Страница:
Они проехали по Эдгар-роуд, а потом свернули к Суссекс-Гарденс. Жаклин хотелось поднять голову и отыскать глазами окна квартиры, где Габриель установил аппаратуру прослушивания и наблюдения. Но вместо этого она заставила себя посмотреть на Юсефа. Подняв руку, она провела пальцем по его подбородку.
– Ты, знаешь ли, весьма привлекательный парень.
Юсеф улыбнулся.
Этот тип привык выслушивать от женщин комплименты, подумала она.
Такси остановилось у дома Юсефа. Это было мрачное, с плоским фронтоном здание из серии послевоенных типовых многоквартирных домов, напрочь лишенных какой-либо индивидуальности или привлекательности. Юсеф расплатился с таксистом, помог Жаклин выйти из машины, после чего повел ее к парадному. Араб ходил, плавно перекатывая ногу со стопы на пятку, как если бы пребывал в постоянной готовности к прыжку или отражению неожиданного нападения. Жаклин подумала, что Габриель ходит точно так же, и задалась вопросом, находится ли он сейчас на своем наблюдательном пункте.
Когда они поднялись по ступенькам к парадному, Юсеф достал ключи и вставил один из них в замок – тип «Йель», отметила женщина. Открыв дверь, он ввел ее в тускло освещенный, с потрескавшимся линолеумом холл, в противоположной стороне которого открывался вход в столь же дурно освещенный лестничный колодец. Интересно, подумала Жаклин, как поведет себя Юсеф. Включит ли музыку, зажжет ли свечи, откупорит ли вино? Или же предпочтет обойтись без прелюдии и будет действовать грубо и целеустремленно? В случае, если бы ей удалось вовлечь Юсефа в разговор, она могла получить ценную информацию, которая принесла бы пользу Габриелю. Она решила не торопиться и растянуть, насколько возможно, процесс интимного общения.
Когда они поднялись по лестнице и оказались перед квартирой, Юсеф, открывая дверь, воспользовался еще одним ключом к замку типа «Йель», а потом вставил в замочную скважину второй ключ, отпиравший простейший замок с защелкой. Итого, три замка, три ключа, подытожила свои наблюдения Жаклин. Ничего сложного.
Они вошли в квартиру. В комнате было темно. Юсеф закрыл дверь, подошел к Жаклин и в первый раз ее поцеловал.
– Я весь вечер только об этом и мечтала. У тебя такие красивые губы, – сказала Жаклин.
– Я тоже весь вечер мечтал. Правда, на уме у меня было кое-что другое, – улыбнулся Юсеф. – Выпить хочешь?
– С удовольствием выпью бокал вина, если есть.
– Думаю, бутылка вина найдется. Надо проверить.
Он включил лампу – дешевый торшер, отбрасывавший свет на потолок, и швырнул ключи на маленький столик у двери. Жаклин поставила на него свою сумочку. Потом, вспомнив наставления Шамрона, быстро исследовала помещение. Квартира революционера-интеллектуала, в которой было нечто от базового лагеря. Линолеумные полы апартаментов покрывали три дешевых восточных ковра. Кофейный столик, вернее сказать, стол, представлял собой массивную прямоугольную плиту из ДСП, покоившуюся на четырех блоках из прессованного шлака и окруженную разнокалиберными стульями. В центре столешницы помещалась пепельница размером с суповую тарелку, в которой горой лежали окурки сигар и сигарет различных сортов. Некоторые носили на себе следы губной помады, причем двух оттенков. Вокруг пепельницы стояло с полдюжины кофейных чашечек с размазанной по донышку засохшей кофейной гущей.
Жаклин сосредоточила внимание на стенах, где были развешены постеры с изображением Боба Марли и Че Гевары, а также фотографии Томми Смита и Джона Карлоса, сделанные на Олимпийских играх в Мехико в 1968 году, когда эти парни в знак протеста синхронно вскинули вверх руки в черных перчатках. Далее на стене висели черно-зелено-красный палестинский флаг и копия картины, изображавшая деревенскую девушку, которую в ночь перед свадьбой омывали в бане женщины ее клана. Жаклин вспомнила, что эту картину написал арабский художник Ибрагим Ханна. В комнате на всех полках и во всех свободных углах были разложены и расставлены книги. Некоторые валялись прямо на полу, казалось, дожидаясь, чтобы их облили газолином и поднесли к ним спичку. Среди этого пестрого собрания можно было заметить толстые тома по истории Среднего Востока, истории ближневосточных войн, а также жизнеописания Арафата, Садата, Бен-Гуриона и Рабина.
– Оказывается, ты много читаешь, – сказала Жаклин.
– Не представляю себе жизни без книг.
– А сам-то ты откуда родом? Если мой вопрос хоть как-то тебя задевает, можешь не отвечать.
– Я из Палестины.
Он вышел из кухни и протянул ей бокал, наполненный красным вином. Потом, взяв ее за руку, сказал:
– Пойдем со мной.
– Выключай аппаратуру.
– Но, Гейб, сейчас начнется самое интересное!
– Выключай, я сказал.
Карп опустил микрофон и отключил энергию.
– Я жрать хочу. И прогуляться.
– Ну и иди себе.
– Ты в порядке, Гейб?
– У меня все отлично.
– Ты уверен?
– Сказано тебе: иди гуляй!
Юсеф наблюдал за улицей, рассматривая припаркованные автомобили и дом напротив. Когда он слегка повернулся, Жаклин увидела у него на спине широкий плоский шрам, огибавший правую лопатку и шедший вниз параллельно позвоночнику. Она осязала этот шрам кончиками пальцев, когда они занимались любовью. На ощупь поврежденный участок кожи был жестковатым и грубым, как наждак. Или как кожа акулы.
Юсеф показал себя нежным любовником, настойчивым в своем стремлении доставить ей удовольствие. Когда он вошел в нее, она прикрыла глаза и представила, что с ней занимается любовью Габриель. Поэтому, когда она коснулась пальцами шрама, ей представилось, что это шрам Габриеля, который он заполучил во время одной из своих давних миссий. На мгновение ей захотелось стать колдуньей, чтобы, сделав над шрамом несколько пассов рукой, добиться его полного исчезновения.
– Что ты там высматриваешь? – спросила она.
Юсеф повернулся к ней лицом и сложил на груди руки.
– Тебе прежде доводилось спать с арабом, Доминик?
