Ольга Славнейшева
НЕТ ПРОЩЕНИЯ!
С теми, кто еще жив,
И с теми, кто уже мертв,
Хожу я дорогами памяти.
Ричи Токада
РИЧИ ТОКАДА — 1
Этот день начинался, как и все предыдущие. Я шагал в лицей по чавкающей грязи, низко надвинув козырек капюшона. Ночью Вторую черту укутало снегом, и теперь все это стремительно таяло. Зима уходила в землю вместе с талой водой, на оживший город снова готов был обрушиться весенний удар парникового шока. Кое-где уже зеленела модифицированная травка. Еще немного — и над Стад-Реем потянутся стаи птеродактилей…
Дорога в школу, или Специализированный Психотехнический Лицей, как она называлась на самом деле, занимала у меня ровно восемнадцать минут. Школа располагалась на краю древнего парка. Старая, с желтыми стенами и белыми колоннами, она уныло выделялась на фоне мокрого леса. Я подошел к тяжелой двери и сразу же наткнулся на Ритку. Модель стояла, опираясь спиной на одну из колонн, и мусолила во рту конфету. И поджидала, естественно, меня.
— Ричи, здравствуй! — Она шагнула, загораживая дорогу, и мне пришлось остановиться. Ритка вела себя настолько вульгарно, что иногда я думал: а не человек ли она? Как она попала в Лицей, я не понимал. Видя, что я пытаюсь ее обойти, она схватила меня за руку.
— Ричи, подожди. У меня заказ. Ты не смог бы достать мне порно-квест?
— Зачем тебе? — искренне удивился я.
— Хочу попробовать виртуальный секс. Говорят, это лучше, чем обычный.
— Хочешь стать непорочной девой? — я не выдержал и хихикнул.
Она нахмурилась и топнула ногой. Кажется, я был единственным, кто до сих пор сопротивлялся ее чарам.
— «Весла и цепи». — Она с вызовом поглядела мне в глаза.
— Это садомазохизм, — заметил я.
— Вот и хорошо…
— «Двойная смерть», в случае чего. Мне и тебе. — Я был честным бредменом и всегда предупреждал своих клиентов.
— Нас повенчала смерть… — пропела она, беря меня под руку.
— Это все? — поинтересовался я.
— Ричи, а давай пройдем его вместе!
— Никогда! — вырвалось у меня. — Диск я достану, а пробовать не буду. Ни весла, ни цепи… Я спешу.
Я ускользнул из ее цепких пальчиков, но она все еще заступала мне дорогу.
— Знаешь, Ричи, Пендоз раньше тоже был парень, что надо, — мстительно прошипела модель. — А потом ему взяли и перестали давать!
— Ты мне угрожаешь? — тут я расхохотался, отодвинул ее и вошел в вестибюль.
Лицей изнутри поражает воображение, у кого оно не очень хорошо развито. Государственная программа не жалеет денег на таких, как мы. Я подошел к огромному зеркалу и поправил галстук.
Я был единственным в своем потоке, кто ходил в школу в костюме от «Деборы Вокс», и единственный умел носить его непринужденно. Челка отросла и падала мне на глаза, как у Доброго Героя из моего любимого комикса «Спасти Планету». Я с удовольствием окинул взглядом собственное отражение. Придраться было не к чему. Если ты — бредмен, главный барыга во всем Психотехническом лицее, ты обязан выглядеть на все сто. Вот я и выглядел. Кто-то из моих истинных родителей был, скорее всего, с Островов, и в зеркале отражался розовощекий упитанный юноша с азиатской внешностью. Я подмигнул самому себе и начал неторопливо подниматься на второй этаж. Я никогда не прыгал через ступеньку, предпочитая держаться солидно.
Когда я вошел в кабинет, как раз звенел звонок. Заняв свое место за партой, я открыл сумку, набитую заказами, и почувствовал жадные взгляды клиентуры. Бедные! Им предстояло томиться в неведении до конца пары!
И тут это случилось.
В кабинет вошла наша преподавательница психологии людей, а следом за ней — новенький. Я отложил сумку и уставился на него, как и весь класс.
Если ты — эмпи и проходишь при этом все тренинги от начала и до конца, ты поймешь с первого взгляда, что за существо перед тобой, на каком оно уровне подготовки и чего от него ожидать. А сейчас я был растерян. Этот парень имел довольно высокую ступень, но настолько закрытый фон, что напоминал человека. Его холодные глаза мрачно обвели притихший класс. Он был высокого роста, длинные светлые волосы хаотично падали на плечи, на черную футболку с мордой какого-то животного. Это выглядело странно. В нашем классе не было ни одного волосатого. Кто-то захихикал.
— Лаки, — сказала Мымра, — проходи и садись, где хочешь. А теперь все открыли конспекты и написали название новой темы:
«Психоблокада человека при помощи препаратного эмпирования…».
Лаки направился к моей парте. Кул искоса проследил за его действиями и что-то сказал своим нукерам. Те заржали, но я бы на их месте так веселиться не стал. Лаки удивленно поглядел на них, потом перевел взгляд на меня.
— Это что, ваш альфа? — поинтересовался он с ходу, еще не успев толком присесть.
— Кул? В точку!
— Он тоже эмпи? Невероятно… — Лаки откинул за спину светлые волосы, начал было выкладывать письменные принадлежности, но неожиданно передумал и протянул мне ладонь.
— Лаки Страйк.
— Ричи Токада.
Я помню, что странное ощущение коснулось меня, вместе с его рукой. Каким-то образом я понял, что все уже решено, и ничего изменить невозможно. Эмпи способен чувствовать перемены в своей судьбе. Лаки был таким же, как я. Наконец-то я встретил равного.
В этот поток меня перевели после поединка с коллегой по работе. Наглый бредмен вызвал меня сам, из-за детских дурацких комиксов. Я смутно помню, что тогда произошло. Мы дрались прямо на крыше лицея, а потом директор вызвал меня и сообщил, что я досрочно перехожу на новый уровень. И я оказался здесь, в сплоченной стае, больше напоминавшей уличную банду. И тогда начался ад.
— К этому классу препаратов можно отнести… — диктовала Мымра. Лаки Страйк достал «Клинвуд», дорогущую ручку с золотым пером. Я хмыкнул и вытащил из сумки консоль, открыл новый файл и принялся печатать. Он бросил на меня косой взгляд и извлек из бэга «Манускрипт».
Это была его тетрадь для записей.
— Ну хватит! — Мымра каким-то образом уловила, что мы ее не слушаем, и я торопливо застучал по клавишам, восстанавливая по памяти начало текста.
