Страница:
В коридоре раздался смех. Горничные уже стояли у соседней двери.
На стуле рядом с газетой лежал фломастер.
Я присмотрелся внимательнее. Газета была раскрыта на листе с объявлениями «ИНФОмаркет». Мне бросилось в глаза некрупное: «Шопенгауэр, два тома в хорошем состоянии…»
Ниже большими буквами значилось:
«ПРОТИВОГАЗ».
На том же уровне слева третий квадрат сверху, набранный петитом, был отчеркнут фломастером. Рассматривать объявление было некогда.
«Я найду этот номер…»
Горничные были уже за дверью. Я вышел. Не замечая горничных, двинулся к лифту. Занятых разговорами дам мое появление не смутило. Возможно, они приняли меня за Холомина. У них еще не было инструкций на этот счет. По моим расчетам, полиция должна была нагрянуть в отель самое большее через пару недель.
В Иерусалиме я прямо с автобуса зашел в Дом книги «Золотая карета» к друзьям, дававшим мне работу. «Бизнес-сервиса», приложения к «Вестям» за прошлую неделю, на прилавке не осталось. Нераспроданные номера успели возвратить распространителю. У прилавка толпилось несколько человек.
Это было до того, как «Золотую карету» попытались сжечь, поняв, что иным путем остановить восхождение моих энергичных, амбициозно настроенных работодателей невозможно.
Мы перекинулись несколькими фразами через головы покупателей:
— Как жизнь?
— Бэ сэдер! В порядке! Книги возьмешь?
Я вел рубрику «Новые поступления Иерусалимского дома книги» в еженедельной газете «Наш Иерусалим». Все мои знакомые были уверены, что я живу на гонорары от рецензий…
— Давайте.
Мне передали пакет с несколькими отложенными заранее детективами. Сверху лежал нашумевший российский триллер. Я открыл его наугад. Это было что-то!
«…Весь перевязанный бинтами, так что на лице оставались только щелочки для глаз, некий крутой спецназовец по кличке Тарантул трахал у себя в больничной палате медсестру…»
Рассказано было об этом в двух строках.
«…Вставая с медсестры, Тарантул полюбопытствовал от балды:
—Ты всегда так долго не кончаешь?
Простоватая медсестра замахала руками:
—Ты чё! Я уже раз пять кончила! Или шесть! Ты, правда, не заметил?!…»
Я хотел сунуть бестселлер на место, но был тут же уличен.
— Люди хотят это читать, Саша!
— Ладно. А как насчет «Бизнес-сервиса»? Мне срочно!
—Может, в библиотеке?..
Библиотека была открыта. Женщина с высоко открытыми ногами разрешила мне взять с полки газеты.
—Пожалуйста. Только оставьте документ…
Потом она пошла к дальним стеллажам, цокая каблучками. Ноги были действительно хороши. Остальное тоже. Я, несомненно, был под впечатлением только что прочитанного из жизни Тарантула.
Номер «Бизнес-сервиса» я перенес в читальный зал.
Сегодня он был пуст.
Я с ходу открыл нужное место.
«Шопенгауэр, два тома в хорошем состоянии…»
На этой же странице находилось и объявление со словом «ПРОТИВОГАЗ», набранным крупно.
«Противогаз „Шмартаф“ в синей упаковке предназначен для детей с грудного возраста до трех лет. После этого возраста он непригоден и его использование может быть опасным… ПРОТИВОГАЗ — неотъемлемая часть нашей жизни!»
Искать нужный текст следовало на левой стороне среди объявлений о розыске родных. Их было много. По некоторым можно было проследить целые биографии.
Семья Н. разыскивала сына.
«Учился в ремесленном училище, откуда ушел на фронт. Последнее сообщение получили в 1944 г. …Если у кого-то есть информация о нем…»
Трагические судьбы рассеянного народа…
Внезапно я увидел объявление, которое Арлекино у себя в номере отчеркнул фломастером. Всего две строчки:
«Генриха Штейна просит откликнуться его школьный друг».
Ниже стоял номер телефона.
Я перелистал предыдущий номер «Бизнес-сервиса». Объявление присутствовало и там тоже. «Генриха Штейна…» Имя ни о чем мне не говорило. Зато комбинация цифр в телефоне, по которому Генриху Штейну предлагалось связаться с его школьным другом, была мне знакома. Это был телефон отеля «Плаза» в Бат-Яме. Несколькими часами раньше я звонил снизу по этому номеру!
Объявления были напечатаны в последних двух выпусках, следовательно, Холомин находился в Израиле не менее двух педель. Партнер должен был узнать о его прибытии из короткой строчки в «Бизнес-сервисе». Удалось ли им связаться? Или партнер и сегодня еще звонит в отель по номеру, который не отвечает? Рано или поздно администрации отеля придется вскрыть номер, перенести вещи на склад, поставить в известность полицию.
«Интересно: проводятся ли здесь мероприятия по розыску пропавших без вести?»
Я мало знал об израильской полиции.
Если труп не будет найден, станут ли израильтяне активно искать Николая Холомина, туриста из России, исчезнувшего из отеля? Или имярек будет переведен в довольно обширную категорию иностранных рабочих, незаконно оставшихся в стране, — румын, украинцев, тайваньцев…
Поступит ли на него запрос из России? Может, адвокатская контора «Доктор Ламм», жена или мать Арлекино начнут настаивать на розыске? Какие в этом случае шаги предпримет миштара? Даже при средней степени профессиональной квалификации они очень быстро могли выйти на прокатный пункт «Ото Кент». На Захарию.
А там…
Как только в материалах следствия появится подозрительный «русский», расследование двинется вперед семимильными шагами. Меня будут искать по приметам и через старших по подъездам. После взрыва в тель-авивском кафе «А пропо» — как и прежде, после взрывов в иерусалимских автобусах — на всех линиях работало множество секьюрити. Почти на каждой остановке в автобус входил молодой парень с радиотелефоном за ухом, в куртке с короткими рукавами, чтобы не мешали во время схватки. Будет очерчена часть города, в которой я могу находиться. «Руси» найти будет легко. Мы все на виду. Отличаемся лицом, одеждой. Как правило, ходим в другие магазины. За незнанием языка дружим лишь со «своими». В моем подъезде поговорят с марокканкой, после этого даже то, что я не привожу в дом проституток, будет свидетельствовать против меня. Старшая — всегда грустная Шарон с верхнего этажа — сообщит про мой странный звонок в полицию о трупе в квартире и его таинственном исчезновении. Зеленоглазая Рут вспомнит про кровавое пятно на двери. Венгера арестуют вместе со мной, а может, и раньше, как моего сообщника. Достанут и киевского мэна из моего подъезда — Влада — с его молчаливым приятелем. К тому времени будет уже найдено тело Арлекино вместе с пледом и серебряной статуэткой, пару которой тут же обнаружат на моем столе…
В этом убийстве мне заведомо отводилась роль крайнего.
