Страница:
Понятно, какъ оскорбительно было Гоголю сознать, что
никтовъ автор? "Ревизора" не увид?лъ "честнаго чиновника великаго Божьяго государства" – пропов?дника добра,- a усмотр?ли или скомороха-шута, пот?шника толпы, или либерала-обличителя, или просто суроваго и несправедливаго судью-самозванца. Онъ уб?дился, что его опять не поняли читатели, и онъ сталъ защищать себя отъ многочисленныхъ и разнообразныхъ обвиненій,- особенно, отъ обвиненій въ томъ, что хот?лъ унизить Россію {Это онъ сд?лалъ не только въ частныхъ беседахъ и письмахъ, но и въ н?сколькихъ объяснительныхъ статьяхъ, посвященныхъ "Ревизору": "Отрывокъ изъ письма, писаннаго авторомъ посл? перваго представленія "Ревизора" къ одному литератору", въ "Предув?домленіи для т?хъ, которые хот?ли бы сыграть, какъ сл?дуетъ "Ревизора" и въ комедіи,,Театральный разъ?здъ посл? представленія новой комедіи" (1842), "Развязка Ревизора".}. "Если бы это была правда,- писалъ онъ Прокоповичу,- то хуже ("Ревизора") на Руси мн? никто не могъ нагадить. Но, слава Богу, это – ложь… Мн? страшно вспомнить обо вс?хъ моихъ мараньяхъ. Они въ род? грозныхъ обвинителей являются глазамъ моимъ. Забвенья, долгаго забвенья проситъ душа. И если бы появилась такая моль, которая съ?ла бы вс? экземпляры "Ревизора", a съ ними "Арабески", "Вечера" и всю прочую чепуху, и обо мн? въ теченіе долгаго времени ни печаталъ, ни изустно не произносилъ никто ни слова, я бы благодарилъ судьбу". Онъ охлад?лъ къ "Ревизору", какъ прежде къ "Гансу Кюхельгартену", и успокоенія искалъ, какъ и раньше, въ заграничномъ путешествіи.
"Пророку н?тъ славы въ отчизн?" – писалъ онъ Погодину незадолго до отъ?зда, выражая въ этихъ словахъ все свое самомн?ніе и презр?ніе къ русской "черни". Но его все не оставляла мысль, что онъ совершитъ н?что великое: называя вс? свои сочиненія (въ томъ числ? и "Ревизора") "ученическими", онъ восклицалъ: "пора, пора, наконецъ, заняться д?ломъ!".
Гоголь заграницей.
Гоголь заграницей, въ періодъ 1836-1841 гг.- "большая загадка, которую, в?роятно, не разъяснятъ никакіе біографическіе матеріалы и даже личвыя признанія поэта. Въ этой сложной душ?, полно противор?чій, совершалось за этотъ періодъ времени то таинственное бореніе, которое художника, въ конц? концовъ, обратило въ моралиста и богослова, и въ юморист?-бытописател? заставило вновь проснуться съ подновленной силой старое романтическое міросозерцаніе. Это было бореніе сначала очень радостное, полное вдохновеннаго восторга, a въ конц? совс?мъ бол?зненное, истомившее художника и физически, и нравственно (Котляревскій).
Заграницей онъ искалъ только впечатл?ній эстетическихъ,- онъ холодно относился къ западно-европейской культур?, къ современной жизни Европы, даже къ исторической старин?,- чаще всего оставался онъ одинъ съ глазу на глазъ, со своей душой, мятежной и жаждущей. Къ Германіи, Швейцаріи и Парижу отнесся онъ равнодушно; только Италія нравилась ему. Она успокаивала его больные нервы; св?томъ, тепломъ и красотой ласкала его больгое сердце. "Кто былъ въ Италіи, тотъ скажи "прощай" другимъ землямъ",- писалъ Гоголь друзьямъ,- кто былъ на неб?, тотъ не захочетъ на землю. Европа, въ сравненіи съ Италіей, все равно, что день пасмурный въ сравненіи съ днемъ солнечнымъ". "Душенька моя! моя красавица Италія!- восклицалъ онъ,- никто въ мір? ея не отниметъ y меня! Я родился зд?сь… Россія, Петербургъ, сн?га, подлецы, департаментъ, ка?едра, театръ,- все это мн? снилось…О, если бы вы взглянули только на это осл?пляющее небо, все тонущее въ сіяніи! Все прекрасно подъ этимъ небомъ". Особенно увлекался Гоголь Римомъ: "Зд?сь только тревоги не властны и не касаются души,- писалъ онъ…- Кром? Рима, н?тъ Рима на св?т?,- хот?лъ было сказать – счастья и радости, да Римъ больше, ч?мъ счастье и радость!".
Жизнь въ Рим?.
Въ Рим? Гоголь жилъ въ обществ? молодыхъ русскихъ художниковъ – сл?довательно, въ кругу утонченныхъ эстетическихъ удовольствій. Особенно сблизился онъ съ изв?стнымъ энтузіастомъ-художникомъ Ивановымъ, который всю свою жизнь отдалъ созданію одной картины: "Явленіе Христа народу" (находится въ Москв? въ Третьяковской галере?). Религіозное мстическое настроеніе Иванова было сродни Гоголю, высокое пониманіе миссіи художника тоже связывало обоихъ. Понятна изъ этого ихъ дружба, взаимное вліяніе ихъ и углубленіе въ душ? обоихъ религіознаго мистицизма.
Къ этой пор? пребыванія Гоголя въ Италіи относится увлеченіе Гоголя католицизмомъ. Гоголь, какъ художникъ, былъ поб?жденъ красотою католической службы, великол?піемъ храмовъ, набожностью в?рующихъ и ликовъ. "Только въ одномъ Рим? молятся,- говорилъ онъ,- a въ другихъ м?стахъ показываютъ только видъ, что молятся". Русскіе аристократы, друзья Гоголя, изм?нившіе православію ради католичества, прилагали усилія, чтобы и Гоголя заставить сд?лать то же; для этого было организовано постепенное систематическое склоненіе великаго писателя въ католицизмъ. Онъ это зам?чалъ, но этому не противился,- говорилъ даже, что "позволяетъ втирать въ себя н?сколько хорошихъ мыслей". Впрочемъ, если Гоголь отъ православія и не уклонился, то, несомн?нно, охотно слушалъ разговоры о "божественномъ",- в?дь это было такъ близко основнымъ интересамъ его жизни!…
Отношеніе къ родин?.
Любопытно, что въ эту пору полной эстетической и религіозной жизни, когда писателю, удаленному отъ родины, она казалась далекимъ "сномъ",- творчество его работало интенсивно и все въ томъ же направленіи, которое далъ ему Пушкинъ. Гоголь "жилъ" Италіей, и, въ то же время, "грезилъ" Россіей,- и грезы эти были такъ ясны, такъ мучительно-живы, были облечены въ такую осязательную "плоть",- что перо Гоголя быстро рисовало одинъ русскій типъ за типомъ: Чичиковъ, Ноздревъ, Собакевичъ,- все это было такъ далеко отъ Италіи, отъ духовныхъ интересовъ Гоголя,- но все это росло передъ нимъ, окрашивалось ярко и жизненно {"Я живу около года въ чужой земл?,- писалъ онь одному другу,- вижу прекрасныя небеса, міръ, богатый искусствами и челов?комъ; но разв? перо мое принялось описывать предметы, могущіе поразить каждаго? Ни одной строки не могъ я посвятить чуждому. Непреодолимою ц?пью прикованъ я къ своему, и нашъ б?дный, неяркій міръ, наши курныя избы, обнаженныя пространства предпочелъ я небесамъ лучшимъ, прив?тливо гляд?вшимъ на меня".}.
