел в руках, и после продолжительной паузы сказал: — Не знаю.
А я уж подумал, что сейчас выдаст что-нибудь сакраментальное. Ладно…
— Но он не очнется.
Я фыркнул и передернул плечами. Я все понимаю, Летописец существует как раз для копошения в книгах, но почему свет клином сошелся именно на них? Я поднял голову и посмотрел вверх. Небо стало еще на чуточку темней, тени исчезли. Боюсь даже подумать, что будет, когда земля перестанет давать опору так же, как и Пути.
В книгах ответа может не оказаться вовсе. Можно даже гарантированно сказать, что его там нет. Значит, нужно искать в других местах.
Я развернулся на каблуках и направился в хижину. Внутрь пришлось залезать через окно, потому как с дверьми появилась все та же проблема — пальцы сквозь них проходили, а вот все остальное тело — нет. Потому и открывать их было крайне затруднительно. Телекинез на такую «разреженную» материю тоже не действовал. Хотя, возможно, мне просто не хватало практики.
Внутри все выглядело не менее подтаявшим, чем снаружи. Подсвечник наполовину ушел в стол, и его тяжелое основание свисало с нижней стороны столешницы. Однако на стульях еще можно было сидеть, не опасаясь зависнуть таким же образом. Думаю, распад замедляется вблизи земли — он явно идет снаружи, извне, и к центру тормозится. И ведь что интересно — единственная стабильная структура, самая древняя, стала распадаться первой, а мы, попавшие сюда последними, дольше всего остаемся стабильными.
Я определенно пришел к чему-то важному, но вот только что из этого всего следует? Я пожал плечами и направился к двери в маленькую каморку, где со вкусом похрапывал Дикий. И опять дверь… Я решил проверить свою теорию и мысленно потянул на себя нижнюю часть двери. Подействовало. Очевидно, материя действительно осталась гораздо более плотной у земли. Дверь раскрылась, и я прислонил ее к стене, поставив рядом стул для надежности.
В тесном закутке стояла кровать — не кровать, а так — низенький топчан. Правда, за массой болотно-зеленой чешуи и огромных крыльев его практически не было видно. Я попытался потянуть за край крыла, но пальцы цапнули пустоту. Я попробовал еще, с точно таким же результатом. Гм… Вдруг я понял, что Дикий может оказаться для меня аналогом той же двери, сквозь которую проваливаются пальцы. Будем надеяться, мы, как чужеродные элементы, между собой взаимодействовать все же можем. Ну, с богом! Я задумчиво посмотрел на хвост и, примерившись, дернул. Хвост оказался вполне материальным, но дернуть посильнее я не решился — меня не покидало ощущение, что он отвалится. На ладони что-то зашуршало. Я поднес ее к лицу и увидел несколько отставших чешуек. Да, дело совсем неладно — я никогда не видел, чтобы с Дикого сыпалась чешуя. Да еще от малейшего прикосновения.
Я начал серьезно сомневаться в своей затее, но, подумав с минуту, решился. Чем черт не шутит, а вдруг… Я решительно потряс его за плечи. Как и ожидалось, никакого результата. Я закусил губу и со всей силы нажал на точку за ключицей, здорово приводящую в себя.
— Дикий! Ты меня слышишь?
Ладно. Я влепил ему парочку ментальных оплеух и повторил все сначала. Потом еще разок и еще…
Через полчаса я несколько упарился, но Ворон оказался прав — его не привел бы в чувство даже штурм его флагмана, не говоря уже обо мне. Однако пользу мой крестовый поход все же принес — я понял, что дом становиться если не опасным, то, по крайней мере, серьезным препятствием.
Я вышел наружу, толкнув входную дверь изнутри плечом и подперев прихваченной в общей комнате табуреткой, и решительно направился к Хану.
— Если у тебя в доме есть что-нибудь ценное, пора это оттуда выносить.
— У меня в доме ценного только библиотека. Каких-то пара-тройка тысяч томов. Выносить? — он ухмыльнулся.
