— Не надо, Андре, — прошептала она.
   — Почему нет? — пророкотал он. — Ты привязана к англичанину? Он все еще волнует твою кровь?
   И снова этот человек видел лучше ее, проникая сквозь стены, с таким старанием воздвигнутые ею вокруг сердца.
   «Прав ли он? — исступленно думала Тэсс. — Неужели воспоминания о Дейне все еще держат меня в плену?»
   — Я освобожу тебя от этих теней, малышка. Позволь мне доставить тебе неописуемое наслаждение. Дай мне любить тебя сейчас.
   Побледнев, Тэсс ощупывала стену. Колени ее обмякли, затуманенные, встревоженные глаза силились пробить окружавшую ее темноту.
   Она почему-то знала, что это правда, что этот мужчина доставит ей утонченное удовольствие, что их соединение будет неистовым волшебством, как он и обещал. Чувствуя, как в жилах ее закипает кровь, Тэсс проклинала рок, требующий, чтобы она отказала ему.
   Но она должна отказать, ибо наслаждение сделает ее бесконечно уязвимой, а Тэсс поклялась себе, что никогда больше не будет такой. Все эти мысли промелькнули в ее голове за одно мгновение, и ответ пришел так же быстро.
   — Не могу, Андре, не просите у меня того, что я не в силах дать!
   Его босые ноги прошлепали по полу.
   — Я возьму тебя! — прорычал он. — И когда все кончится, ты станешь думать только обо мне!
   — Нет, Андре, — прошептала Тэсс, напуганная холодной жестокостью, прозвучавшей в его голосе, — все не так просто.
   — Так, — прохрипел он, — или по-другому, что бы ни произошло. — Он придвинулся ближе. Тэсс ощущала слабое, мерцающее тепло его тела. — Снова и снова, пока ты не откроешься мне и не признаешься в том, что я тебе нужен. — Не могу. Вы, что не понимаете?
   — Я понимаю все, что мне нужно понять, и я устал ждать. — Он был уже совсем близко и мог прикоснуться к ней.
   — Вы… вы не первый! — дико выкрикнула Тэсс, отчаявшись остановить его, понимая, что самообладание покидает ее.
   Андре ответил невнятным ругательством.
   — Но я буду последним! Ты не видишь меня, но ощущаешь, правда? Мой влажный язык, мои грубые руки, мой жар на твоем животе. Господи, как же я хочу тебя! И какое удовольствие я получу, заставив тебя возжелать меня!
   — Не делайте этого, Андре, не заставляйте меня чувствовать так сильно. Это… это погубит меня!
   — Если ты не будешь чувствовать, это погубит меня, англичанка. Я хочу — мне нужно чувствовать всю тебя, все, что я раньше мог только воображать. — Его пальцы вызывали волны огня в руках Тэсс. Его гладкий язык начал прожигать огненную дорожку вниз по ее груди к торчащим бутонам, жаждущим его прикосновения. — Ощутить тебя здесь, где твоя кожа трепещет под моими губами. И здесь, где бьется твое сердце, совсем как мое. — С глухим стоном Андре дотянулся до вздымающихся выпуклостей, дав волю урагану чувственности, опаляющему все на своем пути.
   Наконец он оторвал от нее губы.
   — Дьявол, какое наслаждение доставляет мне созерцание тебя! Особенно здесь…
   Неожиданно он прикоснулся упругой бородой к шелковистому животу Тэсс. Мышцы ее сами собой напряглись, бедра поднялись, чтобы принять его, и его горящему взору предстало родимое пятнышко на внутренней стороне ее бедра.
   Андре ответил невнятным стоном, полным вожделения и первобытного, мужского триумфа, ибо он легко мог распознать мгновение капитуляции.
   — Пресвятая Дева! — Его дыхание сделалось напряженным. — Откройся, малышка, — хрипло проговорил он, и его мужское естество наполнилось кровью при виде этого крошечного черного полукруга и темно-каштанового треугольника над ним.
   Но он прибережет это на потом, жестко сказал он себе. Сейчас он постарается для нее, чтобы выковать основу их будущего.
