— Покажись, подлец! — пророкотал он. — Или ты такой трус, что можешь нападать только на беззащитных женщин?
   На площадке выше этажом появилась темная фигура.
   — Уходите, Хобхаус.
   — Негодяй! Проклятый негодяй с черной душой. Вот кто ты такой! Ну что — спустишься вниз, чтобы сразиться со мной, или мне самому подняться?
   Рейвенхерст не шевельнулся.
   — Ни то, ни другое меня особенно не прельщает, — холодно произнес он.
   — И ты называешь себя героем? — с издевкой спросил Хобхаус. — Я вижу перед собой лишь презренного сукина…
   — Не выводи меня из себя, парень, — прорычал Рейвенхерст. — Я пытаюсь смотреть сквозь пальцы на твои слова, но…
   — Я уйду только после того, как получу сатисфакцию, и ни секундой раньше, подонок.
   Лицо виконта потемнело, черты угрожающе заострились. Он стал медленно спускаться, при каждом шаге резко припечатывая ступню к не застеленным ковром ступеням.
   — А что, если я откажусь драться с тобой?
   В отвращении скривив губы, Хобхаус встретился взглядом с Рейвенхерстом.
   — О, ты будешь драться со мной, собака, я уж позабочусь об этом. — Его голос упал. — Не знаю, что ты сделал с ней, но у нее нет никого, кто бы мог защитить ее. Ни отца, ни матери. Никого, кроме меня. — Рейвенхерст уже стоял перед ним с горящими как угли глазами. — Так что, я думаю, ты сам напросился на этот визит. — При этих словах Хобхаус развернулся, нацелив железный кулак на челюсть виконта.
   Как это ни странно, Рейвенхерст не стал уклоняться от удара, хотя и ожидал его, и кулак Хобхауса обрушился на него со страшной силой. Виконт пошатнулся, сквозь зубы пробормотал проклятие и приложил руку к разбитому рту.
   — Похоже, ваше желание исполнится. — Отрывисто кивнув Пилу, Рейвенхерст повернулся и зашагал по холлу в заднюю часть дома, на ходу стаскивая куртку бутылочно-зеленого цвета.
   В мрачном молчании вышли они в обнесенный стеной сад. Быстрыми, точными движениями Хобхаус стянул с себя черную куртку и стал закатывать рукава чистой белой рубашки.
   Рейвенхерст ждал с холодным, непроницаемым лицом.
   Потом мужчины начали кружить на месте.
   Хобхаус первым нанес удар, попавший в плечо Дейна. Несмотря на невысокий рост, он был крепким и подвижным и хорошо рассчитал удар. Рейвенхерст не знал, что его противник тренируется у ведущего боксера своего времени, самого Джентльмена Джексона.
   Виконт был сильнее и выше, но Хобхаус был хорошо тренированным ветераном. Короче говоря, они были подходящими противниками. Как вскоре стало ясно, вполне подходящими, поскольку удар следовал за ударом, и каждый был отбит. Скоро над бровью Дейна появилась кровь, а Хобхаус с трудом смотрел заплывшими, покрасневшими глазами.
   Но ни один из них не хотел уступать. Небо над ними из бледно-лилового сделалось фиолетовым, а потом бирюзовым. Летучая мышь прорезала полумрак крыльями, пронзительно запищав.
   — Как бы мне хотелось убить тебя; — пробормотал Хобхаус, нанося короткий боковой удар правой прямо в левую скулу виконта.
   Его противник отпрянул, закашлявшись, и выплюнул сгусток крови.
   — Вы, я чувствую, ученый человек, Хобхаус. Занимались у Белчера, а?
   — У самого Джентльмена Джексона, — проговорил его противник звенящим от гордости голосом.
   — Это вам не поможет — ведь я на двадцать лет моложе и на сорок фунтов тяжелее. Сдавайся, парень!
   — Иди к дьяволу! — в бешенстве ответил Хобхаус.