— Ну я смотрю, Летопись ты уже вынес, так что все в порядке.
— Это пятый том.
— Слушай, я совершенно серьезно говорю. А прежде всего надо бы вытащить оттуда Дикого. Если нам каким-то лядом подфартит, надо как минимум быть к этому готовым.
— Каким это лядом, например? — он, поморщившись, откинулся назад, прислонившись спиной к дереву.
— Ну, например, Хронос соизволит оторвать свою высокородную задницу и посмотреть, что тут у него твориться. Тогда будем бегать кругами, подпрыгивать и кричать «SOS!!!».
— Хм, — он криво улыбнулся, а потом неожиданно засмеялся, но почти сразу посерьезнел. — Может, ты и прав. Надеюсь, ты в курсе, что Дикий весит значительно больше двух центнеров?
— Он же не сможет летать с таким весом.
— А зачем ему летать? Он вполне обходится телепортацией.
— Ладно… — я вздохнул, представив такую тяжесть на плечах. Надеюсь, спина не переломится. Хотя тащил же его сюда как-то Хан в одиночку. Да, но у души позвоночника нет. — Ладно, пошли. Быстрее начнем, быстрее закончим.
Хан аккуратно сложил книги в стопку и поднялся. Натыкаясь друг на друга в узкой каморке, мы, поминутно отдыхая, дотащили Дикого сначала до общей комнаты, а потом и до порога. Сто метров до дерева, под которым мы заседали все утро, оказались хуже. Я кряхтел и матерился, чувствуя, что выйду-таки из этой передряги инвалидом, причем по собственному почину. Хан ехидно ухмылялся с непроницаемым лицом, но чем дальше, тем менее радостной становилась эта ухмылка.
Минут десять после того, как мы уложили Стража на травку, мы валялись рядышком, переводя дух. Я отряхнул с одежды отставшие чешуйки и проникся уважением к Скай — я неоднократно наблюдал, как практически волокла его на себе из лаборатории, где он регулярно чем-то «травился», а потом страдал от жестокого похмелья.
Хан же в это время уже бодро потопал обратно в дом. Вернулся он через полчаса, когда я окончательно пришел в себя, и с армейским рюкзаком, довольно плотно набитым.
— Решил все-таки взять Летописи?
— И кое-что еще.
— Слушай, — я потеребил изрядно потрепанную ткань рюкзака и высказал вслух свое мнение о единственном вероятном для нас выходе: — Только Скай может тебя разблокировать?
— Ну почему, — он пожал плечами. — Нет. Может еще тот, кто блокировал.
— Я смогу? — задал я в лоб интересующий меня вопрос.
— Слушай, я не пойму, тебе совсем делать нечего? Могу литературой поделиться.
— Откуда такой скепсис? А вдруг?
— А вдруг Пути опять отвердеют? — он фыркнул и передернул плечами. Потом помолчал, задумчиво глядя на мою макушку, и вздохнул: — Ладно, делай что хочешь, только не убей, ради богов, уникум.
— Уникумом я буду, если тебя убью, душевный ты наш.
Я подтянул колени к груди, умастил подбородок сверху, и приступил к ментальному препарированию объекта. Потом подумал и положил руку на край его крыла, стелящегося по земле. Я, конечно, не Страж, с их ладонными потоками, но физический контакт лишним не будет.
— Хорошо хоть на коленку руки класть не додумался, — обратился Ворон к ближайшему кусту. Ну, я тебе это припомню… Мстительная мысль потонула в непривычно бурном потоке чужой личности — щиты и блоки он сейчас поддерживать не мог, и вся эта не сдерживаемая никакими запорами масса ухнула на мою бедную голову.
Вынырнул я изрядно потрепанный, зато с массой совершенно бесполезной информации (оказывается, Хан при жизни лет двадцать служил в армии, в два раза больше — пахал на ниве контрабанды, за что был неоднократно бит, ненавидит яблочные плюшки, а на данный момент с тоской размышляет на тему того, что дело — задница). Нет, общение с суперподкованными в ментале людьми определенно не идет мне на пользу. Я вздохнул и нырнул обратно.