   — Откройся мне, англичанка, — настойчиво требовал он. — Сейчас.
   Тэсс смутно осознавала его темные намерения. Немногие остатки благоразумия заставили ее вздрогнуть и попытаться высвободиться. Однако твердые, мозолистые пальцы только сильнее вцепились в мягкую плоть бедер, удерживая ее.
   — Нет, вот так, моя дикая красавица. В первый раз только так — ради тебя и твоего удовольствия. И еще потому, что хочу увидеть тебя, хочу вкусить от тебя, чайка, когда ты задрожишь подо мной в экстазе. — Андре говорил, и его большие пальцы медленно ползли вверх. Их огрубелые подушечки кружили, зажигая угольки немыслимого удовольствия всюду, где бы они ни прикасались к горячей коже Тэсс. Он пробил брешь в тайном средоточии ее желания.
   — Произнеси мое имя, — хрипло пробормотал он. Его пальцы были безжалостно-нежными, безжалостно-опытными. — Скажи мне, о ком ты думаешь сейчас.
   Тэсс пошевелила сухими губами, но не произнесла ни слова. Голова ее откинулась назад, пламя волос рассыпалось у нее по плечам и захлестнуло его обнаженную грудь.
   И тогда из горла Тэсс вырвался прерывистый стон.
   — О вас, да поможет мне Бог! О вас, Андре!
   Это был тот ответ, которого он ждал. В следующее мгновение Андре потерся жесткой бородой о ее матовые бедра, и Тэсс почувствовала прикосновение его бархатистого языка. Он овладевал ею с неистовой нежностью, медленно уча ее, добиваясь своего, приближая ее к захватывающей дух развязке.
   Содрогаясь, Тэсс покачнулась и упала бы, не поддержи он ее за бедра сильной рукой и не прижми к себе, в то время как его губы не прекращали упоительного мучения.
   Боль и наслаждение.
   Невыразимая, всепоглощающая сладость!
   Горячий восторг от прикосновения языка и зубов.
   Тэсс поняла, что у нее действительно есть сердце, хоть и болевшее от мучительных воспоминаний.
   И он может завладеть им.

Глава 30

   Медленно, ослабев от шока наслаждений, Тэсс соскользнула вниз по стене и повалилась на широкую грудь Андре, смутно ощущая у живота твердый рельеф его мужской плоти.
   — Это лучше, чем я мог представить, — невнятно пробормотал он. — Потрясающе!
   — Думаю, это должны были быть мои слова, — слабым голосом произнесла Тэсс; губы ее были настолько же сухими, насколько влажными другие, скрытые части ее тела.
   — Тогда скажи их, черт возьми, — пробормотал Андре, притягивая ее, слабую и безвольную, себе на грудь.
   — Все, что вы сказали, и даже больше, — прошептала Тэсс, чувствуя, как горят ее щеки при воспоминании о своем бесстыдном отклике. — Чудесно. О-о, Андре… — она не в силах была сдержать сонную улыбку, — невообразимо прекрасно!
   Он провел пальцем по ее щеке.
   — Не совсем прекрасно, моя маленькая дикарка, но скоро будет, — пробормотал капитан «Либерте», зашевелившись в тщетной попытке забыть о жестокой неутоленной муке в собственном паху.
   Понимая, что даже теперь их время истекает.
   Тэсс положила голову ему на плечо и прижалась к нему. Он хмуро улыбнулся, чувствуя, как ее мягкие груди касаются его голой груди. «Матерь Божья, вот это мучение», — думал Андре, чувствуя напряжение там, где ее шелковистые бедра задевали его напряженную плоть.
   В молчании прижал он Тэсс к груди и понес к постели, а потом устроился рядом с ней, подложив им под головы подушки.
   С задумчивым выражением лица капитан намотал на палец теплую прядь золотисто-каштановых волос. «Но почему? — спрашивал он себя. — Почему только с ней эта лихорадка, это отчаянное вожделение?» Были, конечно, и другие женщины. Господи, женщин было без счета! И все же ни одна из них не лишала его разума при одном только взгляде, при одном слабом прикосновении медового языка.
