Скворцов Валериан. Каникулы вне закона

   В результате на Шлайна работают не задерганные приказами чиновники, хотя и без них, наверное, не обходиться, а свободно отпущенные на дело характеры-роботы.
   Для меня Шлайн делал, впрочем, как и Випол когда-то, скидку на унаследованную шемякинскую тягу работать единоличником, анархизм и своеволие. У меня не было друзей в школе, как и самой школы, а потом страны и гражданства. Я до сих пор не могу с определенностью сказать, на каком языке вижу сны. Строй я выдерживаю, если иду либо первым, либо последним, то есть или сам хозяин, или учусь при умельцах. А последнее на практике случалось только в Легионе...
   Еще в Кимрах, обзаведясь домом, я чистил дворовый нужник биологическим составом "Санэкс", пять или шесть литров которого изводили с помощью каких-то бактерий скопившуюся дрянь за несколько часов. Гнусная, конечно, аналогия, но характер работы, на которую меня нанимают, делает её, я думаю, извинительной. Ефим Шлайн запускает - отчего бы не сказать именно так? мой характер, мои навыки и мой опыт в ситуации, нуждающиеся в кардинальной прокачке. Только и всего.
   Как и в данном случае. Ефим Шлайн заранее если уж точно не знал, то непременно догадывался, как сработает психоробот Бэзил Шемякин.
   Я и срабатывал здесь и теперь. Полковник Шлайн, с точки зрения собственных служебных интересов, на моей памяти не совершал ошибок, во всяком случае, системных, в том, что касается моей особы. Иначе бы не нанимал.
   Подполковник Ибраев тоже поступал правильно: задуматься над тем, что же на самом-то деле затевает московский коллега Шлайн, стоило...
   Глупо, конечно, искать в Астане часовую мастерскую, где бы заменили стекло на штучных "Раймон Вэйл". Но я не выброшу их из-за опаски, что они могут стать уликой вроде отработавшего ствола, припрятанного прижимистым и потому ставшим одноразовым киллером. Наташа подбирала часы на мое пятидесятилетие в бангкокском "Робинсоне" на углу Силом-роуд и проспекта Короля Рамы Четвертого. Мы поставили себе на полученную скидку бочкового по соседству, в пивной "У Тобика", кишевшей обычной шпионской и полицейской шушерой. Как говорится, заодно попрощались с местом, поскольку улетали в Москву...
   Так что решение оставалось одно и единственное: унести ноги из Астаны по-английски, не прощаясь с местными коллегами, чтобы не нарываться на вопросы типа "где находился и что делал тогда-то", а также "кто это подтвердит". Подполковнику Ибраеву, я надеюсь, хватит характера примириться с невыполнением второй половины предписанной им пустопорожней программы обхода злачных мест этой новой достославной столицы. В конце-то концов, когда-нибудь нужно отправиться в далекий путь для решения поставленной им же главной задачи.
   Я спросил Ляззат:
   - Какие планы на сегодня?
   - Не выполненные вчера, - ответила она.
   ...После заочного сватовства, предпринятого мамой, желавшей иметь православную невестку, я встречал Наташу из Веллингтона на полпути в Бангкок. Для этого я вылетел в Джакарту. В секции "Прилет" тамошнего аэропорта забронированная комната VIP походила на предбанник роскошного дома свиданий. По крайней мере, она мне казалась такой из-за двусмысленности затеи властной родительницы и православного батюшки, австралийского аборигена, выступавшего сватом. Пальмы, бамбуковый кустарник и охапки орхидей, рассованные по кадкам фикусы, водопадик, струившийся по замшелым камешкам, ротанговые кресла и кушетка с шелковой обивкой, бар, холодильник и три музыканта с экзотическими щипковыми во главе с цимбалистом... В резных тиковых дверях топтался прислужник в синей пижаме, поверх которой по-гренадерски, крест накрест, перехлестывались золотистые шарфики, в золотистой чалме и куцых клешах, поддетых под золотистую же юбку. И из почтения к происходящему босиком, с расходящимися на ступнях по-обезьяньи пальцами.