   Рейвенхерст с сумрачным лицом послал тяжелый короткий удар левой в солнечное сплетение противника, и Хобхаус замычал, пошатнувшись под силой этого удара. Потом закачался, пытаясь тем не менее смотреть уцелевшим глазом.
   Небо у них над головами сделалось темно-синим, а потом черным, но двое все продолжали кружить и сходиться, почти ничего уже не видя, нанося удары вслепую. Пил с беспокойством смотрел, как удар пришелся Рейвенхерсту под дых и тот опустился на землю, — Вы выставляете себя на посмешище, милорд, — натянуто произнес он. — Это не делает вам чести.
   Не обращая внимания на эти слова, виконт, пошатываясь, поднялся на ноги.
   И тогда кулак Хобхауса обрушился на его висок, заставив застонать от боли; из глаз Дейна посыпались искры. Он покачнулся, и земля бешено закружилась у него под ногами; из носа тонкой струйкой текла кровь. Мимо него с пронзительным криком пронеслась летучая мышь — или крик раздавался у него в голове?
   «Куда подевался этот болван?» — смутно соображал Рейвенхерст, силясь разглядеть что-то в темноте.
   Но теперь это уже не имело значения, потому что земля неслась ему навстречу.

Глава 23

   Хобхаус издал долгий, шумный вздох облегчения. Слегка покачиваясь, он посмотрел вниз на неподвижное тело виконта, распростертое перед ним на холодной земле. Только после этого мажордом «Ангела» повернулся и собрался уходить.
   — О, не беспокойтесь, он совсем не умер, — сказал он Пилу, суетившемуся поблизости. — Это тем более обидно, что никогда человек так не заслуживал смерти, как он. Но я не хочу, чтобы меня называли убийцей даже такого человека. Передайте это Рейвенхерсту, — холодно произнес избитый слуга, поднося покрытый синяками кулак к лицу камердинера. — И скажите, что я советую ему держаться подальше от «Ангела» и от мисс Лейтон в особенности. — Голос Хобхауса выровнялся. — Или в следующий раз я убью его.
   Гордо выпрямившись, усталый боец натянул черный жакет поверх рваной грязной рубашки. Из раны на виске у него густо сочилась кровь, а правый глаз распух и почти закрылся, но он и виду не показывал. У черного хода усадьбы он остановился, медленно повернувшись.
   — Поразмысли над этим, то же самое предупреждение касается и тебя, Пил. Не думай, что я не заметил, как вы с Летти Глоссоп прячетесь по углам, почуяв весну.
   Камердинер немедленно напустил на себя важный вид, и это стало подтверждением слов Хобхауса.
   Возвращение мажордома «Ангела» вызвало переполох. С распухшим заплывшим глазом он, пошатываясь, вошел в дверь кухни, едва держась на ногах. Скоро, однако, он был окружен ласковой заботой Летти и двух хихикающих кухонных прислужниц, в то время как Эдуард набивал драгоценными кусочками льда промасленный холщовый мешочек для холодных примочек.
   Пальцы Тэсс дрожали, когда она обмывала пораненный висок Хобхауса.
   — Это послужит тебе хорошим уроком, если неделю не будешь видеть, — отрывисто произнесла она в тревоге. — Никогда бы не подумала, что ты способен на такое, Хобхаус! Ты взрослый человек, а ведешь себя как надутый, скверный школяр. Ты выглядишь ужасно!
   Хобхаус несколько минут смотрел на кухонную плиту отсутствующим, холодным взглядом.
   — А-а, вам надо было посмотреть, как я разделался с ним. Уложил на месте чертова подонка.
   Тэсс вдруг стала принюхиваться.
   — Только не говори мне, что ты пил, Хобхаус!
   — Трезв как стеклышко, мисс.
   — Тогда что на тебя нашло?
   — Это вас не касается, — последовал невыразительный ответ. Тэсс вдруг оцепенела; ее руки, лежащие на распухшем лбу Хобхауса, напряглись.
   — Кто это был?
   — Не думаю, что мне хочется вам это сообщать.
   — Это… это не был… — Ее голос упал.