Хочет сменить тему, подумала она, но сказала другое:
– Ты у меня первый. Возможно, когда-нибудь мне захочется переспать с арабом еще раз.
– Ты не смеешь думать о другом, пока спишь со мной.
– А мы, значит, теперь спим вместе?
– Это тебе решать.
– Ладно. Будем считать, что с этой минуты мы официально спим вместе. – Она перекатилась на спину, взглянула на луч света с улицы, пересекший наискось ее тело, и представила себе, что это взгляд Габриеля. – Тебе не кажется, что нам следует узнать друг друга получше – уж коли мы теперь, так сказать, официально спим вместе?
Он улыбнулся и спросил:
– Ну и что бы тебе хотелось узнать?
– Я бы хотела знать, что приключилось с твоей спиной.
Он отвернулся от нее и посмотрел в окно.
Жаклин взглянула на светящийся циферблат часов, стоявших на столике у постели.
– В моем прошлом есть кое-какие эпизоды, которые тебе могут не понравиться, – сказал он.
– Ты сделал что-нибудь плохое?
– Нет, Доминик. Плохое сделали мне.
– Но как все-таки ты получил этот шрам?
Он повернулся и посмотрел на нее.
– Я вырос в лагере палестинских беженцев в Ливане. Этот лагерь – Шатила – находился на юге Бейрута. Быть может, ты слышала когда-нибудь об этом лагере, Доминик?
– Конечно, я слышала о Шатиле.
– У Фронта освобождения Палестины были в этом лагере офисы. Поэтому, когда израильтяне в восемьдесят втором году вторглись на территорию Ливана, они обстреливали этот лагерь день и ночь. Одна выпущенная с израильского истребителя ракета поразила дом, где жила моя семья. Здание обрушилось, я оказался под обломками, и острый кусок бетона разорвал мне на спине кожу.
– А как ты оказался в Ливане?
– Там мои родичи нашли прибежище после того, как евреи выгнали их из домов, которые принадлежали еще их предкам.
Жаклин подняла глаза и стала смотреть в потолок.
– Почем ты отводишь глаза, когда я тебе об этом рассказываю? – спросил Юсеф.
– Как-то раз в одном из ночных парижских клубов я познакомилась с несколькими израильтянами. Они разговаривали на эту тему с группой французских студентов. Израильтяне утверждали, что у евреев не было никакой необходимости сгонять арабов с их земель, поскольку арабы сами оттуда ушли.
Юсеф рассмеялся и покачал головой.
– Боюсь, ты стала жертвой одного из сионистских мифов, Доминик. Мифа о том, что палестинцы добровольно обменяли свою землю, на которой жили веками, на ссылку и лагеря беженцев. Мифа о том, что арабские правители отдали приказ палестинцам уходить со спорных территорий.
– Значит, это не соответствует действительности?
– Неужели то, что я тебе рассказал, похоже на правду?
– Не очень.
– То-то же! Больше доверяй своим инстинктам, Доминик. Если какая-нибудь история кажется тебе надуманной или подозрительной, так оно скорее всего и есть. Хочешь знать правду о том, как евреи обошлись с моим народом? И почему мои родители оказались в лагере беженцев в Бейруте?
– Я хочу как можно больше узнать о тебе.
– Я – палестинец. И отделить меня от истории моего народа невозможно.
– Ну так рассказывай все.
– Кстати, какой именно ночной клуб в Париже ты имела в виду?
– Что ты сказал?
– Я спрашивал о ночном клубе, где ты познакомилась с израильтянами. Как он назывался?
– Я уже не помню. Это было так давно…
– Постарайся вспомнить. Это очень важно.
Юсеф натянул широкие пижамные штаны и трикотажную рубашку с эмблемой Лондонского университета. Жаклин он выдал длинную, похожую на платье мужскую рубашку. Хотя по этому поводу не было произнесено ни слова, посыл был очевиден: не должно обсуждать столь сокровенную вещь, как «Эль-Накба», в состоянии греховной посткоитальной обнаженности. Жаклин уселась посреди кровати и, вытянув перед собой длинные ноги, скрестила их в щиколотках. Юсеф, не присаживаясь, расхаживал взад-вперед по комнате.
– Когда Объединенные Нации обнародовали план разделения Палестины на два государства, евреи поняли, что оказались перед лицом серьезной проблемы. Сионисты прибыли в Палестину с целью создания Еврейского государства, но в соответствии с проектом ООН почти половину населения нового государства должны были составлять арабы. Тем не менее израильтяне приняли этот проект за основу, так как знали, что он будет неприемлемым для арабов. Да и с какой стати было арабам его принимать? Фактически евреям, которые владели семью процентами территории, передавалось пятьдесят процентов всех палестинских земель, включая самые плодородные на прибрежных равнинах и в Верхней Галилее. Ты следишь за моими рассуждениями, Доминик?
– Разумеется.
– Евреи начали строить планы, как убрать арабов с территории свежеиспеченного Еврейского государства. Они даже название придумали для этого проекта – «План Далет». И они ввели его в действие, как только арабы восстали. В основе плана лежало намерение Бен-Гуриона изгнать арабов с израильской территории. Другими словами, он хотел полностью зачистить Палестину от арабов. Да, именно зачистить – и никак иначе. Мне трудно произносить это слово, Доминик, так как его ввели в употребление сионисты, разрабатывавшие планы изгнания моего народа из Палестины.
– Такое впечатление, что они в своих действиях копировали сербов.
– Очень может быть… Скажи, ты слышала о таком местечке, как Дейр-Яссин?
– Нет, – сказала Жаклин.
– Это была арабская деревня неподалеку от Иерусалима, стоявшая на пересечении дорог, которые вели на побережье и к Тель-Авиву. Так вот: этой деревни больше нет. Там, где стояла Дейр-Яссин, нынче находится еврейский город Кфар-Саул.
Юсеф на мгновение прикрыл глаза. Можно было подумать, вторая половина этой истории заключала для него такую сильную боль, что ему и говорить-то об этом было трудно. Когда он заговорил снова, в его голосе проступало мертвенное спокойствие единственного очевидца последних мирских событий в жизни его близких.