   В довершение дикторша нежненьким голоском сообщила всему аэропорту, что самолет, следующий рейсом "Катай Пасифик" из Веллингтона, совершил посадку и встречающих просят пройти к таким-то воротам, а "невесту мистера Шем-Ки-Яна миссис Нату-Ло-Ху в салон ви-ай-пи номер восемь, где её ждет, сгорая от нетерпения, возлюбленный". Так и сказала: "ждет, сгорая от нетерпения" и "возлюбленный". Яванки сентиментальны, дикторша порола отсебятину из добрых чувств и по простоте душевной, а Наташа могла подумать, что по написанной мною бумажке...
   Я комкал в руке её фотографию. И трясся от страха. Все шло к тому, что меня выставляли напыщенным дураком, и я не представлял, как выпутаться, не обидев девушку, из двусмысленного положения.
   А когда Натали Лохв вошла, прислужник нахлобучил на неё трехслойный зонтик-паланкин с бахромой, так что я не сразу разобрал, с какой стороны сунуться со своим букетом. Кроме того, Наташа, летевшая через Гонконг, купила китайскую кофту, застегивавшуюся на пуговицы со спины. Мы посмеялись над кофтой, потом надо мной, и я вдруг по-настоящему запереживал из-за того, что в два раза старше "миссис Нату-Ло-Хо, невесты мистера Шем-Ки-Яна". Однако все обошлось. И когда компания "Катай Пасифик" из рекламных соображений прислала в салон помощника своего джакартского представителя, прицепившего на мундир эполеты, с бутылкой "Дон Периньона" в хрустальном ведерке и огромным букетом роз, мы уже мыли кости своим родителям и батюшке-аборигену.
   В суете мы забыли, что можем говорить по-русски, и спохватились минут через пять, когда Наташа спросила про мои занятия в Бангкоке: чем я зарабатываю на жизнь?
   - Охотой на крокодилов, - ответил я. Что ещё можно сказать при первом пристрелочном, если так можно сказать, свидании, относительно которого с обеих сторон допускалось, что оно окажется и последним?
   - А как это звучит по-нашему? - спросила Наташа, и на этом с английским было покончено.
   Из Джакарты мы улетели не в Бангкок, как велела мама, а на остров Бали, откуда через неделю отправили по факсу один и тот же текст на бланке гостиницы "Бали Хайятт" в Бангкок и Веллингтон: "Позаботьтесь о приглашении православного священника и свидетелей для обряда венчания..."
   Такие вот воспоминания приходят, когда просыпаешься в два часа дня в гостиничной постели с нелучшими перспективами на будущее и уткнувшись носом в похожие на фасолины позвонки чужой жены, на которую муж, сев в тюрьму, одел позолоченый "пояс верности".
   Потянувшись к телефонному аппарату на тумбочке, я невольно посмотрел на кресло: лежит ли "бергамский замок"? Лежал, и это означало, что Иван Иванович Олигархов, возможно, даже этим вечером переместится из камеры на улице Кенесары либо в дом Ибраева, либо в свою квартиру в "Титанике" на короткую побывку. Зачем бы это?
   Ляззат потянулась, я почувствовал, как напряглось её тело, рывком повернулась и сдавила меня борцовским "замком".
   - Уроню телефон, - сказал я.
   - Роняй...
   - Грех случится.
   - Много раз уже. Почему не опять?
   - Мне позвонить нужно.
   - Звони, кто тебе мешает?
   Возле телефона лежали две вещи: пистолетик ПСМ и карманного формата книжка в твердом переплете.
   Подумать только, Ляззат минувшей ночью явилась с подарком. Книжка называлась "Аль-Фараби. Социально-этические трактаты".