На сей раз процесс пошел. Через десять минут я обнаружил «узел». Мда-м… Хороший такой, морской. Еще полчаса ушло, чтобы приблизительно разобраться в его структуре и при этом не дать себе утонуть во всем этом бедламе. При первой же попытке подергать за ниточки выяснилось, что он самозатягивающийся. То есть затягивающий в себя всех любопытных.
Я поспешно дернулся из ментала и долго сидел с абсолютно пустой головой, хватая ртом воздух. Это было… страшно. Наверное — да. И далекая, очень далекая перспектива потеряться в чужом сознании настолько, чтобы уже никогда не суметь оттуда выйти, вдруг стала слишком близкой. Только терять уже нечего — все, отыграли фанфары, другого пути нет. Отдышавшись и отбоявшись, я вернулся обратно и попробовал зайти с другой стороны…
Я пробовал так и эдак, строил хитрые комбинации и обманки. Периодически выныривал, давая голове и нервам отдых и пытаясь обдумать новые ходы. Час проходил за часом, Хан не поднимал глаз от бумаги, переворачивая страницу за станицей, просматривая книгу за книгой, но выхода не находил. Небо темнело затаясь, украдкой, но быстро, быстро, неестественно быстро. Я начал бояться всерьез и с яростью набросился на узел.
Снова часы. Я пробовал бесчисленное количество раз, бесчисленные уловки и приемы ушли в никуда, пять или шесть из них едва не оказались роковыми, и я еще и еще раз кланяюсь моим учителям — выдрессировали меня действительно хорошо. Я смутно помню и попытки эти, и перерывы между ними, когда я находил в себе силы глянуть и на темнеющее небо, и на безнадежность в глазах Ворона, и на собственные прозрачные руки.
Но все когда-то кончается. Наступил момент, когда и я понял, что это бесполезно.
Значит, не судьба. Я вышел из ментала в последний раз и повалился на траву, разминая затекшую спину. Даже Хан не стал прохаживаться по поводу моего провала. Боюсь, мы оба понимали, что это, кажется, конец. И не будет никакого «SOS!», потому как, очевидно, миру до нас дела нет.
Ну и черт с ним. Страшно не было. Было спокойно. Не знаю, почему. Может, потому, что сделал все, что мог. Может, потому, что есть смерти много хуже этой. Может… Может, потому, что я ничего такого не оставлял на этом свете, за что хотелось бы держаться до конца.
Аминь. Умереть, глядя в Великое Ничто. А если представить звезды, выйдет даже красиво. И хорошо, что здесь меня ничего не держит. Мне было бы плохо, а это все рано ни-че-го не дало.
Захотелось подняться и напоследок почувствовать себя живым. Я встал одним движением, будто толкала сама земля. Запрокинул голову, закрыв глаза и представляя звезды. Красиво. И черт с ним со всем. Я еще жив.
Я пошел вперед, сам не зная куда, не зная, зачем. Вокруг была темнота, беззвездная, но не давящая. Черный, черный тюль.
На лицо упал свет. Полоса бледно-золотистого тумана мягко сияла, разгоняя черноту. Сияла. Все еще. Рука потянулась к ней, чуть помедлила, окрашиваясь золотом, и нырнула внутрь. Я шагнул вперед, почти касаясь полой куртки Пути, близко, очень близко, но все же вовне, а не внутри. Я медленно перевернул ладонь — прозрачная фигурка дымчатого стекла, наливающаяся золотым светом, словно кровью.
Свет не гас с темнотой. Он просто становился другим.