– Деревенские старейшины заключили с сионистами мирное соглашение, поэтому четыреста арабов, обитавших в Дейр-Яссин, чувствовали себя в безопасности. Сионисты обещали, что их деревня не будет атакована ни при каких условиях. Но в одно апрельское утро в четыре часа пополуночи члены военизированных организаций «Иргун» и «Штерн» вошли в Дейр-Яссин. К двенадцати часам дня две трети деревенских жителей были уничтожены. Евреи согнали мужчин и юношей в центр деревни, выстроили в ряд у стены и открыли огонь. Потом они пошли от дома к дому, расстреливая женщин и детей. Дома же они начиняли динамитом и взрывали. Они застрелили женщину на девятом месяце беременности, распороли ей чрево, вытащили плод и выбросили на улицу. Одна из женщин бросилась к убитой в надежде спасти младенца, но евреи и ее пристрелили.
– Я не верю, что в Палестине могло происходить нечто подобное.
– Но так было, Доминик. После этой резни слух о ней молниеносно распространился среди обитателей других арабских деревень. Израильтяне воспользовались этим в своих целях. По всей стране стали разъезжать грузовики с громкоговорителями. Сидевшие в них люди предлагали арабам убираться с насиженных мест, угрожая в противном случае повторить опыт Дейр-Яссин в каждом арабском поселении. Кроме того, усиленно распространялись слухи о повсеместных эпидемиях тифа и холеры. Евреи создали также законспирированные радиостанции, которые денно и нощно вещали на арабском языке. Их дикторы выступали от имени арабских лидеров и призывали палестинцев во избежание кровопролития оставить свои земли и переселиться в дружественные страны. Вот истинная причина исхода моего народа из Палестины.
– Я не имела об этом никакого представления.
– Моя семья жила в городке под названием Лидда. Лидда, как и Дейр-Яссин, тоже больше не существует. Теперь это место называется Лод. Там сионисты построили аэродром. После боя с палестинскими партизанами евреи вошли в Лидду. Там царила ужасающая паника. В перекрестном огне погибло более двухсот пятидесяти арабов. После того, как городок был захвачен, израильские командиры спросили Бен-Гуриона, как быть с арабами. Он сказал: «Гоните их к чертовой матери!» Изданный позднее приказ об изгнании арабского населения был подписан Ицхаком Рабином. Моим родителям дали на сборы десять минут и предупредили, что они могут взять с собой только то, что уместится в одном чемодане. Когда они шли по улице, евреи смеялись над ними и плевали им вслед. Вот правда о том, что произошло тогда в Палестине. Вот почему я оказался в Шатиле. Вот почему я так ненавижу евреев.
Пока он говорил, Жаклин думала не об арабах из Лидды, а о марсельских евреях – в частности о Морисе и Рашель Халеви, а также о той ночи, когда за ними пришли жандармы, служившие французскому правительству «Виши».
– Ты вся дрожишь, – заметил Юсеф.
– Твоя история меня опечалила. Возвращайся в постель. Я хочу сжать тебя в объятиях.
Он забрался в постель, прижался к женщине всем телом и нежно поцеловал в губы.
– Лекция окончена, – сказал он. – Продолжение последует завтра – если, конечно, тебе это интересно.
– Мне это интересно, очень интересно!
– Ты веришь тому, что я тебе рассказал? Или, быть может, ты считаешь меня очередным арабским фанатиком, который только и мечтает о том, чтобы сбросить всех евреев в море?
– Я верю тебе, Юсеф.
– Скажи, ты любишь поэзию?
– Люблю.
– Поэзия имеет огромное значение для палестинского народа. Она позволяет нашим людям говорить в возвышенной форме о своих страданиях и дает силу без страха вглядываться в свое прошлое. Поэт Муин Басису – один из моих самых любимых.
Он снова поцеловал ее в губы и прочитал следующие строки:
А как схлынули воды потопа, ничего от этого
народа не осталось
И от этой земли. Лишь столбы да столбы,
Да тела, что трясина пожрать не успела,
Да игрушки, которыми дети играли.
Ну а кроме? Нет, ничего не осталось…
Лишь раздутые трупы,
Их числа никто точно не знает,
Смерть вот только осталась,
Да руины тех жизней, что воды потопа сгубили,
Да еще у меня на ладони осталась горбушка,
Хлеба сухого кусок, что они не доели…
– Красиво… – протянула Жаклин.
– По-арабски это звучит еще лучше. – Секунду помолчав, он спросил: – Ты говоришь по-арабски, Доминик?
– Нет, конечно. А почему ты спрашиваешь?
– Так… Поинтересовался на всякий случай…
Она посмотрела на часы. Время приближалось к девяти.
– Прости, что не разбудил раньше, – сказал Юсеф.
– Ты поступил правильно. Признаться, вчера я очень устала.
– Надеюсь, это была приятная усталость?
Она поцеловала его и ответила:
– Это была очень приятная усталость.
– Позвони своему боссу и скажи, что берешь свободный день, так как собираешься заняться любовью с палестинцем по имени Юсеф эль-Тауфики.
– Не думаю, что подобное объяснение его устроит.
– Неужели этому человеку никогда не хотелось провести день, занимаясь любовью с красивой женщиной?
– Сильно в этом сомневаюсь.
– Я собираюсь принять душ. Хочешь ко мне присоединиться?
– Так я никогда не доберусь до своего рабочего места.
– Я только об этом и мечтаю.
– Не тяни время, иди в душ. Кстати, кофе у тебя еще остался?
– Кофе на кухне.
Юсеф зашел в ванную, но плотно закрывать дверь не стал. Жаклин оставалась в спальне, пока не услышала шум воды, после чего выбралась из постели и проскользнула на кухню. Налив себе кофе, она прошла в гостиную. Поставив чашку на столик, где лежали ключи и стояла ее сумка, она присела рядом и прислушалась: вода в душе продолжала бежать.
Сунув руку в сумку, она извлекла из нее коробочку с гримом, открыла ее и осмотрела содержимое. Коробочка была заполнена мягкой керамической массой. Ей оставалось только положить ключ в коробочку и на секунду закрыть крышку. После этого на поверхности вещества должен был остаться отличный оттиск.
Руки слегка подрагивали от волнения. Взяв со стола связку, она прежде всего сняла с нее ключ от замка типа «Йель» в двери парадного. Положив ключ в коробочку, она закрыла крышку и чуточку на нее надавила. Потом она открыла коробку и вынула ключ. Оттиск получился безупречный. Она повторила эту операцию еще два раза – с ключом от второго замка «Йель» и с простейшим ключом от замка с защелкой. Теперь в ее распоряжении имелись три отличных оттиска всех трех нужных ей ключей.