Я заехал к Венгеру. Вся их семья была в сборе. Венгер сообщил мне результаты последних своих языковедческих изысканий:
—«Хмырь»… Это же ивритское «хамор»! «Осел»!
Двое его сопляков — юные гении — тем временем спорили на серьезные темы по механике:
— А если изменить угол колеса по отношению к шасси…
— Ты видел, чтобы меняли угол стула с тремя ножками, не изменяя двух других углов?!
— Чайку? — спросила жена Венгера. — Фруктовый, «Липтон»…
— Что чай! — У Венгера было что заметить по этому поводу. — Тут он не идет! И дело не в заварке. Не в воде!
— В чем же?
— В воздухе! Как с самаркандской лепешкой… — Он развил тему: — Тимур, тот в походах возил и повара-самаркандца, и муку, и специи… А все зря!.. Воздух — тут главное!
Он проиллюстрировал на более понятном историческом примере:
— Мы, бывало, на Березине пьем весь день. А воздух такой — что ни в одном глазу…
— То-то Мишка твой как с рыбалки — всегда на снегу валялся!.. — заметила жена.
— То Мишка… — Венгер задумался. — У него и жена была Пея! Евлампией ее и не звали!
У дома я снова увидел Влада. Киевский мэн был опять со своим корешем — смуглолицым, в черной кипе, который при мне только улыбался. Подмигнув, он и на этот раз быстро ушел.
— Как жизнь? — поинтересовался я у Влада.
— А-а…
Проходившая мимо израильтянка поздоровалась. Традиционно спросила о здоровье. Мы ответили положенным:
—Как твое здоровье?
Она катила коляску с малышом, двое других держали ее за руки. Четвертый малыш, судя по ее фигуре, был на подходе.
Влад махнул рукой:
—Бабы рожают тут как крольчихи!
Еще две соотечественницы прошли мимо. Эти не здоровались.
—Интеллигенция…
Он был из тех, кто к слову «интеллигенция» всегда добавляет «вшивая»…
—Они такие же еврейки, как ты! У всех куплены документы.
После революции была мода брать в жены евреек. Постепенно представление о женском идеале сменилось. Об этом позаботилась советская литература и органы информации. Символом красоты, сексапильности прочно стали Наташи, Людмилы, Светланы. И даже евреи не хотели жениться на соплеменницах.
Недалекий московский поэт, узрев как-то стиральный порошок «Славянка» в витрине, писал возмущенно: «Что было бы, если бы порошок назвали „Еврейка“ или „Татарка“? Ведь смертельно обиделись бы! Потребовали бы переименования! А что же мы, славяне?!» Поэт, как это с ним бывало не раз, снова сел в лужу. Что же касалось стирального порошка, то «Славянка» давно уже стала символом чистоты, белизны. Как обстояло с «татаркой», не знаю, а что касается «еврейки», то обычно она встречалась в тексте в сочетании с эпитетом «старая».
Сегодня в Израиле еврейская женщина брала реванш.
—Ладно, бывай…
Старшая по подъезду Шарон звонила мне редко и всегда по делу. На этот раз она попросила меня подняться к ней на четвертый.
— Если можешь — сейчас!
— Иду.
У Шарон была огромная чистая квартира с интересными акварелями, которые встречали пришедшего уже в большой светлой прихожей. Шарон улыбнулась мне чуть печальней обычного:
—Ти? Кафе?
Я отказался от чая и от кофе. Она снова заговорила со мной очень медленно, пользуясь общеизвестными существительными и глаголами в неопределенной форме.
«Один кофе и один булка…»
Она не возвратилась к нашему предыдущему разговору, чего я в глубине души боялся. Я тоже молчал о происшедшем. Перемежая свой рассказ светлыми, немного грустными улыбками, Шарон коротко поведала о спокойствии, царящем в нашем подъезде…
«Нет наркоманов, нет сумасшедших… Одна соседка немного „ку-ку“… Тебе известно».
Она имела в виду соседку снизу. В конфликте с марокканкой она держала мою сторону.
—Однако… Сегодня. Двое. Русим…
«Русские!»
—Высокие… — Она протянула руку насколько могла высоко и не согнула ладонь. — Сильные… Мафия русит…
Она сочувственно поглядела на меня. Я был ей симпатичен, потому что не выбрасывал пакеты с мусором из окна, а относил к мусорному контейнеру и всегда завязывал узлом прежде, чем погрузить в его темный, дурно пахнущий трюм.
—Они спросили: «Есть мужчина ми Русия?»
«Из России».
—Да… Я думала, им нужен господин Влад… — Она сделала осуждающую гримаску.
Я ждал. Она покачала головкой:
—Им не нужен господин Влад. Они не пошли к нему. Им был нужен ты… Все их интересовало. Я спрашивала, что ему передать. Они говорили: «Ничего не надо! Мы позвоним…» Я спросила: «Откуда вы?» Они ответили: «С о н и а!»
«С парохода! С парома! Из Одессы через Кипр?!» Я не знал, о ком думать.
Шарон в последний раз улыбнулась своей грустной улыбкой.
Следующий звонок был не телефонный. Мне позвонили в дверь. «Началось…»
—Это Рут с четвертого этажа…
Я приоткрыл дверь, держась сбоку:
— Да, Рут. Заходи.
— Я на минутку.
Холодная, зеленоглазая, она остановилась в прихожей.
«Вся в металле! Интересно: как у нее с мужиками? Это должно быть похоже на совокупление электропоездов».
Рут взяла быка за рога.
— Я тогда случайно прочла записку, которую тебе написали. Я не собиралась. Думала, просто картонка.
— Не обращай внимания, Рут!
— Может, тебе переехать? От тебя они теперь не отстанут.
Это было трогательно. Рут продолжила:
— В Неве-Якове можно дешево снять квартиру. Это недалеко. Всего сорок минут на автобусе. Ни одна собака тебя не найдет.
— Ты думаешь? — Мне просто надо было что-то сказать.
—Конечно! Или возьми Бейт-Шемеш!
Я засмеялся, чтобы ее успокоить:
—Это игра, Рут! Ты думала, правда? Венгер меня не застал, вот и оставил писульку…
Она пожала плечами:
—А это?