Психология людей была моим любимым предметом. Этот курс нам зачитывали, представляя людей гипотетическим противником. Нам никогда не рассказывали, как с ними дружить. Нас тренировали на максимально быстрое подавление. А еще была практика — система зачетов, в которой участвовали лишь двое. Эмпи и его оператор. Зачет принимался в естественной среде — в магазине, на улице, в общественном транспорте… Люди были всего лишь материалом. К этому нас готовили всю жизнь. Смешно, но они даже не подозревали о том, что существуем мы. Быть эмпи — большая удача. Слово «эмпи» не имеет ничего общего со словом «эмпатия». Это — аббревиатура.
Ментальные Программы. эМ Пи.
Я машинально строчил текст. Мымра касалась вещей, довольно опасных для тех, кто умеет читать между строк. Скорее всего, нас контролировали не менее жестко. Этот предмет заставлял меня думать. Полтора часа пролетели незаметно, снова прозвенел звонок, и половина класса сорвалась со своих мест, но кое-кто не торопился. Заказчики, поглядывая на меня, собирали свои сумки, подстраиваясь под мой темп. Я ненавидел их так же, как и они — меня, и поэтому копался, как мог.
Кто-то уже приплясывал от нетерпения. Мне нравилось их мучить. Я поискал глазами Пендоза, но того уже не было в классе, и это означало, что две пачки «Стразза» сегодня не уйдут. Я поклялся себе, что выясню, у кого эта гнида покупает «Стразз» — ненавижу конкурентов! — и тут я услышал голос Кула:
— Стоять! Лаки или как там тебя…
Обычно я всегда вздыхаю с облегчением, когда выясняется, что Кул зовет не меня, а кого-то другого. Я вскинул сумку на плечо и начал пробиваться сквозь толпу заказчиков, попутно скидывая товар и прибирая денежки. Меня интересовало лишь одно. Реакция Лаки Страйка.
Я успел к началу разборки. Кул держал Лаки за футболку и спрашивал, кривляясь:
— А это что за дерьмо? У сестренки взял поносить, да?
— Это белка-летяга, — невозмутимо объяснил ему Лаки. — Они вымерли всего лишь месяц назад. Зато такие как ты, похоже, будут жить вечно.
Кул не придумал ничего смешнее, чем ударить его. Лаки остался стоять. Он глядел не на Кула, а на меня, и я неожиданно понял, что он зачем-то старается произвести на меня впечатление. И заодно — изучает мою реакцию. И, скорее всего, догадался уже о моем страхе перед Кулом, угодливом, липком страхе бредмена перед вожаком стаи.
Кул примитивен. Кто-то считает, что чем примитивнее особь, тем легче ею управлять.
Попробуйте приручить крокодила, если крокодилы еще остались. Я боялся Кула еще и потому, что не встречал эмпи, столь похожего на человека; эмпи, настолько тупого, что ни о каком ментальном воздействии не было и речи. Такой Кул имеется в каждом потоке, как фактор примитивной агрессии, но тогда я этого не знал и считал директора лицея идиотом.
У Лаки был выбор, либо кинуться в драку, либо — нет. Тогда я еще не видел, как он дерется, но почувствовал, глядя на его насмешливое спокойствие, что Кул для него — не проблема. Взгляд Лаки давал понять, что он отпускает их на первый раз. Это неожиданно дошло до всех, кроме Кула.
— Завтра придешь в другой футболке, понял? — спросил Кул, катая желваки. — Считай, мне эта не понравилась. Понял? Все, вали отсюда!
Лаки развернулся, поглядел на меня в упор. Меня ударило полем. Я слишком хорошо чувствую подобные вещи. Лаки Страйк был в бешенстве. Он прошел мимо, и я невольно вжался лопатками в холодную стену. Кул проводил его недобрым взглядом, потом с радостью осознал, что я все еще здесь, и, небрежно кивнув, сказал:
— Ко мне!
Я сглотнул cпазм в горле. Меня трясло. Я пошел к нему. Я почти не боялся, мои мысли были заняты другим — я впервые встретил эмпи, не просто равного, но превосходящего меня, кажется, по всем параметрам!
Кул, не смотря на глубокий идиотизм, что-то все же почувствовал. Он еще раз поглядел на лестничный проем, куда свернул Лаки, потом заглянул мне в лицо:
— Этот Лаки напугал тебя? Да, детка?
На этот вопрос ответа не требовалось, и я промолчал.
— Ладно. Проехали. — У Кула сузились глаза. — Ричи, детка, постарайся достать мне эти таблетки. Понял? В шесть вечера я буду ждать тебя, где всегда. У меня большие планы на этот вечер, и ты достанешь мне таблетки, а не то я тебя убью!
Он несильно ударил меня кулаком в живот. Вообще Кул, когда хочет, может свалить с ног одним ударом, комплекция позволяет ему это. Сейчас мне не было больно, но иерархия стаи велела мне согнуться пополам и выдавить «Понял!». Кул поднял мою голову за волосы и потрепал по щеке, после чего они ушли. Я перевел дыхание. Подстраиваться под Кула я уже привык. Хорошо еще, что только под него одного! В стае я занимал одно из ключевых положений жизненно важной особи, необходимой всему потоку. Кул перестал систематически избивать меня совсем недавно, когда я догадался подсадить его на наркотики. Я знал, чего хочет от меня Кул, но вот Лаки… Лаки был предельно опасен. Такого, как он, таблетками не накормишь… Я поскреб в затылке. Шестое чувство, обычное для эмпи, орало, что грядут перемены, а перемены для бредмена — все равно, что землетрясение для черепахи — ерунда, а приходится втягивать голову в панцирь.
По расписанию у меня было еще две пары, но мне дико захотелось домой. Я представил, как закрываю дверь на все замки, опускаю ставни, выключаю свет и лежу в полной темноте, и не думаю ни о чем, а представлю себе, что умер, и все проблемы остались далеко позади.
Я вышел на крыльцо, залитое солнечным светом, достал сигареты, закурил…
— Ричи?
Я обернулся и выронил сигарету. Лаки был выше меня на полголовы, но мне показалось, что он глядит на меня здорово сверху. Впрочем, он тут же улыбнулся, демонстрируя отсутствие агрессии.
Его темные глаза остались холодными. Я криво улыбнулся в ответ.
— Тоже прогуливаешь? — продолжал он, не замечая моего ужаса. — Смотри, какая погода!
Идем?
— Куда? — безучастно спросил я.
Лаки фыркнул.
— Пить пиво, куда же еще?
— Пить пиво? — не понял я. — Зачем?
— Вон там! — и Лаки кивком головы указал на «Колодец».
Это было слишком. «Колодец», пивной бар, находился напротив лицея, и только полные идиоты посещали это место, зная, что преподаватели любят нагрянуть туда с проверкой. Даже Кул избегал напиваться в «Колодце». Но Лаки был не в курсе. Я попытался ему объяснить. Он не стал меня слушать. Просто схватил за рукав и потащил по лужам. Я обалдел от такого обращения и попробовал вырваться, но он, болтая о всякой ерунде, игнорировал мои трепыхания, и не успел я прийти в себя, как в моей руке уже оказалась кружка пива. Я завертел головой, ожидая увидеть знакомые лица. Мне повезло. В баре было полно людей, и ни одного эмпи.
