Страница:
Лирическое творчество на юг?. "Чаадаеву".
Лирическое творчество Пушкина, за время пребыванія его на юг?, отличается разнообразіемъ и пестротой. Кром? указанныхъ ("Погасло дневное св?тило", "Я пережилъ свои желанія", прологъ къ "Кавказскому Пл?ннику"), въ другихъ стихотвореніяхъ мы не найдемъ сл?довъ "міровой тоски",- напротивъ, н?которые изъ нихъ свид?тельствуютъ о душевномъ спокойствіи поэта, – такъ, въ стихотвореніи "Чаадаеву" поэтъ прямо говоритъ, что въ его-
"…сердц?, бурями смиренномъ
Теп?рь и л?нь, и тишина.
"Къ Чаадаеву".
Оставивъ шумъ и суету культурной жизни, онъ теперь узналъ "и трудъ, и вдохновенье". Въ другомъ посланіи къ "Чаадаеву", противор?ча предисловію къ "Кавказскому Пл?ннику", онъ говоритъ:
"Оставя шумный кругъ безумцевъ молодыхъ,
Въ изгнаніи моемъ я не жал?лъ о нихъ.
Для сердца новую вкушаю тишину,-
Въ уединеніи мой своенравный геній
Позналъ и тихій трудъ, и жажду размышленій…
Музы, "богини мира", явились теперь къ нему. Либеральныя настроенія его отразились въ немногихъ произведеніяхъ {"Кинжалъ", "Отрывокъ".}. Много стихотвореній посвящено Крыму и его природ? {"Нереида", "Р?д?етъ облаковъ летучая гряда'', "Бахчисарайскому Фонтану", "Желаніе", "Въ Юрвуф? б?дный мусульманъ", "Таврида".}; немало было написано имъ стихотвореній, отражающихъ его тогдашнія сердечныя увлеченія {"Мой другъ, забыты мной", "Элегія" ("Простишь-ли мн?", "Ненастный день потухъ", "Ночь").}.
"Наполеонъ" въ лирик? этого періода; вліяніе Байрона (эготизмъ).
Любопытны стихотворенія этой эпохи, посвященныя Наполеону {"Наполеонъ", "Къ морю".}. Еще недавно французскій императоръ казался Пушкину только "преступникомъ" – теперь, подъ вліяніемъ Байрона, онъ, въ сознаніи Пушкина, выросъ до разм?ровъ "титана". Такимъ образомъ, прежде "поэзія міровой скорби" понята была Пушкинымъ только со стороны разочарованія, унынія- въ результат?, получился герой "Кавказскаго Пл?нника". Теперь эта поэзія повернулась къ Пушкину другой своей стороной – гордымъ сознаніемъ "личности" ("эготизмъ"). Отсюда, изъ этого сознанія, вылилось н?сколько стихотвореній, въ которыхъ чувствуется, что поэть ставитъ себя выше пошлой и мелочной толпы.
Особнякомъ стоятъ среди произведеній этой поры: "П?сня о В?щемъ Олег?" и "Демонъ".
"П?сня о В?щемъ Олег?".
Первое произведеніе, одно изъ лучшихъ произведеній Пушкина, по содержанію и по форм?, является подражаніемъ "дум?" Рыл?ева: "Олегъ В?щій", – стихотворенія, написаннаго раньше пушкинскаго и Пушкину изв?стнаго. Произведеніе Пушкина, въ ряду другихъ, совершенно одиноко по содержанію и по настроенію,- ясное доказательство того, что созданіе его не было результатомъ продолжительныхъ настроеній, или интересовъ, a было "случайнымъ" произведеніемъ, написаннымъ подъ впечатл?ніемъ нечаянно-блеснувшей идеи.
"Демонъ", литературное и автобиографическое значеніе этого произведенія.
Въ стихотвореніи "Демонъ" современники Пушкина увид?ли отраженіе личности – A. H. Раевскаго. Существуетъ разсказъ, что, познакомившись съ поэтомъ и желая подшутить надъ нимъ, онъ прикинулся всеотрицающимъ скептикомъ. Бес?да съ нимъ произвела на поэта сильное впечатл?ніе и вылилась въ стихотвореніи "Демонъ". Самъ Пушкинъ предлагалъ иное толкованіе своему произведенію, – онъ предлагалъ вид?ть въ немъ "олицетвореніе челов?ческаго сомн?нія"', "олицетвореніе отрицанія", ссылаясь даже на Гёте, который "в?чнаго врага челов?чества назвалъ духомъ отрицающимъ". Эта ссылка на Гёте, быть можетъ, указываетъ на литературное заимствованіе Пушкинымъ для своего произвед?нія н?которыхъ чертъ отъ Мефистофеля. "Скептицизмомъ" самъ Пушкинъ забавлялся наканун? ссылки на с?веръ: онъ писалъ письмо, что беретъ уроки "атеизма", отрицанія… Такимъ образомъ, произведеніе это, можетъ быть, въ равной м?р?, литературнаго и автобіографическаго происхожденія; къ "байроническимъ'' оно не можетъ быть отнесено, такъ въ немъ н?тъ никакихъ типичныхъ чертъ байроновской поэзіи.
На юг? началъ Пушкинъ сочинять "Цыганъ"и "Евгенія Он?гина".Первое произведеніе, начатое въ 1823 г., окончено въ 1824 году (10 окт.), второе начато было въ 1822 и окончено въ 1831-омъ {1-ая глава начата 28 мая 1822 г.; 2-ая оковлена 8 дек. 1823 г.; 3-ья – 2 октября 1824 г.; 4-ая – въ январ? 1825 г.; 5-ая въ 1825-6 г.; 6-ая въ 1826 г.; 7-ая въ 1827-8 г.; 8-ая глава – въ 1830-31 г.}.
Такимъ образомъ, об? поэмы писались въ одно время и окончаніе "Цыганъ" почти совпало съ окончаніемъ 3-ей главы "Он?гина", – поэтому, и поэма эта, и начало романа должны быть отнесены къ періоду творчества Пушкина на юг?. Оба они любопытны для характеристики отношеній поэта къ "байронизму".
"Цыгане". Любовь въ этой поэм?. Культурный челов?къ въ первобытномъ обществ?.
Поэма Цыгане,въ равной м?р?, является отраженіемъ личной жизни поэта и литературныхъ вліяній. Наблюденія надъ жизнью полувосточнаго Кишинева, знакомство съ бытомъ бессарабскихъ цыганъ,- все это заставило Пушкина всмотр?ться въ то своеобразное м?стное пониманіе "любви", которое было совершенно чуждо культурнаго челов?ка {Этотъ интересъ Пушкина къ м?стному пониманію "любви" выразился также въ стихахъ: "Черная Шаль", "Р?жь меня, жги меня".}. Оказалось, что среди цыганъ сохранилась еще та свобода любовныхъ отношеній, которая носитъ вс? черты первобытнаго общества и въ культурномъ обществ? давно зам?нена ц?пью зависимостей,- отъ писанннхъ законовъ до условій св?тскаго "приличія" включительно. Изъ вс?хъ челов?ческихъ чувствъ любовь, соединяющая мужчину и женщину, чувство самое эгоистическое. Пушкинъ выбралъ этотъ трудный вопросъ для пров?рки гороя, зараженнаго ядомъ "міровой тоски" – врага культурной жпзни, съ ея ложью… Мы вид?ли что вс? "скорбники" (Рене, герои Байрона, герои "Кавказскаго пл?нника") проклинаютъ культурную жизнь, вс? прославляютъ жизнь дикарей… Выдержитъ-ли такой герой всюпервобытную жизнь, со всейпростотой ея быта, чистотой и свободой чисто-растительнаго и животнаго бытія? И герой поэмы "Цыгане" не выдержалъ испытанія. Одной ненависти къ культур? оказалось недостаточнымъ для того, чтобы сд?латься дикаремъ во всемъ.Выросшій въ атмосфер? эгоизма и насилія, культурный челов?къ несетъ съ собой всюду, съ прекрасными словами и мечтами – эгоизмъ и насиліе.
