Скай Кристина. Черная роза

Кристина Скай
Черная роза

   Героическим Кристоферу и Кристиану в знак благодарности за то, что вдохновляли и подбадривали автора, и, разумеется, за то, что первыми узнали о тайне Тэсс.

   Песенка контрабандиста
   Проснувшись темной ночью от цокота копыт,
   К окну спешить не надо — пусть дом твой крепко спит.
   Коль лишнего не спросишь, тебе не станут лгать.
   Джентльмены проскакали — ты спи себе опять!

Редьярд Киплинг

Пролог

   Кружева для дам, письма для шпиона.

Редьярд Киплинг

   Лондон, Англия Апрель 1810 года
   На резном ночном столике красного дерева потрескивали свечи, мерцающий свет которых отражался в хрустальном графине и стаканах. На постели, возле которой стоял столик, метались по белоснежным простыням неясные тени: там двигались два тела, переплетенные в страстном объятии.
   «Господи, как она прекрасна!» — думал мужчина, не сводя глаз с роскошных груди и бедер, распростертых перед ним во всем своем чувственном великолепии.
   С расчетливой неторопливостью он провел рукой по пышным грудям с напряженными сосками, слегка улыбнувшись при виде того, как женщина под ним содрогнулась и выгнула спину дугой. «Да, Даниэла настолько близка к совершенству, насколько это вообще возможно для женщины», — решил про себя Дейн Сен-Пьер, четвертый виконт Рейвенхерст, скользнув пальцами к ложбинке внизу живота своей любовницы.
   Прищурив глаза цвета лазурного неба, он медленно прикоснулся к треугольнику светлых волос меж бедер.
   Неожиданно на загорелом лице лорда Рейвенхерста появилось ожесточенное выражение. Он пытался отогнать от себя воспоминания о другой паре рук, сверкающих глазах и чарующем смехе.
   «Забудь о ней, и к черту все!» Она была лживой интриганкой, ангелом с сердцем блудницы. Никто не знал этого лучше его. Можно считать, что ему повезло, раз он вовремя выяснил о ней правду!
   Пробормотав сквозь зубы грубое проклятие, Рейвенхерст притянул к себе пышную соседку по постели, а потом перекатился на спину. Вглядываясь в ее лицо, он прижал к себе вожделеющее тело и убедился в том, что она истекает соком и жаждет принять его восставший любовный жезл.
   Происходящее, как всегда, совершенно не затрагивало его душу.
   — О да, Дейн! Пожалуйста! Сейчас — возьми меня скорей! — Зеленые глаза любовницы закрылись, и она нетерпеливо прижалась к его бедрам. Над ее бровями были отчетливо заметны крошечные бисеринки пота.
   С непроницаемым лицом Рейвенхерст начал сосредоточенно исполнять ее просьбу. «В конце концов, — мрачно размышлял он, — нельзя разочаровывать даму. В особенности такую красивую и соблазнительную, как Даниэла».
   — С огромным удовольствием, дорогая моя!
   Он пытался приноровить свои мощные, направленные вверх толчки к необузданным движениям ее извивающегося тела. Находящаяся сверху любовница прерывисто задышала, время от времени судорожно всхлипывая.
   На виске Рейвенхерста забилась жилка, огонь желания опалил его. С хриплым стоном он просунул руку между их напряженными телами. Даниэла запрокинула голову, не пытаясь сдержать крик от неистового удовольствия, которое доставляли ей его прикосновения. Когда, минутой позже, она повалилась к нему на грудь, виконт быстро повернулся на бок, чтобы найти облегчение и для себя.
   Так он на мгновение забылся, радуясь закипевшему в нем неистовому пламени, вспыхнувшему и тут же погасшему в темноте и первозданной тишине.
   И Рейвенхерст, как всегда, ощутил, что забвение было неполным.