   — Я говорил, мисс, что не собираюсь называть его имени. По губам Тэсс зазмеилась медленная, коварная улыбка.
   — А тебе и не надо, — прошептала она.
   Хобхаус зашевелился, глядя на нее с выражением оскорбленной невинности.
   — Не имею ни малейшего представления, о чем вы толкуете, мисс Тэсс. — Его губы изогнулись в ответной улыбке, а черты избитого лица осветились от злорадного удовольствия. — Могу сказать вам только вот что: один негодяй не будет больше беспокоить здесь людей.
   В эту самую минуту лорд Рейвенхерст сидел, нахмурившись, на кухне своего дома, а его камердинер, плотно сжав губы, прижимал к разбитому виску своего хозяина кусок сырой говядины. — Ох! Черт побери, приятель, смотри, куда пихаешь эту!
   — Прошу прощения у вашего сиятельства, — последовал натянутый ответ.
   Глаза Рейвенхерста заблестели. Пил называл его «ваше сиятельство», только когда он впадал в немилость.
   — Как бы то ни было, кто надоумил тебя делать это?
   — Один мой лондонский знакомый.
   — Его хозяин часто дерется, так?
   — Мой друг сам себе хозяин. Он держит пивную около «Друри-Лейн», и его клиенты часто бывают буйными.
   — Ну так вот, его чертово лечение бесполезно, можешь передать это ему от меня.
   — Полагаю, этой ране мало что поможет, — сухо заметил Пил, — за исключением, пожалуй, времени.
   — Тогда зачем ты трешь этим проклятым куском мяса мою голову?
   — Надо же что-то делать, милорд. Теперь, пожалуйста, перестаньте дергаться, как чумовой пес.
   — Я когда-нибудь говорил тебе, что ты как заноза в… заду, Пил?
   — Полагаю, неоднократно, ваше сиятельство!
   — Не будь педантом, приятель.
   — Да, ваше сиятельство.
   Рейвенхерст слегка вздрогнул, хотя пальцы Пила дотрагивались до его лба с большой осторожностью.
   — По сути дела, если б ты не был таким чертовски компетентным слугой, я бы завтра же избавился от тебя.
   — Спасибо, ваше сиятельство. — Голос камердинера стал ледяным.
   — Это был не комплимент, Пил.
   — В таком случае беру назад свою благодарность.
   Рейвенхерст продолжал что-то бубнить вполголоса, когда его ворчание было прервано приглушенным стуком, донесшимся с дальнего конца кухни. Через секунду, застенчиво улыбаясь, появился лейтенант Тафт со шляпой в руке.
   — Простите, что вторгаюсь к вам, ваше сиятельство, но я стучал несколько раз и никто… — Он оторопел, заметив безобразные синяки и ссадины на щеках и челюсти Рейвенхерста. — Вы поймали одного из них, да? — с жаром спросил он. — Он был на болоте?
   — Нет, черт возьми, я не ловил контрабандистов, лейтенант.
   — Но…
   Пробормотав проклятие, Рейвенхерст оттолкнул кусок мяса, который Пил все еще пытался приладить у него на лбу. — Ну, что стряслось, лейтенант? — быстро поинтересовался он.
   — Сэр? — Молодой офицер растерянно нахмурился.
   — Какое срочное дело привело вас сюда?
   Вздрогнув, лейтенант Тафт засунул руку в карман и вытащил слегка помятый конверт из веленевой бумаги с большой и очень официальной на вид восковой печатью.
   — Вот это только что пришло для вас из морского министерства, если судить по виду.
   Слегка поморщившись, Рейвенхерст поднялся.
   — Надеюсь, на этот раз вы правы, лейтенант, — сказал он, разрывая конверт.
   Дейн не спеша вытащил толстый лист веленевой бумаги и начал читать; лицо его постепенно темнело.
   — Собери мне сумку, Пил, только самое необходимое, чтобы хватило на… — Он посмотрел, хмурясь, из кухонного окна на отдаленную часть сада. — Думаю, на пять дней. — Все еще погруженный в свои мысли, Дейн повернулся и зашагал прочь.
