Страница:
Пол сосредоточился, напряг слух. В ушах стучала кровь; дыхание сделалось затрудненным, поверхностным и шумным.
Скребущий звук был тихим и неотчетливым.
«Хорошо, – подумал Пол, – значит, в дверь квартиры».
Он соскользнул с кровати, всеми силами сопротивляясь желанию спрятаться под матрац. Входная дверь была на замке. Он по-прежнему оставался на своей территории и мог себя защитить.
Пол был одет в одни «боксеры»; когда он посмотрел в висящее на стене зеркало в полный рост, собственное отражение показалось ему до смешного уязвимым. Он замер, вытянул шею и прислушался.
Скреб-скреб…
«Это те негодяи с „узи“ и керосином, которых я и боялся. Люди с болота», – решил Пол.
Или…
Тот тип с татуировкой «СССР» на руке.
Этот некто стоял за входной дверью. Той, из-за которой на Пола косила глазами Лиза. Если память не изменяла, он ее надежно запер. Даже на два оборота.
Пол осторожно вышел из спальни и глянул на дверь квартиры, словно видел ее впервые. Присмотрелся. Она показалась ему достаточно надежной. Правда, облупилась и требовала покраски. Но была твердой, как сталь. Сравнение обнадеживало.
Теперь Пол не сомневался, что запер ее на два оборота, но забыл, как должна стоять продолговатая ручка – горизонтально или вертикально.
До него внезапно дошло: как только он вышел из спальни, звуки прекратились. Дошло потому, что теперь они возникли снова.
Но на этот раз ближе, грубее и громче. «Туман крадется на кошачьих лапках». Этот стишок он запомнил с детства. Только сейчас к нему подбиралась не кошка, и детство давно кончилось.
Оружие.
Взгляд метнулся по квартире и нервно, словно попавшаяся между рамами муха, стал дергаться от стены к стене.
Металлическое пресс-папье от «Шарпер имидж»? Что ж, не исключено.
Полированная африканская трость, которую родители Джоанны привезли из Кении? Может быть.
Лежащее посреди обеденного стола никчемное стеклянное яйцо? Не пойдет.
А сам обеденный стол?
Ножи!
Пол повернул в сторону кухни, стараясь припомнить, где Джоанна держит ножи для разделки мяса.
И еле удержался, чтобы не броситься туда бегом.
Ни в коем случае. Иди тихонько. Порхай, как Мохаммед Али на ринге. Они не знают, что ты здесь. Могут только догадываться. Им может надоесть копаться с замком. Тогда они все бросят и уйдут.
Но если они знают, что он в квартире, – тогда ни за что.
Пол вплыл в кухню, надеясь, что передвигается легко и бесшумно, хотя чувствовал себя тяжелее свинца. Он слышал, что звуки у двери становятся громче и настойчивее.
С той стороны старались что-то подобрать к замку – вот как это воспринималось из квартиры. Пола охватило отчаяние.
События развивались, как во время изнасилования на свидании: сначала все было вежливо и пристойно, но чем дальше, тем грубее и настойчивее. Замок отчаянно сопротивлялся. Но и взломщик не сдавался.
Пол выдвинул ящик кухонного шкафа. Он скрипнул.
Звуки за дверью разом прекратились.
И наступила мертвая тишина.
«Пол, надо что-то делать с этими ящиками». Джоанна говорила ему об этом не раз, а целую тысячу. И он тысячу раз отвечал, чтобы она наняла ребят из «Пенни сейвера».
Но рабочих так и не вызвали, и ящики продолжали вопить каждый раз, когда их пытались открыть.
Люди за дверью знали, что он в квартире.
В выдвинутом ящике оказались записная книжка Джоанны, несколько карандашей, скрепки для бумаг, меню из ресторана навынос «Хьюман Флауэрз».
И никаких ножей.
Поскребывание возобновилось. На этот раз сильнее.
Пол выдвинул следующий ящик. Вот они. Целый набор ножей «Гинзу», за которые они в пять необременительных месячных взносов заплатили 49,95 долларов. Знаменитые ножи, выкованные настоящими самурайскими мастерами в Йокогаме. В рекламных роликах такими разрубают папиросную бумагу. Пол сомкнул пальцы на пластмассовой рукояти.
И повернулся к двери.
Которая была от него не дальше десяти футов. А за дверью – они. Казалось неправдоподобным и смешным, что эта дверь способна его спасти. Пол носом ощущал их присутствие. И Джоанна бы тоже почувствовала.
Надо позвонить 911.
На этот раз он может назвать адрес.
Если вызвать патрульную машину, взломщики решат, что полицейские прибудут с минуты на минуту, и это их спугнет.
Телефон находился в другом конце квартиры. Расстояние казалось непреодолимым, как Сахара.
Подожди. Не надо звонить. Достаточно сделать вид.
– Это полиция? – закричал он. – Звоню вам с Западной 84-й улицы, номер 341, квартира 9Г. Кто-то пытается ко мне влезть. Да-да, совершенно верно… Будете через две минуты? Слава Богу!
Как ни странно, его уловка не сработала. Человек или люди за дверью не прекратили своего занятия.
Пол должен был бы спросить себя – почему?
Если бы на часах было не пять утра и он бы немного лучше соображал, ответ бы нашелся.
Пол бы понял, что телефонная фальшивка не сработала и не отпугнула незнакомцев по одной-единственной причине: они знали, что звонок – притворство.
А знали потому, что были уверены: у него нет никакого телефона.
Значит, приняли меры, чтобы он не смог никому позвонить.
Глава 33
Глава 34
Глава 35
Глава 36
Скребущий звук был тихим и неотчетливым.
«Хорошо, – подумал Пол, – значит, в дверь квартиры».
Он соскользнул с кровати, всеми силами сопротивляясь желанию спрятаться под матрац. Входная дверь была на замке. Он по-прежнему оставался на своей территории и мог себя защитить.
Пол был одет в одни «боксеры»; когда он посмотрел в висящее на стене зеркало в полный рост, собственное отражение показалось ему до смешного уязвимым. Он замер, вытянул шею и прислушался.
Скреб-скреб…
«Это те негодяи с „узи“ и керосином, которых я и боялся. Люди с болота», – решил Пол.
Или…
Тот тип с татуировкой «СССР» на руке.
Этот некто стоял за входной дверью. Той, из-за которой на Пола косила глазами Лиза. Если память не изменяла, он ее надежно запер. Даже на два оборота.