Исторія Алеко.
Какъ Рене, какъ н?которые герои Байрона, какъ герой "Кавказскаго Пл?нника", Алеко бросаетъ городъ и цивилизованныхъ людей, разочарованный ихъ жизнью. Онъ отказался отъ вс?хъ условій ихъ жизни,- и объ этомъ не жал?етъ. Молодой цыганк? Земфир? онъ говоритъ:
"О чемъ жал?ть? Когда бъ ты знала,
Когда бы ты воображала
Неволю душныхъ городовъ!-
Тамъ люди въ кучахъ, за оградой
Не дышатъ утренней прохладой,
Ни вешнимъ запахомъ луговъ;
Любви стыдятся, мысли гонятъ,
Торгуютъ волею своей,
Главу предъ идолами клонятъ
И просятъ денегъ да ц?пей.
Ему ненавистно все въ брошенной имъ жизни,- жизнь цыганъ его пл?няетъ, и онъ мечтаетъ, что сынъ его, выросши дикаремъ, не будетъ никогда знать:
"…н?гъ и пресыщенья
И пышной суеты наукъ…
за то онъ будетъ:
"безпеченъ здравъ и воленъ,
Не будетъ в?дать ложныхъ нуждъ;
Онъ будетъ жребіемъ доволенъ,
Напрасныхъ угрызеній чуждъ.
Алеко-цыганъ.
Алеко "опростился", сд?лался настоящимъ цыганомъ, водитъ ручного медв?дя и этимъ зарабатываетъ пропитаніе. Но онъ не слился съ этой первобытной жизнью: какъ Рене, онъ временаки тоскуетъ:
"Уныло юноша гляд?лъ
На опуст?лую равнину
И грусти тайную причину
Истолковать себ? не см?лъ.
Съ нимъ черноокая Земфира,
Теперь онъ – вольный житель міра,
И солнце весело надъ нимъ
Полуденной красою блещетъ.
Что жъ сердце юноши трепещетъ?
Какой заботой онъ томимъ?
Эгоизмъего. Отношеніе къ нему цыганъ.
Но стоило ему уб?диться, что его подруга Земфира ему изм?нила, – въ немъ проснулся прежній эгоистъ, выросшій въ условіяхъ культурной "несвободной" жизни. Онъ убиваетъ изм?нницу-жену и ея любовника. Таборъ цыганскій бросаетъ его, и, на прощанье, старый цыганъ, отецъ убитой Земфиры, говоритъ ему знаменательныя слова:
"Оставь насъ, гордый челов?къ,
Ты не рожденъ для дикой воли,
Ты для себя лишь хочешь воли.
Ужасенъ намъ твой будетъ гласъ:
Мы робки и добры душой,
Ты золъ и см?лъ – оставь же насъ.
Прощай! да будетъ миръ съ тобой!
Разв?нчиваніе байронизма въ лиц? Алеко.
Въ этихъ словахъ Пушкинъ указалъ полную несостоятельность "байроническихъ героевъ" – "эгоистовъ", которые слишкомъ живутъ собойи для себя{См. выше стр. 7, подр. прим. 1, слова Гете об "апостолахъ свободы".}. Этихъ героевъ Пушкинъ теперь разв?нчиваетъ, въ характеристик?, хотя бы, поэмъ Байрона: "Гяуръ" и "Донъ-Жуанъ" – въ нихъ, по его словамъ: -
…отразился в?къ.
И современный челов?къ
Изображенъ довольно в?рно,
Съ его безнравственной душой,
Себялюбивой и сухой,
Мечтанью преданной безм?рно,
Съ его озлобленнымъ умомъ,
Кипящимъ въ д?йствіи пустомъ.
Въ этихъ словахъ,- вся характеристнка Алеко и ясное раскрытіе новыхъ отношеній поэта къ байронизму,- въ поэзіи Байрона увид?лъ теперь Пушкинъ только "безнадежный эгоизмъ".
Отношеніе Байрона къ своимъ героямъ.
Алеко разв?нчанъ Пушкинымъ: съ него см?ло сдернута маска, и онъ стоитъ передъ нами безъ всякихъ прикрасъ, наказанный и униженный. Байронъ никогда не разв?нчивалъ своихъ героевъ, такъ какъ они – его любимыя созданья, выношенныя на его сердц?, вскормленныя его кровыо, воодушевленныя его духомъ. У него сюжетъ, положенный въ основу поэмы "Цыганъ", конечно, им?лъ бы другой конецъ… Жаль, что въ своихъ, наибол?е типичныхъ, поэмахъ онъ никогда не подвергалъ своихъ героевъ такому испытанію, какому рискнулъ подвергнуть своего Алеко Пушкинъ.
У Байрона герой, проклинающій людей, съ ихъ суетой, съ ихъ цивилизаціей, бросается на лоно прнроды, и, если духъ его не сливается всец?ло съ жизнью природы, такъ какъ нигд? не умиротворяется,- то всетаки никогда природа эта не становилась ему на дорог? въ вид? той неумолимой, суровой силы, которая сломила Алеко.
Итакъ, Алеко – герой, который можетъ быть сопоставленъ съ героями Байрона, такъ какъ въ немъ чувствуется и энергія, и мрачность духа, оскорбленнаго въ борьб? съ людьми; въ немъ есть и манія величія, присущая истымъ созданіямъ байроновской фантазіи, но Алеко осужденъ Пушкинымъ,- онъ не окруженъ даже т?мъ бл?днымъ ореоломъ мученичества, которое слабо мерцаетъ вокругъ чела "Кавказскаго Пл?нника". Алеко – уже не Пушкинъ, и байроническіе мотивы, звучащіе въ р?чахъ героя "Цыганъ", не прошли сквозь сердце Пушкина,- онъ просто взялъ любопытный типъ, перенесъ его въ своеобразную обстановку и поставилъ въ столкновеніе съ новой интригой. Зд?сь было чисто-объективное творчество, характеризующее въ литературной жизни Пушкина переходъ къ періоду эпическаго творчества.
Литературное вліяніе на эту поэму Байрона и Шатобріана.
Литературныя вліянія, сказавшіяся въ созданіи этой поэмы, шли со стороны Байрона и Шатобріана: первый помогь поэту нарисовать "типъ", помогъ изобразить couleur locale, далъ самую форму поэмы, перебивающуюся діалогами. Второй далъ н?которыя детали въ обрисовк? героевъ, и, быть можетъ, помогъ разобраться въ душ? героя.
Мы вид?ли уже, что за Алеко, какъ за Рене, тоска сл?дуетъ по пятамъ – это ихъ характерная черта. Зат?мъ въ роман? Шатобріана встр?чаемъ мы любопытный образъ патріарха инд?йскаго племени – Chaktas. Онъ знаетъ жизнь, съ ея б?дами и печалями, много вид?лъ на в?ку,- онъ является судьей эгоизма и сердечной пустоты юноши Рене. Если Chaktas не произноситъ такихъ энергичныхъ укоровъ, которые услышалъ Алеко отъ стараго цыгана,- т?мъ не мен?е, зависимость пушкинскаго героя отъ шатобріановскаго вполн? возможна. Сходство между произведеніемъ Пушкина и Шатобріана простирается до тожества замысла,- оба писагеля сознательно разв?нчиваютъ своихъ героевъ, наказывая ихъ за пустоту души.
Отношеніе критики.
Русская критика и публика восторженно приняла новое произведеніе Пушкина. Вс?хъ пл?нили описанія цыганскаго быта, заинтересовалъ и драматизмъ поэмы; отм?тила современная критика и самобытность Пушкина въ отношеніи къ герою, отм?тила на зависимость отъ Байрона лишь въ "манер? пнсьма". Критикъ "Московскаго В?стника" указалъ, что съ "Цыганъ" начинается новый, третій періодъ въ творчеств? Пушкина, "русско-пушкинскій" (первый періодъ онъ назвалъ "итальяно-французскимъ", второй – "байроническимъ"). Совершенно справедливо отм?тилъ критикъ: 1) наклонность Пушкина къ драматическому творчеству, 2) "соотв?тственность съ своимъ временемъ", т. е. способность изображать "типичныя черты современности" и – 3) стремленіе къ "народности".