— Здесь не так уж плохо, — заметил Лаки. — И пиво вроде ничего. Чего ты нервничаешь?
— Знаешь, это заведение — для людей…
— Ну и что? — он весело засмеялся, на нас тут же стали оглядываться. Я мечтал провалиться сквозь землю.
— В Двойке полно предрассудков, это я уже заметил. — Лаки достал из сумки пачку «Стразза», выбил щелчком сигарету.
— Куришь?
— Откуда у тебя это? — насторожился я.
— С какой целью интересуешься? — подозрительно поглядел на меня Лаки.
— Я не употребляю наркотики, — гордо ответил я. Он прыснул со смеху.
Отломал фильтр, закурил, задерживая дыхание.
— Зря… В Единице «Стразз» легализован, как и огнестрельное оружие, и много чего еще.
— В Единице?! — я глядел на него во все глаза. — Тебя перевели из Единицы?
— Я плохо учился, — хмыкнул он.
— Расскажи мне про нее! — Я не знал никого, кого бы взяли и перевели из одной черты в другую. Я вообще ничего не знал про другие районы Стад-Рея. Этой информации просто не было.
То, что Лаки — из Единицы, объясняло многое. Длинные волосы, свободная манера общения, полное отсутствие страха перед криминальными авторитетами… Он просто был другим, вот и все.
— Там все иначе, и в то же время — то же самое. — Лаки выдохнул дым.
— И все? — Я хлебнул из кружки. Неожиданно мне стало все равно, увидят меня в «Колодце» или нет. Лаки захватил мое внимание. Я прекрасно представлял себе расклад. Если этот парень из Единицы, он должен быть просто богом по сравнению с такими, как мы. В Единице подготовка наверняка на порядок выше…
— Что тебя интересует? — прямо спросил Лаки.
Я задумался, не зная, с чего начать. Кажется, он понял мои затруднения. И начал рассказывать.
Уже потом я сообразил, что Лаки обладает искусством, редким даже для эмпи — рассказывать зрительными образами. Я не слышал слов, но видел все, о чем он говорил. Я видел с огромной высоты весь Стад-Рей, систему виадуков, соединявшую одну черту с другой, я видел центр — сердце гигантского города, расцвеченное неоновыми огнями, я мчался на мотоцикле последней модели с силовыми экранами, я чувствовал даже вкус пищи, про которую рассказывал Лаки. Я был потрясен, когда он замолчал. Потрясен даже не тем уровнем жизни, который прошел перед моим мысленным взором, хотя о многом я узнал впервые. Я окинул взглядом ряды пустых кружек. Я просто не помнил, как выпил все это! В своей руке я обнаружил сигарету «Стразз», докуренную до половины.
— Что это было? — спросил я в замешательстве.
— Легкий гипноз, — улыбнулся он. — Извини. Ты сам просил показать тебе Единицу.
Я машинально затушил окурок. Мои движения не были уверенными, как обычно. Я был изрядно пьян.
— Где ты живешь? — зачем-то спросил я у него.
— В каком-то говенном отеле.
— Перебирайся ко мне, если хочешь, — неожиданно для себя ляпнул я.
— Идет! — тут же согласился Лаки. — Мне все равно, где жить, но в отеле — куча людей. Я не такой расист, как ты, но меня это начинает напрягать. В Единице нам запрещалось контактировать с другим видом вообще.
— Но почему?
Лаки пожал плечами.
— Я тоже не понимаю, почему так. Здесь одни порядки, там — другие… Это надо принять, как есть. А начнешь думать — сломаешь голову. Идем отсюда.
И мы пошли ко мне.
Все происходило без моего участия. Стол оказался заставлен закусками и запрещенным алкоголем свыше семнадцати градусов — Лаки каким-то образом обнаружил мой тайник и вытащил из него все «палево», которое я расписал для клиентов на месяц вперед. Но мне было наплевать. Не знаю, чему я радовался больше — отсутствию страха, обычному для меня в последние несколько лет, или тому, что у меня наконец-то появился друг.
— Ну, поехали, — Лаки быстро разлил коньячный спирт по фужерам. Я выпил, затянулся, посмотрел, что же я курю — и опять у меня в руке была наркотическая сигарета!
Мой разум сделал последнюю попытку взбунтоваться. Усилием воли я заставил себя протрезветь, попытался проанализировать факт попойки, чего я не допускал в своем доме никогда, но Лаки вовремя бросил парочку ничего не значащих фраз, и я неожиданно понял, что ничего плохого не происходит. Да и сам разговор про экологический терроризм, который мы вели, начинал захватывать меня все больше и больше.
— Эти белки и вправду вымерли? — я кивнул на его футболку, уже основательно залитую спиртными напитками.
Благодаря своей волшебной консоли я знал об экологии все. Кстати, консоль была из Единицы.
Ради нее я нарушил собственные правила и продал килограмм героина, чего не делал никогда: за героин, как и за порнуху, полагалась «двойная смерть», высшая мера наказания, когда сначала убивали один раз, потом реанимировали, и убивали второй раз, теперь уже навсегда. Я видел это по визору. Мне хватило одной передачи, чтобы усвоить: наркотики — это смерть. Но с героином все прошло гладко, и через час я держал свою красавицу в руках. Чемоданчик из натуральной кожи, выход в Сеть, прямой доступ к Локалке, где рубятся в «Контра-Септик» и «Стань Первым!», и везде я имею своего персонального игрока… Консоль покорила меня навсегда, стала самой любимой игрушкой, заменила друзей, которых у меня никогда не было. Даже Кул что-то понял, когда однажды попытался кинуть меня на консоль и неожиданно получил отпор. Понял, что наркотики могут закончиться и больше не приставал ко мне с просьбой «заценить игрушку».
А еще консоль позволяла подключаться к Шахматному Зонду, но так далеко я не заходил. Я не хакер. Я бредмен.
Впрочем, про экологию я знал много такого, чего лучше было бы и не знать. И я подумывал, а не начать ли мне откладывать кредиты на Пай — небольшой участок земли на последнем «чистом» континенте с той стороны планеты.
— Да. Белки вымерли, — вздохнул Лаки с таким видом, будто эта информация мешала ему спокойно жить. — Их уже не вернуть. Тебе насрать, правда?
— Неправда! — вскинулся я. — Я люблю животных. Когда у меня остаются объедки, я обычно выкидываю их в окно.
— Этого мало, — возразил Лаки. — Знаешь, за те две недели, что я здесь, я такого успел насмотреться… Ты в курсе, что в вашей черте действует птичий рынок, где нелегально продаются редкие виды лесных птиц, которых и так почти не осталось?