Протянула газету. Заголовок гласил:
«СНОВА РУССКАЯ МАФИЯ! ВЗРЫВ В ПУБЛИЧНОМ ДОМЕ! К СЧАСТЬЮ, НИКТО СЕРЬЕЗНОНЕ ПОСТРАДАЛ. ЗАДЕРЖАННЫХ ДОПРАШИВАЕТ ПОЛИЦИЯ!»
Заметка была написана в язвительном стиле: «Со звоном повылетали на рассвете стекла из некоторых окон на всех четырех этажах дома, который раз уже пострадал от взрыва. В то памятное утро пару лет назад кто-то прикрепил пакет со взрывчаткой к днищу „даяцу“, на которой прибыл тогда член влиятельного в Израиле семейства мафиози. Двор дома явно привлекает криминальный мир. Сегодня объектом покушения стал подпольный публичный дом, персонал которого прибыл из стран СНГ через Германию…»
Я быстро проглядывал сообщение.
«Следствие пока не установило личности виновных — слишком много кандидатов… Вероятнее всего, это кто-то из конкурентов по „бизнесу“. Потерпевшей — г-же Вэред (82 года), откликавшейся на имя Хэдли и кличку Графиня, приписывают заведование тайным борделем…»
Автором корреспонденции была женщина, отсюда ее особенно безжалостное отношение к героине.
«Г-жа Вэред вместе со своим другом Генрихом (34 года) не находилась в доме в момент взрыва. Она намерена подать в суд на газовую компанию „Амисрагаз“. „У меня нет ни врагов, ни конкурентов. Но если это нападение и в этом государстве есть полиция, пусть она отыщет и предаст суду виновных…“ — заявила Графиня с неподражаемым ханжеством».
—Можешь оставить газету… — любезно разрешила Рут, заметив мой неприкрытый интерес. — Бросишь потом в мой почтовый ящик…
Я вернулся в квартиру, словно почувствовав, что мне сейчас позвонят.
—Алло!..
Я узнал голос Захарии — офицера безопасности из пункта проката автомашин в Холоне. Белокожего, похожего на Александра Калягина…
По короткой паузе я догадался, что он сделал затяжку. Я уже не представлял его без сигареты в пухлой ручке.
—Сейчас ко мне приходили из миштары…
На месте полиции я бы всегда ставил на кнопку телефон человека, которому она наносила визит. Представляю, какую бездну информации содержал первый же телефонный звонок после ее ухода. Взять хотя бы этот.
— Они нашли машину?
— Да. Брошена. Пуста. Магнитофон вывернут.
— И что?
— Просто сообщили.
— В «судзуки» обнаружили что-нибудь?
—Ничего. Махровая простыня между сиденьями…
— У них возникли вопросы?
— Сказали только, где я могу ее взять. Машина оказалась в Ришон ле-Ционе.
Я не представлял, где это.
— Рядом. Пять километров…
— Известно, кто ее нашел?
— Какой-то мужик из дома поблизости. Русский, кстати.
—Машина сейчас у тебя?
— На месте. Я за ней поеду.
— Ты на своей?
— Автобусом. Машину взял сын…
Он продолжал невозмутимо курить. Может, провел гладкой ладошкой по лицу.
—Как скоро?
—Только поброюсь…
Знакомое словечко…
«Белоруссия, сябры…»
Я проучился год в средней школе милиции в Могилеве. Знал спокойный темп той жизни.
—Я с тобой. Где встречаемся?
Он подумал:
—Давай на автобусной станции в Ришон ле-Цион. У кассы. Там трудно разминуться…
После разгрома крыши активность служащих банка «Независимость» заметно пошла на убыль. Миф — будто стоит платить служащим приличную зарплату или поставить заработок в зависимость от успехов фирмы, как они от этого автоматически начнут активнее трудиться, — пока еще не изжил себя. Некоторые прекращали шевелиться сразу же, получив первые большие деньги. Всем известно: «От работы кони дохнут!» Кроме хозяина, редко кто согласен упираться рогом, уродоваться, горбатиться, ишачить, костоломить…
Все знали, что на столе президента банка находится небольшой экран, позволяющий видеть каждое служебное помещение, включая место курения. И это никого тем не менее не останавливало. Каждый час скопом ходили курить…
Лукашова была занята тем, что снимала стружку со всех подряд. Только угроза потерять то, что имеешь, а не перспектива заработать, пусть даже реальная, подлинный стимул честного отношения к своим обязанностям. И в частной фирме тоже.
Первой влетело помощнице Наташе. На стоявшем в приемной бородатом истукане, вырезанном из железного дерева, была обнаружена пыль. Сосредоточенное лицо философа покрылось серым налетом, как от проказы.
Катя метала громы и молнии, которые немедленно достигли всех служебных помещений банка. Операторы, экономисты бросились к столам, выметая из ящиков все лишнее, стирая пыль с принтеров, настольных ламп, компьютеров…
По дороге я получил дополнительные сведения о сидевших накануне в «Бизнес-клубе». Ничего особенного в них не было. Установщик, приезжавший вслед за Пастором на Россошанку, характеризовал его с уже известной мне стороны:
— Пользуется успехом у женщин. Соседи видели с весьма известными актрисами… — Далее последовали три-четыре фамилии, бывшие одно время на слуху. — Но чаще это просто профессиональные проститутки, состоящие на учете…
Мои сведения об О'Брайене обогатились подробностями биографии:
— Дед прибыл из Ирландии, принял православие…
Как в большинстве тбилисских родов, в О'Брайене было намешано по десяти кровей: ирландская, русская, грузинская, армянская, еврейская…
Окунь не только был президентом «Алькада», он значился учредителем ряда фирм. В том числе посреднической, которая специализировалась на вывозе контейнеров, — «Колеса» — «Экологический продукт». Мы вспоминали ее с начальником розыска при Павелецком вокзале Николаевым… Теперь я получил тому подтверждение.
О Ламме я кое-что уже знал от лифтерши дома, где он жил. Герой «Крестного отца» — адвокат гангстерского дома Карлсоне Том Хейган был, несомненно, более симпатичен. Во всяком случае, внешне.
Встреча крупного банковского мафиози уровня О'Брайена с уголовниками типа Окуня и Пастора не была «междусобойчиком» коллег или сабантуем в узком дружеском кругу.
Я категорически это отверг.
За столом в «Бизнес-клубе» в тот вечер сидели: первые лица, менеджеры «Алькада», глава частной адвокатской конторы, посредничавший между персоналом и фактическим хозяином фирмы, наконец, сам Хозяин, Отари О'Брайен, тот, кто в действительности получил двести миллионов кредита…
Встреча была деловой.