Пол осторожно вышел из спальни и глянул на дверь квартиры, словно видел ее впервые. Присмотрелся. Она показалась ему достаточно надежной. Правда, облупилась и требовала покраски. Но была твердой, как сталь. Сравнение обнадеживало.
Теперь Пол не сомневался, что запер ее на два оборота, но забыл, как должна стоять продолговатая ручка – горизонтально или вертикально.
До него внезапно дошло: как только он вышел из спальни, звуки прекратились. Дошло потому, что теперь они возникли снова.
Но на этот раз ближе, грубее и громче. «Туман крадется на кошачьих лапках». Этот стишок он запомнил с детства. Только сейчас к нему подбиралась не кошка, и детство давно кончилось.
Оружие.
Взгляд метнулся по квартире и нервно, словно попавшаяся между рамами муха, стал дергаться от стены к стене.
Металлическое пресс-папье от «Шарпер имидж»? Что ж, не исключено.
Полированная африканская трость, которую родители Джоанны привезли из Кении? Может быть.
Лежащее посреди обеденного стола никчемное стеклянное яйцо? Не пойдет.
А сам обеденный стол?
Ножи!
Пол повернул в сторону кухни, стараясь припомнить, где Джоанна держит ножи для разделки мяса.
И еле удержался, чтобы не броситься туда бегом.
Ни в коем случае. Иди тихонько. Порхай, как Мохаммед Али на ринге. Они не знают, что ты здесь. Могут только догадываться. Им может надоесть копаться с замком. Тогда они все бросят и уйдут.
Но если они знают, что он в квартире, – тогда ни за что.
Пол вплыл в кухню, надеясь, что передвигается легко и бесшумно, хотя чувствовал себя тяжелее свинца. Он слышал, что звуки у двери становятся громче и настойчивее.
С той стороны старались что-то подобрать к замку – вот как это воспринималось из квартиры. Пола охватило отчаяние.
События развивались, как во время изнасилования на свидании: сначала все было вежливо и пристойно, но чем дальше, тем грубее и настойчивее. Замок отчаянно сопротивлялся. Но и взломщик не сдавался.
Пол выдвинул ящик кухонного шкафа. Он скрипнул.
Звуки за дверью разом прекратились.
И наступила мертвая тишина.
«Пол, надо что-то делать с этими ящиками». Джоанна говорила ему об этом не раз, а целую тысячу. И он тысячу раз отвечал, чтобы она наняла ребят из «Пенни сейвера».
Но рабочих так и не вызвали, и ящики продолжали вопить каждый раз, когда их пытались открыть.
Люди за дверью знали, что он в квартире.
В выдвинутом ящике оказались записная книжка Джоанны, несколько карандашей, скрепки для бумаг, меню из ресторана навынос «Хьюман Флауэрз».
И никаких ножей.
Поскребывание возобновилось. На этот раз сильнее.
Пол выдвинул следующий ящик. Вот они. Целый набор ножей «Гинзу», за которые они в пять необременительных месячных взносов заплатили 49,95 долларов. Знаменитые ножи, выкованные настоящими самурайскими мастерами в Йокогаме. В рекламных роликах такими разрубают папиросную бумагу. Пол сомкнул пальцы на пластмассовой рукояти.
И повернулся к двери.
Которая была от него не дальше десяти футов. А за дверью – они. Казалось неправдоподобным и смешным, что эта дверь способна его спасти. Пол носом ощущал их присутствие. И Джоанна бы тоже почувствовала.
Надо позвонить 911.
На этот раз он может назвать адрес.
Если вызвать патрульную машину, взломщики решат, что полицейские прибудут с минуты на минуту, и это их спугнет.
Телефон находился в другом конце квартиры. Расстояние казалось непреодолимым, как Сахара.
Подожди. Не надо звонить. Достаточно сделать вид.
– Это полиция? – закричал он. – Звоню вам с Западной 84-й улицы, номер 341, квартира 9Г. Кто-то пытается ко мне влезть. Да-да, совершенно верно… Будете через две минуты? Слава Богу!
Как ни странно, его уловка не сработала. Человек или люди за дверью не прекратили своего занятия.
Пол должен был бы спросить себя – почему?
Если бы на часах было не пять утра и он бы немного лучше соображал, ответ бы нашелся.
Пол бы понял, что телефонная фальшивка не сработала и не отпугнула незнакомцев по одной-единственной причине: они знали, что звонок – притворство.
А знали потому, что были уверены: у него нет никакого телефона.
Значит, приняли меры, чтобы он не смог никому позвонить.
Глава 33
Сначала он ощутил несокрушимую силу.
Ее слепое присутствие.
Сгусток мышц. Словно из стали была сделана не дверь, а человек, который ворвался в квартиру. «СССР», – подумал Пол.
Он стоял в десяти футах от двери с ножом «Гинзу» в руке. И тотчас же на него налетела бесформенная черная масса.
Пол попытался ударить в нее острием, но человек отбросил оружие со смехотворной легкостью.
Нож звякнул по полу.
Однако ворвавшийся не успел убить Пола: тот нырнул под его железное плечо и бросился на кухню, где на бегу попытался запустить руку во второй ящик кухонного шкафа. Но только порезался – кажется, ножом для удаления сердцевины из яблок, который им прислали бесплатно в рамках рекламной акции. Теперь его ладонь кровоточила, а главное – он остался без оружия.
Ворвавшийся гнался за ним по пятам. Пол слышал за спиной его тяжелое дыхание, словно человек устал, изрядно намучившись с дверью.
Но не настолько, чтобы бросить свое занятие и отстать.
Пол, как филдер[50] на поле, вильнул в спальню и попытался закрыть за собой дверь.
Не тут-то было.
Преследователь навалился на створку с другой стороны.
Пол сопротивлялся изо всех сил.
«Адреналин – тот же наркотик», – подумал он. Все мышцы звенели от наполнявшей их энергии. Он почувствовал себя могучим, безжалостным, даже неукротимым.
Но верх не взял.
Адреналин сделал свое дело. Однако противник казался не человеком, а буйной природной стихией. Дверь стала поддаваться.
На дюйм.
На два.
Окровавленная ладонь скользила.
– Черт! – прохрипел Пол. – Черт! – Он попытался собрать последние силы.
Но он мог кричать, сколько заблагорассудится. Толкать дверь, царапаться, сопротивляться, молить. Напрасно.
