Страница:
– А что ты скажешь относительно Туниса? – воскликнул Габриель. – Ты ведь знала, что работа в Тунисе напрямую связана с карательной акцией, тем не менее согласилась принять участие в деле. Более того, ты даже вызвалась помогать нам в ночь убийства.
– Да, вызвалась. Потому что объектом был Абу-Джихад, у которого на руках кровь сотен евреев.
– У этого парня тоже руки в крови. Не забывай об этом.
– Он просто мальчишка, у которого при попустительстве израильской армии враги вырезали всю семью.
– Никакой он не мальчишка. Это двадцатипятилетний мужчина, который помогает Тарику убивать людей.
– А ты собираешься с его помощью добраться до Тарика и отомстить ему за то, что он тебе сделал? Когда же все это кончится, хотела бы я знать? Когда уже и убивать станет некого? Скажи, Габриель, когда?
Габриель поднялся с места и натянул куртку.
Жаклин сказала:
– Я хочу выйти из дела.
– Ты не можешь сейчас уйти.
– Нет, могу. Я не хочу больше спать с Юсефом.
– Это почему же?
– Почему? И ты еще смеешь меня об этом спрашивать?
– Прости меня, Жаклин. Это как-то само вырвалось…
– Ты ведь считаешь меня шлюхой, не так ли, Габриель? Ты думаешь, что мне все равно, с кем спать, верно?
– Это не так.
– Там, в Тунисе, я тоже была для тебя только шлюхой, да?
– Ты же знаешь, что это неправда!
– В таком случае скажи, кем я для тебя была?
– Нет, это ты мне скажи – что теперь будешь делать? Вернешься во Францию? На свою виллу рядом с Вальбоном? Снова будешь посещать парижские вечеринки и участвовать в фотосессиях, где самая сложная проблема, которую тебе придется разрешить, будет заключаться в том, какой оттенок помады выбрать?
Она размахнулась и влепила ему пощечину. Он посмотрел на нее в упор. Его глаза были холодны, как лед, а на щеке, по которой она его ударила, начало расплываться красное пятно. Она снова размахнулась, чтобы его ударить, но на этот раз он с легкостью отразил ее удар, небрежным жестом вскинув вверх руку.
– Неужели ты не понимаешь, что происходит? – спросил Габриель. – Он ведь не просто так рассказал тебе о том, что с ним случилось в Шатиле. У него для этого была особая причина. Он тебя проверял. Ты ему для чего-то нужна.
– А мне плевать!
– Вот как? А я-то думал, что ты человек, на которого я всегда могу положиться. Не ожидал, что ты дашь слабину посреди игры.
– Заткнись, Габриель!
– Я свяжусь с Шамроном и скажу, что мы выходим из дела.
Он повернулся к двери, чтобы идти. Она схватила его за руку.
– Смерть Тарика никого не воскресит и ничего не изменит. Это иллюзия. Или ты полагаешь, это все равно что восстанавливать картины? Увидел повреждение, замазал его краской, и все снова стало хорошо – так, что ли? Э нет, с людьми это не проходит. Если разобраться, это даже с картинами не проходит. Стоит только присмотреться, и ты всегда найдешь место, где полотно реставрировали. Шрамы не исчезают. И реставратор не в состоянии исцелить картину. Он может только замаскировать нанесенные ей раны.
– Мне хотелось бы знать: ты закончила – или собираешься продолжать?
– А мне хотелось бы знать, кем я была для тебя в Тунисе.
Габриель протянул руку и коснулся ее щеки.
– В Тунисе ты была моей возлюбленной. – Его рука упала и плетью повисла вдоль тела. – И из-за этого погибла моя семья.
– Я не в состоянии изменить прошлого.
– Я знаю.
– Ты испытывал тогда ко мне теплые чувства?
Он секунду поколебался, потом сказал:
– Испытывал…
– А теперь?
Он прикрыл глаза.
– Теперь мне хотелось бы знать, в состоянии ли ты продолжать работу.
Глава 30
Глава 31
– Да, вызвалась. Потому что объектом был Абу-Джихад, у которого на руках кровь сотен евреев.
– У этого парня тоже руки в крови. Не забывай об этом.
– Он просто мальчишка, у которого при попустительстве израильской армии враги вырезали всю семью.
– Никакой он не мальчишка. Это двадцатипятилетний мужчина, который помогает Тарику убивать людей.
– А ты собираешься с его помощью добраться до Тарика и отомстить ему за то, что он тебе сделал? Когда же все это кончится, хотела бы я знать? Когда уже и убивать станет некого? Скажи, Габриель, когда?
Габриель поднялся с места и натянул куртку.
Жаклин сказала:
– Я хочу выйти из дела.
– Ты не можешь сейчас уйти.
– Нет, могу. Я не хочу больше спать с Юсефом.
– Это почему же?
– Почему? И ты еще смеешь меня об этом спрашивать?
– Прости меня, Жаклин. Это как-то само вырвалось…
– Ты ведь считаешь меня шлюхой, не так ли, Габриель? Ты думаешь, что мне все равно, с кем спать, верно?
– Это не так.
– Там, в Тунисе, я тоже была для тебя только шлюхой, да?
– Ты же знаешь, что это неправда!
– В таком случае скажи, кем я для тебя была?
– Нет, это ты мне скажи – что теперь будешь делать? Вернешься во Францию? На свою виллу рядом с Вальбоном? Снова будешь посещать парижские вечеринки и участвовать в фотосессиях, где самая сложная проблема, которую тебе придется разрешить, будет заключаться в том, какой оттенок помады выбрать?
Она размахнулась и влепила ему пощечину. Он посмотрел на нее в упор. Его глаза были холодны, как лед, а на щеке, по которой она его ударила, начало расплываться красное пятно. Она снова размахнулась, чтобы его ударить, но на этот раз он с легкостью отразил ее удар, небрежным жестом вскинув вверх руку.