"Мертвыя души".
Въ "Мертвыхъ Душахъ" Гоголь задумалъ опять "великое" произведеніе. Сперва, впрочемъ, онъ не придавалъ серьезнаго значенія своему труду: для Гоголя сначала это произведеніе было только см?шныжъ анекдотомъ, "карикатурой". Но его поразило, что чтеніе первыхъ главъ романа въ 1835 г. произвело на Пушкина такое впечатл?ніе, что онъ, см?явшійся при начал? чтенія, становился все сумрачн?е и, наконецъ, когда чтеніе кончилось, сказалъ: "Боже! какъ грустна наша Россія!" "Меня это изумило,- говоритъ Гоголь,- Пушкинъ, который такъ зналъ Россію, не зам?тилъ, что все это карикатура и моя собственная выдумка!" Т?мъ не мен?е, скоро и самъ Гоголь понялъ, что изъ "см?шного анекдота можетъ выйти большая картина". Посл? смерти Пушкина, въ 1837 году, отношеніе Гоголя къ начатому произведенію еще разъ м?няется. Для него трудъ, зав?щавный ему великимъ учителемъ, сд?лался въ его глазахъ "священнымъ". И ч?мъ бол?е онъ углублялся въ него, т?мъ шире разростались его художественные замыслы. Не сдерживаемый Пушкинымъ, покоренный своими мистическими настроеніями, онъ задумалъ, наконецъ, изъ "карикатуры" и "выдумки" сд?лать поэму.Подобно Данту, изобразившему въ своей "Божественной Комедіи": "Адъ", "Чистилище" и "Рай" – исторію челов?ческой жизни,- и Гоголь задумалъ написать исторію воскресенія челов?ческой души: первая часть его романа должна была соотв?тствовать дантовскому "Аду", вторая – "Чистилищу", третья – "Раю". Въ этомъ произведеніи Гоголь хот?лъ изобразить всю Россію,- все зло и добро ея жизни, и съ жаромъ принялся за работу. "Вс? оскорбленія, вс? непріятности посылались мн? высокимъ Провид?ніемъ на мое воспитаніе,- говорилъ онъ,- я чувствую, что неземная воля направляетъ путь мой… Мн? ли не благодарить пославшаго меня на землю! Какихъ высокихъ, какихъ торжественныхъ ощущеній, невидимыхъ, незам?тныхъ для св?та, исполнена жизнь моя! Клянусь, я что-то сд?лаю, чего не д?лаетъ обыквовенный челов?къ. Львиную силу чувствую я въ душ? своей!" Съ такой в?рой въ себя принялся онъ зa свое "великое" произведеніе; и въ то время, когда картины русской жизни рисовалъ онъ живыми, сочными красками и земные образы оживали передъ нимъ,- въ это время его личныя настроенія и выраженіе ихъ въ письмахъ его принимаютъ все бол?е и бол?е торжественный характеръ; онъ начинаетъ даже говорить библейскимъ стилемъ, усваиваетъ стиль ветхозав?тныхъ пророковъ: "Горе кому бы то ни было, не слушающемуся моего слова!" – говоритъ онъ въ письмахъ друзьямъ. "Никто изъ моихъ друзей не можетъ умереть, потому что онъ в?чно живетъ со мною!" – Друзья недоум?вали, читая такія изреченія, и, мало-по-малу, y многихъ стала зарождаться тревожная мысль, что Гоголь сд?лался ненормальнымъ.
Бол?знь Гоголя.
Нервы Гоголя были, д?йствительно разбиты; онъ самъ чувствовалъ, что боленъ, ждалъ смерти и боялся ея, такъ какъ хот?лъ сказать людямъ то, чего онъ еще не могъ сказать… Онъ то примиряется съ мыслью о близкой смерти, видя въ этомъ проявленіе мудрой воли Бога, то боится одной мысли о смерти, хватается за жизнь, лечится, молится…
Смерть Пушкина.
Странное впечатл?ніе на него проізвело изв?стіе о смерти Пушкина. "Все наслажденіе моей жизни – говорилъ онъ, все мое высшее наслажденіе исчезло вм?ст? съ нимъ. Ничего не предпринималъ я безъ его сов?та, ни одна строка не писалась безъ того, чтобы я не воображалъ его передъ собой. Что скажетъ онъ, что зам?титъ онъ, чему посм?ется, чему изречетъ неразрушимое и в?чное одобреніе свое – вотъ, что меня только занимало и одушевляло мои свлы… Боже" нын?шній трудъ мой ("Мертвыя души"), внушенный имъ, его созданіе… я не въ силахъ продолжать его". "Моя жизнь, мое высшее наслаждевіе умерло съ нимъ. Когда я творилъ, я вид?лъ передъ собой только Пушкина. Ничто мн? былв вс? толки, я плевалъ на презр?нную чернь: мн? дорого было егов?чное и непреложное слово. Все, что есть y меня хорошаго, вс?мъ этимъ я обязанъ ему. И теперешній трудъ мой есть его созданіе. Онъ взялъ съ меня клятву, чтобы я писалъ". "О, Пушкинъ, Пушкинъ, какой прекрасвый сонъудалось мн? вид?ть въ жизни,- и какъ печально было мое пробужденіе!" Въ такихъ искреннихъ жалобахъ великій художникъ оплакивалъ своего генія-вдохновителя и хранителя – Пушкина. Умеръ Пушкинъ, и вдохновеніе изсякло… Для Гоголя, по его словмъ, вся русская д?йствительность казалась "сномъ" (см. выше). Теперь и Пушкина онъ называетъ "сномъ"… Съ его смертью пересталъ Гоголь вид?ть "сны"… "Печально было мое пробужденіе!" – восклицаетъ онъ. Это было, д?йствительно, "печальнымъ пробужденіемъ!… Жизнь вела Гоголя къ этому пробужденію, смерть Пушкина ускорила это. Въ Гогол? умеръ великій художникъ-жанристъ, ученикъ Пушкина, – остался Гоголь больной, измученный челов?къ,мистикъ и фанатвкъ, съ мыслями о смерти, о загробныхъ мукахъ,- челов?къ, съ каждымъ днемъ уходившій отъ земли въ таинственный міръ своихъ смутныхъ и неясныхъ идей… Характерно, что "снами" называлъ онъ свои живыя впечатл?нія земной жизни,- a "пробужденіемъ" – отреченье отъ всего земного, углубленіе въ свой внутренній міръ, въ мысли "неземныя", чуждыя людей…
Смерть Вьельгорскаго. Лирическія м?ста 1-й части; ихъ автобіографическое значеніе. Гоголь въ Россіи. Друзья Гоголя.