Все кончилось сокрушительным грохотом и визгом. Дверь врезалась в стену, а Пол отлетел назад, словно выпущенный из катапульты. Увернулся от кровати и схватил телефонную трубку. Аппарат был мертв.
Человек был уже в спальне.
Пол закрылся руками. Он закричал. Но из горла не вылетело ни звука.
Нападавший закрыл ему рот ладонью, а другой рукой сдавил шею.
Пол почувствовал себя тряпичной куклой, которой вот-вот оторвут голову.
Однако незнакомец не раскроил ему череп.
Он с ним заговорил.
Шепотом.
– Дыши, – приказал он. – Легко и свободно. Вот так.
В его речи не было ни малейшего русского акцента. И колумбийского тоже. Это стало первой неожиданностью.
Но была и другая.
На самом деле это было совсем недавно. Но те события казались такими далекими, словно превратились в древнейшую историю.
Задержка в аэропорту Джона Кеннеди. Посадка в Вашингтоне, округ Колумбия. И восемнадцать мучительных часов в самолетном кресле.
Только его гостю они тогда вовсе не казались мучительными. Он сидел и спокойно смотрел в спинку переднего кресла.
Этот человек привык ждать.
– Помнишь? – спросил он Пола.
Это был натуралист-орнитолог.
Ее слепое присутствие.
Сгусток мышц. Словно из стали была сделана не дверь, а человек, который ворвался в квартиру. «СССР», – подумал Пол.
Он стоял в десяти футах от двери с ножом «Гинзу» в руке. И тотчас же на него налетела бесформенная черная масса.
Пол попытался ударить в нее острием, но человек отбросил оружие со смехотворной легкостью.
Нож звякнул по полу.
Однако ворвавшийся не успел убить Пола: тот нырнул под его железное плечо и бросился на кухню, где на бегу попытался запустить руку во второй ящик кухонного шкафа. Но только порезался – кажется, ножом для удаления сердцевины из яблок, который им прислали бесплатно в рамках рекламной акции. Теперь его ладонь кровоточила, а главное – он остался без оружия.
Ворвавшийся гнался за ним по пятам. Пол слышал за спиной его тяжелое дыхание, словно человек устал, изрядно намучившись с дверью.
Но не настолько, чтобы бросить свое занятие и отстать.
Пол, как филдер[50] на поле, вильнул в спальню и попытался закрыть за собой дверь.
Не тут-то было.
Преследователь навалился на створку с другой стороны.
Пол сопротивлялся изо всех сил.
«Адреналин – тот же наркотик», – подумал он. Все мышцы звенели от наполнявшей их энергии. Он почувствовал себя могучим, безжалостным, даже неукротимым.
Но верх не взял.
Адреналин сделал свое дело. Однако противник казался не человеком, а буйной природной стихией. Дверь стала поддаваться.
На дюйм.
На два.
Окровавленная ладонь скользила.
– Черт! – прохрипел Пол. – Черт! – Он попытался собрать последние силы.
Но он мог кричать, сколько заблагорассудится. Толкать дверь, царапаться, сопротивляться, молить. Напрасно.
Все кончилось сокрушительным грохотом и визгом. Дверь врезалась в стену, а Пол отлетел назад, словно выпущенный из катапульты. Увернулся от кровати и схватил телефонную трубку. Аппарат был мертв.
Человек был уже в спальне.
Пол закрылся руками. Он закричал. Но из горла не вылетело ни звука.
Нападавший закрыл ему рот ладонью, а другой рукой сдавил шею.
Пол почувствовал себя тряпичной куклой, которой вот-вот оторвут голову.
Однако незнакомец не раскроил ему череп.
Он с ним заговорил.
Шепотом.
– Дыши, – приказал он. – Легко и свободно. Вот так.
В его речи не было ни малейшего русского акцента. И колумбийского тоже. Это стало первой неожиданностью.
Но была и другая.
* * *
Потом, когда Пол перестал дрожать, они вспомнили старые времена.На самом деле это было совсем недавно. Но те события казались такими далекими, словно превратились в древнейшую историю.
Задержка в аэропорту Джона Кеннеди. Посадка в Вашингтоне, округ Колумбия. И восемнадцать мучительных часов в самолетном кресле.
Только его гостю они тогда вовсе не казались мучительными. Он сидел и спокойно смотрел в спинку переднего кресла.
Этот человек привык ждать.
– Помнишь? – спросил он Пола.
Это был натуралист-орнитолог.
Глава 34
«Гимнастика джунглей».
«Книга джунглей».
«В джунглях, могучих джунглях, лев решил немного поспать».
«Буги джунглей».
Джоанна перечисляла весь список того, что могла вспомнить о джунглях. Она была сама себе google.com.[51] Некоторые из ее джунглей оказались явно приукрашенными и дружелюбными. Под такие слова можно спокойно петь и плясать с наивными четырехлетками.
Вспоминались и другие, более пугающие.
Каменные джунгли.
Джунгли за окном.
Но Джоанна не думала ни о тех, ни о других. Вокруг были настоящие джунгли – сырые, наполненные гудением невидимых насекомых, пронзительными криками неизвестных тварей и перепутанными гниющими растениями. Все это сильно пугало.
Хотя бы потому, что было темно.
Темнее темного.
Удушающее покрывало из ветвей не пропускало ни единого лунного лучика. Бродить по этому месту – все равно что забраться в шкаф, где, как верят дети, обитают монстры.
По ночам здесь творилось что-то нехорошее. Джоанна слышала, как над головой трещали ветки и кто-то кричал. Обезьяны? Или кто-нибудь похуже?
Ягуары, оцелоты, удавы?
Джоэль проснулась вскоре после того, как они оставили позади просеку и углубились в чащу. Девочка захотела есть и заревела. Или она заплакала оттого, что замерзла? Или, может быть, потому, что была больна? Этого Джоанна не знала. Она еще только изучала язык младенчества, на котором Галина общалась свободно. Но сейчас это не имело никакого значения. Все равно у нее с собой не было детской смеси. И она ничего не могла поделать с холодом, от которого не спасало детское одеяльце.
– Мы идем домой, – шептала она дочери, скорее, стремясь успокоить себя. Произносила слова вслух, чтобы побороть страх темноты и убедить себя, что все еще существует и сопротивляется. Не только темноте, но всем тем людям и нелюдям, которые таились в ветвях.
Кто-то пролетел мимо и задел ее по лицу. Джоанна чуть не проглотила огромное насекомое и едва сумела его выплюнуть. А затем, сообразив, какая мерзкая тварь побывала у нее во рту, согнулась пополам в рвотном спазме.