   Я мягко вывинтился из "замка", дотянулся до томика и, открыв наугад, прочел вслух:
   - Некоторые считают достойным настоящего мужчины и проявлением могущества беспрерывные войны и боевые потехи, обжорство, празднества, совокупления и пустопорожнее присутствие всюду, где собираются подобные. От пресыщения слагают стихи и заставляют их слушать, выставляясь многомудрыми...
   - Философ дал тебе в глаз, Бэзил, - сказала Ляззат.
   - И за такие тексты его чалму увековечивают на банкнотах?
   - В двести, пятьсот и тысячу тенге. Скоро появятся пятитысячные. Тоже с его чалмой.
   - Плохи дела у вашего казначейства, - сказал я.
   - Что значит - плохи? Пятитысячная равна тридцати пяти долларам... Сори и сори крупными деньжатами.
   Я хохотнул.
   - Что тут смешного? Страна богатеет!
   - Деточка, твоя родная республика перестала печатать символы национальной кредитоспособности в Лондоне. Теперь они втихаря изготавливаются в Алматы на бывшем филиале типографии бывшего союзного Госзнака... Приходится экономить, а потому использовать одну и ту же матрицу с чалмой Аль-Фараби, меняя цвет да цифирь...
   - Господи, и откуда ты это узнаешь?
   Ну, вот, подумал я, решение и пришло. И сказал:
   - От своего друга. Олега Притулина. Мы здорово вчера кутнули. Кантовались по городу, где открыто... Под утро завтракать в ресторан он не пошел. Сказал, что придавит пару часов до работы. А я попросил подавальщика позвонить тебе... Олег чудный парень, как ты думаешь? И, кажется, живет в этой же гостинице... Дочь его, как ее... Мила... уж точно. Я Олега едва отговорил идти бить какого-то типа, который с ней сожительствует, что-то в этом роде... Не позвать ли нам их вечером?
   - Ты Олегу собираешься звонить?
   - И ему...
   - Он в конторе должен сидеть сейчас.
   - Туда и позвоню.
   - Он телефон тебе дал?
   - Он мне дал все, что я попросил... Но первый звонок в Москву. Родне, как говорится.
   Шлайн поднял трубку после третьего сигнала вызова.
   - Отправка? - спросил я.
   - Да, состоялась, - сказал он. - Вчера. Отец забрал Наташу и все, что ты считал нужным отправить с ней... Я проследил, прошел с ними внутрь самолета. Рейс "Люфтганзы", через Франкфурт. Как сам?
   В задумчивости я пробарабанил пальцами трижды, сделал паузу и ещё дважды по трубке.
   - По плану, - сказал я.
   Вопрос "Как сам?" и ответ "По плану" с тройной и двойной дробью означали: "Вылетишь во Франкфурт и сам?" - "Смогу на третий день, через город со вторым условным кодом". Второй условный код после первого, Алматы, относился к Ташкенту.
   - Там на полпути и встретимся, - распорядился Ефим.
   Я положил трубку, и Ляззат сказала:
   - Нехорошо врать начальству. Совсем не по плану. Ты проспал деловой визит в министерство экономики... Отобедать в кафе "Ностальгия" тебе тоже не судьба. Но в бар "Шале" попадешь, ручаюсь... Никакого Олега, никакой Милки с хахалиной!
   - Уполномочена пасти и на сегодня?
   - И не только здесь... Я в Бангкок полечу.
   - Переводчицей?
   - Английский у меня примитивный. Будешь мне переводить...
   Она не шутила.
   Ибраев сошел с ума, подумал я. Если бы прибил в третий раз или во второй подвесил на дыбу, и то к нему меньше было бы претензий. Впрочем, и такая перспектива меня устраивала. Все равно козыри были у меня на руках, поскольку Шлайн все, что требовалось от него, в Москве сделал.
   - Почему меня не предупредили? - спросил я.
   - Я проболталась, - сказала Ляззат. Она снова взяла меня в "замок".
   - Зачем?
   - Ты не рад?
   - Это работа, - сказал я. - Если посылают довесок для контроля, подошел бы Притулин.