   Еще до того, как выровнялось его дыхание, он отодвинулся от лежащей почти неподвижно Даниэлы и прислонился спиной к прохладному изголовью кровати, глядя перед собой потемневшими непроницаемыми глазами.
   Мерцали свечи. В соседней комнате тихо пробили часы. Дейн наблюдал, как на стене пляшущие тени принимают причудливые очертания.
   Грозные облака. Мчащиеся волны.
   Быстрые шхуны с черными парусами.
   И вот он уже уносится на волнах памяти. Его руки конвульсивно сжались, когда он услышал над собой грохот рушащихся мачт, Над головой свистели перелетавшие через левый борт десятифунтовые снаряды, от охваченных огнем палуб поднимался дым. С ужасной гримасой на лице Рейвенхерст пытался сохранить равновесие, чувствуя, как его пронизывает боль, когда на палубу упали двести фунтов дымящегося каната и пригвоздили к упавшей мачте его руки.
   Он с трудом разжал покоившиеся на хрустящих простынях пальцы, побелевшие от напряжения. В очередной раз он вернулся в своих воспоминаниях к этой неистовой борьбе, когда пытался освободиться от смертоносного каната, прежде чем тот увлечет его за борт.
   Снова и снова наносил он по канату удары ножом, скользящим в его собственной крови. Дойдя до половины сложенного кольцами горящего каната, лезвие сломалось. И в тот же миг на нос шхуны налетел свирепый порыв ветра, наполнив поникшие паруса и швырнув его, почти бесчувственного, через палубу на перила левого борта.
   Виконт резко выпрямился с дикими проклятиями на устах. На его лбу и широкой, покрытой волосами груди выступила испарина. На него накатили запах, вкус и ощущения морской битвы.
   Трафальгар. Копенгаген. Ла-Корунья. Все окончилось, но это не перестанет преследовать его никогда. Пытаешься забыть, но забыть невозможно.
   За его спиной хмурилась пресытившаяся страстью женщина с сонными глазами. «Снова тревожные грезы», — с горечью думала Даниэла. Par Dieu^[1], она не хотела терять своего красивого виконта! Он был неистовым, страстным любовником, и его ночные кошмары только разжигали темное пламя его страсти.
   Да, он доставлял ей такое удовольствие, какое ни один мужчина не доставлял женщине. Кому, как не Даниэле, было знать об этом — с ее-то обширным опытом в такого рода делах.
   И тем не менее даже в разгар неистового, безрассудного соития он был далеко от нее, его мысли были в другом месте, в то время как сильное тело находило для себя облегчение. Даниэла была слишком опытной женщиной, чтобы не распознать этого.
   Она нахмурила красивые брови. Разве не говорил ей Мортон только на прошлой неделе, что она — само совершенство? Да, и что умереть в ее объятиях — то же, что заново родиться в раю?
   Не только деньги привязывали Даниэлу к этому мужчине, хотя она старалась, чтобы Рейвенхерст ничего не узнал. В противном случае их полюбовному соглашению придет конец, поскольку виконт дал ясно понять, что в их отношениях не должно быть места эмоциональной привязанности.
   Даниэла облизала подкрашенные губы. Она поклялась себе, что завладеет им. Если не она, то никакая другая женщина не сможет этого. Она принялась с затаенной улыбкой поглаживать напряженную спину Дейна, а потом массировать твердые мускулы его шеи. В конце концов, он был героем. Возможно, у всех героев бывают свои ночные кошмары. Однако Даниэла не стала задерживаться на этой мысли. Она была слишком практична, чтобы долго предаваться праздным размышлениям.
   — Какой же ты неистовый любовник, мой голодный леопард, — прошептала она. — Когда ты заполняешь меня своей плотью, я начинаю задыхаться и как будто прощаюсь с жизнью. Такой необузданный герой, — хрипло прошептала она, — такой твердый, как скала. Боже, но мне, кажется, мало тебя! — «Ему это должно понравиться», — подумала Даниэла. Мужчины всегда любят, когда их восхваляют в таких вещах. И это дает преимущество женщинам вроде нее — ведь жены слишком глупы и даже не подозревают о таких тонкостях.