Да, я жив. И теперь, завороженный древней магией, в центре гибнущего мирка, я понял, что никогда еще не был настолько живым. Мир сузился до границ светлого пятна, и я не мог оторвать от него ни взгляда своего, ни руки. Чернота за спиной уже отошла в Ничто, но пока есть свет, я жив. Жив. Жив…
Я сощурился, наблюдая за крохотными звездочками, проходящими сквозь руку. Рожденные в Ядре, они медленно поднимались вверх, сияющие, золотые, крошечные пылинки мироздания. Вспыхивали, кружились, выстраивались в сияющие ожерелья. Я чувствовал, как свет переполняет руку, струиться дальше, вливается в тело, наполняет кровь. И свет потянул домой — последний, почти невольный шаг вперед. В свет. Я стоял в медлительном потоке ярких искорок и понимал, что теперь все идет как надо. Все еще будет. И конец — он еще очень далеко, ведь дорога искры от Ядра до конца Пути — целая жизнь. Ведь за спиной — сотни, тысячи Путей. Жизней.
Значит, будут эти жизни. Будут. Обязательно будут…
Я запрокинул голову вверх, к беззвездному небу. Не нужно представлять звезды, они там есть. Нужно только иметь свет их увидеть. И я увидел. За бурой дымкой, за тусклыми остатками неба, за чернотой и небытием, сияли звезды. Тысячи, миллионы — яркие, тусклые, белые и зеленоватые, голубые, желтые, близкие, далекие, нужные и нет, они сияли в тонкой паутине, где каждая паутинка — жизнь, где каждая нить — судьба. Великой паутины без времени и пространства, единое имя которой — Полотно. То, что изменяемо, если имеешь свет изменить.
Я потянулся вверх, где горела яркая белая звезда, и протянул руку. Свет ожег пальцы, ослепил глаза, болью покатился по телу. Звезда не давалась, выворачиваясь, обжигая, не желая покидать полотно. Я потянулся к теням своим — но нашел лишь одну. Я позвал ее силу к себе — и она подчинилась. Я впитывал ее телом, душой, сознанием, и понимал, что сумею. Даже так.
Пальцы сомкнулись вокруг белого пятна и потянули вниз со все новой силой. И оно подчинилось. Белая звезда этого мира оторвалась от Полотна и осталась в моей ладони, но последней, мстительной вспышкой, сожгла ее до кости. Рука вздрогнула и, соскользнув, задела узел паутины. Он натянулся вслед за рукой, нити спутались и переплелись. Я легко, едва касаясь, выпростал ладонь. Последняя нить натянулась, до предела истончившись.
Я прижал руку со звездой к груди, молча склоняя голову перед теми, чья судьба изменилась. Или?… Нет, не изменилась. И на том, и на том конце я видел тень смерти. Аминь.
Я бросил звезду на землю. Белое пламя вспыхнуло, языки пламени взметнулись в человеческий рост, прожигая Слои насквозь — у меня был один шанс изменить Полотно, и я лепил портал.
* * *
— Алекс!!! Да очнись ты!! — заорали у меня над ухом, встряхивая за плечи. Голова мотнулась в сторону от пощечины. Я вздрогнул и открыл глаза. Я лежал навзничь около тающего Пути. Бездна, приснилось… Хан рывком поднял меня за шиворот и поставил на ноги.— Давай-давай, пошевеливайся! Ну же! — увидев, что я наконец утвердился на ногах, он отпустил мой воротник и, пока я пытался прийти в себя, закинул на плечо рюкзак и спортивно потрусил к нашему дереву.
— Подожди… — начал я, пытаясь его нагнать, но ноги заплетались, — Да что случилось?
— Кавалерия подогнала, — непонятно отозвался он, наклоняясь над Диким. — А ну-ка, помоги!
— Что? — вяло переспросил я. В голове все еще шумело, тело тоже не слишком спешило слушаться. Наверное, потому, что наполовину растаяло. Я провел рукой по лицу в надежде взбодриться, но… Я уставился на руку. Правая ладонь была сожжена. До кости.
— Да идешь ты или нет?! — прорычали под деревом, уже практически невидимым.
— Сейчас, сейчас… — я обернулся и блуждающий взгляд наткнулся именно на то, что искал — портал белого пламени. Получилось! Получилось…