Видишь? — он задрал футболку. Его правый бок украшал здоровенный синячина.
— Это Кул? — спросил я.
— Да если бы! Там, на рынке, ходит такая рама — как три Кула. Я подхожу, спрашиваю, откуда птички, а он — меня ногой с разворота… — И тут же перевел разговор на другую тему, предложив выпить еще по одной. Что было дальше — я почти не помню. В моей памяти остались только обрывки диалогов, обильно приправленные звоном в ушах и позывами к рвоте. Я никогда столько не пил, как в тот раз.
— …да, я обратил на нее внимание, — говорил Лаки заплетающимся языком. — Хорошая девочка. И чего ты, дурак, хочешь? Сама на тебя вешается!
— Мэйджи, — упрямо повторял я. — Мэйджи! Ты понимаешь? Какая, в жопу, Ритка, если в мире есть такая женщина, как Мэйджи!
— Познакомишь?
— Иди ты к черту! Мэйджи — моя!
— Ну, тогда выпьем…
— …это все безнадежно. Такие личности, как Кул, скоро вытеснят таких, как я… Программа провалилась, не начавшись. Скоро они это поймут и устроят массовый отстрел.
— Думаешь? — лицо Лаки расплывалось в красное пятно.
— Как пить дать! — разгорячась, я заехал кулаком по тарелке с салатом, забрызгав все вокруг кусочками вареных овощей.
— Чего же ты не купишь пистолет? — удивлялся Лаки.
— А это ты видел?!
— …нет, здесь я с тобой согласиться не могу! Ты не прав, Ричи… На вот, покури лучше!.. Ну что плохого тебе сделали наркотики, за что ты их не любишь? Это же не героин, это просто такие сигареты… Покури и успокойся.
— Наркотики — это смерть! Понял — смерть!
— А что ты знаешь о смерти? Ты уже убивал? Или умирал? Для тебя смерть — всего лишь абстракция! Просто страшное слово. А ведь смерть — тот же наркотик. Это просто вопрос восприятия, вот и все. Это не плохо и не хорошо, просто это есть, и с этим надо смириться.
— А ты умирал, да? — кричал я ему в лицо.
— А я умирал, да! — соглашался со мной Лаки, и я отчего-то верил ему.
— … я ведь не предлагаю ничего взрывать прямо сейчас, — продолжал Лаки, помогая мне выбраться из салатницы, куда я случайно упал лицом. — Любой теракт без идейной подоплеки вызовет бурю отрицательных эмоций. Нет! К террору надо идти постепенно, проходя предварительные стадии…
— Мы никто, Лаки! Никто! — стучал я кулаком. — Никто! Мы не имеем никаких прав! Даже эти вонючие люди решают больше, чем мы!
— Хорошо, если все думают так же, как и ты! Но учти, что прежде, чем ступить на путь террора, мы подготовим общественное мнение таким образом, что каждая акция будет находить только позитивные отклики…
— Это безумие…
— Согласен.
— Нужны связи…
— Ни в коем случае! Нужны патроны! Сколько у тебя патронов к этой игрушке?
— А вот этого я тебе не скажу! — хихикал я.
А потом, когда я допился до того, что превратился в человека, Лаки заговорил совершенно другим голосом, в котором не было и тени алкогольных паров. И я не мог сопротивляться тому, что слышал:
— …И это кресло, твои руки на подлокотниках, плакаты на стене, пролитое вино, напряжение в плечах; глубокий вдох, выдох, вдох; так сложно, практически так же, как состояние твоих рук, пальцев, стиснутых в кулаки, ты же не думаешь, ты не хочешь, чтобы это было так… Только свет, проникающий сквозь занавески, кресло, привычный мир вещей, мир и комфорт…
Я проваливался в транс, я все понимал, но лингвистические структуры зацепили мое восприятие, унося с собой, далеко-далеко…
Я проснулся на середине монолога абсолютно пьяного Лаки. Я встал. Меня качало. Лаки бредил.
Я сказал ему:
— Кажется, мне хватит.
И рухнул на пол, лицом вниз.
Я мучительно долго пытался открыть глаза, а когда это получилось, выяснил для себя, что лежу я под обеденным столом в полосе солнечного света. В голове вертелась колючая проволока боли.
Очень хотелось пить. Я облизал пересохшие губы. Перевернулся, встал на четвереньки. Меня трясло. Ползком я направился в ванную, сунул голову под холодную воду и принялся жадно пить.
Что-то неприятное царапало душу, я снова почувствовал, как возвращается страх. И вспомнил вдруг, что так и не отнес таблетки Кулу.
Я застонал. Заскрежетал зубами. Заставил себя встать. Часы, висевшие в гостиной, пробили полдень. Только не это!.. Я старался не пропускать лекции. Это не поощрялось. Мне стало плохо. Я сунул пальцы в горло и с каким-то мучительным удовольствием заставил себя проблеваться. Легче не стало.
«Кул меня убьет!» — гудело в ушах, а диафрагма начинала сокращаться от ужаса. — «Убьет! Убьет!». Воображение уже рисовало картины дикой расправы. Ругая себя последними словами, я отправился искать Лаки Страйка.
Лаки Страйк, как был, в одежде и в высоких ботинках, раскинулся на моей кровати. Я подскочил, начал его тормошить.
— Лаки! Лаки, вставай!
Он открыл мутные глаза.
— Что… случилось?.. — и потянулся за графином с водой у изголовья. Я перехватил графин, начал жадно пить. Лаки уселся, привалившись спиной к стене, отобрал воду.
— Мы опоздали в школу! — выпалил я.
Он захлебнулся, закашлялся, повалился в корчах обратно на кровать. Потом я услышал его хохот.
Это было слишком.
— Вставай! — заорал я на него. — Из-за тебя, козла, я не встретился с Кулом!
— Зачем… тебе встречаться с Кулом?.. — спросил Лаки.
Я, не находя слов, забегал по комнате, открывая шкафы с одеждой и судорожно выбирая себе костюм. Через несколько минут начнется вторая пара, «психология людей», и если я опоздаю на нее, мне не будет зачета автоматом! Мне хотелось завыть. Лаки с интересом следил за моими перемещениями.
— Ты должен был передать Кулу наркотики? — неожиданно услышал я его голос и выронил пиджак.
— С чего ты взял?
— Бедненький Ричи! — насмешливо протянул Лаки.
Я внимательно посмотрел на него. Да, он действительно издевался надо мной.
— Я не понимаю, — он иронично приподнял брови. — Ты против наркотиков и при этом торгуешь героином?
— Я не торгую героином! — окрысился я. Лаки нахально выдвинул ящик моей тумбочки, на которой стоял графин, уже пустой, и раскинул перед собой стопку дисков.