Жаклин вернула ключи на прежнее место, закрыла коробочку и опустила ее в сумку.
– Что ты здесь делаешь?
От неожиданности она вздрогнула, но мгновенно справилась с собой, повернулась на голос и подняла глаза. Перед ней стоял Юсеф. На коже у него блестели крохотные капельки воды, а стройные бедра были обернуты махровым бежевым полотенцем. «Как долго он здесь стоял? Что видел? – подумала Жаклин. – Но я тоже хороша! Почему, спрашивается, не следила за дверью?»
– Я искала свои сигареты. Ты, случайно, их не видел?
Юсеф ткнул пальцем в сторону спальни.
– Ты их оставила на столике у кровати.
– Ах да! Временами я бываю такая рассеянная…
– Значит, ты искала сигареты? И ничего больше не делала?
– А что, по-твоему, я еще могла здесь делать? – Она широким жестом обвела рукой комнату, как если бы пытаясь привлечь его внимание к скудной обстановке гостиной. – Надеюсь, ты не думаешь, что я хотела отсюда сбежать, прихватив принадлежащие тебе ценности?
Она поднялась со стула и взяла сумку.
– Ты закончил свои дела в ванной?
– Закончил. Я вот только никак не пойму, зачем тебе в ванной сумка?
Он что-то заподозрил, с ужасом подумала она. Неожиданно ей захотелось как можно быстрее убраться из этой квартиры. Секунду подумав, она решила, что слова Юсефа по идее должны были ее оскорбить.
– Похоже, у меня начинаются месячные, – произнесла она ледяным тоном. – Хочу, однако, тебе заметить, что мне не нравятся такие вопросы. Или арабы вообще все такие бестактные? Нехорошо так обращаться с девушкой на следующее утро после первой близости.
Она с независимым видом прошла мимо него и скрылась в спальне. Что и говорить, голос звучал вполне убедительно. Она даже подивилась той степени естественности, какой ей удалось добиться, изображая негодование. Схватив дрожащими руками свои вещи в охапку, она отправилась в ванную. Там она включила кран и, пока вода бежала в ванну, быстро оделась и привела себя в порядок. Потом, так и не приняв душ, она выключила кран, спустила воду и вышла из ванной. Юсеф сидел в гостиной. На нем были выцветшие джинсы, свитер и надетые на голую ногу мокасины.
– Я вызову тебе кеб, – сказал он.
– Не утруждайся. Сама как-нибудь доберусь до дома.
– Позволь в таком случае хотя бы проводить тебя до подъезда.
– Благодарю, я найду дорогу.
– Что с тобой? Откуда вдруг эта холодность и неприязнь?
– Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь. Я отлично провела время, но ты в последний момент все испортил. Ладно, пойду. Может, когда-нибудь еще и увидимся.
Она открыла дверь и вышла в коридор. Юсеф последовал за ней. Она спустилась по лестнице на первый этаж и, пересекая холл, направилась к выходу.
Когда она уже хотела выйти из дома, он схватил ее за руку.
– Извини, Доминик. Временами на меня находит. Прямо паранойя какая-то. Но если бы ты прожила такую жизнь, как я, тоже стала бы параноиком. Кроме того, расспрашивая тебя о всякой ерунде, я не имел в виду ничего оскорбительного. Итак, где и когда мы встретимся снова?
Она ухитрилась изобразить на губах улыбку, хотя ее сердце колотилось, как бешеное. Она не знала, как быть. Хоть ей и удалось получить оттиски с ключей, существовала вероятность, что он видел, как она их делала. А если даже и не видел, то все равно что-то заподозрил. Если бы она чувствовала себя виноватой, самой естественной реакцией с ее стороны было бы отвергнуть предложение. Но она решила его принять. Если Габриель скажет, что она допустила ошибку, то встречу недолго и отменить.
– Ты мог бы пригласить меня в ресторан пообедать? – предложила она.
– В какое время?
– В шесть тридцать. Встретимся около галереи.
– Очень хорошо.
– И не опаздывай. Терпеть не могу, когда мужчины опаздывают.
Она поцеловала его и вышла из дома.
Глава 24
– Ты, знаешь ли, весьма привлекательный парень.
Юсеф улыбнулся.
Этот тип привык выслушивать от женщин комплименты, подумала она.
Такси остановилось у дома Юсефа. Это было мрачное, с плоским фронтоном здание из серии послевоенных типовых многоквартирных домов, напрочь лишенных какой-либо индивидуальности или привлекательности. Юсеф расплатился с таксистом, помог Жаклин выйти из машины, после чего повел ее к парадному. Араб ходил, плавно перекатывая ногу со стопы на пятку, как если бы пребывал в постоянной готовности к прыжку или отражению неожиданного нападения. Жаклин подумала, что Габриель ходит точно так же, и задалась вопросом, находится ли он сейчас на своем наблюдательном пункте.
Когда они поднялись по ступенькам к парадному, Юсеф достал ключи и вставил один из них в замок – тип «Йель», отметила женщина. Открыв дверь, он ввел ее в тускло освещенный, с потрескавшимся линолеумом холл, в противоположной стороне которого открывался вход в столь же дурно освещенный лестничный колодец. Интересно, подумала Жаклин, как поведет себя Юсеф. Включит ли музыку, зажжет ли свечи, откупорит ли вино? Или же предпочтет обойтись без прелюдии и будет действовать грубо и целеустремленно? В случае, если бы ей удалось вовлечь Юсефа в разговор, она могла получить ценную информацию, которая принесла бы пользу Габриелю. Она решила не торопиться и растянуть, насколько возможно, процесс интимного общения.
Когда они поднялись по лестнице и оказались перед квартирой, Юсеф, открывая дверь, воспользовался еще одним ключом к замку типа «Йель», а потом вставил в замочную скважину второй ключ, отпиравший простейший замок с защелкой. Итого, три замка, три ключа, подытожила свои наблюдения Жаклин. Ничего сложного.
Они вошли в квартиру. В комнате было темно. Юсеф закрыл дверь, подошел к Жаклин и в первый раз ее поцеловал.
– Я весь вечер только об этом и мечтала. У тебя такие красивые губы, – сказала Жаклин.
– Я тоже весь вечер мечтал. Правда, на уме у меня было кое-что другое, – улыбнулся Юсеф. – Выпить хочешь?
– С удовольствием выпью бокал вина, если есть.
– Думаю, бутылка вина найдется. Надо проверить.