Если въ "Цыганахъ" Пушкинъ разв?нчалъ байроническій типъ въ обстановк? бессарабскихъ степей, то въ "Евгеніи Он?гин?" поэтъ осудилъ его въ другой обстановк? – въ шум? столичной жизни и въ тиши русской деревни.
"Евгеній Он?гинъ". Первоначальное отношеніе Пушкина къ герою.
Евгеній Он?гинъим?етъ большое значеніе не только въ исторіи русскаго романа, но и какъ произведеніе, им?ющее автобіографическое значеніе. Образъ героя сложился въ воображеніи автора тогда, когда къ байронизму онъ относился уже вполн? отрицательно. Но въ памяти его св?жи были еще воспоминанія о своемъ недавнемъ увлеченіи англійскимъ поэтомъ. И вотъ, по его признанію, онъ пишетъ "сатирическоепроизведеніе", въ которомъ им?етъ ц?лью высм?ять "москвичей въ гарольдовыхъ плащахъ" – т. е. современныхъ ему юношей, корчившихъ изъ себя разочарованныхъ байроническихъ героевъ. Самъ Пушкинъ гр?шилъ этимъ еще недавно, и не скрылъ этой слабости въ своемъ роман?.
Поэмы Байрона: "Донъ-Жуанъ" и "Беппо", въ которыхъ и къ героямъ, и къ жизни авторъ относится съ легкимъ юморомъ, задали тонъ первымъ главамъ пушкинскаго романа,- въ начал? своего произведенія Пушкинъ такъ же подтруниваегь надъ Он?гинымъ, быть можетъ, не предвидя элегической развязки романа,- в?дь самъ онъ впосл?дствіи указывалъ, что въ начал? "даль свободнаго романа", онъ "сквозь магическій кристаллъ еще неясно различалъ".
Байроническій "типъ" въ Евгеніи Он?гин?.
Если въ своихъ двухъ поэмахъ: "Кавказскій Пл?нникъ" и "Цыгане" онъ далъ трагическую "развязку"въ жизни русскаго "скорбника", то въ роман? "Евгеній Он?гинъ" онъ показалъ намъ всюжизнь этого типа, отъ д?тства до того момента, когда въ жизни его наступаетъ крушеніе, "развязка"… Если въ двухъ первыхъ произведеніяхъ указаны лишь мелькомъ причины "разочарованія" героевъ, то зд?сь онъ даетъ намъ полный психологическій очеркъ развитія этого чувства въ сердц? русскаго "байрониста".
Начало романа. Воспитаніе Он?гина.
Начинаетъ Пушкинъ свой романъ съ того, что сразу вводитъ читателя въ глубь холоднаго, эгоистическаго сердца героя, который торопится въ деревню за насл?дствомъ къ умирающему дяд?. Этотъ отталкивающій образъ поэтъ такъ скрашиваетъ своимъ св?тлымъ, добродушнымъ юморомъ, что отнимаетъ y читателя всю силу негодованія. Зат?мъ онъ раскрываетъ намъ, какъ сложился характеръ этого юноши. Онъ выросъ безъ любви, не зналъ родительской ласки, на рукахъ наемныхъ воспитателей… Его готовили къ св?тской жизни, ему прививали только св?тскія доброд?тели – знаніе французскаго языка и хорошихъ манеръ, ум?нье вести легкую, салонную болтовню. "Ребенокъ былъ р?зовъ, но милъ"- таково первое мн?ніе "св?та" о геро?: мн?ніе, не идущее вглубь его сердца, a касающееся только его вн?шнихъ качествъ.
"Св?тъ".
Когда онъ вступилъ въ "св?тъ", онъ съ избыткомъ зналъ все, что требовалось условіями тогдашней "св?тской" жизни:
"Онъ по-французскн совершенно
Могъ изъясняться и писалъ,
Легко иазурку танцовалъ
И кланялся непринужденно…
Чего жъ вамъ больше?
И св?тъ вторично высказался въ его пользу: "онъ уменъ и очень милъ".Опять слово "милъ",и опять – ни слова объ его сердц? – его не нужно было для св?тской жизни. Въ "св?т?" Он?гинъ сум?лъ себя поставить такъ, что его везд? "зам?тили" – и въ кругу "золотой" молодежи, и среди "серьезныхъ" людей св?та, ведущихъ за карточнымъ столомъ "важные споры", и въ кругу св?тскихъ дамъ… Отдавая дань в?ку, Он?гинъ интересовался модной тогда политической экономіей, и зналъ изъ сочиненій Адама Смита н?сколько "ходячихъ истинъ". Это было "модно",- это было признакомъ "хорошаго тона"…
Содержаніе жизни Он?гина.
Но не это заполняло его жизнь,- ловля женскихъ сердецъ, вотъ ч?мъ особенно прилежно занялся Он?гинъ. И зд?сь ждалъ его усп?хъ. Пушкинъ помогаетъ намъ понять, откуда Он?гинъ получилъ свои знанія:
"Любви насъ не природа учитъ…
…Мы алчемъ жизнь узнать заран?
И узнаемъ ее въ роман?…
Он?гинъ это испыталъ.
И Пушкинъ указываетъ, какой романическій герой былъ образцомъ Он?гина,- это ричардсоновскій Ловласъ, "поб?дитель женскихъ сердецъ". Ц?ль его жизни – "покорять женскія сердца"; для этого онъ выработалъ себ? опред?ленную тактику, изучилъ психологію женскаго сердца: легкія поб?ды ему неинтересны; онъ любилъ "трудную борьбу";- это для него своеобразный "спортъ"…
Причины его тоски.
Жизнь Он?гина катилась, безоблачная и спокойная, среда всевозможныхъ удовольствій – театры, балы, об?ды въ модномъ ресторан?, заботы о наружности и костюм? заполанли его пустое и пошлое существованіе; Судьба над?лила Он?гина "умомъ" и "сердцемъ", не давъ ему ни образованія, ни воспитанія, не указавъ исхода его душевнымъ силамъ. Отъ такого несоотв?тствія богатства силъ со скудостыо содержанія души произошелъ въ немъ разладъ,- и немудрено, что онъ, скоро утомился и заскучалъ:
"Рано чувства въ немъ остыли,
Ему наскучилъ св?та шумъ,
Красавицы недолго были
Предметъ его привычныхъ думъ.
Изм?ны утомить усп?ли,
Друзья и дружба надо?ли
И, хоть онъ былъ пов?са пылкій,
Но разлюбилъ онъ, наконецъ,
И брань, и саблю, и свинецъ.
И вотъ имъ овлад?лъ "англіискій сплинъ", или русская хандра – да къ тому же и мода въ высшемъ св?т? перем?нилась, и "слава Ловласа обветшала". Тогда онъ подражаніе Ловласу см?нилъ на подражаніе Чайльдъ-Гарольду,- сталъ "корчить чудака". Какъ Childe Harold, угрюмый, томный, въ гостиныхъ появлялся онъ…
Сердце было пусто, умъ былъ празденъ. Онъ попытался, было, заняться литературой, но трудъ упорный былъ ему тошенъ – и онъ бросилъ перо. Взялся онъ за книгу, но и "читать" онъ не былъ пріученъ, къ тому же тогда, когда онъ изв?рился въ жизни, – не могъ онъ пов?рить книг?. "Читалъ, читалъ, a все безъ толку. Тамъ скука, тамъ обманъ и бредъ"… Свою "хандру" и "апатію",- результатъ утомленія и пустоты душевной, онъ счелъ "разочарованностью" и охотно прикрылся, моднымъ тогда, плащомъ Чайльдъ-Гарольда. Недаромъ изъ вс?хъ книгъ онъ читалъ только творенія Байрона:
"Да съ нимъ еще два-три ромапа,
Въ которыхъ отразился в?къ,
И современный челов?къ
Изображенъ довольно в?рно,
Съ его безнравственной душои,
Себялюбивой и сухой,
Мечтанью преданной безм?рно;
Съ его озлобленнымъ умомъ,
Кипящимъ въ д?йствіи пустомъ.
