Высказавшись таким образом в открыто издевательской манере, я прочертил пальцем в воздухе как бы несколько строчек для расторопного подавальщика в фиолетовом халате и белом войлочном колпаке. Молодец сообразил, что я прошу счет, и кинулся к кассиру. Мои связи его впечатлили.
   Олег вперился в меня. И не спохватился, когда принесли счет, по которому я расплатился пачкой тенге, продолжая напористо вдалбливать прибалтийскую историю в его блатные, или какие там, мозги, контуженные неслыханным надругательством над всемогущей сходкой под колпаком начальника и родственника Жибекова...
   Отстегнув достойные чаевые, я резко оборвал попытку спохватившегося Олега влезть со своими деньгами. Унижение должно быть сильным и продолжительным... И вернулся к теме замшево-кожаного пижона.
   Я рассказал о производстве в Даугавпилсе "кетамина", обезболивающего препарата. Я поведал о том, что медицинское использование героина и кокаина в тысячу раз уступает по объемам применению синтетических наркотиков. Синтетики производятся открыто и на крупных солидных предприятиях. Продукт дешев, себестоимость дозы химической "тащухи" - как у буханки хлеба. Даугавпилсский завод потерял медицинские заказы лет десять назад, но производственные линии не останавливал. "Кетамин" шел в Россию как "народный" наркотик. Низкая цена, легальная доставка, огромные и быстрые обороты, высокие прибыли... Героиновая тропа из Юго-Восточной Азии через Афганистан, Таджикистан, Узбекистан и Казахстан в Европу усыхала, становилась нерентабельной. Щепотка интеллектуалов и немногих избранных крутых, предпочитающих, если не "коку", то непременно чистенький "геро", потребительский рынок не составляют.
   И тогда в Швейцарии приземлились орлы, совершившие перелет с кавказских хребтов. Спустя некоторое время московские предки потомков, обучающихся в суперэлитной частной школе "Шато де Розей" в лозаннском пригороде, получили курьерской почтой Ди-Эйч-Эл пакеты с фотографиями. Золотые чада были отсняты на фоне двух черных "мерсов"-внедорожников "G320 Brabus" с затемненными бронированными стеклами, пуленепробиваемыми скатами и всем остальным тому подобным... Грузи и уезжай.
   Чада принадлежали не наркодельцам, которых на понт, даже с подогнанным к подъезду танком, взять трудно. Они на сдачу вызовут два, да ещё пикирующий бомбардировщик для куража... Российские учащиеся "Шато де Розей" гордились своим элитным постсоветским происхождением по праву и открыто. Без высоких гарантий относительно положения родителей в школу, где воспитывают принцев и принцесс голубых кровей или голубых денег, детей не берут. Эти гарантии в перечне условий приема стоят на первом месте, и только за ними, на втором, - полагающиеся за учение платежи. Отцы новых князей Ржевских влияли на многие структуры, в том числе и такие, чины которых, если захотят, где-нибудь границу откроют, а захотят - закроют.
   Российские коридоры для даугавпилсской синтетики после прибытия конвертов по назначению закрылись. Кавказские орлы в качестве извинения за лозаннский наезд предприняли ответную меру: предложили больше тех сумм, которые поступали от балтийских "рыбоедов". Никто никого не опустил, разошлись уважительно. Южный рынок возрождался...
   Залетная стая, снявшись с вершин швейцарских гор, вернулась частью в родные дикие гнездовья, частью - в московскую гостиницу "Останкино". За исключением оставленного в Лозанне для подстраховки, да и вообще изучения европейской конъюнктуры махачкалинского армянина Гамлетика Унакянца, получившего должность полномочного представителя всесильного Кавказа по причине обладания дипломом об окончании Московского института иностранных языков.
   Шел девяносто второй год, в который, подобно великому океану, открывался перед наркодельцами бездонный и безбрежный постсоветский рынок.