Он включил лампу – дешевый торшер, отбрасывавший свет на потолок, и швырнул ключи на маленький столик у двери. Жаклин поставила на него свою сумочку. Потом, вспомнив наставления Шамрона, быстро исследовала помещение. Квартира революционера-интеллектуала, в которой было нечто от базового лагеря. Линолеумные полы апартаментов покрывали три дешевых восточных ковра. Кофейный столик, вернее сказать, стол, представлял собой массивную прямоугольную плиту из ДСП, покоившуюся на четырех блоках из прессованного шлака и окруженную разнокалиберными стульями. В центре столешницы помещалась пепельница размером с суповую тарелку, в которой горой лежали окурки сигар и сигарет различных сортов. Некоторые носили на себе следы губной помады, причем двух оттенков. Вокруг пепельницы стояло с полдюжины кофейных чашечек с размазанной по донышку засохшей кофейной гущей.
Жаклин сосредоточила внимание на стенах, где были развешены постеры с изображением Боба Марли и Че Гевары, а также фотографии Томми Смита и Джона Карлоса, сделанные на Олимпийских играх в Мехико в 1968 году, когда эти парни в знак протеста синхронно вскинули вверх руки в черных перчатках. Далее на стене висели черно-зелено-красный палестинский флаг и копия картины, изображавшая деревенскую девушку, которую в ночь перед свадьбой омывали в бане женщины ее клана. Жаклин вспомнила, что эту картину написал арабский художник Ибрагим Ханна. В комнате на всех полках и во всех свободных углах были разложены и расставлены книги. Некоторые валялись прямо на полу, казалось, дожидаясь, чтобы их облили газолином и поднесли к ним спичку. Среди этого пестрого собрания можно было заметить толстые тома по истории Среднего Востока, истории ближневосточных войн, а также жизнеописания Арафата, Садата, Бен-Гуриона и Рабина.
– Оказывается, ты много читаешь, – сказала Жаклин.
– Не представляю себе жизни без книг.
– А сам-то ты откуда родом? Если мой вопрос хоть как-то тебя задевает, можешь не отвечать.
– Я из Палестины.
Он вышел из кухни и протянул ей бокал, наполненный красным вином. Потом, взяв ее за руку, сказал:
– Пойдем со мной.
* * *
Габриель стоял у окна своей квартиры. Лазерный микрофон Карпа ловил обрывки разговора из дома напротив, но это было все равно что слушать старую, заезженную виниловую пластинку. Когда Юсеф и Жаклин перешли в спальню, Габриель сказал:– Выключай аппаратуру.
– Но, Гейб, сейчас начнется самое интересное!
– Выключай, я сказал.
Карп опустил микрофон и отключил энергию.
– Я жрать хочу. И прогуляться.
– Ну и иди себе.
– Ты в порядке, Гейб?
– У меня все отлично.
– Ты уверен?
– Сказано тебе: иди гуляй!
* * *
Часом позже Юсеф выбрался из постели, подошел к окну и раздвинул шторы. Янтарный свет уличных фонарей придавал его оливковой коже серовато-желтый оттенок, характерный для старой газетной страницы. Жаклин лежала на животе и, подперев подбородок ладонями, смотрела на своего любовника поневоле. Ее взгляд скользил по его широким плечам, спине, тонкой талии и узким мускулистым бедрам. Интересно, задавалась она вопросом, Габриель его видит?Юсеф наблюдал за улицей, рассматривая припаркованные автомобили и дом напротив. Когда он слегка повернулся, Жаклин увидела у него на спине широкий плоский шрам, огибавший правую лопатку и шедший вниз параллельно позвоночнику. Она осязала этот шрам кончиками пальцев, когда они занимались любовью. На ощупь поврежденный участок кожи был жестковатым и грубым, как наждак. Или как кожа акулы.
Юсеф показал себя нежным любовником, настойчивым в своем стремлении доставить ей удовольствие. Когда он вошел в нее, она прикрыла глаза и представила, что с ней занимается любовью Габриель. Поэтому, когда она коснулась пальцами шрама, ей представилось, что это шрам Габриеля, который он заполучил во время одной из своих давних миссий. На мгновение ей захотелось стать колдуньей, чтобы, сделав над шрамом несколько пассов рукой, добиться его полного исчезновения.
– Что ты там высматриваешь? – спросила она.
Юсеф повернулся к ней лицом и сложил на груди руки.
– Тебе прежде доводилось спать с арабом, Доминик?
Хочет сменить тему, подумала она, но сказала другое:
– Ты у меня первый. Возможно, когда-нибудь мне захочется переспать с арабом еще раз.
– Ты не смеешь думать о другом, пока спишь со мной.
– А мы, значит, теперь спим вместе?
– Это тебе решать.
– Ладно. Будем считать, что с этой минуты мы официально спим вместе. – Она перекатилась на спину, взглянула на луч света с улицы, пересекший наискось ее тело, и представила себе, что это взгляд Габриеля. – Тебе не кажется, что нам следует узнать друг друга получше – уж коли мы теперь, так сказать, официально спим вместе?
Он улыбнулся и спросил:
– Ну и что бы тебе хотелось узнать?
– Я бы хотела знать, что приключилось с твоей спиной.
Он отвернулся от нее и посмотрел в окно.
Жаклин взглянула на светящийся циферблат часов, стоявших на столике у постели.
– В моем прошлом есть кое-какие эпизоды, которые тебе могут не понравиться, – сказал он.
– Ты сделал что-нибудь плохое?
– Нет, Доминик. Плохое сделали мне.
– Но как все-таки ты получил этот шрам?
Он повернулся и посмотрел на нее.
– Я вырос в лагере палестинских беженцев в Ливане. Этот лагерь – Шатила – находился на юге Бейрута. Быть может, ты слышала когда-нибудь об этом лагере, Доминик?
– Конечно, я слышала о Шатиле.
– У Фронта освобождения Палестины были в этом лагере офисы. Поэтому, когда израильтяне в восемьдесят втором году вторглись на территорию Ливана, они обстреливали этот лагерь день и ночь. Одна выпущенная с израильского истребителя ракета поразила дом, где жила моя семья. Здание обрушилось, я оказался под обломками, и острый кусок бетона разорвал мне на спине кожу.
– А как ты оказался в Ливане?
– Там мои родичи нашли прибежище после того, как евреи выгнали их из домов, которые принадлежали еще их предкам.
