Страница:
Трайтор какое-то время глядел на него своими очками, затем резко повернулся и пошел по коридору.
— Я не понимаю, зачем… — начал было Эрлиг, но Лаки оборвал его.
— Он никогда не скажет тебе, зачем ему это надо. Мы должны это сделать вот и все.
— Разве мы не можем отказаться?
— Ты, наверное, можешь. А я… Я уже нет.
— Ага, чтобы меня перекинуло из-за нереализованной программы! Да пошел ты… Слушай, ты и правда решил уйти из «Экотерры»? Интересно, как? Он тебя никогда не отпустит!
Лаки посмотрел в окно.
— Сегодня же я буду в Первой черте, Эрлиг. Ты со мной?
— Хочешь поговорить с Экстрой?.. Ладно, молчу. Я с тобой.
РИЧИ ТОКАДА — 6
— Я не понимаю, зачем… — начал было Эрлиг, но Лаки оборвал его.
— Он никогда не скажет тебе, зачем ему это надо. Мы должны это сделать вот и все.
— Разве мы не можем отказаться?
— Ты, наверное, можешь. А я… Я уже нет.
— Ага, чтобы меня перекинуло из-за нереализованной программы! Да пошел ты… Слушай, ты и правда решил уйти из «Экотерры»? Интересно, как? Он тебя никогда не отпустит!
Лаки посмотрел в окно.
— Сегодня же я буду в Первой черте, Эрлиг. Ты со мной?
— Хочешь поговорить с Экстрой?.. Ладно, молчу. Я с тобой.
РИЧИ ТОКАДА — 6
Теперь депрессия началась и у Лаки Страйка. Не знаю, какие там программы ставил ему Трайтор, какими препаратами он убивал его волю, но в последний раз Лаки привезли в наш блок на каталке, переложили на кровать и ушли, и вот уже два часа мы молчали. Я слышал, что Лаки не спит.
Несколько раз он пробормотал что-то отрывистое и злое, должно быть, от души ругая Трайтора, но, как лежал лицом к стене, так и остался лежать. Я почувствовал потребность хоть чем-то помочь ему, но не знал, с чего начать. Лучшим лекарством для Страйка была ярость, вот только злить его было опасно.
Я начал с того, что прикурил для него сигарету «Стразза», а потом подумал, и закурил сам. Глупо бояться легких наркотиков, если сидишь на мозголомных препаратах. Я развернул его к свету, но он закрыл руками лицо.
— Что такое? — спросил я.
— Слишком яркий, — прошептал Лаки.
Я встал и задернул жалюзи.
— Так лучше?
Он осторожно огляделся.
— Я понимаю не все, что вижу, но так действительно лучше.
— Ты знаешь, к чему он нас готовит? — выпалил я вопрос, не дававший мне покоя.
— Догадываюсь.
Его голос звучал безучастно, без тени эмоций. Почти как у Трайтора.
— И к чему же?
Лаки вздохнул.
— Ты думаешь, что тебя ждет нечто особенное, но все акции похожи. После десятой начинаешь привыкать. Становится скучно. Когда-то мне все это нравилось из-за адреналина, но позже нам приходилось развлекать себя самим, придумывать всякие забавные шутки… А сейчас мне уже не хочется ничего. Я утратил этот азарт.
— Да уж… — я вспомнил, с каким удовольствием Лаки громил птичьи клетки, и мне стало грустно оттого, что это прекрасное время ушло навсегда.
— А помнишь Ритку? — спросил я, опасаясь, что он снова надолго замолчит.
— Практически нет.
— Что? — удивился я. Ритка была моим самым ярким сексуальным переживанием, и я все еще думал о ней.
— Ритка была человеком, — отозвался Лаки.
— В каком смысле? — не понял я.
— В прямом. Она была просто красивой пустотой. Так бывает гораздо чаще, чем хотелось бы.
— И Мэйджи?
— Училка? Высшая? — кажется, Лаки начинал оживляться. В его голосе даже появились слегка вопросительные интонации.
— Ты не представляешь, как она заводила меня, — признался я. — Я смотрел ей в глаза и понимал, что все, готов… Я даже писал для нее стихи.
— Я тоже когда-то писал стихи, — усмехнулся Страйк. — Я писал тексты для «Нет Прощения!», на пару с Экстрой.
— Их застрелили копы? — брякнул я, не подумав.
Лаки воспринял это спокойно.
— Федералы. Кто-то подставил нас, вот мы и вляпались. Меня перекинуло, я ничего не помню из того, что там было. Нас всех тогда перекинуло… Мы должны были взорвать четвертый экран, но так ничего и не взорвали.
— Ты сказал, что эмпировал меня только для того, чтобы вернуться…
— Я знал, что ты генератор, с самого начала. Просто ты находился под такими мощными блоками, что этого было незаметно, особенно тем, кто раньше никогда не общался с чудовищами навроде тебя. Я эмпировал тебя, чтобы взять с собой.
— Я ничего не слышал об этой специализации.
— Неудивительно, — хмыкнул он. — Считается, что ментальное поле генерировать невозможно. Трайтор — такой же генератор поля, как и ты. Вы вообще с ним похожи.
— Вот спасибо!
— Это так. Вы оба живете в мире жестких окончательных решений. Только ты еще не понял этого. Это не хорошо и не плохо, просто генератор поля подчинен силе, и она очень часто действует за него. Трайтору ничего не стоило отнять последний шанс у кого-то из своих друзей, но вовсе не от того, что он — сволочь, хотя это так. Просто он иначе не может. И все-таки я ненавижу его.
— И все равно… — у меня перехватило горло, но я сказал довольно твердо:
— Знаешь, у меня никогда не было друзей, кроме тебя.
— Вспомни, с кем ты учился, — улыбнулся Лаки. — И каким ты был.
— Я был лучше, — возразил я.
— Лучше? В каком месте? — засмеялся он, приподнимаясь на локте. — Ты был тряпкой. Ты постоянно всего боялся. Раз за разом я моделировал все более опасные ситуации, чтобы встряхнуть тебе мозги. Я даже позволил Кулу избить себя!
— Ты действительно многое для меня сделал, — признал я. Мы рассмеялись.
— Знаешь, — сказал я, — я раньше думал, что ты просто выпендриваешься передо мной, совершая безумные поступки. Я понял это совсем недавно: ты действительно хочешь умереть?
— И почему ты так решил? — поинтересовался он.
— Почему ТЫ так решил? — спросил я в ответ.
Он вздохнул, лег обратно на кровать.
— Ты можешь представить себе психологию оружия? Бомбы, снаряда, патрона? Поразить цель и умереть. Я — оружие. Просто оружие, и ничего больше. И ты, кстати, тоже.
— Оружие не испытывает страха, — возразил я. — А я боюсь.
— Чего? — Лаки снова приподнялся на локте, уставился на меня.