   Бывший майор королевской таиландской полиции Випол нюх на требования сыскной конъюнктуры имел собачий. Он немедленно воспользовался наличием в своей лавочке "практикующего юриста" из этнических русских, то есть Бэзила Шемякина. А каким ещё русским я был?
   Подряд, который Випол получил от правительственного Бюро по борьбе с наркотиками на выявление новых, через Среднюю Азию и Россию, коридоров доставки героина в Европу, привел меня невыносимо душным и влажным вечером на бангкокскую улицу Пхаон Ютхим. В конце её, почти за городом, я едва разыскал цементную трехэтажку, оттертую на задворки престижным кондоминиумом. Из окна конспиративной квартиры, в которой не оказалось кондиционера и повизгивавший потолочный фен перемешивал липкий воздух с табачным дымом, открывался великолепный вид на заболоченные пустыри. Я сто лет, со времен боев в дельте Меконга, не видел болотных выпей, которые здесь, в городе, нелепо складываясь и отвратительно дрожа крыльями, нагло лезли под навесы с мусорными контейнерами. Чем-то подобным три человека, обретавшиеся в квартире, и поручили мне заняться в Лозанне.
   Агентура Бюро высмотрела в Швейцарии российского типа, к которому следовало втереться в доверие с "подсадными" тремястами тысячами швейцарских франков наличными. Суть подобных операций принято называть "меченые атомы". Я запустил меченый атом-заказ из Лозанны на пробную партию героина редкой, наивысшей пробы, то есть из урожая опиумного мака, собранного в определенном месте, и очищенного на рафинадной фабрике с гарантированным реноме. Такой товар величают "шампанским". Меченый эксклюзивным содержанием тюк отправился из бирманского городка Май Сот, близ северо-западной границы Таиланда, до порта Даугавпилс на Балтике. Прохождение его по Азии отслеживали то ли кадровые агенты Бюро, то ли наемники вроде меня. На завершающем этапе я получил "шампанское" в Даугавпилсе и, как приказывал Випол, переоформил его доставку далее на Польшу. Обмен товара на наличные, положенные на гарантийный банковский депозит под липовый контракт на поставку розового масла для парфюмерии, также состоялся в Даугавпилсе, после чего я репейником вцепился в хвост российского типа, разыгрывая возбужденный интерес к расширению сделок с эксклюзивным "геро".
   Агентура Бюро тем временем вычерчивала на своих оперативных картах новый маршрутик...
   Бывший майор Випол как-то глухо упомянул однажды впечатляющую цифру потерь Бюро на этом направлении. Под личиной экспедиторов с караваном шли трое тайцев, родом из южного городка Хатъяй, близ мусульманской Малайзии, сами правоверные мусульмане. К казахстанской границе они не вышли, пропали перед последним контактом в Узбекистане.
   Випол спрашивал: нет ли у меня "хороших знакомых" на узбекской стороне, в Ташкенте, и на казахстанской - в Чимкенте?
   По наводке типа, которым и оказался Гамлетик Унакянц, я добрался до Москвы, а в Москве - до кофейной в гостинице "Останкино", где некое "доверенное лицо" выдало мне допуск к "большому человеку" в угловом номере-люксе на пятом этаже гостиницы "Украина" с видом на Кутузовский мост. Человек оказался хрупким чеченцем в кожаном пальто в талию и с огромными отворотами, между которыми, когда он вылез из голубой "Вольво" перед похожей на торт высоткой, голая мшистая грудь исходила паром. Стоял сильный мороз...
   Чеченец не слишком вежливо подпихнул меня к гостиничному входу, где за турникетом рядом со швейцаром скучали три джигита в таких же кожаных с отворотами пальто без шапок. В лифте и по коридору, застланному ковровыми дорожками, джигиты отконвоировали меня в просторный люкс с походным рестораном, оборудованным в кабинете...