Жаклин подняла глаза и стала смотреть в потолок.
– Почем ты отводишь глаза, когда я тебе об этом рассказываю? – спросил Юсеф.
– Как-то раз в одном из ночных парижских клубов я познакомилась с несколькими израильтянами. Они разговаривали на эту тему с группой французских студентов. Израильтяне утверждали, что у евреев не было никакой необходимости сгонять арабов с их земель, поскольку арабы сами оттуда ушли.
Юсеф рассмеялся и покачал головой.
– Боюсь, ты стала жертвой одного из сионистских мифов, Доминик. Мифа о том, что палестинцы добровольно обменяли свою землю, на которой жили веками, на ссылку и лагеря беженцев. Мифа о том, что арабские правители отдали приказ палестинцам уходить со спорных территорий.
– Значит, это не соответствует действительности?
– Неужели то, что я тебе рассказал, похоже на правду?
– Не очень.
– То-то же! Больше доверяй своим инстинктам, Доминик. Если какая-нибудь история кажется тебе надуманной или подозрительной, так оно скорее всего и есть. Хочешь знать правду о том, как евреи обошлись с моим народом? И почему мои родители оказались в лагере беженцев в Бейруте?
– Я хочу как можно больше узнать о тебе.
– Я – палестинец. И отделить меня от истории моего народа невозможно.
– Ну так рассказывай все.
– Кстати, какой именно ночной клуб в Париже ты имела в виду?
– Что ты сказал?
– Я спрашивал о ночном клубе, где ты познакомилась с израильтянами. Как он назывался?
– Я уже не помню. Это было так давно…
– Постарайся вспомнить. Это очень важно.
* * *
– Мы называем это «Эль-Накба». Катастрофа.Юсеф натянул широкие пижамные штаны и трикотажную рубашку с эмблемой Лондонского университета. Жаклин он выдал длинную, похожую на платье мужскую рубашку. Хотя по этому поводу не было произнесено ни слова, посыл был очевиден: не должно обсуждать столь сокровенную вещь, как «Эль-Накба», в состоянии греховной посткоитальной обнаженности. Жаклин уселась посреди кровати и, вытянув перед собой длинные ноги, скрестила их в щиколотках. Юсеф, не присаживаясь, расхаживал взад-вперед по комнате.
– Когда Объединенные Нации обнародовали план разделения Палестины на два государства, евреи поняли, что оказались перед лицом серьезной проблемы. Сионисты прибыли в Палестину с целью создания Еврейского государства, но в соответствии с проектом ООН почти половину населения нового государства должны были составлять арабы. Тем не менее израильтяне приняли этот проект за основу, так как знали, что он будет неприемлемым для арабов. Да и с какой стати было арабам его принимать? Фактически евреям, которые владели семью процентами территории, передавалось пятьдесят процентов всех палестинских земель, включая самые плодородные на прибрежных равнинах и в Верхней Галилее. Ты следишь за моими рассуждениями, Доминик?
– Разумеется.
– Евреи начали строить планы, как убрать арабов с территории свежеиспеченного Еврейского государства. Они даже название придумали для этого проекта – «План Далет». И они ввели его в действие, как только арабы восстали. В основе плана лежало намерение Бен-Гуриона изгнать арабов с израильской территории. Другими словами, он хотел полностью зачистить Палестину от арабов. Да, именно зачистить – и никак иначе. Мне трудно произносить это слово, Доминик, так как его ввели в употребление сионисты, разрабатывавшие планы изгнания моего народа из Палестины.
– Такое впечатление, что они в своих действиях копировали сербов.
– Очень может быть… Скажи, ты слышала о таком местечке, как Дейр-Яссин?
– Нет, – сказала Жаклин.
– Это была арабская деревня неподалеку от Иерусалима, стоявшая на пересечении дорог, которые вели на побережье и к Тель-Авиву. Так вот: этой деревни больше нет. Там, где стояла Дейр-Яссин, нынче находится еврейский город Кфар-Саул.
Юсеф на мгновение прикрыл глаза. Можно было подумать, вторая половина этой истории заключала для него такую сильную боль, что ему и говорить-то об этом было трудно. Когда он заговорил снова, в его голосе проступало мертвенное спокойствие единственного очевидца последних мирских событий в жизни его близких.
– Деревенские старейшины заключили с сионистами мирное соглашение, поэтому четыреста арабов, обитавших в Дейр-Яссин, чувствовали себя в безопасности. Сионисты обещали, что их деревня не будет атакована ни при каких условиях. Но в одно апрельское утро в четыре часа пополуночи члены военизированных организаций «Иргун» и «Штерн» вошли в Дейр-Яссин. К двенадцати часам дня две трети деревенских жителей были уничтожены. Евреи согнали мужчин и юношей в центр деревни, выстроили в ряд у стены и открыли огонь. Потом они пошли от дома к дому, расстреливая женщин и детей. Дома же они начиняли динамитом и взрывали. Они застрелили женщину на девятом месяце беременности, распороли ей чрево, вытащили плод и выбросили на улицу. Одна из женщин бросилась к убитой в надежде спасти младенца, но евреи и ее пристрелили.
– Я не верю, что в Палестине могло происходить нечто подобное.
– Но так было, Доминик. После этой резни слух о ней молниеносно распространился среди обитателей других арабских деревень. Израильтяне воспользовались этим в своих целях. По всей стране стали разъезжать грузовики с громкоговорителями. Сидевшие в них люди предлагали арабам убираться с насиженных мест, угрожая в противном случае повторить опыт Дейр-Яссин в каждом арабском поселении. Кроме того, усиленно распространялись слухи о повсеместных эпидемиях тифа и холеры. Евреи создали также законспирированные радиостанции, которые денно и нощно вещали на арабском языке. Их дикторы выступали от имени арабских лидеров и призывали палестинцев во избежание кровопролития оставить свои земли и переселиться в дружественные страны. Вот истинная причина исхода моего народа из Палестины.
– Я не имела об этом никакого представления.