   - У Притулина своя кампания, у меня своя. Моя сильнее, поэтому довеском меня назначат.
   Я во второй раз за время нашего знакомства подумал, как славно было бы путешествовать с Ляззат. Любовницей и дочерью. Она сильная, и на неё я бы действительно положился.
   Но все это в ней - ложь. Ее ложь. И в постели ложь? Про постель, приходилось признаться, так я не думал. Давал слабину. И тут услышал:
   - Фима, я, наверное, люблю тебя.
   Слава Богу, она обращалась к выдуманному в Москве чучелу, а не ко мне.
   - Я не Фима, - ответил я. - Только его оболочка, мои душевные качества...
   - Мои такие же. Забудем про них, - сказала Ляззат.
   Во второй раз мы проснулись почти в сумерках. Для кого-то минул рабочий день. Нас никто не побеспокил. Ни Ибраев, ни Жибеков. Натура человеческая, говорил Конфуций, в основе своей благородна.
   Я зажег лампу на тумбочке и поднес к глазам надтреснутый циферблат "Раймон Вэйл". До похода в бар "Шале" оставалась уйма времени.
   Интересно: увяжется ли за мной Ляззат?
   Она щурилась на свет лампы, положив подбородок на мое плечо.
   Номера своего личного телефона в конторе Притулин мне не давал, конечно. Посторонние в подобные службы звонят через центральный входной и контролируемый телефон.
   Интересно: когда Ляззат донесет за эту оплошность на Притулина? И кому?
   - Пожалуй, встану наконец-то, - сказала она. - Это ужас, что мы творим... Ты не почистишь мою пушчонку, пока я поплещюсь в ванной и потом прогуляюсь немного?
   2
   Иногда мой космополитизм мне же внушает отвращение.
   Приемы разборки-сборки оружия, конечно, общие что в Далласе, что в Сызрани: магазин в руке, патроны россыпью на столе - это в начале; части и механизмы пистолета разложены на столе - это в конце. А в промежутке остальное: отделяем рукоятку от рамки, шомполом выталкиваем стопор, отпускаем защелку, ну и так далее... Вот здесь-то и подстерегает ощущение давным-давно пройденного когда-то и в какой-то стране.
   Ляззатовский пистолетик относился к разряду "карманных, жилетных и дамских". С "изнанки" я видел его и в первый, и как бы в сотый раз. Он повторял в деталях "Вальтер-9А", "Браунинг-бэби", "Маузер ВТП", "Беретту-М-318", "Джуниор Кольт", "Намбу бэби", в этом духе. В России, если знаешь соответствующую западную и японскую технику, легко приноравливаешься к местной, хотя поначалу инстинктивно ждешь "встречи с иероглифами". Работа копировален, по заказу которых московские спецконторы десятилетиями снимали пенки по белу свету, достойна восхищения, несмотря на промышленные исполнительские заусенцы.
   Я старательно переносил это чувство на доверенный мне Ляззат уход за ПСМ, когда в двери хрустнул поворот ключа и в узковатый номер торжественно втиснулся подполковник Ибраев в роскошной итальянской дубленке. Высокую пыжиковую ушанку он ловко забросил на абажур настольной лампы. Наверное, его предки ещё ловчее орудовали в заволжских степях арканами... Увидев, чем я занят, поцокал языком, изображая недоумение.
   - Здравствуйте, подполковник, - сказал я. - Не одобряете подкаблучников?
   - Дома, наверное, чистите мясорубку? - ответил Ибраев вопросом.
   Он уселся в кресле, раскорячив ноги в меховых ботинках, с которых потекло на ковер.
   - Вы обманули меня, Шемякин, - сказал он спокойно. - Вас не обнаружили ни в одном месте, куда предписывалось сегодня явиться.
   - Рассказать, чем занимался?
   - Не нужно. Мне сообщили.