— «Мега-похоть», «Девственницы в аду», «Весла и цепи»… Это что еще такое? Ричи? Ты торгуешь всем этим говном?
— Это не твое дело! — крикнул я. Лаки сложил стопкой все эти диски на тумбочку, убрав графин, и вмазал по ним кулаком.
— Что ты делаешь?! — заорал я.
Дорога в школу, или Специализированный Психотехнический Лицей, как она называлась на самом деле, занимала у меня ровно восемнадцать минут. Школа располагалась на краю древнего парка. Старая, с желтыми стенами и белыми колоннами, она уныло выделялась на фоне мокрого леса. Я подошел к тяжелой двери и сразу же наткнулся на Ритку. Модель стояла, опираясь спиной на одну из колонн, и мусолила во рту конфету. И поджидала, естественно, меня.
— Ричи, здравствуй! — Она шагнула, загораживая дорогу, и мне пришлось остановиться. Ритка вела себя настолько вульгарно, что иногда я думал: а не человек ли она? Как она попала в Лицей, я не понимал. Видя, что я пытаюсь ее обойти, она схватила меня за руку.
— Ричи, подожди. У меня заказ. Ты не смог бы достать мне порно-квест?
— Зачем тебе? — искренне удивился я.
— Хочу попробовать виртуальный секс. Говорят, это лучше, чем обычный.
— Хочешь стать непорочной девой? — я не выдержал и хихикнул.
Она нахмурилась и топнула ногой. Кажется, я был единственным, кто до сих пор сопротивлялся ее чарам.
— «Весла и цепи». — Она с вызовом поглядела мне в глаза.
— Это садомазохизм, — заметил я.
— Вот и хорошо…
— «Двойная смерть», в случае чего. Мне и тебе. — Я был честным бредменом и всегда предупреждал своих клиентов.
— Нас повенчала смерть… — пропела она, беря меня под руку.
— Это все? — поинтересовался я.
— Ричи, а давай пройдем его вместе!
— Никогда! — вырвалось у меня. — Диск я достану, а пробовать не буду. Ни весла, ни цепи… Я спешу.
Я ускользнул из ее цепких пальчиков, но она все еще заступала мне дорогу.
— Знаешь, Ричи, Пендоз раньше тоже был парень, что надо, — мстительно прошипела модель. — А потом ему взяли и перестали давать!
— Ты мне угрожаешь? — тут я расхохотался, отодвинул ее и вошел в вестибюль.
Лицей изнутри поражает воображение, у кого оно не очень хорошо развито. Государственная программа не жалеет денег на таких, как мы. Я подошел к огромному зеркалу и поправил галстук.
Я был единственным в своем потоке, кто ходил в школу в костюме от «Деборы Вокс», и единственный умел носить его непринужденно. Челка отросла и падала мне на глаза, как у Доброго Героя из моего любимого комикса «Спасти Планету». Я с удовольствием окинул взглядом собственное отражение. Придраться было не к чему. Если ты — бредмен, главный барыга во всем Психотехническом лицее, ты обязан выглядеть на все сто. Вот я и выглядел. Кто-то из моих истинных родителей был, скорее всего, с Островов, и в зеркале отражался розовощекий упитанный юноша с азиатской внешностью. Я подмигнул самому себе и начал неторопливо подниматься на второй этаж. Я никогда не прыгал через ступеньку, предпочитая держаться солидно.
Когда я вошел в кабинет, как раз звенел звонок. Заняв свое место за партой, я открыл сумку, набитую заказами, и почувствовал жадные взгляды клиентуры. Бедные! Им предстояло томиться в неведении до конца пары!
И тут это случилось.
В кабинет вошла наша преподавательница психологии людей, а следом за ней — новенький. Я отложил сумку и уставился на него, как и весь класс.
Если ты — эмпи и проходишь при этом все тренинги от начала и до конца, ты поймешь с первого взгляда, что за существо перед тобой, на каком оно уровне подготовки и чего от него ожидать. А сейчас я был растерян. Этот парень имел довольно высокую ступень, но настолько закрытый фон, что напоминал человека. Его холодные глаза мрачно обвели притихший класс. Он был высокого роста, длинные светлые волосы хаотично падали на плечи, на черную футболку с мордой какого-то животного. Это выглядело странно. В нашем классе не было ни одного волосатого. Кто-то захихикал.
— Лаки, — сказала Мымра, — проходи и садись, где хочешь. А теперь все открыли конспекты и написали название новой темы:
«Психоблокада человека при помощи препаратного эмпирования…».
Лаки направился к моей парте. Кул искоса проследил за его действиями и что-то сказал своим нукерам. Те заржали, но я бы на их месте так веселиться не стал. Лаки удивленно поглядел на них, потом перевел взгляд на меня.
— Это что, ваш альфа? — поинтересовался он с ходу, еще не успев толком присесть.
— Кул? В точку!
— Он тоже эмпи? Невероятно… — Лаки откинул за спину светлые волосы, начал было выкладывать письменные принадлежности, но неожиданно передумал и протянул мне ладонь.
— Лаки Страйк.
— Ричи Токада.
Я помню, что странное ощущение коснулось меня, вместе с его рукой. Каким-то образом я понял, что все уже решено, и ничего изменить невозможно. Эмпи способен чувствовать перемены в своей судьбе. Лаки был таким же, как я. Наконец-то я встретил равного.
В этот поток меня перевели после поединка с коллегой по работе. Наглый бредмен вызвал меня сам, из-за детских дурацких комиксов. Я смутно помню, что тогда произошло. Мы дрались прямо на крыше лицея, а потом директор вызвал меня и сообщил, что я досрочно перехожу на новый уровень. И я оказался здесь, в сплоченной стае, больше напоминавшей уличную банду. И тогда начался ад.
— К этому классу препаратов можно отнести… — диктовала Мымра. Лаки Страйк достал «Клинвуд», дорогущую ручку с золотым пером. Я хмыкнул и вытащил из сумки консоль, открыл новый файл и принялся печатать. Он бросил на меня косой взгляд и извлек из бэга «Манускрипт».
Это была его тетрадь для записей.
— Ну хватит! — Мымра каким-то образом уловила, что мы ее не слушаем, и я торопливо застучал по клавишам, восстанавливая по памяти начало текста.
Психология людей была моим любимым предметом. Этот курс нам зачитывали, представляя людей гипотетическим противником. Нам никогда не рассказывали, как с ними дружить. Нас тренировали на максимально быстрое подавление. А еще была практика — система зачетов, в которой участвовали лишь двое. Эмпи и его оператор. Зачет принимался в естественной среде — в магазине, на улице, в общественном транспорте… Люди были всего лишь материалом. К этому нас готовили всю жизнь. Смешно, но они даже не подозревали о том, что существуем мы. Быть эмпи — большая удача. Слово «эмпи» не имеет ничего общего со словом «эмпатия». Это — аббревиатура.
