—Следователь вчера при мне звонил жене насчет передачи. В Каширу ей далеко ездить. Поэтому я без сигарет, без сменки. Она должна была сегодня утром привезти…
   Дежурный молча посмотрел на меня. Ничего не сказал. Утро провели молча. Была суббота. Никого из ИВС не вызывали. Неожиданно в камере загремел замок. Тот же дежурный молча взглянул на меня, на пакет, который держал в руках. На пакете была выведена взятая мною фамилия.
   —Держите…
   Я сел спиной к глазку. Стал перебирать полученное. Несколько парниковых помидоров, огурцы. Головка свежего чеснока. Пирожки. Блок «Кэмел». Все, что я загодя приготовил сам и оставил в кабинете Николаева. Все было намеренно вскрыто, проверено. Каждый пирожок переломан. Я не спешил есть. Первым делом принялся тщательно все проверять. Пастор возвышался надо мной, с любопытством следил за моими манипуляциями. Я был неистощим в поисках весточки с воли, и наконец настойчивость моя увенчалась успехом. В одном из переломанных пирожков с рисом, в самом уголке, лежала записка — скомканный шариком кусочек папиросной бумаги. Крохотными печатными буковками там было рассыпано:
   «Следователь сказал, что завтра пойдешь домой, свидетеля твоего никто не видит уже с месяц, еще звонили из страны, надеются, ты сразу приедешь…»
   Я продемонстрировал к с и в у Пастору. Он прочитал ее очень внимательно. Все у меня внутри замерло. Пастор возвратил мне записку. Он молчал. Чувствовалось, что колеблется. Я лег. Смотрел в потолок. Принесли баланду. Пастор от своей порции отказался. Я последовал его примеру. Обед для ИВС брали в столовой на Москве-Товарной. Готовили там совсем неплохо. Внезапно он решился:
   — Если не секрет, о какой стране речь?
   — Израиль.
   — Я так и подумал. А где именно?
   — Маалей Адумим. Под Иерусалимом. У меня даже виза на руках. Приходилось бывать? — Я взглянул на его.
   — В Иерусалиме. В Тель-Авиве. В Кейсарии…
   Милицию Павелецкого вокзала не могли интересовать зарубежные связи Пастора. Сфера ее интересов простиралась до станции Павелец и еще по Окружной железной дороге…
   — Отличные места…
   — Думаешь, тебе дадут выехать?
   — Я бы не хотел сейчас обсуждать этот вопрос:
   Пастор принял решение в ночь на воскресенье. Сразу и бесповоротно. Он не сомневался в том, что само Провидение послало ему меня в камеру.
   — Мне надо передать привет моему партнеру…
   — В Москве?
   — В Иерусалиме.
   Я пожал плечами.
   — Труд оплачивается.
   — Пока я ничего не могу сказать…
   — На нет и суда нет. Но если выпустят…
   —Я сделаю что смогу. Милиция не будет об этом знать. Это могу гарантировать.
   Я и в самом деле не собирался впутывать Николаева в историю противоборства О'Брайена и Камала Салахетдинова. Бумагу мы взяли в туалете, грифель у него был. Мы сели рядом.
   —Имя придется запомнить. Отари.
   Он говорил об Отари О'Брайене…
   — Вот контактный телефон. Говорить только с ним. Тебе дадут его координаты.
   — Я понял.
   — Надо передать О'Брайену всего несколько слов. «Кассета на вилле у адвоката, в Иерусалиме…» Все!
   — Он знает, что за кассета, какой адвокат?
   — Да. Второе имя — Джамшит…
   Я едва не выдал себя:
   — Понял.
   — Джамшит подсылает своего человека в Иерусалим за этой кассетой…
   «Здорово!..»
   Разговор с Джамшитом состоялся на днях. Наедине. В «помещении для деловых переговоров», абсолютно чистом… И вот передо мной человек, который знает о задании, которое мне предлагалось.