   Мужчина рядом с ней напрягся, лицо его скривилось в гримасе. Ловко перекатившись на бок, он выскользнул из постели, нахмурившись при виде одежды, разбросанной в беспорядке на пути от двери к кровати. Не обращая внимания на свою наготу, он направился к ночному столику и налил себе стакан коньяка.
   Потом долго не мигая всматривался в янтарную жидкость.
   — Я уже говорил тебе раньше, Даниэла, что я не герой, — резко произнес он. — Нельсон был героем. Коллингвуд, на свой лад, тоже был героем, а я не более чем…
   Ему не удалось договорить — раздался резкий стук, и двумя пролетами ниже распахнулась дверь. В тихом ночном воздухе послышались взволнованные голоса. Дверь с шумом захлопнулась. Еще какие-то слова, произнесенные возбужденным голосом.
   Что-то было в этом голосе…
   Рейвенхерст напрягся и накинул на длинное жилистое тело шелковый халат. С каменным лицом он распахнул дверь настежь.
   — Ой, ваше сиятельство, я не хотела… — Темные глаза горничной метнулись к его широкой груди, видневшейся под халатом, она поспешно отвела взгляд, зардевшись от стыда.
   — Ну, из-за чего вся эта суматоха? — нетерпеливо поинтересовался Рейвенхерст. Его новый титул давил на него тяжким грузом, и он еще не привык к обращению «ваше сиятельство». — Что, наконец-то вторглись французы? — насмешливо спросил он.
   — Нет, ваше сиятельство, — нервно объяснила девушка. — Там, внизу, один джентльмен хочет вас видеть. И в дверь-то колотил, и себя толком не назвал, хота я и допрашивала его. Говорил, что я должна сказать вашему сиятельству… — девушка нахмурилась, пытаясь воспроизвести послание дословно, — пришло время спустить флаг и приготовиться к бою. По крайности так я запомнила.
   Сердито нахмурив черные брови, Дейн рывком затянул пояс халата на гибкой талии.
   — Неужели мерзавец так и сказал? Это мы еще посмотрим, черт побери!
   Рейвенхерст решительно вышел в холл и спустился по лестнице, перескакивая через три ступени. Лицо его напоминало непроницаемую маску, когда он распахнул дверь маленькой гостиной в удаленной части дома, который он снимал для своей любовницы.
   У окна со стаканом коньяка в руках сидел высокий мужчина, изысканно одетый в малиновый сюртук и жилет из серебристой парчи. Его пронизывающие бирюзовые глаза сощурились от смеха при виде ворвавшегося в дверь Дейна.
   — А-а, Рейвенхерст, наконец-то вы здесь, — произнес с нарочитой медлительностью непрошеный гость, опуская стакан на столик рядом с собой. — Я в отчаянии, что вынужден заставить вас спустить флаг в такое время, — пробормотал он, улыбаясь плутовской улыбкой, в которой, впрочем, не чувствовалось раскаяния.
   «Но этот титул, — подумал граф Морланд, — как странно он звучит! „Капитан Сен-Пьер“ несравненно лучше подходит к суровому облику моего друга».
   — Тони! Какого дьявола… — Рейвенхерст презрительно фыркнул, подмечая беспечную непринужденность друга.
   Энтони Лангфорд, лорд Морланд, поджал губы и неодобрительно покачал головой:
   — Знаешь, еще не все закончено. Ты вызвал такой невероятный переполох в правительстве, друг мой. Похоже, в морском министерстве начинают уставать от того, что их агентам приходится так напрягаться. Поэтому Старик почтил меня визитом, дабы заручиться моей поддержкой. — Морланд слегка улыбнулся. — Я пытался сопротивляться, но ты же знаешь, каким упрямым он может быть. Вот так я и оказался в роли посредника, передающего полномочия агенту, предполагая — боюсь, что ошибочно, судя по твоему гневному взгляду, — что ты не выкинешь старого друга на улицу. — Он вопросительно приподнял светлую бровь. — Ведь это так?