Ментальные Программы. эМ Пи.
Я машинально строчил текст. Мымра касалась вещей, довольно опасных для тех, кто умеет читать между строк. Скорее всего, нас контролировали не менее жестко. Этот предмет заставлял меня думать. Полтора часа пролетели незаметно, снова прозвенел звонок, и половина класса сорвалась со своих мест, но кое-кто не торопился. Заказчики, поглядывая на меня, собирали свои сумки, подстраиваясь под мой темп. Я ненавидел их так же, как и они — меня, и поэтому копался, как мог.
Кто-то уже приплясывал от нетерпения. Мне нравилось их мучить. Я поискал глазами Пендоза, но того уже не было в классе, и это означало, что две пачки «Стразза» сегодня не уйдут. Я поклялся себе, что выясню, у кого эта гнида покупает «Стразз» — ненавижу конкурентов! — и тут я услышал голос Кула:
— Стоять! Лаки или как там тебя…
Обычно я всегда вздыхаю с облегчением, когда выясняется, что Кул зовет не меня, а кого-то другого. Я вскинул сумку на плечо и начал пробиваться сквозь толпу заказчиков, попутно скидывая товар и прибирая денежки. Меня интересовало лишь одно. Реакция Лаки Страйка.
Я успел к началу разборки. Кул держал Лаки за футболку и спрашивал, кривляясь:
— А это что за дерьмо? У сестренки взял поносить, да?
— Это белка-летяга, — невозмутимо объяснил ему Лаки. — Они вымерли всего лишь месяц назад. Зато такие как ты, похоже, будут жить вечно.
Кул не придумал ничего смешнее, чем ударить его. Лаки остался стоять. Он глядел не на Кула, а на меня, и я неожиданно понял, что он зачем-то старается произвести на меня впечатление. И заодно — изучает мою реакцию. И, скорее всего, догадался уже о моем страхе перед Кулом, угодливом, липком страхе бредмена перед вожаком стаи.
Кул примитивен. Кто-то считает, что чем примитивнее особь, тем легче ею управлять.
Попробуйте приручить крокодила, если крокодилы еще остались. Я боялся Кула еще и потому, что не встречал эмпи, столь похожего на человека; эмпи, настолько тупого, что ни о каком ментальном воздействии не было и речи. Такой Кул имеется в каждом потоке, как фактор примитивной агрессии, но тогда я этого не знал и считал директора лицея идиотом.
У Лаки был выбор, либо кинуться в драку, либо — нет. Тогда я еще не видел, как он дерется, но почувствовал, глядя на его насмешливое спокойствие, что Кул для него — не проблема. Взгляд Лаки давал понять, что он отпускает их на первый раз. Это неожиданно дошло до всех, кроме Кула.
— Завтра придешь в другой футболке, понял? — спросил Кул, катая желваки. — Считай, мне эта не понравилась. Понял? Все, вали отсюда!
Лаки развернулся, поглядел на меня в упор. Меня ударило полем. Я слишком хорошо чувствую подобные вещи. Лаки Страйк был в бешенстве. Он прошел мимо, и я невольно вжался лопатками в холодную стену. Кул проводил его недобрым взглядом, потом с радостью осознал, что я все еще здесь, и, небрежно кивнув, сказал:
— Ко мне!
Я сглотнул cпазм в горле. Меня трясло. Я пошел к нему. Я почти не боялся, мои мысли были заняты другим — я впервые встретил эмпи, не просто равного, но превосходящего меня, кажется, по всем параметрам!
Кул, не смотря на глубокий идиотизм, что-то все же почувствовал. Он еще раз поглядел на лестничный проем, куда свернул Лаки, потом заглянул мне в лицо:
— Этот Лаки напугал тебя? Да, детка?
На этот вопрос ответа не требовалось, и я промолчал.
— Ладно. Проехали. — У Кула сузились глаза. — Ричи, детка, постарайся достать мне эти таблетки. Понял? В шесть вечера я буду ждать тебя, где всегда. У меня большие планы на этот вечер, и ты достанешь мне таблетки, а не то я тебя убью!
Он несильно ударил меня кулаком в живот. Вообще Кул, когда хочет, может свалить с ног одним ударом, комплекция позволяет ему это. Сейчас мне не было больно, но иерархия стаи велела мне согнуться пополам и выдавить «Понял!». Кул поднял мою голову за волосы и потрепал по щеке, после чего они ушли. Я перевел дыхание. Подстраиваться под Кула я уже привык. Хорошо еще, что только под него одного! В стае я занимал одно из ключевых положений жизненно важной особи, необходимой всему потоку. Кул перестал систематически избивать меня совсем недавно, когда я догадался подсадить его на наркотики. Я знал, чего хочет от меня Кул, но вот Лаки… Лаки был предельно опасен. Такого, как он, таблетками не накормишь… Я поскреб в затылке. Шестое чувство, обычное для эмпи, орало, что грядут перемены, а перемены для бредмена — все равно, что землетрясение для черепахи — ерунда, а приходится втягивать голову в панцирь.
По расписанию у меня было еще две пары, но мне дико захотелось домой. Я представил, как закрываю дверь на все замки, опускаю ставни, выключаю свет и лежу в полной темноте, и не думаю ни о чем, а представлю себе, что умер, и все проблемы остались далеко позади.
Я вышел на крыльцо, залитое солнечным светом, достал сигареты, закурил…
— Ричи?
Я обернулся и выронил сигарету. Лаки был выше меня на полголовы, но мне показалось, что он глядит на меня здорово сверху. Впрочем, он тут же улыбнулся, демонстрируя отсутствие агрессии.
Его темные глаза остались холодными. Я криво улыбнулся в ответ.
— Тоже прогуливаешь? — продолжал он, не замечая моего ужаса. — Смотри, какая погода!
Идем?
— Куда? — безучастно спросил я.
Лаки фыркнул.
— Пить пиво, куда же еще?
— Пить пиво? — не понял я. — Зачем?
— Вон там! — и Лаки кивком головы указал на «Колодец».
Это было слишком. «Колодец», пивной бар, находился напротив лицея, и только полные идиоты посещали это место, зная, что преподаватели любят нагрянуть туда с проверкой. Даже Кул избегал напиваться в «Колодце». Но Лаки был не в курсе. Я попытался ему объяснить. Он не стал меня слушать. Просто схватил за рукав и потащил по лужам. Я обалдел от такого обращения и попробовал вырваться, но он, болтая о всякой ерунде, игнорировал мои трепыхания, и не успел я прийти в себя, как в моей руке уже оказалась кружка пива. Я завертел головой, ожидая увидеть знакомые лица. Мне повезло. В баре было полно людей, и ни одного эмпи.