   - Подполковник, вы не Господь Бог. Оставьте в покое мою мораль и займитесь делами земными, которые вы отдаете на промысел дьяволу. Из-за ваших распоряжений, в которых не просматривается никакого смысла, кроме возможной двойной игры, я едва выдираю ноги из ловушек на каждом шагу. Что я делаю до сих пор в этой столице, объясните, пожалуйста?
   - То, что приказано. И не полностью. С явной ленцой. Нехотя. Почти саботируете.
   - Желаете разыграть трамвайную сцену дешевого препирательства? спросил я и, отведя защелку магазина, вогнал его в рамку, завершая сборку ПСМ.
   - При полной разборке-сборке этой игрушечки положено укладываться в двадцать или девятнадцать секунд. Сколько ушло?
   - Хотите, чтобы я взглянул на свои часы? - ответил я снова вопросом.
   В уголках глазных щелей подполковника образовались морщины. Следовало понимать, что он понимающе улыбается.
   - Я знаю, ваши часы не в порядке. Посмотрите-ка, этот кусочек не залатает трещинку в циферблате? - спросил Ибраев ехидно.
   Под дубленкой и пиджаком оказалась новомодная в огурцах и цветочках жилетка, из карманчика которой короткие толстоватые пальцы не меньше минуты выколупывали пластиковый пакетик с осколком стекла от "Раймон Вэйл". Поставленный маркером инвентарный номерок судебной экспертизы чернел поверх пластика.
   Я принял пакетик и, не рассматривая, швырнул его в мусорную корзину.
   - Парень из "Доджа" оклемался? - спросил я.
   - С поддерживающим ошейником и под капельницей... Тянет как покушение на убийство.
   - И когда же Жибеков обещает оформить санкцию прокурора на арест?
   - У вас дружок в жибековской конторе объявился, мне сказали. Не поможет ли замять дельце-то?
   - Ляззат молодец.
   - Да уж, в отличие от вас. Информирует... С чего вас ночью в разнос понесло? Приказ поступил?
   Играть так играть, подумал я и сказал:
   - Ефим использовал ваш же прием.
   - То есть?
   Ибраев откинул полу дубленки и вытянул из пиджачного кармана трехсотграммовую фляжку коньяка "Казахстан". Получалось так, будто стоило Ефиму Шлайну выйти из номера, как на его место уселся Бугенбай Ибраев. Словно и не было этих длиннющих, суетливых и дурацки никчемушних двух суток после свидания с Ефимом. Ощущение временного "сдвига по фазе" в головушке, может, и в результате резкого перенапряжения в отношениях с Ляззат. Но как бы там ни было, ощущение хорошее. Достойное шлайновского психоробота, а потому я практически не лгал, когда в этом качестве заявил Ибраеву:
   - Вы подвергали меня избиениям, пыткам и унижениям. Зачем? Ответьте на этот вопрос и получите искомый ответ. Избивали собаку, чтобы на скулеж примчался хозяин... Ефим и приехал... Вы думали, приемчик не переймут? На этот раз заскулили ваши песики, господин подполковник. Заверещали. Всей стайкой. И не от побоев. Из-за своего профессионального несоответствия. А ну, как я бы из Астаны вообще исчез? Да ваших людишек, которые крутятся вокруг моего Колюни, оприходовал таким образом, что пришлось бы посмертно награждать? Вот вы и пожаловали. Даже без выданного вам китайцами переносного детектора лжи. Помните, на столе такой приборчик лежал, когда меня подтягивали к потолку на веревочке? Явились не ребра крушить, как полагалось бы при вашей-то власти надо мной, а почтительно, с коньячком, при этом, как вам доложили, предпочитаемой мной марки.
   - При чем здесь китайский детектор? - спросил подполковник.
   И взял тайм-аут, отправившись в ванную за стаканами для чистки зубов. Перекрикивая плеск воды, в которой он споласкивал посуду под краном, Ибраев из ванной вопрос дополнил:
   - Откуда известно, что детектор именно от китайцев?