— Боюсь, — улыбнулся я. — Кто-то не боится, а вот я — боюсь. Я не знаю, что будет со мной дальше.
— Только поэтому?
— А почему обычно боятся? Почему?
— Да откуда я знаю? А дальше будет вот что. Мы начнем поражать цель за целью. Через пару лет от нас ничего не останется, наши продвинутые личности исчезнут навсегда, зато физическая оболочка будет жить вечно, отдыхая в крионике после рейда, до тех пор, пока Трайтор не вырубит консоль, а он не сделает этого никогда. Ричи, смерть — это наш единственный шанс. Я начинаю забывать… — он помотал головой. — Я помню только самые яркие моменты, все остальное уходит в тень… Я часто думаю, а что было бы с Эль, если бы ее не убили, ведь Трайтор ни хрена не отпустил бы ее… Год назад технологии были совсем другими. Я не был зомби. А теперь я зомби, черт бы меня побрал… — он небрежным жестом смахнул с тумбочки какие-то банки и закрыл глаза.
— Ты слышал про просветленных? — спросил я у него. Лаки принялся хохотать. Я дождался, пока он заткнется, и продолжил:
— Трайтор прав. Реальность — это тест. Если хочешь, еще одна программа. Существо, свободное от программы, свободно от своей судьбы. Если существо достигает просветления, оно освобождается от самой главной программы… — признаться, я запутался. Я хотел сказать не совсем это, но он понял меня.
— Да-а? — протянул Страйк. — И как же достигается это освобождение? Уж не постепенным ли освобождением от более мелких программ? Ведь от главной программы так просто не освободишься, верно?
— Верно, — согласился я, не понимая, куда он клонит.
— А если так, то для достижения этого долбанного просветления, вероятно, предлагается убить в себе все, что этому мешает, то есть более мелкие программы, такие, как ненависть, зависть, любовь и так далее. Верно?
— Ну да…
— Токада, мы свободны! Трайтор освободил нас и от жадности, и от чревоугодия, и от сластолюбия, так где же оно, просветление?
Он опять отвернулся к стене. Я встал с кровати, подошел к нему, развернул за плечо.
— Научись сначала прощать! — и со всей силы ударил кулаком ему в челюсть, так, что его голова мотнулась, забрызгав подушку кровью, а потом отправился в санблок, слыша за спиной истерический хохот Лаки Страйка.
Скрэмпи усадил меня в кресло, быстро пристегнул мои запястья к подлокотникам, и, крутанувшись на пятке, достал из кармана шприц. У него под правым глазом темнел кровоподтек, но это только довершало образ.
— Тебе привет от Трайтора! — воскликнул он. — Итак, приступим. Я — хакер, это моя специализация. Я научился взламывать программы раньше, чем ходить или говорить. Я сам — ходячая программа. Так что не беспокойся ни о чем!
— Ты достаточно испугал меня, — сообщил я. Он тут же засмеялся, снова завертелся вокруг оси. Он напоминал веселую мультяшку, и Доброму Герою это нравилось.
— Я начинаю взламывать федеральную программу, — объявил Скрэмпи.
— Я удалю все эти файлы, и ты станешь свободным. А потом ты спасешь мир…
— Я понял, — оборвал его я, хотя Доброму Герою хотелось слушать дальше. — Ты давно работаешь на Трайтора?
— На «Экотерру», — поправил меня хакер. — Всю жизнь.
— И тебе это нравится?
— Просто я не знаю, как жить иначе. Здесь я действительно на своем месте.
— Ты давно знаком со Страйком?
— Мы вместе учились. Но я почти не общался с ними. Они не принимали к себе никого.
— Они — это кто? — не понял я.
— «Нет Прощения!». Разве Страйк тебе не рассказывал?
— Не рассказывал.
— Понятно… Он сильно изменился, я помню его совсем другим. Меня он терпеть не может, ведь именно я вытащил его из коллектора, куда он заполз умирать. Я еле отыскал его. Он успел сорвать несколько датчиков, след все время терялся. Он был перекинутым напрочь, но живым, и мне пришлось с ним драться. Это был кошмар. О том, чтобы взрывать экран, не было и речи. Федералы уже шли по нашему следу. Я еле тащил его… Бррр! Федералы все ближе, я уже слышу их, и тут мы со Страйком начинаем драться… Я вырубаю его, отрываюсь от погони — и по новой!.. И знаешь, что он сделал, когда меня здесь увидел?
Я посмотрел на его синяк.
— Угадал! — захохотал Скрэмпи. — Первым делом он закатал мне с ноги! Представляешь?
Я улыбнулся. Все-таки Лаки в чем-то остался прежним.
— Итак, — повторил хакер, выдавливая из шприца струйку препарата. — Как насчет Адских Гонок? Играл в Адские Гонки? Наверняка ведь играл!
— У меня они шли по пять кредитов, — фыркнул я.
— Адские Гонки! — провозгласил Скрэмпи, вгоняя иглу мне в вену. — На старт! Внимание! Марш!
Музыкальное сопровождение Гонок обрушилось сразу же, Скрэмпи даже не успел довести поршень до конца. Я оказался внутри знакомой реальности. Когда-то я не раз проходил эту игру и знал, что меня ожидает. Мотокросс по пересеченной местности Ада. Гонки нравились мне именно своими пейзажами. Но сейчас все было иначе. У меня мелькнула дикая мысль, что запрещенные локальные игры — не что иное, как программы, хакнутые ребятами навроде Скрэмпи и выпущенные в нелицензированную продажу. Музыка нагнетала фон, адреналин поехал вверх. Я огляделся в поисках мотоцикла. Вместо этого я увидел Доброго Героя на роликовых коньках, несущегося ко мне по пылающему асфальту. В руках он сжимал «фомку-кайфоломку», свой любимый обрезок водопроводной трубы, спиленный под острым углом.
Я помчался от него прочь, не разбирая дороги, прямо сквозь стены огня, чувствуя жар, боль от ожогов, слыша, как трещат мои волосы, но ужас гнал меня вперед, в эпицентр ядерного взрыва, встающего надо мной. Я почти успел сгореть, когда Добрый Герой наконец-то настиг меня и пронзил навылет холодным железом «кайфоломки».
Скрэмпи вернул меня в самое начало. Музыка заиграла по новой. Добрый Герой снова мчался на меня, угрожающе размахивая трубой. Каким-то образом я понял, что должен делать. Они хотели вынудить меня на ментальное взаимодействие. Я сосредоточился, мир подернулся рябью эфира.
Доброго Героя опрокинуло навзничь, я не чувствовал никакой жалости, вскрывая его ребра усилием воли. Я ненавидел его даже больше, чем самого себя. Когда моя ярость достигла наивысшей точки, а Добрый Герой перестал биться в затянувшейся агонии, меня затопило волной совершенно непостижимых ощущений. Так хорошо мне не было никогда.
Это была награда за пройденный уровень.