Обсуждалось что-то экстраординарное…
У Камала Салахетдинова было назначено совещание.
Я видел в окно, как припарковалась машина президента страховой компании, приехал Джамшит, затем крупные пайщики — члены совета директоров банка, кредитный комитет. Обсуждали создавшееся положение. Банк лишился единственной реальной силы, которая могла защитить нас физически, а также помочь вернуть кредит. С потерей крыши и расклад полностью менялся. В том, что «Алькад» нас к и н е т, и очень скоро, сомнений ни у кого не было. Банк не мог вступить в открытую борьбу. Не мог он и обратиться за помощью в правоохранительные органы, потому что сам был по уши в дерьме.
Джамшит пробыл в банке недолго. Банковский истеблишмент тоже вскоре начал разъезжаться.
Члены совета директоров приняли решение — искать компромисс с группировкой, разделавшейся с Женей Дашевским и Лобаном.
Победители, однако, пока не давали знать о себе. Выжидали.
Между тем прибыли заказанные мною сведения из третьего, наиболее засекреченного уровня информационного центра «Лайнса». Два пересланных мне документа были из совершенно конфиденциальных источников: справка регионального управления по борьбе с организованной преступностью и не подлежащее оглашению сообщение Национального центрального бюро Интерпола Бельгии… Обе бумаги были, как говорится, не для слабонервных. Узнай о них О'Брайен, он бы поручил захватить их вместе с моей головой.
«По конфиденциальным данным, — значилось в справке РУОП, — ТОО „Алькад“ является мафиозной структурой, находящейся в конфликте с криминальными формированиями, находящимися в Бельгии. Фактический владелец фирмы О'Брайен является членом русско-грузинско-еврейской мафии, а также замешан в отмывании денег…»
Дальше шли сведения оперативного характера на О'Брайена, включавшие среди прочего местонахождение жены и двоих детей, проживавших в Антверпене, в Бельгии. С женой авторитет формально оформил развод…
Пастор, работавший представителем очередной фирмы «Экологический продукт» за границей, в свое время письменно запросил О'Брайена направить в Бельгию вооруженных людей. В просьбе ему было отказано, в результате чего он фиктивно отстранился от дел, уступив президентское место Окуню…
Документ Национального центрального бюро Интерпола Бельгии содержал, собственно, почти те же сведения.
«Г-н О'Брайен, Отари, удостоверение личности NAY 193215, проживал по адресу: 2018 Antwerpen Pelikaanstraat 11/С23*, проходит по криминальным учетам Бельгии по делу об изъятии фальшивых банкнот достоинством 100 американских долларов. В настоящее время, по имеющимся сообщениям, находится в Москве…»
На обеих бумагах стоял штамп:
«Данные сведения предоставлены ассоциацией „Лайнс“ на условиях заключенного контракта и не подлежат огласке».
Неожиданно для себя я превращался в наиболее опасного для О'Брайена обладателя компрометирующей его самого и его окружение информации.
Председатель совета директоров банка хотел меня видеть. Я поднялся к нему.
Кабинет был меблирован в соответствии со вкусами главы банка. Паркет скрывало ворсистое синтетическое покрытие. Оно несло вошедшего, словно на воздушной подушке. Ноги шли сами.
Прямой, как палка, Камал Салахетдинов сидел за столом рядом с тяжелым сейфом, в котором было от силы три-четыре бумаги. Напротив, на тумбочке, работал телевизор, который он никогда не выключал. По одному из каналов передавали соревнования японских борцов сумо — самых тяжелых людей планеты. Ляжка каждого из них весила не меньше центнера. Схватки борцов длились не более нескольких мгновений.
Салахетдинов показал мне на стул, вперился в экран. Так молча мы просмотрели несколько боев.
Вызвал он меня, однако, не за этим. Он должен был выполнить весьма приятную церемонию. Камал вытащил из кармана пачку стодолларовых купюр:
—Держи!
Это были деньги для секьюрити и ментов, которых я привлек к охране ресторана во время проведения юбилея банка.
—Поблагодари каждого. Бойцы могут нам еще понадобиться. Ты понимаешь, о чем я…
Деньги были «грязные». Расписок не требовалось. По бухгалтерским проводкам операция не проходила.
Еще один толстяк-борец с округлым женским тазом появился на ковре…
— Посмотри. Это моя жена получила!..
Салахетдинов искал если не дружбы, то профессионального нейтралитета. Он подал отпечатанное на хорошей вощеной бумаге послание. Оно было адресовано персонально председателю совета директоров.
«Уважаемый г-н Камал Салахетдинов!
Милостивый государь, не будучи лично знакомыми с Вашей супругой, мы уверены, что она обладает необходимыми знаниями протокола и этикета. Тем не менее мы не сомневаемся, что участие в нашей программе «Workshop» пополнит ее познания, что будет оценено и Вами…»
— Интересно?
— Чрезвычайно.
Я мельком просмотрел текст.
Лучшие метрдотели Лондона собирались продемонстрировать супругам руководителей российского бизнеса классический стиль приема гостей — украшение столов для деловых завтраков, обедов, банкетов, приемов, фуршетов, правила хорошего тона. Стоимость поездки составляла каких-то четыре тысячи фунтов стерлингов, включая авиабилеты, пятидневное проживание, питание, услуги переводчиков.
Председатель совета директоров сделал мне неожиданное предложение:
—Хочешь отправить жену? За счет фирмы, разумеется.
Я покачал головой:
—Сейчас это опасно.
Я машинально пробежал глазами послание:
«Почетными гостями международной встречи в этом году станут также Норма Майджер, Джин Ягср, баронесса Бригита фон Фрундершусс…»
Я понятия не имел, кто эти достойные дамы.
«…Кроме того, жены послов России, Украины, Грузии… Основные темы: „Супруга руководителя. Что это значит? Как манеры могут помочь деловой карьере вашего супруга или погубить ее…“
—Ты смог бы поехать вместе с ней… Осмотреться. Сейчас многие наши дела решаются там. Ты меня понимаешь.
Я подумывал о работе частного детектива за рубежом по заказам из России. Это было интересно и достаточно высоко оплачивалось. Но моему решению еще предстояло дозреть.
Я положил послание на стол. Камал Салахетдинов смотрел на меня испытующе:
— Ну?
— Нет.
—Вот и я тоже. Я знаю, кто за всем этим стоит. О'Брайен. Я решил, что им нужен заложник…
До этого он никогда не был со мной откровенен.