   И ни одна из них ничего для него не значила, неожиданно подумал он, поняв, что происходившее между ним и Тэсс — это нечто новое и свежее, ни разу не случавшееся в его жизни до этого момента.
   Капитан нахмурился. Она была молода, невинна и уязвима — он это видел сейчас, когда сон снял напряжение с ее хрупких плеч и погасил тоску в глазах. Так молода. Так полна жизни. А он…
   Иногда он чувствовал себя так, словно ему сто лет. На лице француза появилась горькая улыбка. Глядя на ее волосы, вспыхивающие крошечными огоньками в красновато-коричневой глубине, Андре должен был признать, что она слишком молода для него — такого грубого и обветренного, несущего на себе проклятие войны и кровь убитых людей. Нет, ему придется отправить ее обратно, и очень скоро. Здесь ей слишком опасно оставаться.
   Слишком опасно для них обоих.
   Но он не будет думать об этом сейчас. Сегодня он будет плыть по течению, мечтать и, возможно, забывать.
   Сейчас он будет обнимать и утешать ее, когда наступят ночные кошмары, освещая ее темноту, любя ее, когда она проснется, доставляя ей захватывающее дух наслаждение, пока на ее губах не задрожит его имя.
   Да, он не отпустит ее, пока не совершит этого. И он будет защищать ее всегда, поклялся себе Андре. Но кто, мрачно размышлял он, мучимый собственным темным прошлым, кто защитит ее от него самого?
   Корабль трещал и поскрипывал, волны монотонно бились о его корпус, когда Андре услышал шаги вниз по трапу. В дверь сильно постучали.
   Пробормотав грубое ругательство, он повернулся, чтобы прикрыть Тэсс обрывками пеньюара, и в этот момент дверь распахнулась.
   — Что это за безумие? — пролаял первый помощник «Либерте» с порога, расширенными глазами глядя на два сплетенных на кровати тела. — Предполагается, что ты отдыхаешь, дурень! Или ты задался целью потерять столько крови, чтобы помереть?
   Гневно бормоча что-то вполголоса, огромный бретонец прошагал через каюту и опустил на стол тяжело нагруженный поднос. В каждом его движении чувствовалось осуждение; теперь он старался не смотреть на почти голую парочку.
   Заморгав, Тэсс села в кровати, прижимая к груди обрывки разорванного шелка. К ней вернулась память; ее щеки запылали. Что она наделала?! Что с ней сделал этот незнакомец?
   Неожиданно до нее донесся дразнящий запах яиц, масла и сыра, вызвав спазм в желудке. Тэсс вспомнила, что не ела много часов.
   Находившийся поблизости Падриг грохнул об стол серебро и стаканы, ругаясь по-бретонски, потом перешел на французский.
   — Она уморит тебя до смерти, друг мой, предупреждаю тебя! Она и твоя опасная одержимость. Твоя рана снова кровоточит, открывшись из-за весьма приятных усилий — я в этом не сомневаюсь. Но в следующий раз я не стану суетиться и приносить новые бинты, предупреждаю тебя! Можешь лежать в крови! — Тревога придала голосу гиганта безапелляционность.
   Тэсс сжалась от смущения. Твердая мускулистая рука обняла ее за напряженные плечи, и она почувствовала, как Андре сотрясается от едва сдерживаемого смеха.
   Сжав губы, она натянула разорванную сорочку до шеи и прикрыла одной рукой грудь, в то же время тщетно пытаясь, привести спутанные волосы в порядок. Отказавшись от этой попытки, она отвела руку Андре. За ее спиной раздался приглушенный смешок капитана, удобно оперевшегося на локоть.
   — Не беспокойся понапрасну. Ты выглядишь именно так, как и должна.
   — И как именно я должна выглядеть? — прошипела Тэсс.
   — Как женщина, которой только что доставили удовольствие — и сделали это с чувством, страстно и убедительно, сердце мое. Ты не согласен, Падриг?
   Первый помощник фыркнул, пробормотав что-то по-бретонски, на что Андре ответил сочным, гортанным смехом.