   Дейн с трудом подавил гнев, изучая мужчину, непринужденно развалившегося в его самом удобном кресле и наслаждавшегося его лучшим коньяком. Они повстречались во время кошмарного отступления в Ла-Корунье, куда Рейвенхерст прибыл с транспортной флотилией для встречи отступающей армии. Прошло лишь несколько месяцев с тех пор, как Дейн последний раз видел своего невозмутимого друга. Но ему казалось, что прошла вечность. До этого момента виконт не догадывался, как ему не хватает насмешливого ума Морланда.
   Рейвенхерст показал глазами на трость:
   — Что это значит?
   На секунду лицо Морланда потемнело, а потом его глаза зажглись привычной усмешкой.
   — О, чрезвычайно обидно, что это не рана, заработанная на службе королю и отечеству. Глупейший несчастный случай с новоиспеченным охотником и ничего больше. Я был опечален, услышав о твоих потерях, — добавил Морланд, стараясь как можно скорее покончить с обременявшим его поручением.
   Спина виконта напряглась. Сердце сжалось от гнетущей боли. Многие говорили, что со временем все пройдет. Тогда почему ему все еще кажется, что это было вчера?
   — Знаешь, я потерял родного брата в прошлом году, — тихо произнес Морланд, — это, конечно, не одно и то же, но…
   Синие глаза Рейвенхерста посуровели, изучая лицо друга. Впервые он заметил следы страдания, которые Морланд пытался скрыть. Дейн скривился, не позволяя симпатии повлиять на его суждение. Друг или нет, Морланд прибыл из морского министерства, и в этом не может быть ничего хорошего.
   Беспечно пожав плечами, он повернулся и направился к шкафчику, стоящему у дальнего окна. Налив себе изрядное количество коньяку, он пошел через комнату раскачивающейся стремительной походкой, позволявшей ему твердо стоять на юте в любую погоду. С невеселой улыбкой он опустился в кресло напротив друга и поднял стакан.
   — Поскольку ты уже угостился моим лучшим коньяком, не стану предлагать тебе еще. Вместо этого у меня есть тост: за длительный мир, и пусть он поскорей наступит!
   Морланд поднял свой стакан в знак одобрения. Они выпили в молчании, погруженные в собственные мысли. Это были мрачные мысли, отягощенные воспоминаниями о погибших друзьях и увиденных ужасах, которые невозможно забыть. Прошло немало времени, прежде чем Морланд поднял глаза и взглянул Рейвенхерсту в лицо.
   — Если можно так выразиться, я сегодня пришел поговорить с тобой о мире, Рейвенхерст. Твои раны, должно быть, уже почти зажили, мой друг. Вино и женщины — это, конечно, прекрасно, но приходит время, когда нужно возвращаться к делам настоящей жизни.
   Дейн взглянул в свой черед на гостя, и на его худощавом загорелом лице ничего не отразилось. Итак, это было, видимо, вступление.
   — Похоже, ты не собираешься облегчить мне задачу? — сухо осведомился Морланд.
   На скулах Дейна заиграли желваки. Он взглянул на графа поверх стакана. Нет, Боже упаси, он не собирался этого делать!
   — Очень хорошо, поскольку все идет к тому, что я могу стать четвертым посланцем, вышвырнутым на улицу, перейду к делу. Старик выискал что-то чрезвычайно важное, способное изменить исход этой гнусной войны.
   — Ни слова больше, Тони, — прорычал Рейвенхерст, — я не хочу выставлять и тебя тоже!
   Морланд просто проигнорировал его.
   — Ты знаком с местностью около Рай и Уинчелси, так ведь? Насколько я помню, ты провел там некоторое время, прежде чем присоединиться к флоту Нельсона.