На стуле рядом с газетой лежал фломастер.
Я присмотрелся внимательнее. Газета была раскрыта на листе с объявлениями «ИНФОмаркет». Мне бросилось в глаза некрупное: «Шопенгауэр, два тома в хорошем состоянии…»
Ниже большими буквами значилось:
«ПРОТИВОГАЗ».
На том же уровне слева третий квадрат сверху, набранный петитом, был отчеркнут фломастером. Рассматривать объявление было некогда.
«Я найду этот номер…»
Горничные были уже за дверью. Я вышел. Не замечая горничных, двинулся к лифту. Занятых разговорами дам мое появление не смутило. Возможно, они приняли меня за Холомина. У них еще не было инструкций на этот счет. По моим расчетам, полиция должна была нагрянуть в отель самое большее через пару недель.
В Иерусалиме я прямо с автобуса зашел в Дом книги «Золотая карета» к друзьям, дававшим мне работу. «Бизнес-сервиса», приложения к «Вестям» за прошлую неделю, на прилавке не осталось. Нераспроданные номера успели возвратить распространителю. У прилавка толпилось несколько человек.
Это было до того, как «Золотую карету» попытались сжечь, поняв, что иным путем остановить восхождение моих энергичных, амбициозно настроенных работодателей невозможно.
Мы перекинулись несколькими фразами через головы покупателей:
— Как жизнь?
— Бэ сэдер! В порядке! Книги возьмешь?
Я вел рубрику «Новые поступления Иерусалимского дома книги» в еженедельной газете «Наш Иерусалим». Все мои знакомые были уверены, что я живу на гонорары от рецензий…
— Давайте.
Мне передали пакет с несколькими отложенными заранее детективами. Сверху лежал нашумевший российский триллер. Я открыл его наугад. Это было что-то!
«…Весь перевязанный бинтами, так что на лице оставались только щелочки для глаз, некий крутой спецназовец по кличке Тарантул трахал у себя в больничной палате медсестру…»
Рассказано было об этом в двух строках.
«…Вставая с медсестры, Тарантул полюбопытствовал от балды:
—Ты всегда так долго не кончаешь?
Простоватая медсестра замахала руками:
—Ты чё! Я уже раз пять кончила! Или шесть! Ты, правда, не заметил?!…»
Я хотел сунуть бестселлер на место, но был тут же уличен.
— Люди хотят это читать, Саша!
— Ладно. А как насчет «Бизнес-сервиса»? Мне срочно!
—Может, в библиотеке?..
Библиотека была открыта. Женщина с высоко открытыми ногами разрешила мне взять с полки газеты.
—Пожалуйста. Только оставьте документ…
Потом она пошла к дальним стеллажам, цокая каблучками. Ноги были действительно хороши. Остальное тоже. Я, несомненно, был под впечатлением только что прочитанного из жизни Тарантула.
Номер «Бизнес-сервиса» я перенес в читальный зал.
Сегодня он был пуст.
Я с ходу открыл нужное место.
«Шопенгауэр, два тома в хорошем состоянии…»
На этой же странице находилось и объявление со словом «ПРОТИВОГАЗ», набранным крупно.
«Противогаз „Шмартаф“ в синей упаковке предназначен для детей с грудного возраста до трех лет. После этого возраста он непригоден и его использование может быть опасным… ПРОТИВОГАЗ — неотъемлемая часть нашей жизни!»
Искать нужный текст следовало на левой стороне среди объявлений о розыске родных. Их было много. По некоторым можно было проследить целые биографии.
Семья Н. разыскивала сына.
«Учился в ремесленном училище, откуда ушел на фронт. Последнее сообщение получили в 1944 г. …Если у кого-то есть информация о нем…»
Трагические судьбы рассеянного народа…
Внезапно я увидел объявление, которое Арлекино у себя в номере отчеркнул фломастером. Всего две строчки:
«Генриха Штейна просит откликнуться его школьный друг».
Ниже стоял номер телефона.
Я перелистал предыдущий номер «Бизнес-сервиса». Объявление присутствовало и там тоже. «Генриха Штейна…» Имя ни о чем мне не говорило. Зато комбинация цифр в телефоне, по которому Генриху Штейну предлагалось связаться с его школьным другом, была мне знакома. Это был телефон отеля «Плаза» в Бат-Яме. Несколькими часами раньше я звонил снизу по этому номеру!
Объявления были напечатаны в последних двух выпусках, следовательно, Холомин находился в Израиле не менее двух педель. Партнер должен был узнать о его прибытии из короткой строчки в «Бизнес-сервисе». Удалось ли им связаться? Или партнер и сегодня еще звонит в отель по номеру, который не отвечает? Рано или поздно администрации отеля придется вскрыть номер, перенести вещи на склад, поставить в известность полицию.
«Интересно: проводятся ли здесь мероприятия по розыску пропавших без вести?»
Я мало знал об израильской полиции.
Если труп не будет найден, станут ли израильтяне активно искать Николая Холомина, туриста из России, исчезнувшего из отеля? Или имярек будет переведен в довольно обширную категорию иностранных рабочих, незаконно оставшихся в стране, — румын, украинцев, тайваньцев…
Поступит ли на него запрос из России? Может, адвокатская контора «Доктор Ламм», жена или мать Арлекино начнут настаивать на розыске? Какие в этом случае шаги предпримет миштара? Даже при средней степени профессиональной квалификации они очень быстро могли выйти на прокатный пункт «Ото Кент». На Захарию.
А там…
Как только в материалах следствия появится подозрительный «русский», расследование двинется вперед семимильными шагами. Меня будут искать по приметам и через старших по подъездам. После взрыва в тель-авивском кафе «А пропо» — как и прежде, после взрывов в иерусалимских автобусах — на всех линиях работало множество секьюрити. Почти на каждой остановке в автобус входил молодой парень с радиотелефоном за ухом, в куртке с короткими рукавами, чтобы не мешали во время схватки. Будет очерчена часть города, в которой я могу находиться. «Руси» найти будет легко. Мы все на виду. Отличаемся лицом, одеждой. Как правило, ходим в другие магазины. За незнанием языка дружим лишь со «своими». В моем подъезде поговорят с марокканкой, после этого даже то, что я не привожу в дом проституток, будет свидетельствовать против меня. Старшая — всегда грустная Шарон с верхнего этажа — сообщит про мой странный звонок в полицию о трупе в квартире и его таинственном исчезновении. Зеленоглазая Рут вспомнит про кровавое пятно на двери. Венгера арестуют вместе со мной, а может, и раньше, как моего сообщника. Достанут и киевского мэна из моего подъезда — Влада — с его молчаливым приятелем. К тому времени будет уже найдено тело Арлекино вместе с пледом и серебряной статуэткой, пару которой тут же обнаружат на моем столе…
В этом убийстве мне заведомо отводилась роль крайнего.