– Моя семья жила в городке под названием Лидда. Лидда, как и Дейр-Яссин, тоже больше не существует. Теперь это место называется Лод. Там сионисты построили аэродром. После боя с палестинскими партизанами евреи вошли в Лидду. Там царила ужасающая паника. В перекрестном огне погибло более двухсот пятидесяти арабов. После того, как городок был захвачен, израильские командиры спросили Бен-Гуриона, как быть с арабами. Он сказал: «Гоните их к чертовой матери!» Изданный позднее приказ об изгнании арабского населения был подписан Ицхаком Рабином. Моим родителям дали на сборы десять минут и предупредили, что они могут взять с собой только то, что уместится в одном чемодане. Когда они шли по улице, евреи смеялись над ними и плевали им вслед. Вот правда о том, что произошло тогда в Палестине. Вот почему я оказался в Шатиле. Вот почему я так ненавижу евреев.
Пока он говорил, Жаклин думала не об арабах из Лидды, а о марсельских евреях – в частности о Морисе и Рашель Халеви, а также о той ночи, когда за ними пришли жандармы, служившие французскому правительству «Виши».
– Ты вся дрожишь, – заметил Юсеф.
– Твоя история меня опечалила. Возвращайся в постель. Я хочу сжать тебя в объятиях.
Он забрался в постель, прижался к женщине всем телом и нежно поцеловал в губы.
– Лекция окончена, – сказал он. – Продолжение последует завтра – если, конечно, тебе это интересно.
– Мне это интересно, очень интересно!
– Ты веришь тому, что я тебе рассказал? Или, быть может, ты считаешь меня очередным арабским фанатиком, который только и мечтает о том, чтобы сбросить всех евреев в море?
– Я верю тебе, Юсеф.
– Скажи, ты любишь поэзию?
– Люблю.
– Поэзия имеет огромное значение для палестинского народа. Она позволяет нашим людям говорить в возвышенной форме о своих страданиях и дает силу без страха вглядываться в свое прошлое. Поэт Муин Басису – один из моих самых любимых.
Он снова поцеловал ее в губы и прочитал следующие строки:
А как схлынули воды потопа, ничего от этого
народа не осталось
И от этой земли. Лишь столбы да столбы,
Да тела, что трясина пожрать не успела,
Да игрушки, которыми дети играли.
Ну а кроме? Нет, ничего не осталось…
Лишь раздутые трупы,
Их числа никто точно не знает,
Смерть вот только осталась,
Да руины тех жизней, что воды потопа сгубили,
Да еще у меня на ладони осталась горбушка,
Хлеба сухого кусок, что они не доели…
– Красиво… – протянула Жаклин.
– По-арабски это звучит еще лучше. – Секунду помолчав, он спросил: – Ты говоришь по-арабски, Доминик?
– Нет, конечно. А почему ты спрашиваешь?
– Так… Поинтересовался на всякий случай…
* * *
Утром Юсеф принес ей кофе в постель. Жаклин присела на постели и выпила чашку залпом. Ей нужен был кофеин, чтобы взбодрить мозг, так как ей предстояло о многом подумать. Ночью глаз она так и не сомкнула. Пару раз она собиралась выскользнуть из постели, но Юсеф спал очень чутко, а будить его ей не хотелось. Если бы он застал ее за попыткой сделать оттиски с ключей с помощью специального приспособления, замаскированного под коробочку с гримом, вряд ли бы ей удалось объяснить свои действия. Юсеф, разумеется, сразу бы догадался, что перед ним агент израильской разведки. Возможно, он даже попытался бы ее убить. Уж лучше было покинуть его квартиру без слепков, нежели позволить себя раскрыть. Все должно быть сделано чисто – так, чтобы комар носа не подточил. Это в интересах Габриеля – да и в ее, кстати, интересах тоже.Она посмотрела на часы. Время приближалось к девяти.
– Прости, что не разбудил раньше, – сказал Юсеф.
– Ты поступил правильно. Признаться, вчера я очень устала.
– Надеюсь, это была приятная усталость?
Она поцеловала его и ответила:
– Это была очень приятная усталость.
– Позвони своему боссу и скажи, что берешь свободный день, так как собираешься заняться любовью с палестинцем по имени Юсеф эль-Тауфики.
– Не думаю, что подобное объяснение его устроит.
– Неужели этому человеку никогда не хотелось провести день, занимаясь любовью с красивой женщиной?
– Сильно в этом сомневаюсь.
– Я собираюсь принять душ. Хочешь ко мне присоединиться?
– Так я никогда не доберусь до своего рабочего места.
– Я только об этом и мечтаю.
– Не тяни время, иди в душ. Кстати, кофе у тебя еще остался?
– Кофе на кухне.
Юсеф зашел в ванную, но плотно закрывать дверь не стал. Жаклин оставалась в спальне, пока не услышала шум воды, после чего выбралась из постели и проскользнула на кухню. Налив себе кофе, она прошла в гостиную. Поставив чашку на столик, где лежали ключи и стояла ее сумка, она присела рядом и прислушалась: вода в душе продолжала бежать.
Сунув руку в сумку, она извлекла из нее коробочку с гримом, открыла ее и осмотрела содержимое. Коробочка была заполнена мягкой керамической массой. Ей оставалось только положить ключ в коробочку и на секунду закрыть крышку. После этого на поверхности вещества должен был остаться отличный оттиск.
Руки слегка подрагивали от волнения. Взяв со стола связку, она прежде всего сняла с нее ключ от замка типа «Йель» в двери парадного. Положив ключ в коробочку, она закрыла крышку и чуточку на нее надавила. Потом она открыла коробку и вынула ключ. Оттиск получился безупречный. Она повторила эту операцию еще два раза – с ключом от второго замка «Йель» и с простейшим ключом от замка с защелкой. Теперь в ее распоряжении имелись три отличных оттиска всех трех нужных ей ключей.
Жаклин вернула ключи на прежнее место, закрыла коробочку и опустила ее в сумку.
– Что ты здесь делаешь?
От неожиданности она вздрогнула, но мгновенно справилась с собой, повернулась на голос и подняла глаза. Перед ней стоял Юсеф. На коже у него блестели крохотные капельки воды, а стройные бедра были обернуты махровым бежевым полотенцем. «Как долго он здесь стоял? Что видел? – подумала Жаклин. – Но я тоже хороша! Почему, спрашивается, не следила за дверью?»
– Я искала свои сигареты. Ты, случайно, их не видел?
Юсеф ткнул пальцем в сторону спальни.
– Ты их оставила на столике у кровати.
– Ах да! Временами я бываю такая рассеянная…
– Значит, ты искала сигареты? И ничего больше не делала?
– А что, по-твоему, я еще могла здесь делать? – Она широким жестом обвела рукой комнату, как если бы пытаясь привлечь его внимание к скудной обстановке гостиной. – Надеюсь, ты не думаешь, что я хотела отсюда сбежать, прихватив принадлежащие тебе ценности?