Он?гинъ былъ яркимъ представителемъ того "полуобразованія", которое такъ характерно было для тогдашняго русскаго общества. Умъ не позволилъ Он?гину на всю жизнь слиться съ этимъ обществомъ, но искать ц?лей бытія вн? этого общества онъ не ум?лъ. И, въ результат?, въ его лиц? получился въ русской литератур? первый образчикъ "лишняго челов?ка".
Книга была отброшена, и Евгеній остался безпомощвымъ въ жизни, "безъ руля" и "безъ в?трилъ", съ "р?зкимъ, охлажденнымъ умомъ", страннымъ мечтателемъ безъ ц?ли жизни, угрюмымъ – съ жалобаии на злобу сл?пой фортуны, съ презр?ніемъ къ людямъ, съ язвительными р?чами…
Онъ чуть было, не отправился путешествовать, но изв?стіе о смертельной бол?зни деревенскаго дяди вызвало его въ деревню.
Деревня.
Въ деревн? Он?гинъ сначала интересовался новизной жизни, необычными для него красотами тихой природы; онъ заинтересовался, было, участью своихъ кр?постныхъ, и облегчилъ ихъ существованіе, – "яремъ барщины старинной" зам?нивъ "легкимъ оброкомъ",- но вскор? онъ и зд?сь заскучалъ и повелъ уединенную жизнь, мизантропіей отдаливъ отъ себя своихъ сос?дей. Наивные деревенскіе жители въ оц?нк? героя не были такъ свисходительны, какъ петербургскій "св?тъ" – они признали Он?гина и вольнодумцемъ ("фармазонъ", т. е. франкъ-масонъ), и "неучемъ"…
Ленскій.
Въ это время въ сос?днюю деревню прі?халъ Ленскій. Это былъ челов?къ другого душевнаго склада, ч?мъ Он?гинъ: воспитанннкъ н?мецкой идеалистической философіи ("съ душою прямо геттингенской"), – поэтъ, душа котораго была воспламенена поэтическимъ огнемъ Шиллера и Гете. Въ глушь русской провинціи привезъ онъ много страннаго:
"Вольнолюбивыя мечты,
Духъ пылкій и довольно странный,
Всегда восторженную р?чь
И кудри черныя до плечъ.
Близость Ленскаго къ Жуковскому.
Онъ принадлежалъ къ разряду т?хъ "прекраснодушныхъ" юношей, которыхъ много было тсгда въ Германіи, и которые получили тамъ кличку: "die sck?ne Seele". Ero сердце было чисто; онъ былъ полонъ в?ры въ искренность дружбы и чистоту любви. Онъ былъ мечтателемъ-мистикомъ, в?рилъ въ сродство душъ, въ божественное призваніе избранныхъ вносить св?тъ въ жизнь земли. Въ своихъ поэтическихъ опытахъ онъ восп?валъ только чистыя, возвышенныя чувства. И нравствевный обликъ его, и мотивы его творчества yдивительно напоминаютъ Жуковскаго:
"Онъ п?лъ разлуку и печаль,
И н?что, и туманну даль,
И романтическія розы.
Онъ п?лъ т? дальнія страны,
Гд? долго въ лоно тишины
Лились его живыя слезы…
Онъ п?лъ поблеклый жизми цв?тъ,
Безъ малаго въ восьмнадцать л?тъ.
Подобно Жуковскому, онъ былъ неисправимымъ оптимистомъ, который не допускалъ возможности роптать на "Провид?ніе" – все разумно и все необходимо, что происходитъ. Думая о смерти, онъ не отворачивался отъ нея – онъ восклицалъ:
"…правъ судьбы законъ!-
Паду ли я стр?лой пронзенный,
Иль мимо пролетитъ она -
Все благо: бд?нія и сна
Приходитъ часъ опред?ленный:
Благословенъ и день забогъ,
Благословенъ и тьмы приходъ!
"Дружба" Он?гина и Ленскаго.
Ленскій сошелся съ Он?гинымъ, хоть они были совс?мъ непохожи другъ на друга: "волна и камень, ледъ и пламень",- вотъ, какъ ихъ характеризуетъ поэтъ. Но они сд?лались друзьями "отъ д?лать нечего" – оттого, что только они одни были "культурными людьми" въ этой "деревенской глуши",- они понимали другъ друга и не скучали вм?ст?. Он?гинъ не в?рилъ ни одному слову Ленскаго, но его трогала наивная чистота юноши, и онъ щадилъ его в?ру, иногда удерживая себя отъ излишняго "скептицизма".
Ленскій ввелъ друга въ семью Лариныхъ: онъ съ д?тства былъ влюбленъ въ ихъ младшую дочь Ольгу; ее онъ восп?валъ въ своихъ прочувствованныхъ стихахъ и ее хот?лъ показать Он?гину.
Ларины.
Ларины были простые, добродушные русскіе люди, которые жили тихой, растительной жизнью.
"Они хранили въ жизни мирной
Привычки мирной старины;
У нихъ на масляниц? жирной
Водились русскіе блины,
Два раза въ годъ они гов?ли,
Любили круглыя качели,
Подблюдны п?сни, хороводъ.
Имъ квасъ, какъ воздухъ, былъ потребенъ…
Разсказъ о жизни Лариныхъ, праздникъ именинъ въ ихъ дом?, деревенскій балъ въ этомъ тихомъ "дворянскомъ гн?зд?", типы пом?щиковъ-сос?дей, отъ?здъ Лариныхъ изъ деревни въ Москву – все это прекрасныя, живыя картины русской д?йствительности, написанныя Пушкинымъ въ добродушно-юмористическомъ тон?.
Ларинъ.
Когда Он?гинъ знакомится съ ними, старика Ларина уже въ живыхъ не было: онъ "былъ простой и добрый баринъ", и краткая эпитафія на его памятник? прекрасно рисуетъ всю его жизнь, тихую, безпорывную:
"Смиренный гр?шникъ, Дмитрій Ларинъ,
Господній рабъ и бригадиръ
Подъ камнемъ симъ вкушаетъ миръ.
Поздн?е Гоголь въ "Старосв?тскихъ пом?щикахъ" напишетъ сходную идиллію изъ жизни захолустныхъ дворянъ, но, въ художественномъ отношеніи, н?сколько строчекъ эпитафіи, брошенныхъ вскользь Пушкинымъ, гораздо выше ц?лой пов?сти Гоголя, въ которой есть и каррикатурность, и тенденціозность.
Ларина.
Сама Ларина тоже простая женщина, когда-то бредившая романическими героями; выйдя противъ воли замужъ, она сперва потосковала, но потомъ свыклась съ новой жизнью и узнала тихое и в?рное счастье.
"Привычка свыше намъ дана -
Зам?на счастію она-
Ольга.
У Лариной дв? дочери. Одна – Ольга, простая, недалекая д?вушка, живая и немного сентяментальная. Только фантазія Ленскаго могла идеализировать эту д?вушку, въ сущности, мало-оригинальную и мало-интересную. Пушкинъ говоритъ о ней-
"…любой романъ
Возьмите,- и найдете, в?рно,
Ея портретъ: онъ очень милъ,
Я прежде самъ его любилъ,
Ео надо?лъ онъ мн? безм?рно!…
Татьяна.
Гораздо интересн?е была старшая сестра Татьяна,- полная противоположность Ольг? и во вн?шности, и въ характер?. Она ребенкомъ еще жила въ родной семь? одиноко,- "казалась д?вочкой чужой", д?тскихъ игръ не любила и молча могла просиживать ц?лые дни y окна, погруженнаи въ мечты. Но, неподвижная и, повидимому, холодная, она жила сильной внутренней жизнью,- "страшные разсказы няни" сд?лали ее фантазеркой, ребенкомъ "не отъ міра сего".