   — Но, сэр…
   Виконт не ответил, направляясь к двери. Его пальцы безжалостно смяли лист в тугой шар.
   Хотя ночной отдых почти не успокоил лихорадочные мысли Тэсс, он чудесно повлиял на ее гибкое, здоровое тело. Пальцы больше не болели, и ее силы, как оказалось, были полностью восстановлены.
   Настало время идти.
   Отраженное в зеркале лицо Тэсс было белым как бумага, глаза зияли, как темные провалы. Непослушными пальцами вытащила она черный плащ, маску и высокие сапоги из запертого сундука, спрятанного под кроватью.
   — Не ходите, мисс. — С непроницаемым выражением на лице Хобхаус пристально смотрел на нее из дверного проема. — На улице ненастно, многие даже не выйдут в такую ночь, как эта.
   Тэсс в молчании стала натягивать начищенные до блеска сапоги. В это время она почувствовала, как какой-то холодный предмет ударил ее по пальцам. Это был медальон ее матери, единственное украшение, которое удалось спасти от отца. Магические свойства амулета защищали ее неоднократно — Тэсс это чувствовала.
   Ее пальцы немного помедлили, потом легко прикоснулись к выгравированному на металле лицу.
   — Я должна, Хобхаус. Если я не появлюсь, если Лис не появится, тогда моя власть над этими людьми будет навсегда утеряна.
   Нахмурившись, она подняла тяжелую цепочку и засунула медальон обратно под рубашку.
   С глухим стуком серебряное украшение вновь упало на пол.
   Тэсс вздрогнула, почувствовав, как по спине у нее ползет холодок. Она не верит в предзнаменования и приметы!
   Тэсс наклонилась, чтобы подобрать упавший медальон. Подняв взгляд, она увидела в зеркале встревоженное лицо Хобхауса.
   — Не ходите, — настойчиво повторил он, — не сегодня. Тэсс упрямо сжала губы.
   Снаружи ветер налетал на крышу, гремя створками окна и пронзительно завывая.
   Насмехаясь над ее попытками быть храброй.
   Насмехаясь над ее словами о том, что не бывает таких вещей, как предзнаменования.
   С потемневшими глазами Тэсс решительно подняла густую копну золотисто-каштановых волос и засунула холодный медальон под рубашку.
   — Вернусь до рассвета, Хобхаус. Скажи Летти, чтобы ждала меня у галереи.
   После чего, резко взмахнув длинным черным плащом, она ушла.
   Он заметил это только через несколько минут, бешеная вспышка молнии помогла ему. В неземном, фосфоресцирующем свете молнии Хобхаус увидел что-то блестящее в углу кровати. Нахмурившись, он наклонился, чтобы разглядеть получше.
   Медальон Тэсс! Должно быть, цепочка снова расстегнулась, когда она надевала плащ.
   Он побежал к галерее, хрипло выкрикивая ее имя.
   Но Хобхаус опоздал. Далеко внизу он услышал стук закрываемой двери.
   Амулет в его пальцах потяжелел, распространяя вокруг себя холод. Холод, проникающий прямо в сердце.
   — Да поможет вам Бог, мисс Тэсс, — прошептал он в сторону темной тихой галереи.
   Тысячу раз на пути между Мермейд-стрит и бухтой Тэсс порывалась вернуться. И каждый раз она заставляла себя шагать вперед. В конце концов, на нее рассчитывали люди. Семьи, которые надо было кормить.
   «Где-то рядом скрывается предатель, состоящий в заговоре с врагами Англии, — насмехался неумолимый голос. — Переправляющий золото войскам Бони».
   Нет, она не должна думать об этом, это не: может быть правдой.
   Как будто в унисон ее настроению бушевала гроза, дождь лил как из ведра. Ночь была безлунной, и не было ни ориентира, ни поддержки — только порывистый ветер с Ла-Манша.