Я заехал к Венгеру. Вся их семья была в сборе. Венгер сообщил мне результаты последних своих языковедческих изысканий:
—«Хмырь»… Это же ивритское «хамор»! «Осел»!
Двое его сопляков — юные гении — тем временем спорили на серьезные темы по механике:
— А если изменить угол колеса по отношению к шасси…
— Ты видел, чтобы меняли угол стула с тремя ножками, не изменяя двух других углов?!
— Чайку? — спросила жена Венгера. — Фруктовый, «Липтон»…
— Что чай! — У Венгера было что заметить по этому поводу. — Тут он не идет! И дело не в заварке. Не в воде!
— В чем же?
— В воздухе! Как с самаркандской лепешкой… — Он развил тему: — Тимур, тот в походах возил и повара-самаркандца, и муку, и специи… А все зря!.. Воздух — тут главное!
Он проиллюстрировал на более понятном историческом примере:
— Мы, бывало, на Березине пьем весь день. А воздух такой — что ни в одном глазу…
— То-то Мишка твой как с рыбалки — всегда на снегу валялся!.. — заметила жена.
— То Мишка… — Венгер задумался. — У него и жена была Пея! Евлампией ее и не звали!
У дома я снова увидел Влада. Киевский мэн был опять со своим корешем — смуглолицым, в черной кипе, который при мне только улыбался. Подмигнув, он и на этот раз быстро ушел.
— Как жизнь? — поинтересовался я у Влада.
— А-а…
Проходившая мимо израильтянка поздоровалась. Традиционно спросила о здоровье. Мы ответили положенным:
—Как твое здоровье?
Она катила коляску с малышом, двое других держали ее за руки. Четвертый малыш, судя по ее фигуре, был на подходе.
Влад махнул рукой:
—Бабы рожают тут как крольчихи!
Еще две соотечественницы прошли мимо. Эти не здоровались.
—Интеллигенция…
Он был из тех, кто к слову «интеллигенция» всегда добавляет «вшивая»…
—Они такие же еврейки, как ты! У всех куплены документы.
После революции была мода брать в жены евреек. Постепенно представление о женском идеале сменилось. Об этом позаботилась советская литература и органы информации. Символом красоты, сексапильности прочно стали Наташи, Людмилы, Светланы. И даже евреи не хотели жениться на соплеменницах.
Недалекий московский поэт, узрев как-то стиральный порошок «Славянка» в витрине, писал возмущенно: «Что было бы, если бы порошок назвали „Еврейка“ или „Татарка“? Ведь смертельно обиделись бы! Потребовали бы переименования! А что же мы, славяне?!» Поэт, как это с ним бывало не раз, снова сел в лужу. Что же касалось стирального порошка, то «Славянка» давно уже стала символом чистоты, белизны. Как обстояло с «татаркой», не знаю, а что касается «еврейки», то обычно она встречалась в тексте в сочетании с эпитетом «старая».
Сегодня в Израиле еврейская женщина брала реванш.
—Ладно, бывай…
Старшая по подъезду Шарон звонила мне редко и всегда по делу. На этот раз она попросила меня подняться к ней на четвертый.
— Если можешь — сейчас!
— Иду.
У Шарон была огромная чистая квартира с интересными акварелями, которые встречали пришедшего уже в большой светлой прихожей. Шарон улыбнулась мне чуть печальней обычного:
—Ти? Кафе?
Я отказался от чая и от кофе. Она снова заговорила со мной очень медленно, пользуясь общеизвестными существительными и глаголами в неопределенной форме.
«Один кофе и один булка…»
Она не возвратилась к нашему предыдущему разговору, чего я в глубине души боялся. Я тоже молчал о происшедшем. Перемежая свой рассказ светлыми, немного грустными улыбками, Шарон коротко поведала о спокойствии, царящем в нашем подъезде…
«Нет наркоманов, нет сумасшедших… Одна соседка немного „ку-ку“… Тебе известно».
Она имела в виду соседку снизу. В конфликте с марокканкой она держала мою сторону.
—Однако… Сегодня. Двое. Русим…
«Русские!»
—Высокие… — Она протянула руку насколько могла высоко и не согнула ладонь. — Сильные… Мафия русит…
Она сочувственно поглядела на меня. Я был ей симпатичен, потому что не выбрасывал пакеты с мусором из окна, а относил к мусорному контейнеру и всегда завязывал узлом прежде, чем погрузить в его темный, дурно пахнущий трюм.
—Они спросили: «Есть мужчина ми Русия?»
«Из России».
—Да… Я думала, им нужен господин Влад… — Она сделала осуждающую гримаску.
Я ждал. Она покачала головкой:
—Им не нужен господин Влад. Они не пошли к нему. Им был нужен ты… Все их интересовало. Я спрашивала, что ему передать. Они говорили: «Ничего не надо! Мы позвоним…» Я спросила: «Откуда вы?» Они ответили: «С о н и а!»
«С парохода! С парома! Из Одессы через Кипр?!» Я не знал, о ком думать.
Шарон в последний раз улыбнулась своей грустной улыбкой.
Следующий звонок был не телефонный. Мне позвонили в дверь. «Началось…»
—Это Рут с четвертого этажа…
Я приоткрыл дверь, держась сбоку:
— Да, Рут. Заходи.
— Я на минутку.
Холодная, зеленоглазая, она остановилась в прихожей.
«Вся в металле! Интересно: как у нее с мужиками? Это должно быть похоже на совокупление электропоездов».
Рут взяла быка за рога.
— Я тогда случайно прочла записку, которую тебе написали. Я не собиралась. Думала, просто картонка.
— Не обращай внимания, Рут!
— Может, тебе переехать? От тебя они теперь не отстанут.
Это было трогательно. Рут продолжила:
— В Неве-Якове можно дешево снять квартиру. Это недалеко. Всего сорок минут на автобусе. Ни одна собака тебя не найдет.
— Ты думаешь? — Мне просто надо было что-то сказать.
—Конечно! Или возьми Бейт-Шемеш!
Я засмеялся, чтобы ее успокоить:
—Это игра, Рут! Ты думала, правда? Венгер меня не застал, вот и оставил писульку…
Она пожала плечами:
—А это?