Лирическое творчество Пушкина, за время пребыванія его на юг?, отличается разнообразіемъ и пестротой. Кром? указанныхъ ("Погасло дневное св?тило", "Я пережилъ свои желанія", прологъ къ "Кавказскому Пл?ннику"), въ другихъ стихотвореніяхъ мы не найдемъ сл?довъ "міровой тоски",- напротивъ, н?которые изъ нихъ свид?тельствуютъ о душевномъ спокойствіи поэта, – такъ, въ стихотвореніи "Чаадаеву" поэтъ прямо говоритъ, что въ его-
"…сердц?, бурями смиренномъ
Теп?рь и л?нь, и тишина.
"Къ Чаадаеву".
Оставивъ шумъ и суету культурной жизни, онъ теперь узналъ "и трудъ, и вдохновенье". Въ другомъ посланіи къ "Чаадаеву", противор?ча предисловію къ "Кавказскому Пл?ннику", онъ говоритъ:
"Оставя шумный кругъ безумцевъ молодыхъ,
Въ изгнаніи моемъ я не жал?лъ о нихъ.
Для сердца новую вкушаю тишину,-
Въ уединеніи мой своенравный геній
Позналъ и тихій трудъ, и жажду размышленій…
Музы, "богини мира", явились теперь къ нему. Либеральныя настроенія его отразились въ немногихъ произведеніяхъ {"Кинжалъ", "Отрывокъ".}. Много стихотвореній посвящено Крыму и его природ? {"Нереида", "Р?д?етъ облаковъ летучая гряда'', "Бахчисарайскому Фонтану", "Желаніе", "Въ Юрвуф? б?дный мусульманъ", "Таврида".}; немало было написано имъ стихотвореній, отражающихъ его тогдашнія сердечныя увлеченія {"Мой другъ, забыты мной", "Элегія" ("Простишь-ли мн?", "Ненастный день потухъ", "Ночь").}.
"Наполеонъ" въ лирик? этого періода; вліяніе Байрона (эготизмъ).
Любопытны стихотворенія этой эпохи, посвященныя Наполеону {"Наполеонъ", "Къ морю".}. Еще недавно французскій императоръ казался Пушкину только "преступникомъ" – теперь, подъ вліяніемъ Байрона, онъ, въ сознаніи Пушкина, выросъ до разм?ровъ "титана". Такимъ образомъ, прежде "поэзія міровой скорби" понята была Пушкинымъ только со стороны разочарованія, унынія- въ результат?, получился герой "Кавказскаго Пл?нника". Теперь эта поэзія повернулась къ Пушкину другой своей стороной – гордымъ сознаніемъ "личности" ("эготизмъ"). Отсюда, изъ этого сознанія, вылилось н?сколько стихотвореній, въ которыхъ чувствуется, что поэть ставитъ себя выше пошлой и мелочной толпы.
Особнякомъ стоятъ среди произведеній этой поры: "П?сня о В?щемъ Олег?" и "Демонъ".
"П?сня о В?щемъ Олег?".
Первое произведеніе, одно изъ лучшихъ произведеній Пушкина, по содержанію и по форм?, является подражаніемъ "дум?" Рыл?ева: "Олегъ В?щій", – стихотворенія, написаннаго раньше пушкинскаго и Пушкину изв?стнаго. Произведеніе Пушкина, въ ряду другихъ, совершенно одиноко по содержанію и по настроенію,- ясное доказательство того, что созданіе его не было результатомъ продолжительныхъ настроеній, или интересовъ, a было "случайнымъ" произведеніемъ, написаннымъ подъ впечатл?ніемъ нечаянно-блеснувшей идеи.
"Демонъ", литературное и автобиографическое значеніе этого произведенія.
Въ стихотвореніи "Демонъ" современники Пушкина увид?ли отраженіе личности – A. H. Раевскаго. Существуетъ разсказъ, что, познакомившись съ поэтомъ и желая подшутить надъ нимъ, онъ прикинулся всеотрицающимъ скептикомъ. Бес?да съ нимъ произвела на поэта сильное впечатл?ніе и вылилась въ стихотвореніи "Демонъ". Самъ Пушкинъ предлагалъ иное толкованіе своему произведенію, – онъ предлагалъ вид?ть въ немъ "олицетвореніе челов?ческаго сомн?нія"', "олицетвореніе отрицанія", ссылаясь даже на Гёте, который "в?чнаго врага челов?чества назвалъ духомъ отрицающимъ". Эта ссылка на Гёте, быть можетъ, указываетъ на литературное заимствованіе Пушкинымъ для своего произвед?нія н?которыхъ чертъ отъ Мефистофеля. "Скептицизмомъ" самъ Пушкинъ забавлялся наканун? ссылки на с?веръ: онъ писалъ письмо, что беретъ уроки "атеизма", отрицанія… Такимъ образомъ, произведеніе это, можетъ быть, въ равной м?р?, литературнаго и автобіографическаго происхожденія; къ "байроническимъ'' оно не можетъ быть отнесено, такъ въ немъ н?тъ никакихъ типичныхъ чертъ байроновской поэзіи.
На юг? началъ Пушкинъ сочинять "Цыганъ"и "Евгенія Он?гина".Первое произведеніе, начатое въ 1823 г., окончено въ 1824 году (10 окт.), второе начато было въ 1822 и окончено въ 1831-омъ {1-ая глава начата 28 мая 1822 г.; 2-ая оковлена 8 дек. 1823 г.; 3-ья – 2 октября 1824 г.; 4-ая – въ январ? 1825 г.; 5-ая въ 1825-6 г.; 6-ая въ 1826 г.; 7-ая въ 1827-8 г.; 8-ая глава – въ 1830-31 г.}.
Такимъ образомъ, об? поэмы писались въ одно время и окончаніе "Цыганъ" почти совпало съ окончаніемъ 3-ей главы "Он?гина", – поэтому, и поэма эта, и начало романа должны быть отнесены къ періоду творчества Пушкина на юг?. Оба они любопытны для характеристики отношеній поэта къ "байронизму".
"Цыгане". Любовь въ этой поэм?. Культурный челов?къ въ первобытномъ обществ?.
Поэма Цыгане,въ равной м?р?, является отраженіемъ личной жизни поэта и литературныхъ вліяній. Наблюденія надъ жизнью полувосточнаго Кишинева, знакомство съ бытомъ бессарабскихъ цыганъ,- все это заставило Пушкина всмотр?ться въ то своеобразное м?стное пониманіе "любви", которое было совершенно чуждо культурнаго челов?ка {Этотъ интересъ Пушкина къ м?стному пониманію "любви" выразился также въ стихахъ: "Черная Шаль", "Р?жь меня, жги меня".}. Оказалось, что среди цыганъ сохранилась еще та свобода любовныхъ отношеній, которая носитъ вс? черты первобытнаго общества и въ культурномъ обществ? давно зам?нена ц?пью зависимостей,- отъ писанннхъ законовъ до условій св?тскаго "приличія" включительно. Изъ вс?хъ челов?ческихъ чувствъ любовь, соединяющая мужчину и женщину, чувство самое эгоистическое. Пушкинъ выбралъ этотъ трудный вопросъ для пров?рки гороя, зараженнаго ядомъ "міровой тоски" – врага культурной жпзни, съ ея ложью… Мы вид?ли что вс? "скорбники" (Рене, герои Байрона, герои "Кавказскаго пл?нника") проклинаютъ культурную жизнь, вс? прославляютъ жизнь дикарей… Выдержитъ-ли такой герой всюпервобытную жизнь, со всейпростотой ея быта, чистотой и свободой чисто-растительнаго и животнаго бытія? И герой поэмы "Цыгане" не выдержалъ испытанія. Одной ненависти къ культур? оказалось недостаточнымъ для того, чтобы сд?латься дикаремъ во всемъ.Выросшій въ атмосфер? эгоизма и насилія, культурный челов?къ несетъ съ собой всюду, съ прекрасными словами и мечтами – эгоизмъ и насиліе.