Сильное впечатл?ніе произвела на него также смерть юноши-друга Іосифа Вьельгорскаго, умершаго въ Италіи отъ чахотки. По словамъ людей, близко знавшихъ этого юношу, юноша этотъ быдъ над?ленъ вс?ми дарами души и сердца… Поэзіей в?етъ отъ этого молодого лика! И этотъ юноша умеръ на рукахъ Гоголя, Гоголь пережилъ съ нимъ вм?ст? всю ужасную трагедію его медленнаго умиранія. Гоголь былъ потрясегъ этой смертью,- онъ говорилъ, что смерть – уд?лъ всего прекраснаго въ Россіи; онъ говорилъ, что теперь боится смотр?ть на "прекрасное": "я ни во что теперь не в?рю, и если встр?чаю это прекрасное, то жмурю глаза и стараюсь не гляд?ть на него. Отъ него мн? несетъ запахомъ могилы" {"Ночи на вилл?" – произведеніе, въ которомъ Гоголь изображалъ смерть Вьельгорскаго.}. Кром? "Мертвыхъ душъ", въ этотъ періодъ времени Гоголь написалъ пов?сть "Шинель" и занимался переработкой прежнихъ пов?стей: "Портретъ", "Тарасъ Бульба" и толкованіемъ своего непонятаго "Ревизора" ("Театральный разъ?здъ"). Работая надъ 1-ой частью "Мертвыхъ душъ" надъ изображеніемъ этого "русскаго Ада", Гоголь мечталъ о посл?дующихъ частяхъ,- и эти мечты отразили на себ? его тогдашніе этическіе, патріотическіе и религіозные взгляды въ т?хъ лирическихъ отступлегіяхъ, которыя, кстати и гекстати, прерываютъ въ той частт объективное изображеніе отрицательныхъ сторонъ русской жизни. Эти лирическія м?ста и отступленія (напр. "Русь, Русь! вижу тебя…", "не такъ ли ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несешься". "Другая судьба писателя, дерзнувшаго вызвать наружу все, что ежеминутно передъ глазами…") – оазисы, на которыхъ отдыхалъ писатель-идеалистъ, задыхавшійся среди т?хъ уродовъ, рисовать которые былъ онъ обреченъ въ силу своего таланта. Въ 1839-1840-омъ и въ 1841-1842-омъ году Гоголь прі?зжалъ въ Россію. Но эти возвращенія не приносили ему счастья и успокоенья. Здоровье его таяло {Особенно серьезно забол?лъ онъ въ В?н? въ 1840 г.}; онъ все дальше уходилъ отъ вс?хъ въ свой собственный міръ, a ему въ это время приходвлось устраивать денежныя д?ла свои и своей семьи, хлопотать о себ?, о правительственной субсидіи, объ изданіи своихъ сочиненій… Онъ ничего не им?лъ, онъ даже въ денежномъ отношеніи завис?лъ отъ своихъ пріятелей, которые помогали ему, – но духовно онъ отъ вс?хъ оторвался и считалъ себя челов?комъ, далеко ихъ вс?хъ опередившимъ въ духовномъ отношеніи {Онъ чувствовалъ себя духовно-близкимъ лишь къ Жуковскому, который, подъ старость такъ же, какъ и Гоголь, совс?мъ ушелъ отъ жизни и ея интересовъ въ свой собственный міръ; онъ, подобно Гоголю, тоже сд?лался мистикомъ. Близокъ былъ Гоголь и со Смирновой, которая увлеклась религіей.}. Они не понимали состоянія его души и шли къ нему съ непрошенной дружбой, сов?тами, сожал?ніями, указаніями, даже требованьями… Московскіе славянофилы – семья Аксаковыхъ, братья Кир?евскіе, Погодинъ и Шевыревъ,- представляли собой тотъ кругъ москвичей, въ которомъ преимущественно вращался Гоголь; они считали Гоголя "своимъ" {"Для своихъ московскихъ друзей Гоголь на склон? л?тъ являлся живымъ воплощеніемъ ихъ сердечныхъ чаяній. Малороссъ, который пишетъ по-русски и любитьМоскву, челов?къ религіозный и большой патріотъ, геніальный художникъ, въ развитіи своего таланта нич?мъ не обязанный Западу, мыслитель, задумавшій сказать свое глубокое, Юогомъ вдохновенное слово о Россіи,- слово, которое должно открыть русскимъ глаза на святую доброд?тель и великое призваніе ихъ родины – такой челов?къ долженъ былъ быть принятъ москвичами (славянофилами) какъ великій залогъ того, на что Россія способна безъ посторонней помощи" (Котляревскій).}, они считали даже, что им?ютъ на него не только вліяніе, но и "права". Это тяготило Гоголя, но бороться съ этимъ онъ не былъ въ силахъ. Но если онъ разд?лялъ иногіе излюбленные взгляды "славянофиловъ", онъ не былъ ими порабощенъ. Это видно, хотя бы, изъ того, что онъ пытался, было, установить свои отношенія съ людьми другого лагеря – съ "западниками"; такъ ненадолго сблизился онъ съ Б?линскимъ, которому даже поручилъ представить въ цензуру рукопись первой части "Мертвыхъ душъ".
Отношеніе цензуры.
Хлопоты съ цензурой тоже доставили Гоголю много испытаній,- они доказали ему лишній разъ, что и это произведеніе его не будетъ понято такъ, какъ хот?лось ему. Московская цензура не пропустила въ печать "поэмы" Гоголя: 1) потому что самое названіе "Мертвыя души" отзывается ересью, такъ какъ душане можетъ быть мертвая; 2) въ роман? усмотр?но было нападеніе на кр?постное право; 3) высказано было зам?чаніе, что покупка мертвыхъ душъ – уголовное преступленіе, можетъ въ Россіи вызвать подражаніе, и – 4) потому, что ц?на, которую Чичиковъ даетъ за "душу" – "два съ полтиною" – "возмущаетъ душу" {"Челов?ческое чувство вопіетъ противь этого", сказаль одинъ "гуманный" цензоръ. "Хотя, конечно, эта ц?на дается за одно имя, написанное на бумаг?, но все же это имя – душа, душа челов?ческая; она жила, существовала. Этого ни во Франціи, ни въ Англіи и нигд? нельзя позволить. Да посл? того ни одинъ иностранецъ къ намъ не прі?детъ!"}.
Понятно, какъ чуждъ былъ Гоголь вс?хъ этихъ друзей и недруговъ, когда оставался одинъ, съ самимъ собою. Опять потянуло его въ Италію… "Если бы ты зналъ, какъ тягостно мое существованіе зд?сь, въ моемъ отечеств?! Жду – не дождусь весны и поры ?хать въ мой Римъ, въ мой рай",- писалъ онъ другу. "Съ того времени, какъ только вступила моя нога на родную землю – писалъ онъ въ другомъ письм? – мн? кажется, какъ будто я очутился на чужбин?. Вижу знакомыя, родныя лица; но они, мн? кажется, не зд?сь родились, a гд?-то я ихъ въ другомъ м?ст?, кажется, вид?лъ". Опять Россія стала казаться ему "сномъ", даже "кошмаромъ"…
Его укр?пляла только в?ра въ то, что его "великій трудъ" будетъ конченъ и новымъ "откровеніемъ" явится для роднны. Себя онъ называетъ теперь "старою, полуразбитою вазой, наполненной драгоц?ннымъ содержаніемъ". "Неотразимая в?ра моя въ св?тлое будущее и нев?домая сила говорятъ мн?, что дадутся мн? средства окончить трудъ мой!" – писалъ онъ друзьямъ. "Онъ важенъ и великъ, и вы не судите о немъ по той части, которая готовится теперь предстать на св?тъ. Это больше ничего, какъ только крыльцо къ тому дворцу, который во мн? строится и разр?шитъ, наконецъ, загадку моего существованія!"