   Лицо Рейвенхерста исказилось гримасой боли, и он продолжал не мигая смотреть на друга.
   — А что, если и так? Какое дело до этого морскому министерству? — Он одним движением опрокинул в себя остатки коньяка и пошел налить себе еще. — Если только Старик не поклялся очистить побережье Ла-Манша от контрабандистов. — Слова его были немного неразборчивы, а пальцы слегка дрожали, когда он держал хрустальный графин.
   «Интересно, — подумал Морланд, сощурившись. — Очень интересно».
   — Есть, разумеется, контрабандисты, работающие на всем побережье. Чертов промысел — неотъемлемая часть данной местности. Однако морское министерство на этот раз охотится за рыбкой покрупнее и поважнее контрабандистов. Старик обнаружил, что кто-то в этом районе поставляет Наполеону золото и военные секреты. Похоже, что Лис — наш человек.
   Дейн нахмурился, изучая коньяк в своем стакане. Каждый, разумеется, слыхал о Ромнийском Лисе. Женщины шептали его имя как молитву, а в кабаках от Дувра до Брайтона пили за здоровье негодяя. Может быть, даже и здесь, в Лондоне, цинично подумал Дейн. И тем не менее скандально известный контрабандист был столь же призрачным, как и жуткие огни, которые, говорят, пляшут над болотом Ромни в безлунные ночи.
   — Продолжай, — с отсутствующим выражением на лице предложил Рейвенхерст. Его лицо оставалось непроницаемым.
   — Он пользуется разрушенным поместьем вблизи Уинчелси, на побережье Суссекса. — Морланд как бы невзначай понизил голос. — Возможно, ты знаешь это место?
   — Сомневаюсь, я пробыл там недолго. Что должно быть, безусловно, известно морскому министерству, — едко добавил Дейн.
   Морланд проигнорировал раздражение в голосе друга.
   — Величественные развалины поместья на холмах к юго-западу от Рая, выходящие по всей длине на побережье и на болото с восточной стороны, принадлежат семейству Лейтон на протяжении многих поколений, как я понимаю, вместе с очень красивой старой гостиницей в самом Рае. Если не ошибаюсь, поместье называется Фарли.
   Фарли. Феодальное поместье в печальной стадии упадка, граничащее с обвалившимися средневековыми руинами: широкие парапеты и шаткие, покосившиеся ступени. С высоты этих стен можно видеть все — от Фарли до Дандженеса. Заброшенное место, посещаемое лишь печальными призраками и скорбным ветром.
   «О да, я знаю это место», — с горечью подумал Дейн. Идеальное место для встречи контрабандистов. Идеальное место для спуска на воду быстроходного катера с грузом золотых гиней для Наполеона.
   И каждое переданное слово, каждая пущенная в дело гинея означали гибель еще одного английского солдата.
   Однако точеное лицо Рейвенхерета не выдавало этих мыслей.
   — Думаю, это название мне незнакомо, — хладнокровно солгал он, покачивая стакан с коньяком. — Ты говоришь, Фарли?
   — Так называется это место. Не вызывает никакого сомнения, что военные секреты уходят оттуда. Морское министерство преднамеренно выдало некоторые сведения для проверки, и информация попала в Париж через два дня. — Морланд помолчал, в задумчивости постукивая по трости указательным пальцем. — Морское министерство, разумеется, послало агента для расследования. В сущности, их было несколько. Два месяца спустя труп последнего из них прибило к берегу бухты Фарли — с перерезанным горлом.
   Морланд наблюдал, как пальцы Дейна сжимаются на красивом хрустальном стакане. Итак, Старик оказался прав и насчет Фарли тоже. Боже правый, есть ли что-нибудь, чего не знает чертов старый служака?
   — Все это, конечно, прискорбно, но не понимаю, какое отношение это имеет ко мне, — проворчал Рейвенхерст.
   Морланд не спешил с ответом. Он понимал, что следует быть предельно осторожным.