Исторія Алеко.
Какъ Рене, какъ н?которые герои Байрона, какъ герой "Кавказскаго Пл?нника", Алеко бросаетъ городъ и цивилизованныхъ людей, разочарованный ихъ жизнью. Онъ отказался отъ вс?хъ условій ихъ жизни,- и объ этомъ не жал?етъ. Молодой цыганк? Земфир? онъ говоритъ:
"О чемъ жал?ть? Когда бъ ты знала,
Когда бы ты воображала
Неволю душныхъ городовъ!-
Тамъ люди въ кучахъ, за оградой
Не дышатъ утренней прохладой,
Ни вешнимъ запахомъ луговъ;
Любви стыдятся, мысли гонятъ,
Торгуютъ волею своей,
Главу предъ идолами клонятъ
И просятъ денегъ да ц?пей.
Ему ненавистно все въ брошенной имъ жизни,- жизнь цыганъ его пл?няетъ, и онъ мечтаетъ, что сынъ его, выросши дикаремъ, не будетъ никогда знать:
"…н?гъ и пресыщенья
И пышной суеты наукъ…
за то онъ будетъ:
"безпеченъ здравъ и воленъ,
Не будетъ в?дать ложныхъ нуждъ;
Онъ будетъ жребіемъ доволенъ,
Напрасныхъ угрызеній чуждъ.
Алеко-цыганъ.
Алеко "опростился", сд?лался настоящимъ цыганомъ, водитъ ручного медв?дя и этимъ зарабатываетъ пропитаніе. Но онъ не слился съ этой первобытной жизнью: какъ Рене, онъ временаки тоскуетъ:
"Уныло юноша гляд?лъ
На опуст?лую равнину
И грусти тайную причину
Истолковать себ? не см?лъ.
Съ нимъ черноокая Земфира,
Теперь онъ – вольный житель міра,
И солнце весело надъ нимъ
Полуденной красою блещетъ.
Что жъ сердце юноши трепещетъ?
Какой заботой онъ томимъ?
Эгоизмъего. Отношеніе къ нему цыганъ.
Но стоило ему уб?диться, что его подруга Земфира ему изм?нила, – въ немъ проснулся прежній эгоистъ, выросшій въ условіяхъ культурной "несвободной" жизни. Онъ убиваетъ изм?нницу-жену и ея любовника. Таборъ цыганскій бросаетъ его, и, на прощанье, старый цыганъ, отецъ убитой Земфиры, говоритъ ему знаменательныя слова:
"Оставь насъ, гордый челов?къ,
Ты не рожденъ для дикой воли,
Ты для себя лишь хочешь воли.
Ужасенъ намъ твой будетъ гласъ:
Мы робки и добры душой,
Ты золъ и см?лъ – оставь же насъ.
Прощай! да будетъ миръ съ тобой!
Разв?нчиваніе байронизма въ лиц? Алеко.
Въ этихъ словахъ Пушкинъ указалъ полную несостоятельность "байроническихъ героевъ" – "эгоистовъ", которые слишкомъ живутъ собойи для себя{См. выше стр. 7, подр. прим. 1, слова Гете об "апостолахъ свободы".}. Этихъ героевъ Пушкинъ теперь разв?нчиваетъ, въ характеристик?, хотя бы, поэмъ Байрона: "Гяуръ" и "Донъ-Жуанъ" – въ нихъ, по его словамъ: -
…отразился в?къ.
И современный челов?къ
Изображенъ довольно в?рно,
Съ его безнравственной душой,
Себялюбивой и сухой,
Мечтанью преданной безм?рно,
Съ его озлобленнымъ умомъ,
Кипящимъ въ д?йствіи пустомъ.
Въ этихъ словахъ,- вся характеристнка Алеко и ясное раскрытіе новыхъ отношеній поэта къ байронизму,- въ поэзіи Байрона увид?лъ теперь Пушкинъ только "безнадежный эгоизмъ".
Отношеніе Байрона къ своимъ героямъ.
Алеко разв?нчанъ Пушкинымъ: съ него см?ло сдернута маска, и онъ стоитъ передъ нами безъ всякихъ прикрасъ, наказанный и униженный. Байронъ никогда не разв?нчивалъ своихъ героевъ, такъ какъ они – его любимыя созданья, выношенныя на его сердц?, вскормленныя его кровыо, воодушевленныя его духомъ. У него сюжетъ, положенный въ основу поэмы "Цыганъ", конечно, им?лъ бы другой конецъ… Жаль, что въ своихъ, наибол?е типичныхъ, поэмахъ онъ никогда не подвергалъ своихъ героевъ такому испытанію, какому рискнулъ подвергнуть своего Алеко Пушкинъ.
У Байрона герой, проклинающій людей, съ ихъ суетой, съ ихъ цивилизаціей, бросается на лоно прнроды, и, если духъ его не сливается всец?ло съ жизнью природы, такъ какъ нигд? не умиротворяется,- то всетаки никогда природа эта не становилась ему на дорог? въ вид? той неумолимой, суровой силы, которая сломила Алеко.
Итакъ, Алеко – герой, который можетъ быть сопоставленъ съ героями Байрона, такъ какъ въ немъ чувствуется и энергія, и мрачность духа, оскорбленнаго въ борьб? съ людьми; въ немъ есть и манія величія, присущая истымъ созданіямъ байроновской фантазіи, но Алеко осужденъ Пушкинымъ,- онъ не окруженъ даже т?мъ бл?днымъ ореоломъ мученичества, которое слабо мерцаетъ вокругъ чела "Кавказскаго Пл?нника". Алеко – уже не Пушкинъ, и байроническіе мотивы, звучащіе въ р?чахъ героя "Цыганъ", не прошли сквозь сердце Пушкина,- онъ просто взялъ любопытный типъ, перенесъ его въ своеобразную обстановку и поставилъ въ столкновеніе съ новой интригой. Зд?сь было чисто-объективное творчество, характеризующее въ литературной жизни Пушкина переходъ къ періоду эпическаго творчества.
Литературное вліяніе на эту поэму Байрона и Шатобріана.
Литературныя вліянія, сказавшіяся въ созданіи этой поэмы, шли со стороны Байрона и Шатобріана: первый помогь поэту нарисовать "типъ", помогъ изобразить couleur locale, далъ самую форму поэмы, перебивающуюся діалогами. Второй далъ н?которыя детали въ обрисовк? героевъ, и, быть можетъ, помогъ разобраться въ душ? героя.
Мы вид?ли уже, что за Алеко, какъ за Рене, тоска сл?дуетъ по пятамъ – это ихъ характерная черта. Зат?мъ въ роман? Шатобріана встр?чаемъ мы любопытный образъ патріарха инд?йскаго племени – Chaktas. Онъ знаетъ жизнь, съ ея б?дами и печалями, много вид?лъ на в?ку,- онъ является судьей эгоизма и сердечной пустоты юноши Рене. Если Chaktas не произноситъ такихъ энергичныхъ укоровъ, которые услышалъ Алеко отъ стараго цыгана,- т?мъ не мен?е, зависимость пушкинскаго героя отъ шатобріановскаго вполн? возможна. Сходство между произведеніемъ Пушкина и Шатобріана простирается до тожества замысла,- оба писагеля сознательно разв?нчиваютъ своихъ героевъ, наказывая ихъ за пустоту души.
Отношеніе критики.
Русская критика и публика восторженно приняла новое произведеніе Пушкина. Вс?хъ пл?нили описанія цыганскаго быта, заинтересовалъ и драматизмъ поэмы; отм?тила современная критика и самобытность Пушкина въ отношеніи къ герою, отм?тила на зависимость отъ Байрона лишь въ "манер? пнсьма". Критикъ "Московскаго В?стника" указалъ, что съ "Цыганъ" начинается новый, третій періодъ въ творчеств? Пушкина, "русско-пушкинскій" (первый періодъ онъ назвалъ "итальяно-французскимъ", второй – "байроническимъ"). Совершенно справедливо отм?тилъ критикъ: 1) наклонность Пушкина къ драматическому творчеству, 2) "соотв?тственность съ своимъ временемъ", т. е. способность изображать "типичныя черты современности" и – 3) стремленіе къ "народности".