Попрежнему, въ интимныхъ своихъ письмахъ пишетъ онъ пророческимъ тономъ, даетъ сов?ты, чуть не изрекаетъ предсказанія. "Если что въ жизни смутитъ тебя, наведетъ безпокойство, сумракъ на мысли, вспомни обо мн? – пишетъ онъ другому пріятелю – и при одномъ уже твоемъ напоминаніи отд?лится сила въ твою душу". На себя онъ начинаетъ смотр?ть теперь точно на какой-то источникъ благодати, и щедро изливаетъ ее на друзей {Онъ шлетъ благословенія vатери, сестрамъ, друзьямъ. Преосвященному Иннокентію онъ тоже шлетъ благословеніе: "Жму заочно вашу руку,- пишетъ онъ и силою вашего жe благословенія благословляю васъ! Неослабно и твердо протекайте пастырскій путь вашъ. Всемогущая сила надъ нами.Ничто не совершается безъ нея въ мір?: и наша встр?ча была назначена свыше. Она – залогъ полной встр?чи y гроба Господня".}. Онъ мечтаетъ теперь о монашеств?, о по?здк? въ Іерусалимъ.
Бол?знь Гоголя.
Въ 1842 году онъ у?халъ опять заграницу. Здоровье его все слаб?ло,- плоть разрушалась, a духъ все дальше и дальше уносился отъ земли въ сферы внутренней жизни. "Съ каждымъ днемъ становится св?тл?й и торжественн?й въ душ? моей,- писалъ онъ Жуковскому,- не безъ ц?ли и значенія были мои по?здки, удаленія и отлученія отъ міра, что совершалось незримо въ нихъ воспитаніе души моей, что я сталъ далеко лучше того, какимъ запечатл?лся въ священной для меня памяти друзей моихъ, что чаще и торжественн?е льются душевныя мои слезы и что живетъ въ душ? моей глубокая, неотразимая в?ра, что небесная сила поможетъ взойти мн? на ту л?стницу, которая предстоитъ мн?, хотя я стою еще нa нижайшихъ и первыхъ ея ступеняхъ. Много труда и пути и душевнаго воспитанія впереди еще! Чище горнаго сн?га, св?тл?е небесъ должна быть душа моя, и тогда, только тогда я приду въ силы начать подвиги и великое поприще,- только тогда разр?шится загадка моего существованія. Гр?ховъ, указанія гр?ховъ желаетъ и жаждетъ теперь душа моя! Еслибъ вы знали, какой теперь праздникъ совершается внутри меня, когда открываю въ себ? порокъ, дотол? не прим?ченный мною!"
"Выбранныя м?ста изъ переписки". "Авторская испов?дь". Смерть Гоголя.
Такіе подъемы настроенія нер?дко см?нялись паденіемъ энергіи, страхомъ, душевнымъ безсиліемъ,- р?дко выдавались періоды сравнительно спокойные, когда Гоголь могъ отрываться отъ своей души и продолжать свой трудъ. Конечно, написанное имъ въ періодъ одного настроенія не удовлетворяло его тогда, когда душой овлад?вало иное настроеніе. Это мучило Гоголя и приводило его въ отчаянье; въ одинъ изъ такихъ припадковъ отчаянья въ 1847 г. р?шилъ онъ обратиться ко всей русской публик? съ испов?дью-пропов?дью, путемъ опубликованія "Выбранныхъ м?стъ изъ переписки съ друзьями". Боязнь скорой смерти, страхъ унести съ собой за могилу свои мысли и чувства, не высказанныя вс?мъ русскимъ людямъ, сознаніе того, что не хватаетъ силъ эти мысли воплотить въ томъ "великомъ произведеніи", которое онъ хот?лъ сд?лать изъ "Мертвыхъ душъ",- вотъ причины появленія этихъ интимныхъ писемъ въ печати. Въ нихъ Гоголь отдавалъ родин? все дорогое ему,- все имъ пережитое и прочувствованное. "Челов?къ не отъ міра сего", для котораго родина была "сномъ", Гоголь не считался ни съ условіями тогдашней русской жизни, ни съ интересами современной жизни. Челов?къ малообразованный, отставній отъ жизни русской интеллигенціи, Гоголь въ своей книг? выступилъ р?шительнымъ консерваторомъ,- онъ защищалъ кр?постное право, враждебно относился ко всякимъ новымъ в?яніямъ въ области мысли и внутренней политики. Какъ истый сынъ "древней Руси" – онъ заботился только о "душевномъ д?л?", о спасеніи души, пропов?довалъ аскетизмъ, отреченіе отъ земли и нравственное самосовершенствованіе такому обществу, въ которомъ все сознательн?е д?лалась потребность коренныхъ реформъ жизни – подготовлялись 60-ые годы. На него многіе привыкли ошибочно смотр?ть, какъ на врага отрицательныхъ сторонъ русской жизни, a онъ вдругъ выступилъ ихъ р?зкимъ, фанатическимъ защитникомъ. To, что y Гоголя было внутренней "правдой", съ д?тства выроставшей въ его сердц?, то людямъ, не знавшимъ его, какъ челов?ка, казалось ложью, "изм?ной прежнимъ либеральнымъ уб?жденіямъ". Его недавніе поклонники обвинили его теперь и въ искателъств?, и въ неискренности. Никто изъ современниковъ не могъ примирить противор?чія между мыслями автора – и т?мъ смысломъ его произведеній, который, обыкновенно, съ ними связывался. Его книгу безпощадно ур?зала цензура, такъ какъ онъ заговорилъ о многомъ такомъ, о чемъ говорить вообще было непринято y насъ; ее высм?яла публика, жестоко обругала критика, и Гоголь остался попрежнему одинъ, съ непонятой, истерзанной душой… Потрясенный новой неудачей, Гоголь пишетъ свою "Авторскую испов?дь" и въ 1848 г. ?детъ на поклоненіе въ Св. Землю. Посл?дніе годы своей жизни проводитъ онъ на родин?, медленно угасая и уходя т?лесно и духовно въ другой міръ. Молитвы и посты сд?лали теперь изъ него совершеннаго аскета. Особенно развитію въ немъ аскетизма помогъ одинъ ржевскій священникъ о. Матв?й Константиновскій; его мрачное мистическое міросозерцаніе покорило больную душу Гоголя; бес?ды съ этимъ священникомъ производили на него потрясающее ввечатл?ніе. "Довольно! мн? слишкомъ страшно!" – перебилъ онъ однажды р?чь о. Матв?я. Передъ смертыо онъ совершенно ушелъ отъ міра и его интересовъ, сжегъ свои рукописи и, между ними, вторую часть своихъ "Мертвыхъ душъ". Гоголь скончался 21-го февраля 1852 г. почти отъ голодной смерти, истощенный постами, измученный душевными муками…
а) Первый періодъ литературной д?ятельности Гоголя.