Она понятия не имела, где очутилась.
И решила идти напрямик от дома. Пусть неизвестно, что ее ждет впереди, зато она знала, откуда удаляется. Но проблема все-таки возникла – так всегда бывает, когда речь идет о продуманных, спланированных операциях. Противник не дремал.
Все вокруг было против нее: на пути попадались огромные поваленные стволы деревьев, и раза три она едва не упала. Встречались крутые спуски, черные ручьи где-то обрывались водопадами, которые звучали обманчиво мирно, как телевизионные помехи.
Джоанна постоянно что-то обходила и в итоге почувствовала себя заплутавшей и слепой – она столько кружила, что потеряла всякое ощущение направления. Отчаянно хотелось, чтобы кто-нибудь ей подсказал, куда идти; как говорили в детстве, «в какой стороне теплее».
Хотелось есть, было холодно и очень страшно.
Она непрерывно шла; движение укачало Джоэль, и она заснула. У Джоанны появился большой соблазн присоединиться к дочери. Утром она, по крайней мере, сможет рассмотреть, что ее окружает, и хотя бы представить, куда ее занесло.
Но она боялась, что один из охранников – Томас или Пуэнто – заглянет к ней в комнату и тут же пошлет погоню, которая знает эти джунгли как свои пять пальцев и, что еще опаснее, умеет найти след. И продолжала двигаться вперед.
Внезапно она оказалась на большой прогалине.
И от неожиданности споткнулась – было впечатление, словно в темной комнате внезапно зажгли свет. Джоанна рассмотрела собственные ноги, личико спящей Джоэль и небо. Небо, которое она не видела с тех самых пор… она даже не могла припомнить, с каких. Джоанна замерла под ковром сияющих звезд. Их было так много, что они казались искусственными, как на праздничной дискотеке. У нее перехватило дыхание.
Странно. Она находилась посреди джунглей – и стояла на краю поля. Эту землю обрабатывали, за ней постоянно ухаживали. В воздухе витал отчетливый влажный запах. Чего?
Джоанна подошла к самой меже.
Ну разумеется.
Кокаин. Она набрела на тайную плантацию коки, которую скрывали от правительственных патрулей глубоко в чаще.
Джоанну что-то кольнуло. Надежда?
Да, она вступила в опасную зону. Но в эту зону хотя бы заходили люди.
Надо дождаться утра. Кто-нибудь сюда придет – например, фермер, который выращивает урожай. Только вдруг он – не просто рассчитывающий на скромное побочное вознаграждение мелкий частник, а один из них? Вдруг это они возделывают такие поля, и тот, кто появится, тоже окажется врагом? Джоанну разрывали на части противоречивые порывы. Она все бы отдала, только бы снова не возвращаться в джунгли. Но если затаиться рядом с полем, заснуть и дождаться утра, можно нарваться на нехороших людей.
Так идти или остаться?
Но решать не пришлось.
Поле лежало под покрывалом самой черной черноты. Даже когда ее глаза привыкли к лунному свету, оно не изменило оттенка. Осталось таким же, каким было. Черным.
А запах имел почти осязаемую плотность – влажный, вязкий, горьковатый.
Джоанна поняла.
Поле казалось черным, потому что и в самом деле было черным.
Черным, как зола.
Его сожгли дотла. И на месте зарослей высотой пять футов остались лишь короткие перекрученные огрызки.
Поле обнаружил правительственный патруль и сжег. Или люди USDF. Или фермер, который его засеял. Кто знает, может быть, здесь в ходу подсечно-огневые методы земледелия?
Так или иначе, поле заброшено. И никто не явится сюда утром.
Придется двигаться дальше.
Но куда?
Похоже, надо определяться по звездам. Но как? Это Пол знал, как делаются такие вещи. Она даже подарила ему на тридцатипятилетие телескоп, который, кстати, оказался совершенно бесполезным на их городской крыше. Яркие огни Нью-Йорка ослепляли не столько восторженных приезжих, сколько астрономов-любителей. Тем не менее, время от времени он пытался показать ей то одно, то другое созвездие. Теперь Джоанна пожалела, что совсем не слушала мужа.
Так куда же идти?
Джоанна повела рукой над горизонтом и решила, что остановит движение, когда почувствует правильное направление. Так вслепую бросают дротики.
Когда рука замерла, она указывала влево.
Джоанна поцеловала Джоэль в макушку и вновь вошла в джунгли.
Из непроглядно-черного мир стал угольно-серым. И Джоанна перестала опасаться, что при следующем шаге окажется в зыбучем песке, или угодит в яму, или наступит на голову хищнику.
Это было хорошо.
Куда хуже было то, что теперь она видела всех орущих, рычащих и ползающих тварей, которых до этого только слышала. «Воображение страшнее действительности, – заключила Джоанна. – Но ненамного».
Кто-то, по виду бабуин, пронесся в нескольких дюймах от нее, издал раздирающий барабанные перепонки крик, уселся на изгибе ветки в четырех футах над головой и тряхнул в ее сторону лианой. А затем оскалился, и его длинные клыки показались пугающе острыми.
Джоанна свернула направо и спряталась под кустом, надеясь, что обезьяна за ней не погонится.
Но бабуин больше не обращал на нее внимания.
Она пошла дальше. Вдруг древесная ветка прямо перед ней шевельнулась и, роняя ажурный покров зеленого мха, стала отлепляться от огромного ствола.
Разумеется, это была не ветка, а змея. Большущая и, что самое неприятное, встревоженная ее присутствием. Толщиной с руку, с мертвыми желтыми глазами и черным подрагивающим языком. Джоанна застыла от страха и несколько минут следила за тем, как рептилия разворачивала свои кольца.
Затем змея скользнула под развесистый папоротник.
С утренним светом пришла жара. Она накрыла джунгли, словно влажное полотенце, и Джоанна начала исходить потом. Этот запах привлек насекомых, и на нее со всех сторон ринулись тучи белой мошкары. Джоанна попыталась отмахнуться от них, но мошки оказались такими же настырными, как нью-йоркские голуби, – хоть стреляй, не отстанут.
Следующими налетели москиты или их очень крупные собратья. Им здорово повезло – попалась ходячая закуска. Руки Джоанны быстро покрылись кровавыми волдырями, очень похожими на оспу.