   Щеки Тэсс снова запылали. Они смеются над ней — грубые животные! После всего, что она сделала, чтобы помочь этому проклятому контрабандисту во время его болезни! Сжав руки, она тщетно молотила воздух, горя желанием ощутить под кулаками тело француза.
   — Перестань, чайка, откуда стыд в столь естественном деле? — протестовал Андре, пытаясь увернуться от ее кулаков.
   На другом конце каюты рассмеялся Падриг.
   — Видишь, друг мой? — бранился первый помощник. — Говорил я тебе, что она может быть опасна, эта штучка. Берегись!
   — А ты помнишь мой ответ, а, Падриг?
   — Припоминаю, ты хвастал, что задашь ей хорошенькую взбучку.
   Глаза Тэсс запылали от ярости.
   — О-о, неужели это правда?
   — Правда, но думаю, для капитана это будет трудновато. А теперь ешьте, вы оба. Скоро мы войдем в залив.
   Тэсс вопросительно подняла брови.
   — Морбиан — маленькое море, — объяснил Андре. — Залив, заключенный между двумя полуостровами, с сотней островков в его водах — один прекраснее другого. Очаровательное место, обласканное теплыми ветрами и ароматом цветов, в любое время года омываемое умеренными течениями. Да, тебе там очень понравится, малышка.
   Тэсс почувствовала, как Падриг вложил ей в руки тарелку, и ее снова атаковали аппетитные запахи. Она глубоко втянула носом воздух, вдыхая пряные ароматы шабота и масла.
   — Пахнет изумительно, Падриг.
   — Да, ле Фюр — приличный повар, пока не просишь ничего, кроме омлетов, — сухо произнес первый помощник. — Но на этот раз, думаю, он превзошел самого себя. Вот жареный карп и артишоки. Рыбное жаркое, густое от рыбы и картофеля и приправленное щавелем.
   — Как, без вина? — выпалила Тэсс. — Оно определенно подошло бы к сценарию этого маленького обольщения.
   Падриг только засмеялся.
   — Вам вряд ли понравится местное вино, поскольку для того, чтобы пить его, нужны четыре мужчины и стена. — Он в молчании ожидал ее следующего вопроса.
   Тэсс сжала губы, не желая вновь становиться объектом их шуток.
   — Не стесняйся и спроси его, положи конец мучениям бедного парня, — пробормотал Андре.
   — Прекрасно! Зачем четверо мужчин?
   — Один мужчина разливает вино, другой — пьет, двое — держат второго, а когда он падает, его поддерживает стена.
   Тэсс расхохоталась.
   — Оно настолько плохое?
   — Да, и даже хуже. Сидр, однако, очень хорош, но вы уже это знаете. Очень хороша также земляника из Плуга стеля и… устрицы. Их мы взяли с судна через день после отплытия из Белона.
   — Устрицы, Падриг? — прорычал капитан за спиной Тэсс.
   — Разумеется, друг мой. — Первый помощник был сама невинность. — Ты ведь любишь их, не так ли? Тебе определенно понадобится сила, когда…
   — Хватит! — пролаял Андре.
   Тэсс нахмурилась, ничего не поняв из их перепалки.
   — Но зачем…
   — Не важно, — коротко произнес Андре. — Объясню тебе потом.
   Когда дверь закрылась, в коридоре все еще отдавался эхом гулкий смех Падрига.
   Тэсс сосредоточилась на поглощении лежащего у нее на тарелке душистого омлета — кусочек за кусочком, — разгневанная тем, что снова стала объектом их насмешек. В конце концов она была уже не в силах сдержать любопытство.
   — Что это значит? — спросила она. — Насчет того, что тебе понадобится сила?
   — Он имел в виду устриц, киска моя. Ты все еще не понимаешь, да? — Андре провел пальцем по ее щеке. — Думаю, мне доставит удовольствие увидеть, как ты краснеешь, сердце мое. Устрицы — это средство, стимулирующее потенцию в любовной игре.
   Тэсс подавилась омлетом, почувствовав, как зарделись ее щеки, как он и предсказывал.