   Над головой Тэсс вспыхнул гигантский зигзаг молнии, осветив меловые скалы к западу фантастическим серебряным сиянием. Она еще раз обдумала свои действия. Грузом люгера сегодня ночью будет китайский чай и французский коньяк. Длинновесельные гребные галеры должны были встретить судно в открытом море и принять на борт условленное количество бочонков и ящиков. Только на эту ночь Тэсс пересмотрела свои обычные планы.
   Этой ночью для приема груза были посланы две группы — одна к дамбе Димчерч, а другая — далеко на запад, к узкой полоске гальки под меловыми скалами.
   Тэсс соблюдала большую осторожность, отдавая распоряжения: каждая группа считала, что другая ожидает приема контрабанды на отдалении от побережья.
   Только два человека в каждой группе заранее знали место встречи. И один из них может оказаться предателем, который сообщит Хоукинзу, где их ожидать.
   «Что, если предатель уже выдал все секреты?» — вопрошал ее невозмутимый голос. Может быть, люди Хоукинза уже ждут ее?
   Если так, она скоро узнает об этом. Риск был страшный, но ей необходимо выяснить, кому можно доверять.
   Нахмурившись, Тэсс натянула маску с усами и зашагала под проливным дождем. Она привязала лошадь у Петт-Левелла. Остальную часть пути следовало преодолеть пешком. Одна тонкая фигурка будет не слишком хорошей мишенью для банды находящихся в засаде офицеров.
   Именно в этот момент ветер подхватил полы плаща, и они обвились вокруг ее ног, отчего Тэсс едва не упала. Она побледнела, но упрямо вздернула подбородок. Она не повернет назад — ни сегодня, ни в другую ночь! Она покажет ему! Она покажет им всем!
   Да, скоро все они узнают, что понадобилось чуть больше нескольких капель дождя, чтобы остановить Ромнийского Лиса.
   Они ждали ее как раз у лабиринта каналов, на краю Левелла.
   Хоукинз и с ним сорок человек — мушкеты и пистолеты наготове.
   Действительно, кто-то предал ее, поняла Тэсс, но кто? Сквернослов Ранзли? Или Джон Дигби? Оба знали о месте высадки здесь, у подножия скал. Но где дополнительные часовые, которых она приказала выставить? Почему они не предупредили группу заранее?
   Из предосторожности Тэсс, разумеется, перенесла фактическое место встречи в сторону, чтобы люгер оказался за пределами видимости как раз в случае засады. Ее люди, те несколько человек, которых захватят, стало быть, не будут иметь при себе груза, а в Англии едва ли считается преступлением хождение ночью по берегу.
   Но Тэсс не учла жестокости Хоукинза.
   — Стреляйте на поражение, солдаты! — ревел он. — Чем больше убьете, тем лучше.
   Времени на размышление не осталось, поскольку отряд береговой охраны ринулся вперед и ночь взорвалась криками и проклятиями. По берегу метались темные тени. Кое-кто бросился к узким ступенькам, змейкой уходящим к вершине скалы, другие пробирались на запад, к проходу в меловых холмах.
   — Остановите их, черт побери! — Хоукинз тяжело зашагал по берегу, щелкая затвором карабина. — Оттесните негодяя обратно к воде!
   Две дерущиеся тени промелькнули мимо Тэсс. В неразличимом сплетении рук и ног они повалились на песок почти у ее ног, так близко, что ей пришлось подскочить, чтобы не упасть самой.
   Это быстрое движение погубило ее.
   — Ей-богу, вот он! — С этими словами Хоукинз стал опускать дуло. — Сдавайся, негодяй, и я, возможно, позволю тебе дожить до утра!
   На берег стали спускаться другие драгуны, которых Хоукинз приветствовал победными криками. Скоро она будет окружена, поняла Тэсс. Повернувшись, она выбрала единственный возможный путь для побега. — темные, бурлящие воды Ла-Манша.
   — Огонь, черт вас возьми!
   Около ее уха просвистела мушкетная пуля, потом другая. Делая резкие зигзаги, Тэсс побежала к кромке берега, где море пенилось серо-стальными завитками волн.