Джоэль опять заплакала и, судя по ее настроению, не собиралась успокаиваться. Даже небольшой знаток языка младенцев сразу понял бы, что дело не только в жаре и всяческих неудобствах: девочка явно захотела есть. И Джоанна впервые усомнилась, правильно ли она поступила. Надо было обо всем подумать заранее и запастись детской смесью. Она корила себя за преступное легкомыслие.
Дочь ничто не могло успокоить. А вскоре утешение понадобилось и самой Джоанне. Страх поднимался откуда-то из самых глубин ее нутра и физически сковывал, словно стягивая ноги резиновыми жгутами. Она наяву переживала кошмарный сон, когда надо бежать, спасать свою жизнь, но не можешь двинуться с места.
Они потерялись, как только могут потеряться люди.
Джунгли поглотили их – сожрали заживо. Им отсюда не выйти.
Однако Джоанна продолжала двигаться вперед. Что-то, – наверное, чистое упрямство – заставляло ее переставлять ноги.
Маршевые песни – правой, левой.
Марширую и песенку пою.
Сапоги для того, чтобы маршировать.
Маршируй, как солдат.
Джоанна решила, что будет идти до тех пор, пока способна двигаться. Это было красиво: шагать и шагать вперед, а потом упасть. Бороться до конца.
Наступило раннее утро. За исключением краткой задержки у сожженного кокаинового поля, она шла без остановки шесть часов подряд.
И вдруг почувствовала запах.
Замерла как вкопанная, закрыла глаза и скрестила пальцы.
«Принюхайся еще».
Она повела носом.
Колбаса.
Неужели это возможно?
Горячая, обжигающая, ароматная колбаса.
Может быть, так пахнет какое-нибудь растение? Или животное? Может быть, это запах джунглей, с которым она не знакома?
Джоанна снова принюхалась к воздуху, повременила. Да нет, все ясно как день. Кто-то готовит завтрак.
Ее сердце екнуло, заныло, перевернулось в груди. Она перестала укачивать Джоэль, поднесла к лицу и прошептала:
– Мы справились. Мы идем домой. Мы свободны.
Перед глазами не возникло ничего нового – те же деревья, пни и папоротники. Большая, покрытая росой паутина преломляла солнечные лучи множеством сверкающих огней.
Джоанна шла на запах. Налево, направо, затем прямо.
Ну, нос, только не подведи!
Джунгли как будто бы поредели – не вдруг, постепенно, но явно стало светлее. Воздух сделался не таким тяжелым – отпустило легкие, затем отстала мошкара.
Запах усилился, он щекотал ноздри, окутывал ее всю.
Джоанна уже видела просвет между деревьями.
Она ускорила шаг. Если бы на ней были кроссовки, а не туфли на полудюймовых каблуках, бросилась бы бежать.
Даже Джоэль почувствовала перемену в настроении матери – стала плакать тише, а затем прекратила вовсе. Несколько раз икнула и хрипло фыркнула.
Джоанна поняла, что идет по земле, по которой ходили люди. Кто-то рвал здесь стебельки и втоптал в грязь широкий зеленый лист папоротника. Ей даже показалось, что она различила след ноги.
Запах кружил голову. Джоанна чувствовала себя словно пьяная. Она обогнула большое баньяновое дерево и внезапно оказалась на открытом пространстве.
Перед ней маячила одинокая фигура, освещенная со спины солнцем цвета мармелада.
Ей что-то сказали.
Не выпуская из рук ребенка, Джоанна опустилась на землю. Уронила голову на грудь и, раскачиваясь из стороны в сторону, расплакалась.
– Нет, – шептала она себе, Джоэль и стоявшей перед ней на прогалине женщине. А может быть, и самому Всевышнему. – Нет…
Прогалина полого поднималась к гребню холма, на котором расположилась скромная ферма.
Труба курилась дымком, ставни были выкрашены в лиственно-зеленый цвет. Сзади в покосившемся загоне обитали петухи, козы и коровы.
Джоанна впервые увидела это место снаружи.
– Быстрее, – сказала Галина. – Скорее назад в комнату, пока никто не заметил.
«Книга джунглей».
«В джунглях, могучих джунглях, лев решил немного поспать».
«Буги джунглей».
Джоанна перечисляла весь список того, что могла вспомнить о джунглях. Она была сама себе google.com.[51] Некоторые из ее джунглей оказались явно приукрашенными и дружелюбными. Под такие слова можно спокойно петь и плясать с наивными четырехлетками.
Вспоминались и другие, более пугающие.
Каменные джунгли.
Джунгли за окном.
Но Джоанна не думала ни о тех, ни о других. Вокруг были настоящие джунгли – сырые, наполненные гудением невидимых насекомых, пронзительными криками неизвестных тварей и перепутанными гниющими растениями. Все это сильно пугало.
Хотя бы потому, что было темно.
Темнее темного.
Удушающее покрывало из ветвей не пропускало ни единого лунного лучика. Бродить по этому месту – все равно что забраться в шкаф, где, как верят дети, обитают монстры.
По ночам здесь творилось что-то нехорошее. Джоанна слышала, как над головой трещали ветки и кто-то кричал. Обезьяны? Или кто-нибудь похуже?
Ягуары, оцелоты, удавы?
Джоэль проснулась вскоре после того, как они оставили позади просеку и углубились в чащу. Девочка захотела есть и заревела. Или она заплакала оттого, что замерзла? Или, может быть, потому, что была больна? Этого Джоанна не знала. Она еще только изучала язык младенчества, на котором Галина общалась свободно. Но сейчас это не имело никакого значения. Все равно у нее с собой не было детской смеси. И она ничего не могла поделать с холодом, от которого не спасало детское одеяльце.
– Мы идем домой, – шептала она дочери, скорее, стремясь успокоить себя. Произносила слова вслух, чтобы побороть страх темноты и убедить себя, что все еще существует и сопротивляется. Не только темноте, но всем тем людям и нелюдям, которые таились в ветвях.
Кто-то пролетел мимо и задел ее по лицу. Джоанна чуть не проглотила огромное насекомое и едва сумела его выплюнуть. А затем, сообразив, какая мерзкая тварь побывала у нее во рту, согнулась пополам в рвотном спазме.
Она понятия не имела, где очутилась.
И решила идти напрямик от дома. Пусть неизвестно, что ее ждет впереди, зато она знала, откуда удаляется. Но проблема все-таки возникла – так всегда бывает, когда речь идет о продуманных, спланированных операциях. Противник не дремал.