   — Вы… вы отвратительны, вы оба! Вы… — С ее уст слетели достаточно обидные слова.
   — Что до меня, то я ненасытен, — пророкотал капитан, — и мне не нужны устрицы, чтобы хотеть тебя. — Как бы для того, чтобы доказать ей свои слова, он прижал ее спиной к груди, и она почувствовала, как его твердый жезл жжет ей бедро.
   — Вы наглый, вот что! — вскипела Тэсс, тяжело и часто дыша, все еще разгневанная их насмешками, а также и тем, как этот чужак окутывал ее своей таинственной магией, проникая сквозь все преграды. — Инфантильный! — выпалила она.
   — О нет, не то. Не то, это очевидно.
   Неприкрытое мужское ликование в его голосе лишь подогрело гнев Тэсс.
   — Вы как два мальчугана, хихикающих над подслушанными где-то дурными словами.
   — Ах, любимая моя, как пылают твои щеки, когда ты сердишься! А твои глаза полыхают зеленым пламенем! — Из его горла вырвалось наполовину рычание, наполовину стон. — Я хочу тебя, чайка. Сейчас. Чтобы ты задыхалась и теряла рассудок, обволакивая меня своей сладостью и впустив меня в свое лоно.
   Его невнятные слова высекли искры. Тысяча огоньков пробежали по спине Тэсс при этом эротическом образе, но она отчаянно противилась ему.
   — Никогда! То, что, случилось раньше, больше не повторится, слышите?
   — В самом деле? — Голос Андре был обманчиво мягким. — Ты находишь мое тело отталкивающим?
   — Не совсем так, полагаю, вы в достаточной степени сносны. — Ей каким-то образом удалось придать голосу небрежную вежливость.
   — Тогда, возможно, ты находишь сам акт неприятным?
   — Напротив. Это…
   — Тогда, боюсь, я не понимаю тебя. — В его голосе сквозило легкое любопытство.
   — Этого не должно больше быть, — вскипела Тэсс, натягивая обрывки атласа на грудь. Хотя сама не понимала, зачем ей теперь прикрываться.
   После всего, что он видел. Боже, после того, как он дотрагивался до нее! Воцарилась тишина. Единственными звуками были прерывистое дыхание Тэсс и шуршание пеньюара, который она комкала беспокойными пальцами.
   — У тебя красивые груди, сердце мое. Ты знаешь об этом?
   Сердце Тэсс болезненно сжалось: он не собирался сдаваться.
   — Это не относится к делу, капитан, — натянуто произнесла она.
   — У тебя восхитительные соски — как розовые бутоны, жаждущие поцелуя. Я в отчаянии, что должен возразить тебе, моя красавица, но они находятся как раз там, где им надлежит быть.
   — Это вам, конечно, хорошо известно, поскольку приходилось раздевать многих женщин.
   — «Ну конечно, — спокойно проговорил капитан, не упустив резкую нотку ревности в ее голосе. Этот звук согрел его, делая очень счастливым. Опасно счастливым.
   «Будь осторожен, мой друг», — напомнил он себе, но быстро забыл о предупреждении.
   — О-о, вы… вы… — Тэсс сердито потянула за полу разорванного пеньюара.
   Андре хищно улыбнулся, решив, что пора вызволять ее из беды.
   — А теперь, сердце мое, дай мне посмотреть на твои лодыжки.
   — Вы, должно быть, сумасшедший! И не подумаю!
   — Дорогая, — мягко произнес француз, — я хочу подлечить твои раны. — Его голос совсем охрип от желания. — Точно так же, как ты лечила мою рану все долгие дни, пока я лежал в бреду. За это я никогда не смогу тебе отплатить сполна.
   Его хрипловатый голос заставил гнев Тэсс растаять, как снег от полуденного солнца. Она лишь слегка фыркнула, когда он поднялся с постели и отбросил с ее ног разорванную изумрудную ткань. Комнату наполнил насыщенный аромат.