   Что-то раскаленное распороло плечо Тэсс, заставив ее сильно прикусить губу, чтобы не закричать. Она шатаясь побрела к воде.
   — Хватайте его! — закричал кто-то у нее за спиной. — Пятьсот фунтов за голову чертова Лиса!
   Песок у нее под ногами стал другим на ощупь — твердым и плотным. Отсюда она почти различала пену, в отдалении разбрасываемую бурунами.
   Тэсс уже приготовилась броситься в воду, когда заметила ялик, почти скрытый за скалой в нескольких ярдах от нее. Затаив дыхание, она различила длинные весла и разбросанные на корме бочонки.
   Даже видя все это, Тэсс понимала, что лодка не поможет ей спастись. Не сейчас, когда Хоукинз всего в каких-нибудь нескольких ярдах от нее. Нет, ей надо нырнуть поглубже и плыть под водой, сколько позволит дыхание.
   И молиться, чтобы он никого не отправил за ней.
   Наконец Тэсс дотащилась до кромки воды, с трудом переводя дыхание, а потом бросилась в грохочущий прибой. Когда она погрузилась в воду, вокруг нее сомкнулась леденящая темнота, она вздрогнула всем телом и оцепенела. Нескольких мгновений было достаточно, чтобы приучить мышцы к новому состоянию, заставить руки и ноги глубоко загребать воду с бешеной силой, порожденной отчаянием.
   Над головой Тэсс различила контуры качающегося на воде ялика, услышала приглушенный свист мушкетных пуль, падающих в воду. Почти свободна, сказала она себе.
   И тогда темнота вокруг нее с оглушительным грохотом взорвалась миллионом ярких солнц, кипящим хаосом волн и пламени. Она была выброшена из воды какой-то бешеной силой; воздух рвался у нее из легких.
   Мгновение спустя мрак сгустился опять, яростно навалившись на нее, ревом отдаваясь в ушах, нахлынув на болевшие глаза, проникая в вены.
   «Вот так я умру», — смутно подумалось ей.
   Эта была последняя отчетливая мысль Тэсс Лейтон.

Часть вторая

   Завидев сине-красных гвардейцев короля,
   Будь начеку при встрече — ни слова, оля-ля!
   Хоть назовут милашкой, потреплют по щекам.
   Не выдавай, куда Никто спешит по вечерам!
   Двадцать пять лошадок
   Пронеслись во мраке -
   Коньячок для пастора,
   Табачок служаке.
   Коль лишнего не спросишь, тебе не станут лгать.
   Джентльмены проскакали — ты спи себе опять!
Редьярд Киплинг

Глава 24

   Один за другим замолкли рассерженные человеческие голоса. Одна за другой темные фигуры тяжело удалялись по песку. Берег моря опустел, снова предоставленный существам, знающим его лучше других.
   Две пустельги спустились из гнезда на меловых утесах, пронеслись над волнами, едва касаясь воды, и поплыли на юг. Козодой начал выводить первые, пробные ноты своей странной песенки.
   Ветер был пронизывающим, а небо мрачным, но для обитателей побережья это не имело значения. Погода не была для них враждебной, как и темнота.
   Только человек был их врагом.
   Занятая выкапыванием ямки ящерица остановилась на мгновение, настороженно подняв голову. Выбросив наружу длинный язык, она подергивалась, принюхиваясь к резкому ветру.
   В море, где-то за бурунами, со слабым, приглушенным всплеском на поверхность всплыл темный предмет. Безгласный и неподвижный, он качался на сильных волнах, едва различимый в полночном мире моря и облаков.
   Через несколько мгновений ящерица вернулась к своей работе. Это ее не касалось.
   Темный предмет медленно поплыл на юг, к середине Ла-Манша, где его вскоре поглотила необузданная ярость шторма.
   Что-то не так!
   Он убеждался в этом с каждым новым вздохом. Он чувствовал это в упруго натянутых парусах над головой и резком скрипе дерева под ногами.