   Когда Шлайн покидал должность российского генконсула в Бангкоке, мы договорились о восстановлении отношений после моего переезда в Москву. Но зимой девяносто второго, примериваясь к существованию на родине отца и деда по линии матери, я засомневался в своевременности возвращения. И посчитал, что не стоит морочить Ефима телефонным звонком попусту, а потому работал без страховки и практически оказался во враждебной стране.
   Признаюсь, впервые за много лет я испытывал страх.
   Меня потчевал шашлыком инопланетянин. Если бы, упаси Бог, мне предстояло воевать с ним, я бы не знал как. Я чувствовал это. Впрочем, я не знал и как торговать с ним, тем более - как разговаривать.
   Общее между нами были только то, что он говорил на русском языке. И это тем более казалось странным. В прошлой жизни я говорил по-русски с самыми близкими, родными людьми, остальные вокруг им не владели.
   Меня не покидало гадливое ощущение, что кто-то лезет мне под белье...
   Я, наверное, действительно, покрыт "европейской соплей". Ел, благодарил, молчал и ждал. Гамлетик заранее сообщил в "Украину": что, сколько, по какой цене, а также когда и где я хочу получить.
   Не думаю, что мне поверили в "Украине". Обещали стандартное "подумать и дать знать". Из Москвы я убрался, едва вышел из гостиницы. Взял такси и уехал в Шереметьево. Первый подвернувшийся рейс оказался на Варшаву. Переговорив из Варшавы по телефону с Виполом, я вернулся в Даугавпилс, где немедленно "упаковал" Гамлетика Унакянца, опасаясь, что ему прикажут оборвать со мной встречи. Из "упаковки", конспиративной квартиры близ нефтяного терминала, армянина увезли в машине явившиеся с паролем от Випола два азиатца, судя по их английскому, из России. Они переправили выпускника института иностранных языков на приморскую дачу, куда пригласили и меня для оформления протоколом показаний, которые я давал как свидетель, не больше. Оперативно в Швейцарии, России и Прибалтике я действовал по лицензии частного "практикующего юриста". Таиландское Бюро по борьбе с наркотиками, заказавшее работу, формально к делу не относилось. Швейцарцы ли, поляки или латыши, не важно кто, все одинаково ревнивы к полицейскому суверенитету на своих территориях. А частный детектив - коммерческий, по сути, работник...
   Азиатцы посчитали долгом напоить меня на уютной, со старомодным шиком обставленной даче, одновременно, скорее для оправдания представительских расходов, вяло попытавшись вербовать. Ребята оказались симпатичные, и я снабдил их своим контактным бангкокским телефоном. Они осторожно, как им казалось, вытягивали из меня информацию о тарифной сетке "практикующего юриста".
   Ребята шире меня видели рынок наркотиков. Кто бы мог подумать, что по каналам доставки спирта и виски, отлаженным в годы "сухого закона" в Америке, после его отмены десятки лет бесперывно "качают" наркотики? Азиатцы кое-что знали об этом. Они гордились немножко собою. И, кроме того, я, русский белогвардеец, как они меня называли, в одной с ними команде возбуждал их. Из легкого бахвальства следовало, что они участвовали, присосавшись "из подкопа" к каналам наркодельцов в Южной Америке и Афганистане, в "отравлении империалистов", но теперь, "в новые времена", им приходится "работать наоборот"...
   На кого теперь в свою очередь "работал наоборот" Гамлетик Унакянц, оказавшийся в Казахстане? Не на тех ли самых азиатцев, с которыми я пьянствовал под Даугавпилсом на вкусно пахнущей каминным дымком и кожей даче, где он трясся от холода и страха в подвале? Бедный, бедный Жибеков...