Литературная д?ятельность Гоголяраспадается на три періода. Первый захватываетъ вс? юношескія произведенія его и "Вечера на хутор?". Это періодъ, по преимуществу, романтическій.Ko второму періоду, по преимуществу реалистическому,относятся вс? лучшія произведенія его. Третій періодъ, съ конца сороковыхъ годовъ (посл? 1837 г.) до смерти – періодъ мистицизма.
а) Первый періодъ д?ятельности Гоголя.
"Ганцъ Кюхельгартенъ"
Первымъ печатнымъ произведеніемъ Гоголя была, сочиненная имъ еще въ лице?, идиллія "Ганцъ Кюхельгартенъ". Историко-литературнаго значенія это произведеніе не им?етъ, но оно очень любопытно для біографа Гоголя, какъ краснор?чивый и ясный показатель его внутренней жизни въ юношескій періодъ. "Эта странная греза, съ ея героемъ изъ н?мцевъ и съ обстановкой нерусской, была, въ сущности, страницей изъ жизни самого автора, который скрылся подъ псевдонимомъ. Гоголь вложилъ много души въ эту сентиментальную пов?сть, которая причинила ему зат?мъ столько огорченій" (Котляревскій).
"Пророку н?тъ славы въ отчизн?" – писалъ онъ Погодину незадолго до отъ?зда, выражая въ этихъ словахъ все свое самомн?ніе и презр?ніе къ русской "черни". Но его все не оставляла мысль, что онъ совершитъ н?что великое: называя вс? свои сочиненія (въ томъ числ? и "Ревизора") "ученическими", онъ восклицалъ: "пора, пора, наконецъ, заняться д?ломъ!".
Гоголь заграницей.
Гоголь заграницей, въ періодъ 1836-1841 гг.- "большая загадка, которую, в?роятно, не разъяснятъ никакіе біографическіе матеріалы и даже личвыя признанія поэта. Въ этой сложной душ?, полно противор?чій, совершалось за этотъ періодъ времени то таинственное бореніе, которое художника, въ конц? концовъ, обратило въ моралиста и богослова, и въ юморист?-бытописател? заставило вновь проснуться съ подновленной силой старое романтическое міросозерцаніе. Это было бореніе сначала очень радостное, полное вдохновеннаго восторга, a въ конц? совс?мъ бол?зненное, истомившее художника и физически, и нравственно (Котляревскій).
Заграницей онъ искалъ только впечатл?ній эстетическихъ,- онъ холодно относился къ западно-европейской культур?, къ современной жизни Европы, даже къ исторической старин?,- чаще всего оставался онъ одинъ съ глазу на глазъ, со своей душой, мятежной и жаждущей. Къ Германіи, Швейцаріи и Парижу отнесся онъ равнодушно; только Италія нравилась ему. Она успокаивала его больные нервы; св?томъ, тепломъ и красотой ласкала его больгое сердце. "Кто былъ въ Италіи, тотъ скажи "прощай" другимъ землямъ",- писалъ Гоголь друзьямъ,- кто былъ на неб?, тотъ не захочетъ на землю. Европа, въ сравненіи съ Италіей, все равно, что день пасмурный въ сравненіи съ днемъ солнечнымъ". "Душенька моя! моя красавица Италія!- восклицалъ онъ,- никто въ мір? ея не отниметъ y меня! Я родился зд?сь… Россія, Петербургъ, сн?га, подлецы, департаментъ, ка?едра, театръ,- все это мн? снилось…О, если бы вы взглянули только на это осл?пляющее небо, все тонущее въ сіяніи! Все прекрасно подъ этимъ небомъ". Особенно увлекался Гоголь Римомъ: "Зд?сь только тревоги не властны и не касаются души,- писалъ онъ…- Кром? Рима, н?тъ Рима на св?т?,- хот?лъ было сказать – счастья и радости, да Римъ больше, ч?мъ счастье и радость!".
Жизнь въ Рим?.
Въ Рим? Гоголь жилъ въ обществ? молодыхъ русскихъ художниковъ – сл?довательно, въ кругу утонченныхъ эстетическихъ удовольствій. Особенно сблизился онъ съ изв?стнымъ энтузіастомъ-художникомъ Ивановымъ, который всю свою жизнь отдалъ созданію одной картины: "Явленіе Христа народу" (находится въ Москв? въ Третьяковской галере?). Религіозное мстическое настроеніе Иванова было сродни Гоголю, высокое пониманіе миссіи художника тоже связывало обоихъ. Понятна изъ этого ихъ дружба, взаимное вліяніе ихъ и углубленіе въ душ? обоихъ религіознаго мистицизма.
Къ этой пор? пребыванія Гоголя въ Италіи относится увлеченіе Гоголя католицизмомъ. Гоголь, какъ художникъ, былъ поб?жденъ красотою католической службы, великол?піемъ храмовъ, набожностью в?рующихъ и ликовъ. "Только въ одномъ Рим? молятся,- говорилъ онъ,- a въ другихъ м?стахъ показываютъ только видъ, что молятся". Русскіе аристократы, друзья Гоголя, изм?нившіе православію ради католичества, прилагали усилія, чтобы и Гоголя заставить сд?лать то же; для этого было организовано постепенное систематическое склоненіе великаго писателя въ католицизмъ. Онъ это зам?чалъ, но этому не противился,- говорилъ даже, что "позволяетъ втирать въ себя н?сколько хорошихъ мыслей". Впрочемъ, если Гоголь отъ православія и не уклонился, то, несомн?нно, охотно слушалъ разговоры о "божественномъ",- в?дь это было такъ близко основнымъ интересамъ его жизни!…
Отношеніе къ родин?.
Любопытно, что въ эту пору полной эстетической и религіозной жизни, когда писателю, удаленному отъ родины, она казалась далекимъ "сномъ",- творчество его работало интенсивно и все въ томъ же направленіи, которое далъ ему Пушкинъ. Гоголь "жилъ" Италіей, и, въ то же время, "грезилъ" Россіей,- и грезы эти были такъ ясны, такъ мучительно-живы, были облечены въ такую осязательную "плоть",- что перо Гоголя быстро рисовало одинъ русскій типъ за типомъ: Чичиковъ, Ноздревъ, Собакевичъ,- все это было такъ далеко отъ Италіи, отъ духовныхъ интересовъ Гоголя,- но все это росло передъ нимъ, окрашивалось ярко и жизненно {"Я живу около года въ чужой земл?,- писалъ онь одному другу,- вижу прекрасныя небеса, міръ, богатый искусствами и челов?комъ; но разв? перо мое принялось описывать предметы, могущіе поразить каждаго? Ни одной строки не могъ я посвятить чуждому. Непреодолимою ц?пью прикованъ я къ своему, и нашъ б?дный, неяркій міръ, наши курныя избы, обнаженныя пространства предпочелъ я небесамъ лучшимъ, прив?тливо гляд?вшимъ на меня".}.
"Мертвыя души".