Все вокруг было против нее: на пути попадались огромные поваленные стволы деревьев, и раза три она едва не упала. Встречались крутые спуски, черные ручьи где-то обрывались водопадами, которые звучали обманчиво мирно, как телевизионные помехи.
Джоанна постоянно что-то обходила и в итоге почувствовала себя заплутавшей и слепой – она столько кружила, что потеряла всякое ощущение направления. Отчаянно хотелось, чтобы кто-нибудь ей подсказал, куда идти; как говорили в детстве, «в какой стороне теплее».
Хотелось есть, было холодно и очень страшно.
Она непрерывно шла; движение укачало Джоэль, и она заснула. У Джоанны появился большой соблазн присоединиться к дочери. Утром она, по крайней мере, сможет рассмотреть, что ее окружает, и хотя бы представить, куда ее занесло.
Но она боялась, что один из охранников – Томас или Пуэнто – заглянет к ней в комнату и тут же пошлет погоню, которая знает эти джунгли как свои пять пальцев и, что еще опаснее, умеет найти след. И продолжала двигаться вперед.
Внезапно она оказалась на большой прогалине.
И от неожиданности споткнулась – было впечатление, словно в темной комнате внезапно зажгли свет. Джоанна рассмотрела собственные ноги, личико спящей Джоэль и небо. Небо, которое она не видела с тех самых пор… она даже не могла припомнить, с каких. Джоанна замерла под ковром сияющих звезд. Их было так много, что они казались искусственными, как на праздничной дискотеке. У нее перехватило дыхание.
Странно. Она находилась посреди джунглей – и стояла на краю поля. Эту землю обрабатывали, за ней постоянно ухаживали. В воздухе витал отчетливый влажный запах. Чего?
Джоанна подошла к самой меже.
Ну разумеется.
Кокаин. Она набрела на тайную плантацию коки, которую скрывали от правительственных патрулей глубоко в чаще.
Джоанну что-то кольнуло. Надежда?
Да, она вступила в опасную зону. Но в эту зону хотя бы заходили люди.
Надо дождаться утра. Кто-нибудь сюда придет – например, фермер, который выращивает урожай. Только вдруг он – не просто рассчитывающий на скромное побочное вознаграждение мелкий частник, а один из них? Вдруг это они возделывают такие поля, и тот, кто появится, тоже окажется врагом? Джоанну разрывали на части противоречивые порывы. Она все бы отдала, только бы снова не возвращаться в джунгли. Но если затаиться рядом с полем, заснуть и дождаться утра, можно нарваться на нехороших людей.
Так идти или остаться?
Но решать не пришлось.
Поле лежало под покрывалом самой черной черноты. Даже когда ее глаза привыкли к лунному свету, оно не изменило оттенка. Осталось таким же, каким было. Черным.
А запах имел почти осязаемую плотность – влажный, вязкий, горьковатый.
Джоанна поняла.
Поле казалось черным, потому что и в самом деле было черным.
Черным, как зола.
Его сожгли дотла. И на месте зарослей высотой пять футов остались лишь короткие перекрученные огрызки.
Поле обнаружил правительственный патруль и сжег. Или люди USDF. Или фермер, который его засеял. Кто знает, может быть, здесь в ходу подсечно-огневые методы земледелия?
Так или иначе, поле заброшено. И никто не явится сюда утром.
Придется двигаться дальше.
Но куда?
Похоже, надо определяться по звездам. Но как? Это Пол знал, как делаются такие вещи. Она даже подарила ему на тридцатипятилетие телескоп, который, кстати, оказался совершенно бесполезным на их городской крыше. Яркие огни Нью-Йорка ослепляли не столько восторженных приезжих, сколько астрономов-любителей. Тем не менее, время от времени он пытался показать ей то одно, то другое созвездие. Теперь Джоанна пожалела, что совсем не слушала мужа.
Так куда же идти?
Джоанна повела рукой над горизонтом и решила, что остановит движение, когда почувствует правильное направление. Так вслепую бросают дротики.
Когда рука замерла, она указывала влево.
Джоанна поцеловала Джоэль в макушку и вновь вошла в джунгли.
* * *
Быстро рассветало.Из непроглядно-черного мир стал угольно-серым. И Джоанна перестала опасаться, что при следующем шаге окажется в зыбучем песке, или угодит в яму, или наступит на голову хищнику.
Это было хорошо.
Куда хуже было то, что теперь она видела всех орущих, рычащих и ползающих тварей, которых до этого только слышала. «Воображение страшнее действительности, – заключила Джоанна. – Но ненамного».
Кто-то, по виду бабуин, пронесся в нескольких дюймах от нее, издал раздирающий барабанные перепонки крик, уселся на изгибе ветки в четырех футах над головой и тряхнул в ее сторону лианой. А затем оскалился, и его длинные клыки показались пугающе острыми.
Джоанна свернула направо и спряталась под кустом, надеясь, что обезьяна за ней не погонится.
Но бабуин больше не обращал на нее внимания.
Она пошла дальше. Вдруг древесная ветка прямо перед ней шевельнулась и, роняя ажурный покров зеленого мха, стала отлепляться от огромного ствола.
Разумеется, это была не ветка, а змея. Большущая и, что самое неприятное, встревоженная ее присутствием. Толщиной с руку, с мертвыми желтыми глазами и черным подрагивающим языком. Джоанна застыла от страха и несколько минут следила за тем, как рептилия разворачивала свои кольца.
Затем змея скользнула под развесистый папоротник.
С утренним светом пришла жара. Она накрыла джунгли, словно влажное полотенце, и Джоанна начала исходить потом. Этот запах привлек насекомых, и на нее со всех сторон ринулись тучи белой мошкары. Джоанна попыталась отмахнуться от них, но мошки оказались такими же настырными, как нью-йоркские голуби, – хоть стреляй, не отстанут.
Следующими налетели москиты или их очень крупные собратья. Им здорово повезло – попалась ходячая закуска. Руки Джоанны быстро покрылись кровавыми волдырями, очень похожими на оспу.
Джоэль опять заплакала и, судя по ее настроению, не собиралась успокаиваться. Даже небольшой знаток языка младенцев сразу понял бы, что дело не только в жаре и всяческих неудобствах: девочка явно захотела есть. И Джоанна впервые усомнилась, правильно ли она поступила. Надо было обо всем подумать заранее и запастись детской смесью. Она корила себя за преступное легкомыслие.