— Здесь не так уж плохо, — заметил Лаки. — И пиво вроде ничего. Чего ты нервничаешь?
— Знаешь, это заведение — для людей…
— Ну и что? — он весело засмеялся, на нас тут же стали оглядываться. Я мечтал провалиться сквозь землю.
— В Двойке полно предрассудков, это я уже заметил. — Лаки достал из сумки пачку «Стразза», выбил щелчком сигарету.
— Куришь?
— Откуда у тебя это? — насторожился я.
— С какой целью интересуешься? — подозрительно поглядел на меня Лаки.
— Я не употребляю наркотики, — гордо ответил я. Он прыснул со смеху.
Отломал фильтр, закурил, задерживая дыхание.
— Зря… В Единице «Стразз» легализован, как и огнестрельное оружие, и много чего еще.
— В Единице?! — я глядел на него во все глаза. — Тебя перевели из Единицы?
— Я плохо учился, — хмыкнул он.
— Расскажи мне про нее! — Я не знал никого, кого бы взяли и перевели из одной черты в другую. Я вообще ничего не знал про другие районы Стад-Рея. Этой информации просто не было.
То, что Лаки — из Единицы, объясняло многое. Длинные волосы, свободная манера общения, полное отсутствие страха перед криминальными авторитетами… Он просто был другим, вот и все.
— Там все иначе, и в то же время — то же самое. — Лаки выдохнул дым.
— И все? — Я хлебнул из кружки. Неожиданно мне стало все равно, увидят меня в «Колодце» или нет. Лаки захватил мое внимание. Я прекрасно представлял себе расклад. Если этот парень из Единицы, он должен быть просто богом по сравнению с такими, как мы. В Единице подготовка наверняка на порядок выше…
— Что тебя интересует? — прямо спросил Лаки.
Я задумался, не зная, с чего начать. Кажется, он понял мои затруднения. И начал рассказывать.
Уже потом я сообразил, что Лаки обладает искусством, редким даже для эмпи — рассказывать зрительными образами. Я не слышал слов, но видел все, о чем он говорил. Я видел с огромной высоты весь Стад-Рей, систему виадуков, соединявшую одну черту с другой, я видел центр — сердце гигантского города, расцвеченное неоновыми огнями, я мчался на мотоцикле последней модели с силовыми экранами, я чувствовал даже вкус пищи, про которую рассказывал Лаки. Я был потрясен, когда он замолчал. Потрясен даже не тем уровнем жизни, который прошел перед моим мысленным взором, хотя о многом я узнал впервые. Я окинул взглядом ряды пустых кружек. Я просто не помнил, как выпил все это! В своей руке я обнаружил сигарету «Стразз», докуренную до половины.
— Что это было? — спросил я в замешательстве.
— Легкий гипноз, — улыбнулся он. — Извини. Ты сам просил показать тебе Единицу.
Я машинально затушил окурок. Мои движения не были уверенными, как обычно. Я был изрядно пьян.
— Где ты живешь? — зачем-то спросил я у него.
— В каком-то говенном отеле.
— Перебирайся ко мне, если хочешь, — неожиданно для себя ляпнул я.
— Идет! — тут же согласился Лаки. — Мне все равно, где жить, но в отеле — куча людей. Я не такой расист, как ты, но меня это начинает напрягать. В Единице нам запрещалось контактировать с другим видом вообще.
— Но почему?
Лаки пожал плечами.
— Я тоже не понимаю, почему так. Здесь одни порядки, там — другие… Это надо принять, как есть. А начнешь думать — сломаешь голову. Идем отсюда.
И мы пошли ко мне.
Все происходило без моего участия. Стол оказался заставлен закусками и запрещенным алкоголем свыше семнадцати градусов — Лаки каким-то образом обнаружил мой тайник и вытащил из него все «палево», которое я расписал для клиентов на месяц вперед. Но мне было наплевать. Не знаю, чему я радовался больше — отсутствию страха, обычному для меня в последние несколько лет, или тому, что у меня наконец-то появился друг.
— Ну, поехали, — Лаки быстро разлил коньячный спирт по фужерам. Я выпил, затянулся, посмотрел, что же я курю — и опять у меня в руке была наркотическая сигарета!
Мой разум сделал последнюю попытку взбунтоваться. Усилием воли я заставил себя протрезветь, попытался проанализировать факт попойки, чего я не допускал в своем доме никогда, но Лаки вовремя бросил парочку ничего не значащих фраз, и я неожиданно понял, что ничего плохого не происходит. Да и сам разговор про экологический терроризм, который мы вели, начинал захватывать меня все больше и больше.
— Эти белки и вправду вымерли? — я кивнул на его футболку, уже основательно залитую спиртными напитками.
Благодаря своей волшебной консоли я знал об экологии все. Кстати, консоль была из Единицы.
Ради нее я нарушил собственные правила и продал килограмм героина, чего не делал никогда: за героин, как и за порнуху, полагалась «двойная смерть», высшая мера наказания, когда сначала убивали один раз, потом реанимировали, и убивали второй раз, теперь уже навсегда. Я видел это по визору. Мне хватило одной передачи, чтобы усвоить: наркотики — это смерть. Но с героином все прошло гладко, и через час я держал свою красавицу в руках. Чемоданчик из натуральной кожи, выход в Сеть, прямой доступ к Локалке, где рубятся в «Контра-Септик» и «Стань Первым!», и везде я имею своего персонального игрока… Консоль покорила меня навсегда, стала самой любимой игрушкой, заменила друзей, которых у меня никогда не было. Даже Кул что-то понял, когда однажды попытался кинуть меня на консоль и неожиданно получил отпор. Понял, что наркотики могут закончиться и больше не приставал ко мне с просьбой «заценить игрушку».
А еще консоль позволяла подключаться к Шахматному Зонду, но так далеко я не заходил. Я не хакер. Я бредмен.
Впрочем, про экологию я знал много такого, чего лучше было бы и не знать. И я подумывал, а не начать ли мне откладывать кредиты на Пай — небольшой участок земли на последнем «чистом» континенте с той стороны планеты.
— Да. Белки вымерли, — вздохнул Лаки с таким видом, будто эта информация мешала ему спокойно жить. — Их уже не вернуть. Тебе насрать, правда?
— Неправда! — вскинулся я. — Я люблю животных. Когда у меня остаются объедки, я обычно выкидываю их в окно.
— Этого мало, — возразил Лаки. — Знаешь, за те две недели, что я здесь, я такого успел насмотреться… Ты в курсе, что в вашей черте действует птичий рынок, где нелегально продаются редкие виды лесных птиц, которых и так почти не осталось?
Видишь? — он задрал футболку. Его правый бок украшал здоровенный синячина.
— Это Кул? — спросил я.