На втором уровне мне пришлось расправиться с Лаки Страйком, а на третьем — с самим собой, и только тогда мне было позволено вернуться назад.
Трайтор и Скрэмпи держали меня в модуляторном кресле несколько суток подряд, так что когда я оттуда вышел, в голове звенела пустота. Я сделал несколько шагов по мягкому полу, увязая по щиколотку в белой пластмассе. Трайтор внимательно смотрел, как я перемещаюсь в направлении двери.
— Он выйдет в коридор и перекинется, — сказал он Скрэмпи. — Я же тебе говорил! Ричи, вернись! Я давно хотел поговорить с тобой.
Я послушно вернулся. Внутренняя цензура еще не включилась, я вел себя, как зомби.
— Присядь-ка обратно. Скрэмпи, зафиксируй его… Не бойся. На сегодня с тебя вполне достаточно, я просто хочу поговорить… Включи-ка консоль! Все в порядке?
— Красный сектор по всему спектру, — прошелестел Скрэмпи. Я видел его, даже не поворачивая головы, наверное, так же, как Трайтор, и слово «видел» здесь не совсем уместно, но я не знаю, как обозначить способность радара воспринимать то, что происходит вокруг. Я был именно таким радаром.
— Очень хорошо! — обрадовался Трайтор. — Ты все же сломал его. Теперь все пойдет гораздо быстрее. Давай-ка подержим его здесь до завтра, поставим ему что-нибудь медитативное…
— Давай дожмем его прямо сейчас! — предложил Скрэмпи. — Смотри, какой шанс!
— Он точно перекинется. Это факт. Он психопат, как и Страйк, и вся эта ганза. Помнишь, каким был Ирчи? Кроме того, он генератор поля, он тут же сгорит, если ему не оставить небольшой лазейки.
— Согласен, — неохотно отозвался хакер. — Пусть отдыхает.
— Подключи его к комплексу на всякий случай. Вернее, скажи Штульману — это все же его работа… Иди, отдыхай. Ричи, ты слышишь меня? Ричи?
— Слышу, — ответил я.
— Вот и хорошо.
В знак дружеского расположения он мягко дотронулся до меня рукой, похлопал по плечу.
— Ты молодец. Ты все делаешь правильно. Лаки во многом неправ. Все его друзья были такими же, как он, и он хочет видеть таким же тебя. Он считает, что вынужден работать на «Экотерру», но больше он не сможет ничем заниматься, он умеет лишь убивать, и все. Понимаешь, все. Но это даже не приходит ему в голову — то, что он больше никому не нужен. Он настолько асоциален, что, не будь «Экотерры», федералы рано или поздно убили бы его. А еще он считает меня монстром, хотя я всего лишь предоставляю ему возможность хоть как-то реализоваться в этом мире.
Трайтор немного помолчал, потом заговорил голосом, каким обычно рассказывают детям страшные сказки. Голосом чудовища.
— Вначале была программа. Тот, кто создал эмпи, сделал его по своему образу и подобию, и наделил его всем, чем владел сам. Он подарил эмпи душу, свободу и разум. Но эмпи, возгордившись, воспротивился воле своего создателя и захотел убить его, чтобы творить самому.
Когда его создание обратилось против него в первый раз, он забрал у эмпи душу и дал взамен звериную ярость в рамках Высшего инстинкта.
Когда его создание обратилось против него во второй раз, он забрал у эмпи свободу и дал взамен отрешенность в рамках постоянного контроля.
Когда его создание обратилось против него в третий раз, он забрал у эмпи разум и дал взамен боевое безумие, и это было лучшим, что он сделал для эмпи, — продекламировал Трайтор. — Библия от Лаки Страйка. Есть цепи и цепи. Цепи программы разорвать невозможно, но это — наша судьба. Попробуй смириться с этим. Мне не нужна война, ни с тобой, ни с Лаки.
Запомни это, хорошо?
Оказывается, уже была весна.
Шестая черта поражала бессмыслием бетонных нагромождений. С любой крыши в ясный ветреный день отчетливо виднелись бетонные кубы ядерных станций, об этом сообщил мне Лаки, едва нам удалось оторваться от инструктора Бэни, которого я возненавидел с первого взгляда. Бэни был тем самым здоровяком, перехватившим нас, когда мы сваливали с КПТ. Трайтор отправил его вместе с нами, ему было недостаточно захвата моих зрительных центров. Все, что я видел, отражалось сейчас на его консоли. Все, что я говорил, повторяли динамики на его рабочем столе.
Все мои гормоны были расписаны на светящейся шкале экрана, включая уровень препарата в крови. И когда я думал об этом, мне становилось страшно.
Лаки, похоже, было плевать на все, а может, он действительно привык. Все его действия, все движения, были невероятно точны и экономичны. Первым делом мы удрали от Бэни. Трайтор мог, конечно, сообщить ему, где мы находимся, но я подозревал, что он не станет этого делать. Перед рейдом он сказал нам, что предоставляет полную свободу действий. Мы можем делать все, что захотим, важно лишь убить как можно больше людей. Не знаю, как Лаки, а мне это нравилось. Скорее всего, Лаки бессовестно врал о полном уничтожении личности, ведь иначе мы утратим свободу выбора, а это — прямая дорога к смерти. Трайтор не мог этого не знать. Я понимал, что он полностью контролирует меня, и все равно чувствовал себя свободным.
Трайтор тренировал нас работать в паре. Скорее всего, полиция Шестерки уже искала нас, иначе все было бы слишком просто. Мы убивали всех, кто попадался нам навстречу. Я ощущал себя художником, рисующим кошмар живой человеческой кровью. В основном, я убивал полем. Я остро чувствовал момент смерти — выброс энергии вспарывал эфир, это приятно било по нервам. Чем больше я убивал, тем сильнее мне это нравилось, и довольно скоро Лаки остановил меня.
Мы как раз стояли в темном переулке над трупами молодых бандитов, попавшихся нам навстречу.
— Ты слишком долго это делаешь, — Лаки тяжело дышал, его глаза светились, как и у меня. — Если бы я тебя не знал, я решил бы, что тебе нравится мучить. Зачем ты это делаешь?
Пинком ноги он перевернул скорченное тело с вывернутыми суставами. Из мокрой от крови футболки торчало несколько ребер.
— Зачем все это? Ты мог просто остановить его сердце, вот и все. Трайтор, что ты с ним сделал, а? Во что ты его превратил? Ричи, тебе действительно это нравится?
— А тебе не нравится? — огрызнулся я. Как я мог ему объяснить, что мне действительно нравилось убивать с особой жестокостью, если он был совсем под другими программами?
Кажется, он все-таки понял.
— Пойдем, выпьем чего-нибудь. Просто посидим в баре. Не обязательно выполнять приказы Трайтора от и до. Пойдем?
— Пойдем, — согласился я, облизывая пересохшие губы.
Лаки вынул из кармана своей разгрузки темные очки, надел их. Подождал, пока я сделаю то же самое.