– Неужели ты не понимаешь, что происходит? – спросил Габриель. – Он ведь не просто так рассказал тебе о том, что с ним случилось в Шатиле. У него для этого была особая причина. Он тебя проверял. Ты ему для чего-то нужна.
– А мне плевать!
– Вот как? А я-то думал, что ты человек, на которого я всегда могу положиться. Не ожидал, что ты дашь слабину посреди игры.
– Заткнись, Габриель!
– Я свяжусь с Шамроном и скажу, что мы выходим из дела.
Он повернулся к двери, чтобы идти. Она схватила его за руку.
– Смерть Тарика никого не воскресит и ничего не изменит. Это иллюзия. Или ты полагаешь, это все равно что восстанавливать картины? Увидел повреждение, замазал его краской, и все снова стало хорошо – так, что ли? Э нет, с людьми это не проходит. Если разобраться, это даже с картинами не проходит. Стоит только присмотреться, и ты всегда найдешь место, где полотно реставрировали. Шрамы не исчезают. И реставратор не в состоянии исцелить картину. Он может только замаскировать нанесенные ей раны.
– Мне хотелось бы знать: ты закончила – или собираешься продолжать?
– А мне хотелось бы знать, кем я была для тебя в Тунисе.
Габриель протянул руку и коснулся ее щеки.
– В Тунисе ты была моей возлюбленной. – Его рука упала и плетью повисла вдоль тела. – И из-за этого погибла моя семья.
– Я не в состоянии изменить прошлого.
– Я знаю.
– Ты испытывал тогда ко мне теплые чувства?
Он секунду поколебался, потом сказал:
– Испытывал…
– А теперь?
Он прикрыл глаза.
– Теперь мне хотелось бы знать, в состоянии ли ты продолжать работу.
Глава 30
Гайд-парк. Лондон
– Твой приятель выбрал для встречи крайне неудобное для нас место, – сказал Карп.
Они расположились в задней части белого микроавтобуса «форд», стоявшего на Бейсуотер-роуд в нескольких ярдах от Ланкастер-Гейт. Карп, щелкая тумблерами и подкручивая ручки, настраивал свою подслушивающую аппаратуру. В салоне микроавтобуса стоял неумолчный шум городского транспорта. Доносившиеся из динамиков звуки проезжавших мимо автомобилей, грузовиков и двухэтажных автобусов мешали Габриелю сосредоточиться. Над кронами деревьев в северной части парка шелестел ветер, и этот шелест, многократно усиленный микрофонами Карпа, напоминал шум пенного морского прибоя. За Ланкастер-Гейт открывался вид на Италиен-Гарденс с его бившими вверх под разными углами фонтанами; усиленный микрофонами плеск их струй можно было сравнить разве что с рокотом водопада.
– Сколько у тебя людей с микрофонами вокруг этого места? – спросил Габриель.
– Трое, – ответил Карп. – Парень, похожий на банкира, который сидит на лавочке, девушка, бросающая крошки уткам, и парнишка с тележкой, торгующий за воротами мороженым.
– Не так уж плохо, – сказал Габриель.
– Плохо или хорошо, но при таких неблагоприятных условиях чудес от меня не жди.
Габриель глянул на часы. Стрелки показывали две минуты третьего.
Он уже не придет, подумал Габриель. Вполне возможно, он засек кого-то из команды Карпа.
– Куда он, к черту, запропастился? – озвучил Габриель свои сомнения.
– Имей же терпение, Гейб, – откликнулся Карп.
Секундой позже Габриель увидел Юсефа, который, появившись со стороны Вестберн-стрит, перебежал дорогу прямо перед капотом фургона по доставке товаров. Пока он перебегал дорогу и входил в ворота, Карп успел несколько раз нажать на затвор фотоаппарата. Проскользнув на территорию парка, Юсеф стал прогуливаться вокруг фонтанов. Когда он огибал фонтаны во второй раз, к нему присоединился одетый в серое пальто человек, скрывавший свое лицо под темными очками и широкими полями фетровой шляпы. Карп, прикрутив к фотоаппарату увеличивающий объектив, сделал еще несколько снимков.
Юсеф и подошедший к нему человек возобновили прогулку. Сначала они хранили молчание, но на втором круге завели неспешный разговор, обмениваясь негромкими репликами на английском языке. Из-за шума ветра и плеска фонтанов Габриель улавливал из этой беседы только каждое третье или четвертое слово.
Карп тихонько бормотал себе под нос ругательства.
Юсеф и его приятель кружили вокруг фонтанов еще несколько минут, после чего направились в сторону детской игровой площадки. Кормившая уток девушка швырнула в воду последнюю пригоршню хлебных крошек и медленным шагом двинулась за ними. Через минуту тесное пространство микроавтобуса наполнилось веселыми детскими криками.
Карп прижал к глазам кулаки и покачал головой.
– Я прогнал записи через компьютер, попробовал отфильтровать помехи, шумы на заднем плане и усилить звуки речи. Но слышимость все равно дерьмовая, и из всего разговора можно разобрать не более десяти процентов.
Габриель взял со стола кассету и вставил в магнитофонную деку. Потом, нажав кнопку «воспроизведение», он стал слушать запись, расхаживая из стороны в сторону по комнате.
– Шум фонтана после компьютерной обработки. Ничего не мог с ним поделать.
Габриель снова нажал кнопку «воспроизведение».
– Сейчас они идут в сторону детской игровой площадки. Мы снова услышим их голоса, когда девушка к ним приблизится, – прокомментировал этот факт Карп.
– Нам нужно переговорить об одном деле, Доминик. Хочу кое о чем тебя попросить, – добавил он.
Габриель закрыл глаза и приготовился слушать.