   — Камфара с мятой, — объяснил Андре, осторожно втирая мазь в болезненные рубцы, оставленные веревкой контрабандистов. — Немного пощиплет, но жжение скоро пройдет, я обещаю. Один раз я уже делал это, пока ты спала — с раной на плече. Ты не помнишь?
   Его пальцы двигались взад-вперед, успокаивая, баюкая, завораживая. Тэсс лишь качала головой, не в силах произнести ни слова, как бы окутанная теплой, чувственной оболочкой.
   В безопасности!
   Тэсс почувствовала, как Андре обвязывает лодыжку мягкой тканью.
   — Андре? — сонно пробормотала она.
   — Да? — Капитан прилег рядом, просунув руку ей под плечи.
   — Вы — само совершенство, — сонно призналась Тэсс. — Все у вас на месте. Знаете, я… я тоже вас чувствую.
   Он засмеялся:
   — О-о, чайка, ты почувствуешь даже больше, обещаю тебе! Каждый мой горячий, твердый дюйм. — Андре отпустил ругательство, ибо Падриг оказался прав и из-под толстой полотняной повязки на бедре снова начала сочиться кровь.
   Но Тэсс не ответила, она уже умчалась в яркий мир облаков, солнца и морской пены. Ей снился яркий мир, омываемый цветом и звуками, в котором даже на солнце не было тени.
   Наспех написанная записка без подписи была доставлена в «Ангел» через четыре дня после исчезновения Тэсс. Хобхаус не видел доставившего ее человека, обнаружив ее случайно в ворохе счетов и квитанций, лежавших в беспорядке на конторке в кабинете Тэсс.
   Кто бы ни оставил ее, он хорошо знал «Ангел», поскольку выбрал место, куда вряд ли заглянет незнакомец. Он знал также, что понедельник — это день уплаты мяснику и что Хобхаус непременно наткнется на послание в груде бумаг.
   Хобхаус медленно развернул дрожащими пальцами сложенный вдвое листок.
   «Она в безопасности, — прочитал он, испытав в душе огромное облегчение. — Не разыскивайте ее и никому не говорите об этой записке. Вам сообщат, когда она вернется».
   Этого было достаточно для человека, начавшего опасаться, нет, почти поверившего, что Тэсс Лейтон погибла.
   Наполнившие темные глаза седовласого слуги слезы неслышно скатывались по его красноватым щекам. В таком состоянии застала его Летти несколько минут спустя, когда вяло зашла в комнату в поисках Эдуарда.
   — Эндрю? — вскричала она. — Что случилось? — Ее глаза расширились, потемнев от испуга. — О нет, не может быть! Она не…
   — Нет, моя дорогая Летти, — смог только ответить Хобхаус, придя в себя и торопливо вытирая глаза, — как раз наоборот. — Он скомкал записку и сунул в карман. — С ней все в порядке, и она скоро вернется домой.
   Горничная радостно завопила, но Хобхаус предостерегающе поймал ее за руку.
   — Но никому не говори об этом. Пусть история будет такой, как мы придумали — она уехала в Оксфорд повидать господина Эшли. Молись, чтобы ее братец-повеса не явился сюда и не разоблачил нас, — сумрачно добавил он.
   Летти, затаив дыхание, только кивнула, слишком счастливая, чтобы расспрашивать.
   Резко, настойчиво зазвонил колокольчик в передней. Хобхаус быстро провел рукой по глазам, потом расправил воротник. Распрямив плечи и воспрянув духом, он зашагал к дверям кухни. Там он огляделся по сторонам, суровым взглядом пригвоздив Летти к месту.
   — Ничего не говори также и этому камердинеру Рейвенхерста с лицом Пятницы. Меня просили не говорить никому. Я нарушил этот приказ, сказав тебе, но больше никто не должен об этом знать, понимаешь?
   Летти кивнула, с сожалением отказавшись от плана послать записку своему обожателю. Но теперь, когда она была захвачена чудесной новостью, ничто не могло ее расстроить.
   В эту самую минуту в передней тихой усадьбы на Уотчбелл-стрит Пил вскрывал розовый конверт.
   «Мой дорогой Пил!