 
   После разговора с фотокорреспондентом Мишей Левитом я нашел виллу Инны Снежневской, о которой он говорил. Вилла стояла действительно у дороги. В Рамоте. В районе новых вилл. Еще из автобуса я увидел контейнер с надписью «Союзхимэкспорт», стоявший рядом. Вокруг шло строительство. Я задал пару вопросов рабочему у контейнера, но ответа не получил. Это был араб, знавший английский язык. Он работал на стройке. Я прошел вдоль улицы. Мне встретился еще работяга, на этот раз местный…
   Всегда поражает, когда живущие поблизости аборигены не знают кратчайшей дороги, или проходного двора, или, как в моем случае, того, кто живет в соседнем доме…
   Трехэтажная белая вилла обращала на себя внимание.
   Я оглядел ее глазами секьюрити. Парадный вход был в глубине тупичка, образованного боковыми стенами. Сбоку от двери виднелось небольшое окно служебного помещения. Вилла была построена недавно. Всюду виднелись следы стройки. Лампочка над входом не была защищена, на цоколе — брызги белил. Закрытый гараж располагался на уровне второго этажа. Заезд в него был выше по склону и соответствовал уровню дороги. С горы, рядом с контейнером, на котором выведены русские буквы, был виден пустой внутренний двор.
   Это уже вторая вилла, принадлежавшая людям из команды, обслуживавшей О'Брайена.
   Первая была на Байт ва-Ган, я нашел ее по телефонному справочнику, используя контактный телефон, полученный в ИВС на Павелецком…
   Металлические шторы на окнах всех трех этажей были опущены. На многочисленных балконах не было ни одной вещи. В данный момент вилла пустовала. Это было мне на руку.
   «Арлекино неспроста начал именно со Снежневской!..»
   Я решил, что в ночь на субботу одним махом — чик-чик! — с помощью людей Хэдли осмотрю виллу изнутри…
   Влад, сосед по подъезду, в неизменном спортивном костюме, дымчатых очках, садился в «тойоту». Его друга с ним не было.
   —Привет, командир…
   Мы поздоровались. Жена его уже сидела за рулем. Она дружески кивнула мне. У нее была скупая улыбка ухоженной женщины, никогда не приоткрывающей ни перед кем мир своих истинных непростых проблем. Рукопожатие Влада было крепким. Он чуть пережимал во всем, что подчеркивало его крутость.
   — Слыхал, что они опять сделали, козлы? — Он отпустил ручку дверцы.
   — Нет…
   — Подняли цену на бензин! Совсем оборзели!
   Это была его обычная песня.
   — А вообще?
   —Тамарка на этой неделе возьмет билеты в Киев. Съездит, осмотрится. Там, глядишь, и я свалю… Пошло оно все на х… А как тебе зима эта! Ведь уже декабрь кончается!
   Он закурил:
   —В Сибири, бывало… Градусов тридцать. А спичка горит! Безветрие… Идешь на лыжах. Рюкзак двадцать килограмм. Нас посылали на вечную охоту. Ружье, два патрона… И — «гуляй, Вася!».
   Жена с улыбкой поглядывала на нас. Они куда-то опаздывали, но Влад не собирался комкать разговор. Жену он, похоже, вышколил.
   —Раз иду. Третий день. Тайга. Вижу: собаки треплют оленя, а он не бежит. Взял на мушку. Вдруг чую — как дымком потянуло. Гляжу: а сбоку костер! Якут меня самого на мушке держит… «Дагор, — говорю. — Стой, друг!»
   Вслед за Хемингуэем я не очень доверяю рассказам о себе, особенно если они выглядят правдоподобно.
   Жена снова взглянула.
   —Да счас! Успеем! Ну вот…
   Он продолжил, но уже не в охотку:
   —Попили с ним чайку. Олень, он не дикий был… Якут, помню, подарил мне два патрона МСК. Он был с карабином.