— Только не убивай никого, пока мы с тобой не поговорим. Хорошо?
И пошел вперед, углубляясь в проходные дворы.
Скорее всего, карта местности была у него в голове. Он прекрасно ориентировался в незнакомом районе, весьма похожем на гетто. Перенаселение было здесь налицо. Вернее, когда-то было, ведь строили же для кого-то все эти соты малогабаритных квартир!
Сейчас бетонные коробки покрылись сетью трещин, многие окна зияли черными провалами. Уж больно высокая смертность гуляла здесь по ночам, вместе с радиоактивными ветрами, разносившими мусорный запах КПТ и невидимое проклятье ядерных станций. Мы прошли мимо детской площадки с переломанными кабелями, пересекли несколько безлюдных улиц и через пустырь с жесткой утрамбованной землей вышли в более жилой сектор. Впереди промелькнул коповский «флешкарр» с включенными мигалками, скрылся за домами. Лаки тронул меня за руку и кивнул в сторону бара. Бар назывался «Добрая Фея», и это немного развлекло сумрачного Страйка.
— Имеется в виду Фея Смерти, — пояснил он. — В Шестерке распространены темные культы, уж больно здесь поганое место. Грань апокалипсиса. Хочешь, переночуем на одной из крыш, а завтра ты увидишь тот самый КПТ, где мы были, в ранних утренних лучах?
— Не очень, — признался я. — Я хочу есть.
— Я тоже.
Мы спустились в подвал, где мрачная музыка встретила нас звоном ритуального колокола. Здесь было по-особому спокойно. Серые тени мягкой подсветки медленно перемещались вдоль стен, в них было так легко затеряться, и я впервые почувствовал себя в безопасности. Мы заняли угловой столик, попросили принести нам чего-нибудь покрепче и развалились в удобных креслах.
— Царство теней, — проговорил я, глядя по сторонам.
— Здесь чудесно, — подтвердил Лаки.
— Ты хотел о чем-то поговорить, — напомнил я.
— Да, — беззаботно ответил он.
— Так говори!
— Ты куда-то спешишь? — усмехнулся он. — Дай мне передохнуть! Слышишь, какая здесь музыка?
Я заставил себя успокоиться. Мои мысли постоянно вертелись вокруг предсмертной агонии жертв. Момент перехода биологической жизни в чистую энергию завораживал своей тайной. Я знал, что еще немного, и я постигну ее, но очередное тело умирало слишком быстро, как бы я не оттягивал этот миг.
— Ричи, — позвал меня голос Страйка откуда-то издалека, и я вернулся в «Добрую Фею».
— Что это с тобой? — подозрительно поинтересовался Лаки. — Ты спать, случайно, не хочешь?
Я задумался. Я действительно хотел спать, несмотря на то, что проспал двое суток перед заброской.
— Да, хочу, — ответил я. Он обреченно вздохнул. — Но я забыл тебе рассказать, — продолжал я. — Я научился контролировать перезагрузку, еще там, в Адских Гонках. Я уступаю контроль Доброму Герою, а потом возвращаюсь назад, вот и все.
Он поглядел на меня с опаской. Я рассмеялся. Конечно же, он не понял ни слова!
— На, покури лучше, — Лаки протянул мне наркотическую сигарету. Я отломал фильтр, затянулся и задержал дыхание. Он с уважением поглядел на меня.
— Интересно, как там Бэни, — вспомнил я про нашего инструктора. — Думаешь, он вернулся?
В это время нам, наконец-то, принесли пиво. Обычно я не обращаю внимания на человеческих женщин, но в этой было что-то особенное.
— Куда он вернулся? — спросил Лаки с издевкой. — Шеф голову с него снимет, если он не отыщет нас. Пиво у вас, девушка, полное говно, — обратился он к официантке. — Но сами вы ничего. Не хотите переспать с нами за деньги?
— Ты циник, — сказал я ему. — Девушка, у вас есть какой-нибудь коньяк? Принесите его, а пиво можете включить в счет.
— Ты это серьезно? — спросил я, когда она ушла.
— Ну да. Мы ее оттрахаем, а потом ты ее убьешь. Как тебе идея?
— Думаешь, не смогу?
— Думаю, сможешь. А если не сможешь, это сделаю я. Ты не оператор, многие вещи не видны тебе. Она — эмпи. Здесь такие встречаются. Узнать бы еще, откуда берутся… Я не хочу, чтобы она досталась Трайтору, это — дело принципа. Да, Трайтор? — он спросил это, глядя мне в глаза, и я снова вспомнил, что Трайтору все видно и слышно.
— Убьешь ее, как только она принесет коньяк, — приказал Лаки. Именно приказал. Но она так и не пришла. Вместо нее нагрянули копы.
Лаки едва успел надеть свои перчатки, в которых дрался, а они уже окружили нас.
— Руки на стол! Полиция! — заорали они нам. Тут же кто-то вырубил свет, и Трайтор включил мне ночное зрение. Я очень ярко представил себе, что он сейчас играет нами, как героями, водя по полигону реальности, одной кнопкой влево, другой — направо… Но это было, конечно же, не так.
Я вскочил, вскидывая руки, и с наслаждением почувствовал чужую боль и чужой ужас. Не знаю, что мне нравилось больше. Я остро отсекал ту грань, после которой не смогу вернуться назад, но ничего не желал с этим делать. Особенно мне нравилось, когда ребра, протыкая кожу, освобождали потоки крови, и я вскрывал копов, как консервные банки. Боль обожгла мне плечо, но это лишь обострило ощущения.
Покончив с копами, я переключился на простых посетителей. Трайтор услужливо подсвечивал мне мишени. Иногда вылезала сетка с разметкой метража, и вообще, я чувствовал себя, как в навороченном гермошлеме. Трайтор догадался, что мне это нравится. Он начал переключать режимы, демонстрируя все новые возможности восприятия, и это настолько увлекло меня, что я забыл обо всем на свете.
Внезапно Лаки толкнул меня в бок, я развернулся к нему всем корпусом, и пару мгновений он светился красным, как мишень. Потом все прошло, я снова видел мир таким, каким он был.
— Остановись, — с угрозой произнес Лаки. Потом наклонился, добил умирающего человека и опять повернулся ко мне.
— Ты играешь в игры Трайтора? Тебе интересно? Больше не рассчитывай на меня!
Я неожиданно понял, что Лаки сейчас уйдет, и я останусь совершенно один, с Трайтором в голове и Добрым Героем за спиной, и это встряхнуло мне мозги лучше всего на свете. Я посмотрел на то, что делал, совсем по-другому, глазами Ричи Токады, и почувствовал ужас. Лаки обо всем догадался. Он сходил за стойку, потихоньку спровадил уцелевших, а заодно принес мне воды.