Протянула газету. Заголовок гласил:
«СНОВА РУССКАЯ МАФИЯ! ВЗРЫВ В ПУБЛИЧНОМ ДОМЕ! К СЧАСТЬЮ, НИКТО СЕРЬЕЗНОНЕ ПОСТРАДАЛ. ЗАДЕРЖАННЫХ ДОПРАШИВАЕТ ПОЛИЦИЯ!»
Заметка была написана в язвительном стиле: «Со звоном повылетали на рассвете стекла из некоторых окон на всех четырех этажах дома, который раз уже пострадал от взрыва. В то памятное утро пару лет назад кто-то прикрепил пакет со взрывчаткой к днищу „даяцу“, на которой прибыл тогда член влиятельного в Израиле семейства мафиози. Двор дома явно привлекает криминальный мир. Сегодня объектом покушения стал подпольный публичный дом, персонал которого прибыл из стран СНГ через Германию…»
Я быстро проглядывал сообщение.
«Следствие пока не установило личности виновных — слишком много кандидатов… Вероятнее всего, это кто-то из конкурентов по „бизнесу“. Потерпевшей — г-же Вэред (82 года), откликавшейся на имя Хэдли и кличку Графиня, приписывают заведование тайным борделем…»
Автором корреспонденции была женщина, отсюда ее особенно безжалостное отношение к героине.
«Г-жа Вэред вместе со своим другом Генрихом (34 года) не находилась в доме в момент взрыва. Она намерена подать в суд на газовую компанию „Амисрагаз“. „У меня нет ни врагов, ни конкурентов. Но если это нападение и в этом государстве есть полиция, пусть она отыщет и предаст суду виновных…“ — заявила Графиня с неподражаемым ханжеством».
—Можешь оставить газету… — любезно разрешила Рут, заметив мой неприкрытый интерес. — Бросишь потом в мой почтовый ящик…
Я вернулся в квартиру, словно почувствовав, что мне сейчас позвонят.
—Алло!..
Я узнал голос Захарии — офицера безопасности из пункта проката автомашин в Холоне. Белокожего, похожего на Александра Калягина…
По короткой паузе я догадался, что он сделал затяжку. Я уже не представлял его без сигареты в пухлой ручке.
—Сейчас ко мне приходили из миштары…
На месте полиции я бы всегда ставил на кнопку телефон человека, которому она наносила визит. Представляю, какую бездну информации содержал первый же телефонный звонок после ее ухода. Взять хотя бы этот.
— Они нашли машину?
— Да. Брошена. Пуста. Магнитофон вывернут.
— И что?
— Просто сообщили.
— В «судзуки» обнаружили что-нибудь?
—Ничего. Махровая простыня между сиденьями…
— У них возникли вопросы?
— Сказали только, где я могу ее взять. Машина оказалась в Ришон ле-Ционе.
Я не представлял, где это.
— Рядом. Пять километров…
— Известно, кто ее нашел?
— Какой-то мужик из дома поблизости. Русский, кстати.
—Машина сейчас у тебя?
— На месте. Я за ней поеду.
— Ты на своей?
— Автобусом. Машину взял сын…
Он продолжал невозмутимо курить. Может, провел гладкой ладошкой по лицу.
—Как скоро?
—Только поброюсь…
Знакомое словечко…
«Белоруссия, сябры…»
Я проучился год в средней школе милиции в Могилеве. Знал спокойный темп той жизни.
—Я с тобой. Где встречаемся?
Он подумал:
—Давай на автобусной станции в Ришон ле-Цион. У кассы. Там трудно разминуться…
После разгрома крыши активность служащих банка «Независимость» заметно пошла на убыль. Миф — будто стоит платить служащим приличную зарплату или поставить заработок в зависимость от успехов фирмы, как они от этого автоматически начнут активнее трудиться, — пока еще не изжил себя. Некоторые прекращали шевелиться сразу же, получив первые большие деньги. Всем известно: «От работы кони дохнут!» Кроме хозяина, редко кто согласен упираться рогом, уродоваться, горбатиться, ишачить, костоломить…
Все знали, что на столе президента банка находится небольшой экран, позволяющий видеть каждое служебное помещение, включая место курения. И это никого тем не менее не останавливало. Каждый час скопом ходили курить…
Лукашова была занята тем, что снимала стружку со всех подряд. Только угроза потерять то, что имеешь, а не перспектива заработать, пусть даже реальная, подлинный стимул честного отношения к своим обязанностям. И в частной фирме тоже.
Первой влетело помощнице Наташе. На стоявшем в приемной бородатом истукане, вырезанном из железного дерева, была обнаружена пыль. Сосредоточенное лицо философа покрылось серым налетом, как от проказы.
Катя метала громы и молнии, которые немедленно достигли всех служебных помещений банка. Операторы, экономисты бросились к столам, выметая из ящиков все лишнее, стирая пыль с принтеров, настольных ламп, компьютеров…
По дороге я получил дополнительные сведения о сидевших накануне в «Бизнес-клубе». Ничего особенного в них не было. Установщик, приезжавший вслед за Пастором на Россошанку, характеризовал его с уже известной мне стороны:
— Пользуется успехом у женщин. Соседи видели с весьма известными актрисами… — Далее последовали три-четыре фамилии, бывшие одно время на слуху. — Но чаще это просто профессиональные проститутки, состоящие на учете…
Мои сведения об О'Брайене обогатились подробностями биографии:
— Дед прибыл из Ирландии, принял православие…
Как в большинстве тбилисских родов, в О'Брайене было намешано по десяти кровей: ирландская, русская, грузинская, армянская, еврейская…
Окунь не только был президентом «Алькада», он значился учредителем ряда фирм. В том числе посреднической, которая специализировалась на вывозе контейнеров, — «Колеса» — «Экологический продукт». Мы вспоминали ее с начальником розыска при Павелецком вокзале Николаевым… Теперь я получил тому подтверждение.
О Ламме я кое-что уже знал от лифтерши дома, где он жил. Герой «Крестного отца» — адвокат гангстерского дома Карлсоне Том Хейган был, несомненно, более симпатичен. Во всяком случае, внешне.
Встреча крупного банковского мафиози уровня О'Брайена с уголовниками типа Окуня и Пастора не была «междусобойчиком» коллег или сабантуем в узком дружеском кругу.
Я категорически это отверг.
За столом в «Бизнес-клубе» в тот вечер сидели: первые лица, менеджеры «Алькада», глава частной адвокатской конторы, посредничавший между персоналом и фактическим хозяином фирмы, наконец, сам Хозяин, Отари О'Брайен, тот, кто в действительности получил двести миллионов кредита…
Встреча была деловой.