   Влад снова подал дверцу на себя:
   —Интересуешься грибами? Мы едем на гору, за Хадасой. Дождь был. Грибки должны пойти…
   По утрам каждый день они куда-то уезжали. Люди они были темные. Непонятно, как попали сюда Я отказался. Из окна на третьем этаже высунулась рука с салфеткой. То ли встряхнула, то ли подала знак. Влад достал сигареты. Крохотный белый листок выпал у него из кармана. Позади крякнула чья-то машина, стоявшая на сигнале. Тотчас местные дикие кошки — пугливые, с уплощенными мордами и грязными пятнами под переносьями — спрыгнули с мусорного бака. Отбежали. Влад спросил еще:
   — Чего-то ты последние дни как потерянный…
   — Рецензии замучили.
   —Пошли всё на х… Ну, давай!
   Они уехали. Я подобрал упавший клочок. Развернул. Бумага была на русском: «Спецсредство СС 536/43 для выведения надписей, сделанных шариковой ручкой, чернила для заполнения паспортных граф…»
   Под боком у меня, должно быть, подделывали документы. Впрочем, за Владом и его молчаливым корешем числилось не только это. Иногда я готов был подумать, не ходят ли они по карманке. При посадке в автобус в центре, у Машбира, тут часто возникали подозрительные сутолоки…
 
   Я подкрутил бинокль. Мне не померещилось! Поздно вечером на вилле на Байт ва-Ган появились обитатели. Вовсю шла хозяйственная жизнь. На первом этаже кто-то открыл окно, потянул натянутый под окном тросик, на котором сушили белье. Я услышал долгий режущий ухо звук. Женщина, развешивавшая белье, появилась на крыльце. Выскочившая из дома собака с ходу погналась за летавшими на небольшой высоте пичужками. Приземистый сильный пес сделал несколько прыжков подряд, выбрасывая одновременно вперед передние и задние лапы. Это был молодой злобный пит-бультерьер. Вслед за собакой появился охранник. Несмотря на расстояние, я узнал его.
   «Лишенный шеи, руки-крюки…»
   Это был телохранитель адвоката Ургин. С ним была его подруга, которая по совместительству вела хозяйство Ламма.
   Все больше темнело. Бинокль уже не мог мне помочь.
   Вилла спала. Светильники продолжали гореть. Несколько легких кресел в центре площадки перед входом показывали место будущих трапез…
   В глухой предутренний час я вышел из дому.
   Было ветрено. Тусклые огни на вершине Байт ва-Ган все больше напоминали захолустный мир кишлаков.
   Вилла моих соотечественников стояла особняком.
   По меньшей мере с десяток светильников освещало площадку перед входом, широкую боковую лестницу на второй этаж и балюстраду.
   Сбоку за забором, в колледже для девочек из религиозных семей, было все так же мертво, тихо. Я осторожно двинулся к подножию. Тропинкой вдоль отвесно срезанного склона подошел к вилле. Кресла, которые я видел в бинокль, стояли перед дверями за чередой невысоких пальм, на площадке из мраморной плитки. На окнах первого этажа были опущены жалюзи. Кроме того, каждое, как принято тут, имело решетку. Было полнолуние. Ни один звук не доносился изнутри. Я не знал, где находится пит-бультерьер, которого видел вечером. Со мной был «клоп», который крепился специальной пленкой. Это было подслушивающее устройство иного рода, нежели то, что стояло в квартире Кама-ла Салахетдинова.
   Там нашей целью были телефонные коммуникации.
   Это же, величиной в половину спичечной коробки, способно было транслировать разговоры, которые велись в зоне его действия. Дальность передачи достаточно солидная. С его помощью я намеревался снимать информацию без ретранслятора.
   Я быстро осмотрелся. Здесь, за границей владения, отмеченного пальмами, малейшая нерешительность могла стоить мне жизни. Ургин мог пристрелить меня абсолютно спокойно.
   Я действовал четко. Мне понадобилась секунда, чтобы выбрать место, и еще две, чтобы укрепить «клопа»…
   «Есть! Линяю!..»