   Время подумать о цене за ответ у меня нашлось. Когда Ибраев, вернушись, разлил из фляжки по стаканам коньяк, я специально минуты две-три тянул резиновую молчанку, разглядывая черные пятна, оставленные каплями воды на рукавах его светло-серой дубленки. Потом ответил:
   - Вы сообщите, кто распорядился расстрелять меня с крыши "Титаника", а я вам - откуда знаю, что ваше оборудование китайское.
   - Что значит - расстрелять?
   Вопрос вырвался невольно, от удивления, я услышал по тону. Подполковник не знал о происшествии на Ишимской набережной. Значит, не знала о нем и Ляззат. Ну, залетные, сказал я себе, выносите!
   - Мне кажется, что Олег Притулин информировал вас, подполковник. Не прикидывайтесь незнайкой. Это, наконец, смешно...
   - Олег Притулин?
   - Ну, да. Прошлой ночью, когда я пьянствовал с ним в кампании каких-то бесконечных проходимцев в ресторане "Кара-Агткель", он намекнул, что работает на самом-то деле на вас. Я и просил его донести о покушении на меня... Мой поход в "Кара-Агткель" состоялся по вашей же личной рекомендации. Так? Я поступил логично, мне кажется. Разве нет?
   Бедный Олег, прости, дружок, за подставу! Мне необходимо обострение свары между ибраевцами и жибековцами, скажем, на пару дней, только и всего. И ничего личного, коллега-легионер!
   Подполковник Ибраев потянул из нагрудного кармана мобильный телефон.
   На второй пуговице великолепного жилета я приметил пластиковую петельку, оставшуюся от срезанной фирменной бирки. Уж не из торгового ли комплекса "Евразия", где он по наводке Ляззат застукал меня с Жибековым?
   - Сделайте милость, - попросил я вежливо, - выпьем сначала, подполковник, за избавление от смертельной опасности и мое здравие!
   Пригубив из стакана, Ибраев выплеснул остатки на ковер.
   - Духу-защитнику вашему, - сказал он, может, и искренне.
   - И вашему, - ответил я, отлил из фляжки в пустой свой стакан, промокнул язык и плеснул следом.
   Липучий и тяжелый взгляд из-под коричневых век без складок был и ответом, и вопросом.
   - Вы, подполковник, не знали, что в меня стреляли, - сказал я с напором. - Вы, подполковник, зевнули предательство в вашей конторе в том, что касается интересующего вас в Бангкоке дела. Вы, подполковник, позаимствовали меня у Шлайна, а сами не в состоянии обеспечить безопасности единственного... я повторяю... единственного у вас работающего... именно работающего агента по этому делу. Вы на пороге того, чтобы профукать все и вся. Мое доверие к вам уж точно профукали. Это вам ясно? Если после вашего ухода, а может, кто знает, и при вас, меня грохнут в этом номере или на улице, что получится? Плевать мне на вас, на Шлайна, на последующие скандалы и разборки между вашими конторами! Мне не плевать на собственную жизнь, хотя бы потому, что мне дорого будущее сына, которого вы почти взяли в заложники! Вы воюете сами против себя...
   - Не орите, - попросил Ибраев.
   В Азии, во всяком случае, в той, где я долго существовал, уличить с глазу на глаз - не унизить. Унижают ором. Я сбавил тон:
   - Извините... У меня лично безвыходное положение. Я могу с этим делом идти только вперед. Меня обозначили, противник знает, что я работаю на вас, что я уже носитель опасной информации, и повторит попытку устранить меня физически независимо от того, продолжу я ваш мартышкин бизнес или нет. Это тот самый противник, от которого вы не уберегли, подполковник, Усмана и танцовщицу...
   Ибраев, дернув длинными желваками, убрал мобильник в карман.
   - Хорошо, - сказал он, встал, стряс с себя дубленку на кресло и снова сел. - Предложение?