Въ "Мертвыхъ Душахъ" Гоголь задумалъ опять "великое" произведеніе. Сперва, впрочемъ, онъ не придавалъ серьезнаго значенія своему труду: для Гоголя сначала это произведеніе было только см?шныжъ анекдотомъ, "карикатурой". Но его поразило, что чтеніе первыхъ главъ романа въ 1835 г. произвело на Пушкина такое впечатл?ніе, что онъ, см?явшійся при начал? чтенія, становился все сумрачн?е и, наконецъ, когда чтеніе кончилось, сказалъ: "Боже! какъ грустна наша Россія!" "Меня это изумило,- говоритъ Гоголь,- Пушкинъ, который такъ зналъ Россію, не зам?тилъ, что все это карикатура и моя собственная выдумка!" Т?мъ не мен?е, скоро и самъ Гоголь понялъ, что изъ "см?шного анекдота можетъ выйти большая картина". Посл? смерти Пушкина, въ 1837 году, отношеніе Гоголя къ начатому произведенію еще разъ м?няется. Для него трудъ, зав?щавный ему великимъ учителемъ, сд?лался въ его глазахъ "священнымъ". И ч?мъ бол?е онъ углублялся въ него, т?мъ шире разростались его художественные замыслы. Не сдерживаемый Пушкинымъ, покоренный своими мистическими настроеніями, онъ задумалъ, наконецъ, изъ "карикатуры" и "выдумки" сд?лать поэму.Подобно Данту, изобразившему въ своей "Божественной Комедіи": "Адъ", "Чистилище" и "Рай" – исторію челов?ческой жизни,- и Гоголь задумалъ написать исторію воскресенія челов?ческой души: первая часть его романа должна была соотв?тствовать дантовскому "Аду", вторая – "Чистилищу", третья – "Раю". Въ этомъ произведеніи Гоголь хот?лъ изобразить всю Россію,- все зло и добро ея жизни, и съ жаромъ принялся за работу. "Вс? оскорбленія, вс? непріятности посылались мн? высокимъ Провид?ніемъ на мое воспитаніе,- говорилъ онъ,- я чувствую, что неземная воля направляетъ путь мой… Мн? ли не благодарить пославшаго меня на землю! Какихъ высокихъ, какихъ торжественныхъ ощущеній, невидимыхъ, незам?тныхъ для св?та, исполнена жизнь моя! Клянусь, я что-то сд?лаю, чего не д?лаетъ обыквовенный челов?къ. Львиную силу чувствую я въ душ? своей!" Съ такой в?рой въ себя принялся онъ зa свое "великое" произведеніе; и въ то время, когда картины русской жизни рисовалъ онъ живыми, сочными красками и земные образы оживали передъ нимъ,- въ это время его личныя настроенія и выраженіе ихъ въ письмахъ его принимаютъ все бол?е и бол?е торжественный характеръ; онъ начинаетъ даже говорить библейскимъ стилемъ, усваиваетъ стиль ветхозав?тныхъ пророковъ: "Горе кому бы то ни было, не слушающемуся моего слова!" – говоритъ онъ въ письмахъ друзьямъ. "Никто изъ моихъ друзей не можетъ умереть, потому что онъ в?чно живетъ со мною!" – Друзья недоум?вали, читая такія изреченія, и, мало-по-малу, y многихъ стала зарождаться тревожная мысль, что Гоголь сд?лался ненормальнымъ.
Бол?знь Гоголя.
Нервы Гоголя были, д?йствительно разбиты; онъ самъ чувствовалъ, что боленъ, ждалъ смерти и боялся ея, такъ какъ хот?лъ сказать людямъ то, чего онъ еще не могъ сказать… Онъ то примиряется съ мыслью о близкой смерти, видя въ этомъ проявленіе мудрой воли Бога, то боится одной мысли о смерти, хватается за жизнь, лечится, молится…
Смерть Пушкина.
Странное впечатл?ніе на него проізвело изв?стіе о смерти Пушкина. "Все наслажденіе моей жизни – говорилъ онъ, все мое высшее наслажденіе исчезло вм?ст? съ нимъ. Ничего не предпринималъ я безъ его сов?та, ни одна строка не писалась безъ того, чтобы я не воображалъ его передъ собой. Что скажетъ онъ, что зам?титъ онъ, чему посм?ется, чему изречетъ неразрушимое и в?чное одобреніе свое – вотъ, что меня только занимало и одушевляло мои свлы… Боже" нын?шній трудъ мой ("Мертвыя души"), внушенный имъ, его созданіе… я не въ силахъ продолжать его". "Моя жизнь, мое высшее наслаждевіе умерло съ нимъ. Когда я творилъ, я вид?лъ передъ собой только Пушкина. Ничто мн? былв вс? толки, я плевалъ на презр?нную чернь: мн? дорого было егов?чное и непреложное слово. Все, что есть y меня хорошаго, вс?мъ этимъ я обязанъ ему. И теперешній трудъ мой есть его созданіе. Онъ взялъ съ меня клятву, чтобы я писалъ". "О, Пушкинъ, Пушкинъ, какой прекрасвый сонъудалось мн? вид?ть въ жизни,- и какъ печально было мое пробужденіе!" Въ такихъ искреннихъ жалобахъ великій художникъ оплакивалъ своего генія-вдохновителя и хранителя – Пушкина. Умеръ Пушкинъ, и вдохновеніе изсякло… Для Гоголя, по его словмъ, вся русская д?йствительность казалась "сномъ" (см. выше). Теперь и Пушкина онъ называетъ "сномъ"… Съ его смертью пересталъ Гоголь вид?ть "сны"… "Печально было мое пробужденіе!" – восклицаетъ онъ. Это было, д?йствительно, "печальнымъ пробужденіемъ!… Жизнь вела Гоголя къ этому пробужденію, смерть Пушкина ускорила это. Въ Гогол? умеръ великій художникъ-жанристъ, ученикъ Пушкина, – остался Гоголь больной, измученный челов?къ,мистикъ и фанатвкъ, съ мыслями о смерти, о загробныхъ мукахъ,- челов?къ, съ каждымъ днемъ уходившій отъ земли въ таинственный міръ своихъ смутныхъ и неясныхъ идей… Характерно, что "снами" называлъ онъ свои живыя впечатл?нія земной жизни,- a "пробужденіемъ" – отреченье отъ всего земного, углубленіе въ свой внутренній міръ, въ мысли "неземныя", чуждыя людей…
Смерть Вьельгорскаго. Лирическія м?ста 1-й части; ихъ автобіографическое значеніе. Гоголь въ Россіи. Друзья Гоголя.