   Лозаннское и даугавпилсское приключения стали последними моими делами перед завершением контракта у Випола, да и азиатской эмигрантской жизни вообще. Бывший майор помог выгодно сдать представительству Интерпола ставшее не нужным жилье - трехэтажную квартиру во Втором переулке, удивительно тихом, на центральной бангкокской Сукхумвит-роуд. Когда я распродал мебель и агент по скупке машин угнал мою "Тойоту-Корону", Випол одолжил внедорожник-пикап "Ниссан" с дизелем. На нем я и отвез себя в аэропорт Донмыонг, откуда вылетел в Москву самолетом "Аэрофлота", представитель которого, определенно по указке Ефима Шлайна, ни бата не взял за перевес багажа.
   И прежнюю жизнь словно стерло из памяти.
   Бывший майор, со вздохом приняв ключи от "Ниссана" в баре на втором этаже аэровокзала в секции вылета, сказал на прощание:
   - Бэз, однажды ты начнешь, как и я, обрастать агентами. Ты почувствуешь, что день этот пришел... Не противься. Это - призвание. Сейчас мы расстаемся, ты не попросишь прибавки, и я могу сказать тебе, паршивец, что в Бангкоке ты считался не самым худшим...
   - Я учился в хорошем месте и в хорошем же месте проходил практику, Випол. Сам знаешь.
   - Давай без этого, - ответил морщинистый тайский старикашка.
   ...Теперь морщинистый русский старикашка, Бэзил Шемякин, переваривая эксклюзивную пищу в ресторане "Кара-Агткель", самодовольно чувствовал, что день пришел. В сущности, он наступил, когда я вербовал Усмана и после его гибели, следом - Ляззат.
   Олега подогревать не приходилось. Вытащенная мною на свет Божий из жибековской запазухи смердящая гадюка Гамлетик Унакянц сделала свое дело. Директор элеватора полыхал до мочек ушей от унижения. Деньги, здоровье и все остальное ему было не занимать, я брал его на протухшие честь и достоинство.
   Мои "Раймон Вэйл" показывали без двадцати минут полночь. Терять времени не приходилось. Я сказал:
   - Жибекова можно понять, конечно. Менты по-своему несчастные люди. Не они уголовную среду переделывают. Среда их затягивает. Они перестают понимать, что такое низость. Они превращают свои полномочия в товар, а это - предательство... Я понимаю его, вполне понимаю... Гамлетика Унакянца втерли Жибекову в доверие. Больше того, он знает, что этот пижон двойник... И вашим, и нашим, где выгодней... Да вот беда, зачем, зная об этом, дурить других подельников? Тем более тебя, зятя...
   - Да ты такой же, двойной, - прошипел Олег, нависая над столешницей. Нет?
   - А ты? - спросил я. И рискнул добавить: - Ты-то после Легиона кем стал и как ссучился, до того как на элеваторе оказался?
   Брат мадам Есть-Женщины-В-Русских-Селеньях забарабанил пальцами по скатерти. Левой руки опять.
   - Левша, что ли?
   Он кивнул.
   - Проблема... Протоколы полагается подписывать правой.
   - Следователь и адвокат могут любой, - возразил я.
   - У нас не могут, я-то знаю...
   - Самое опасное, когда адвокатами гангстеров становятся бывшие следователи и сыщики-розыскники. Они продают тайны розыска и следствия своим клиентам. Так ведь, господин бывший сыщик и адвокат? За что и дали элеватор...
   Я по наитию влепил в десятку. Я это видел. По лицу Олега. Оно становилось таким же бессмысленным и отрешенным, как в лифте гостиницы "Турист". Он медленно вставал из-за столика. Стоя распускать кулачищи сподручнее...
   - Правильно, - сказал я, тоже вставая. - Пора уходить. Как насчет винишка в "Паласе"?
   Полковник Жибеков промахнулся, подумал я, и в четвертый раз. Не стоило бы ему предпринимать попытку так опускать меня в ресторане "Кара-Агткель", даже если такого гостя навязывает конкурент и соперник Бугенбай Ибраев.