   Я навел бинокль на дом. Светильники еще горели. Не шелохнувшись, стояли молодые тонкие пальмы. Внутри вроде тоже все было спокойно.
   Совершенное устройство, принимавшее сообщения «клопа» из кресла перед входом и посылавшее их в миниатюрный прибор, обладающий баснословным объемом для записи информации, родилось в свое время в секретнейшем НИИ КГБ. Я приобрел его на выставке в Манеже, где в последний раз видел в Москве О'Брайена и Николая Холомина — Арлекино. Там это устройство свободно предлагалось на рынке частной охраны. Прибор должен был начать запись автоматически при первых звуках голоса. Я включил радио. В утренних новостях меня насторожило короткое сообщение, прозвучавшее в конце последних известий, перед прогнозом погоды, когда обычно звучат криминальные новости. Я услышал слова: «миштара» — «полиция», название города «Ашдод», а затем неизвестное мне словечко «гвиа».
   «Ашдод», «полиция», «гвиа»…
   Я достал знаменитый суперсловарь банка «Дисконт».
   Перелистал.
   «Гвиа» — «corpse» (англ.) — «труп»…
   «Полиция обнаружила в Ашдоде труп! Арлекино!»
   Сообщение полиции вскоре передали по-русски…
   На вилле было по-прежнему тихо.
   Прошел час, другой. Между тем с утра мне надо было на Кинг-Джордж к иерусалимскому адвокату, работавшему с ассоциацией «Лайнс». Дата встречи определена была еще месяц назад.
   Прозвенел телефон, но я не снял трубку. Теперь я уклонялся от разговора с рэкетиром. Тянул время. Ничего хорошего от этого звонка я не ждал. Надо было уходить. Внезапно я почувствовал, что записывающее устройство работает! Я включил звук. Бесчисленные помехи, скрипы попадали на высокочувствительную аппаратуру, мгновенно становясь элементами информации. Я схватился за бинокль. Стройная молодая особа, которую я видел на фотографии с Мертвого моря… Подруга рукастого Ургина… Женщина, развешивавшая накануне белье, негромко напевала, убирая площадку перед входом. Неделя начиналась. Ургин и его боевая подруга, судя по всему, собирались обосноваться тут надолго.
   «В субботу они точно будут здесь…»
   Следовало найти способ, как их спровадить…
   Адвокат Леа — невысокая, чрезвычайно приятная женщина — была профессионально внимательна, абсолютно спокойна. В основу ее спокойствия и уверенности в себе, как мне объяснил Рембо, было положено счастливое обеспеченное детство с домашними преподавателями, машиной, которую ее родители подарили ей на совершеннолетие, и т. д. Я всегда чувствовал людей, у которых в детстве была не то что настоящая, как у нее, а просто большая игрушечная машина с педалями… У меня не было ни той ни другой, и результат — налицо. Счастливцы выросли более спокойными, терпимыми, доброжелательными… Административная власть, отобравшая у Леа «Жигули», ничего не смогла изменить в ее характере. Маленькие женщины, как известно, самые несгибаемые… Ей и ее мужу разрешили уехать из Риги одними из первых, ненадолго приоткрыв для этого крохотную калитку в гремящем «железном занавесе». Леа была бесконечно терпелива и обстоятельна. Мы проговорили больше часа. В конце приема меня ждало традиционное:
   — Могу я предложить вам чашечку кофе?
   — Спасибо. Вас ждут. Может, кофе в другой раз?
   — Ни в коем случае. Это время принадлежит вам. Они пришли без предупреждения и должны либо ждать, либо уходить. Это их дело. А в то время, которое назначено им, я буду полностью в их распоряжении…
   Это была уже не первая наша встреча. С Леа можно было отлично работать. Знакомство с материалами о незаконном переводе полученного Окунем кредита в Израиль не вызвало у нее оптимизма… Ответчиком по иску банка «Независимость» мог быть только Заемщик, каким по договору являлось юридическое лицо — ТОО «Экологическая продукция „Алькад“, или „Environmental produce «Alkad“. Директор-учредитель Окунь должен был нести ответственность в рамках своего вклада.