Когда она уже шла по Пиккадилли, ей показалось, что в телефонной будке стоит Габриель, но при ближайшем рассмотрении это оказался просто похожий на него мужчина. Потом ей привиделось, что Габриель выходит из такси на противоположной стороне улицы. На самом деле этого человека скорее можно было принять за младшего брата Габриеля, если бы таковой у него имелся. Жаклин охватило странное ощущение, что вокруг нее кишмя кишат различные издания Габриеля. Парни в кожаных куртках, молодые люди в деловых костюмах, художники, студенты, посыльные… Слегка изменив внешность, Габриель вполне мог бы сойти за каждого из них.
Ишервуд пришел в галерею рано. Он сидел у себя за столом и разговаривал с кем-то по телефону на итальянском языке. Вид у него был помятый – похоже, он страдал от похмелья. Когда Жаклин заглянула к нему в офис, он прикрыл трубку рукой и одними губами неслышно произнес: «Кофе, пожалуйста».
Жаклин сняла пальто и расположилась на своем рабочем месте. Ишервуд вполне мог обойтись без кофе еще несколько минут, между тем у нее на столе лежала утренняя почта, в том числе коричневый манильский конверт. Разорвав его, Жаклин извлекла заключавшееся в нем послание. Оно гласило:
– Твой приятель выбрал для встречи крайне неудобное для нас место, – сказал Карп.
Они расположились в задней части белого микроавтобуса «форд», стоявшего на Бейсуотер-роуд в нескольких ярдах от Ланкастер-Гейт. Карп, щелкая тумблерами и подкручивая ручки, настраивал свою подслушивающую аппаратуру. В салоне микроавтобуса стоял неумолчный шум городского транспорта. Доносившиеся из динамиков звуки проезжавших мимо автомобилей, грузовиков и двухэтажных автобусов мешали Габриелю сосредоточиться. Над кронами деревьев в северной части парка шелестел ветер, и этот шелест, многократно усиленный микрофонами Карпа, напоминал шум пенного морского прибоя. За Ланкастер-Гейт открывался вид на Италиен-Гарденс с его бившими вверх под разными углами фонтанами; усиленный микрофонами плеск их струй можно было сравнить разве что с рокотом водопада.
– Сколько у тебя людей с микрофонами вокруг этого места? – спросил Габриель.
– Трое, – ответил Карп. – Парень, похожий на банкира, который сидит на лавочке, девушка, бросающая крошки уткам, и парнишка с тележкой, торгующий за воротами мороженым.
– Не так уж плохо, – сказал Габриель.
– Плохо или хорошо, но при таких неблагоприятных условиях чудес от меня не жди.
Габриель глянул на часы. Стрелки показывали две минуты третьего.
Он уже не придет, подумал Габриель. Вполне возможно, он засек кого-то из команды Карпа.
– Куда он, к черту, запропастился? – озвучил Габриель свои сомнения.
– Имей же терпение, Гейб, – откликнулся Карп.
Секундой позже Габриель увидел Юсефа, который, появившись со стороны Вестберн-стрит, перебежал дорогу прямо перед капотом фургона по доставке товаров. Пока он перебегал дорогу и входил в ворота, Карп успел несколько раз нажать на затвор фотоаппарата. Проскользнув на территорию парка, Юсеф стал прогуливаться вокруг фонтанов. Когда он огибал фонтаны во второй раз, к нему присоединился одетый в серое пальто человек, скрывавший свое лицо под темными очками и широкими полями фетровой шляпы. Карп, прикрутив к фотоаппарату увеличивающий объектив, сделал еще несколько снимков.
Юсеф и подошедший к нему человек возобновили прогулку. Сначала они хранили молчание, но на втором круге завели неспешный разговор, обмениваясь негромкими репликами на английском языке. Из-за шума ветра и плеска фонтанов Габриель улавливал из этой беседы только каждое третье или четвертое слово.
Карп тихонько бормотал себе под нос ругательства.
Юсеф и его приятель кружили вокруг фонтанов еще несколько минут, после чего направились в сторону детской игровой площадки. Кормившая уток девушка швырнула в воду последнюю пригоршню хлебных крошек и медленным шагом двинулась за ними. Через минуту тесное пространство микроавтобуса наполнилось веселыми детскими криками.
Карп прижал к глазам кулаки и покачал головой.
* * *
Тремя часами позже Карп привез обработанные им записи на квартиру к Габриелю. При этом Карп имел вид хирурга, сделавшего для спасения больного все, что было в его силах.– Я прогнал записи через компьютер, попробовал отфильтровать помехи, шумы на заднем плане и усилить звуки речи. Но слышимость все равно дерьмовая, и из всего разговора можно разобрать не более десяти процентов.
Габриель взял со стола кассету и вставил в магнитофонную деку. Потом, нажав кнопку «воспроизведение», он стал слушать запись, расхаживая из стороны в сторону по комнате.
«…нужен кто-нибудь… следующее задание…»Громкий треск, похожий на разряды статического электричества, заглушил конец фразы. Габриель нажал кнопку «пауза» и вопросительно посмотрел на Карпа.
– Шум фонтана после компьютерной обработки. Ничего не мог с ним поделать.
Габриель снова нажал кнопку «воспроизведение».
«…нуждаются в проверке… в Париж… проблем… все отлично».Габриель остановил запись, нажал кнопку «перемотка», потом кнопку «воспроизведение».
«…нуждаются в проверке… в Париже… проблем… все отлично».Неожиданно звук упал до минимума.
«…не уверен… подходящий человек… в своем роде…»
«…необходимо убедить… если ты объяснишь важность…»
«…кто я такой… все ли ей рассказывать?»
«…важнейшая дипломатическая миссия… дело мира на Среднем Востоке… необходимые меры безопасности…»
«…вероятно, это сработает…»
– Сейчас они идут в сторону детской игровой площадки. Мы снова услышим их голоса, когда девушка к ним приблизится, – прокомментировал этот факт Карп.
