Они остановились на дороге у подножия холма и несколько минут стояли молча — несмотря на холод, им почему-то не хотелось возвращаться в освещенный дом, где их ожидали тепло, возможность вести непринужденную беседу и спокойный сон. Внезапно Натали бросилась к Солу, уткнулась лицом в его куртку, почувствовала прикосновение его бороды.
— О Сол! — всхлипнула она.
Он неуклюже похлопал ее по спине забинтованной рукой. О, как бы он был рад, если бы это мгновение застыло навечно, даже окрашивавшая его печаль казалась ему источником радости! Позади тихонько шуршал песок в своем постоянном стремлении засыпать все сотворенное человеком.
Натали слегка отстранилась, вытащила из кармана салфетку и высморкалась.
— Черт побери, — пробормотала она сквозь слезы. — Прости, Сол. Думаю, я хотела сказать «шалом», но похоже, у меня не получается.
Сол поправил очки.
— Запомни, — произнес он, — «шалом» не означает «до свидания». «Шалом» не означает «здравствуй». «Шалом» — это мир.
— Шалом, — прошептала Натали и вновь укрылась в его объятиях от холодного ветра.
— Шалом и л'хаим. — Сол прижался щекой к волосам Натали, глядя, как ветер помогает песку засыпать узкую дорогу. — Во имя жизни.
Эпилог
21 октября 1988 г.
Прошло время. Я здесь счастлива. Теперь я живу на юге Франции, между Каннами и Тулоном, но, увы, не слишком близко от Сен-Тропеза.
Я почти полностью оправилась после своей болезни и могу уже ходить без сопровождающих, но выхожу я редко. Покупки в деревне делают Анри и Клод. Иногда я позволяю им вывезти себя в Италию на Адриатику, к югу от Пескары, а иногда даже в домик в Шотландии, чтобы посмотреть на него, но и эти поездки становятся все реже и реже.
В холмах за моим домом раскинулось брошенное аббатство, до него рукой подать, и я часто прихожу туда посидеть среди развалин и диких цветов. Я думаю об одиночестве и воздержании, а также о том, насколько все зависят друг от друга.
Только теперь я начала ощущать свой возраст. Конечно, я понимаю: это вызвано моей долгой болезнью и приступами ревматизма, которые мучают меня вот такими же промозглыми октябрьскими днями, как нынешний, но чувствую, что на самом деле скучаю по знакомым улицам Чарлстона, по своему старому дому и тем последним дням, которые провела там, увы, это бесплодные мечты. Туда я никогда больше не вернусь.
Когда в мае я посылала Калли похитить миссис Ходжес, я еще не знала, какое применение найду этой старухе. Временами мне казалось, что это лишняя трата сил — сохранять ей жизнь в подвале дома Ходжесов, пытаться перекрасить ее волосы в такой же как у меня цвет и экспериментировать с различными лекарствами, которые могли бы вызвать у нее симптомы, напоминающие мое заболевание. Но в конце концов усилия оправдали себя. Семейство Ходжесов хорошо послужило мне, и я поняла это, когда дожидалась Говарда во взятой напрокат машине «скорой помощи» в квартале от собственного дома. Большего и желать было нельзя. Учитывая состояние здоровья старухи, может, ее и не надо было привязывать к кровати, хотя сейчас я не сомневаюсь: если бы мы не приняли этих мер предосторожности, она бы спрыгнула со своего погребального костра, бросилась вон из горящего дома и расстроила бы весь тщательно подготовленный мною сценарий, ради которого было пожертвовано столь многим.
Бедный мой дом. Мое дорогое семейство. У меня до сих пор наворачиваются слезы, когда я вспоминаю о том дне.
В первое время Говард служил мне верой и правдой, но когда я прочно обосновалась в деревне и убедилась, что меня никто не преследует, я посчитала — будет гораздо лучше, если с ним произойдет несчастный случай где-нибудь подальше отсюда. Клод и Анри — уроженцы этой местности, происходят из семейства, которое хорошо служило мне много десятилетий.
Я сижу здесь и жду Нину. Уверена, что она захватила контроль над всеми низшими расами — неграми, евреями, азиатами и прочими — и уже одно это не позволит мне вернуться в Америку. О, как же прав был Вилли — еще тогда, в первые месяцы нашего знакомства, когда мы сидели в венском кафе и вежливо слушали его разглагольствования о том, что Соединенные Штаты стали страной дворняжек, рассадником недочеловеков, которые только и ждут момента, чтобы уничтожить чистые расы.
Теперь над всеми ними властвует Нина. В ту ночь на острове я довольно долго сохраняла контакт с одним из охранников и видела, что Нинины люди сделали с бедным Вилли. Даже мистер Барент оказался в ее власти. О, как прав был Вилли!
Но я не собираюсь сидеть здесь сложа руки и ждать, когда Нина и ее дворняжки отыщут меня.
По иронии судьбы, эту мысль подсказала мне именно Нина со своей негритянкой. Те недели, когда я в бинокль наблюдала за капитаном Мэллори, и благополучная развязка этой маленькой шарады напомнили мне о более раннем контакте, практически случайной встрече, произошедшей в тот далекий декабрь... В тот самый субботний день, когда я решила, что Вилли убили лишь для того, чтобы натравить на меня Нину — я вспомнила о своем прощальном визите в форт Самтер.
Сначала я увидела быстро передвигавшееся темное акулье тело подводной лодки, а потом у меня возник удивительный контакт с капитаном, стоявшим на серой башне с биноклем на шее.
С тех пор я выслеживала его шесть раз, соразделяя его ощущения. Наш контакт выглядит гораздо мягче, чем те случайные проникновения в мозг Мэллори, которыми мне приходилось довольствоваться в свое время. Рядом с моим домиком близ Абердина можно стоять в одиночестве на прибрежных скалах и наблюдать за тем, как подводная лодка скользит к порту. Они гордятся своими шифрами, ключами и прочими системами безопасности, но я-то знаю теперь, что давно известно и моему капитану: все это будет очень просто, очень просто. Именно его ночные кошмары стали моим руководством к действию.
Но уж если браться, то это надо делать в ближайшее время. Ни капитан, ни его подводная лодка не становятся моложе. Старею и я. Возможно, вскоре его уже нельзя будет использовать. Или я стану такой старой, что ничего не смогу сделать.
Нет, я не всегда думаю о грозящей мне опасности со стороны Нины, не всегда строю планы о грандиозной Подпитке для себя. Но теперь это случается все чаще и чаще.
Иногда я просыпаюсь от звуков чьих-то голосов. Мимо моего домика на велосипедах проезжают девушки. Они направляются на молочную ферму. Утро тогда кажется мне особенно теплым. Я поднимаюсь, завтракаю и иду к развалинам аббатства, сижу на лугу, вдыхаю аромат белых цветов, и больше мне ничего не надо — лишь сидеть здесь и радоваться тишине и солнцу.
Но в другие дни — холодные и пасмурные, как нынче, когда с севера наплывают тучи, — я вспоминаю безмолвное тело подводной лодки, рассекающей темные воды залива, и думаю: неужто мое добровольное воздержание было напрасным? В эти дни я представляю, как омолодит мой организм такая грандиозная последняя Подпитка. Как говаривал Вилли, предлагая свою очередную выходку: а что я, собственно, теряю?
Похоже, завтра будет теплее, и мое настроение, возможно, улучшится. А сегодня меня что-то знобит, одолела меланхолия. Я совсем одна, мне не с кем поиграть.
Близится зима. И я очень, очень проголодалась.
Примечания
1
Бог из машины (лат.).