   Я мстительно и с расчетом приступал к откормке крота в жибековском хозяйстве. В дополнение к тому, который уже набирал вес в ибраевском.
   Слава Богу, моя игра становилась активной. Я видел свою тактическую цель. Не Шлайна, сдавшего меня внаем местным коллегам. Свою, собственную, на сейчас и на завтра.
   2
   Красивую и мужественную жизнь уроженца Акмолинска Олега Притулина символизировала пачка трепаных фотографий, которые, разложенные по порядку, давали представление о добыче золота щелочным способом в песочном карьере. Нечто жидкое вроде пульпы перегонялось по вздыбленным над барханами трубам-хоботам. Некие желтоватые слитки, вываренные из этого нечто жидкого и сваленные в застывшем виде на дощатый верстак, отражали фотовспышку. Поверх золотых брусков валялась пара забытых на них замызганных нитяных перчаток. На фоне все тех же барханов, с добавком кусочка синюшного сухого неба, два немытых, нечесаных типа со штурмовыми "калашниковыми" скалились из-за плеч мрачноватого, щегольски выряженного Олега, прижимающего к пивному животу стопку слитков.
   Пакет со снимками Олег держал всегда при себе. Грело душу, как я понимал.
   Конечно, Булаевский элеватор существовал. Существовал и его директор с другой фамилией и другой человек. Олег носил, как он сказал, только ксиву с указанием директорской должности. Ксив вообще имелось около десятка. В том числе одна действительно, с моей точки зрения, полезная - сотрудника Кинологической службы Управления по борьбе с контрабандой и нарушением таможенных правил Главного таможенного управления по Южно-Казахстанской области майора Притулина. С потертой фотографией и сроком действия до 10 января 2003 года.
   Остальные, высыпанные Олегом на льняную, перекрещенную складками свежайшей глажки скатерть ночного клуба-казино "Миллениум" в гостинице "Палас", где мы рассиживали, я слегка отодвинул.
   - Вы знаете, Олег, - сказал я задумчиво, - собачки-снифферы, работающие по поиску наркотиков, сами наркоманы... Их приучают к наркотику. Таков единственный способ заставить Жучку и Джульбарса работать без устали. Они ищут свою дозу. Чтобы уйти от ломки. Сто процентов эффективности... А если она не обеспечивается, канава для дохлятины... Не так ли и наша жизнь? Мы - отравленные жаждой авантюрных передряг криминалкоголики. А то, что мы на стороне закона, - воля случая... Вы верите в судьбу, Олег?
   В судьбу он верил. И видел во мне её посланца.
   Вербовать приходилось, однако, человека с существенными недостатками: он пьянел и становился сентиментален...
   Желтоватый софит высветил в центре зала круглую платформочку. Таинственный баритон прошипел в микрофон: "Женщина-вамп, господа!" И два подавальщика вышвырнули в освещенный круг немыслимых изгибов создание двух метров роста и, что называется по-французски, "торс ню", в одной багровой юбке, ниспадавшей складками ещё на метр с лишним. Создание тут же сорвало юбку и осталось в одних лакированных туфлях. Плясать ему не требовалось. Плясали по обнаженному телу кровавые блики. На полусогнутых из-за высоких каблуков кровопийца-стриптизерша двинулась в сторону нашего столика, поскольку остальные пустовали, впрочем, как и "Палас", насколько я заметил у входа...
   Двое приставленных ибраевцев, скорее всего, остались в вазовской "шестерке" на морозе. Деньжат на "Палас" им не полагалось, я думаю.
   Красные ноготки, выдвигаясь, наращивались со скоростью сантиметр в секунду. Квадратный ртище раздвигали серебряные клычки.
   - Класс, - сказал Олег. - Класс, блин! Вот с кем парить кочерыжку... Класс!