«…встретить его… де Голля… оттуда… конечный пункт назначения…»Послышался вопль оцарапавшего палец ребенка, взывавшего к матери, который заглушил ответную реплику.
«…и где…»
«…быть с ней после…»Кнопки «стоп», «перемотка», «воспроизведение».
«…это его дело…»
«…что если… скажет „нет“…»
«Не беспокойся, Юсеф. Твоя подружка нам не откажет».
«Не беспокойся, Юсеф. Твоя подружка нам не откажет».В следующую минуту Габриель услышал, как мать выговаривала своему отпрыску за то, что тот, отлепив от скамейки чью-то старую жвачку, сунул ее себе в рот.
* * *
В тот вечер Жаклин, возвращаясь на квартиру Юсефа, зашла после работы в магазин и купила карри. За едой они смотрели по телевизору фильм о злоключениях немецкого террориста на Манхэттене. Габриель тоже смотрел этот фильм, но звук приглушил и все больше слушал комментарии Юсефа. Когда фильм закончился, Юсеф бросил: «Чушь собачья!» – и выключил телевизор.– Нам нужно переговорить об одном деле, Доминик. Хочу кое о чем тебя попросить, – добавил он.
Габриель закрыл глаза и приготовился слушать.
* * *
На следующее утро Жаклин вышла из вагона на станции метро «Пиккадилли» и зашагала в окружении толпы по платформе. Поднимаясь на эскалаторе, она несколько раз оглянулась. За ней непременно должны были следовать люди Юсефа. После предложения, которое было ей вчера сделано, Юсеф просто не мог ей позволить разгуливать по улицам Лондона без секретного эскорта. С параллельного эскалатора за ней наблюдал незнакомый черноволосый парень. Поймав на себе ее взгляд, он улыбнулся и попытался затеять с ней игру глазами. Жаклин решила, что это обыкновенный уличный приставала, и отвернулась.Когда она уже шла по Пиккадилли, ей показалось, что в телефонной будке стоит Габриель, но при ближайшем рассмотрении это оказался просто похожий на него мужчина. Потом ей привиделось, что Габриель выходит из такси на противоположной стороне улицы. На самом деле этого человека скорее можно было принять за младшего брата Габриеля, если бы таковой у него имелся. Жаклин охватило странное ощущение, что вокруг нее кишмя кишат различные издания Габриеля. Парни в кожаных куртках, молодые люди в деловых костюмах, художники, студенты, посыльные… Слегка изменив внешность, Габриель вполне мог бы сойти за каждого из них.
Ишервуд пришел в галерею рано. Он сидел у себя за столом и разговаривал с кем-то по телефону на итальянском языке. Вид у него был помятый – похоже, он страдал от похмелья. Когда Жаклин заглянула к нему в офис, он прикрыл трубку рукой и одними губами неслышно произнес: «Кофе, пожалуйста».
Жаклин сняла пальто и расположилась на своем рабочем месте. Ишервуд вполне мог обойтись без кофе еще несколько минут, между тем у нее на столе лежала утренняя почта, в том числе коричневый манильский конверт. Разорвав его, Жаклин извлекла заключавшееся в нем послание. Оно гласило:
«Уезжаю в Париж. Пока не получите от меня известие, никуда из галереи не уходите».Она скомкала письмо в кулаке и погрузилась в размышления.
Глава 31
Париж
Габриель к завтраку даже не прикоснулся. Он сидел в купе первого класса поезда компании «Евростар» и, надев наушники, прослушивал с помощью портативного плейера захваченные им из дома магнитофонные записи. Первые разговоры Жаклин с Юсефом. Рассказ Юсефа о резне в Шатиле. Вчерашнюю вечернюю беседу Юсефа с Жаклин. Вынув из плейера кассету, Габриель вставил на ее место другую – с записью переговоров Юсефа с его контактером в Гайд-парке. К этому времени он уже вряд ли бы смог ответить на вопрос, сколько раз он ее прослушал. Десять? Двадцать? Сто? Надо сказать, прослушивая эту пленку, он с каждым разом испытывал все большую озабоченность. Нажав на кнопку «перемотка», он воспользовался электронным счетчиком, чтобы остановить пленку в нужном месте.
Габриель снял наушники, вынул из кармана небольшую записную книжку и открыл ее на чистой странице. Достав ручку, он записал:
Потом он заполнил эти промежутки, записав:
На этот раз он написал следующее:
Габриель перемотал пленку вперед, нажал на кнопку «стоп», а потом на кнопку «воспроизведение».
На стене в коридоре висел домовый телефон со списком жильцов. Габриель нажал на кнопку «4Б», рядом с которой выцветшими синими чернилами было выведено «Гузман», перемолвился по телефону несколькими словами с обитателем квартиры, повесил трубку и стал ждать, когда откроется дверь. Когда кодовый замок щелкнул, он вошел в вестибюль, поднялся в лифте на четвертый этаж и негромко постучал в дверь. Через некоторое время до него донеслись звяканье цепочки и лязг отодвигаемого засова. Эти звуки напомнили Габриелю клацанье винтовочного затвора, выбрасывающего стреляную гильзу и досылающего новый патрон в патронник.
Наконец дверь отворилась. В дверном проеме стоял человек невысокого роста, с угловатой формы головой и квадратными плечами. У него были голубые глаза и морковно-рыжие волосы. Вид весьма самодовольный – как у мужчины, пользующегося неизменным успехом у женщин. Пожимать руку Габриелю он не стал – просто схватил за локоть, втащил в квартиру и сразу же захлопнул дверь. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что этот человек очень боится сквозняков.