   — Надвигаются важные события, Рейвенхерст. К сожалению, я не имею права сказать тебе, что именно, но поверь, когда ты узнаешь обо всем, может оказаться, что в этом ключ разгадки к успеху Веллингтона на полуострове. — Затем он понизил голос, подчеркивая значимость следующей фразы: — Предатель должен быть найден до того, как начнется новая операция. Найден и ликвидирован любой ценой. Поскольку ты знаком с этой местностью, Старик считает тебя самым подходящим кандидатом для этого задания.
   — К дьяволу логику! — огрызнулся Дейн, направляясь широкими шагами к каминной полке и с размаху ставя на нее стакан. — Ей-богу, он не просит многого, да? Я пять лет не был дома, старина, и еще шесть лет до этого провел на военной службе! Я потерял отца, брата и мать. Я вернулся домой, чтобы узнать, что моей, — его голос ожесточился, — невесты нет в живых. — Расправив плечи, он уставился на лужицы расплескавшегося по каминной полке коньяка, напоминающие кровь. Когда Дейн поднял взгляд, его лицо напоминало маску смерти.
   Морланд сидел неподвижно, в мучениях друга от видел отражение собственных ночных кошмаров.
   — Я потерял вкус к борьбе, — вымолвил наконец Рейвенхерст. — Нет, я больше не играю в солдатские игры. Море — чертовски холодная и злопамятная возлюбленная, Тони. Поэтому оставляю себе живых женщин и доброе вино, чтобы не думать ни о чем серьезном — только об удовольствиях предстоящей ночи!
   Морланд переплел пальцы, изучая хмурое лицо друга. Прищурив проницательные голубые глаза, он окинул взглядом покрытые шрамами запястья Дейна и серебрящиеся на висках пряди. Тони, разумеется, знал, что Рейвенхерст не любит обсуждать свою роль в разгроме флагмана Вильнева при Трафальгаре. Он также знал, что капитан категорически отказался от благодарности за храбрость в той битве.
   Морланд был очень встревожен тем, что друг не соглашается обсуждать события, последовавшие за сражением при Ла-Корунье, когда он пробирался домой по вражеской территории после того, как его вышвырнуло за борт взрывной волной. О да! По возвращении он представил рапорт в морское министерство, в котором не было ни намека на истинное положение вещей — лишь сведения по топографии и перемещению войск. Между тем Морланда интересовало совсем другое — человеческие страдания и слезы этих долгих месяцев. То, что невозможно забыть.
   На каждом из них остались шрамы этой кровавой войны, с горечью подумал Морланд.
   И она еще не окончена.
   Рейвенхерст резко обернулся.
   — Черт возьми, Тони, я не хочу ввязываться в это! Я позволил тебе говорить, потому что ты мой друг, но, ради Бога, никогда больше не заводи этот разговор! — Дейн пробормотал витиеватое ругательство.
   Морланд вздохнул.
   — Я отлично понимаю тебя, мой друг. Может быть, даже лучше, чем ты себе представляешь. — Граф медленно распрямил длинное тело и поднялся, стараясь скрыть разочарование. Это задание Старика могло излечить Дейна. Он повесничал в Лондоне уже почти полгода после возвращения в город, и этот легкомысленный образ жизни прибавил ему морщин около рта и на лбу.
   Но в конце концов, Морланд мог лишь только просить. Окончательное решение оставалось за Рейвенхерстом.
   Морланд отвернулся, делая вид, что очень занят своей тростью, упавшей на пол. Когда он наконец выпрямился, его лицо было совершенно бесстрастным.
   — Значит, такие вот дела. Я должен был сделать последнюю попытку ради Старика. — «И ради твоего блага», — подумал Тони. — Продолжай в том же духе и наслаждайся, мой друг. Ты заслужил это, Бог тому свидетель. И передавай мой привет своей воинствующей тетушке, когда снова увидишь ее. Я все еще не забыл, как она разгромила меня в «фараон». — Он махнул Дейну рукой, когда тот пошел вслед за ним к двери. — Не надо провожать меня. У тебя другие дела, о которых надо позаботиться как можно скорее если не ошибаюсь.