Она поднялась со стула и взяла сумку.
– Ты закончил свои дела в ванной?
– Закончил. Я вот только никак не пойму, зачем тебе в ванной сумка?
Он что-то заподозрил, с ужасом подумала она. Неожиданно ей захотелось как можно быстрее убраться из этой квартиры. Секунду подумав, она решила, что слова Юсефа по идее должны были ее оскорбить.
– Похоже, у меня начинаются месячные, – произнесла она ледяным тоном. – Хочу, однако, тебе заметить, что мне не нравятся такие вопросы. Или арабы вообще все такие бестактные? Нехорошо так обращаться с девушкой на следующее утро после первой близости.
Она с независимым видом прошла мимо него и скрылась в спальне. Что и говорить, голос звучал вполне убедительно. Она даже подивилась той степени естественности, какой ей удалось добиться, изображая негодование. Схватив дрожащими руками свои вещи в охапку, она отправилась в ванную. Там она включила кран и, пока вода бежала в ванну, быстро оделась и привела себя в порядок. Потом, так и не приняв душ, она выключила кран, спустила воду и вышла из ванной. Юсеф сидел в гостиной. На нем были выцветшие джинсы, свитер и надетые на голую ногу мокасины.
– Я вызову тебе кеб, – сказал он.
– Не утруждайся. Сама как-нибудь доберусь до дома.
– Позволь в таком случае хотя бы проводить тебя до подъезда.
– Благодарю, я найду дорогу.
– Что с тобой? Откуда вдруг эта холодность и неприязнь?
– Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь. Я отлично провела время, но ты в последний момент все испортил. Ладно, пойду. Может, когда-нибудь еще и увидимся.
Она открыла дверь и вышла в коридор. Юсеф последовал за ней. Она спустилась по лестнице на первый этаж и, пересекая холл, направилась к выходу.
Когда она уже хотела выйти из дома, он схватил ее за руку.
– Извини, Доминик. Временами на меня находит. Прямо паранойя какая-то. Но если бы ты прожила такую жизнь, как я, тоже стала бы параноиком. Кроме того, расспрашивая тебя о всякой ерунде, я не имел в виду ничего оскорбительного. Итак, где и когда мы встретимся снова?
Она ухитрилась изобразить на губах улыбку, хотя ее сердце колотилось, как бешеное. Она не знала, как быть. Хоть ей и удалось получить оттиски с ключей, существовала вероятность, что он видел, как она их делала. А если даже и не видел, то все равно что-то заподозрил. Если бы она чувствовала себя виноватой, самой естественной реакцией с ее стороны было бы отвергнуть предложение. Но она решила его принять. Если Габриель скажет, что она допустила ошибку, то встречу недолго и отменить.
– Ты мог бы пригласить меня в ресторан пообедать? – предложила она.
– В какое время?
– В шесть тридцать. Встретимся около галереи.
– Очень хорошо.
– И не опаздывай. Терпеть не могу, когда мужчины опаздывают.
Она поцеловала его и вышла из дома.
Глава 24
Мейда-Вейл. Лондон
Когда Жаклин приехала к себе на квартиру, Габриель сидел у нее в гостиной на диване и пил кофе.
– Как все прошло?
– Чудно. Свари мне кофе, ладно?
Она прошла в ванную, закрыла дверь и включила кран. Когда ванна наполнилась, она сбросила с себя одежду и легла в горячую воду. Через минуту в дверь постучал Габриель.
– Входи.
Он вошел в ванную. Похоже, его слегка удивило, что она уже успела раздеться и залезть в воду. Отведя от нее глаза, он стал отыскивать свободное местечко, куда можно было поставить кружку с кофе.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, продолжая избегать ее взгляда да и вообще поворачиваться в ее сторону.
– А как ты себя чувствуешь после того, как кого-нибудь убьешь?
– Я чувствую себя так, будто вывалялся в грязи.
Жаклин набрала в пригоршню немного воды и плеснула себе на лицо.
– Мне необходимо задать тебе несколько вопросов, – сказал Габриель.
– Я готова.
– Могу подождать, пока ты закончишь принимать ванну и оденешься.
– Мы спали с тобой, как муж и жена. Более того, мы даже вели себя, как семейная пара.
– Это – другое.
– Почему же?
– Потому что так было нужно для дела.
– Что конкретно было нужно для дела – спать в одной постели или заниматься любовью?
– Прошу тебя, Жаклин, оставим это.
– Быть может, тебе не хочется на меня смотреть, потому что я спала с Юсефом?
Габриель бросил на нее взгляд, который было невозможно расшифровать, и вышел из ванной. Жаклин едва заметно улыбнулась и с головой погрузилась в воду.
Когда Жаклин приехала к себе на квартиру, Габриель сидел у нее в гостиной на диване и пил кофе.
– Как все прошло?
– Чудно. Свари мне кофе, ладно?
Она прошла в ванную, закрыла дверь и включила кран. Когда ванна наполнилась, она сбросила с себя одежду и легла в горячую воду. Через минуту в дверь постучал Габриель.
– Входи.
Он вошел в ванную. Похоже, его слегка удивило, что она уже успела раздеться и залезть в воду. Отведя от нее глаза, он стал отыскивать свободное местечко, куда можно было поставить кружку с кофе.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, продолжая избегать ее взгляда да и вообще поворачиваться в ее сторону.
– А как ты себя чувствуешь после того, как кого-нибудь убьешь?
– Я чувствую себя так, будто вывалялся в грязи.
Жаклин набрала в пригоршню немного воды и плеснула себе на лицо.
– Мне необходимо задать тебе несколько вопросов, – сказал Габриель.
– Я готова.
– Могу подождать, пока ты закончишь принимать ванну и оденешься.
– Мы спали с тобой, как муж и жена. Более того, мы даже вели себя, как семейная пара.
– Это – другое.
– Почему же?
– Потому что так было нужно для дела.
– Что конкретно было нужно для дела – спать в одной постели или заниматься любовью?
– Прошу тебя, Жаклин, оставим это.
– Быть может, тебе не хочется на меня смотреть, потому что я спала с Юсефом?
Габриель бросил на нее взгляд, который было невозможно расшифровать, и вышел из ванной. Жаклин едва заметно улыбнулась и с головой погрузилась в воду.