В просторной полутемной квартире стоял запах подгоревшего кофе и турецких сигарет, которые курил Шамрон. Меблировку гостиной составляли глубокие диваны и мягкие, обитые кожей кресла с подголовниками – отрада агента на отдыхе. Вдоль стены тянулись полки с разнообразной аудио– и видеотехникой японского производства. Рядом помещался стеллаж, заставленный видеокассетами с добротными американскими фильмами. В соответствии с введенным Шамроном правилом просматривать порнографические ленты на конспиративной квартире строго запрещалось.
В комнату вошел Шамрон и, картинно оттянув рукав, посмотрел на часы.
– Девяносто минут, – сказал он. – Твой поезд прибыл девяносто минут назад. Где, черт возьми, ты шлялся все это время? Я уже хотел высылать поисковую партию.
Габриель подумал, что не говорил Шамрону, когда и каким видом транспорта прибудет в Париж, но сказал другое:
– Качественная проверка на слежку отнимает немало времени. Надеюсь, ты еще помнишь, Ари, как это делается? Или ты больше этот курс в академии не читаешь?
Шамрон протянул морщинистую руку.
– Пленки привез?
Габриель посмотрел на находившегося в комнате человека с морковно-рыжими волосами и спросил:
– Кто это?
– Узи Навот. Один из моих лучших людей и наш «катса» в Париже. Он работает над этим делом вместе со мной. Познакомься с Габриелем, Узи. Пожми руку великому Габриелю Аллону.
Габриелю не составило труда понять, что Узи Навот – один из фанатичных почитателей Шамрона, каких в офисе на бульваре Царя Саула было предостаточно. Они были готовы на все: обманывать, предавать, воровать, даже убивать, – лишь бы заслужить благосклонность босса. Навот был молод и нахален; он не понравился Габриелю с самого начала. Глянув на его лучившееся от самодовольства лицо, он подумал, что Навот всерьез воспринял наставления своих инструкторов в академии и искренне считает себя представителем элиты, «князем народа своего».
Вручив Шамрону кассеты, Габриель опустился в одно из глубоких кожаных кресел и задумался. В Корнуолле Шамрон пообещал ему держать эту операцию втайне от всех – даже от своих ближайших помощников на бульваре Царя Саула. Тогда какого черта здесь делает Узи Навот – парижский «катса» израильской секретной службы?
Шамрон пересек комнату, вставил кассету в стереосистему и нажал на кнопку «воспроизведение». Затем он опустился в кресло напротив Габриеля и сложил на груди руки. Когда заговорил Юсеф, он прикрыл глаза и слегка наклонил голову набок. По мнению Габриеля, Шамрон в этот миг более всего походил на человека, вслушивавшегося в отдаленные звуки прекрасной музыки.
– Но почему?
– Потому что он позволил себе усомниться в справедливости так называемого мирного процесса. Потому что осмелился бросить вызов нынешнему палестинскому руководству. Потому что он верит, что единственно справедливым решением палестинского вопроса является возвращение палестинцев на земли их предков и восстановление независимого Палестинского государства. Нечего и говорить, что подобный подход к решению палестинской проблемы сделал его весьма непопулярным – и не только среди сионистов и их друзей, но и среди некоторых палестинцев. В результате этого он вынужден жить в эмиграции и скрываться от преследования.
– Что ты хочешь, чтобы я сделала?
– Так как этот человек постоянно подвергается различным гонениям, ему приходится принимать кое-какие меры для обеспечения своей безопасности. Так, он всегда путешествует под вымышленным именем. Это очень образованный человек, говорит на многих языках, поэтому ему не составляет труда выдать себя за представителя другой нации.
– Все еще не понимаю, чего ты от меня хочешь, Юсеф.
– Чиновники, возглавляющие службы паспортного контроля в западных странах, имеют инструкции тщательнее проверять одиноких пассажиров, нежели семейных или путешествующих в группе. Из-за имевших место печальных прецедентов арабского терроризма арабские мужчины, путешествующие в одиночестве, подвергаются куда более тщательной проверке, нежели все остальные. По этой причине мой друг предпочитает путешествовать с западным паспортом и иметь компаньона. Женщину.
– Почему женщину?
– Потому что путешествующие вместе мужчина и женщина вызывают меньше подозрений, чем двое мужчин. Другими словами, мой друг нуждается в компаньонке или, если угодно, в партнерше. И мне бы хотелось, чтобы в путешествие с ним отправилась ты.
– Ты, наверное, шутишь?
– Такими вещами не шутят. Встреча, на которую необходимо попасть моему другу, может изменить весь ход истории на Среднем Востоке и судьбу палестинского народа. Чрезвычайно важно, чтобы он смог добраться до места назначения и принять участие в этой встрече, ибо он является выразителем чаяний огромных масс палестинцев.
– Но почему ты выбрал меня?
– Из-за твоей внешности. Ты удивительно привлекательная и соблазнительная женщина. Кроме того, большое значение имеет и твой паспорт. Этот человек – извини, Доминик, но я не могу назвать тебе его настоящее имя – предпочитает путешествовать с французским паспортом. Вы вдвоем будете представлять влюбленную пару – преуспевающего французского бизнесмена и его прекрасную подругу.
– Представлять влюбленную пару?
– Да, именно представлять – и ничего больше. Этот палестинский лидер не думает ни о чем другом, кроме благополучия и благоденствия палестинского народа.
– Я работаю секретаршей в респектабельной художественной галерее и сомнительными делами не занимаюсь. Кроме того, почему я должна идти на риск ради палестинского народа? Подыщите для этого палестинскую женщину.
– Мы бы использовали палестинку, если бы такое было возможно. К сожалению, нам требуется только европейская женщина.
– "Мы", «нам»… Что ты подразумеваешь под этими словами, Юсеф? Я всегда считала тебя обыкновенным студентом, зарабатывающим на учебу и жизнь в качестве официанта. Откуда вдруг взялись эти пресловутые «мы», а также человек, путешествующий по подложному паспорту и способный, по твоим словам, изменить весь ход истории на Среднем Востоке? Хотелось бы знать, как все это согласуется с твоей теорией об абсолютной честности?