   Морланд взял перчатки и накинул пальто. Не говоря больше ни слова, он повернулся и неловко вышел на улицу.
   Дейн долго стоял, прислушиваясь к эху нетвердых шагов друга. Хромота была незначительной, но угадывалась безошибочно, когда Морланд зашагал по тротуару.
   Выругавшись с досады, виконт вернулся в маленькую гостиную и допил коньяк, потом уселся за стол и опустил голову в ладони. Сжав лоб, он хмуро уставился вниз, на остывшую, пустую каминную решетку.
   Итак, Лис использовал большие старые развалины в Фарли в качестве базы… Дейн сощурил темно-синие глаза. Трудно поверить в это. Слухи о безрассудной храбрости этого человека и его щедрости к местным жителям достигли легендарных размеров даже здесь, в Лондоне. Да, Лиса будет трудно загнать в нору.
   Ему надоело переправлять чай и коньяк, теперь он предпочитает играть в смертельные игры — продавать секреты и золото наполеоновской армии.
   Чертов негодяй! Холодная ярость затопила сердце Дейна. Каждое переданное шепотом слово, каждая обмененная гинея означали пролитую английскую кровь. Неужели мерзавец не понимает этого? Или ему на все наплевать?
   А что же она! Рейвенхерст был в недоумении. Если Фарли был базой Лиса, она не могла оставаться в стороне.
   — Тэсс… — Произнесенное шепотом слово гулко прозвучало в прохладном воздухе.
   Наконец-то он выговорил это имя. Оно помогло ему очиститься, беспристрастно посмотреть на вещи — позволило припомнить холод и отчужденность их последней встречи.
   Лицо Рейвенхерста потемнело, глаза сверкали на нем как лазурные льдинки. Неужели она теперь женщина Лиса? Неужели они смеются над ним в постели, радуясь собственной ловкости?
   И сколько еще мужчин уже разделили с ней ложе?
   Солнышко. В его растревоженных мыслях эхом, как молчаливый вопль, пронеслось ее имя. С отчаянным проклятием Рейвенхерст яростно опустил кулак на столешницу.
   Неожиданно у двери послышался шелест шелка, комната наполнилась ароматом роз.
   — Вот вы где, милорд, — с упреком промурлыкала роскошная Даниэла, — возвращайтесь в постель, пока не простудились. — Ее зеленые глаза искрились, пухлые губы сложились в понимающую улыбку. — Ну же, сердце мое, я найду самый необычный способ согреть тебя.
   Дейн слегка улыбнулся, увидев сквозь прозрачную сорочку ясно проступающие изгибы пышного тела.
   — Соблазнительная мысль, дорогая моя, мне уже стало теплее.
   — О-о, но я, разумеется, собираюсь разогреть тебя гораздо больше к тому моменту, как мы закончим.
   Но когда виконт вновь оказался рядом с Даниэлой на смятых простынях, обхватив ладонями ее полные груди, припав к ее алчному рту, слушая ее несдержанные стоны, он не ощутил в душе ничего, кроме ужасающего, цепенящего холода.
   Он был мертв — далекий и отстраненный от своего удовольствия.
   Функционировало только его тело. Он как бы со стороны наблюдал за двумя незнакомыми людьми, удовлетворяющими свою безрассудную, болезненную похоть. Вместо лица своей любовницы он видел пару других глаз — серо-зеленых и неистовых. Властных. Обожающих.
   Роскошное тело Даниэлы трепетало в его объятиях, а Дейн ощущал только холодную отчужденность. Минуту спустя он откинул назад голову, оторвавшись от нежного рта любовницы, и застонал. На улице послышался грохот проезжающего экипажа. Потрескивая, медленно догорали свечи.