   Уперев в палубу ноги, нахмурив брови, бородатый капитан «Либерте» вглядывался в северном направлении, где гряда бегущих хмурых облаков окутывала меловые утесы Англии.
   — Mamm de Zoue[4], — пробормотал он вполголоса, наслаждаясь твердым, агрессивным звучанием бретонских слов. Этой ночью их резкость вполне соответствовала его настроению.
   Проворно, с грацией человека, с детства знакомого с бортовой и килевой качкой на море, суровый капитан пересек палубу и начал подниматься по снастям грот-мачты. Понимая, что его раздражает не косой дождь и даже не сильный ветер.
   Там, в темноте, было нечто, чего он не видел, а только ощущал.
   Зазубренные зигзаги молнии прорезали небо на севере, и на мгновение он увидел призрачные серебристые изгибы английских утесов. Но ничего больше — ни намека на ялики или галеры контрабандистов. Никаких признаков таможенных катеров.
   Гигантская волна обрушилась на «Либерте» сбоку, мачта опасно накренилась. Вцепившись в натянутый канат, Андре ле Бри обхватил мачту мощными ногами, дожидаясь встречного крена, потом начал карабкаться выше.
   Дождь хлестал его по лицу, но он упрямо продвигался, укорачивая расстояние между собой и реей брам-стеньги.
   Удар молнии пришелся на воду рядом с ним. Услышав шипение пара и звук бурлящей воды, он возблагодарил Бога за то, что молния не ударила на десять футов ближе.
   Наконец Андре ухватился холодными пальцами за снасти самой высокой реи и напрягся, чтобы подтянуться на скользкую от дождя перекладину.
   — Держись против ветра, Падриг! — прокричал он, перекрывая вой ветра, думая, что его бывалый первый помощник, возможно, уже сделал это. Секунду спустя он услышал протестующее хлопанье парусов и скрип дерева, когда нос брига стал разворачиваться против ветра.
   К этому времени они уже миновали середину Ла-Манша, находясь в виду призрачных очертаний английских берегов. Капитан прищурил глаза, всматриваясь в темноту. Он пожалел, что не догадался захватить с собой подзорную трубу.
   Однако суровый Падриг, находясь посередине корабля, оказался сообразительнее. Когда следующий зигзаг молнии прорезал ночь, первый помощник был наготове, разглядывая кипящие впереди волны с трубой в руке.
   — Duze![5] — прокричал он. — Там, по левому борту.
   В то же мгновение Андре различил темный, качающийся на волнах предмет в окружении плавающих обломков дерева и еще чего-то. «Остатки бочонков из-под бренди? — недоумевал он. — Если так, то почему они здесь, так далеко от берега?»
   — Силы небесные, — прошептал корсар внезапно пересохшими губами.
   В следующую секунду он, цепляясь за канаты, уже бесстрашно летел к палубе, раскачивавшейся в восьмидесяти футах под ним.
   Еще до того как его ноги коснулись досок, с высоты снастей прогремел его голос:
   — Держись подветренной стороны, Падриг. Приготовься спустить шлюпку!
   Сначала она услышала рев ветра, потом на нее навалилась беспокойная, мятущаяся темнота. Постепенно Тэсс начала отдавать себе отчет, что ее несет в открытое море. Но окончательно она очнулась от стука собственных зубов и от того, что ее швыряло вверх-вниз, с волны на волну.
   «Я ничего не вижу», — подумала она, чувствуя, как к ней подступает ужас, как ее терзает мрак. Молотя руками, Тэсс пыталась удержаться на плаву в бурлящей воде. В отчаянии она ухватилась за проплывавший мимо обломок. Внезапно она припомнила треск раскалывающегося дерева, ослепительный взрыв, выбросивший ее из воды.
   Но где она теперь? Вокруг не было ни огонька, только бесконечная, угрюмая стена мрака. На нее обрушилась волна; захлебываясь, Тэсс отчаянно выгребла к поверхности. Сквозь вой ветра ей послышался крик. Или же ей это только показалось?