– Я никогда не скрывал своих политических взглядов и пристрастий. И не делал тайны из того, что нахожусь в оппозиции по отношению к так называемому мирному процессу на Среднем Востоке.
– Это верно. Но при всем том ты хранил в тайне тот факт, что связан с оппозиционерами. Кто он такой, этот твой друг, Юсеф? Может быть, тоже какой-нибудь террорист?
– Не смеши меня, Доминик! Люди, с которыми я связан, никогда не позволяли себе никакого насилия и всегда осуждали акты терроризма и террористические группы. И еще одно: неужели я, по-твоему, похож на террориста?
– Скажи, в таком случае, куда твой приятель направляется? И что конкретно придется делать мне?
– Значит, ты готова принять участие в этом деле?
– Я просто спросила, куда он едет и в чем будет заключаться моя миссия. Ничего другого я пока не говорила.
– Я не могу тебе сказать, куда он едет.
– Только не надо увиливать от ответа, Юсеф!
– Я и в самом деле не могу тебе сказать, куда он едет, так как даже я этого не знаю. Но в чем будет заключаться твоя миссия, скажу.
– Ну так говори. Я слушаю.
– Ты вылетишь в Париж и встретишь упомянутого мной палестинского лидера в здании аэропорта Шарль де Голль. Потом ты проводишь его к выходу на посадку и сядешь вместе с ним в тот самолет, на который он укажет. Пункт назначения может быть местом встречи. А может и не быть. Возможно, вы пересядете в другой самолет или будете добираться до места на поезде, пароме или в автомобиле. Когда встреча закончится, вы вместе вернетесь в Париж, после чего каждый пойдет своей дорогой. Ты никогда его больше не увидишь и, разумеется, никогда и никому не будешь рассказывать об этом путешествии.
– А если его арестуют? Что тогда будет со мной?
– Ты законов не нарушала, и паспорт у тебя настоящий. В случае чего скажешь, что этот человек пригласил тебя в путешествие и ты согласилась. Как видишь, все очень просто.
– И как долго все это продлится?
– Максимум неделю.
– Я не могу оставить галерею на целую неделю. У нас столько работы, что я и на минуту со своего места не могу отлучиться. Ишервуда без меня инфаркт хватит!
– Скажи мистеру Ишервуду, что тебе требуется уехать в Париж по семейным обстоятельствам и что отложить поездку никак невозможно.
– А что, если он меня за это уволит?
– Ручаюсь, он тебя не уволит. Но если ты боишься потерять недельный заработок, так и скажи. Думаю, мы сможем выплатить тебе компенсацию.
– Мне не нужны деньги, Юсеф. Если я и соглашусь на эту поездку, то только потому, что ты меня об этом просишь. Потому что я в тебя влюблена, хотя, признаться, не очень-то верю в то, что ты обыкновенный студент, за которого себя выдаешь.
– Просто я человек, который любит свою страну и свой народ, Доминик.
– Мне необходимо все обдумать.
– Разумеется. Но пока ты будешь думать и принимать решение, чрезвычайно важно, чтобы ты ни с кем полученной от меня информацией не делилась.
– Я это понимаю, Юсеф. Итак, когда ты рассчитываешь получить ответ?
– Завтра вечером.
Габриель к завтраку даже не прикоснулся. Он сидел в купе первого класса поезда компании «Евростар» и, надев наушники, прослушивал с помощью портативного плейера захваченные им из дома магнитофонные записи. Первые разговоры Жаклин с Юсефом. Рассказ Юсефа о резне в Шатиле. Вчерашнюю вечернюю беседу Юсефа с Жаклин. Вынув из плейера кассету, Габриель вставил на ее место другую – с записью переговоров Юсефа с его контактером в Гайд-парке. К этому времени он уже вряд ли бы смог ответить на вопрос, сколько раз он ее прослушал. Десять? Двадцать? Сто? Надо сказать, прослушивая эту пленку, он с каждым разом испытывал все большую озабоченность. Нажав на кнопку «перемотка», он воспользовался электронным счетчиком, чтобы остановить пленку в нужном месте.
«…нуждаются в проверке… в Париж… проблем… все отлично».Кнопка «стоп».
Габриель снял наушники, вынул из кармана небольшую записную книжку и открыл ее на чистой странице. Достав ручку, он записал:
«…нуждаются в проверке… в Париж… проблем… все отлично».Между составлявшими это сообщение обрывками фразы, словосочетаниями и словами он оставлял свободные промежутки, размеры которых примерно соотносились с временными промежутками на пленке.
Потом он заполнил эти промежутки, записав:
«Мы решили, что ее данные нуждаются в проверке, и послали своего человека в Париж. Никаких проблем. Все отлично».Может статься, что эта фраза звучала в разговоре иначе. К примеру:
«Мы решили, что ее данные нуждаются в проверке, и послали своего человека в Париж. Оказались перед лицом больших проблем. Но все отлично».Однако такое высказывание не имело смысла. Габриель зачеркнул написанную фразу, снова надел наушники и прослушал эту часть записи еще раз. Слышимость была ужасная. Погоди-ка, сказал себе Габриель. Что именно сказал контактер Юсефа в конце: «…все отлично»? Или «…нашего врага»?
На этот раз он написал следующее:
«Мы решили, что ее данные нуждаются в проверке, и послали своего человека в Париж. Оказались перед лицом больших проблем. Возможно, она работает на нашего врага».Но коли так, почему ей было предложено сопровождать палестинского оперативника на задание?
Габриель перемотал пленку вперед, нажал на кнопку «стоп», а потом на кнопку «воспроизведение».