   Меня по-прежнему задерживает работа в Дувре. Совещания и снова проклятые совещания, когда слова сыплются, как заградительный огонь французов. Не могу сказать в точности, когда вернусь. Тэфт знает, как поступать с сообщениями из морского министерства.
   Рейвенхерст».
   Хмурясь, Пил аккуратно сложил листок. Ему никогда не нравились эти дела с местными контрабандистами. Разумеется, он почти ничего не знал о миссии Рейвенхерста в Рае, но того, что знал, было достаточно, чтобы нервничать. Люди здесь отличались лояльностью, и вокруг свободной торговли кипели страсти.
   Камердинер рассчитывал лишь на то, что виконт не потеряет голову.
   В тот момент, когда Хобхаус быстро входил в переднюю, лицо его было бесстрастным и искорки счастья притушены в глазах.
   Он внимательно оглядел седовласую даму, с высокомерным видом стоявшую в. проеме двери и опиравшуюся на трость с серебряным набалдашником; у ее ног высилась внушительная груда багажа.
   — А вот и вы, — жестко промолвила дама неодобрительным голосом. — Я ждала… — она опустила острые глаза к элегантным часам, приколотым к корсажу платья, — четыре с половиной минуты. Я не люблю ждать. Полагаю, вы запомните это на будущее. — Приподняв одну седую бровь, она подождала, пока Хобхаус отреагирует на ее замечание, что он и сделал с легким поклоном. — Прекрасно, я графиня Крэнфорд. Мне потребуются апартаменты и жилье для моих шести слуг. Меня устроит южная сторона. Я пью чай в холле ровно в четыре и обедаю в своих комнатах в восемь. У вас найдется все это? — Шквал приказаний был выпущен с невозмутимым апломбом бывалого военного офицера. Внешне невозмутимое выражение лица Хобхауса не изменилось, Он склонился в легком поклоне.
   — Разумеется, ваше сиятельство. Вы делали предварительный заказ? — Он не собирался безоговорочно уступать старой карге территорию.
   Графиня лишь отмахнулась от этих формальностей.
   — Не помню! Всеми этими делами, разумеется, занимается Бримбл. — Она сверкнула острыми голубыми глазами, оглядывая переднюю. — Сейчас, поскольку время идет к четырем часам, я сразу же выпью чаю. — Она подняла элегантную трость с серебряным набалдашником, указывая на уютную, хорошо освещенную гостиную, открытую Тэсс исключительно для женщин. — Там.
   Позади графини в дверном проеме появилась высокая служанка со строгим лицом, напоминавшая дуэнью.
   — А, вот вы где, Бримбл, — отрывисто произнесла графиня, — позаботьтесь сначала о багаже. Затем распорядитесь, чтобы моя визитка была доставлена лорду Рейвенхерсту в его дом, кажется, на Уотчбелл-стрит. Мистер… — Она прервала этот стремительный поток приказаний и повернулась к мажордому «Ангела», высокомерно приподняв одну бровь.
   — Хобхаус, ваше сиятельство, — без выражения ответил слуга. Ни одним мускулом лица не выдал он своей осведомленности о том, что Рейвенхерст в отъезде. При упоминании имени виконта его неприязнь к новой постоялице усилилась.
   Друзья Рейвенхерста не могут быть его друзьями или друзьями Тэсс Лейтон, мрачно подумал он.
   — Вам поможет мистер Хобхаус. После этого мне понадобятся мои обычные укрепляющие средства, которые я приму в своей комнате за час до обеда.
   Весьма самодовольная служанка хмуро кивнула за спиной графини, успевая в то же время окинуть неодобрительным взглядом одетого в черное мажордома «Ангела». Новоприбывшая гостья уже направлялась в сторону гостиной. Хобхаус заметил, что она двигается плавно и-, стоит прямо, совершенно не опираясь на свою элегантную трость.
   «Господа! — подумал он с пренебрежением, мысленно посылая их всех к черту. — Кто вообще в состоянии понять их капризы и чванство? Их слуги не намного лучше», — размышлял он, бросая взгляд на надменные черты Бримбл. Если эта особа надеется поставить его на место, он быстро собьет с нее спесь.