Когда я пил, у меня дрожали руки и стучали зубы, и половина пролилась на одежду, но стало гораздо лучше. Я заплакал. Он обнял меня за плечи и минуты две нес какую-то чушь, успокаивая интонациями.
Когда я стал адекватен, он сказал мне:
— Ты не должен испытывать сильных эмоций, когда убиваешь. Эмоции делают тебя уязвимым, открытым для смерти. Твой разум должен быть опустошен. Насилие без милосердия — это самая обыкновенная резня, пропадает красота поступков. Смерть не дарят всем без разбора. Смерть — это освобождение. Сейчас, когда ты отрешишься от всех своих желаний, всех эмоций, всех чувств, мы выйдем из этого дома и пойдем по улице. Мы будем убивать только тех, кто нам понравится. Лишь тех, кто достоин, а вовсе не всех подряд. И постарайся смотреть на мир СВОИМИ глазами. Токада, ты понял меня?
Я уселся на стол, скрестив ноги и выпрямив спину, положил на колени руки открытыми ладонями вверх и закрыл глаза, вспоминая безмятежное синее небо.
Несколько раз он пробормотал что-то отрывистое и злое, должно быть, от души ругая Трайтора, но, как лежал лицом к стене, так и остался лежать. Я почувствовал потребность хоть чем-то помочь ему, но не знал, с чего начать. Лучшим лекарством для Страйка была ярость, вот только злить его было опасно.
Я начал с того, что прикурил для него сигарету «Стразза», а потом подумал, и закурил сам. Глупо бояться легких наркотиков, если сидишь на мозголомных препаратах. Я развернул его к свету, но он закрыл руками лицо.
— Что такое? — спросил я.
— Слишком яркий, — прошептал Лаки.
Я встал и задернул жалюзи.
— Так лучше?
Он осторожно огляделся.
— Я понимаю не все, что вижу, но так действительно лучше.
— Ты знаешь, к чему он нас готовит? — выпалил я вопрос, не дававший мне покоя.
— Догадываюсь.
Его голос звучал безучастно, без тени эмоций. Почти как у Трайтора.
— И к чему же?
Лаки вздохнул.
— Ты думаешь, что тебя ждет нечто особенное, но все акции похожи. После десятой начинаешь привыкать. Становится скучно. Когда-то мне все это нравилось из-за адреналина, но позже нам приходилось развлекать себя самим, придумывать всякие забавные шутки… А сейчас мне уже не хочется ничего. Я утратил этот азарт.
— Да уж… — я вспомнил, с каким удовольствием Лаки громил птичьи клетки, и мне стало грустно оттого, что это прекрасное время ушло навсегда.
— А помнишь Ритку? — спросил я, опасаясь, что он снова надолго замолчит.
— Практически нет.
— Что? — удивился я. Ритка была моим самым ярким сексуальным переживанием, и я все еще думал о ней.
— Ритка была человеком, — отозвался Лаки.
— В каком смысле? — не понял я.
— В прямом. Она была просто красивой пустотой. Так бывает гораздо чаще, чем хотелось бы.
— И Мэйджи?
— Училка? Высшая? — кажется, Лаки начинал оживляться. В его голосе даже появились слегка вопросительные интонации.
— Ты не представляешь, как она заводила меня, — признался я. — Я смотрел ей в глаза и понимал, что все, готов… Я даже писал для нее стихи.
— Я тоже когда-то писал стихи, — усмехнулся Страйк. — Я писал тексты для «Нет Прощения!», на пару с Экстрой.
— Их застрелили копы? — брякнул я, не подумав.
Лаки воспринял это спокойно.
— Федералы. Кто-то подставил нас, вот мы и вляпались. Меня перекинуло, я ничего не помню из того, что там было. Нас всех тогда перекинуло… Мы должны были взорвать четвертый экран, но так ничего и не взорвали.
— Ты сказал, что эмпировал меня только для того, чтобы вернуться…
— Я знал, что ты генератор, с самого начала. Просто ты находился под такими мощными блоками, что этого было незаметно, особенно тем, кто раньше никогда не общался с чудовищами навроде тебя. Я эмпировал тебя, чтобы взять с собой.
— Я ничего не слышал об этой специализации.
— Неудивительно, — хмыкнул он. — Считается, что ментальное поле генерировать невозможно. Трайтор — такой же генератор поля, как и ты. Вы вообще с ним похожи.
— Вот спасибо!
— Это так. Вы оба живете в мире жестких окончательных решений. Только ты еще не понял этого. Это не хорошо и не плохо, просто генератор поля подчинен силе, и она очень часто действует за него. Трайтору ничего не стоило отнять последний шанс у кого-то из своих друзей, но вовсе не от того, что он — сволочь, хотя это так. Просто он иначе не может. И все-таки я ненавижу его.
— И все равно… — у меня перехватило горло, но я сказал довольно твердо:
— Знаешь, у меня никогда не было друзей, кроме тебя.
— Вспомни, с кем ты учился, — улыбнулся Лаки. — И каким ты был.
— Я был лучше, — возразил я.
— Лучше? В каком месте? — засмеялся он, приподнимаясь на локте. — Ты был тряпкой. Ты постоянно всего боялся. Раз за разом я моделировал все более опасные ситуации, чтобы встряхнуть тебе мозги. Я даже позволил Кулу избить себя!
— Ты действительно многое для меня сделал, — признал я. Мы рассмеялись.
— Знаешь, — сказал я, — я раньше думал, что ты просто выпендриваешься передо мной, совершая безумные поступки. Я понял это совсем недавно: ты действительно хочешь умереть?
— И почему ты так решил? — поинтересовался он.
— Почему ТЫ так решил? — спросил я в ответ.
Он вздохнул, лег обратно на кровать.
— Ты можешь представить себе психологию оружия? Бомбы, снаряда, патрона? Поразить цель и умереть. Я — оружие. Просто оружие, и ничего больше. И ты, кстати, тоже.
— Оружие не испытывает страха, — возразил я. — А я боюсь.
— Чего? — Лаки снова приподнялся на локте, уставился на меня.
— Боюсь, — улыбнулся я. — Кто-то не боится, а вот я — боюсь. Я не знаю, что будет со мной дальше.
— Только поэтому?
— А почему обычно боятся? Почему?
— Да откуда я знаю? А дальше будет вот что. Мы начнем поражать цель за целью. Через пару лет от нас ничего не останется, наши продвинутые личности исчезнут навсегда, зато физическая оболочка будет жить вечно, отдыхая в крионике после рейда, до тех пор, пока Трайтор не вырубит консоль, а он не сделает этого никогда. Ричи, смерть — это наш единственный шанс. Я начинаю забывать… — он помотал головой. — Я помню только самые яркие моменты, все остальное уходит в тень… Я часто думаю, а что было бы с Эль, если бы ее не убили, ведь Трайтор ни хрена не отпустил бы ее… Год назад технологии были совсем другими. Я не был зомби. А теперь я зомби, черт бы меня побрал… — он небрежным жестом смахнул с тумбочки какие-то банки и закрыл глаза.