Если въ "Цыганахъ" Пушкинъ разв?нчалъ байроническій типъ въ обстановк? бессарабскихъ степей, то въ "Евгеніи Он?гин?" поэтъ осудилъ его въ другой обстановк? – въ шум? столичной жизни и въ тиши русской деревни.
"Евгеній Он?гинъ". Первоначальное отношеніе Пушкина къ герою.
Евгеній Он?гинъим?етъ большое значеніе не только въ исторіи русскаго романа, но и какъ произведеніе, им?ющее автобіографическое значеніе. Образъ героя сложился въ воображеніи автора тогда, когда къ байронизму онъ относился уже вполн? отрицательно. Но въ памяти его св?жи были еще воспоминанія о своемъ недавнемъ увлеченіи англійскимъ поэтомъ. И вотъ, по его признанію, онъ пишетъ "сатирическоепроизведеніе", въ которомъ им?етъ ц?лью высм?ять "москвичей въ гарольдовыхъ плащахъ" – т. е. современныхъ ему юношей, корчившихъ изъ себя разочарованныхъ байроническихъ героевъ. Самъ Пушкинъ гр?шилъ этимъ еще недавно, и не скрылъ этой слабости въ своемъ роман?.
Поэмы Байрона: "Донъ-Жуанъ" и "Беппо", въ которыхъ и къ героямъ, и къ жизни авторъ относится съ легкимъ юморомъ, задали тонъ первымъ главамъ пушкинскаго романа,- въ начал? своего произведенія Пушкинъ такъ же подтруниваегь надъ Он?гинымъ, быть можетъ, не предвидя элегической развязки романа,- в?дь самъ онъ впосл?дствіи указывалъ, что въ начал? "даль свободнаго романа", онъ "сквозь магическій кристаллъ еще неясно различалъ".
Байроническій "типъ" въ Евгеніи Он?гин?.
Если въ своихъ двухъ поэмахъ: "Кавказскій Пл?нникъ" и "Цыгане" онъ далъ трагическую "развязку"въ жизни русскаго "скорбника", то въ роман? "Евгеній Он?гинъ" онъ показалъ намъ всюжизнь этого типа, отъ д?тства до того момента, когда въ жизни его наступаетъ крушеніе, "развязка"… Если въ двухъ первыхъ произведеніяхъ указаны лишь мелькомъ причины "разочарованія" героевъ, то зд?сь онъ даетъ намъ полный психологическій очеркъ развитія этого чувства въ сердц? русскаго "байрониста".
Начало романа. Воспитаніе Он?гина.
Начинаетъ Пушкинъ свой романъ съ того, что сразу вводитъ читателя въ глубь холоднаго, эгоистическаго сердца героя, который торопится въ деревню за насл?дствомъ къ умирающему дяд?. Этотъ отталкивающій образъ поэтъ такъ скрашиваетъ своимъ св?тлымъ, добродушнымъ юморомъ, что отнимаетъ y читателя всю силу негодованія. Зат?мъ онъ раскрываетъ намъ, какъ сложился характеръ этого юноши. Онъ выросъ безъ любви, не зналъ родительской ласки, на рукахъ наемныхъ воспитателей… Его готовили къ св?тской жизни, ему прививали только св?тскія доброд?тели – знаніе французскаго языка и хорошихъ манеръ, ум?нье вести легкую, салонную болтовню. "Ребенокъ былъ р?зовъ, но милъ"- таково первое мн?ніе "св?та" о геро?: мн?ніе, не идущее вглубь его сердца, a касающееся только его вн?шнихъ качествъ.
"Св?тъ".
Когда онъ вступилъ въ "св?тъ", онъ съ избыткомъ зналъ все, что требовалось условіями тогдашней "св?тской" жизни:
"Онъ по-французскн совершенно
Могъ изъясняться и писалъ,
Легко иазурку танцовалъ
И кланялся непринужденно…
Чего жъ вамъ больше?
И св?тъ вторично высказался въ его пользу: "онъ уменъ и очень милъ".Опять слово "милъ",и опять – ни слова объ его сердц? – его не нужно было для св?тской жизни. Въ "св?т?" Он?гинъ сум?лъ себя поставить такъ, что его везд? "зам?тили" – и въ кругу "золотой" молодежи, и среди "серьезныхъ" людей св?та, ведущихъ за карточнымъ столомъ "важные споры", и въ кругу св?тскихъ дамъ… Отдавая дань в?ку, Он?гинъ интересовался модной тогда политической экономіей, и зналъ изъ сочиненій Адама Смита н?сколько "ходячихъ истинъ". Это было "модно",- это было признакомъ "хорошаго тона"…
Содержаніе жизни Он?гина.
Но не это заполняло его жизнь,- ловля женскихъ сердецъ, вотъ ч?мъ особенно прилежно занялся Он?гинъ. И зд?сь ждалъ его усп?хъ. Пушкинъ помогаетъ намъ понять, откуда Он?гинъ получилъ свои знанія:
"Любви насъ не природа учитъ…
…Мы алчемъ жизнь узнать заран?
И узнаемъ ее въ роман?…
Он?гинъ это испыталъ.
И Пушкинъ указываетъ, какой романическій герой былъ образцомъ Он?гина,- это ричардсоновскій Ловласъ, "поб?дитель женскихъ сердецъ". Ц?ль его жизни – "покорять женскія сердца"; для этого онъ выработалъ себ? опред?ленную тактику, изучилъ психологію женскаго сердца: легкія поб?ды ему неинтересны; онъ любилъ "трудную борьбу";- это для него своеобразный "спортъ"…
Причины его тоски.
Жизнь Он?гина катилась, безоблачная и спокойная, среда всевозможныхъ удовольствій – театры, балы, об?ды въ модномъ ресторан?, заботы о наружности и костюм? заполанли его пустое и пошлое существованіе; Судьба над?лила Он?гина "умомъ" и "сердцемъ", не давъ ему ни образованія, ни воспитанія, не указавъ исхода его душевнымъ силамъ. Отъ такого несоотв?тствія богатства силъ со скудостыо содержанія души произошелъ въ немъ разладъ,- и немудрено, что онъ, скоро утомился и заскучалъ:
"Рано чувства въ немъ остыли,
Ему наскучилъ св?та шумъ,
Красавицы недолго были
Предметъ его привычныхъ думъ.
Изм?ны утомить усп?ли,
Друзья и дружба надо?ли
И, хоть онъ былъ пов?са пылкій,
Но разлюбилъ онъ, наконецъ,
И брань, и саблю, и свинецъ.
И вотъ имъ овлад?лъ "англіискій сплинъ", или русская хандра – да къ тому же и мода въ высшемъ св?т? перем?нилась, и "слава Ловласа обветшала". Тогда онъ подражаніе Ловласу см?нилъ на подражаніе Чайльдъ-Гарольду,- сталъ "корчить чудака". Какъ Childe Harold, угрюмый, томный, въ гостиныхъ появлялся онъ…
Сердце было пусто, умъ былъ празденъ. Онъ попытался, было, заняться литературой, но трудъ упорный былъ ему тошенъ – и онъ бросилъ перо. Взялся онъ за книгу, но и "читать" онъ не былъ пріученъ, къ тому же тогда, когда онъ изв?рился въ жизни, – не могъ онъ пов?рить книг?. "Читалъ, читалъ, a все безъ толку. Тамъ скука, тамъ обманъ и бредъ"… Свою "хандру" и "апатію",- результатъ утомленія и пустоты душевной, онъ счелъ "разочарованностью" и охотно прикрылся, моднымъ тогда, плащомъ Чайльдъ-Гарольда. Недаромъ изъ вс?хъ книгъ онъ читалъ только творенія Байрона:
"Да съ нимъ еще два-три ромапа,
Въ которыхъ отразился в?къ,
И современный челов?къ
Изображенъ довольно в?рно,
Съ его безнравственной душои,
Себялюбивой и сухой,
Мечтанью преданной безм?рно;
Съ его озлобленнымъ умомъ,
Кипящимъ въ д?йствіи пустомъ.