Сильное впечатл?ніе произвела на него также смерть юноши-друга Іосифа Вьельгорскаго, умершаго въ Италіи отъ чахотки. По словамъ людей, близко знавшихъ этого юношу, юноша этотъ быдъ над?ленъ вс?ми дарами души и сердца… Поэзіей в?етъ отъ этого молодого лика! И этотъ юноша умеръ на рукахъ Гоголя, Гоголь пережилъ съ нимъ вм?ст? всю ужасную трагедію его медленнаго умиранія. Гоголь былъ потрясегъ этой смертью,- онъ говорилъ, что смерть – уд?лъ всего прекраснаго въ Россіи; онъ говорилъ, что теперь боится смотр?ть на "прекрасное": "я ни во что теперь не в?рю, и если встр?чаю это прекрасное, то жмурю глаза и стараюсь не гляд?ть на него. Отъ него мн? несетъ запахомъ могилы" {"Ночи на вилл?" – произведеніе, въ которомъ Гоголь изображалъ смерть Вьельгорскаго.}. Кром? "Мертвыхъ душъ", въ этотъ періодъ времени Гоголь написалъ пов?сть "Шинель" и занимался переработкой прежнихъ пов?стей: "Портретъ", "Тарасъ Бульба" и толкованіемъ своего непонятаго "Ревизора" ("Театральный разъ?здъ"). Работая надъ 1-ой частью "Мертвыхъ душъ" надъ изображеніемъ этого "русскаго Ада", Гоголь мечталъ о посл?дующихъ частяхъ,- и эти мечты отразили на себ? его тогдашніе этическіе, патріотическіе и религіозные взгляды въ т?хъ лирическихъ отступлегіяхъ, которыя, кстати и гекстати, прерываютъ въ той частт объективное изображеніе отрицательныхъ сторонъ русской жизни. Эти лирическія м?ста и отступленія (напр. "Русь, Русь! вижу тебя…", "не такъ ли ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несешься". "Другая судьба писателя, дерзнувшаго вызвать наружу все, что ежеминутно передъ глазами…") – оазисы, на которыхъ отдыхалъ писатель-идеалистъ, задыхавшійся среди т?хъ уродовъ, рисовать которые былъ онъ обреченъ въ силу своего таланта. Въ 1839-1840-омъ и въ 1841-1842-омъ году Гоголь прі?зжалъ въ Россію. Но эти возвращенія не приносили ему счастья и успокоенья. Здоровье его таяло {Особенно серьезно забол?лъ онъ въ В?н? въ 1840 г.}; онъ все дальше уходилъ отъ вс?хъ въ свой собственный міръ, a ему въ это время приходвлось устраивать денежныя д?ла свои и своей семьи, хлопотать о себ?, о правительственной субсидіи, объ изданіи своихъ сочиненій… Онъ ничего не им?лъ, онъ даже въ денежномъ отношеніи завис?лъ отъ своихъ пріятелей, которые помогали ему, – но духовно онъ отъ вс?хъ оторвался и считалъ себя челов?комъ, далеко ихъ вс?хъ опередившимъ въ духовномъ отношеніи {Онъ чувствовалъ себя духовно-близкимъ лишь къ Жуковскому, который, подъ старость такъ же, какъ и Гоголь, совс?мъ ушелъ отъ жизни и ея интересовъ въ свой собственный міръ; онъ, подобно Гоголю, тоже сд?лался мистикомъ. Близокъ былъ Гоголь и со Смирновой, которая увлеклась религіей.}. Они не понимали состоянія его души и шли къ нему съ непрошенной дружбой, сов?тами, сожал?ніями, указаніями, даже требованьями… Московскіе славянофилы – семья Аксаковыхъ, братья Кир?евскіе, Погодинъ и Шевыревъ,- представляли собой тотъ кругъ москвичей, въ которомъ преимущественно вращался Гоголь; они считали Гоголя "своимъ" {"Для своихъ московскихъ друзей Гоголь на склон? л?тъ являлся живымъ воплощеніемъ ихъ сердечныхъ чаяній. Малороссъ, который пишетъ по-русски и любитьМоскву, челов?къ религіозный и большой патріотъ, геніальный художникъ, въ развитіи своего таланта нич?мъ не обязанный Западу, мыслитель, задумавшій сказать свое глубокое, Юогомъ вдохновенное слово о Россіи,- слово, которое должно открыть русскимъ глаза на святую доброд?тель и великое призваніе ихъ родины – такой челов?къ долженъ былъ быть принятъ москвичами (славянофилами) какъ великій залогъ того, на что Россія способна безъ посторонней помощи" (Котляревскій).}, они считали даже, что им?ютъ на него не только вліяніе, но и "права". Это тяготило Гоголя, но бороться съ этимъ онъ не былъ въ силахъ. Но если онъ разд?лялъ иногіе излюбленные взгляды "славянофиловъ", онъ не былъ ими порабощенъ. Это видно, хотя бы, изъ того, что онъ пытался, было, установить свои отношенія съ людьми другого лагеря – съ "западниками"; такъ ненадолго сблизился онъ съ Б?линскимъ, которому даже поручилъ представить въ цензуру рукопись первой части "Мертвыхъ душъ".
Отношеніе цензуры.
Хлопоты съ цензурой тоже доставили Гоголю много испытаній,- они доказали ему лишній разъ, что и это произведеніе его не будетъ понято такъ, какъ хот?лось ему. Московская цензура не пропустила въ печать "поэмы" Гоголя: 1) потому что самое названіе "Мертвыя души" отзывается ересью, такъ какъ душане можетъ быть мертвая; 2) въ роман? усмотр?но было нападеніе на кр?постное право; 3) высказано было зам?чаніе, что покупка мертвыхъ душъ – уголовное преступленіе, можетъ въ Россіи вызвать подражаніе, и – 4) потому, что ц?на, которую Чичиковъ даетъ за "душу" – "два съ полтиною" – "возмущаетъ душу" {"Челов?ческое чувство вопіетъ противь этого", сказаль одинъ "гуманный" цензоръ. "Хотя, конечно, эта ц?на дается за одно имя, написанное на бумаг?, но все же это имя – душа, душа челов?ческая; она жила, существовала. Этого ни во Франціи, ни въ Англіи и нигд? нельзя позволить. Да посл? того ни одинъ иностранецъ къ намъ не прі?детъ!"}.
Понятно, какъ чуждъ былъ Гоголь вс?хъ этихъ друзей и недруговъ, когда оставался одинъ, съ самимъ собою. Опять потянуло его въ Италію… "Если бы ты зналъ, какъ тягостно мое существованіе зд?сь, въ моемъ отечеств?! Жду – не дождусь весны и поры ?хать въ мой Римъ, въ мой рай",- писалъ онъ другу. "Съ того времени, какъ только вступила моя нога на родную землю – писалъ онъ въ другомъ письм? – мн? кажется, какъ будто я очутился на чужбин?. Вижу знакомыя, родныя лица; но они, мн? кажется, не зд?сь родились, a гд?-то я ихъ въ другомъ м?ст?, кажется, вид?лъ". Опять Россія стала казаться ему "сномъ", даже "кошмаромъ"…
Его укр?пляла только в?ра въ то, что его "великій трудъ" будетъ конченъ и новымъ "откровеніемъ" явится для роднны. Себя онъ называетъ теперь "старою, полуразбитою вазой, наполненной драгоц?ннымъ содержаніемъ". "Неотразимая в?ра моя въ св?тлое будущее и нев?домая сила говорятъ мн?, что дадутся мн? средства окончить трудъ мой!" – писалъ онъ друзьямъ. "Онъ важенъ и великъ, и вы не судите о немъ по той части, которая готовится теперь предстать на св?тъ. Это больше ничего, какъ только крыльцо къ тому дворцу, который во мн? строится и разр?шитъ, наконецъ, загадку моего существованія!"
Попрежнему, въ интимныхъ своихъ письмахъ пишетъ онъ пророческимъ тономъ, даетъ сов?ты, чуть не изрекаетъ предсказанія. "Если что въ жизни смутитъ тебя, наведетъ безпокойство, сумракъ на мысли, вспомни обо мн? – пишетъ онъ другому пріятелю – и при одномъ уже твоемъ напоминаніи отд?лится сила въ твою душу". На себя онъ начинаетъ смотр?ть теперь точно на какой-то источникъ благодати, и щедро изливаетъ ее на друзей {Онъ шлетъ благословенія vатери, сестрамъ, друзьямъ. Преосвященному Иннокентію онъ тоже шлетъ благословеніе: "Жму заочно вашу руку,- пишетъ онъ и силою вашего жe благословенія благословляю васъ! Неослабно и твердо протекайте пастырскій путь вашъ. Всемогущая сила надъ нами.Ничто не совершается безъ нея въ мір?: и наша встр?ча была назначена свыше. Она – залогъ полной встр?чи y гроба Господня".}. Онъ мечтаетъ теперь о монашеств?, о по?здк? въ Іерусалимъ.