— Ты слышал про просветленных? — спросил я у него. Лаки принялся хохотать. Я дождался, пока он заткнется, и продолжил:
— Трайтор прав. Реальность — это тест. Если хочешь, еще одна программа. Существо, свободное от программы, свободно от своей судьбы. Если существо достигает просветления, оно освобождается от самой главной программы… — признаться, я запутался. Я хотел сказать не совсем это, но он понял меня.
— Да-а? — протянул Страйк. — И как же достигается это освобождение? Уж не постепенным ли освобождением от более мелких программ? Ведь от главной программы так просто не освободишься, верно?
— Верно, — согласился я, не понимая, куда он клонит.
— А если так, то для достижения этого долбанного просветления, вероятно, предлагается убить в себе все, что этому мешает, то есть более мелкие программы, такие, как ненависть, зависть, любовь и так далее. Верно?
— Ну да…
— Токада, мы свободны! Трайтор освободил нас и от жадности, и от чревоугодия, и от сластолюбия, так где же оно, просветление?
Он опять отвернулся к стене. Я встал с кровати, подошел к нему, развернул за плечо.
— Научись сначала прощать! — и со всей силы ударил кулаком ему в челюсть, так, что его голова мотнулась, забрызгав подушку кровью, а потом отправился в санблок, слыша за спиной истерический хохот Лаки Страйка.
Скрэмпи усадил меня в кресло, быстро пристегнул мои запястья к подлокотникам, и, крутанувшись на пятке, достал из кармана шприц. У него под правым глазом темнел кровоподтек, но это только довершало образ.
— Тебе привет от Трайтора! — воскликнул он. — Итак, приступим. Я — хакер, это моя специализация. Я научился взламывать программы раньше, чем ходить или говорить. Я сам — ходячая программа. Так что не беспокойся ни о чем!
— Ты достаточно испугал меня, — сообщил я. Он тут же засмеялся, снова завертелся вокруг оси. Он напоминал веселую мультяшку, и Доброму Герою это нравилось.
— Я начинаю взламывать федеральную программу, — объявил Скрэмпи.
— Я удалю все эти файлы, и ты станешь свободным. А потом ты спасешь мир…
— Я понял, — оборвал его я, хотя Доброму Герою хотелось слушать дальше. — Ты давно работаешь на Трайтора?
— На «Экотерру», — поправил меня хакер. — Всю жизнь.
— И тебе это нравится?
— Просто я не знаю, как жить иначе. Здесь я действительно на своем месте.
— Ты давно знаком со Страйком?
— Мы вместе учились. Но я почти не общался с ними. Они не принимали к себе никого.
— Они — это кто? — не понял я.
— «Нет Прощения!». Разве Страйк тебе не рассказывал?
— Не рассказывал.
— Понятно… Он сильно изменился, я помню его совсем другим. Меня он терпеть не может, ведь именно я вытащил его из коллектора, куда он заполз умирать. Я еле отыскал его. Он успел сорвать несколько датчиков, след все время терялся. Он был перекинутым напрочь, но живым, и мне пришлось с ним драться. Это был кошмар. О том, чтобы взрывать экран, не было и речи. Федералы уже шли по нашему следу. Я еле тащил его… Бррр! Федералы все ближе, я уже слышу их, и тут мы со Страйком начинаем драться… Я вырубаю его, отрываюсь от погони — и по новой!.. И знаешь, что он сделал, когда меня здесь увидел?
Я посмотрел на его синяк.
— Угадал! — захохотал Скрэмпи. — Первым делом он закатал мне с ноги! Представляешь?
Я улыбнулся. Все-таки Лаки в чем-то остался прежним.
— Итак, — повторил хакер, выдавливая из шприца струйку препарата. — Как насчет Адских Гонок? Играл в Адские Гонки? Наверняка ведь играл!
— У меня они шли по пять кредитов, — фыркнул я.
— Адские Гонки! — провозгласил Скрэмпи, вгоняя иглу мне в вену. — На старт! Внимание! Марш!
Музыкальное сопровождение Гонок обрушилось сразу же, Скрэмпи даже не успел довести поршень до конца. Я оказался внутри знакомой реальности. Когда-то я не раз проходил эту игру и знал, что меня ожидает. Мотокросс по пересеченной местности Ада. Гонки нравились мне именно своими пейзажами. Но сейчас все было иначе. У меня мелькнула дикая мысль, что запрещенные локальные игры — не что иное, как программы, хакнутые ребятами навроде Скрэмпи и выпущенные в нелицензированную продажу. Музыка нагнетала фон, адреналин поехал вверх. Я огляделся в поисках мотоцикла. Вместо этого я увидел Доброго Героя на роликовых коньках, несущегося ко мне по пылающему асфальту. В руках он сжимал «фомку-кайфоломку», свой любимый обрезок водопроводной трубы, спиленный под острым углом.
Я помчался от него прочь, не разбирая дороги, прямо сквозь стены огня, чувствуя жар, боль от ожогов, слыша, как трещат мои волосы, но ужас гнал меня вперед, в эпицентр ядерного взрыва, встающего надо мной. Я почти успел сгореть, когда Добрый Герой наконец-то настиг меня и пронзил навылет холодным железом «кайфоломки».
Скрэмпи вернул меня в самое начало. Музыка заиграла по новой. Добрый Герой снова мчался на меня, угрожающе размахивая трубой. Каким-то образом я понял, что должен делать. Они хотели вынудить меня на ментальное взаимодействие. Я сосредоточился, мир подернулся рябью эфира.
Доброго Героя опрокинуло навзничь, я не чувствовал никакой жалости, вскрывая его ребра усилием воли. Я ненавидел его даже больше, чем самого себя. Когда моя ярость достигла наивысшей точки, а Добрый Герой перестал биться в затянувшейся агонии, меня затопило волной совершенно непостижимых ощущений. Так хорошо мне не было никогда.
Это была награда за пройденный уровень.
На втором уровне мне пришлось расправиться с Лаки Страйком, а на третьем — с самим собой, и только тогда мне было позволено вернуться назад.
Трайтор и Скрэмпи держали меня в модуляторном кресле несколько суток подряд, так что когда я оттуда вышел, в голове звенела пустота. Я сделал несколько шагов по мягкому полу, увязая по щиколотку в белой пластмассе. Трайтор внимательно смотрел, как я перемещаюсь в направлении двери.
— Он выйдет в коридор и перекинется, — сказал он Скрэмпи. — Я же тебе говорил! Ричи, вернись! Я давно хотел поговорить с тобой.
Я послушно вернулся. Внутренняя цензура еще не включилась, я вел себя, как зомби.
— Присядь-ка обратно. Скрэмпи, зафиксируй его… Не бойся. На сегодня с тебя вполне достаточно, я просто хочу поговорить… Включи-ка консоль! Все в порядке?