— Да если бы! Там, на рынке, ходит такая рама — как три Кула. Я подхожу, спрашиваю, откуда птички, а он — меня ногой с разворота… — И тут же перевел разговор на другую тему, предложив выпить еще по одной. Что было дальше — я почти не помню. В моей памяти остались только обрывки диалогов, обильно приправленные звоном в ушах и позывами к рвоте. Я никогда столько не пил, как в тот раз.
— …да, я обратил на нее внимание, — говорил Лаки заплетающимся языком. — Хорошая девочка. И чего ты, дурак, хочешь? Сама на тебя вешается!
— Мэйджи, — упрямо повторял я. — Мэйджи! Ты понимаешь? Какая, в жопу, Ритка, если в мире есть такая женщина, как Мэйджи!
— Познакомишь?
— Иди ты к черту! Мэйджи — моя!
— Ну, тогда выпьем…
— …это все безнадежно. Такие личности, как Кул, скоро вытеснят таких, как я… Программа провалилась, не начавшись. Скоро они это поймут и устроят массовый отстрел.
— Думаешь? — лицо Лаки расплывалось в красное пятно.
— Как пить дать! — разгорячась, я заехал кулаком по тарелке с салатом, забрызгав все вокруг кусочками вареных овощей.
— Чего же ты не купишь пистолет? — удивлялся Лаки.
— А это ты видел?!
— …нет, здесь я с тобой согласиться не могу! Ты не прав, Ричи… На вот, покури лучше!.. Ну что плохого тебе сделали наркотики, за что ты их не любишь? Это же не героин, это просто такие сигареты… Покури и успокойся.
— Наркотики — это смерть! Понял — смерть!
— А что ты знаешь о смерти? Ты уже убивал? Или умирал? Для тебя смерть — всего лишь абстракция! Просто страшное слово. А ведь смерть — тот же наркотик. Это просто вопрос восприятия, вот и все. Это не плохо и не хорошо, просто это есть, и с этим надо смириться.
— А ты умирал, да? — кричал я ему в лицо.
— А я умирал, да! — соглашался со мной Лаки, и я отчего-то верил ему.
— … я ведь не предлагаю ничего взрывать прямо сейчас, — продолжал Лаки, помогая мне выбраться из салатницы, куда я случайно упал лицом. — Любой теракт без идейной подоплеки вызовет бурю отрицательных эмоций. Нет! К террору надо идти постепенно, проходя предварительные стадии…
— Мы никто, Лаки! Никто! — стучал я кулаком. — Никто! Мы не имеем никаких прав! Даже эти вонючие люди решают больше, чем мы!
— Хорошо, если все думают так же, как и ты! Но учти, что прежде, чем ступить на путь террора, мы подготовим общественное мнение таким образом, что каждая акция будет находить только позитивные отклики…
— Это безумие…
— Согласен.
— Нужны связи…
— Ни в коем случае! Нужны патроны! Сколько у тебя патронов к этой игрушке?
— А вот этого я тебе не скажу! — хихикал я.
А потом, когда я допился до того, что превратился в человека, Лаки заговорил совершенно другим голосом, в котором не было и тени алкогольных паров. И я не мог сопротивляться тому, что слышал:
— …И это кресло, твои руки на подлокотниках, плакаты на стене, пролитое вино, напряжение в плечах; глубокий вдох, выдох, вдох; так сложно, практически так же, как состояние твоих рук, пальцев, стиснутых в кулаки, ты же не думаешь, ты не хочешь, чтобы это было так… Только свет, проникающий сквозь занавески, кресло, привычный мир вещей, мир и комфорт…
Я проваливался в транс, я все понимал, но лингвистические структуры зацепили мое восприятие, унося с собой, далеко-далеко…
Я проснулся на середине монолога абсолютно пьяного Лаки. Я встал. Меня качало. Лаки бредил.
Я сказал ему:
— Кажется, мне хватит.
И рухнул на пол, лицом вниз.
Я мучительно долго пытался открыть глаза, а когда это получилось, выяснил для себя, что лежу я под обеденным столом в полосе солнечного света. В голове вертелась колючая проволока боли.
Очень хотелось пить. Я облизал пересохшие губы. Перевернулся, встал на четвереньки. Меня трясло. Ползком я направился в ванную, сунул голову под холодную воду и принялся жадно пить.
Что-то неприятное царапало душу, я снова почувствовал, как возвращается страх. И вспомнил вдруг, что так и не отнес таблетки Кулу.
Я застонал. Заскрежетал зубами. Заставил себя встать. Часы, висевшие в гостиной, пробили полдень. Только не это!.. Я старался не пропускать лекции. Это не поощрялось. Мне стало плохо. Я сунул пальцы в горло и с каким-то мучительным удовольствием заставил себя проблеваться. Легче не стало.
«Кул меня убьет!» — гудело в ушах, а диафрагма начинала сокращаться от ужаса. — «Убьет! Убьет!». Воображение уже рисовало картины дикой расправы. Ругая себя последними словами, я отправился искать Лаки Страйка.
Лаки Страйк, как был, в одежде и в высоких ботинках, раскинулся на моей кровати. Я подскочил, начал его тормошить.
— Лаки! Лаки, вставай!
Он открыл мутные глаза.
— Что… случилось?.. — и потянулся за графином с водой у изголовья. Я перехватил графин, начал жадно пить. Лаки уселся, привалившись спиной к стене, отобрал воду.
— Мы опоздали в школу! — выпалил я.
Он захлебнулся, закашлялся, повалился в корчах обратно на кровать. Потом я услышал его хохот.
Это было слишком.
— Вставай! — заорал я на него. — Из-за тебя, козла, я не встретился с Кулом!
— Зачем… тебе встречаться с Кулом?.. — спросил Лаки.
Я, не находя слов, забегал по комнате, открывая шкафы с одеждой и судорожно выбирая себе костюм. Через несколько минут начнется вторая пара, «психология людей», и если я опоздаю на нее, мне не будет зачета автоматом! Мне хотелось завыть. Лаки с интересом следил за моими перемещениями.
— Ты должен был передать Кулу наркотики? — неожиданно услышал я его голос и выронил пиджак.
— С чего ты взял?
— Бедненький Ричи! — насмешливо протянул Лаки.
Я внимательно посмотрел на него. Да, он действительно издевался надо мной.
— Я не понимаю, — он иронично приподнял брови. — Ты против наркотиков и при этом торгуешь героином?
— Я не торгую героином! — окрысился я. Лаки нахально выдвинул ящик моей тумбочки, на которой стоял графин, уже пустой, и раскинул перед собой стопку дисков.
— «Мега-похоть», «Девственницы в аду», «Весла и цепи»… Это что еще такое? Ричи? Ты торгуешь всем этим говном?
— Это не твое дело! — крикнул я. Лаки сложил стопкой все эти диски на тумбочку, убрав графин, и вмазал по ним кулаком.
— Что ты делаешь?! — заорал я.