   Подвернувшийся подавальщик едва трепыхнулся в крючковатых ногтях вампирши, которая рвала и отбрасывала клочками его одежду. Клыки полоснули по горлу бедняги, длиннющий сизый язык вылизывал обнажившееся из-под драного тряпья тело, вымазанное куриной, я думаю, кровищей, выдавленной из пластиковых пакетиков под мышками жертвы.
   - Класс, верно? - перекричал Олег драматическое стаккато оркестра и предрасстрельную дробь барабана. - Класс!
   Свет погас и зажегся.
   Женщина-вамп стояла в чем мать родила, не считая лакированных туфель. На её руках обвисал отсосанный до полного обескровливания подавальщик.
   - Браво! - заорал Олег.
   - Еще давай! - подхватил и я за кампанию.
   И сгреб в карман пиджака удостоверение таможенника-кинолога.
   Олег пребывал в возбуждении. Не до меня или подсчета своих удостоверений ему было. Он даже спел:
   - Пираты наслажда-а-а-лись танцем Мэри-и-и...
   И ведь полнейшим дураком не назовешь, подумал я, и резко спросил:
   - Когда и как ты попал в Легион?
   - Из Афгана, - ответил он машинально.
   Женщина-вамп, выворачивая коленки, почти вприсядку, из-за высоких каблуков, утанцовывала в сторону занавески у стойки бара. Обескровленный подавальщик, пятки вместе, носки врозь на ширину приклада, простирал руку на её длинную белую от пудры спину, требуя аплодисментов.
   - Давай по порядку, - сказал я Олегу.
   Он спохватился. Выжидал, соображая, насколько глубоко вляпался с откровениями.
   - Давай по порядку. Понял? - приказал я с нажимом, перегнулся через столешницу, намотал конец его галстука в горошек на правый кулак, а левым ударил в пах. И держал на галстучном поводке до тех пор, пока хватавший рот воздух не принял нормального положения.
   - Еще? - спросил я.
   - Понял... Откуда начинать?
   - С места вербовки...
   - Казарма Жюно, Дижон, Знаменная улица... Сказать телефон?
   Я отпустил галстук.
   - Путь в Дижон?
   - Афган после трехмесячной подготовки молодого солдата... Разведрота. За полгода до дембеля по приказу ротного вылетел с двумя офицерами из особого отдела на вертушке с тремя цинковыми ящиками на борту. Домой, как сказали. Были подбиты. Когда рухнули, я вылетел с борта. Погибли все, кроме меня... Взломал один помятый ящик. Внутри оказались холщовые мешки с металлическими застежками. В мешках лежала зеленка... Распихал, сколько мог, по карманам и пошел в сторону нашей границы в надежде попасть на блокпост. Нарвался на духов. Не убили из-за зеленки, решили, что дезертир. С их базы попал в Пакистан, стал наемником, воевал с индусами. Потом обзавелся документами. Вернулся в СССР через Ташкент, там у меня дружок был. Выпить успели, потолковали по душам, а его сестрица шепнула, что уходить надо, братец за ментами послал... Сделал ноги. Уехал в Бангладеш, оттуда перебрался в Алжир, из Алжира в Испанию. С пакистанскими документами, они были подлинные. И потом Легион.
   - Где проходил подготовку, специальность?
   - Первый учебный лагерь на Корсике, группа морских диверсантов.
   - Ну, хорошо... Думаю, что с зеленкой ты не домой шел, а к духам как раз. Да это не важно для меня. Вот что скажи... Где был в Бангладеш?
   - Город Читтагонг, порт...
   - Как там нищие выглядят?
   Олег засмеялся. Я - тоже. Все было в порядке.
   - Две бороды? - спросил я.
   - Одна сверху, другая между ног, и никакой одежды, - сказал Олег.
   - Хочешь работать со мной?
   - С тобой - это с кем?
   - На себя. Со мной - это на себя. Тогда вылезешь из дерьма, в которое ты тут крепко сел, я вижу. На себя. Если со мной. И на меня, конечно. Взаимосвязано. Гарантий не даю. Уж положись... В любом случае, это лучше, чем с Гамлетиком, верно?