«Не беспокойся, Юсеф. Твоя подружка нам не откажет».Кнопки «стоп», «перемотка», «воспроизведение».
«Не беспокойся, Юсеф. Твоя подружка нам не откажет».
* * *
Габриель поймал у вокзала такси и дал водителю адрес на авеню Фош. Буквально через пять минут он заявил, что планы у него изменились, сунул водителю несколько франков и вышел из машины. Потом он взял другое такси и на французском языке с сильным итальянским акцентом попросил шофера отвезти его к Нотр-Даму. Оттуда он пешком отправился к станции метро «Сен-Мишель». Убедившись, что слежки за ним нет, он взмахом руки подозвал к себе очередной таксомотор и поехал к буа де Булонь. Выйдя из машины, он за пятнадцать минут добрался до многоквартирного дома на тихой, обсаженной липами улице неподалеку от пляс де Коломб.На стене в коридоре висел домовый телефон со списком жильцов. Габриель нажал на кнопку «4Б», рядом с которой выцветшими синими чернилами было выведено «Гузман», перемолвился по телефону несколькими словами с обитателем квартиры, повесил трубку и стал ждать, когда откроется дверь. Когда кодовый замок щелкнул, он вошел в вестибюль, поднялся в лифте на четвертый этаж и негромко постучал в дверь. Через некоторое время до него донеслись звяканье цепочки и лязг отодвигаемого засова. Эти звуки напомнили Габриелю клацанье винтовочного затвора, выбрасывающего стреляную гильзу и досылающего новый патрон в патронник.
Наконец дверь отворилась. В дверном проеме стоял человек невысокого роста, с угловатой формы головой и квадратными плечами. У него были голубые глаза и морковно-рыжие волосы. Вид весьма самодовольный – как у мужчины, пользующегося неизменным успехом у женщин. Пожимать руку Габриелю он не стал – просто схватил за локоть, втащил в квартиру и сразу же захлопнул дверь. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что этот человек очень боится сквозняков.
В просторной полутемной квартире стоял запах подгоревшего кофе и турецких сигарет, которые курил Шамрон. Меблировку гостиной составляли глубокие диваны и мягкие, обитые кожей кресла с подголовниками – отрада агента на отдыхе. Вдоль стены тянулись полки с разнообразной аудио– и видеотехникой японского производства. Рядом помещался стеллаж, заставленный видеокассетами с добротными американскими фильмами. В соответствии с введенным Шамроном правилом просматривать порнографические ленты на конспиративной квартире строго запрещалось.
В комнату вошел Шамрон и, картинно оттянув рукав, посмотрел на часы.
– Девяносто минут, – сказал он. – Твой поезд прибыл девяносто минут назад. Где, черт возьми, ты шлялся все это время? Я уже хотел высылать поисковую партию.
Габриель подумал, что не говорил Шамрону, когда и каким видом транспорта прибудет в Париж, но сказал другое:
– Качественная проверка на слежку отнимает немало времени. Надеюсь, ты еще помнишь, Ари, как это делается? Или ты больше этот курс в академии не читаешь?
Шамрон протянул морщинистую руку.
– Пленки привез?
Габриель посмотрел на находившегося в комнате человека с морковно-рыжими волосами и спросил:
– Кто это?
– Узи Навот. Один из моих лучших людей и наш «катса» в Париже. Он работает над этим делом вместе со мной. Познакомься с Габриелем, Узи. Пожми руку великому Габриелю Аллону.
Габриелю не составило труда понять, что Узи Навот – один из фанатичных почитателей Шамрона, каких в офисе на бульваре Царя Саула было предостаточно. Они были готовы на все: обманывать, предавать, воровать, даже убивать, – лишь бы заслужить благосклонность босса. Навот был молод и нахален; он не понравился Габриелю с самого начала. Глянув на его лучившееся от самодовольства лицо, он подумал, что Навот всерьез воспринял наставления своих инструкторов в академии и искренне считает себя представителем элиты, «князем народа своего».
Вручив Шамрону кассеты, Габриель опустился в одно из глубоких кожаных кресел и задумался. В Корнуолле Шамрон пообещал ему держать эту операцию втайне от всех – даже от своих ближайших помощников на бульваре Царя Саула. Тогда какого черта здесь делает Узи Навот – парижский «катса» израильской секретной службы?
Шамрон пересек комнату, вставил кассету в стереосистему и нажал на кнопку «воспроизведение». Затем он опустился в кресло напротив Габриеля и сложил на груди руки. Когда заговорил Юсеф, он прикрыл глаза и слегка наклонил голову набок. По мнению Габриеля, Шамрон в этот миг более всего походил на человека, вслушивавшегося в отдаленные звуки прекрасной музыки.
* * *
– Моему другу, чрезвычайно достойному палестинцу, необходимо съездить за границу на одну очень важную встречу. К сожалению, сионисты и их друзья не хотят, чтобы он принял участие в этой встрече. Если им удастся по пути его вычислить, его скорее всего схватят и вернут на прежнее место жительства.– Но почему?
– Потому что он позволил себе усомниться в справедливости так называемого мирного процесса. Потому что осмелился бросить вызов нынешнему палестинскому руководству. Потому что он верит, что единственно справедливым решением палестинского вопроса является возвращение палестинцев на земли их предков и восстановление независимого Палестинского государства. Нечего и говорить, что подобный подход к решению палестинской проблемы сделал его весьма непопулярным – и не только среди сионистов и их друзей, но и среди некоторых палестинцев. В результате этого он вынужден жить в эмиграции и скрываться от преследования.
– Что ты хочешь, чтобы я сделала?
– Так как этот человек постоянно подвергается различным гонениям, ему приходится принимать кое-какие меры для обеспечения своей безопасности. Так, он всегда путешествует под вымышленным именем. Это очень образованный человек, говорит на многих языках, поэтому ему не составляет труда выдать себя за представителя другой нации.