Бол?знь Гоголя.
Въ 1842 году онъ у?халъ опять заграницу. Здоровье его все слаб?ло,- плоть разрушалась, a духъ все дальше и дальше уносился отъ земли въ сферы внутренней жизни. "Съ каждымъ днемъ становится св?тл?й и торжественн?й въ душ? моей,- писалъ онъ Жуковскому,- не безъ ц?ли и значенія были мои по?здки, удаленія и отлученія отъ міра, что совершалось незримо въ нихъ воспитаніе души моей, что я сталъ далеко лучше того, какимъ запечатл?лся въ священной для меня памяти друзей моихъ, что чаще и торжественн?е льются душевныя мои слезы и что живетъ въ душ? моей глубокая, неотразимая в?ра, что небесная сила поможетъ взойти мн? на ту л?стницу, которая предстоитъ мн?, хотя я стою еще нa нижайшихъ и первыхъ ея ступеняхъ. Много труда и пути и душевнаго воспитанія впереди еще! Чище горнаго сн?га, св?тл?е небесъ должна быть душа моя, и тогда, только тогда я приду въ силы начать подвиги и великое поприще,- только тогда разр?шится загадка моего существованія. Гр?ховъ, указанія гр?ховъ желаетъ и жаждетъ теперь душа моя! Еслибъ вы знали, какой теперь праздникъ совершается внутри меня, когда открываю въ себ? порокъ, дотол? не прим?ченный мною!"
"Выбранныя м?ста изъ переписки". "Авторская испов?дь". Смерть Гоголя.
Такіе подъемы настроенія нер?дко см?нялись паденіемъ энергіи, страхомъ, душевнымъ безсиліемъ,- р?дко выдавались періоды сравнительно спокойные, когда Гоголь могъ отрываться отъ своей души и продолжать свой трудъ. Конечно, написанное имъ въ періодъ одного настроенія не удовлетворяло его тогда, когда душой овлад?вало иное настроеніе. Это мучило Гоголя и приводило его въ отчаянье; въ одинъ изъ такихъ припадковъ отчаянья въ 1847 г. р?шилъ онъ обратиться ко всей русской публик? съ испов?дью-пропов?дью, путемъ опубликованія "Выбранныхъ м?стъ изъ переписки съ друзьями". Боязнь скорой смерти, страхъ унести съ собой за могилу свои мысли и чувства, не высказанныя вс?мъ русскимъ людямъ, сознаніе того, что не хватаетъ силъ эти мысли воплотить въ томъ "великомъ произведеніи", которое онъ хот?лъ сд?лать изъ "Мертвыхъ душъ",- вотъ причины появленія этихъ интимныхъ писемъ въ печати. Въ нихъ Гоголь отдавалъ родин? все дорогое ему,- все имъ пережитое и прочувствованное. "Челов?къ не отъ міра сего", для котораго родина была "сномъ", Гоголь не считался ни съ условіями тогдашней русской жизни, ни съ интересами современной жизни. Челов?къ малообразованный, отставній отъ жизни русской интеллигенціи, Гоголь въ своей книг? выступилъ р?шительнымъ консерваторомъ,- онъ защищалъ кр?постное право, враждебно относился ко всякимъ новымъ в?яніямъ въ области мысли и внутренней политики. Какъ истый сынъ "древней Руси" – онъ заботился только о "душевномъ д?л?", о спасеніи души, пропов?довалъ аскетизмъ, отреченіе отъ земли и нравственное самосовершенствованіе такому обществу, въ которомъ все сознательн?е д?лалась потребность коренныхъ реформъ жизни – подготовлялись 60-ые годы. На него многіе привыкли ошибочно смотр?ть, какъ на врага отрицательныхъ сторонъ русской жизни, a онъ вдругъ выступилъ ихъ р?зкимъ, фанатическимъ защитникомъ. To, что y Гоголя было внутренней "правдой", съ д?тства выроставшей въ его сердц?, то людямъ, не знавшимъ его, какъ челов?ка, казалось ложью, "изм?ной прежнимъ либеральнымъ уб?жденіямъ". Его недавніе поклонники обвинили его теперь и въ искателъств?, и въ неискренности. Никто изъ современниковъ не могъ примирить противор?чія между мыслями автора – и т?мъ смысломъ его произведеній, который, обыкновенно, съ ними связывался. Его книгу безпощадно ур?зала цензура, такъ какъ онъ заговорилъ о многомъ такомъ, о чемъ говорить вообще было непринято y насъ; ее высм?яла публика, жестоко обругала критика, и Гоголь остался попрежнему одинъ, съ непонятой, истерзанной душой… Потрясенный новой неудачей, Гоголь пишетъ свою "Авторскую испов?дь" и въ 1848 г. ?детъ на поклоненіе въ Св. Землю. Посл?дніе годы своей жизни проводитъ онъ на родин?, медленно угасая и уходя т?лесно и духовно въ другой міръ. Молитвы и посты сд?лали теперь изъ него совершеннаго аскета. Особенно развитію въ немъ аскетизма помогъ одинъ ржевскій священникъ о. Матв?й Константиновскій; его мрачное мистическое міросозерцаніе покорило больную душу Гоголя; бес?ды съ этимъ священникомъ производили на него потрясающее ввечатл?ніе. "Довольно! мн? слишкомъ страшно!" – перебилъ онъ однажды р?чь о. Матв?я. Передъ смертыо онъ совершенно ушелъ отъ міра и его интересовъ, сжегъ свои рукописи и, между ними, вторую часть своихъ "Мертвыхъ душъ". Гоголь скончался 21-го февраля 1852 г. почти отъ голодной смерти, истощенный постами, измученный душевными муками…
____________________
а) Первый періодъ литературной д?ятельности Гоголя.
Литературная д?ятельность Гоголяраспадается на три періода. Первый захватываетъ вс? юношескія произведенія его и "Вечера на хутор?". Это періодъ, по преимуществу, романтическій.Ko второму періоду, по преимуществу реалистическому,относятся вс? лучшія произведенія его. Третій періодъ, съ конца сороковыхъ годовъ (посл? 1837 г.) до смерти – періодъ мистицизма.
а) Первый періодъ д?ятельности Гоголя.
"Ганцъ Кюхельгартенъ"
Первымъ печатнымъ произведеніемъ Гоголя была, сочиненная имъ еще въ лице?, идиллія "Ганцъ Кюхельгартенъ". Историко-литературнаго значенія это произведеніе не им?етъ, но оно очень любопытно для біографа Гоголя, какъ краснор?чивый и ясный показатель его внутренней жизни въ юношескій періодъ. "Эта странная греза, съ ея героемъ изъ н?мцевъ и съ обстановкой нерусской, была, въ сущности, страницей изъ жизни самого автора, который скрылся подъ псевдонимомъ. Гоголь вложилъ много души въ эту сентиментальную пов?сть, которая причинила ему зат?мъ столько огорченій" (Котляревскій).