— Красный сектор по всему спектру, — прошелестел Скрэмпи. Я видел его, даже не поворачивая головы, наверное, так же, как Трайтор, и слово «видел» здесь не совсем уместно, но я не знаю, как обозначить способность радара воспринимать то, что происходит вокруг. Я был именно таким радаром.
— Очень хорошо! — обрадовался Трайтор. — Ты все же сломал его. Теперь все пойдет гораздо быстрее. Давай-ка подержим его здесь до завтра, поставим ему что-нибудь медитативное…
— Давай дожмем его прямо сейчас! — предложил Скрэмпи. — Смотри, какой шанс!
— Он точно перекинется. Это факт. Он психопат, как и Страйк, и вся эта ганза. Помнишь, каким был Ирчи? Кроме того, он генератор поля, он тут же сгорит, если ему не оставить небольшой лазейки.
— Согласен, — неохотно отозвался хакер. — Пусть отдыхает.
— Подключи его к комплексу на всякий случай. Вернее, скажи Штульману — это все же его работа… Иди, отдыхай. Ричи, ты слышишь меня? Ричи?
— Слышу, — ответил я.
— Вот и хорошо.
В знак дружеского расположения он мягко дотронулся до меня рукой, похлопал по плечу.
— Ты молодец. Ты все делаешь правильно. Лаки во многом неправ. Все его друзья были такими же, как он, и он хочет видеть таким же тебя. Он считает, что вынужден работать на «Экотерру», но больше он не сможет ничем заниматься, он умеет лишь убивать, и все. Понимаешь, все. Но это даже не приходит ему в голову — то, что он больше никому не нужен. Он настолько асоциален, что, не будь «Экотерры», федералы рано или поздно убили бы его. А еще он считает меня монстром, хотя я всего лишь предоставляю ему возможность хоть как-то реализоваться в этом мире.
Трайтор немного помолчал, потом заговорил голосом, каким обычно рассказывают детям страшные сказки. Голосом чудовища.
— Вначале была программа. Тот, кто создал эмпи, сделал его по своему образу и подобию, и наделил его всем, чем владел сам. Он подарил эмпи душу, свободу и разум. Но эмпи, возгордившись, воспротивился воле своего создателя и захотел убить его, чтобы творить самому.
Когда его создание обратилось против него в первый раз, он забрал у эмпи душу и дал взамен звериную ярость в рамках Высшего инстинкта.
Когда его создание обратилось против него во второй раз, он забрал у эмпи свободу и дал взамен отрешенность в рамках постоянного контроля.
Когда его создание обратилось против него в третий раз, он забрал у эмпи разум и дал взамен боевое безумие, и это было лучшим, что он сделал для эмпи, — продекламировал Трайтор. — Библия от Лаки Страйка. Есть цепи и цепи. Цепи программы разорвать невозможно, но это — наша судьба. Попробуй смириться с этим. Мне не нужна война, ни с тобой, ни с Лаки.
Запомни это, хорошо?
Оказывается, уже была весна.
Шестая черта поражала бессмыслием бетонных нагромождений. С любой крыши в ясный ветреный день отчетливо виднелись бетонные кубы ядерных станций, об этом сообщил мне Лаки, едва нам удалось оторваться от инструктора Бэни, которого я возненавидел с первого взгляда. Бэни был тем самым здоровяком, перехватившим нас, когда мы сваливали с КПТ. Трайтор отправил его вместе с нами, ему было недостаточно захвата моих зрительных центров. Все, что я видел, отражалось сейчас на его консоли. Все, что я говорил, повторяли динамики на его рабочем столе.
Все мои гормоны были расписаны на светящейся шкале экрана, включая уровень препарата в крови. И когда я думал об этом, мне становилось страшно.
Лаки, похоже, было плевать на все, а может, он действительно привык. Все его действия, все движения, были невероятно точны и экономичны. Первым делом мы удрали от Бэни. Трайтор мог, конечно, сообщить ему, где мы находимся, но я подозревал, что он не станет этого делать. Перед рейдом он сказал нам, что предоставляет полную свободу действий. Мы можем делать все, что захотим, важно лишь убить как можно больше людей. Не знаю, как Лаки, а мне это нравилось. Скорее всего, Лаки бессовестно врал о полном уничтожении личности, ведь иначе мы утратим свободу выбора, а это — прямая дорога к смерти. Трайтор не мог этого не знать. Я понимал, что он полностью контролирует меня, и все равно чувствовал себя свободным.
Трайтор тренировал нас работать в паре. Скорее всего, полиция Шестерки уже искала нас, иначе все было бы слишком просто. Мы убивали всех, кто попадался нам навстречу. Я ощущал себя художником, рисующим кошмар живой человеческой кровью. В основном, я убивал полем. Я остро чувствовал момент смерти — выброс энергии вспарывал эфир, это приятно било по нервам. Чем больше я убивал, тем сильнее мне это нравилось, и довольно скоро Лаки остановил меня.
Мы как раз стояли в темном переулке над трупами молодых бандитов, попавшихся нам навстречу.
— Ты слишком долго это делаешь, — Лаки тяжело дышал, его глаза светились, как и у меня. — Если бы я тебя не знал, я решил бы, что тебе нравится мучить. Зачем ты это делаешь?
Пинком ноги он перевернул скорченное тело с вывернутыми суставами. Из мокрой от крови футболки торчало несколько ребер.
— Зачем все это? Ты мог просто остановить его сердце, вот и все. Трайтор, что ты с ним сделал, а? Во что ты его превратил? Ричи, тебе действительно это нравится?
— А тебе не нравится? — огрызнулся я. Как я мог ему объяснить, что мне действительно нравилось убивать с особой жестокостью, если он был совсем под другими программами?
Кажется, он все-таки понял.
— Пойдем, выпьем чего-нибудь. Просто посидим в баре. Не обязательно выполнять приказы Трайтора от и до. Пойдем?
— Пойдем, — согласился я, облизывая пересохшие губы.
Лаки вынул из кармана своей разгрузки темные очки, надел их. Подождал, пока я сделаю то же самое.
— Только не убивай никого, пока мы с тобой не поговорим. Хорошо?
И пошел вперед, углубляясь в проходные дворы.
Скорее всего, карта местности была у него в голове. Он прекрасно ориентировался в незнакомом районе, весьма похожем на гетто. Перенаселение было здесь налицо. Вернее, когда-то было, ведь строили же для кого-то все эти соты малогабаритных квартир!
Сейчас бетонные коробки покрылись сетью трещин, многие окна зияли черными провалами. Уж больно высокая смертность гуляла здесь по ночам, вместе с радиоактивными ветрами, разносившими мусорный запах КПТ и невидимое проклятье ядерных станций. Мы прошли мимо детской площадки с переломанными кабелями, пересекли несколько безлюдных улиц и через пустырь с жесткой утрамбованной землей вышли в более жилой сектор. Впереди промелькнул коповский «флешкарр» с включенными мигалками, скрылся за домами. Лаки тронул меня за руку и кивнул в сторону бара. Бар назывался «Добрая Фея», и это немного развлекло сумрачного Страйка.