Дочь ничто не могло успокоить. А вскоре утешение понадобилось и самой Джоанне. Страх поднимался откуда-то из самых глубин ее нутра и физически сковывал, словно стягивая ноги резиновыми жгутами. Она наяву переживала кошмарный сон, когда надо бежать, спасать свою жизнь, но не можешь двинуться с места.
Они потерялись, как только могут потеряться люди.
Джунгли поглотили их – сожрали заживо. Им отсюда не выйти.
Однако Джоанна продолжала двигаться вперед. Что-то, – наверное, чистое упрямство – заставляло ее переставлять ноги.
Маршевые песни – правой, левой.
Марширую и песенку пою.
Сапоги для того, чтобы маршировать.
Маршируй, как солдат.
Джоанна решила, что будет идти до тех пор, пока способна двигаться. Это было красиво: шагать и шагать вперед, а потом упасть. Бороться до конца.
Наступило раннее утро. За исключением краткой задержки у сожженного кокаинового поля, она шла без остановки шесть часов подряд.
И вдруг почувствовала запах.
Замерла как вкопанная, закрыла глаза и скрестила пальцы.
«Принюхайся еще».
Она повела носом.
Колбаса.
Неужели это возможно?
Горячая, обжигающая, ароматная колбаса.
Может быть, так пахнет какое-нибудь растение? Или животное? Может быть, это запах джунглей, с которым она не знакома?
Джоанна снова принюхалась к воздуху, повременила. Да нет, все ясно как день. Кто-то готовит завтрак.
Ее сердце екнуло, заныло, перевернулось в груди. Она перестала укачивать Джоэль, поднесла к лицу и прошептала:
– Мы справились. Мы идем домой. Мы свободны.
Перед глазами не возникло ничего нового – те же деревья, пни и папоротники. Большая, покрытая росой паутина преломляла солнечные лучи множеством сверкающих огней.
Джоанна шла на запах. Налево, направо, затем прямо.
Ну, нос, только не подведи!
Джунгли как будто бы поредели – не вдруг, постепенно, но явно стало светлее. Воздух сделался не таким тяжелым – отпустило легкие, затем отстала мошкара.
Запах усилился, он щекотал ноздри, окутывал ее всю.
Джоанна уже видела просвет между деревьями.
Она ускорила шаг. Если бы на ней были кроссовки, а не туфли на полудюймовых каблуках, бросилась бы бежать.
Даже Джоэль почувствовала перемену в настроении матери – стала плакать тише, а затем прекратила вовсе. Несколько раз икнула и хрипло фыркнула.
Джоанна поняла, что идет по земле, по которой ходили люди. Кто-то рвал здесь стебельки и втоптал в грязь широкий зеленый лист папоротника. Ей даже показалось, что она различила след ноги.
Запах кружил голову. Джоанна чувствовала себя словно пьяная. Она обогнула большое баньяновое дерево и внезапно оказалась на открытом пространстве.
Перед ней маячила одинокая фигура, освещенная со спины солнцем цвета мармелада.
Ей что-то сказали.
Не выпуская из рук ребенка, Джоанна опустилась на землю. Уронила голову на грудь и, раскачиваясь из стороны в сторону, расплакалась.
– Нет, – шептала она себе, Джоэль и стоявшей перед ней на прогалине женщине. А может быть, и самому Всевышнему. – Нет…
Прогалина полого поднималась к гребню холма, на котором расположилась скромная ферма.
Труба курилась дымком, ставни были выкрашены в лиственно-зеленый цвет. Сзади в покосившемся загоне обитали петухи, козы и коровы.
Джоанна впервые увидела это место снаружи.
– Быстрее, – сказала Галина. – Скорее назад в комнату, пока никто не заметил.
Глава 35
Галина ввела ее в дом через заднее крыльцо. Но остаться незамеченными им не удалось. Женщины наткнулись на индейскую девочку с длинными черными волосами, которая выходила из туалета.
– Ей стало плохо, – объяснила девочке по-испански Галина. – Пришлось вывести на свежий воздух.
Та не проявила никакого интереса, только кивнула.
Галина ввела Джоанну в комнату, закрыла дверь, села и сказала:
– Это было очень глупо. Вы же не знаете джунглей. – Она приняла Джоэль из уставших рук матери, перепеленала и накормила. – Вы бы там погибли.
– Так и так погибать, – ответила Джоанна. Она впервые позволила себе сказать это вслух. Словно до этого боялась, что стоит произнести и страшная мысль обернется реальностью.
– Не надо так говорить, – покачала головой Галина.
– Почему? Это же правда. Меня убьют, как убили Маруху и Беатрис. Вы не хотите об этом упоминать. Но их убили здесь, в этой комнате. Я могу показать вам их кровь.
– Ее простуда усилилась, – Галина имела в виду Джоэль. Она предпочитала не тревожить двух призраков, которые все еще витали в этой комнате.
– Да, усилилась, – согласилась Джоанна. – Ее мать по-прежнему прикована к стене. И не будем вспоминать двух убитых женщин. – Собственный голос показался Джоанне чужим – невыразительным, бесстрастным. «Это оттого, – подумала она, – что я потеряла в джунглях надежду».
– Я собираюсь положить ее спать, – сказала Галина.
– Хорошо. Замечательная мысль. А заодно уложите меня.
Колумбийка моргнула и погладила ее по руке.
Няня. Похитительница. Подруга. Тюремщица.
– Я вас не понимаю, – сказала Джоанна.
– Что?
– Не понимаю. Вас. Почему вы здесь? С этими людьми – убийцами, преступниками? Вы ведь мать.
Галина собиралась уходить, но остановилась и обернулась к ней. «Слово найдено», – решила Джоанна. В этом все дело. Мать.
– Вы так и не досказали свою историю. Расскажите. Я хочу послушать на ночь хорошую историю. Хочу понять, почему вы здесь.
– Ей стало плохо, – объяснила девочке по-испански Галина. – Пришлось вывести на свежий воздух.
Та не проявила никакого интереса, только кивнула.
Галина ввела Джоанну в комнату, закрыла дверь, села и сказала:
– Это было очень глупо. Вы же не знаете джунглей. – Она приняла Джоэль из уставших рук матери, перепеленала и накормила. – Вы бы там погибли.
– Так и так погибать, – ответила Джоанна. Она впервые позволила себе сказать это вслух. Словно до этого боялась, что стоит произнести и страшная мысль обернется реальностью.
– Не надо так говорить, – покачала головой Галина.
– Почему? Это же правда. Меня убьют, как убили Маруху и Беатрис. Вы не хотите об этом упоминать. Но их убили здесь, в этой комнате. Я могу показать вам их кровь.