   - Выходит, ты - Интерпол.
   - Ничего не выходит. Я это я. Вот и все. Зовут Бэзил Шемякин, и теперь я из Москвы... Собирай свои фотки и ксивы. Я забыл про них. Больше не хвастай. И пора тебе двигать отсюда. Скажешь Жибекову, что проводил меня в "Палас", посидел из вежливости и ушел, а я остался, дела имелись. Теперь иди...
   - Дальше что делать?
   - Что велю. Придет человек и скажет. Человека ты узнаешь, он найдет тебя сам, живи по-старому изо всех сил, до скорого...
   - Ого! - сказал Олег.
   - Давай, давай, марш в бордель, Легион! Гестапо проскочил. Зачислен...
   Он ухмыльнулся. Так и следовало. Гестаповцами в Легионе называли офицеров-особистов, которые вели допросы кандидатов в легионеры, прошедших тесты физической и психологической выносливости, и занимались контрразведкой. Другими словами, обижаться ему на меня не приходилось: допрос есть допрос, ничего личного.
   Виски "on the rock", в которых растаял лед, бесцветное и почти безалкогольное пойло, Олег прикончил в отвратительной, отдающей скупостью манере Мэтью - стоя и наклонившись, чтобы не оставлять и капли оплаченного. Я поднял свой стакан и тоже пригубил, как бы присоединяясь за кампанию.
   Сделка с дьяволом у тебя состоялась, парень, подумал я про Олега Притулина.
   Следовало все-таки перебираться в игровой зал, как предписывалось Ибраевым.
   Послонявшись между столами без игроков, за которыми обретались истомившиеся крупье, я прочел от нечего делать написанное кириллицей, стилизованной под готику, настенное объяснение в позолоченной рамке про азартную княгиню Суворову и сел на табуретку у стойки. Как явствовало из витиевато и с загогулинами отпечатанного винного меню, зал и назывался "Княгиня Суворова". В честь особы, исхитрившейся две недели подряд ежедневно выигрывать по миллиону франков в Монте-Карло сто лет назад.
   - Чинзано, пожалуйста, - сказал я бармену, от которого на свету оставалась только синяя бабочка и манжеты с запонками в форме скорпиона. Лицо размазывалось полумраком, царившим на три ладони выше прилавка.
   - Позвольте рекомендовать фирменный коктейль "Княгиня Суворова", донеслось со стороны бабочки и манжет.
   - Я бы тоже предпочла этот напиток, - почти продолжила фразу из-за моей спины какая-то женщина. Голос прозвучал визгливо и с раздражением.
   Развернувшись, я увидел перед собой глубокое декольте. Пришлось поднять голову. Великанша оказалась женщиной-вамп. Я сполз с табуретки и сказал:
   - Вы были великолепны... И все-таки чинзано. Я мечтаю о глотке уже часа три. Это невыносимое испытание, поверьте. Может быть, затем - да...
   - Я видела вас с компаньоном. Я танцевала для вас.
   - А для кого бы вам ещё это делать? Зал пустовал...
   Из полумрака донеслось грохотание кусочков льда в шейкере. Готовилась "Княгиня Суворова". Господи, да дадут мне сегодня, наконец, то, что мне действительно хочется!
   - Вы не желаете присесть рядом? - спросил я приторно, пытаясь сдвинуть к ней табурет, который оказался привинченным к полу.
   Свет падал на мощные бедра и туфли, поставленные на подножку табурета, я думаю, сорок третьего размера, не меньше. И она курила, кто бы мог подумать, трубку. Прямую, изящную, затянутую в замшу, с длинным чубуком и серебряной крышечкой в дырках. Коктейлем она запивала дым.
   Чинзано оказалось безупречным.
   - Ибраев просил помочь вам, - сказала женщина-вамп.
   - Выпить кровь из кого?