   —Как следует из Учредительного договора, он отвечает только пятью тысячами рублей… Сегодня — это меньше одного доллара… — Она закурила, абсолютно расположенная к общению, веселая, молодая. Думаю, ей было около шестидесяти. — При таких обстоятельствах попытка взыскания долга лично с Окуня, тем более в Израиле, безнадежна…
   — Существуют какие-либо варианты?
   — Не исключено, что в действиях Окуня имеется состав мошенничества…
   Я вздохнул.
   «Нам ли в России этого не знать!»
   Она продолжила:
   — Но, как вы знаете, между Россией и Израилем нет соглашения о выдаче преступников…
   — Есть ли у нас хоть какой-нибудь шанс?
   — Да. Многие этого себе не представляют… Вот если бы оказалось, что Окунь зарегистрировал в Израиле фирму под аналогичным названием…
   —Да…
   — Тогда мы могли бы предъявить иск фирме!
   — Каким образом?
   — Ссылаясь на то, что он перевел свой бизнес в Израиль.
   Леа вновь закурила. Сигарета к лицу худым женщинам.
   —Какие это расходы?
   Она вынула микрокалькулятор. Пошлина составляла 2,5 процента от суммы иска. Адвокатский гонорар максимально — около 10 процентов при сумме иска от шести тысяч долларов и еще 4 — от остальной суммы… При иске в двести миллионов долларов итог получался весьма внушительным.
   — При выигрыше процесса все затраты возместит ответчик. Ради эксперимента можно было бы свести расходы до минимума.
   — Надо подумать…
   Джамшит, в отличие от Камала Салахетдинова, пошел бы на необходимые затраты. Он искал дорогу в легитимный бизнес. В отличие от Камала Салахетдинова, он не был связан подписанием незаконной кредитной сделки.
   «Главное: прибегнуть к помощи закона — российского, израильского, любого, — но не бандитской крыши!»
   —Для начала попробуйте узнать, на чье имя организован бизнес…
   Я промолчал.
   —Есть ли у них счет, недвижимость… У вас проблемы?
   Было бесполезно отрицать.
   —Да. Но я надеюсь с ними справиться.
   Она с улыбкой следила за мной.
   — Для этого мне нужна помощь надежного частного сыщика.
   — Вы хотите российского?
   —Лучше израильского. Такого, в ком вы уверены.
   Леа достала из стола визитку:
   —«Нэшек». В переводе — «Оружие». Руководителя зовут Шломи. Умный мальчик. Он все вам сделает…
   Глава детективного агентства «Нэшек» назначил мне встречу в своем офисе, небольшом стеклянном «аквариуме», внутри огромного, сверкающего никелем и мрамором торгового центра. «Мальчику» было около сорока. Из них девять он прослужил в полиции, три — в армии и еще восемь — в частном сыске. Мы быстро нашли общий язык. В полиции он был вначале агентом по выявлению наркоманов, затем поднялся до резидента. В последнее время, перед увольнением со службы, на связи у него состояло уже несколько самостоятельных агентов.
   Это был накачанный смуглый выходец из Йемена. Грубая чистая кожа. Большой рот. Длинные ресницы почти полностью прикрывали глаза. На службе он был в белой сорочке и джинсах. Типичная для местных секьюрити широкая куртка с обрезанными рукавами, позволяющая свободно двигаться, висела на спинке стула. Пистолет торчал сзади за поясом, вверх рукояткой. Агентство специализировалось на слежке за супругами. Клиенты обычно оплачивали двух спаренных детективов. Это им стоило пятьдесят долларов в час. Одним из них обычно была женщина — «хокэрэт»…
   —Все просто! Муж уезжает в отпуск на Гавайи и поручает следить за своей женой и своим собственным братом, которых он подозревает. Мы берем на себя обязательство подловить любовников на «горячем» и сфотографировать их. Что может тебя интересовать?