Он?гинъ былъ яркимъ представителемъ того "полуобразованія", которое такъ характерно было для тогдашняго русскаго общества. Умъ не позволилъ Он?гину на всю жизнь слиться съ этимъ обществомъ, но искать ц?лей бытія вн? этого общества онъ не ум?лъ. И, въ результат?, въ его лиц? получился въ русской литератур? первый образчикъ "лишняго челов?ка".
Книга была отброшена, и Евгеній остался безпомощвымъ въ жизни, "безъ руля" и "безъ в?трилъ", съ "р?зкимъ, охлажденнымъ умомъ", страннымъ мечтателемъ безъ ц?ли жизни, угрюмымъ – съ жалобаии на злобу сл?пой фортуны, съ презр?ніемъ къ людямъ, съ язвительными р?чами…
Онъ чуть было, не отправился путешествовать, но изв?стіе о смертельной бол?зни деревенскаго дяди вызвало его въ деревню.
Деревня.
Въ деревн? Он?гинъ сначала интересовался новизной жизни, необычными для него красотами тихой природы; онъ заинтересовался, было, участью своихъ кр?постныхъ, и облегчилъ ихъ существованіе, – "яремъ барщины старинной" зам?нивъ "легкимъ оброкомъ",- но вскор? онъ и зд?сь заскучалъ и повелъ уединенную жизнь, мизантропіей отдаливъ отъ себя своихъ сос?дей. Наивные деревенскіе жители въ оц?нк? героя не были такъ свисходительны, какъ петербургскій "св?тъ" – они признали Он?гина и вольнодумцемъ ("фармазонъ", т. е. франкъ-масонъ), и "неучемъ"…
Ленскій.
Въ это время въ сос?днюю деревню прі?халъ Ленскій. Это былъ челов?къ другого душевнаго склада, ч?мъ Он?гинъ: воспитанннкъ н?мецкой идеалистической философіи ("съ душою прямо геттингенской"), – поэтъ, душа котораго была воспламенена поэтическимъ огнемъ Шиллера и Гете. Въ глушь русской провинціи привезъ онъ много страннаго:
"Вольнолюбивыя мечты,
Духъ пылкій и довольно странный,
Всегда восторженную р?чь
И кудри черныя до плечъ.
Близость Ленскаго къ Жуковскому.
Онъ принадлежалъ къ разряду т?хъ "прекраснодушныхъ" юношей, которыхъ много было тсгда въ Германіи, и которые получили тамъ кличку: "die sck?ne Seele". Ero сердце было чисто; онъ былъ полонъ в?ры въ искренность дружбы и чистоту любви. Онъ былъ мечтателемъ-мистикомъ, в?рилъ въ сродство душъ, въ божественное призваніе избранныхъ вносить св?тъ въ жизнь земли. Въ своихъ поэтическихъ опытахъ онъ восп?валъ только чистыя, возвышенныя чувства. И нравствевный обликъ его, и мотивы его творчества yдивительно напоминаютъ Жуковскаго:
"Онъ п?лъ разлуку и печаль,
И н?что, и туманну даль,
И романтическія розы.
Онъ п?лъ т? дальнія страны,
Гд? долго въ лоно тишины
Лились его живыя слезы…
Онъ п?лъ поблеклый жизми цв?тъ,
Безъ малаго въ восьмнадцать л?тъ.
Подобно Жуковскому, онъ былъ неисправимымъ оптимистомъ, который не допускалъ возможности роптать на "Провид?ніе" – все разумно и все необходимо, что происходитъ. Думая о смерти, онъ не отворачивался отъ нея – онъ восклицалъ:
"…правъ судьбы законъ!-
Паду ли я стр?лой пронзенный,
Иль мимо пролетитъ она -
Все благо: бд?нія и сна
Приходитъ часъ опред?ленный:
Благословенъ и день забогъ,
Благословенъ и тьмы приходъ!
"Дружба" Он?гина и Ленскаго.
Ленскій сошелся съ Он?гинымъ, хоть они были совс?мъ непохожи другъ на друга: "волна и камень, ледъ и пламень",- вотъ, какъ ихъ характеризуетъ поэтъ. Но они сд?лались друзьями "отъ д?лать нечего" – оттого, что только они одни были "культурными людьми" въ этой "деревенской глуши",- они понимали другъ друга и не скучали вм?ст?. Он?гинъ не в?рилъ ни одному слову Ленскаго, но его трогала наивная чистота юноши, и онъ щадилъ его в?ру, иногда удерживая себя отъ излишняго "скептицизма".
Ленскій ввелъ друга въ семью Лариныхъ: онъ съ д?тства былъ влюбленъ въ ихъ младшую дочь Ольгу; ее онъ восп?валъ въ своихъ прочувствованныхъ стихахъ и ее хот?лъ показать Он?гину.
Ларины.
Ларины были простые, добродушные русскіе люди, которые жили тихой, растительной жизнью.
"Они хранили въ жизни мирной
Привычки мирной старины;
У нихъ на масляниц? жирной
Водились русскіе блины,
Два раза въ годъ они гов?ли,
Любили круглыя качели,
Подблюдны п?сни, хороводъ.
Имъ квасъ, какъ воздухъ, былъ потребенъ…
Разсказъ о жизни Лариныхъ, праздникъ именинъ въ ихъ дом?, деревенскій балъ въ этомъ тихомъ "дворянскомъ гн?зд?", типы пом?щиковъ-сос?дей, отъ?здъ Лариныхъ изъ деревни въ Москву – все это прекрасныя, живыя картины русской д?йствительности, написанныя Пушкинымъ въ добродушно-юмористическомъ тон?.
Ларинъ.
Когда Он?гинъ знакомится съ ними, старика Ларина уже въ живыхъ не было: онъ "былъ простой и добрый баринъ", и краткая эпитафія на его памятник? прекрасно рисуетъ всю его жизнь, тихую, безпорывную:
"Смиренный гр?шникъ, Дмитрій Ларинъ,
Господній рабъ и бригадиръ
Подъ камнемъ симъ вкушаетъ миръ.
Поздн?е Гоголь въ "Старосв?тскихъ пом?щикахъ" напишетъ сходную идиллію изъ жизни захолустныхъ дворянъ, но, въ художественномъ отношеніи, н?сколько строчекъ эпитафіи, брошенныхъ вскользь Пушкинымъ, гораздо выше ц?лой пов?сти Гоголя, въ которой есть и каррикатурность, и тенденціозность.
Ларина.
Сама Ларина тоже простая женщина, когда-то бредившая романическими героями; выйдя противъ воли замужъ, она сперва потосковала, но потомъ свыклась съ новой жизнью и узнала тихое и в?рное счастье.
"Привычка свыше намъ дана -
Зам?на счастію она-
Ольга.
У Лариной дв? дочери. Одна – Ольга, простая, недалекая д?вушка, живая и немного сентяментальная. Только фантазія Ленскаго могла идеализировать эту д?вушку, въ сущности, мало-оригинальную и мало-интересную. Пушкинъ говоритъ о ней-
"…любой романъ
Возьмите,- и найдете, в?рно,
Ея портретъ: онъ очень милъ,
Я прежде самъ его любилъ,
Ео надо?лъ онъ мн? безм?рно!…
Татьяна.
Гораздо интересн?е была старшая сестра Татьяна,- полная противоположность Ольг? и во вн?шности, и въ характер?. Она ребенкомъ еще жила въ родной семь? одиноко,- "казалась д?вочкой чужой", д?тскихъ игръ не любила и молча могла просиживать ц?лые дни y окна, погруженнаи въ мечты. Но, неподвижная и, повидимому, холодная, она жила сильной внутренней жизнью,- "страшные разсказы няни" сд?лали ее фантазеркой, ребенкомъ "не отъ міра сего".