– Ее простуда усилилась, – Галина имела в виду Джоэль. Она предпочитала не тревожить двух призраков, которые все еще витали в этой комнате.
– Да, усилилась, – согласилась Джоанна. – Ее мать по-прежнему прикована к стене. И не будем вспоминать двух убитых женщин. – Собственный голос показался Джоанне чужим – невыразительным, бесстрастным. «Это оттого, – подумала она, – что я потеряла в джунглях надежду».
– Я собираюсь положить ее спать, – сказала Галина.
– Хорошо. Замечательная мысль. А заодно уложите меня.
Колумбийка моргнула и погладила ее по руке.
Няня. Похитительница. Подруга. Тюремщица.
– Я вас не понимаю, – сказала Джоанна.
– Что?
– Не понимаю. Вас. Почему вы здесь? С этими людьми – убийцами, преступниками? Вы ведь мать.
Галина собиралась уходить, но остановилась и обернулась к ней. «Слово найдено», – решила Джоанна. В этом все дело. Мать.
– Вы так и не досказали свою историю. Расскажите. Я хочу послушать на ночь хорошую историю. Хочу понять, почему вы здесь.
Глава 36
«Я хочу послушать на ночь хорошую историю…»
Именно так говорила Клаудия, чтобы подольше не отправляться в постель.
«Расскажи, мама, – упрашивала она, – историю…»
Что ж, хорошо.
Вот такая история.
Иногда им звонил парень из университета.
В горах произошел бой с участием вертолетно-десантных войск. Новая инициатива только что пришедшего к власти президента, который поклялся проводить в отношении партизан жесткую политику. Клаудия тоже была там. Армейские офицеры упоминали о красивой девушке в камуфляже. «Не беспокойтесь, – обнадежил их парень, – ее не задело».
Правительственные вылазки случались не часто и устраивались больше для показухи. Все понимали, что жесткая политика по отношению к партизанам – это пустые заявления. В Колумбии были две жесткие группировки, но правительство не входило в их число.
Левой группировкой была ФАРК – Революционные вооруженные силы Колумбии.
Правой – Объединенные силы самообороны.
Все названия в подобных игрищах – не что иное, как чистейшая ирония. Что значит «силы самообороны»? Будто на бейсбольном поле получил по носу от задиры и должен защищаться… Не исключено, что многие искренне полагали, что именно так и происходит в реальной жизни.
Но только не тот, кто заварил эту кашу.
Чтобы понять, что произошло с Клаудией, надо знать и его тоже. Представьте, как она, хрупкая восьмилетка, бегает по улочкам Чапениро и как легко на ее нежной коже появляются синяки. А он в это время растет в Медельине и сам щедро сажает синяки другим. Они были полными противоположностями. Клаудия – светлой стороной, а он – темной.
И им суждено было столкнуться.
Как объяснить, что такое Мануэль Риохас?
Чудовища не рождаются, они просто существуют. Они вечно таятся в болоте человеческого страха и страдания. У них нет начала, есть только конец. Но даже тогда они не успокаиваются, пока не оставят за собой безлюдные пустоши выжженной земли.
Но в действительности у чудовищ все же есть начало. Есть день рождения, дата конфирмации и получения школьного аттестата. Они живут по соседству, а не на болоте. Вот и Мануэль Риохас вырос рядом с Медельином, в грязном местечке Иисус де Наварона.
Галина однажды ездила туда навещать родных и помнила, как не прекращавшийся ни на минуту ливень гнал мусор по наклонным улочкам. Тогда на нее мог бы напасть сам Риохас. Позже Галина размышляла об этом. Ведь к тому времени он уже как будто начал воровать автомобили. И мог бы остановить свой выбор на их машине – просунуть в окошко пистолет, и все закончилось бы раньше, чем началось.
Именно так говорила Клаудия, чтобы подольше не отправляться в постель.
«Расскажи, мама, – упрашивала она, – историю…»
Что ж, хорошо.
Вот такая история.
* * *
Уйдя из бара в тот день, Галина с мужем больше ни разу не говорили с Клаудией.Иногда им звонил парень из университета.
В горах произошел бой с участием вертолетно-десантных войск. Новая инициатива только что пришедшего к власти президента, который поклялся проводить в отношении партизан жесткую политику. Клаудия тоже была там. Армейские офицеры упоминали о красивой девушке в камуфляже. «Не беспокойтесь, – обнадежил их парень, – ее не задело».
Правительственные вылазки случались не часто и устраивались больше для показухи. Все понимали, что жесткая политика по отношению к партизанам – это пустые заявления. В Колумбии были две жесткие группировки, но правительство не входило в их число.
Левой группировкой была ФАРК – Революционные вооруженные силы Колумбии.
Правой – Объединенные силы самообороны.
Все названия в подобных игрищах – не что иное, как чистейшая ирония. Что значит «силы самообороны»? Будто на бейсбольном поле получил по носу от задиры и должен защищаться… Не исключено, что многие искренне полагали, что именно так и происходит в реальной жизни.
Но только не тот, кто заварил эту кашу.
Чтобы понять, что произошло с Клаудией, надо знать и его тоже. Представьте, как она, хрупкая восьмилетка, бегает по улочкам Чапениро и как легко на ее нежной коже появляются синяки. А он в это время растет в Медельине и сам щедро сажает синяки другим. Они были полными противоположностями. Клаудия – светлой стороной, а он – темной.
И им суждено было столкнуться.
Как объяснить, что такое Мануэль Риохас?
Чудовища не рождаются, они просто существуют. Они вечно таятся в болоте человеческого страха и страдания. У них нет начала, есть только конец. Но даже тогда они не успокаиваются, пока не оставят за собой безлюдные пустоши выжженной земли.
Но в действительности у чудовищ все же есть начало. Есть день рождения, дата конфирмации и получения школьного аттестата. Они живут по соседству, а не на болоте. Вот и Мануэль Риохас вырос рядом с Медельином, в грязном местечке Иисус де Наварона.
Галина однажды ездила туда навещать родных и помнила, как не прекращавшийся ни на минуту ливень гнал мусор по наклонным улочкам. Тогда на нее мог бы напасть сам Риохас. Позже Галина размышляла об этом. Ведь к тому времени он уже как будто начал воровать автомобили. И мог бы остановить свой выбор на их машине – просунуть в окошко пистолет, и все закончилось бы раньше, чем началось.