   Я сформулировал заказ:
   — Мне нужно, чтобы два человека, мужчина и женщина, находясь где-то вне Иерусалима, вне дома, думали бы, что их не слышат. А ты записал бы их разговор…
   — Любовники?
   — Можно сказать, муж и жена.
   — Русские?
   —Да.
   — Мафия русит?
   — Вроде того…
   — Расскажи подробнее.
   — Они живут на вилле. Она убирает, он — телохранитель.
   — А почему они не могут говорить спокойно у себя дома?
   Я не мог признаться ему, что собираюсь посетить виллу в Рамоте, за которой Ургин, возможно, обязан присматривать, а может, и охранять.
   — Им позвонят туда, где они будут находиться. Скажут несколько слов. И они разговорятся. А мы запишем.
   — Понимаю.
   Банальный прием в агентурно-оперативной работе.
   — Леа знает, о чем ты просишь?
   — Я не посвящал ее в тонкости… Комбинация тебе по плечу?
   Он кивнул. Я уже знал, с какого слова он начнет.
   —Смотри!
   «Так и есть!»
   — …В разведенной семье две несовершеннолетние дочери по суду обязаны проживать вместе с отцом, мать — отдельно. Младшая дочь сообщает матери, что отец живет с сестрой как с любовницей. Мать обращается к нам. Надо было вытащить отца со старшей дочерью из дома… Похоже на то, что тебе нужно. Только у тебя супруги…
   —Да.
   — Мы применили такой прием: сыщики обошли весь дом, жильцам задавали три простых вопроса. — Шломи сложил щепотью три пальца. — Якобы для изучения общественного мнения. Сравнение фирм, футбольных команд, что-то еще. Победитель получал на субботу номер в отеле. Задали вопросы и отцу дочерей. Через неделю сообщили результаты лотереи. В доме выиграли трое. Среди победителей отец девочек. В пятницу он отослал младшую к матери, а со старшей уединился в отеле…
   — Да…
   За стеной находились детективы. Сняли полнометражный фильм об отношениях родителя с дочерью. Тебе, как я понимаю, фильм не нужен. Только аудиокассета…
   —Да. В следующую субботу. Я готов подписать договор.
   Он вытащил микрокалькулятор:
   —Это аванс…
   Он не назвал сумму, показал цифирки на экране. Не опасался ли он сам «клопа», установленного каким-либо шустрым инспектором налоговой полиции у него в офисе? Я потер пальцами… Во всем мире это означает нал.
   —Согласен.
   Я достал бумажник. Отсчитал стодолларовые купюры.
   —Бумага мне не нужна.
   Он оценивающе взглянул на меня. Я не боялся обмана. Сила, на которую я мог опереться, была сильнее закона. Во всем мире она получила название «русская мафия». На иврите «мафия русит».
   —Времени остается мало.
   —Не волнуйся. Теперь это уже моя проблема.
   Следуя совету адвоката, я параллельно занялся недвижимостью, принадлежащей нашим противникам. ТАБУ, городское бюро инвентаризации, помещалось в центре Иерусалима, все на той же Кинг-Джордж, в светлом здании, напоминавшем банк. В окне на первом этаже светился большой аквариум с рыбками. У входа средних лет вахтер, как принято, осмотрел сумку, убедился, что в ней нет никаких взрывных устройств, показал на лифт.
   Я уловил в его взгляде молчаливый вопрос, заданный на понятном мне языке.
   —Справку о недвижимости… — ответил я.
   Для моей цели годилась любая консультация. Я не представлял, как подступлюсь к выяснению принадлежности вилл.
   — Квартиру покупаешь?
   Мы разговорились.
   — Хозяин послал.
   — Давно здесь?
   — Года нет. А ты?
   —Шесть лет. — Он оказался из Кривого Рога. Инженер. — Выпускал крышечки для консервирования. Только не эти — обычные, а для военной промышленности. За ними все гонялись.
   Мы говорили уже как знакомые.