– Все еще не понимаю, чего ты от меня хочешь, Юсеф.
– Чиновники, возглавляющие службы паспортного контроля в западных странах, имеют инструкции тщательнее проверять одиноких пассажиров, нежели семейных или путешествующих в группе. Из-за имевших место печальных прецедентов арабского терроризма арабские мужчины, путешествующие в одиночестве, подвергаются куда более тщательной проверке, нежели все остальные. По этой причине мой друг предпочитает путешествовать с западным паспортом и иметь компаньона. Женщину.
– Почему женщину?
– Потому что путешествующие вместе мужчина и женщина вызывают меньше подозрений, чем двое мужчин. Другими словами, мой друг нуждается в компаньонке или, если угодно, в партнерше. И мне бы хотелось, чтобы в путешествие с ним отправилась ты.
– Ты, наверное, шутишь?
– Такими вещами не шутят. Встреча, на которую необходимо попасть моему другу, может изменить весь ход истории на Среднем Востоке и судьбу палестинского народа. Чрезвычайно важно, чтобы он смог добраться до места назначения и принять участие в этой встрече, ибо он является выразителем чаяний огромных масс палестинцев.
– Но почему ты выбрал меня?
– Из-за твоей внешности. Ты удивительно привлекательная и соблазнительная женщина. Кроме того, большое значение имеет и твой паспорт. Этот человек – извини, Доминик, но я не могу назвать тебе его настоящее имя – предпочитает путешествовать с французским паспортом. Вы вдвоем будете представлять влюбленную пару – преуспевающего французского бизнесмена и его прекрасную подругу.
– Представлять влюбленную пару?
– Да, именно представлять – и ничего больше. Этот палестинский лидер не думает ни о чем другом, кроме благополучия и благоденствия палестинского народа.
– Я работаю секретаршей в респектабельной художественной галерее и сомнительными делами не занимаюсь. Кроме того, почему я должна идти на риск ради палестинского народа? Подыщите для этого палестинскую женщину.
– Мы бы использовали палестинку, если бы такое было возможно. К сожалению, нам требуется только европейская женщина.
– "Мы", «нам»… Что ты подразумеваешь под этими словами, Юсеф? Я всегда считала тебя обыкновенным студентом, зарабатывающим на учебу и жизнь в качестве официанта. Откуда вдруг взялись эти пресловутые «мы», а также человек, путешествующий по подложному паспорту и способный, по твоим словам, изменить весь ход истории на Среднем Востоке? Хотелось бы знать, как все это согласуется с твоей теорией об абсолютной честности?
– Я никогда не скрывал своих политических взглядов и пристрастий. И не делал тайны из того, что нахожусь в оппозиции по отношению к так называемому мирному процессу на Среднем Востоке.
– Это верно. Но при всем том ты хранил в тайне тот факт, что связан с оппозиционерами. Кто он такой, этот твой друг, Юсеф? Может быть, тоже какой-нибудь террорист?
– Не смеши меня, Доминик! Люди, с которыми я связан, никогда не позволяли себе никакого насилия и всегда осуждали акты терроризма и террористические группы. И еще одно: неужели я, по-твоему, похож на террориста?
– Скажи, в таком случае, куда твой приятель направляется? И что конкретно придется делать мне?
– Значит, ты готова принять участие в этом деле?
– Я просто спросила, куда он едет и в чем будет заключаться моя миссия. Ничего другого я пока не говорила.
– Я не могу тебе сказать, куда он едет.
– Только не надо увиливать от ответа, Юсеф!
– Я и в самом деле не могу тебе сказать, куда он едет, так как даже я этого не знаю. Но в чем будет заключаться твоя миссия, скажу.
– Ну так говори. Я слушаю.
– Ты вылетишь в Париж и встретишь упомянутого мной палестинского лидера в здании аэропорта Шарль де Голль. Потом ты проводишь его к выходу на посадку и сядешь вместе с ним в тот самолет, на который он укажет. Пункт назначения может быть местом встречи. А может и не быть. Возможно, вы пересядете в другой самолет или будете добираться до места на поезде, пароме или в автомобиле. Когда встреча закончится, вы вместе вернетесь в Париж, после чего каждый пойдет своей дорогой. Ты никогда его больше не увидишь и, разумеется, никогда и никому не будешь рассказывать об этом путешествии.
– А если его арестуют? Что тогда будет со мной?
– Ты законов не нарушала, и паспорт у тебя настоящий. В случае чего скажешь, что этот человек пригласил тебя в путешествие и ты согласилась. Как видишь, все очень просто.
– И как долго все это продлится?
– Максимум неделю.
– Я не могу оставить галерею на целую неделю. У нас столько работы, что я и на минуту со своего места не могу отлучиться. Ишервуда без меня инфаркт хватит!
– Скажи мистеру Ишервуду, что тебе требуется уехать в Париж по семейным обстоятельствам и что отложить поездку никак невозможно.
– А что, если он меня за это уволит?
– Ручаюсь, он тебя не уволит. Но если ты боишься потерять недельный заработок, так и скажи. Думаю, мы сможем выплатить тебе компенсацию.
– Мне не нужны деньги, Юсеф. Если я и соглашусь на эту поездку, то только потому, что ты меня об этом просишь. Потому что я в тебя влюблена, хотя, признаться, не очень-то верю в то, что ты обыкновенный студент, за которого себя выдаешь.
– Просто я человек, который любит свою страну и свой народ, Доминик.
– Мне необходимо все обдумать.
– Разумеется. Но пока ты будешь думать и принимать решение, чрезвычайно важно, чтобы ты ни с кем полученной от меня информацией не делилась.
– Я это понимаю, Юсеф. Итак, когда ты рассчитываешь получить ответ?
– Завтра вечером.