Обсуждалось что-то экстраординарное…
У Камала Салахетдинова было назначено совещание.
Я видел в окно, как припарковалась машина президента страховой компании, приехал Джамшит, затем крупные пайщики — члены совета директоров банка, кредитный комитет. Обсуждали создавшееся положение. Банк лишился единственной реальной силы, которая могла защитить нас физически, а также помочь вернуть кредит. С потерей крыши и расклад полностью менялся. В том, что «Алькад» нас к и н е т, и очень скоро, сомнений ни у кого не было. Банк не мог вступить в открытую борьбу. Не мог он и обратиться за помощью в правоохранительные органы, потому что сам был по уши в дерьме.
Джамшит пробыл в банке недолго. Банковский истеблишмент тоже вскоре начал разъезжаться.
Члены совета директоров приняли решение — искать компромисс с группировкой, разделавшейся с Женей Дашевским и Лобаном.
Победители, однако, пока не давали знать о себе. Выжидали.
Между тем прибыли заказанные мною сведения из третьего, наиболее засекреченного уровня информационного центра «Лайнса». Два пересланных мне документа были из совершенно конфиденциальных источников: справка регионального управления по борьбе с организованной преступностью и не подлежащее оглашению сообщение Национального центрального бюро Интерпола Бельгии… Обе бумаги были, как говорится, не для слабонервных. Узнай о них О'Брайен, он бы поручил захватить их вместе с моей головой.
«По конфиденциальным данным, — значилось в справке РУОП, — ТОО „Алькад“ является мафиозной структурой, находящейся в конфликте с криминальными формированиями, находящимися в Бельгии. Фактический владелец фирмы О'Брайен является членом русско-грузинско-еврейской мафии, а также замешан в отмывании денег…»
Дальше шли сведения оперативного характера на О'Брайена, включавшие среди прочего местонахождение жены и двоих детей, проживавших в Антверпене, в Бельгии. С женой авторитет формально оформил развод…
Пастор, работавший представителем очередной фирмы «Экологический продукт» за границей, в свое время письменно запросил О'Брайена направить в Бельгию вооруженных людей. В просьбе ему было отказано, в результате чего он фиктивно отстранился от дел, уступив президентское место Окуню…
Документ Национального центрального бюро Интерпола Бельгии содержал, собственно, почти те же сведения.
«Г-н О'Брайен, Отари, удостоверение личности NAY 193215, проживал по адресу: 2018 Antwerpen Pelikaanstraat 11/С23*, проходит по криминальным учетам Бельгии по делу об изъятии фальшивых банкнот достоинством 100 американских долларов. В настоящее время, по имеющимся сообщениям, находится в Москве…»
На обеих бумагах стоял штамп:
«Данные сведения предоставлены ассоциацией „Лайнс“ на условиях заключенного контракта и не подлежат огласке».
Неожиданно для себя я превращался в наиболее опасного для О'Брайена обладателя компрометирующей его самого и его окружение информации.
Председатель совета директоров банка хотел меня видеть. Я поднялся к нему.
Кабинет был меблирован в соответствии со вкусами главы банка. Паркет скрывало ворсистое синтетическое покрытие. Оно несло вошедшего, словно на воздушной подушке. Ноги шли сами.
Прямой, как палка, Камал Салахетдинов сидел за столом рядом с тяжелым сейфом, в котором было от силы три-четыре бумаги. Напротив, на тумбочке, работал телевизор, который он никогда не выключал. По одному из каналов передавали соревнования японских борцов сумо — самых тяжелых людей планеты. Ляжка каждого из них весила не меньше центнера. Схватки борцов длились не более нескольких мгновений.
Салахетдинов показал мне на стул, вперился в экран. Так молча мы просмотрели несколько боев.
Вызвал он меня, однако, не за этим. Он должен был выполнить весьма приятную церемонию. Камал вытащил из кармана пачку стодолларовых купюр:
—Держи!
Это были деньги для секьюрити и ментов, которых я привлек к охране ресторана во время проведения юбилея банка.
—Поблагодари каждого. Бойцы могут нам еще понадобиться. Ты понимаешь, о чем я…
Деньги были «грязные». Расписок не требовалось. По бухгалтерским проводкам операция не проходила.
Еще один толстяк-борец с округлым женским тазом появился на ковре…
— Посмотри. Это моя жена получила!..
Салахетдинов искал если не дружбы, то профессионального нейтралитета. Он подал отпечатанное на хорошей вощеной бумаге послание. Оно было адресовано персонально председателю совета директоров.
«Уважаемый г-н Камал Салахетдинов!
Милостивый государь, не будучи лично знакомыми с Вашей супругой, мы уверены, что она обладает необходимыми знаниями протокола и этикета. Тем не менее мы не сомневаемся, что участие в нашей программе «Workshop» пополнит ее познания, что будет оценено и Вами…»
— Интересно?
— Чрезвычайно.
Я мельком просмотрел текст.
Лучшие метрдотели Лондона собирались продемонстрировать супругам руководителей российского бизнеса классический стиль приема гостей — украшение столов для деловых завтраков, обедов, банкетов, приемов, фуршетов, правила хорошего тона. Стоимость поездки составляла каких-то четыре тысячи фунтов стерлингов, включая авиабилеты, пятидневное проживание, питание, услуги переводчиков.
Председатель совета директоров сделал мне неожиданное предложение:
—Хочешь отправить жену? За счет фирмы, разумеется.
Я покачал головой:
—Сейчас это опасно.
Я машинально пробежал глазами послание:
«Почетными гостями международной встречи в этом году станут также Норма Майджер, Джин Ягср, баронесса Бригита фон Фрундершусс…»
Я понятия не имел, кто эти достойные дамы.
«…Кроме того, жены послов России, Украины, Грузии… Основные темы: „Супруга руководителя. Что это значит? Как манеры могут помочь деловой карьере вашего супруга или погубить ее…“
—Ты смог бы поехать вместе с ней… Осмотреться. Сейчас многие наши дела решаются там. Ты меня понимаешь.
Я подумывал о работе частного детектива за рубежом по заказам из России. Это было интересно и достаточно высоко оплачивалось. Но моему решению еще предстояло дозреть.
Я положил послание на стол. Камал Салахетдинов смотрел на меня испытующе:
— Ну?
— Нет.
—Вот и я тоже. Я знаю, кто за всем этим стоит. О'Брайен. Я решил, что им нужен заложник…
До этого он никогда не был со мной откровенен.