   —А зачем хозяину справка из ТАБУ?
   Я развел руками.
   — Он тебе дал удостоверение личности? Номер теудат зеута?
   — Ничего…
   — Получить такую справку тут непросто. Нужно знать точно номер папки и раздела в папке, где находится документ. На иврите это «гуш» и «халка»…
   — Черт побери! Он уехал… А когда приедет, ему нужна будет справка…
   Несколько израильтян прошествовали внутрь. Мой знакомый привычно обследовал их сумки.
   —Подожди, я узнаю.
   Он позвонил кому-то. Ответ оказался неутешительным:
   —Тут тебе не будут искать ни «гуш», ни «халка». Надо в мэрию — «ирию»… Напротив Главпочтамта. Знаешь? Потом к нам…
   В «ирие» я оторвал при входе талончик с номером очереди. Прошел внутрь. За столами, обращенными к залу, находились служащие, каждый за своим компьютером; Напротив, отделенные от столов символическим ограждением, сидели граждане. Освободившись от очередного посетителя, чиновник нажимал на кнопку — и на стене зажигалось табло с номером следующего. До меня оставалось около двадцати номеров. Я прошел вдоль ограждения, выбирая по лицу подходящего служащего. Несколько физиономий я с ходу категорически забраковал, заподозрив в них с трудом сдерживаемую брезгливость, раздражение и оскорбительное недоверие. Случайно я увидел входившую в зал чиновницу, она шла к своему столику. Короткой челкой и ростом она напоминала цирковую лошадку с короткими крепкими ножками, стриженым затылком. Крепкотелая, невысокая…
   «Пони. Маленькая веселая лошадка…»
   В одном ухе у нее вместо серьги болталась английская булавка, в другом золотой ключик… В лице было что-то родное. Я пропустил свой номер, вспыхнувший на табло. Подождал, пока Пони освободится.
   — Монинг…
   Мы сразу выяснили, что она знает английский в той же мере, в какой я знаю иврит. И это было к лучшему. Мы быстро познакомились. Родители Розы были из Польши.
   Мне надо было узнать номер папки и раздел в ней, где находились документы на виллу, указанную мне Левитом…
   У меня наготове была легенда.
   —Муж и жена купили дом. Муж погиб. Авиакатастрофа над Аргентиной. Родители погибшего в Буэнос-Айресе. Они бедные люди. Фактически голодают… Других детей нет. Они хотят поднять вопрос о разделе домовладения… Это в Рамоте!
   Роза смотрела на меня из-под челки голубыми славянскими глазами.
   —Отец плакал. Он не видел сына много лет. У него третья стадия Паркинсона. Необходимо лечение…
   В нужный момент я круто ввернул:
   — Фамилия его вдовы — Снежневская…
   — У вас есть номер ее паспорта? Теудат зеут?
   — Я не знал, что это нужно. Снежневская, у нее тоже польские корни. Инна…
   Роза тем временем уже вошла в компьютер. Я догадался, что данных, указанных мною, она не видит.
   — Вторая фамилия Ламм. Может, дом записан на эту фамилию. Брат у нее известный юрист.
   — Ламм. Эта фамилия тут есть…
   — Я же говорю…
   — Гуш 117, халка 68…
   Я поднялся, вытирая лоб, пошел к выходу. У двери обернулся, чтобы поблагодарить! Итак, вилла в Рамоте, как и на Байт ва-Ган, тоже принадлежала Ламму…
   В бюро инвентаризации я снова предстал перед моим новым знакомым.
   — Привет…
   Он узнал меня. Исподволь заглянул внутрь моей наплечной сумки:
   — Оружие есть?
   — «Калашников»… Откуда?!
   — Такой порядок.
   Процедура проверки сумок была чисто формальной.
   За его спиной на окне светился аквариум с рыбками.
   — Удалось, что ты хотел?
   — Вроде.
   У меня теперь было что предъявить Леа, нашему адвокату. Только сначала следовало закрепить результаты в ТАБУ.