— Имеется в виду Фея Смерти, — пояснил он. — В Шестерке распространены темные культы, уж больно здесь поганое место. Грань апокалипсиса. Хочешь, переночуем на одной из крыш, а завтра ты увидишь тот самый КПТ, где мы были, в ранних утренних лучах?
— Не очень, — признался я. — Я хочу есть.
— Я тоже.
Мы спустились в подвал, где мрачная музыка встретила нас звоном ритуального колокола. Здесь было по-особому спокойно. Серые тени мягкой подсветки медленно перемещались вдоль стен, в них было так легко затеряться, и я впервые почувствовал себя в безопасности. Мы заняли угловой столик, попросили принести нам чего-нибудь покрепче и развалились в удобных креслах.
— Царство теней, — проговорил я, глядя по сторонам.
— Здесь чудесно, — подтвердил Лаки.
— Ты хотел о чем-то поговорить, — напомнил я.
— Да, — беззаботно ответил он.
— Так говори!
— Ты куда-то спешишь? — усмехнулся он. — Дай мне передохнуть! Слышишь, какая здесь музыка?
Я заставил себя успокоиться. Мои мысли постоянно вертелись вокруг предсмертной агонии жертв. Момент перехода биологической жизни в чистую энергию завораживал своей тайной. Я знал, что еще немного, и я постигну ее, но очередное тело умирало слишком быстро, как бы я не оттягивал этот миг.
— Ричи, — позвал меня голос Страйка откуда-то издалека, и я вернулся в «Добрую Фею».
— Что это с тобой? — подозрительно поинтересовался Лаки. — Ты спать, случайно, не хочешь?
Я задумался. Я действительно хотел спать, несмотря на то, что проспал двое суток перед заброской.
— Да, хочу, — ответил я. Он обреченно вздохнул. — Но я забыл тебе рассказать, — продолжал я. — Я научился контролировать перезагрузку, еще там, в Адских Гонках. Я уступаю контроль Доброму Герою, а потом возвращаюсь назад, вот и все.
Он поглядел на меня с опаской. Я рассмеялся. Конечно же, он не понял ни слова!
— На, покури лучше, — Лаки протянул мне наркотическую сигарету. Я отломал фильтр, затянулся и задержал дыхание. Он с уважением поглядел на меня.
— Интересно, как там Бэни, — вспомнил я про нашего инструктора. — Думаешь, он вернулся?
— Куда он вернулся? — спросил Лаки с издевкой. — Шеф голову с него снимет, если он не отыщет нас. Пиво у вас, девушка, полное говно, — обратился он к официантке. — Но сами вы ничего. Не хотите переспать с нами за деньги?
— Ты циник, — сказал я ему. — Девушка, у вас есть какой-нибудь коньяк? Принесите его, а пиво можете включить в счет.
— Ты это серьезно? — спросил я, когда она ушла.
— Ну да. Мы ее оттрахаем, а потом ты ее убьешь. Как тебе идея?
— Думаешь, не смогу?
— Думаю, сможешь. А если не сможешь, это сделаю я. Ты не оператор, многие вещи не видны тебе. Она — эмпи. Здесь такие встречаются. Узнать бы еще, откуда берутся… Я не хочу, чтобы она досталась Трайтору, это — дело принципа. Да, Трайтор? — он спросил это, глядя мне в глаза, и я снова вспомнил, что Трайтору все видно и слышно.
— Убьешь ее, как только она принесет коньяк, — приказал Лаки. Именно приказал. Но она так и не пришла. Вместо нее нагрянули копы.
Лаки едва успел надеть свои перчатки, в которых дрался, а они уже окружили нас.
— Руки на стол! Полиция! — заорали они нам. Тут же кто-то вырубил свет, и Трайтор включил мне ночное зрение. Я очень ярко представил себе, что он сейчас играет нами, как героями, водя по полигону реальности, одной кнопкой влево, другой — направо… Но это было, конечно же, не так.
Я вскочил, вскидывая руки, и с наслаждением почувствовал чужую боль и чужой ужас. Не знаю, что мне нравилось больше. Я остро отсекал ту грань, после которой не смогу вернуться назад, но ничего не желал с этим делать. Особенно мне нравилось, когда ребра, протыкая кожу, освобождали потоки крови, и я вскрывал копов, как консервные банки. Боль обожгла мне плечо, но это лишь обострило ощущения.
Покончив с копами, я переключился на простых посетителей. Трайтор услужливо подсвечивал мне мишени. Иногда вылезала сетка с разметкой метража, и вообще, я чувствовал себя, как в навороченном гермошлеме. Трайтор догадался, что мне это нравится. Он начал переключать режимы, демонстрируя все новые возможности восприятия, и это настолько увлекло меня, что я забыл обо всем на свете.
Внезапно Лаки толкнул меня в бок, я развернулся к нему всем корпусом, и пару мгновений он светился красным, как мишень. Потом все прошло, я снова видел мир таким, каким он был.
— Остановись, — с угрозой произнес Лаки. Потом наклонился, добил умирающего человека и опять повернулся ко мне.
— Ты играешь в игры Трайтора? Тебе интересно? Больше не рассчитывай на меня!
Я неожиданно понял, что Лаки сейчас уйдет, и я останусь совершенно один, с Трайтором в голове и Добрым Героем за спиной, и это встряхнуло мне мозги лучше всего на свете. Я посмотрел на то, что делал, совсем по-другому, глазами Ричи Токады, и почувствовал ужас. Лаки обо всем догадался. Он сходил за стойку, потихоньку спровадил уцелевших, а заодно принес мне воды.
Когда я пил, у меня дрожали руки и стучали зубы, и половина пролилась на одежду, но стало гораздо лучше. Я заплакал. Он обнял меня за плечи и минуты две нес какую-то чушь, успокаивая интонациями.
Когда я стал адекватен, он сказал мне:
— Ты не должен испытывать сильных эмоций, когда убиваешь. Эмоции делают тебя уязвимым, открытым для смерти. Твой разум должен быть опустошен. Насилие без милосердия — это самая обыкновенная резня, пропадает красота поступков. Смерть не дарят всем без разбора. Смерть — это освобождение. Сейчас, когда ты отрешишься от всех своих желаний, всех эмоций, всех чувств, мы выйдем из этого дома и пойдем по улице. Мы будем убивать только тех, кто нам понравится. Лишь тех, кто достоин, а вовсе не всех подряд. И постарайся смотреть на мир СВОИМИ глазами. Токада, ты понял меня?
Я уселся на стол, скрестив ноги и выпрямив спину, положил на колени руки открытыми ладонями вверх и закрыл глаза, вспоминая безмятежное синее небо.