   - Я исчезаю. Нейтрализуйте Ляззат, нейтрализуйте Притулина, нейтрализуйте вашу "наружку". Определите, кто из них предатель... Нейтрализуйте "наружку" Жибекова. Последнее, подполковник, сложновато. Видимо, благодаря Ляззат, вашей советчице, вы позволили Притулину беспрепятственно протащить меня сквозь строй жибековских сикофантов...
   - Сикофантов?
   - Извините... Это... э-э-э... греческий термин для сотрудников наружного наблюдения и информаторов, - сказал, спохватившись, выпускник Алексеевских курсов.
   - Хорошо, - сказал Ибраев. - Сикофантов... Я правильно сказал? Греков ваших... Кто может их перечислить?
   - Тот, кто меня им показывал. Притулин. Особо обратите внимание на кавказского человека Гамлетика Унакянца.
   - Мне известно про такого, - сказал Ибраев.
   Я рассчитал верно, назвав армянина, теперь и подполковник сумел обозначить свою компетентность. То есть, он уже сотрудничал. Вот что значил его ответ.
   - Мы много говорим, подполковник. Давайте действовать. Я жду ваши наводки. Мне пора перемещаться в Бангкок и таким образом, чтобы в этом городе, этой стране и этом мире об этом знали только вы и я. Если не доберусь до места живым, то в смертную минуту буду уверен, что стреляли в спину мне вы. Больше некому.
   - Удав, - сказал резко Ибраев. - Удав.
   - Удав? Змея? - переспросил я.
   - Змея. Живой удав. Другой зацепки у меня нет. Это была, я уверен, единственная поставка в Алматы таких параметров рептилии потайными тропами из Бирмы, я думаю. Не исключаю варианты из Лаоса или Таиланда. Маршрут отработанный. Горные тропы или вертолет в Таджикистан, потом Узбекистан и затем мы, то есть сюда...
   - Зачем живой удав?
   - Абсолютное свидетельство абсолютной способности поставщика доставить любой сложности товар через любые политические, географические и прочие районы, какими бы неблагоприятными климатическими или политическими условими для товара они не отличались... После этого было заключено соглашение. Не на продажу товара, я имею в виду героин. На обеспечение дальнейшей его переправки в Сибирь, а оттуда в Европу... Кто знает, может и судами Северного морского пути. Кому придет в голову искать во льдах отраву из Бирмы или Лаоса или Таиланда... А там и в европейские порты подводными лодками-малютками. Строят же такие русские специалисты для подобных целей в Гватемале, кажется. Сообщения проходили по интерполовскому сайту... Путей много.
   - В том числе через северный Китай в Казахстан? - сказал я.
   Ибраев помолчал. Липучий тяжелый взгляд из-под век без складок уперся в мой подбородок. Он колебался. Секрет принадлежал не ему. Наконец, я услышал:
   - Пока это спорное предположение.
   - Оставим ваш ответ до моего возвращения, - предложил я.
   - На то, как говорится, воля Аллаха, - откликнулся Ибраев. - Моя проблема состоит в том, чтобы выявить местного транспортника. По сути дела, диспетчера, который здесь, в Казахстане, составляет для наркодилеров, которых несколько десятков, график движения товара. Другими словами, разводит их караваны во времени... Иначе вспыхивают разборки. Скажем, как сейчас в Таджикистане и Узбекистане. Вдоль тамошних границ воюют за временые квоты на тропах... Все против всех. И на всех сторонах конфликта. Только за это...
   - Спасибо, полковник, - сказал я. - Удав - почти достаточно. Сообщите ещё пароль.
   - Пароль?
   - Для отправителя удава. Имя получателя в Алматы.
   - Вы его знаете.
   - Кто? - спросил я.
   - Тот самый, кто обещал вам документы, за которыми вы пожаловали к нам.
   - О, Господи, - сказал я.
   - Вот именно, - отозвался подполковник Бугенбай Ибраев. - Он достал вам их, потому что это будет означать мою отставку или что-то похуже. То есть конец моего расследования против него... Вообще прекращение дела.